Страница:
Дверь церкви была сделана на том самом месте, на котором настаивал Эбнер Хейл.
* * *
Позже, когда, казалось, миссия уже постепенно набирала силу и могла управлять Лахайной, китобойное судно "Джон Гуд-пасчер", вышедшее из Нью-Бедфорда и прибывшее на Гавайи с рекордным количеством добытого китового жира, бросило якорь в порту острова Мауи. Занятия Иеруши с девушками были внезапно прекращены из-за отчаянного крика с улицы:
-Келамоку! Там очень много матросов! Иди сюда немед ленно!
Так как "Джон Гудпасчер" был хорошо известен в Лахайне по своим предыдущим стоянкам, новость о его прибытии вызвала всеобщее возбуждение в классе Иеруши. Особенно это касалось четырех дочерей Пупали, которые несколько секунд многозначительно переглядывались, а затем дружно поднялись и вышли из класса. Когда Иеруша попыталась остановить их, старшая девушка объяснила учительнице, что их младшая сестра внезапно почувствовала себя плохо:
-Бедная Илики очень больная голова.
И под веселый громкий смех остальных учениц четверка гордо удалилась.
Сначала Иеруша даже не поняла, что произошло, но уже позже, когда одна из ее учениц внезапно выпалила: "Капена алоха Илики. Она плыть на корабль к капена", женщина осо
знала очевидную и весьма неприятную истину. Мораль, которую проповедовали миссионеры, была попрана, поэтому Иеруша сразу же распустила класс. Накинув на плечи легкую шаль и решительно прикрыв свои знаменитые локоны шляпкой с полями, она смело зашагала в сторону порта. Иеруша успела как раз вовремя. Она увидела, как четыре девушки, совершенно обнаженные, радостно забираются на борт судна "Джон Гудпасчер", где знакомые матросы уже шумно приветствуют своих долгожданных красавиц.
Подбежав к пожилому американскому матросу, который вырезал что-то на куске китового уса возле старого каменного дворца короля Камехамеха, она в отчаянии выкрикнула:
-Отвезите меня вон к тому кораблю!
Однако матрос, продолжая заниматься резьбой по китовому усу, только лениво протянул:
Мэм, будет гораздо лучше, если вы перестанете бороться с законами природы.
Но Илики еще совсем ребенок! - возразила Иеруша.
Первый закон моря, мэм, гласит: если они достаточно большие, значит, и достаточно взрослые. - И он задумчиво вгляделся вдаль, туда, откуда доносился счастливый визг удовлетворенных девушек.
Пораженная таким безразличием, Иеруша подбежала к пожилой гавайской женщине, которая сидела у берега на большом камне и охраняла четыре миссионерских платья девушек, которые те так небрежно сбросили с себя у самой кромки воды.
Тетушка Меле! - умоляющим голосом обратилась к ста рушке Иеруша. - Что нам сделать, чтобы вернуть этих четы рех девушек?
Когда-нибудь они сами вернутся. Корабль же уплывет, - убедительно произнесла тетушка Меле. - Вахине вернутся на зад, и все будет как всегда.
Растерявшись, Иеруша схватила в охапку опозоренную миссионерскую одежду, собираясь забрать ее с собой домой, прочь от этого распутного порта, но тетушка Меле вцепилась в платья и потянула их на себя, мрачно заметив:
-Хейл вахине! Они вернутся, и я должна отдать им пла тья.
И, как старый верный друг, которым она всегда и остава лась, старушка вновь уселась на камень, поджидая девушек,
чтобы отдать им платья: а вдруг красавицы снова захотят продолжать свое образование в миссионерской школе?
В тот вечер в доме Хейлов царила мрачная атмосфера: супруги делились неудачами дня.
Я не могу понять этих девочек, - всхлипывала Иеру- ша. - Мы даем им все, что только можем. Особенно это каса ется Илики. Она прекрасно знает, что такое добро и зло. И все равно сбегает с урока на китобойное судно!
Я поговорил об этой проблеме с Маламой, - смущенно начал Эбнер, - и она ответила мне очень просто: "Эта девуш ка - не алии. Поэтому ей дозволено плавать на китобойные суда, если она того пожелает". Я спросил Маламу: "Тогда по чему вы так сердились, когда трое матросов хотели затащить Ноелани на свой корабль?", на что она изрекла: "Ноелани - алии, поэтому она для матросов - табу". Как будто это может объяснить такую сложную проблему!
Эбнер, я содрогаюсь при одной мысли о том, какое зло про цветает в Лахайне, - ответила Иеруша. - Когда я уходила из порта, где никто не откликнулся на мою просьбу и не помог мне выручить девушек, я отправилась за помощью в город и в вин ной лавке Мэрфи услышала игру концертино. Оттуда раздавал ся заливистый девичий смех. Я попробовала заставить себя войти внутрь, чтобы посмотреть, что же там происходит, но ка кой-то мужчина остановил меня и предупредил: "Не надо захо дить туда, миссис Хейл. Там на девушках совсем нет никакой одежды. Впрочем, так бывает всегда, если в нашем порту стоит китобойное судно". Эбнер! Что происходит с этим городом?
Вот уже некоторое время он напоминает мне современ ные Содом и Гоморру.
И что же мы будем с этим делать?
Я еще не решил, - мрачно ответил преподобный Хейл.
А я решила, - твердо произнесла Иеруша. И когда уже наступила ночь, она твердой походкой направилась во дворец к Маламе, где на прекрасном гавайском языке заявила:
Алии Нуи, мы должны остановить девушек и запретить им плавать на китобойные суда.
Зачем? - изумилась Малама. - Девушки поступают так потому, что им это нравится. Никакого вреда от этого не происходит.
Но Илики - добропорядочная девушка, - продолжала настаивать на своем Иеруша.
А что это такое? - поинтересовалась Малама.
Это такая девушка, которая никогда не плавает на ко рабли к матросам, - просто объяснила миссис Хейл.
Мне кажется, что вы, миссионеры, задались целью пре кратить на острове всякие развлечения, - нахмурилась Ма лама.
Для Илики это совсем не развлечение, - продолжала от стаивать свою точку зрения Иеруша. - Она играет со смертью.
И Маламе было хорошо известно, что это - чистая правда.
Но она и раньше всегда плавала на суда, - с грустью на помнила Алии Нуи.
У Илики есть бессмертная душа, - твердо произнесла Иеруша. - Такая же, как и у нас с вами.
Ты хочешь сказать, что Илики, дочка Пупали, совсем такая же, как ты или я?
Правильно. Именно такая же, как вы и я.
