Страница:
– Дельное пожелание, джентльмены. – Комментарий исходил от мужчины мощного телосложения с ежиком серо-стальных волос, одетым в форму генерала ВВС США. Он бросил одобрительный взгляд в сторону Соренсена. – Мы то и дело настаиваем на дополнительном производстве Джей-СТАРС. Они, вне всяких сомнений, продемонстрировали свою ценность как во время «войны в заливе» в 1991 году, так и сейчас.
– Спасибо, генерал Бернсайд, – ровным голосом поблагодарил Скаукрофт заместителя председателя Объединенного комитета начальников штабов. – Ваше замечание принято к сведению. К сожалению, в настоящее время мы должны довольствоваться тем, что у нас есть.
– Можно мне сказать, сэр? – перебил его Морж. – Когда я говорил о том, что мы сможем засечь самолет, как только он сдвинется с места… понимаете, возможно, к тому времени будет слишком поздно что-либо предпринять. Если этот самолет затаился, то, может статься, он ожидает, пока те, кто на автомобилях, не выполнят задачу и не направятся домой. Самолет может быть для них средством улизнуть оттуда, и я склонен был бы считать, что он притаится, как мышь, до тех пор, пока его не вызовут.
Сидевший напротив него Роберт Гейтс, директор Центрального разведывательного управления, поднял вверх указательный палец и вымолвил:
– ЦРУ согласно с данной оценкой.
– Думаю, – вмешался Скаукрофт, кивнув директору ЦРУ, – что тогда мы подошли к обсуждению возможных причин, которые движут этими людьми. Если только, – добавил он, – не будет еще каких-то вопросов, касающихся технических подробностей?
Вопросов не было, и Морж встал, чтобы уйти.
– Нет-нет, мистер Соренсен, пожалуйста, останьтесь, – остановил его Скаукрофт, – возможно, у нас к вам возникнут дополнительные вопросы.
Морж снова сел на место.
– До сих пор, – продолжил Скаукрофт, – мы скорее ходили вокруг да около, но я чувствовал, что в наших рассуждениях очень важно наверняка исключить возможность ошибки. Независимо друг от друга НБР, ЦРУ и госдепартамент пришли к одинаковым выводам. К настоящему времени, вероятно, и остальные присутствующие сделали то же самое. Похоже, иной разумной причины, по которой столь хорошо организованная и обеспеченная команда людей находилась бы на территории Ирака, просто не существует. Короче говоря, мы считаем, что они задействованы в покушении на жизнь Саддама Хуссейна.
С дальнего конца стола донесся изумленный вздох похожего на жабу Лонгмайра, а со стороны генерала Бернсайда послышалось ворчливое: «Черт побери, давно бы пора». Заместитель госсекретаря Келли готов был пронзить Бернсайда взглядом. Генерал широко улыбнулся Моржу, который спрятал усмешку под усами.
– Это не относится к делу, генерал, – твердо заявил Скаукрофт. – Вопрос заключается в том, как нам овладеть ситуацией? Президент хотел бы услышать наши рекомендации.
Чарлза Бернсайда нельзя было сбрасывать со счетов. Служи он на флоте, его непременно наградили бы кличкой Бортовой Залп, но поскольку он был генералом ВВС, то получил более ласковое прозвище – Большая Бомбочка. В отсутствие тихоголосого министра обороны Дика Чейни, который, будь он на заседании, выступал бы от имени министерства обороны, Бернсайд настойчиво гнул свое:
– Говорю вам, пусть их себе продолжают. Вы должны были позволить нам покончить с этим делом еще в прошлом году, когда у нас была возможность. Самое время, чтобы кто-то расправился с этим сукиным сыном. И удачи этим ребятам!
– Резрешите, господин председатель, – вмешался ледяным тоном заместитель госсекретаря Джон Келли. – Здесь существуют кое-какие моменты международной политики, которые генерал Бернсайд, возможно, недооценивает…
– Политика, шмолитика, – перебил Бернсайд. – Да вы только взгляните, куда эта ваша политика нас завела. А никуда – вот куда. Сначала нам говорят истратить шестьдесят миллиардов долларов на то, чтобы избавиться от этого ублюдка Саддама, потом, в последнюю минуту, эти малахольные сукины дети из госдепа похерили все дело, а теперь этот скаредный педерастишко из казначейства, что сидит вон там, в конце стола, будет еще урезать нам военные расходы!
– Господин председатель! – протестующе пискнул высоким голосом вскочивший с кресла Лонгмайр. – Это недопустимо, не позволяйте генералу Бернсайду говорить в столь неуважительной…
– Задница! – прорычал ухмыляющийся Бернсайд.
– Господа! Господа! – Скаукрофт тоже встал с места и успокаивающе приподнял руки. – Пожалуйста!
Помощник министра финансов с оскорбленным выражением на жабьем лице опустился обратно в кресло. Бернсайд подмигнул Соренсену, у которого от невероятности происходящего отвисла челюсть. Скаукрофт дождался, когда стихнут приглушенные пересуды за столом, и обратился к Келли:
– Джон, думаю, что будет лучше, если вы объясните ситуацию, какой ее видит госдепартамент. Должен сказать, – Скаукрофт бросил предупреждающий взгляд в сторону Бернсайда, – что президент полностью согласен с оценками этого ведомства. Джон?
Келли начал говорить, с трудом сдерживая негодование по поводу непочтительного вмешательства Бернсайда.
– Если говорить упрощенно – на карту поставлено будущее Ирака как государства. По существу, Ирак состоит из трех отдельных государств в государстве. Без сильного руководства из центра он, вне всяких сомнений, распадется – возможно, очень быстро. На севере курды постараются создать независимый Курдистан. Магометане-шииты на юге тоже отделятся и, скорее всего, попытаются построить государство на базе Басры – древней провинции Оттоманской империи. Ну а меньшинству магометан-суннитов придется довольствоваться тем, что останется в центральной части Ирака. Однако суть в том, что ни одному из этих трех новообразований, вероятно, не удастся выжить как отдельному самостоятельному государству. Просто-напросто слишком сильно будут задеты интересы соседних держав. Я имею в виду главным образом Турцию и Сирию, но, возможно, прежде всего стоит говорить об Иране. Все эти три государства были бы втянуты в вакуум, образовавшийся при распаде сегодняшнего Ирака.
