Семеро мужчин в «лендкрузере» были молчаливы и подавлены. Сообщение Хауарда о Денарде явилось для них тяжелым ударом. Харрис и Акфорд втиснулись на переднее пассажирское сиденье. Сидевший за рулем Палмер с угрюмым видом старался вести машину по гудронному шоссе как можно более мягко и ровно. Он понимал, что для тех, кто находился за его спиной, непереносимы даже небольшая тряска и резкие рывки, а Хауард пока исключил остановки.
   Макдоналд сидел в багажном отделении в конце салона вместе с Зиглером, который собирался обработать рану в предплечье егеря. Им было тесновато среди багажа команды, но Макдоналд чувствовал себя вполне удобно. Укол, который сделал ему американец, уже притупил боль, и он начинал ощущать какую-то необычную отстраненность и легкость в голове. Интересно, что он мне ввел, рассеянно подумал Дэнни.
   – О'кей, Мак, теперь боли не будет, но общая чувствительность останется, – сообщил американец, срезая с раны повязку. – Я собираюсь вычистить это месиво. Но если честно, выглядит она у тебя не так уж и плохо.
   Макдоналд безразлично посмотрел на рану. Большая пуля прошла прямо через мускулы на внутренней стороне предплечья и оставила огромную дыру, которая сейчас была полна крови и вдавленных в нее обрывков одежды. Рука была холодной и онемела. Зиглер разбил ампулу с антисептиком в чашку, зажатую между колен, и начал промокать рану смоченным в нем тампоном. Постепенно грязь и засохшая кровь размякли и начали отставать. Макдоналд сидел расслабленный и отчужденный. Он никак не мог понять, почему ему не больно. Странное ощущение – он все чувствовал, но каким-то образом это ничего не значило.
   – Майк, что за чертовщину ты мне всадил?
   – Морфин, – ухмыльнулся Зиглер. – Десять миллиграммов сульфата морфина. На какое-то время ты «улетишь». Постарайся по возможности воспользоваться случаем – больше ты его у меня не получишь. Когда действие его ослабеет, будешь перебиваться «колесами». Не хочу, чтобы из тебя получился наркоман. – Зиглер изучил чистую рану и удовлетворенно кивнул: – О'кей, годится. Теперь я тебя перевяжу. Сиди смирно.
   Пока Зиглер накладывал свежую повязку, мысли Макдоналда стали разбегаться. Это ощущение, спокойно отметил он, было болью. Да, должно быть, это боль. Просто она не казалась чем-то ужасно важным. В его мысли вплелись картины Глен-Карвейга, и он начал уплывать вверх над высокими холмами.
   Берн лежал поперек заднего сиденья, поврежденная нога была на коленях у Хауарда. Когда они отыскали Джонни после приземления с парашютом, он был почти без сознания, и Хауард, не теряя времени, наложил выше колена жгут и поставил ему капельницу. Пластиковая полулитровая бутылка с раствором заменителя плазмы была подвешена за крючок для одежды между дверцами автомобиля. Трубка от нее шла к катетеру, вставленному в вену в локтевой впадине. Давление у Берна стабилизировалось, но он был очень бледен. Вскоре после погрузки в «лендкрузер» он все-таки отключился, и теперь Хауард воспользовался его полубессознательным состоянием, чтобы заняться ногой. Действуя по возможности быстро, он промыл рану и наложил повязку. Рана была паршивой. Хауард не мог сказать с уверенностью, но, похоже, была повреждена артерия в задней части икроножной мышцы. Если это действительно так, то Берну необходима хирургическая помощь в ближайшие двадцать четыре часа, иначе он может лишиться ноги. По крайней мере, остановилось кровотечение. Хауарду оставалось только гадать, сколько же крови потерял Берн. Пинты две, а то и больше – парень находился в глубоком шоке. У Хауарда уныло вытянулось лицо. Предстояло каким-то образом восстанавливать Берна, чтобы тот смог одолеть путь от зала ожидания в аэропорту до самолета, не показавшись при этом слишком больным и неспособным перенести полет. Он знал, что Берн очень стойкий парень, но дела складывались не очень-то обещающе.