Я не могу в это поверить, - призналась Малама. - Она же всегда плавала на корабли.
Теперь наша задача - прекратить это и остановить де вушку. Как и всех прочих.
В ту ночь Малама не стала ничего предпринимать, но уже на следующий день она собрала у себя всех алии, находившихся на острове рядом с ее дворцом, и тогда преподобный Хейл и миссис Хейл смогли подробно изложить все свои аргументы. Иеруша взмолилась:
-Вы можете судить о том, насколько город хороший, ес ли посмотрите на то, как он умеет оберегать своих детей и мо лоденьких девушек. Хорошего алии отличает его способность защищать женщин. Вас же я не могу назвать хорошими, по скольку все вы позволяете собственным дочерям уплывать на китобойные суда. В Лондоне хороший алии сделал бы все, чтобы остановить это. В Бостоне тоже.
Келоло все же решил поспорить с этими доводами и заявил:
-Кекау-ике-а-оле плавал на китобойном судне. Ему при ходилось бывать и в Лондоне, и в Бостоне, и он сам рассказы вал мне, что в этих городах существуют специальные дома, в которых полным-полно таких девушек. И везде, куда бы он ни плавал, в каждом большом порту есть такие дома.
-Однако во всех городах все хорошие алии стремятся контролировать этот порок и борются с ним, - с горечью вос кликнула Иеруша.
Однако самый сокрушительный удар нанес, разумеется, сам Эбнер.
-А вы знаете, что происходит дальше, пока вы, алии Ла- хайны, позволяете вашим девушкам и дальше заниматься развратом таким образом? зловеще вопросил он.
-Что же происходит? - встревожилась Малама, по скольку она полностью доверяла этому человеку.
-Когда суда возвращаются домой, вся команда начинает насмехаться над Гавайскими островами.
Наступила тяжелая пауза, пока все присутствующие переваривали это омерзительное обвинение. Алии Гавайев были людьми гордыми, и их особенно тревожило то, что о них думают и говорят в мире. Наконец, Малама осторожно спросила:
А разрешили бы алии Бостона своим девушкам плавать на гавайские корабли?
Конечно, нет! - отрезал Келоло. - Там же вода очень холодная.
Однако при этих словах никто не засмеялся, поскольку замечание показалось уместным, а Эбнер тут же добавил:
-Келоло прав. Вода в Бостоне совсем не такая теплая и приятная, как здесь. Но даже если бы она и была такой же, ни одной девушке не было бы разрешено плыть на гавайский ко рабль. И алии Бостона стало бы очень стыдно, если бы такое когда-нибудь все же произошло.
И снова негромко заговорила Малама:
Значит, ты полагаешь, что матросы смеются над нами, Макуа Хейл?
Я это знаю, а потому так уверен. Вы помните китобойное судно под названием "Карфагенянин" ? Оно не так давно оста навливалось в вашем порту. Я сам был на его борту и слышал, как все матросы дружно высмеивали Гонолулу.
Ах, да, но ведь Гонолулу считается очень порочным го родом, - кивнула Малама. - Именно поэтому я и не согласи лась жить там. И по той же причине столицей продолжает ос таваться Лахайна. Таково желание и воля короля.
Над Лахайной они тоже смеялись, - тут же добавил миссионер.
Это очень плохо, - нахмурилась Алии Нуи. Немного по думав, она заговорила: - Что же нам следует предпринять?
Возле рейда необходимо построить форт, - начал Эб нер, - и каждый вечер, на заходе солнца, под барабанную
дробь должно сообщаться, что каждый матрос, который после этого предупреждения останется на берегу, будет арестован и отпущен из форта только утром. И любая девушка, которая позволит себе уплыть на корабль, также попадет в тюрьму.
-Это очень жестокий закон, - подытожила Малама и распустила собрание. Однако, как только все остальные алии разошлись, она отозвала Иерушу в сторону и заворчала: - Как ты считаешь, неужели матросы смеются над нами имен но из-за девушек?
Я тоже смеюсь над вами! - твердо произнесла Иеруша. - Только вдумайтесь сами: что же это за народ, если он разрешает открытый разврат своим собственным дочерям!
Но эти девушки - не алии, - попыталась найти оправ дание Малама.
В ту ночь Хейлы долго спорили о том, следует ли позволять дочерям Пупали продолжить занятия в миссионерской школе. Эбнер настаивал на том, чтобы исключить всех четырех немедленно, однако Иеруша заступалась за своих учениц и утверждала, что им необходимо дать еще один шанс. И вот когда "Джон Гудпасчер" покинул рейд, четыре злоумышленницы, аккуратно одетые в новые платья, полностью раскаиваясь в содеянном, вернулись в школу. Чем больше Иеруша читала им нотации по поводу их непростительного поведения, тем охотнее они соглашались с ней. Но когда, буквально через несколько недель, какой-то подросток на всю улицу прокричал весть о том, что на рейд встал корабль "Вашти", объявив это так: "Железный крюк "Вашти" уже упал в воду, очень много келамоку!", знаменитая четверка тут же снова удрала с уроков. В тот же вечер Эбнер настоял на том, чтобы, по крайней мере, три старшие сестры были исключены из школы. Так как в те годы количество китобойных судов, останавливающихся в Лахайне, увеличивалось с каждым разом (только в году их насчитывалось ), то старшие дочери Пупали неплохо зарабатывали и на жизнь не жаловались. Очень скоро им уже не приходилось уплывать на судна, поскольку они устроились работать танцовщицами в винной лавке Мэрфи, где позади площадки для танцев у каждой имелась своя маленькая комнатка. Там им разрешалось подрабатывать и оставлять себе половину доходов.
Правда, Илики, самой симпатичной дочери Пупали, все же было разрешено остаться в миссионерской школе, и под
внимательным наблюдением Иеруши девушка очень скоро научилась понимать Библию и навсегда отреклась от посещения китобойных судов. От большинства гавайских девушек Илики отличала стройность фигуры, особенно длинные волосы и сияющие глаза. Когда она улыбалась, ее красивые белые зубы служили украшением ее лица, и Иеруша могла понять, почему мужчины хотели завладеть именно этой красавицей. Как-то раз миссис Хейл даже сказала своему супругу:
- Настанет время, и мы выдадим ее замуж за гавайца-христианина, и запомни мои слова, Эбнер! - она станет самой лучшей женой на островах.