– Давайте разберемся с каждой страной по очереди, – продолжал Келли. – У Турции хватает своих внутренних проблем с десятью миллионами этнических курдов, живущих на ее территории. Турецкое правительство вряд ли будет поощрять возникновение нового и почти наверняка враждебного соседнего государства, откуда будут исходить политические, а возможно, вооруженные нападки на Турцию. Действия Сирии частично зависели бы от поведения Ирана. Сирийцы ненавидят режим Саддама Хуссейна и давно жаждут поглотить Ирак, создать «большую» Сирию. Режим президента Асада во многих отношениях столь же нелицеприятен, сколь и режим Хуссейна. За одним исключением – Ливан. Асад не решился на интервенцию, подобную той, что предпринял Ирак, но нет никаких сомнений, что Сирия не преминет воспользоваться развалом иракского государства как оправданием для вторжения. Правящие партии как в Сирии, так и в Ираке называют себя «Баас». И та и другая смоделированы по образу нацистской, но это не мешает им ненавидеть друг друга. Совершенно очевидно лишь одно: Асад наверняка не потерпит какого-либо вмешательства со стороны Ирана. К сожалению, подобное вмешательство Ирана, на наш взгляд, неизбежно.
Для пущего эффекта Келли сделал паузу и затем продолжил:
– Вот уже многие годы Иран и Ирак уравновешивают друг друга в борьбе за власть на Ближнем Востоке. Вспомните, какой «удобной» – хотя это и не совсем подходящее слово – была война между этими двумя странами. В результате же распада Иран весьма просто останется доминирующей экономической и военной силой в Персидском заливе, и никто ничего не сможет с ним поделать. Вначале иранское вмешательство будет носить тот же характер, что и у турок. У Ирана свои проблемы с курдами – их количество внутри страны тоже велико. Фактически – около пяти миллионов. По причинам, схожим с турецкими, Иран будет сильно сопротивляться созданию любого независимого курдского государства. Вторым вероятным шагом Ирана, пока внимание мировой общественности будет отвлечено на курдский вопрос, станет возобновление споров по поводу территориальной принадлежности различных с виду незначительных островов в Персидском заливе. Ну а третьим – в то время как все остальное будет идти своим чередом – явится слишком хорошо знакомый экспорт исламского фундаментализма в оставшиеся центральные и южные районы Ирака и за его пределы. Господа, возможно, кое-кому из вас покажется, что я тут нарисовал уж слишком мрачную картину и что иранский экстремизм в перспективе не так уж страшен, как это было какой-то год или два назад. Вслед за смертью аятоллы Хомейни и вступлением в должность президента Рафсанджани действительно видно,что Иран выказывает признаки более разумного подхода в отношениях с Западом. Я подчеркиваю слово «видно». Могу вас заверить, джентльмены, что это поверхностная видимость. Более того, полнота власти Рафсанджани в лучшем случае сомнительна. Приверженцы жесткого курса по-прежнему обладают огромным влиянием. Так может ли кто-либо из вас, – спросил Келли, обводя глазами сидящих вокруг стола и приберегая особенно пристальный взгляд для генерала Бернсайда, – со всей откровенностью сказать, что будет рад увидеть, как Иран становится неодолимой и доминирующей державой на Ближнем Востоке в целом и в районе Персидского залива в частности, со всеми вытекающими отсюда последствиями?
В помещении стояла тишина. Келли еще раз медленно обвел взглядом лица присутствующих – все взоры были обращены на него.
– То-то же. Таким образом, мы должны признать, что продолжение существования иракского государства является крайне важным для сохранения баланса сил, а следовательно, и стабильности – пусть даже нелегкой – в этом регионе. К сожалению, в настоящее время лишь один человек способен гарантировать единство Ирака. Несмотря на то, что он нам весьма не нравится, и несмотря на присущую ему жестокость, даже по отношению к собственному народу, Саддам Хуссейн безусловно является сильнейшей личностью в стране. В конце концов, он избавился от всех своих потенциальных соперников. Больше там никого нет. Заверяю вас, господа, – произнес Келли с нажимом, – что дело обстоит именно так. Я знаю этого человека и имел с ним личные контакты на протяжении многих лет. Если Саддам уйдет, Ирак развалится почти наверняка. Отсюда следует, – продолжал он, – что это покушение на его жизнь – если это действительно покушение – в корне противоречит национальным интересам Соединенных Штатов и всего Запада. Здесь поставлен на карту мир в регионе, а возможно, и во всем мире. Вот почему эти люди так опасны. Вот почему, если это только возможно, они должны быть остановлены. Таким образом, существует лишь один что-то значащий вопрос, на который мы должны ответить: как это сделать?
– Мы можем предупредить Саддама. – Все головы повернулись к новому оратору. Им оказался Дуглас Лонгмайр. Он пожал плечами в ответ на презрительные взгляды отдельных из присутствующих. – Почему бы и нет? Все, что нам нужно сделать, это подмигнуть их парню, Алану, э-э, как его там, ну, иракскому представителю в ООН. Тот передаст предупреждение Саддаму. Все так просто.
– Господин председатель? – попросил слова Роберт Гейтс, директор ЦРУ. – К сожалению, все не такпросто. С одной стороны, господин аль-Анбари вряд ли отнесется с необходимым доверием к подобному предостережению, даже если попытаться организовать все так, чтобы оно было передано через нейтральных людей. Да и нет у нас, к сожалению, нейтральных людей, на которых можно было бы положиться как в том, что они убедят иракцев в достоверности предупреждения, так и в том, что они в то же время не раскроют его истинного источника. А это подводит нас еще к одному фактору, который не стоит упускать из виду. – Директор ЦРУ сделал короткую паузу и, подчеркивая свою мысль, пристукнул по столу указательным пальцем. – Оказание любой поддержки – чем в конечном итоге и будет подобное предупреждение – официальному врагу Соединенных Штатов – каковым по-прежнему является Саддам – было бы расценено, как акт предательства. Если вы думаете, что у нас было недостаточно неприятностей с делом об «Иран-контрас» и его последствиями, то только представьте себе, какая поднимется вонь как у нас дома, так и за рубежом, если вдруг обнаружится, что мы непосредственно во что-то вмешались ради спасения жизни Саддама!
Скаукрофт, избегая жабий взгляд Лонгмайра, прочистил горло:
– Думаю, мы должны исключить всякую мысль о предупреждении, – поспешно пробормотал он. – У кого-нибудь еще есть предложения получше?
