Страница:
То, что Ноелани остановила лаву, явилось, наверное, самым сильным ударом, который только испытал Эбнер в Ла-хайне. А так как это событие произошло слишком уж быстро после отступничества Кеоки и его сестры, то местные жители интерпретировали случившееся как добрый знак, обещающий долгий и счастливый брак Кеоки и Ноелани. А дар Алии Нуи влиять на древних богов убедил гавайцев в том, что эти боги существуют до сих пор. Поэтому многие островитяне начали отдаляться от христианской церкви. Однако больше всего обидело Эбнера то беззаботное веселье, с которым восприняли весть о случае с вулканом американцы. Один нечестивый капитан заявил во всеуслышанье:
-С этого момента можете считать меня почитателем ма дам Пеле!
Другой же пообещал:
-Ну, если вдобавок ко всему Ноелани научится управ лять штормами, я обязательно приму ее религию.
Эбнер, тяжело переживающий потерю каждого прихожанина и вздрагивающий при очередной шутке американских моряков, будто помешался на этом случае с лавой. Он находил человека, который соглашался выслушать его, и начинался горячий спор:
Ну, горящая лава дошла до какого-то определенного ме ста и, в конце концов, остановилась, как ей это и полагается. Что же здесь чудесного?
Да, но кто ее остановил? - парировали мучители ма ленького миссионера.
Подумаешь! - не сдавался Эбнер. - Какая-то женщина стоит у границы остывающей лавы, которая вот-вот остано вится, и вы считаете это чудом! презрительно хмыкал он.
Да, а вы только подумайте, что могло бы произойти, ес ли бы Ноелани не приехала? - логично возражали сторонни ки Алии Нуи.
Прошло несколько недель, и Эбнер нехотя поплелся за консультацией к Джону Уипплу. Молодой ученый сразу приободрил старого приятеля:
Когда внутреннее давление в вулкане становится доста точно мощным, он начинает извергаться. И только от внут ренних сил в самой земле зависит, сколько времени и с какой энергией будет продолжаться выплеск лавы наружу и ее про движение вниз по горным склонам. Если лавы много, тогда она дойдет до океана. Если нет, значит, остановится где-ни будь на пути к воде.
И эти вещи давно известны? - воспрянул духом Эбнер.
Об этом знает каждый мало-мальски образованный че ловек, - пожал плечами Уиппл. - Ты только посмотри на Ланаи. Любому ясно, что когда-то это был действующий вулкан. Или взгляни хотя бы на наш Мауи. Когда-то здесь, по всей вероятности, было даже два вулкана, но постепенно они объединились в одну гору. Я бы даже высказал предпо ложение, что когда-то очень давно все эти крохотные остро ва, которые мы видим с нашего пирса, были большим еди ным островом.
Как это может быть? - недоверчиво спросил Эбнер.
Либо острова погрузились в океан, либо сам уровень мо ря повысился. В данном случае подходит любое объяснение.
Но величие и серьезность такой концепции были недоступ ны Эбнеру, и он отступил:
-Это невозможно. Мы же хороню знаем о том, что мир был создан за четыре тысячи и четыре года до рождения Хри стова, и нигде нет никаких указаний на то, что острова могли опускаться в воду или, наоборот, подниматься из нее. - Эб- нер наотрез отказался принять версию Джона, которая пока залась ему отталкивающей и недопустимой.
Уиппл хотел задать Эбнеру пару вопросов касательно Великого Потопа, но сразу же передумал, поэтому ограничился замечанием:
Эбнер, зачем тебе понадобилось выставлять себя в таком отвратительном свете, когда Кеоки и Ноелани поженились? Тогда ты утратил значительную часть своего влияния.
Это же было омерзительно, неестественно и грязно! - разбушевался миссионер.
Я сам долго размышлял над этим событием, - признался Уиппл. - Ну, и что же тут такого ужасного? Нет, только не на до мне цитировать Библию. Ты лучше скажи своими словами.
Это отвратительно и неестественно, - повторил Хейл. Он до сих пор испытывал душевную боль, вспоминая о том, что успели натворить эти двое его самых любимых гавайцев.
Нет, ты объясни мне, что же тут такого омерзительного, - не отступал доктор.
В любом цивилизованном обществе... - начал было Эб нер, но его товарищ потерял всякое терпение и резко заявил:
Черт бы тебя побрал, Эбнер! Всякий раз, когда ты начина ешь свой ответ с этих слов, я уже заранее знаю, что ничего ум ного дальше не последует. Два самых цивилизованных общест ва, известных нам, были Древний Египет и империя инков. Так вот, ни одному египетскому правителю не разрешалось же ниться ни на ком, кроме как на собственной сестре. Мало того, мне помнится, что у инков были заведены точно такие же по рядки. И оба этих общества процветали. А в общем-то, - про должал Уиппл, - с научной точки зрения, эта система не так уж и плоха. То есть если необходимо безжалостно уничтожить новорожденных, обладающих явно выраженными дефектами, то вполне очевидно, что и египтяне, и инки, и гавайцы действо вали без колебаний. Но ты посмотри сам: неужели тебе встреча лась еще более красивая группа людей, чем местные алии?