Правда, когда Иеруша произносила эти слова, Эбнер не слушал ее. В это время он собирал для себя из кусков найденных досок (на Лахаине не было более ценного материала, чем древесина) письменный стол. Затем на этом столе разместились бумаги семь или восемь аккуратных пачек, каждую из которых для надежности прижимала морская раковина. Сейчас преподобный Хейл приступил, в сотрудничестве с другими миссионерами, находящимися на разных острова архипелага, к той знаменательной работе, которая впоследствии станет самым значительным вкладом в развитие и процветание Гавайских островов. Он переводил на гавайский язык Библию, и завершенные страницы пересылал типографу в Гонолулу, где они и печатались в небольшом количестве по мере их поступления.
Ничто из того, чем приходилось заниматься на острове Эб- неру, не давало ему такого наслаждения, как перевод Библии. Перед ним всегда находились при этом и греческий и древне еврейский тексты, греко-латинский словарь Корнелия Шре- велиуса, а также все варианты переводов Библии, с которыми ему приходилось иметь дело еще во время учебы в Йеле. Он был счастлив, словно пахарь, возделывающий поле без кам ней, или как рыбак, закидывающий сети и уверенный, что они не придут пустыми. Обычно он сотрудничал с Кеоки, от тачивая каждый абзац с наивозможнейшим вниманием. По прошествии лет он закончил, наконец, две книги из Библии, которые любил больше всего. Первой были Притчи, казавши еся для Эбнера абсолютным знанием, которого только может достичь человек. Особенно они были актуальны именно для Гавайев, так как суть излагалась простым языком, а сюжеты являлись надолго запоминающимися. Перо преподобного Хейла буквально летало над страницами, когда он переводил
заключительные страницы, там, где царь Лемуил говорил об идеальной женщине, Эбнеру казалось, что это относится непосредственно к Иеруше Бромли: "Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов. Уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка. Она, как купеческие корабли, издалека добывает хлеб свой. Длань свою она открывает бедному, и руку свою подает нуждающемуся. Крепость и красота - одежда ее, и весело смотрит она на будущее. Много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их".
Когда Эбнер справился с переводом, он оставил последние страницы на виду, чтобы Иеруша смогла прочесть их. Однако он был очень разочарован, так как жена не обратила внимания на его труд, поскольку была приучена не вмешиваться в дела мужа, занимающегося библейскими изысканиями. Кончилось тем, что он почти насильно вручил ей эти листки, и когда Иеруша прочла их, она негромко произнесла:
- Любая женщина должна обратить внимание на эти страницы.
Эбнер едва сдержался, чтобы не воскликнуть: "Да ведь это написано про тебя, Иеруша!" Однако он промолчал и сложил листки в общую пачку, ждущую своей отправки в Гонолулу.
* * *
В последующие десятилетия более чем шести комиссиям неоднократно предоставлялась возможность отшлифовать первый перевод Библии на гавайский язык. Изложение текстов, поступивших к ним с острова Гавайи, из Кауаи и Гонолулу, зачастую оказывалось неверным с точки зрения или перевода, или постановки логического ударения. Однако в том материале, за который отвечал Эбнер Хейл, ученые мужи ошибок почти не обнаружили. Один эксперт, имеющий степени доктора и Йела, и Гарварда, как-то заметил:
- Ощущение такое, что автор перевода сам периодически становился то иудеем, то греком, то гавайцем.
Эбнер, разумеется, не услышал столь хвалебных отзывов, так как все это происходило уже после его смерти. Зато при жизни он испытал невероятное наслаждение и подъем, при ступив к переводу Книги пророка Иезекиля. Ведь сам этот не обычный текст звучал какой-то песнью самым что ни на есть обыденным понятиям и явлениям в сочетании с наивысшей
внутренней экзальтацией. Хейлу временами казалось, что книга повествует непосредственно о нем и его жизни.
Эбнеру полюбились повторяющиеся эпизоды, в которых Иезекиль, по натуре своей человек скучный, фиксировал даты, когда удостаивался общения с Господом: "И было: в тридцатый год и четвертый месяц, в пятый день... отверзлись небеса и я видел видения Божий... Было слово Господне к Иезекилю". Уверенность, с которой пророк рассуждал обо всех делах, и убежденность в том, что сам Господь направляет его, приносили Эбнеру великое утешение. Когда Хейл переводил отрывки об общении пророка с Господом, ему казалось, что он сам становится участником описанных событий: "И было в шестом году, в шестом месяце, в пятый день... сидел я в доме моем, и старейшины Иудейские сидели пред лицом моим, и низошла на меня там рука Господа Бога". Эбнер отождествлял себя, сидящего вместе с алии острова Мауи, с пророком Иезекилем в окружении старейшин Иудеи. Иногда, когда Эбнер беседовал с кем-нибудь из вождей Мауи, и те не понимали его, он подспудно чувствовал, что сталкивается с теми же проблемами, что и знаменитый пророк, когда не понимали его проповедей старейшины земли иудейской. Но и в эти тяжелые минуты он вспоминал вечное изречение: "И было ко мне слово Господне". О какой же еще власти и почитании может змечтать смертный!
* * *
В году у Иеруши родился второй ребенок, веселая маленькая девочка по имени Люси, которая потом выйдет замуж за Эбнера Хьюлетта, появившегося на свет также с помощью ее отца. Строительство большой церкви, которым руководил Кело-ло, приближалось к завершению, и перед Эбнером встала новая проблема. Он решил, что и на торжественном открытии этой церкви, и в дальнейшем, все те, кто будет заходить в нее, должны быть одеты так, как положено настоящим христианам.
- Никакой наготы в церкви я не допущу, - официально объявил он. Никаких венков из цветов и благовоний. Это отвлекает. Женщины должны надевать платья, а мужчины - обязательно носить штаны.
Но после того, когда он объявил об этом обязательном усло вии, Эбнер и сам задумался: где же взять столько ткани, что бы преобразить всех этих язычников в настоящих христиан?
Конечно, речь шла не об алии, у которых всегда имелся доступ к товарам, привезенным из Китая. Эти люди могли о себе позаботиться. Они с самого начала стали носить надлежащие наряды, а в последние месяцы капитаны судов, останавливающихся в Лахайне, часто удивлялись, завидев могучих алии, которые выходили на небольшой каменный пирс, чтобы поприветствовать их.