– Все, что нам остается, господин председатель, это надеяться, что покушение окажется неудачным. – На этот раз заговорил директор Федерального бюро расследований. – До сих пор этим людям везло. Учитывая состав персонала, который они набрали, я поражен, что им удалось зайти так далеко. Мы разузнали о пилоте. Он просто никто, совершенно никчемная личность. Похоже, лидер этой команды, кто бы он ни был, пользовался низкими критериями при подборе своих сообщников. Более того, главный инициатор заговора оказывается британским промышленником – человеком, который вряд ли достаточно сведущ в искусстве боевой авантюры. Думаю, можно вполне обоснованно надеяться, что и он сам и люди, им набранные, еще натворят ошибок. Дальнейшее следствие раскроет еще больше фактов, возможно, достаточно для того, чтобы все это остановить. Может статься, в конце концов, что это не более чем любительская операция, которая лишь по чистой случайности достигла столь неожиданной степени успеха.
Успокаивающая речь директора ФБР не убедила Соренсена. Искоса взглянув на своего начальника, он заметил, что Фейга тоже отнесся к ней скептически. У обоих уже сложилось впечатление об этой команде. Тот факт, что даже само их существование было обнаружено лишь по чистой случайности, уже говорил сам за себя. До сих пор они не совершили ни одной ошибки, по крайней мере, ни одной из тех, что можно было избежать.
– Есть один способ их остановить. Способ, который гарантирует это. – Все головы разом обернулись к обладателю хриплого голоса.
Им был генерал Бернсайд. Насупив брови, он глубоко задумался. Почти самому себе он добавил:
– Да, сделать это было бы можно.
– Господин генерал, объясните, пожалуйста, что у вас на уме? – вежливо попросил Скаукрофт.
– В настоящий момент, – начал четко докладывать Бернсайд, – корабль ВМФ США «Миссури» несет боевое дежурство в северной части Персидского залива. Если Национальное бюро разведки может дать мне точные координаты здания, в котором запрятались эти парни, я могу их немедленно передать на «Миссури». Необходимое перепрограммирование оружия будет завершено в пределах пятнадцати минут. Начиная с этого момента все будет зависеть от точного расстояния до цели: по грубой прикидке по карте – это, вроде бы, миль пятьсот. Таким образом, время полета – час или около того. Хочу сказать, что что-то не более чем через семьдесят пять минут с настоящего момента… – он посмотрел на свои часы – …да, скажем, около 19.45 по иракскому времени, я мог бы гарантировать, что две крылатых ракеты морского базирования «BGM-109C Томагавк» залетели бы в окна этого здания и разнесли бы на кусочки и его и тех, кто в нем находится.
Целых полминуты в комнате стояла мертвая тишина. Советник президента по вопросам национальной безопасности вгляделся в лица сидящих вокруг стола. Несогласных он не увидел.
Скаукрофт медленно поднял трубку стоявшего перед ним красного телефонного аппарата. Коротко переговорив, он передал трубку Бернсайду. Морж завороженно наблюдал, как генерал вслушивается в голос на другом конце провода.
– Слушаюсь, господин президент, – наконец произнес Бернсайд. – Я отдам приказ о запуске немедленно.
53
– Спасибо, генерал Бернсайд, – ровным голосом поблагодарил Скаукрофт заместителя председателя Объединенного комитета начальников штабов. – Ваше замечание принято к сведению. К сожалению, в настоящее время мы должны довольствоваться тем, что у нас есть.
– Можно мне сказать, сэр? – перебил его Морж. – Когда я говорил о том, что мы сможем засечь самолет, как только он сдвинется с места… понимаете, возможно, к тому времени будет слишком поздно что-либо предпринять. Если этот самолет затаился, то, может статься, он ожидает, пока те, кто на автомобилях, не выполнят задачу и не направятся домой. Самолет может быть для них средством улизнуть оттуда, и я склонен был бы считать, что он притаится, как мышь, до тех пор, пока его не вызовут.
Сидевший напротив него Роберт Гейтс, директор Центрального разведывательного управления, поднял вверх указательный палец и вымолвил:
– ЦРУ согласно с данной оценкой.
– Думаю, – вмешался Скаукрофт, кивнув директору ЦРУ, – что тогда мы подошли к обсуждению возможных причин, которые движут этими людьми. Если только, – добавил он, – не будет еще каких-то вопросов, касающихся технических подробностей?
Вопросов не было, и Морж встал, чтобы уйти.
– Нет-нет, мистер Соренсен, пожалуйста, останьтесь, – остановил его Скаукрофт, – возможно, у нас к вам возникнут дополнительные вопросы.
Морж снова сел на место.
– До сих пор, – продолжил Скаукрофт, – мы скорее ходили вокруг да около, но я чувствовал, что в наших рассуждениях очень важно наверняка исключить возможность ошибки. Независимо друг от друга НБР, ЦРУ и госдепартамент пришли к одинаковым выводам. К настоящему времени, вероятно, и остальные присутствующие сделали то же самое. Похоже, иной разумной причины, по которой столь хорошо организованная и обеспеченная команда людей находилась бы на территории Ирака, просто не существует. Короче говоря, мы считаем, что они задействованы в покушении на жизнь Саддама Хуссейна.
С дальнего конца стола донесся изумленный вздох похожего на жабу Лонгмайра, а со стороны генерала Бернсайда послышалось ворчливое: «Черт побери, давно бы пора». Заместитель госсекретаря Келли готов был пронзить Бернсайда взглядом. Генерал широко улыбнулся Моржу, который спрятал усмешку под усами.
– Это не относится к делу, генерал, – твердо заявил Скаукрофт. – Вопрос заключается в том, как нам овладеть ситуацией? Президент хотел бы услышать наши рекомендации.
Чарлза Бернсайда нельзя было сбрасывать со счетов. Служи он на флоте, его непременно наградили бы кличкой Бортовой Залп, но поскольку он был генералом ВВС, то получил более ласковое прозвище – Большая Бомбочка. В отсутствие тихоголосого министра обороны Дика Чейни, который, будь он на заседании, выступал бы от имени министерства обороны, Бернсайд настойчиво гнул свое:
– Говорю вам, пусть их себе продолжают. Вы должны были позволить нам покончить с этим делом еще в прошлом году, когда у нас была возможность. Самое время, чтобы кто-то расправился с этим сукиным сыном. И удачи этим ребятам!
