А вот в плане бизнеса Дартингтон видел необходимость оставаться в сердце Европы. С точки зрения интересов его компании не могло быть и двух мнений: Европа оставалась единственным реальным путем для продвижения вперед. Он подчеркивал это во всех своих деловых речах, и, без сомнения, именно из них Эшер почерпнул информацию о его «евролюбии». С точки зрения самого Дартингтона, ЕС занималось просто-напросто взяточничеством. Вступайте в него – и у вас будет шанс побороться за контракты; не вступайте – и у вас не будет никаких шансов вообще. Лично он ненавидел коррупцию и отнес бы себя скорее к «евроскептикам». И бывали моменты – например, как только на экране телевизора появлялось одиозное лицо Жака Делора, – когда он чувствовал себя чуть ли не «евроненавистником» и готов был присоединиться к мнению, что отношение к Европе покойного маршала авиации сэра Артура Харриса было самым практичным.
   Что он действительно не переваривал, так это чуть ли не религиозную горячность, с которой проевропейски настроенные фанатики отдавались своему делу. Все они пользовались одной и той же лексикой и перемежали свои и без того до идиотизма бессвязные речи совершенно дурацкими метафорами. Все они, как и Эшер, употребляли возвышенные слова о «европейской мечте» или «европейском видении». Это не было ни мечтой, ни видением, считал Дартингтон. Он посмотрел эти слова в словаре. Одно из значений у них было общим и, в данном случае, более точным – «галлюцинация».
   Однако он должен был признать, что предложенные Эшером замыслы чем-то ему импонируют. Будет что рассказать своим внукам! Нет, решил он по размышлении, об этом он, видимо, не сможет рассказать никому. Но какова мысль! Уже сама по себе возбуждает! Опять это слово, но, черт подери, – почему бы и нет? Моложе он не становился, а в жизни каждого мужчины должно произойти что-то такое, о чем можно было бы потом вспоминать. Мальчишка-мастеровой, ужасно покалечившийся в восемнадцать лет в результате аварии на стройке, теперь собирался потрясти мир. До наступления уик-энда вся его энергия была направлена на то, как сохранить компанию в условиях глубокого спада, обрушившегося на строительную индустрию. Может быть, это именно то, что нужно, чтобы вытащить его из подавленного состояния…
   Мужчины закончили ленч незадолго до наступления трех часов и снова прошли на палубу. Эндрю разлил кофе из серебряной турки. Погода стояла умиротворяющая и даже расслабляла, и Дартингтон вдруг понял, что чувствует себя на седьмом небе. Что за жизнь, подумал он. Тебе уже шестьдесят, а тут вдруг подворачивается такое дело. Почему бы и нет!
   – О'кей, Роджер, я заинтересовался. Я очень захотел этим заняться. Думаю, что знаю, с чего следует начать.
   – Прекрасно! – прогудел Эшер. – Прекрасно! Если можно так выразиться, очень разумное и патриотическое решение.
   Он сделал паузу, и в его голосе появились торжественные ноты:
   – Теперь я могу вас конфиденциально заверить, что правительство не оставит вас в накладе.
   – Не понял. Мне показалось, вы упомянули о том, что правительство не знает о нашем разговоре.
   – Все верно. И официально они так ничего и не узнают о вашем участии – официально.И я это особенно подчеркиваю. Как бы то ни было, я уполномочен заключить соглашение от имени правительства.
   – Что вы имеете в виду?
   – Для всех нас сейчас тяжелые времена, – пояснил Эшер. – Вы уж извините, но я тут навел кое-какие справки. Да и в «Даркон» у меня кое-что вложено, – добавил он, пожав плечами. – Не секрет, что за последний год или около того строительный бизнес серьезно пострадал.
   – К чему вы клоните, Роджер? – Хладнокровия Дартингтона как не бывало, и лицо его приобрело сварливое выражение. – Мы пока что не идем с молотка, если вы это имеете в виду.
   – Нет-нет, Боже упаси, нет! – запротестовал Эшер. – Мой дорогой друг! Того и близко в мыслях не было. Я предлагаю совершенно другое решение ваших проблем. Потерпите, пожалуйста, и я все объясню.
   Эшер собрался с мыслями и ободряюще улыбнулся. Дартингтон продолжал подозрительно молчать.
   – Если я не ошибаюсь, то на текущий момент «Даркон» готовит в общей сложности девять заявок на подряд для крупных строительных контрактов по всему миру: три из них – в Соединенном Королевстве, еще два – в Европе, остальные – за океаном. Под крупными, – добавил он, – я подразумеваю контракты, стоимость каждого из которых превышает пятьдесят миллионов долларов США.