- Их внешний вид сделал бы честь и самому Лондону, - докладывал один англичанин своему руководству. - Мужчины были одеты в черные пиджаки и такие же брюки, да еще и в желтых накидках. На женщинах я увидел немного странные, но очень идущие каждой из них платья с кокеткой у шеи. От груди до самых лодыжек спадали складки дорогих тканей. Когда эти люди передвигались, и мужчины, и женщины больше напоминали богов, такой безупречной была их походка и такой изумительной манера держаться. Они признались мне, что один миссионер из Бостона научил их, как правильно нужно приветствовать капитанов приплывающих к ним судов. И если дело в отношении их душ у него идет так же успешно, как это уже получилось с хорошими манерами, то его следовало бы искренне похвалить. Правда, в этом я сильно сомневаюсь, поскольку мне не приходилось видеть столько разврата ни в одном из важнейших портов мира, сколько в Лахайне.
Эбнера волновала ткань, в которую должны были облачиться простые люди. И вот, с берегов Китая пришло самое настоящее спасение и решение проблемы. Бриг "Фетида" вернулся из своей сандаловой экспедиции, нагруженный товарами, которые следовало реализовать на местном рынке. Капитан Джан-дерс, который уже договорился продать свой корабль Келоло, теперь решил переключиться на торговлю, да еще с большим размахом, и поэтому потратил все, что смог выручить за сандаловое дерево, на те товары, которые, по его мнению, должны были хорошо раскупаться на Гавайях. Вот почему открытие его магазина по соседству с винной лавкой Мэрфи было радостным и захватывающим событием для острова. Особенно волновались люди, когда Джандерс принялся распаковывать тюки с китайскими товарами.
Для мужчин капитан припас плотные габардиновые ткани, блестящие шелковые рубашки, черные штаны до колен, кото рые были так популярны во Франции всего тридцать лет на зад, шелковые чулки и ботинки с причудливыми пряжками.
Не забыл он про сигары из Манилы, бренди из Парижа и даже целую коробку готовых костюмов. Кстати, еще находясь в Кантоне, Джандерс предупредил местных портных:
-Шейте так, чтобы в один костюм могло уместиться как минимум три китайца. Эти вещи предназначаются для насе ления Гавайских островов.
Для женщин капитан приготовил такие соблазнительные вещи, устоять перед которыми было просто невозможно: рулоны тончайшей парчи, штуки сатина, готовые платья из бархата, ярды ярко-зеленой и фиолетовой тканей и множество ящиков с кружевами. Не упустил из виду прозорливый капитан и блестящие бусы, браслеты и кольца, веера для жарких ночей и всевозможные духи с Островов Пряностей.
Но что особенно оценили алии, так это огромные зеркала в полный человеческий рост, привезенные в Китай из Франции, и массивную мебель из красного дерева, собранную в Кантоне по английским образцам. В каждой семье вождя полагалось теперь иметь секретер с двумя круглыми углублениями для ламп и большим количеством ярлыков и этикеток для содержания своих бумаг в порядке. Понравилась им и посуда из тонкого китайского фарфора, но вершиной всего показались вождям сверкающие белые ночные горшки, расписанные розами так, что во всем рисунке преобладали приятные глазу голубые, розовые и бледно-зеленые оттенки.
Для простых людей Джандерс привез сотни рулонов ярко-красной ткани, а также белой и коричневой. Именно этот товар так заинтересовал преподобного Хейла, что он решился предложить капитану некую стратегию, которая и стала основой торговых успехов Джандерса.
-Капитан, как я вижу, у вас имеется достаточное количе ство хорошей ткани, - заметил Эбнер. - Я давно мечтал о том, чтобы мои прихожане имели приличную одежду к моменту от крытия новой церкви. Но дело в том, что у простых людей нет столько денег. Вы не могли бы предоставлять им кредит?
Капитан Джандерс потеребил кончик бороды, которая по-прежнему обрамляла его лицо, и сказал:
-Преподобный Хейл, когда-то давным-давно вы научили меня уважать и почитать Библию. Теперь же я твердо придер живаюсь тех слов, которые записаны в главе Притч Соло моновых: "Не будь из тех, которые поручаются за долги". Их произнес сам Господь, и мне такая позиция вполне подходит.
Наличные и только наличные! Вот главный принцип моего магазина.
Я понимаю, что наличные, конечно, это хорошее прави ло, - начал Эбнер.
Это правило Господа, - еще раз напомнил Джандерс.
Но наличными могут быть не только деньги, не так ли, капитан?
Ну... если это нечто такое, что легко превращается в деньги.
Сюда на рейд встает большое число китобойных судов, ка питан, продолжал развивать свою мысль Эбнер. - Что им мо жет понадобиться из того, что смог бы поставлять мой народ?
Почему это местные жители вдруг стали вашим наро дом? - удивился Джандерс.
Они принадлежат церкви, - пояснил Эбнер. - Итак, чем бы они могли расплатиться с вами?
Джандерс задумался, а потом заговорил:
Ну, капитанам китобойных судов всегда требуется тала в больших количествах для ремонтных работ. И, конечно, всевозможные виды веревок и бечевы.
Допустим, я смогу наладить для вас поставки и того, и другого, предложил Эбнер. - Смогли бы вы отдавать за этот товар ткани?
Таким образом Джандерс и заключил сделку, которая впоследствии стала основой его процветания, потому что в скором времени в Лахайне стало останавливаться большое количество китобойных судов. В году их было , а в уже . И когда они становились на рейд, капитан Джандерс терпеливо ждал, когда к нему придут за товаром, поставляемым ему местным населением под руководством преподобного Хейла. Тут была тапа, веревки, свинина и говядина. Правда, Келоло поначалу попробовал оспорить действия Эбнера. Он заявил:
-Макуа Хейл, ты когда-то ругался со мной из-за того, что я заставлял своих людей уходить в горы за сандаловым дере вом. Но для меня они работали только три недели, а потом от дыхали. Для тебя же они работают без перерыва!
На это Эбнер ответил простоватому вождю:
Они работают вовсе не на меня, Келоло. Они трудятся на Господа Бога.
И все равно без перерыва! - отметил Келоло.
В каком-то смысле Эбнер все равно получил свою выгоду в этом предприятии: к моменту открытия церкви каждый прихожанин уже был соответственно одет. И вот, в воскресенье, когда состоялось торжественное освящение огромного, только что выстроенного здания, странные процессии двинулись к церкви по пыльным дорогам. Людям приходилось проделывать путь в несколько миль, но они шли в церковь в своих причудливых пышных нарядах, изготовленных из ткани, приобретенной в лавке капитана Джандерса. Конечно, алии представляли собой приятное для глаза зрелище. Мужчины шли во фраках, черных шляпах, а их жены и дочери - в великолепных платьях, сшитых из дорогого плотного китайского материала. Однако простой народ еще не успел оценить все прелести западных фасонов, хотя островитяне уже привыкли видеть, что из вожди давно переоделись из талы в лондонские костюмы.