– Резрешите, господин председатель, – вмешался ледяным тоном заместитель госсекретаря Джон Келли. – Здесь существуют кое-какие моменты международной политики, которые генерал Бернсайд, возможно, недооценивает…
– Политика, шмолитика, – перебил Бернсайд. – Да вы только взгляните, куда эта ваша политика нас завела. А никуда – вот куда. Сначала нам говорят истратить шестьдесят миллиардов долларов на то, чтобы избавиться от этого ублюдка Саддама, потом, в последнюю минуту, эти малахольные сукины дети из госдепа похерили все дело, а теперь этот скаредный педерастишко из казначейства, что сидит вон там, в конце стола, будет еще урезать нам военные расходы!
– Господин председатель! – протестующе пискнул высоким голосом вскочивший с кресла Лонгмайр. – Это недопустимо, не позволяйте генералу Бернсайду говорить в столь неуважительной…
– Задница! – прорычал ухмыляющийся Бернсайд.
– Господа! Господа! – Скаукрофт тоже встал с места и успокаивающе приподнял руки. – Пожалуйста!
Помощник министра финансов с оскорбленным выражением на жабьем лице опустился обратно в кресло. Бернсайд подмигнул Соренсену, у которого от невероятности происходящего отвисла челюсть. Скаукрофт дождался, когда стихнут приглушенные пересуды за столом, и обратился к Келли:
– Джон, думаю, что будет лучше, если вы объясните ситуацию, какой ее видит госдепартамент. Должен сказать, – Скаукрофт бросил предупреждающий взгляд в сторону Бернсайда, – что президент полностью согласен с оценками этого ведомства. Джон?
Келли начал говорить, с трудом сдерживая негодование по поводу непочтительного вмешательства Бернсайда.
– Если говорить упрощенно – на карту поставлено будущее Ирака как государства. По существу, Ирак состоит из трех отдельных государств в государстве. Без сильного руководства из центра он, вне всяких сомнений, распадется – возможно, очень быстро. На севере курды постараются создать независимый Курдистан. Магометане-шииты на юге тоже отделятся и, скорее всего, попытаются построить государство на базе Басры – древней провинции Оттоманской империи. Ну а меньшинству магометан-суннитов придется довольствоваться тем, что останется в центральной части Ирака. Однако суть в том, что ни одному из этих трех новообразований, вероятно, не удастся выжить как отдельному самостоятельному государству. Просто-напросто слишком сильно будут задеты интересы соседних держав. Я имею в виду главным образом Турцию и Сирию, но, возможно, прежде всего стоит говорить об Иране. Все эти три государства были бы втянуты в вакуум, образовавшийся при распаде сегодняшнего Ирака.
– Давайте разберемся с каждой страной по очереди, – продолжал Келли. – У Турции хватает своих внутренних проблем с десятью миллионами этнических курдов, живущих на ее территории. Турецкое правительство вряд ли будет поощрять возникновение нового и почти наверняка враждебного соседнего государства, откуда будут исходить политические, а возможно, вооруженные нападки на Турцию. Действия Сирии частично зависели бы от поведения Ирана. Сирийцы ненавидят режим Саддама Хуссейна и давно жаждут поглотить Ирак, создать «большую» Сирию. Режим президента Асада во многих отношениях столь же нелицеприятен, сколь и режим Хуссейна. За одним исключением – Ливан. Асад не решился на интервенцию, подобную той, что предпринял Ирак, но нет никаких сомнений, что Сирия не преминет воспользоваться развалом иракского государства как оправданием для вторжения. Правящие партии как в Сирии, так и в Ираке называют себя «Баас». И та и другая смоделированы по образу нацистской, но это не мешает им ненавидеть друг друга. Совершенно очевидно лишь одно: Асад наверняка не потерпит какого-либо вмешательства со стороны Ирана. К сожалению, подобное вмешательство Ирана, на наш взгляд, неизбежно.
Для пущего эффекта Келли сделал паузу и затем продолжил:
– Вот уже многие годы Иран и Ирак уравновешивают друг друга в борьбе за власть на Ближнем Востоке. Вспомните, какой «удобной» – хотя это и не совсем подходящее слово – была война между этими двумя странами. В результате же распада Иран весьма просто останется доминирующей экономической и военной силой в Персидском заливе, и никто ничего не сможет с ним поделать. Вначале иранское вмешательство будет носить тот же характер, что и у турок. У Ирана свои проблемы с курдами – их количество внутри страны тоже велико. Фактически – около пяти миллионов. По причинам, схожим с турецкими, Иран будет сильно сопротивляться созданию любого независимого курдского государства. Вторым вероятным шагом Ирана, пока внимание мировой общественности будет отвлечено на курдский вопрос, станет возобновление споров по поводу территориальной принадлежности различных с виду незначительных островов в Персидском заливе. Ну а третьим – в то время как все остальное будет идти своим чередом – явится слишком хорошо знакомый экспорт исламского фундаментализма в оставшиеся центральные и южные районы Ирака и за его пределы. Господа, возможно, кое-кому из вас покажется, что я тут нарисовал уж слишком мрачную картину и что иранский экстремизм в перспективе не так уж страшен, как это было какой-то год или два назад. Вслед за смертью аятоллы Хомейни и вступлением в должность президента Рафсанджани действительно видно,что Иран выказывает признаки более разумного подхода в отношениях с Западом. Я подчеркиваю слово «видно». Могу вас заверить, джентльмены, что это поверхностная видимость. Более того, полнота власти Рафсанджани в лучшем случае сомнительна. Приверженцы жесткого курса по-прежнему обладают огромным влиянием. Так может ли кто-либо из вас, – спросил Келли, обводя глазами сидящих вокруг стола и приберегая особенно пристальный взгляд для генерала Бернсайда, – со всей откровенностью сказать, что будет рад увидеть, как Иран становится неодолимой и доминирующей державой на Ближнем Востоке в целом и в районе Персидского залива в частности, со всеми вытекающими отсюда последствиями?
В помещении стояла тишина. Келли еще раз медленно обвел взглядом лица присутствующих – все взоры были обращены на него.
– То-то же. Таким образом, мы должны признать, что продолжение существования иракского государства является крайне важным для сохранения баланса сил, а следовательно, и стабильности – пусть даже нелегкой – в этом регионе. К сожалению, в настоящее время лишь один человек способен гарантировать единство Ирака. Несмотря на то, что он нам весьма не нравится, и несмотря на присущую ему жестокость, даже по отношению к собственному народу, Саддам Хуссейн безусловно является сильнейшей личностью в стране. В конце концов, он избавился от всех своих потенциальных соперников. Больше там никого нет. Заверяю вас, господа, – произнес Келли с нажимом, – что дело обстоит именно так. Я знаю этого человека и имел с ним личные контакты на протяжении многих лет. Если Саддам уйдет, Ирак развалится почти наверняка. Отсюда следует, – продолжал он, – что это покушение на его жизнь – если это действительно покушение – в корне противоречит национальным интересам Соединенных Штатов и всего Запада. Здесь поставлен на карту мир в регионе, а возможно, и во всем мире. Вот почему эти люди так опасны. Вот почему, если это только возможно, они должны быть остановлены. Таким образом, существует лишь один что-то значащий вопрос, на который мы должны ответить: как это сделать?