 
   После того, как Хауард покинул «айлендер», смертельно раненый Денард из последних сил отрегулировал триммеры руля и элеронов самолета. Теперь машина летела прямо и почти на одной высоте, не требуя поправок курса. Теряя способность видеть, Денард все же не сводил глаз со шкалы измерителя вертикального перемещения, показывавшего скорость подъема или спуска, и выставил управление так, что самолет терял за минуту сто пятьдесят футов высоты. Тут же, над этим прибором, так же в поле зрения Денарда, располагался альтиметр – он показывал десять тысяч футов над уровнем моря, что означало семь тысяч над поверхностью земли. Теоретически должно пройти сорок пять минут, прежде чем «айлендер» уткнется в землю, но потеря отработанного горючего, а следовательно, уменьшение веса самолета могли немного продлить этот срок. Он пытался думать, хотя сознание быстро угасало. Не забыл ли он сделать что-нибудь еще? Возможно…
   Денард погиб через семнадцать минут после того, как самолет пересек шоссе вдоль Трансарабского нефтепровода. «Айлендер» продолжал полет сам по себе, постепенно, как и предполагалось, теряя высоту. Через десять минут он неожиданно наткнулся на нисходящий поток воздуха и слегка клюнул носом. Этого толчка оказалось достаточно, чтобы бесчувственное тело Денарда изменило положение в кресле пилота. Вскоре после ранения он отстегнул ремни, чтобы ослабить болезненные ощущения. Теперь же не сдерживаемое ремнями тело, ударившись о рулевую колонку, наклонило ее вперед и послало самолет в крутое пике. Вскоре «айлендер» начал еще и вращаться. Кувыркаясь в сторону земли, он падал почти целую минуту. Никем не замеченный, кроме операторов самолета АВАКС, «айлендер» врезался в землю в отдаленном районе пустыни к северо-западу от города Сакака и загорелся.
   Самолет ВВС США АВАКС передал информацию о катастрофе непосредственно саудовскому руководству, контролирующему авиаполеты, и то организовало совместную операцию армии и ВВС для расследования инцидента. Первые вертолеты прибыли на место происшествия через три четверти часа. К этому времени пламя в основном уже стихло само по себе. Погасив догорающий самолет, саудовские следователи начали копаться в обломках.
   Они отыскали останки трех человек: Денарда и двоих иракских солдат из грузовика. Лишь на следующий день они обнаружили, что там было и четвертое тело – останки Ашера. Все четверо обгорели до неузнаваемости.
   Заключение саудовской полиции не было окончательным, но наличие пулевых повреждений и маршрут самолета перевесили в пользу версии, что четверо мужчин были подвергнуты обстрелу при попытке сбежать из Ирака. Полиция предположила, что пилот, который явно погиб за штурвалом, являлся тем, кого они разыскивали, – Реем Салливаном.

75

   Макдоналд то погружался, то всплывал из полусна-полуяви, в то время как «лендкрузер» продолжал свою гонку через ночь. Джонни понятия не имел, где они находятся и даже как долго они уже едут по шоссе. Равномерное шуршание шин по гудрону действовало убаюкивающе, и он был рад препоручить заботу о себе кому-то другому.
   Ближе к полуночи действие морфина начало ослабевать, и он почувствовал в руке пульсирующую боль. Поначалу она была относительно терпимой, но становилась все сильней и сильней, пока где-то к двум часам ночи он не обнаружил, что не может больше уснуть. Рука разболелась нестерпимо.
   – Майк, где это мы едем? – шепотом обратился он к Зиглеру, опасаясь разбудить Берна.
   Зиглер пропустил вопрос мимо ушей и вместо ответа спросил:
   – Как твоя рука, Мак?
   – Паршиво, – признался Макдоналд.
   – Неудивительно, – сказал Зиглер, роясь в аптечке в поисках упаковки с таблетками. – Пуля-то была четырнадцать с половиной. Это значит, почти полдюйма – дыра получилась изрядная. Ты и так молодец, что сумел продержаться так долго без лишнего обезболивающего. Пальцами пошевелить можешь?
   – Чуть-чуть, но от этого больно.
   – С тобой все будет нормально. Давай-ка, – Зиглер протянул ему вместе с водой две маленькие таблетки и капсулу побольше, – прими вот это.
   Макдоналд проглотил лекарства, запив их глотком из бутылки.
   – Что это такое? – поинтересовался он.
   – В капсуле был магнален, это – антибиотик. В таблетках – петидин, пятьдесят миллиграмов. Это – болеутоляющее, по силе действия оно ступеньки на две послабее, чем морфин, но все равно очень сильное. Должно снять боль еще на несколько часов. К тому времени, когда мы доберемся до Джидды, я хочу, чтобы ты спустился еще на две-три ступеньки и принял ДФ118, или копроксамол. Не хватало, чтобы ты начал носиться по аэровокзалу, словно принявший «дозу» наркоман.