   У Дартингтона стала потихоньку отвисать челюсть, в то время как Эшер, которого теперь уже никто не прерывал, продолжал давить:
   – Любой из этих контрактов, если «Даркону» повезет с заявкой, позволит вашей компании некоторое время держаться на плаву. Вы бы тогда выжили. Если бы вас одарили двумяконтрактами, то будущее «Даркона» было бы прямо-таки розовым. Но конкуренция тут, конечно же, жестокая. – Эшер шумно допил свой кофе. – Скажу прямо, если наш замысел осуществится успешно, правительство гарантирует, что две из ваших заявок будут приняты. Конечно, никогда не исключена вероятность того, что вы сможете выиграть третий контракт, а то даже и четвертый – все по заслугам. Но я вам даю минимальные гарантии, что вашими станут по крайней мере два.
   Теперь челюсть Дартингтона опустилась куда-то в район грудной клетки. Он безмолвно глазел на Эшера и обдумывал потрясающее обещание, которое ему только что дали. Это должно быть именно обещанием. Магнат дал его послетого, как Дартингтон согласился, а не раньше. С какой бы стати ему это делать, если бы он не подразумевал именно то, что обещал, и если бы он не мог выполнить свое обещание? Значит, это правда.
   Эшер поднялся, ободряюще хлопнул Дартингтона по плечу и зашел внутрь салона, оставив изумленного гостя сидеть там, где он сидел.
 
   Тремя часами позже стюардесса «Гольфстрима IV» сообщила пилоту, что сэр Питер Дартингтон ведет себя довольно-таки странно. Немного необычно, сказала она. Каждые несколько минут мужчина, словно школьница, вдруг прыскал со смеху. Без всякой на то причины, уточнила она. Считает ли он, что с Дартингтоном все в порядке?
   Пилот посоветовал ей не беспокоиться. Босс часто оказывает на людей весьма странное воздействие.

4

   Эду Хауарду исполнилось сорок пять. Это был высокий, худощавый, темноглазый мужчина с тринадцатилетним опытом боевых действий за плечами: с 1966 по 1979 год он был кадровым офицером Королевской морской пехоты и диверсионной корабельной службы.
   Женился он в 1976-м. Очень скоро его жена, Клэр, стала на него давить, чтобы он оставил спецназ и нашел себе работу с большим окладом и как-то нормированным рабочим днем. Когда отец его друга из американских войск особого назначения предложил ему работу в Сити, Клэр заставила его согласиться. Крайне неохотно он подал в отставку и принял предложение.
   Хауард знал, что ему будет недоставать армии, но даже не представлял, какой смертельно тоскливой станет его жизнь. В Лондоне он чувствовал себя неуютно. В Сити никого не знал, понятия не имел о товарном бизнесе и никогда не управлял конторой. Через неделю праздного шатания он сообщил своему нанимателю, что тот выбрал неподходящего человека для такой работы, однако старика Зиглера это ничуть не смутило. На самом деле он был даже доволен – Хауард проявил честность и прямоту.
   – Эд, я тебя нанимал не за знание будущего рынка. Я нанял тебя за твои суждения и способность доводить дело до конца. Найди верных людей, разбирающихся в деле, и присматривай за их работой. Это все, что мне надо.
   Хауард подумал, что старик говорит искренне, но только до определенной степени. Он не упомянул еще одного мотива: ему хотелось, чтобы его сын Майк последовал примеру Хауарда. Старик Зиглер не раз говорил о своих надеждах, что сын наконец «перестанет гарцевать в мундире и устроит свою жизнь, занимаясь бизнесом».
   В течение последующих трех лет надежды старика по поводу Хауарда полностью оправдались. Хауард пропахал рынок, отыскал честолюбивого, но обиженного молодого торговца, который работал на крупную компанию, и убедил его перейти к себе. Торговец привел с собой команду. Хауард предоставил им свободу действий и установил щедрые премиальные; все это вылилось в напряженную работу и преданность, а после трехмесячной депрессии привело к началу исключительно удачной операции. Старик Зиглер был восхищен, а Хауард, к своему удивлению, обнаружил, что и впрямь достаточно здорово управляется с делом. Его торговая команда охотно – если не с облегчением – переложила на него все административные заботы.