– Мы можем предупредить Саддама. – Все головы повернулись к новому оратору. Им оказался Дуглас Лонгмайр. Он пожал плечами в ответ на презрительные взгляды отдельных из присутствующих. – Почему бы и нет? Все, что нам нужно сделать, это подмигнуть их парню, Алану, э-э, как его там, ну, иракскому представителю в ООН. Тот передаст предупреждение Саддаму. Все так просто.
– Господин председатель? – попросил слова Роберт Гейтс, директор ЦРУ. – К сожалению, все не такпросто. С одной стороны, господин аль-Анбари вряд ли отнесется с необходимым доверием к подобному предостережению, даже если попытаться организовать все так, чтобы оно было передано через нейтральных людей. Да и нет у нас, к сожалению, нейтральных людей, на которых можно было бы положиться как в том, что они убедят иракцев в достоверности предупреждения, так и в том, что они в то же время не раскроют его истинного источника. А это подводит нас еще к одному фактору, который не стоит упускать из виду. – Директор ЦРУ сделал короткую паузу и, подчеркивая свою мысль, пристукнул по столу указательным пальцем. – Оказание любой поддержки – чем в конечном итоге и будет подобное предупреждение – официальному врагу Соединенных Штатов – каковым по-прежнему является Саддам – было бы расценено, как акт предательства. Если вы думаете, что у нас было недостаточно неприятностей с делом об «Иран-контрас» и его последствиями, то только представьте себе, какая поднимется вонь как у нас дома, так и за рубежом, если вдруг обнаружится, что мы непосредственно во что-то вмешались ради спасения жизни Саддама!
Скаукрофт, избегая жабий взгляд Лонгмайра, прочистил горло:
– Думаю, мы должны исключить всякую мысль о предупреждении, – поспешно пробормотал он. – У кого-нибудь еще есть предложения получше?
– Все, что нам остается, господин председатель, это надеяться, что покушение окажется неудачным. – На этот раз заговорил директор Федерального бюро расследований. – До сих пор этим людям везло. Учитывая состав персонала, который они набрали, я поражен, что им удалось зайти так далеко. Мы разузнали о пилоте. Он просто никто, совершенно никчемная личность. Похоже, лидер этой команды, кто бы он ни был, пользовался низкими критериями при подборе своих сообщников. Более того, главный инициатор заговора оказывается британским промышленником – человеком, который вряд ли достаточно сведущ в искусстве боевой авантюры. Думаю, можно вполне обоснованно надеяться, что и он сам и люди, им набранные, еще натворят ошибок. Дальнейшее следствие раскроет еще больше фактов, возможно, достаточно для того, чтобы все это остановить. Может статься, в конце концов, что это не более чем любительская операция, которая лишь по чистой случайности достигла столь неожиданной степени успеха.
Успокаивающая речь директора ФБР не убедила Соренсена. Искоса взглянув на своего начальника, он заметил, что Фейга тоже отнесся к ней скептически. У обоих уже сложилось впечатление об этой команде. Тот факт, что даже само их существование было обнаружено лишь по чистой случайности, уже говорил сам за себя. До сих пор они не совершили ни одной ошибки, по крайней мере, ни одной из тех, что можно было избежать.
– Есть один способ их остановить. Способ, который гарантирует это. – Все головы разом обернулись к обладателю хриплого голоса.
Им был генерал Бернсайд. Насупив брови, он глубоко задумался. Почти самому себе он добавил:
– Да, сделать это было бы можно.
– Господин генерал, объясните, пожалуйста, что у вас на уме? – вежливо попросил Скаукрофт.
– В настоящий момент, – начал четко докладывать Бернсайд, – корабль ВМФ США «Миссури» несет боевое дежурство в северной части Персидского залива. Если Национальное бюро разведки может дать мне точные координаты здания, в котором запрятались эти парни, я могу их немедленно передать на «Миссури». Необходимое перепрограммирование оружия будет завершено в пределах пятнадцати минут. Начиная с этого момента все будет зависеть от точного расстояния до цели: по грубой прикидке по карте – это, вроде бы, миль пятьсот. Таким образом, время полета – час или около того. Хочу сказать, что что-то не более чем через семьдесят пять минут с настоящего момента… – он посмотрел на свои часы – …да, скажем, около 19.45 по иракскому времени, я мог бы гарантировать, что две крылатых ракеты морского базирования «BGM-109C Томагавк» залетели бы в окна этого здания и разнесли бы на кусочки и его и тех, кто в нем находится.
Целых полминуты в комнате стояла мертвая тишина. Советник президента по вопросам национальной безопасности вгляделся в лица сидящих вокруг стола. Несогласных он не увидел.
Скаукрофт медленно поднял трубку стоявшего перед ним красного телефонного аппарата. Коротко переговорив, он передал трубку Бернсайду. Морж завороженно наблюдал, как генерал вслушивается в голос на другом конце провода.
– Слушаюсь, господин президент, – наконец произнес Бернсайд. – Я отдам приказ о запуске немедленно.
53
– Питер, там тебя хочет видеть кто-то из консульства.
– А? – Брови сэра Питера Дартингтона слегка приподнялись, и он сдвинул солнцезащитные очки на лоб. – Что ему надо? – Он поставил бокал с пуншем «плантатор» на расположенный сбоку столик и поднял спинку шезлонга. Усевшись прямо, он посмотрел на свою жену.
– Он не сказал, дорогой. Я оставила его в кабинете.
Сунув ноги в шлепанцы и натянув на себя рубашку, Дартингтон недовольно проворчал:
– Как они, черт возьми, вообще узнали, что я здесь?
– Дорогой, полагаю, им сообщили об этом в твоем офисе. Ты не хочешь спросить его, не останется ли он с нами на ленч?
– Нет. – Хмурясь из-за прерванного отдыха и продолжая ворчать, Дартингтон исчез в вилле.
Он нашел посетителя в рабочем кабинете.
– Сэр Питер Дартингтон? – При появлении промышленника мужчина встал.
Он был в легком светло-сером костюме, высокий лоб придавал его лицу ученый вид.