   – Как скажете, доктор, – произнес Макдоналд с кривой улыбкой. – Через сколько они подействуют?
   – Минут через десять-пятнадцать.
   – Где мы сейчас?
   – Понятия не имею, – ответил Зиглер. – Я всего лишь часть багажа – такая же, как и ты, а за штурвалом у нас Мел. Богом проклятый скучнющий кусок пустыни – вот все, что я знаю.
   – Осложнений пока никаких?
   – Нет, все спокойно. Скажем, так – относительно спокойно. Полицейский патруль, ну одна из этих машин с широкой зеленой полосой, сел нам на хвост возле местечка Эль-Джауф, но, увидев наши номерные знаки, они, вероятно, потеряли интерес. Мел сменил их еще в Джидде. Хорошо еще Джонни лежит на сиденье, да и нас с тобой на полу не видно – если бы копы заметили в одной машине семь человек, они бы наверняка заинтересовались и остановили бы нас для досмотра.
 
   – Они приближаются к Эль-Кулибе, – доложил Кируин Соренсену. – Интересно знать, по какой дороге они отправятся дальше.
   – Ну и каковы возможные варианты?
   – Либо они поедут, не сворачивая, на Табук, а затем на Дубу, к побережью Красного моря, либо свернут налево в сторону Шураифа, Медины и Джидды. Я не стал бы загадывать, что они будут делать дальше. Пытаться предсказывать поступки этих ребят – бесполезное занятие.
   – Ладно, дашь мне знать, какую дорогу они выберут. Об этом хотят знать в Лэнгли – они их будут брать.
   – О'кей, – сказал Кируин с оттенком сожаления. – Но меня удивляет одна вещь. Ведь они пользуются машиной, которая находится в розыске. Саудовским властям известен ее регистрационный номер. Я поражаюсь, как их до сих пор не остановили?
   – Вероятно, полиция прекратила поиски на ночь, – предположил Соренсен.
   – Похоже, так, – покорно согласился Кируин.
 
   – Джонатан? Это Элвин Кеннингз.
   – Привет, Элвин! – поздоровался Митчелл в трубку телефона. – Что новенького? Куда они уже добрались?
   – Я только что закончил разговор с Лэнгли. От Эль-Кулибы они направились по дороге на Табук. А оттуда они могут двинуться лишь в двух направлениях. Либо продолжат путь к побережью, либо свернут налево, в сторону Медины. В обоих случаях они у нас в кармане. Думаю, нам пора выезжать. Если получится, мы хотим добраться до них раньше полицейских.
   Митчелл нахмурился.
   – Перемена планов, а? Почему?
   – Приказ сверху. При первой возможности задержать и установить их личности. В зависимости от того, кто они такие, нам должны сказать, как поступить дальше.
   – Элвин, не сочтите за труд, скажите почему? – продолжал допытываться Митчелл.
   – Джонатан, я удивлен, что вам об этом не сообщили. В Лэнгли убеждены, что эти люди являются агентами, э-э, некоего правительства. Цэрэушники хотят знать, какого именно, хотя на этот счет у них есть свое твердое мнение. При сложившихся обстоятельствах я и впрямь крайнеудивлен, что вам ничего не сказали.
   – Что… вы хотите сказать, что ЦРУ желает все замять из-за того, что эти парни работают на дружественное правительство?
   – Что-то вроде того, – ответил Кеннингз. – Президент не убежден, а вот в Лэнгли уверены. Если заместитель директора по разведке прав, существует опасность, что Вашингтон тоже приплетут к делу из-за тесных связей с этим самым правительством.
   Митчелл начинал злиться – Кеннингз говорил какими-то загадками.
   – Каким этим? Чье же это правительство, по их мнению?
   – Ваше, Джонатан, – медленно произнес Кеннингз. – Британское.
   – О Боже! – простонал Митчелл. – Всемогущий Боже!

76

   Джеймс Анселл, глава ближневосточного отдела ЦРУ, молча ожидал, когда заместитель директора по разведке прочитает копии только что поступивших газетных заметок с последними новостями. От напряжения на щеках заместителя появились желваки.
   – Тут все дословно? – спросил он.
   – Почти слово в слово, сэр.