* * *
Позже, когда, казалось, миссия уже постепенно набирала силу и могла управлять Лахайной, китобойное судно "Джон Гуд-пасчер", вышедшее из Нью-Бедфорда и прибывшее на Гавайи с рекордным количеством добытого китового жира, бросило якорь в порту острова Мауи. Занятия Иеруши с девушками были внезапно прекращены из-за отчаянного крика с улицы:
-Келамоку! Там очень много матросов! Иди сюда немед ленно!
Так как "Джон Гудпасчер" был хорошо известен в Лахайне по своим предыдущим стоянкам, новость о его прибытии вызвала всеобщее возбуждение в классе Иеруши. Особенно это касалось четырех дочерей Пупали, которые несколько секунд многозначительно переглядывались, а затем дружно поднялись и вышли из класса. Когда Иеруша попыталась остановить их, старшая девушка объяснила учительнице, что их младшая сестра внезапно почувствовала себя плохо:
-Бедная Илики очень больная голова.
И под веселый громкий смех остальных учениц четверка гордо удалилась.
Сначала Иеруша даже не поняла, что произошло, но уже позже, когда одна из ее учениц внезапно выпалила: "Капена алоха Илики. Она плыть на корабль к капена", женщина осо
знала очевидную и весьма неприятную истину. Мораль, которую проповедовали миссионеры, была попрана, поэтому Иеруша сразу же распустила класс. Накинув на плечи легкую шаль и решительно прикрыв свои знаменитые локоны шляпкой с полями, она смело зашагала в сторону порта. Иеруша успела как раз вовремя. Она увидела, как четыре девушки, совершенно обнаженные, радостно забираются на борт судна "Джон Гудпасчер", где знакомые матросы уже шумно приветствуют своих долгожданных красавиц.
Подбежав к пожилому американскому матросу, который вырезал что-то на куске китового уса возле старого каменного дворца короля Камехамеха, она в отчаянии выкрикнула:
-Отвезите меня вон к тому кораблю!
Однако матрос, продолжая заниматься резьбой по китовому усу, только лениво протянул:
Мэм, будет гораздо лучше, если вы перестанете бороться с законами природы.
Но Илики еще совсем ребенок! - возразила Иеруша.
Первый закон моря, мэм, гласит: если они достаточно большие, значит, и достаточно взрослые. - И он задумчиво вгляделся вдаль, туда, откуда доносился счастливый визг удовлетворенных девушек.
Пораженная таким безразличием, Иеруша подбежала к пожилой гавайской женщине, которая сидела у берега на большом камне и охраняла четыре миссионерских платья девушек, которые те так небрежно сбросили с себя у самой кромки воды.
Тетушка Меле! - умоляющим голосом обратилась к ста рушке Иеруша. - Что нам сделать, чтобы вернуть этих четы рех девушек?
Когда-нибудь они сами вернутся. Корабль же уплывет, - убедительно произнесла тетушка Меле. - Вахине вернутся на зад, и все будет как всегда.
Растерявшись, Иеруша схватила в охапку опозоренную миссионерскую одежду, собираясь забрать ее с собой домой, прочь от этого распутного порта, но тетушка Меле вцепилась в платья и потянула их на себя, мрачно заметив:
-Хейл вахине! Они вернутся, и я должна отдать им пла тья.
И, как старый верный друг, которым она всегда и остава лась, старушка вновь уселась на камень, поджидая девушек,
чтобы отдать им платья: а вдруг красавицы снова захотят продолжать свое образование в миссионерской школе?
В тот вечер в доме Хейлов царила мрачная атмосфера: супруги делились неудачами дня.
Я не могу понять этих девочек, - всхлипывала Иеру- ша. - Мы даем им все, что только можем. Особенно это каса ется Илики. Она прекрасно знает, что такое добро и зло. И все равно сбегает с урока на китобойное судно!
Я поговорил об этой проблеме с Маламой, - смущенно начал Эбнер, - и она ответила мне очень просто: "Эта девуш ка - не алии. Поэтому ей дозволено плавать на китобойные суда, если она того пожелает". Я спросил Маламу: "Тогда по чему вы так сердились, когда трое матросов хотели затащить Ноелани на свой корабль?", на что она изрекла: "Ноелани - алии, поэтому она для матросов - табу". Как будто это может объяснить такую сложную проблему!
Эбнер, я содрогаюсь при одной мысли о том, какое зло про цветает в Лахайне, - ответила Иеруша. - Когда я уходила из порта, где никто не откликнулся на мою просьбу и не помог мне выручить девушек, я отправилась за помощью в город и в вин ной лавке Мэрфи услышала игру концертино. Оттуда раздавал ся заливистый девичий смех. Я попробовала заставить себя войти внутрь, чтобы посмотреть, что же там происходит, но ка кой-то мужчина остановил меня и предупредил: "Не надо захо дить туда, миссис Хейл. Там на девушках совсем нет никакой одежды. Впрочем, так бывает всегда, если в нашем порту стоит китобойное судно". Эбнер! Что происходит с этим городом?
Вот уже некоторое время он напоминает мне современ ные Содом и Гоморру.
И что же мы будем с этим делать?
Я еще не решил, - мрачно ответил преподобный Хейл.
А я решила, - твердо произнесла Иеруша. И когда уже наступила ночь, она твердой походкой направилась во дворец к Маламе, где на прекрасном гавайском языке заявила:
Алии Нуи, мы должны остановить девушек и запретить им плавать на китобойные суда.
Зачем? - изумилась Малама. - Девушки поступают так потому, что им это нравится. Никакого вреда от этого не происходит.
Но Илики - добропорядочная девушка, - продолжала настаивать на своем Иеруша.
А что это такое? - поинтересовалась Малама.
Это такая девушка, которая никогда не плавает на ко рабли к матросам, - просто объяснила миссис Хейл.
Мне кажется, что вы, миссионеры, задались целью пре кратить на острове всякие развлечения, - нахмурилась Ма лама.
Для Илики это совсем не развлечение, - продолжала от стаивать свою точку зрения Иеруша. - Она играет со смертью.
И Маламе было хорошо известно, что это - чистая правда.
Но она и раньше всегда плавала на суда, - с грустью на помнила Алии Нуи.
У Илики есть бессмертная душа, - твердо произнесла Иеруша. - Такая же, как и у нас с вами.
Ты хочешь сказать, что Илики, дочка Пупали, совсем такая же, как ты или я?
Правильно. Именно такая же, как вы и я.