– Да, – холодно ответил ему Дартингтон. – Чем могу быть полезен?
– Меня зовут Смит – сержант уголовной полиции Смит. Я прикреплен к британскому консульству в Нассау. – Смит извлек удостоверение, но Дартингтон раздраженно отмахнулся, и тот продолжил: – Мои коллеги в Лондоне попросили меня принять участие в расследовании по делу, касающемуся национальной безопасности, и мы надеемся, что вы окажетесь способны оказать нам помощь.
– Дело о безопасности? А нельзя ли с этим подождать, пока я не вернусь в Лондон? – Дартингтон был настороже.
– Боюсь, что нет, сэр. – Мужчина открыл свой портфель и извлек оттуда тонкую стопку документов. Он взял верхнюю страницу и передал ее Дартингтону.
– Сэр, пожалуйста, не могли бы вы определить, ваша это подпись или нет?
Дартингтон снова нахмурился.
– Минуточку, мне понадобятся очки. Куда же, черт их… а, вот они. – Он сгреб со стола очки для чтения и водрузил их на нос.
Смит пристально следил за выражением лица сэра Питера, пока тот всматривался в документ.
– Да, это моя подп… – Лицо Дартингтона вдруг изменилось. – Одну минутку, что за чертовщина? Это конфиденциальный док… – По мере того, как он вчитывался в копию факса, отосланного Берном Хьюзу, лицо его становилось все более хмурым. Неожиданно он разразился серией громких восклицаний, переходящих из одного в другое: – Я этого никогда не посылал! Какого черта, что все это значит?! Это фальшивка! Откуда, черт побери, она взялась?!
Смит продолжал внимательно изучать выражение недоумения и негодования на лице Дартингтона, пока протесты наконец не стихли. Не скрывалось ли за ним что-то еще? Все так же молча, он разглядывал промышленника.
Не прочитав и половины документа, Дартингтон как-то сразу слишком хорошо осознал, что тот ему предвещает. Он был крайне напуган. Инстинктивное возмущение послужило удачной маскировкой для его страха. Это дало ему несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Он уселся в кресло и метнул взгляд на посетителя.
– Сержант Смит, думаю, вам лучше объяснить, что все это значит?
На самом деле, Смит вовсе не был сержантом полиции. Будучи офицером британской разведки, он был тщательно ознакомлен с делом, а главный инспектор Пол Халлам непосредственно его проинструктировал, как подступиться к Дартингтону. Смит был умным и наблюдательным человеком, но у него не было опыта дознания в работе с такими людьми, как сэр Питер. Будь на его месте Холлам, тот бы почти наверняка засек то мимолетное мгновение, когда Дартингтон сообразил, в какую неприятность он влип, – Смит же это упустил. Тем не менее, он видел на лице Дартингтона нечто такое, что слабо согласовывалось с поведением человека, которого вроде бы загнали в угол. Это было выражение уверенности. Смит подумал, что Дартингтон, видно, что-то припас в рукаве.
Смит был прав. Совсем неожиданно на Дартингтона снизошло прозрение – каким же умницей оказался Хауард. Он уже предвидел, что последует дальше.
– Сэр Питер, вам не трудно взглянуть в верхнюю часть документа? Там вы увидите серию цифр и букв.
– Да-да, – согласился Дартингтон.
– Это опознавательный код и телефонный номер аппарата, с которого был послан факс. Пожалуйста, не могли бы вы его сравнить с кодом и номером вот этого факса? – Смит извлек из стопки еще документ и передал его сэру Питеру.
Дартингтон просмотрел текст. Это был более ранний факс, на этот раз отосланный им лично и тоже Хьюзу.
– Послушайте, где вы достали эти документы? Я требую объяснения!
– Сэр Питер, пожалуйста, будьте добры сравнить номера и коды.
– Они одинаковые. Даты и время – разные, но все остальное – одинаковое.
– Действительно, одинаковое. Оба документа и в самом деле были посланы с одного и того же аппарата. Каждая модель обладает индивидуальной системой записи и передачи своих кодов. Факсы были посланы с аппарата «Кэнонфакс-220». Вы отрицаете, что посылали эти документы?
– Конечно, отрицаю! То есть нет, не отрицаю. Я посылал более ранний – я его помню. Но вот этот – более поздний – подделка.
– Повторяю, сэр Питер, эти документы были отосланы с одного и того же аппарата?
Дартингтон нахмурился. Самое время выглядеть действительно озадаченным, подумал он и стал демонстративно сравнивать документы. Какое-то время он сидел, явно ломая над чем-то голову. Затем с криком «Минуточку!» он вскочил на ноги и подошел к столу. Достав из него «ежедневник», он по пути к креслу пролистал страницы. Сравнив еще раз даты на факсах, он посмотрел на Смита.
– Это все объясняет, – сообщил Дартингтон, с улыбкой усаживаясь обратно и с интересом разглядывая Смита.
Настала очередь разведчика выглядеть растерянным. Все происходило совсем не так, как он ожидал.
– Сэр Питер, просветите меня, пожалуйста.
– В ночь на 19 ноября прошлого года мой дом в Кенте был обворован. Подростки. Среди прочих украденных вещей были некоторые документы и факсимильный аппарат – этот самый аппарат. На поддельном факсе стоит дата – 2 декабря. Ясно, что аппарат попал в плохие руки. Указанный же здесь номер телефона ничего не значит – его приходится вводить вручную. Все это говорит лишь о том, что вор не изменил настройку. Думаю, вы получили свой ответ. – Он издал легкий вздох притворного облегчения. – А теперь, – продолжил он, придав голосу жесткие нотки, – будьте уж так любезны, расскажите, и побыстрее, что все это значит? Что там еще стряслось и что по этому поводу предпринимают ваши люди?
Смит находился в полной растерянности. Он нацарапал дату кражи на клочке бумаги и мысленно сделал пометку устроить Лондону выволочку за то, что те не проверяют факты. Затем он поднял взгляд на промышленника.
– Сэр Питер, как оказалось, мы должны принести свои извинения, впрочем, как и дать объяснение. Возможно, вы поймете всю тяжесть ситуации, если я сообщу вам, что, оказывается, люди, ответственные за посылку этих документов, воспользовавшись средствами, затребованными в этом факсе, проникли в Саудовскую Аравию и осуществляют что-то вроде, ну, скажем, террористической операции.