   – Это сообщение Иранского агентства новостей очень конкретно, – сказал заместитель директора. – И оно согласуется с тем, что мы знаем об этой команде убийц и их передвижениях. Тут говорится, что Саддам был застрелен. Не просто убит, а именно застрелен. Они утверждают, что его застрелили вчера в восемь часов утра по местному времени. При этом был убит и один из иранцев – их дипломат. С какой стати иранцам говорить, что он был застрелен, и называть точное время, если это неправда? Его могли бы взорвать, зарезать, отравить – вообще, сделать все что угодно. – Заместитель директора по разведке сделал паузу, пытаясь мысленно охватить имевшиеся факты. – Подтверждается ли это чем-то еще, кроме того, что все это в точности совпадает с перемещениями ударной группы?
   Анселл кивнул.
   – Как оказалось, это совпадает со слухами об исчезновении недавно назначенного в Ирак посла Ирана. На вчерашний вечер у него была назначена встреча в шведском посольстве в Багдаде, но он так и не появился. Поначалу иранское посольство, похоже, само терялось в догадках. Затем между ним и Тегераном последовал бурный радиообмен через спутник связи КОМИНТ – наши шифровальщики над этим еще работают. Думаю, к сообщению надо отнестись серьезно.
   – Но ведь есть и другое сообщение, – фыркнул заместитель директора. – Вот, взгляните сюда. Иракское правительство полностью все отрицает. Мол, нелепые слухи, говорят они. Были переданы кадры, где Саддам председательствует на заседании Совета революционного командования – иными словами, иракского кабинета министров. Еще есть сообщения о торжествах по случаю его дня рождения, прошедших по всему Ираку. Они отрицают всю эту историю как полный нонсенс.
   – Как раз то, чего и следовало ожидать от Иракского агентства новостей, – ответил Анселл. – Из того, что они передали за последние десять лет, я не могу припомнить ни единого слова правды. Все, что они говорят, – чистейшая пропаганда. Взгляните на это под иным углом. Если Саддам действительноубит, они вряд ли об этом кому-то расскажут, по крайней мере, не сразу. И, во всяком случае, не раньше, чем будет объявлен наследник. В противном случае могли бы возникнуть массовые гражданские беспорядки, а то и восстания. Власть имущие Ирака захотели бы утаить на какое-то время информацию, пока новый президент не укрепит свою власть и полностью не овладеет ситуацией.
   – Хм-м, – промычал заместитель директора. – Что ж, должен признать, что склонен с вами согласиться. Решающим доводом служит то, что все это в точности совпадает с докладами Национального бюро разведки о перемещениях ударной группы.
   – Меня они тоже убедили, – согласился Анселл. – Если бы не они, не думаю, что я стал бы придавать всему этому столь большое значение.
   Заместитель директора задумчиво уставился в окно.
   – Почему называют восемь утра? – поинтересовался он. – Странное время для убийства, не правда ли? Какого черта, Саддам что, затеял парад вместо завтрака?
   – Жара, – пожал плечами Анселл.
   – Что?
   – Тикрит расположен в низине, в долине Тигра, – начал объяснять Анселл. – Где-то после десяти утра там становится нестерпимо жарко и влажно. Если вам предстоит физическая работа вне дома, вы должны ее сделать пораньше, до наступления жары, иначе вам придется дожидаться, когда она спадет, почти до самых сумерек. Полагаю, Саддаму были вовсе не нужны телерепортажи о том, как все его солдаты попадали от солнечного удара.
   – О, понятно-понятно, – безучастно произнес заместитель директора. – Что ж, спасибо за работу, Джеймс. Мне следует передать это директору. Полагаю, он захочет поделиться всем этим с президентом.
 
   – Господин президент, премьер-министр Мейджор на проводе.
   – Спасибо. – Президент поднял трубку. – Джон? Это Джордж. Извините, что разбудил.
   – Все в порядке, господин президент, – сонно ответил Джон Мейджор. Он лег поздно и то только для того, чтобы через полчаса его разбудил телефон. – Чем могу быть полезен?
   – Джон, вам должно быть известно, что Иранское агентство новостей сообщило о том, что вчера утром застрелили Саддама Хуссейна. Мои люди склонны считать это правдой.
   – О, – воскликнул Мейджор, сразу же проснувшись. – Насколько они уверены?
   – Сказать наверняка они не могут, но все совпадает с данными слежения со спутников за теми людьми, что прорвались в Ирак. Мы следили за каждым их шагом, и по времени все сходится точно. Вопрос в том, что нам теперь с этим делать? С дипломатической стороны мы должны приготовиться к распаду Ирака. С практической – думаю, нам нужно решить, как поступить с убийцами. Буду рад услышать ваши соображения.