Я не могу в это поверить, - призналась Малама. - Она же всегда плавала на корабли.
Теперь наша задача - прекратить это и остановить де вушку. Как и всех прочих.
В ту ночь Малама не стала ничего предпринимать, но уже на следующий день она собрала у себя всех алии, находившихся на острове рядом с ее дворцом, и тогда преподобный Хейл и миссис Хейл смогли подробно изложить все свои аргументы. Иеруша взмолилась:
-Вы можете судить о том, насколько город хороший, ес ли посмотрите на то, как он умеет оберегать своих детей и мо лоденьких девушек. Хорошего алии отличает его способность защищать женщин. Вас же я не могу назвать хорошими, по скольку все вы позволяете собственным дочерям уплывать на китобойные суда. В Лондоне хороший алии сделал бы все, чтобы остановить это. В Бостоне тоже.
Келоло все же решил поспорить с этими доводами и заявил:
-Кекау-ике-а-оле плавал на китобойном судне. Ему при ходилось бывать и в Лондоне, и в Бостоне, и он сам рассказы вал мне, что в этих городах существуют специальные дома, в которых полным-полно таких девушек. И везде, куда бы он ни плавал, в каждом большом порту есть такие дома.
-Однако во всех городах все хорошие алии стремятся контролировать этот порок и борются с ним, - с горечью вос кликнула Иеруша.
Однако самый сокрушительный удар нанес, разумеется, сам Эбнер.
-А вы знаете, что происходит дальше, пока вы, алии Ла- хайны, позволяете вашим девушкам и дальше заниматься развратом таким образом? зловеще вопросил он.
-Что же происходит? - встревожилась Малама, по скольку она полностью доверяла этому человеку.
-Когда суда возвращаются домой, вся команда начинает насмехаться над Гавайскими островами.
Наступила тяжелая пауза, пока все присутствующие переваривали это омерзительное обвинение. Алии Гавайев были людьми гордыми, и их особенно тревожило то, что о них думают и говорят в мире. Наконец, Малама осторожно спросила:
А разрешили бы алии Бостона своим девушкам плавать на гавайские корабли?
Конечно, нет! - отрезал Келоло. - Там же вода очень холодная.
Однако при этих словах никто не засмеялся, поскольку замечание показалось уместным, а Эбнер тут же добавил:
-Келоло прав. Вода в Бостоне совсем не такая теплая и приятная, как здесь. Но даже если бы она и была такой же, ни одной девушке не было бы разрешено плыть на гавайский ко рабль. И алии Бостона стало бы очень стыдно, если бы такое когда-нибудь все же произошло.
И снова негромко заговорила Малама:
Значит, ты полагаешь, что матросы смеются над нами, Макуа Хейл?
Я это знаю, а потому так уверен. Вы помните китобойное судно под названием "Карфагенянин" ? Оно не так давно оста навливалось в вашем порту. Я сам был на его борту и слышал, как все матросы дружно высмеивали Гонолулу.
Ах, да, но ведь Гонолулу считается очень порочным го родом, - кивнула Малама. - Именно поэтому я и не согласи лась жить там. И по той же причине столицей продолжает ос таваться Лахайна. Таково желание и воля короля.
Над Лахайной они тоже смеялись, - тут же добавил миссионер.
Это очень плохо, - нахмурилась Алии Нуи. Немного по думав, она заговорила: - Что же нам следует предпринять?
Возле рейда необходимо построить форт, - начал Эб нер, - и каждый вечер, на заходе солнца, под барабанную
дробь должно сообщаться, что каждый матрос, который после этого предупреждения останется на берегу, будет арестован и отпущен из форта только утром. И любая девушка, которая позволит себе уплыть на корабль, также попадет в тюрьму.
-Это очень жестокий закон, - подытожила Малама и распустила собрание. Однако, как только все остальные алии разошлись, она отозвала Иерушу в сторону и заворчала: - Как ты считаешь, неужели матросы смеются над нами имен но из-за девушек?
Я тоже смеюсь над вами! - твердо произнесла Иеруша. - Только вдумайтесь сами: что же это за народ, если он разрешает открытый разврат своим собственным дочерям!
Но эти девушки - не алии, - попыталась найти оправ дание Малама.
В ту ночь Хейлы долго спорили о том, следует ли позволять дочерям Пупали продолжить занятия в миссионерской школе. Эбнер настаивал на том, чтобы исключить всех четырех немедленно, однако Иеруша заступалась за своих учениц и утверждала, что им необходимо дать еще один шанс. И вот когда "Джон Гудпасчер" покинул рейд, четыре злоумышленницы, аккуратно одетые в новые платья, полностью раскаиваясь в содеянном, вернулись в школу. Чем больше Иеруша читала им нотации по поводу их непростительного поведения, тем охотнее они соглашались с ней. Но когда, буквально через несколько недель, какой-то подросток на всю улицу прокричал весть о том, что на рейд встал корабль "Вашти", объявив это так: "Железный крюк "Вашти" уже упал в воду, очень много келамоку!", знаменитая четверка тут же снова удрала с уроков. В тот же вечер Эбнер настоял на том, чтобы, по крайней мере, три старшие сестры были исключены из школы. Так как в те годы количество китобойных судов, останавливающихся в Лахайне, увеличивалось с каждым разом (только в году их насчитывалось ), то старшие дочери Пупали неплохо зарабатывали и на жизнь не жаловались. Очень скоро им уже не приходилось уплывать на судна, поскольку они устроились работать танцовщицами в винной лавке Мэрфи, где позади площадки для танцев у каждой имелась своя маленькая комнатка. Там им разрешалось подрабатывать и оставлять себе половину доходов.
Правда, Илики, самой симпатичной дочери Пупали, все же было разрешено остаться в миссионерской школе, и под
внимательным наблюдением Иеруши девушка очень скоро научилась понимать Библию и навсегда отреклась от посещения китобойных судов. От большинства гавайских девушек Илики отличала стройность фигуры, особенно длинные волосы и сияющие глаза. Когда она улыбалась, ее красивые белые зубы служили украшением ее лица, и Иеруша могла понять, почему мужчины хотели завладеть именно этой красавицей. Как-то раз миссис Хейл даже сказала своему супругу:
- Настанет время, и мы выдадим ее замуж за гавайца-христианина, и запомни мои слова, Эбнер! - она станет самой лучшей женой на островах.