   Относились к нему хорошо, платили еще лучше, но он так и не смог преодолеть свою нелюбовь к удушающим ограничениям Сити. Хауард терпел три года, а потом заявил своему хозяину, что хочет уйти. Старик был расстроен, но принял отставку.
   – Чем ты собираешься заняться, Эд?
   – Личная и общественная безопасность – советы компаниям и частным лицам по вопросам безопасности, постараюсь, чтобы они не очень страдали от домогательств террористов и похитителей заложников. Сегодня на все это большой спрос. А еще – это больше похоже на то, чему меня учили.
   – Майка тоже берешь к себе? – полуутверждающе предположил Зиглер-старший.
   Его сын последовал примеру Хауарда, но по прошествии некоторого времени старик понял, что Майк не создан для коммерции.
   – Я его не спрашивал, – ответил Хауард, – и не стал бы спрашивать без вашего на то благословения. Но, возможно, он захочет примкнуть, когда услышит об этом деле. Я не буду его просить, но, если он ко мне обратится, я приму его с распростертыми объятиями.
   Старик покорно вздохнул. Он пожелал Хауарду всего самого доброго, и они расстались искренними друзьями.
   Когда он сообщил Клэр, что распрощался с конторой, та пришла в ужас, а когда он поведал, чем собирается заняться взамен, она на почве этого прямо-таки рехнулась. Две недели она негодовала, разражаясь бранными тирадами по поводу и без повода, как последняя стерва. В конце концов ему это надоело, и он сказал, что ей лучше подыскать себе вместо него какой-нибудь «коврик, чтобы вытирать ноги», который станет сносить вспышки ее раздражения и при том обеспечит тот изнеженный образ жизни, к которому, опять же благодаря ему, она привыкла. Клэр заверещала и швырнула в него огромный нож для разделки мяса; тесак пролетел мимо и, разбив вдребезги кухонное окно, чуть было не обезглавил дымчатую белку, совершавшую налет на птичью кормушку снаружи. В ответ, чтобы охладить пыл жены, он спокойно вывернул ей на голову кастрюлю с остывшим супом гаспачо, а затем подошел к телефону и отменил ужин с гостями. Хауард никогда не любил гаспачо – он вызывал у него несварение.
   На следующий день дорогое платье Клэр забрали в химчистку, чтобы отчистить пятна от супа. Очень скоро Хауарда тоже «почистили» с помощью последовавшей за этим мерзкой процедуры развода. Отчасти из-за отвращения к публичным разбирательствам, отчасти из-за слабоватого адвоката он остался с пятьюдесятью процентами от дома в Фулеме, но со ста процентами выплаты от оставшегося долга по ипотечной ссуде – то есть фактически ни с чем. Его сбережения ушли на судебные издержки, изрядную выплату на обустройство Клэр и небольшенькую квартиру в Уондзуорте. Денег на то, чтобы вложить в новое дело, осталась капля.
   Именно Майк Зиглер, сын старика, помог ему тогда с финансами. Они вместе начали дело и набрали команду знакомых отставников – в основном бывших спецназовцев. Так родилась «Экс-эф секьюритиз». [4]Майк Зиглер и его четверо ребят управлялись с американским и дальневосточным рынком из Лос-Анджелеса, в то время как Хауард и полдюжины остальных приглядывали за более обширным рынком в Европе, Африке и на Ближнем Востоке из лондонского офиса.
   Благодаря попытке похитить их богатого итальянского клиента успех к ним пришел быстро. Похитителям крупно не повезло – один из людей Хауарда в тот момент находился непосредственно рядом с клиентом. Попытка была пресечена весьма впечатляющим образом. Три похитителя с острова Сардиния были решительно обезоружены, а затем помещены на несколько недель в госпиталь, где они и находились до суда под усиленной полицейской охраной, которая в данной ситуации выглядела как-то нелепо. Даже если бы четверо вооруженных carabineriспали сутки напролет, напились в стельку или решились на то и другое одновременно, чего они, конечно же, не делали, злоумышленники были просто не в состоянии предпринять всякую попытку к бегству. На суде их адвокат особо упирал на то, что он назвал «чрезмерной степенью насилия», которому подверглись его подзащитные со стороны оперативника «Экс-эф секьюритиз» – этого душегуба, мистера Харриса. Ему не пришлось пояснять сказанное. Физическое состояние «жертв» неблагосклонности мистера Харриса – каждого ввезли в зал на кресле-каталке, у каждого были загипсованы обе руки и правая нога – говорило само за себя достаточно красноречиво.