Эбнер почувствовал, что сейчас ему станет совсем плохо, но прежде чем он успел что-либо возразить доктору, тот все же опередил своего приятеля и сказал:
Ноелани попросила меня присутствовать при родах.
Надеюсь, что ты осудил ее и отказался, - уверенно про изнес Эбнер.
Ничего подобного! Не каждому врачу за всю его практику предоставляется такой интересный случай, - пояснил Уиппл.
И ты согласился стать соучастником в таком страшном грехе? - Эбнер окаменел от одной мысли, что доктор действи тельно не отказал Ноелани.
Естественно, - улыбнулся Джон, и мужчины возврати лись от пирса в молчании. Однако как только Эбнер пришел домой, он сразу же отослал детей погулять в огороженной сте ной сад, а сам шепотом сообщил жене о том, что доктор Уиппл будет принимать роды у Ноелани. Но к его величайшему удивлению, Иеруша заметила:
Ну, разумеется. Эта девушка заслуживает максимум вни мания. Она, наверное, вдвойне волнуется за судьбу малыша.
Но как посмел пойти на это Джон Уиппл, преданный христианин!
В данном случае самое главное - то, что он доктор. Как ты думаешь, неужели я не волновалась при каждых родах, со знавая, что единственный, кто будет присутствовать и помо гать мне в этом деле - неопытный мужчина, не имеющий ме дицинского образования?
Неужели тебе было так страшно? - удивился Эбнер.
-Поначалу - даже очень, - призналась Иеруша. - Правда, моя искренняя и глубокая любовь к тебе помогла справиться с этими страхами. Но, даже учитывая все это, я очень рада, что брат Джон поможет Ноелани.
Эбнер начал что-то напыщенно вещать, но Иеруша за эти месяцы его сплошных неудач уже наслушалась столько, что сейчас решительно произнесла:
Мой дорогой, любимый супруг! Я думаю, что ты дела ешь из себя абсолютного тупицу.
Что ты хочешь этим сказать? - от возмущения Эбнер чуть не задохнулся. Он встал со стула и в волнении прошелся к двери.
Ты постоянно ищешь, с кем бы тебе сразиться. Ты уже пробовал противостоять кахунам, Келоло, потом Кеоки и Ноелани, а теперь готов схватиться даже с доктором Уипп- лом. В церкви в твоих речах я не слышу ни капли доброжела тельности. Ты ведешь себя так, словно ненавидишь Лахайну
и все, что к ней относится. Ты даже стал отдаляться от собственных детей. Знаешь, что сказал мне Михей? "Папа не учил меня ивриту вот уже два месяца".
Мне пришлось пережить слишком много серьезных ис пытаний, - признался Эбнер.
Я понимаю, что тебе пришлось нелегко, - нежно произ несла Иеруша, вновь усаживая раздраженного священника на один из подаренных китобоями стульев. - Но если мы здесь, как я считаю, участвуем в великой битве между стары ми богами и новым... - Она увидела, что такая постановка во проса пришлась мужу не по душе, и быстро изменила трактов ку: - Я хотела сказать, между языческими путями и дорогой Господа, тогда мы должны использовать даже самые незначи тельные свои ресурсы. Когда старое, кажется, начинает вновь отвоевывать у нас острова, мы должны сразиться с ним при помощи...
Я же предупреждал их всех! - неожиданно взревел Эб нер, вскакивая со стула и нервно расхаживая взад-вперед по земляному полу. - Я не раз говорил Келоло...
Послушай, что я хочу сказать, - так же спокойно про должала Иеруша, поднимаясь со стула, чтобы быть поближе к супругу. - В эти критические времена ты должен быть еще более спокойным и уравновешенным, чем обычно. И говорить убедительней. Вот ты мне сейчас рассказывал, как ты преду преждал эту троицу: Келоло, Кеоки и Ноелани: "Господь вас уничтожит!" Но ты не говорил мне о том, да и показывал на примере, как с помощью любви Христа ты пытался направить людей на путь истинный в эти тревожные дни. Я сама наблю дала за тем, как ты ожесточался. Эбнер, этому должен быть положен конец. Ты же сам разрушаешь все то положитель ное, что смог создать за долгие годы.
Иногда мне кажется, что я вообще ничего не добился, - в сердцах произнес униженный и почти беспомощный свя щенник.
Иеруша изловчилась и поймала мужа за руку, а затем повернула к себе и его измученное лицо:
-Мой дорогой и любимый супруг, - официальным тоном начала она, - если бы мне пришлось перечислять все те до стижения и успехи, которых Лахайна достигла благодаря тво им усилиям, мне не хватило бы и оставшейся жизни. Вон, по смотри на ту девчушку, играющую в солнечных лучах. Если
бы тебя здесь не было, ее наверняка бы тоже закопали живой сразу после рождения.