Правда, когда Иеруша произносила эти слова, Эбнер не слушал ее. В это время он собирал для себя из кусков найденных досок (на Лахаине не было более ценного материала, чем древесина) письменный стол. Затем на этом столе разместились бумаги семь или восемь аккуратных пачек, каждую из которых для надежности прижимала морская раковина. Сейчас преподобный Хейл приступил, в сотрудничестве с другими миссионерами, находящимися на разных острова архипелага, к той знаменательной работе, которая впоследствии станет самым значительным вкладом в развитие и процветание Гавайских островов. Он переводил на гавайский язык Библию, и завершенные страницы пересылал типографу в Гонолулу, где они и печатались в небольшом количестве по мере их поступления.
Ничто из того, чем приходилось заниматься на острове Эб- неру, не давало ему такого наслаждения, как перевод Библии. Перед ним всегда находились при этом и греческий и древне еврейский тексты, греко-латинский словарь Корнелия Шре- велиуса, а также все варианты переводов Библии, с которыми ему приходилось иметь дело еще во время учебы в Йеле. Он был счастлив, словно пахарь, возделывающий поле без кам ней, или как рыбак, закидывающий сети и уверенный, что они не придут пустыми. Обычно он сотрудничал с Кеоки, от тачивая каждый абзац с наивозможнейшим вниманием. По прошествии лет он закончил, наконец, две книги из Библии, которые любил больше всего. Первой были Притчи, казавши еся для Эбнера абсолютным знанием, которого только может достичь человек. Особенно они были актуальны именно для Гавайев, так как суть излагалась простым языком, а сюжеты являлись надолго запоминающимися. Перо преподобного Хейла буквально летало над страницами, когда он переводил
заключительные страницы, там, где царь Лемуил говорил об идеальной женщине, Эбнеру казалось, что это относится непосредственно к Иеруше Бромли: "Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов. Уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка. Она, как купеческие корабли, издалека добывает хлеб свой. Длань свою она открывает бедному, и руку свою подает нуждающемуся. Крепость и красота - одежда ее, и весело смотрит она на будущее. Много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их".
Когда Эбнер справился с переводом, он оставил последние страницы на виду, чтобы Иеруша смогла прочесть их. Однако он был очень разочарован, так как жена не обратила внимания на его труд, поскольку была приучена не вмешиваться в дела мужа, занимающегося библейскими изысканиями. Кончилось тем, что он почти насильно вручил ей эти листки, и когда Иеруша прочла их, она негромко произнесла:
- Любая женщина должна обратить внимание на эти страницы.
Эбнер едва сдержался, чтобы не воскликнуть: "Да ведь это написано про тебя, Иеруша!" Однако он промолчал и сложил листки в общую пачку, ждущую своей отправки в Гонолулу.
* * *
В последующие десятилетия более чем шести комиссиям неоднократно предоставлялась возможность отшлифовать первый перевод Библии на гавайский язык. Изложение текстов, поступивших к ним с острова Гавайи, из Кауаи и Гонолулу, зачастую оказывалось неверным с точки зрения или перевода, или постановки логического ударения. Однако в том материале, за который отвечал Эбнер Хейл, ученые мужи ошибок почти не обнаружили. Один эксперт, имеющий степени доктора и Йела, и Гарварда, как-то заметил:
- Ощущение такое, что автор перевода сам периодически становился то иудеем, то греком, то гавайцем.
Эбнер, разумеется, не услышал столь хвалебных отзывов, так как все это происходило уже после его смерти. Зато при жизни он испытал невероятное наслаждение и подъем, при ступив к переводу Книги пророка Иезекиля. Ведь сам этот не обычный текст звучал какой-то песнью самым что ни на есть обыденным понятиям и явлениям в сочетании с наивысшей
внутренней экзальтацией. Хейлу временами казалось, что книга повествует непосредственно о нем и его жизни.
Эбнеру полюбились повторяющиеся эпизоды, в которых Иезекиль, по натуре своей человек скучный, фиксировал даты, когда удостаивался общения с Господом: "И было: в тридцатый год и четвертый месяц, в пятый день... отверзлись небеса и я видел видения Божий... Было слово Господне к Иезекилю". Уверенность, с которой пророк рассуждал обо всех делах, и убежденность в том, что сам Господь направляет его, приносили Эбнеру великое утешение. Когда Хейл переводил отрывки об общении пророка с Господом, ему казалось, что он сам становится участником описанных событий: "И было в шестом году, в шестом месяце, в пятый день... сидел я в доме моем, и старейшины Иудейские сидели пред лицом моим, и низошла на меня там рука Господа Бога". Эбнер отождествлял себя, сидящего вместе с алии острова Мауи, с пророком Иезекилем в окружении старейшин Иудеи. Иногда, когда Эбнер беседовал с кем-нибудь из вождей Мауи, и те не понимали его, он подспудно чувствовал, что сталкивается с теми же проблемами, что и знаменитый пророк, когда не понимали его проповедей старейшины земли иудейской. Но и в эти тяжелые минуты он вспоминал вечное изречение: "И было ко мне слово Господне". О какой же еще власти и почитании может змечтать смертный!
* * *
В году у Иеруши родился второй ребенок, веселая маленькая девочка по имени Люси, которая потом выйдет замуж за Эбнера Хьюлетта, появившегося на свет также с помощью ее отца. Строительство большой церкви, которым руководил Кело-ло, приближалось к завершению, и перед Эбнером встала новая проблема. Он решил, что и на торжественном открытии этой церкви, и в дальнейшем, все те, кто будет заходить в нее, должны быть одеты так, как положено настоящим христианам.
- Никакой наготы в церкви я не допущу, - официально объявил он. Никаких венков из цветов и благовоний. Это отвлекает. Женщины должны надевать платья, а мужчины - обязательно носить штаны.
Но после того, когда он объявил об этом обязательном усло вии, Эбнер и сам задумался: где же взять столько ткани, что бы преобразить всех этих язычников в настоящих христиан?
Конечно, речь шла не об алии, у которых всегда имелся доступ к товарам, привезенным из Китая. Эти люди могли о себе позаботиться. Они с самого начала стали носить надлежащие наряды, а в последние месяцы капитаны судов, останавливающихся в Лахайне, часто удивлялись, завидев могучих алии, которые выходили на небольшой каменный пирс, чтобы поприветствовать их.