   Джон Мейджор привел свои мысли в порядок и облек их в словесную форму:
   – С дипломатической точки зрения все будет явно неладно. Если Саддам мертв, я думаю, многое будет зависеть от того, кто захватит власть. Если это будет еще один сильный человек, то распада можно было бы избежать.
   – Возможно, и так, – протянул президент, – но мы не питаем на сей счет особых надежд. Мы не думаем, чтобы там оставался кто-то еще столь же сильный. Интересно, что Багдад все отрицает. Если бы там был сильный человек, способный на то, чтобы захватить власть, он, вероятно, давно бы уже это сделал.
   – Как вы думаете, кто придет к власти?
   – Если не считать двух сыновей Саддама, Удаи и Кусай, – а они просто головорезы, – мы думаем, существуют четыре основных претендента. Первой серьезной кандидатурой является сводный брат Саддама Барзан, который находится в Швейцарии в качестве постоянного представителя Ирака в миссии ООН. В нормальной ситуации следовало бы ожидать, что именно он захватит власть, но Барзан находится за пределами страны, а это отнюдь не повышает его шансы. Что вы думаете по этому поводу?
   – Я согласен с вашими выводами, – ответил премьер-министр. – Совершить успешный переворот из-за границы удается крайне редко.
   – Что вы имеете в виду? – сердито переспросил президент. – Что на сей раз все-таки сработало?
   – О, я понимаю, – сказал Мейджор. – Вы думаете, что за этим стоит Барзан?
   – Ну, конечно же, не думаю! – раздраженно выпалил Буш. – Я хотел сказать… Черт возьми, мы ни к чему так не придем. Давайте пройдемся по списку кандидатов. Следующий претендент – Тарик Азиз, министр иностранных дел во время войны, а ныне заместитель премьер-министра. Мы не думаем, что он обладает достаточной силой или так крепок, что способен сокрушить своих соперников. Третьим по счету идет Таха Ясин Рамадан, заместитель президента. Он очень пронырлив – возможно, пронырливее, чем все остальные, – но именно поэтому его положение нам видится сомнительным. Что вы могли бы сказать об этих двоих?
   – Ну что же, – медленно произнес Мейджор, – я маловато знаю о Тахе Ясине, но я бы не спешил списывать со счетов Тарика Азиза. Он тоже умный человек. Помнится, когда я был министром иностранных дел…
   – Да-да-да, – перебил его Буш. – Я тоже вспоминаю, как был директором ЦРУ, но это не имеет никакого отношения к нашему делу. Давайте продолжим. Четвертым претендентом является Иззат Ибрагим, вице-президент Саддама. Он сторонник крутых мер и находится в идеальном положении. Мы считаем, что именно он захватит власть. Вы со мною согласны?
   – Не совсем, – ответил Мейджор. – Конечно же, он сторонник крутых мер, но мне кажется, что он слишком серая личность, чтобы долго удержаться в этом кресле. И еще – поступают сообщения, что у него очень слабое здоровье.
   – С таким заключением, Джон, мы пойдем с вами рука об руку, – заявил президент. – Я и сам точно такого же мнения. Мы не думаем, что он долго протянет. В то же время, как вы считаете, останется ли Ирак единым, если командовать будет Иззат?
   – Не исключено, – ответил премьер-министр, – несмотря даже на то, что он был не более чем лакеем Саддама. Он был абсолютно предан Хуссейну, и, вероятно, можно рассчитывать, что будет пользоваться теми же методами для того, чтобы удержаться у власти и сохранить в целости страну. Если выдержит.
   – О'кей, – заключил президент, – ради простоты дела будем считать, что долго не выдержит. Но тогда мы столкнемся с проблемой междоусобиц на Ближнем Востоке, которые начнутся в результате распада Ирака. Нам придется иметь дело с тремя государствами-осколками – курдами на севере, суннитами в центре и болотными арабами на юге. Мы не думаем, чтобы долго просуществовало хотя бы одно из них.
   – Шииты, – поправил Мейджор. – Мы всегда должны помнить, что болотных арабов надо называть шиитами – по их вероисповеданию. Называть их болотными арабами – звучит слишком жалостливо. Если люди начнут думать о них, как о безобидных жертвах, общественное мнение вынудит нас принять какие-то меры по защите их от Саддама. Слово же «шиит» приобрело себе плохую репутацию – люди думают о шиитах как о фанатиках, и никто не заставит нас пошевелить даже пальцем, чтобы оказать им помощь.