Дартингтон распрямил спину – его изумление было искренним. Сбитый с толку Смит совершил ошибку, которой избежал бы Халлам: он не рассказал всей правды. Сообщи он Дартингтону, до какой степени уже продвинулось следствие, тот наверняка выказал бы тревогу. Если бы он пошел дальше и дал понять, что установлены личности членов команды… но он этого не сделал, и Дартингтону удалось удержать себя в руках.
– Понимаю, – медленно произнес он, сохраняя на лице маску озабоченности. – Боже праведный! Это, конечно же, все объясняет. Послушайте, мне крайне жаль, что я был не особенно вежлив с вами. Но я и понятия не имел. Надеюсь, вы схватите этих людей. Могу ли я что-то сделать, чтобы помочь…
– Спасибо, сэр Питер. Вы очень любезны, что проявили такое понимание. Но, как вы уже оценили, мы не можем тут слишком деликатничать. – Смит поднялся на ноги. – Еще раз мои извинения за то, что побеспокоил вас со столь неприятными вещами.
– Ничего-ничего, сержант. – Дартингтон проводил Смита до дверей и пожелал тому всего доброго.
Он стоял на крыльце виллы, пока Смит усаживался в машину. Даже слепому ясно, какой ты сержант полиции, подумал Дартингтон. Да у тебя на лбу написано, что ты из разведки!
Джулиан Смит не торопясь удалялся от виллы, раздосадованный тем, как прошло дознание. Он не поверил ни единому слову из того, что сказал Дартингтон. Да, говорил он бойко и убедительно, все так. Но эта чертова история с кражей факсимильного аппарата явно шита белыми нитками. Он не сомневался, что при проверке все подтвердится, но уж слишком гладко все получалось. Не стоит расстраиваться, решил он. У него хватило времени, чтобы кое-что сделать на вилле, ну а телефонная линия уже прослушивалась. Два скрытых микрофона и записи телефонных разговоров что-нибудь да откроют.
Форштевень огромного боевого корабля разрезал спокойные воды в северной части Персидского залива. За кормой далеко в темноту уходило кипящее фосфоресцирующее свечение. Четыре турбины, развивающие мощность двести двенадцать [тысяч] лошадиных сил, увлекали корабль на север со скоростью тридцать узлов.
На его мостике, почти в ста футах над поверхностью моря, капитан корабля ощущал прилив надежды, последовавший вслед за приказом, полученным десять минут назад. Возможно, он означал временную отсрочку. Оставалось каких-то три недели до тех пор, когда его корабль – один из четырех самых больших линейных кораблей в мире – должен был отправиться домой и встать на консервацию. «Нью-Джерси» первым постигла эта участь; «Айова» – самый старый из четырех – был следующим; ну а вскоре за ними последовал «Висконсин». Еще каких-то три недели – и наступит очередь линкора ВМФ США «Миссури». Неужели это и впрямь его последний поход?
– А? – Брови сэра Питера Дартингтона слегка приподнялись, и он сдвинул солнцезащитные очки на лоб. – Что ему надо? – Он поставил бокал с пуншем «плантатор» на расположенный сбоку столик и поднял спинку шезлонга. Усевшись прямо, он посмотрел на свою жену.
– Он не сказал, дорогой. Я оставила его в кабинете.
Сунув ноги в шлепанцы и натянув на себя рубашку, Дартингтон недовольно проворчал:
– Как они, черт возьми, вообще узнали, что я здесь?
– Дорогой, полагаю, им сообщили об этом в твоем офисе. Ты не хочешь спросить его, не останется ли он с нами на ленч?
– Нет. – Хмурясь из-за прерванного отдыха и продолжая ворчать, Дартингтон исчез в вилле.
Он нашел посетителя в рабочем кабинете.
– Сэр Питер Дартингтон? – При появлении промышленника мужчина встал.
Он был в легком светло-сером костюме, высокий лоб придавал его лицу ученый вид.
– Да, – холодно ответил ему Дартингтон. – Чем могу быть полезен?
– Меня зовут Смит – сержант уголовной полиции Смит. Я прикреплен к британскому консульству в Нассау. – Смит извлек удостоверение, но Дартингтон раздраженно отмахнулся, и тот продолжил: – Мои коллеги в Лондоне попросили меня принять участие в расследовании по делу, касающемуся национальной безопасности, и мы надеемся, что вы окажетесь способны оказать нам помощь.
– Дело о безопасности? А нельзя ли с этим подождать, пока я не вернусь в Лондон? – Дартингтон был настороже.
– Боюсь, что нет, сэр. – Мужчина открыл свой портфель и извлек оттуда тонкую стопку документов. Он взял верхнюю страницу и передал ее Дартингтону.
– Сэр, пожалуйста, не могли бы вы определить, ваша это подпись или нет?
Дартингтон снова нахмурился.
– Минуточку, мне понадобятся очки. Куда же, черт их… а, вот они. – Он сгреб со стола очки для чтения и водрузил их на нос.
Смит пристально следил за выражением лица сэра Питера, пока тот всматривался в документ.
– Да, это моя подп… – Лицо Дартингтона вдруг изменилось. – Одну минутку, что за чертовщина? Это конфиденциальный док… – По мере того, как он вчитывался в копию факса, отосланного Берном Хьюзу, лицо его становилось все более хмурым. Неожиданно он разразился серией громких восклицаний, переходящих из одного в другое: – Я этого никогда не посылал! Какого черта, что все это значит?! Это фальшивка! Откуда, черт побери, она взялась?!
Смит продолжал внимательно изучать выражение недоумения и негодования на лице Дартингтона, пока протесты наконец не стихли. Не скрывалось ли за ним что-то еще? Все так же молча, он разглядывал промышленника.
Не прочитав и половины документа, Дартингтон как-то сразу слишком хорошо осознал, что тот ему предвещает. Он был крайне напуган. Инстинктивное возмущение послужило удачной маскировкой для его страха. Это дало ему несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Он уселся в кресло и метнул взгляд на посетителя.
– Сержант Смит, думаю, вам лучше объяснить, что все это значит?
На самом деле, Смит вовсе не был сержантом полиции. Будучи офицером британской разведки, он был тщательно ознакомлен с делом, а главный инспектор Пол Халлам непосредственно его проинструктировал, как подступиться к Дартингтону. Смит был умным и наблюдательным человеком, но у него не было опыта дознания в работе с такими людьми, как сэр Питер. Будь на его месте Холлам, тот бы почти наверняка засек то мимолетное мгновение, когда Дартингтон сообразил, в какую неприятность он влип, – Смит же это упустил. Тем не менее, он видел на лице Дартингтона нечто такое, что слабо согласовывалось с поведением человека, которого вроде бы загнали в угол. Это было выражение уверенности. Смит подумал, что Дартингтон, видно, что-то припас в рукаве.