   Однако оказалось, что судья не испытывает ни малейшего сочувствия по поводу постигшего их несчастья. Напротив, он с интересом выслушал свидетельские показания мистера Харриса. Вот человек, подумал судья, который все делает наверняка. Он с мудрым видом кивнул, когда Харрис простосердечно объяснил, что лучший способ не дать вооруженному человеку выстрелить – это сломать ему обе кисти рук; он опять кивнул, когда Харрис продолжил объяснение, что самый надежный способ не дать человеку скрыться до прибытия полиции – это выбить ему правое колено. Что и было, как поведал Харрис, просто и быстро сделано. Нет, он не помнит, чтобы засекал время, но на все про все ушло секунд пять или десять. Нет-нет, не на каждого, уточнил он, на всех троих вместе.
   Да уж, подумал судья. В том, что сообщил мистер Харрис, логика была непробиваемой. Он так и сказал в заключительном слове, добавив, что, по его мнению, мистер Харрис проявил разумную инициативу и оказал обществу весомую услугу, а те, кто подвергаются риску быть похищенными, поступят просто-напросто глупо, если не воспользуются услугами мистера Харриса и организации, на которую он работает.
   Процесс получил значительную огласку. Целый ряд видных граждан и организаций отнеслись к рекомендациям судьи вполне серьезно, и работа закипела. «Экс-эф секьюритиз» процветала. Был, правда, временный спад, когда Хауард и еще один из его людей провели шесть месяцев в турецкой тюрьме в Анкаре. Их арестовали по обвинению в передаче выкупа за похищенную жертву, но даже это обернулось на пользу фирме. Жертва, вместо того чтобы пополнить ряды исчезнувших промышленников, была освобождена и находилась в добром здравии. Компания, где работал этот человек, послала за Хауардом только после того, как похищение уже произошло, и сейчас должным образом его отблагодарила.
   Однако турецкие власти не проявили должного понимания. Тем не менее, несмотря на тот факт, что благодаря Хауарду деньги на выкуп были возвращены, а похитители арестованы и расстреляны, согласно местным полицейским правилам, Хауард и его коллега были осуждены за участие в незаконных сделках с преступниками. Компания жертвы очень высоко оценила то, что на суде Хауард молчал и помог им избежать обвинения; с тех пор все свои проблемы по вопросам безопасности она препоручала «Экс-эф секьюритиз».
   Называлась эта компания «Дартингтон констракшн лимитед», а позднее – «Даркон интернэшонал пи-эл-си». Сейчас Хауард находился в Кенте, в домашнем кабинете председателя совета директоров этой компании, и сидел за столом лицом к лицу с самим председателем.
   – Вы это серьезно, Питер? – поинтересовался Эд Хауард и понял, что уже знает ответ.
   В глазах Питера Дартингтона он увидел то целеустремленное выражение, которое уже не раз замечал и раньше. На какое-то время он усомнился – не сошел ли Дартингтон с ума. Его сотрудничество с сэром Питером было продолжительным и обоюдовыгодным, и Хауард подумал, что ему будет жаль, если придется потерять одного из своих самых лучших клиентов.
   – Серьезней некуда, Эд. Мне хотелось бы, чтобы вы изучили вопрос – скажем так, гипотетически – и дали мне знать, что вы по этому поводу думаете. Если вы действительно придете к выводу, что не стоит даже и начинать, тогда нам обоим придется забыть о том, что этот разговор вообще имел место; но если вы сочтете, что подобное осуществимо, то я хотел бы знать, как это можно было бы сделать и кто готов за это взяться. Вы не могли бы предоставить мне доклад, скажем, недельки так через две?
   Хауард задумчиво потер подбородок.
   – За две недели, Питер, глубоко не копнешь. Но я могу навести кое-какие справки общего плана и взвесить возможности. Откровенно говоря, мне не известно больше того, что пишется в газетах. Но для вас, да, я кое-что разузнаю.
   – Хорошо. Теперь, боюсь, вам придется следовать различным ограничениям. Первое: никто ничего не должен знать, поэтому, пожалуйста, не надо обращаться ни к кому из моих людей. Если же вам понадобится переговорить с кем-то из ваших, а я настаиваю, чтобы число тех, с кем вы будете консультироваться, было сведено до абсолютного минимума, то о моем участии в деле они не должны знать ни при каких обстоятельствах.– Дартингтон сделал паузу, чтобы прикурить сигарету. – Второе, и не менее важное: вы не должны обращаться к людям, которые могли бы передать все властям. Боюсь, что это полностью исключает какие-либо контакты по какой бы то ни было причине с теми друзьями, которые у вас, вероятно, есть в полиции и службах безопасности. Дело это исключительно неофициальное и таковым и должно оставаться. Глупо в данных обстоятельствах, но ничего не попишешь.