   – О'кей, пусть будут шииты, если вам так хочется, – проворчал Буш, разозлившись на то, что премьер-министр его еще и поучает. – Но это лишний раз усугубляет затронутую мной проблему. Иранцы – тоже шииты, и они используют это как оправдание своей интервенции. Нам видится, что иранское вторжение – это главная угроза. Его последствия будут ужасными.
   – Дела в Иране не столь плохи, как это было раньше, – возразил Мейджор. – Недавно они провели выборы, на которых победили «умеренные», а это – приятные новости. Господин Рафсаджани укрепил свою власть, а сам он далек от экстремистов. Мы не думаем, что они будут просто продолжать свою прежнюю политику, насаждая повсюду терроризм и революции.
   – В этом плане мы не столь оптимистичны, – сказал президент. – Мы предполагаем, что их отношение к различным вопросам изменится очень незначительно либо не изменится вообще.
   – Ну-у, сделав подобное предположение, мне думается, вы поступаете совсем не мудро. Мне как-то не верится, что это говорите вы, господин президент. Я чувствую, что сейчас обстановка в Иране гораздо более многообещающая, нежели при Хомейни.
   – Тогда нам придется просто каждому остаться при своем мнении, – заявил Буш. – Эти проклятые аятоллы и сторонники твердой линии по-прежнему обладают огромным влиянием. Я хотел бы поговорить с вами о едином подходе к проблеме Ирана. Если коротко, я считаю, мы должны выступить единым фронтом. Думаю, мы должны предложить Рафсаджани свою поддержку. Противопоставляя себя Хомейни, мы ничего не достигли, а поэтому более дружественный подход, возможно, сработает лучше с его наследником. Улучшив отношения с Ираном, мы смогли бы их убедить, что умеренность вознаграждается.
   – Это похоже на очень разумный подход, господин президент, – согласился Мейджор. – В самом деле, очень разумный. Наверно, мой министр иностранных дел и ваш госсекретарь могли бы вместе пошевелить мозгами и выйти потом наверх с соответствующими рекомендациями.
   – Отлично, – воскликнул Буш. – Теперь мы должны также решить, как нам быть с этими убийцами. ЦРУ в скором времени должно их поймать. Вопрос в том, что нам с ними делать?
   Буш подумал, что ответ Мейджора мог бы многое раскрыть.
   – Я предлагаю, чтобы этим делом занялась саудовская полиция, – просто ответил премьер-министр.
   Президент был изумлен.
   – Что? Вы хотите сказать, просто передать их саудовским властям?
   – Да, – подтвердил Мейджор. – Эти люди нарушили саудовские законы. Я не думаю, что нам стоит вмешиваться.
   – Вы понимаете, что у нас есть записи их радиопереговоров и два голоса говорят с английским акцентом?
   – Я по-прежнему считаю, что нам не надо вмешиваться, – твердо повторил Мейджор. – Помимо всего прочего, если их осудят там, вероятность того, что подробности их похождений проникнут в прессу и вызовут шум, будет гораздо меньше. Саудовский суд навряд ли захочет услышать полный отчет об их преступных деяниях, как это сделал бы западный суд. Вы только представьте, во что мог бы превратить эту историю их защитник. Нет, я думаю, что определенно было бы лучше арестовать и судить их там. Возможно, если приговоры окажутся слишком суровыми, мы попросим об их смягчении. Например, если их приговорят к смерти, мы попросим заменить ее на пожизненное заключение. Но чтобы я просил о полном помиловании для людей, которые нарушили столько законов, сколько их ухитрились нарушить эти парни, не может быть и речи. Это лишь разозлило бы саудовцев.
   – Что ж, со своей стороны, я могу сказать, что ну просто очень хотел бы узнать, кто же стоит за этим делом, – с чувством произнес Буш. – Это означает массу дополнительных хлопот для множества сотрудников, а ситуация в регионе и без того достаточно плохая, чтобы там еще появлялись какие-то люди, которые по своему усмотрению расправляются с главами государств, какими бы те ни были паршивыми.
   Премьер-министр тщательно взвесил свой ответ.
   – Узнать, кто за этим стоит, было бы безусловно интересно, – медленно начал он, – конечно же, интересно. – Он шумно прокашлялся. – Но того, что сделано, не поправишь. Я думаю, самое большее, что мы можем сделать, это позволить восторжествовать справедливости.