Смит был прав. Совсем неожиданно на Дартингтона снизошло прозрение – каким же умницей оказался Хауард. Он уже предвидел, что последует дальше.
– Сэр Питер, вам не трудно взглянуть в верхнюю часть документа? Там вы увидите серию цифр и букв.
– Да-да, – согласился Дартингтон.
– Это опознавательный код и телефонный номер аппарата, с которого был послан факс. Пожалуйста, не могли бы вы его сравнить с кодом и номером вот этого факса? – Смит извлек из стопки еще документ и передал его сэру Питеру.
Дартингтон просмотрел текст. Это был более ранний факс, на этот раз отосланный им лично и тоже Хьюзу.
– Послушайте, где вы достали эти документы? Я требую объяснения!
– Сэр Питер, пожалуйста, будьте добры сравнить номера и коды.
– Они одинаковые. Даты и время – разные, но все остальное – одинаковое.
– Действительно, одинаковое. Оба документа и в самом деле были посланы с одного и того же аппарата. Каждая модель обладает индивидуальной системой записи и передачи своих кодов. Факсы были посланы с аппарата «Кэнонфакс-220». Вы отрицаете, что посылали эти документы?
– Конечно, отрицаю! То есть нет, не отрицаю. Я посылал более ранний – я его помню. Но вот этот – более поздний – подделка.
– Повторяю, сэр Питер, эти документы были отосланы с одного и того же аппарата?
Дартингтон нахмурился. Самое время выглядеть действительно озадаченным, подумал он и стал демонстративно сравнивать документы. Какое-то время он сидел, явно ломая над чем-то голову. Затем с криком «Минуточку!» он вскочил на ноги и подошел к столу. Достав из него «ежедневник», он по пути к креслу пролистал страницы. Сравнив еще раз даты на факсах, он посмотрел на Смита.
– Это все объясняет, – сообщил Дартингтон, с улыбкой усаживаясь обратно и с интересом разглядывая Смита.
Настала очередь разведчика выглядеть растерянным. Все происходило совсем не так, как он ожидал.
– Сэр Питер, просветите меня, пожалуйста.
– В ночь на 19 ноября прошлого года мой дом в Кенте был обворован. Подростки. Среди прочих украденных вещей были некоторые документы и факсимильный аппарат – этот самый аппарат. На поддельном факсе стоит дата – 2 декабря. Ясно, что аппарат попал в плохие руки. Указанный же здесь номер телефона ничего не значит – его приходится вводить вручную. Все это говорит лишь о том, что вор не изменил настройку. Думаю, вы получили свой ответ. – Он издал легкий вздох притворного облегчения. – А теперь, – продолжил он, придав голосу жесткие нотки, – будьте уж так любезны, расскажите, и побыстрее, что все это значит? Что там еще стряслось и что по этому поводу предпринимают ваши люди?
Смит находился в полной растерянности. Он нацарапал дату кражи на клочке бумаги и мысленно сделал пометку устроить Лондону выволочку за то, что те не проверяют факты. Затем он поднял взгляд на промышленника.
– Сэр Питер, как оказалось, мы должны принести свои извинения, впрочем, как и дать объяснение. Возможно, вы поймете всю тяжесть ситуации, если я сообщу вам, что, оказывается, люди, ответственные за посылку этих документов, воспользовавшись средствами, затребованными в этом факсе, проникли в Саудовскую Аравию и осуществляют что-то вроде, ну, скажем, террористической операции.
Дартингтон распрямил спину – его изумление было искренним. Сбитый с толку Смит совершил ошибку, которой избежал бы Халлам: он не рассказал всей правды. Сообщи он Дартингтону, до какой степени уже продвинулось следствие, тот наверняка выказал бы тревогу. Если бы он пошел дальше и дал понять, что установлены личности членов команды… но он этого не сделал, и Дартингтону удалось удержать себя в руках.
– Понимаю, – медленно произнес он, сохраняя на лице маску озабоченности. – Боже праведный! Это, конечно же, все объясняет. Послушайте, мне крайне жаль, что я был не особенно вежлив с вами. Но я и понятия не имел. Надеюсь, вы схватите этих людей. Могу ли я что-то сделать, чтобы помочь…
– Спасибо, сэр Питер. Вы очень любезны, что проявили такое понимание. Но, как вы уже оценили, мы не можем тут слишком деликатничать. – Смит поднялся на ноги. – Еще раз мои извинения за то, что побеспокоил вас со столь неприятными вещами.
– Ничего-ничего, сержант. – Дартингтон проводил Смита до дверей и пожелал тому всего доброго.
Он стоял на крыльце виллы, пока Смит усаживался в машину. Даже слепому ясно, какой ты сержант полиции, подумал Дартингтон. Да у тебя на лбу написано, что ты из разведки!
Джулиан Смит не торопясь удалялся от виллы, раздосадованный тем, как прошло дознание. Он не поверил ни единому слову из того, что сказал Дартингтон. Да, говорил он бойко и убедительно, все так. Но эта чертова история с кражей факсимильного аппарата явно шита белыми нитками. Он не сомневался, что при проверке все подтвердится, но уж слишком гладко все получалось. Не стоит расстраиваться, решил он. У него хватило времени, чтобы кое-что сделать на вилле, ну а телефонная линия уже прослушивалась. Два скрытых микрофона и записи телефонных разговоров что-нибудь да откроют.
Форштевень огромного боевого корабля разрезал спокойные воды в северной части Персидского залива. За кормой далеко в темноту уходило кипящее фосфоресцирующее свечение. Четыре турбины, развивающие мощность двести двенадцать [тысяч] лошадиных сил, увлекали корабль на север со скоростью тридцать узлов.
На его мостике, почти в ста футах над поверхностью моря, капитан корабля ощущал прилив надежды, последовавший вслед за приказом, полученным десять минут назад. Возможно, он означал временную отсрочку. Оставалось каких-то три недели до тех пор, когда его корабль – один из четырех самых больших линейных кораблей в мире – должен был отправиться домой и встать на консервацию. «Нью-Джерси» первым постигла эта участь; «Айова» – самый старый из четырех – был следующим; ну а вскоре за ними последовал «Висконсин». Еще каких-то три недели – и наступит очередь линкора ВМФ США «Миссури». Неужели это и впрямь его последний поход?