   А вот это с твоей стороны не очень умно, Питер, подумал Хауард. Последним небрежным замечанием ты засветился.
   – Питер, – произнес он вслух, – у меня пара вопросов. Во-первых, я так понимаю, что, если мне удастся представить удобоваримый план, вы захотите, чтобы я в действительности все организовал и претворил его в жизнь. Правильно?
   – Правильно.
   – Ладно. Это так, для справки, чтобы я был просто в курсе. Теперь второй момент. Затея сопряжена с огромнейшим риском. Она наверняка более рискованная, чем все, что мне приходилось делать раньше, и будет таковой для любого, кто согласится принять в ней участие. Вы понимаете, к чему я веду?
   – Не совсем. Но продолжайте.
   – Я хочу сказать, что после подобного дела ни один человек не смог бы вернуться к прежней жизни. У каждого, кто согласится в нем участвовать, должны на это иметься самые веские мотивы – ведь, случись что не так, все шансы за то, что в лучшем случае его просто пристрелят к ядреной матери. Мы здесь говорим о крупном деле, и, я надеюсь, вы простите мне подобные выражения. Каков наш бюджет?
   Прежде чем ответить, Дартингтон затянулся сигаретой и исподлобья уставился на Хауарда.
   – Эд, я уже сказал, что говорю серьезно. И я понимаю, что дело крупное. Если вы справитесь, я готов заплатить вам пять миллионов фунтов стерлингов.
   – Питер, боюсь, что этого будет недостаточно. – Хауард сделал паузу и всмотрелся в лицо Дартингтона. Не мелькнула ли на нем тень удивления? – Взгляните на это с другой стороны. Мне потребуется сколотить команду из самых высококлассных специалистов. Вместе эти люди, вероятно, смогли бы взять Английский банк, если не любой другой. Наверняка они смогли бы осуществить серию крупных краж, а потенциальный куш миллионов в десять, а то и больше разделить между собой. И в процессе этого они не будут подвергать себя риску быть убитыми. Ладно, любой, кого я выберу, будет законопослушен, так что они не станут заниматься чем-то вроде этого – в противном случае я бы их не нанимал. Но ведь и то, что вы просите их сделать, тоже не совсем законно.
   Не опуская взгляда, Дартингтон стряхнул пепел в небольшую серебряную пепельницу на столе.
   – Для начала, – продолжал Хауард, – я должен попросить пятьдесят тысяч только на подготовку доклада. Если окажется, что он обойдется дешевле, я вам сообщу. Если план вас удовлетворит и вы дадите «добро» на его осуществление, то речь пойдет о еще как минимум полумиллионе на непредвиденные расходы. Далее, будут еще и запланированные расходы. – Он снова сделал паузу; лицо Дартингтона оставалось безмятежным. – Только они одни могут достигнуть миллиона фунтов. И сверх всего этого – остается вопрос о вознаграждении. Повторяю, учитывая весь риск, оно должно быть стоящим для участников. Я посоветовал бы вам поискать, по крайней мере, десяток миллионов. Честно говоря, думаю, что за меньшее никто из профессионалов даже близко к делу не подойдет.
   Взгляд Дартингтона стал тяжелым, наконец он заговорил:
   – Я вполне понимаю вашу позицию, Эд. Мне ясно, что вы имеете в виду. О'кей. Принимайтесь за доклад. – На мгновение он задумался. – Я посмотрю, что тут можно сделать с финансами. Вы понимаете, – он ободряюще улыбнулся Хауарду, – десять миллионов фунтов – изрядная сумма, чтобы так вот с ходу ее выложить. Но я посмотрю, что тут можно придумать.
   Дартингтон сделал движение, чтобы встать, но Хауард остановил его, подняв руку:
   – Остался еще один маленький вопрос, Питер. В такого рода делах вас могут подстеречь неприятности самого неожиданного свойства. Вы уже указали на одну из них – безопасность. Я приветствую ваше желание, чтобы никто из ваших людей в этом больше не участвовал. На самом деле мне пришлось бы настоять на таком условии, не упомяни вы об этом сами. Что же касается лично вашего поведения в связи с данным проектом, вам придется вести двойную жизнь в собственной компании и даже в собственной семье. Никаких секретарей, никаких записей, никаких пометок, никаких следов – вообще ничего. То же самое касается и меня до тех пор, пока я не начну набирать команду. Ни-че-го. Вы улавливаете, о чем идет речь?