- Их внешний вид сделал бы честь и самому Лондону, - докладывал один англичанин своему руководству. - Мужчины были одеты в черные пиджаки и такие же брюки, да еще и в желтых накидках. На женщинах я увидел немного странные, но очень идущие каждой из них платья с кокеткой у шеи. От груди до самых лодыжек спадали складки дорогих тканей. Когда эти люди передвигались, и мужчины, и женщины больше напоминали богов, такой безупречной была их походка и такой изумительной манера держаться. Они признались мне, что один миссионер из Бостона научил их, как правильно нужно приветствовать капитанов приплывающих к ним судов. И если дело в отношении их душ у него идет так же успешно, как это уже получилось с хорошими манерами, то его следовало бы искренне похвалить. Правда, в этом я сильно сомневаюсь, поскольку мне не приходилось видеть столько разврата ни в одном из важнейших портов мира, сколько в Лахайне.
Эбнера волновала ткань, в которую должны были облачиться простые люди. И вот, с берегов Китая пришло самое настоящее спасение и решение проблемы. Бриг "Фетида" вернулся из своей сандаловой экспедиции, нагруженный товарами, которые следовало реализовать на местном рынке. Капитан Джан-дерс, который уже договорился продать свой корабль Келоло, теперь решил переключиться на торговлю, да еще с большим размахом, и поэтому потратил все, что смог выручить за сандаловое дерево, на те товары, которые, по его мнению, должны были хорошо раскупаться на Гавайях. Вот почему открытие его магазина по соседству с винной лавкой Мэрфи было радостным и захватывающим событием для острова. Особенно волновались люди, когда Джандерс принялся распаковывать тюки с китайскими товарами.
Для мужчин капитан припас плотные габардиновые ткани, блестящие шелковые рубашки, черные штаны до колен, кото рые были так популярны во Франции всего тридцать лет на зад, шелковые чулки и ботинки с причудливыми пряжками.
Не забыл он про сигары из Манилы, бренди из Парижа и даже целую коробку готовых костюмов. Кстати, еще находясь в Кантоне, Джандерс предупредил местных портных:
-Шейте так, чтобы в один костюм могло уместиться как минимум три китайца. Эти вещи предназначаются для насе ления Гавайских островов.
Для женщин капитан приготовил такие соблазнительные вещи, устоять перед которыми было просто невозможно: рулоны тончайшей парчи, штуки сатина, готовые платья из бархата, ярды ярко-зеленой и фиолетовой тканей и множество ящиков с кружевами. Не упустил из виду прозорливый капитан и блестящие бусы, браслеты и кольца, веера для жарких ночей и всевозможные духи с Островов Пряностей.
Но что особенно оценили алии, так это огромные зеркала в полный человеческий рост, привезенные в Китай из Франции, и массивную мебель из красного дерева, собранную в Кантоне по английским образцам. В каждой семье вождя полагалось теперь иметь секретер с двумя круглыми углублениями для ламп и большим количеством ярлыков и этикеток для содержания своих бумаг в порядке. Понравилась им и посуда из тонкого китайского фарфора, но вершиной всего показались вождям сверкающие белые ночные горшки, расписанные розами так, что во всем рисунке преобладали приятные глазу голубые, розовые и бледно-зеленые оттенки.
Для простых людей Джандерс привез сотни рулонов ярко-красной ткани, а также белой и коричневой. Именно этот товар так заинтересовал преподобного Хейла, что он решился предложить капитану некую стратегию, которая и стала основой торговых успехов Джандерса.
-Капитан, как я вижу, у вас имеется достаточное количе ство хорошей ткани, - заметил Эбнер. - Я давно мечтал о том, чтобы мои прихожане имели приличную одежду к моменту от крытия новой церкви. Но дело в том, что у простых людей нет столько денег. Вы не могли бы предоставлять им кредит?
Капитан Джандерс потеребил кончик бороды, которая по-прежнему обрамляла его лицо, и сказал:
-Преподобный Хейл, когда-то давным-давно вы научили меня уважать и почитать Библию. Теперь же я твердо придер живаюсь тех слов, которые записаны в главе Притч Соло моновых: "Не будь из тех, которые поручаются за долги". Их произнес сам Господь, и мне такая позиция вполне подходит.
Наличные и только наличные! Вот главный принцип моего магазина.
Я понимаю, что наличные, конечно, это хорошее прави ло, - начал Эбнер.
Это правило Господа, - еще раз напомнил Джандерс.
Но наличными могут быть не только деньги, не так ли, капитан?
Ну... если это нечто такое, что легко превращается в деньги.
Сюда на рейд встает большое число китобойных судов, ка питан, продолжал развивать свою мысль Эбнер. - Что им мо жет понадобиться из того, что смог бы поставлять мой народ?
Почему это местные жители вдруг стали вашим наро дом? - удивился Джандерс.
Они принадлежат церкви, - пояснил Эбнер. - Итак, чем бы они могли расплатиться с вами?
Джандерс задумался, а потом заговорил:
Ну, капитанам китобойных судов всегда требуется тала в больших количествах для ремонтных работ. И, конечно, всевозможные виды веревок и бечевы.
Допустим, я смогу наладить для вас поставки и того, и другого, предложил Эбнер. - Смогли бы вы отдавать за этот товар ткани?
Таким образом Джандерс и заключил сделку, которая впоследствии стала основой его процветания, потому что в скором времени в Лахайне стало останавливаться большое количество китобойных судов. В году их было , а в уже . И когда они становились на рейд, капитан Джандерс терпеливо ждал, когда к нему придут за товаром, поставляемым ему местным населением под руководством преподобного Хейла. Тут была тапа, веревки, свинина и говядина. Правда, Келоло поначалу попробовал оспорить действия Эбнера. Он заявил:
-Макуа Хейл, ты когда-то ругался со мной из-за того, что я заставлял своих людей уходить в горы за сандаловым дере вом. Но для меня они работали только три недели, а потом от дыхали. Для тебя же они работают без перерыва!
На это Эбнер ответил простоватому вождю:
Они работают вовсе не на меня, Келоло. Они трудятся на Господа Бога.
И все равно без перерыва! - отметил Келоло.
В каком-то смысле Эбнер все равно получил свою выгоду в этом предприятии: к моменту открытия церкви каждый прихожанин уже был соответственно одет. И вот, в воскресенье, когда состоялось торжественное освящение огромного, только что выстроенного здания, странные процессии двинулись к церкви по пыльным дорогам. Людям приходилось проделывать путь в несколько миль, но они шли в церковь в своих причудливых пышных нарядах, изготовленных из ткани, приобретенной в лавке капитана Джандерса. Конечно, алии представляли собой приятное для глаза зрелище. Мужчины шли во фраках, черных шляпах, а их жены и дочери - в великолепных платьях, сшитых из дорогого плотного китайского материала. Однако простой народ еще не успел оценить все прелести западных фасонов, хотя островитяне уже привыкли видеть, что из вожди давно переоделись из талы в лондонские костюмы.