   Дартингтон согласно кивал головой.
   – Поэтому, – продолжил Хауард, – может быть, стоит начать работу именно так, как мы и планируем?
   Дартингтон сделал недоумевающее лицо. Хауард протянул руку.
   – Пленку, Питер. – Он раскрыл ладонь вверх. – Будьте добры, отдайте мне вашу пленку.
   Лицо Дартингтона быстро прояснилось от понимания, что же от него хотят. Правда, Хауард не мог сказать наверняка, был ли тот искренен, но Дартингтон открыл ящик стола и выключил аппарат, который бесшумно работал на протяжении всего разговора. Он достал кассету и со слегка виноватым видом передал ее Хауарду.
   – Все в порядке, Питер. В нормальных обстоятельствах это была бы обычная разумная предосторожность. Извините, что так уж вышло. На самом деле я рад видеть, что вы следуете моим советам на этот счет. Но ведь нашу встречу не назовешь ни нормальной, ни обыкновенной, не так ли? – Хауард ухмыльнулся и встал из-за стола. – Я буду у вас через две недели. Если я куда-то продвинусь, то приложу к докладу необходимые расценки и порядок оплаты. Я принесу доклад – в одном экземпляре, – чтобы вы его прочитали. Затем я его заберу и уничтожу. Что-нибудь еще?
   Больше вопросов не было. Дартингтон проводил Хауарда до автомобиля и, когда тот вырулил на покрытую гравием подъездную дорогу, прощально помахал ему рукой.
   Мысли Хауарда были лишь наполовину заняты управлением машиной, когда его «сааб» летел по шоссе М2 обратно в Лондон. Его мозг старался проникнуть в скрытый смысл встречи с Дартингтоном. Он заставил себя на какое-то время сосредоточиться не на том, что было произнесено вслух, а на том, чего Дартингтон не сказал.Оставь пока в стороне сам проект, убеждал он себя, сосредоточься на возможных причинах, которые движут Дартингтоном. Промышленник раскрыл защиту, когда сделал замечание, что глупо не иметь никаких дел со службами безопасности «в данных обстоятельствах». Еще он выглядел неуверенным при обсуждении финансовых вопросов. Ладно, десять миллионов – огромные деньги. Разве любой не задергался бы от такой цифры? Конечно, задергался бы. Но он не казался обеспокоенным – всего лишь неуверенным. И почему сам Дартингтон захотел принять участие в этом деле? Хауард знал, где осуществляются текущие операции «Даркона» и до каких пределов простираются интересы компании. При существующем положении вещей ничто не угрожало им до такой степени, чтобы оправдать акцию, которую затевал Дартингтон.
   Хауард подъехал к дому и поднялся в свою квартиру. Он налил себе виски и разжег небольшой огонь в камине. Усевшись в кресло, он стал не спеша взбалтывать кубики льда в стакане, наблюдая, как чернеет и корежится магнитофонная кассета. Пламя жарко полыхнуло, когда огонь добрался до самой пленки. Хауард продолжал размышлять, кто же стоит за сэром Питером. Правительство? Вероятно. Но что-то во всем этом не совсем чисто.
   Хауард подошел к столу, включил персональный компьютер и подождал, пока тот с гудением ожил. Когда компьютер запросил пароль, он набрал необходимый код и ввел команду, вызывающую программу для обработки текстов. Хауард открыл новый файл в оперативной памяти и подумал, что не станет доверять его машине. В процессе работы он станет держать его на трехсполовинойдюймовой дискете, которая все время будет находиться либо в сейфе, либо у него на теле. Компьютер высветил на экране: КОМУ –, и Хауард просто набрал: ПД. Ниже уже горело: ОТ КОГО – ЭХ, и курсор переместился в конец третьей строчки: ТЕМА –. Он набрал название и откинулся на спинку стула. Хауард подумал, что, даже если у него ничего не выйдет – а скорей всего так оно и будет, – его ожидает интереснейшее теоретическое упражнение. Он позволил себе мысленно расслабиться и перебрал в уме несколько источников информации из того множества, куда ему предстояло обратиться. Хауард уставился в окно, едва замечая нежное шевеление листьев вишни, что росла снаружи. Мысли его блуждали где-то очень далеко.