-Когда я смотрю на нее, - печально ответил Эбнер, испы тывая жгучую боль в сердце, - я вижу малютку Илики, са мую милую из всех детей. И вот теперь капитаны передают ее из рук в руки.
Таких слов Иеруша никак не могла ожидать от мужа, поскольку Хейл уже давно не вспоминал об Илики. Теперь же и сама Иеруша, подумав о своей любимой ученице, почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. Однако она сумела быстро справиться с ними.
-Если тем, что Илики пропала, она сумела произвести впечатление на своих соотечественников... Да, Эбнер, несо мненно, это должно было потрясти их! - Иеруша останови лась и высморкалась, закончив свою речь строгим, почти ко мандным тоном: - Мой дражайший советник, ты должен улыбаться. Ты должен читать проповеди, касающиеся высо ких, благородных тем. Ты должен завоевать сердца этих лю дей путем такой доброты и любви, которых еще не видели эти острова. И тогда они станут принадлежать Богу навсегда. Ты должен проповедовать любовь!
Вооруженный этой главной темой, которую Иеруша все же успешно вдолбила мужу в голову, неделю за неделей, Эбнер начал серию совершенно других проповедей, завоевывая каждый раз все больше и больше местных жителей. Теперь священник говорил о хорошей жизни, о благоприятных последствиях любви Господа к людям. Только сейчас он обнаружил, что островитяне вовсе не отвернулись от Бога, следуя примеру Келоло и его детей. Напротив, простые люди чувствовали, что в этом возвращении к старым богам для них не было никакого будущего. А вдумчивые, спокойные слова Эбнера приносили им утешение, в отличие от первых речей Макуа Хейла - напыщенных и оттого неискренних.
Теперь Эбнер проповедовал доктрину, для него самого ока завшуюся новой: "Священное слово Божье в интерпретации Иеруши Бромли, измененное в связи с таинственными событи ями, происшедшими на чужой земле". Разумеется, Эбнер не за бывал говорить о неизбежных грехах человеческих, но все рав но главной темой оставалась утешительное заступничество Иисуса Христа. А удерживала его слушателей еще старая так тика, которую Эбнер когда-то использовал в своей проповеди
перед китобоями на Фолклендских островах в дни молодости. Он задавал вопросы, словно самому себе, но при этом касался всех тех проблем, интересовавших собравшихся прихожан. Когда он говорил о сострадании Христа, то напрямую заявил:
- Иисус Христос поймет то смятение, которое сейчас переживает его любимый сын Кеоки Канакоа. Иисус обязательно будет любить свое заблудшее чадо, точно так же, как его любите вы, как его люблю я.
Когда эти слова передали Кеоки, проводившему время в травяном дворце, молодой алии был потрясен услышанным. Он отправился к берегу моря, где оставался в одиночестве несколько часов, в раздумьях прохаживаясь по песку. Он рассуждал о природе Христа, каким Кеоки помнил его в те прекрасные дни, когда сам учился в миссионерской школе в Корнуэлле, в далеком Коннектикуте. Тогда Иисус казался ему осязаемой реальностью, и мучительная потеря этого восприятия терзала душу и сердце Кеоки.
* * *
Когда стало известно, что Ноелани должна скоро родить, и ребенок появится на свет до следующего воскресенья, Эбнер решил воспользоваться этими сведениями, тем более, что о предстоящем событии знали все жители Лахайны. И вместо того, чтобы бушевать против обстоятельств, при которых бы ло зачато данное дитя, Макуа Хейл более полутора часов гово рил об особой любви Христа к детям. Потом он вспомнил неж ные чувства, которые испытывал всякий раз при рождении обоих своих сыновей и двух дочек. Не забыл Эбнер упомянуть и о своей любви к маленькой Илики, которая теперь уж точно пропала. Когда Эбнер отвлекался от обстоятельств, при кото рых исчезла Илики, эта девочка в его воображении всякий раз становилась все моложе и моложе. После преподобный Хейл начал распространяться о той радости, которую должна была испытывать вся Лахайна при одной мысли о том, что у Алии Нуи очень скоро родится ребенок. Так как гавайцы больше всего на свете любили детей, с которыми всегда были нежны и которых всегда понимали, на этот раз две тысячи со бравшихся в церкви прихожан последние пятнадцать минут проповеди дружно сопели и хлюпали носами. Таким образом, даже не совсем сознавая того, что ему удалась очередная побе
да, Эбнер, наконец, понял, что слова любви и сострадания смогли отвернуть островитян от Келоло и его кахун, в то время как его прежние речи только отдаляли гавайцев от Господа и приближали к старым богам.
Правда, Лахайна ожидала появление следующей Алии Нуи в смятении: как коренные гавайцы они радовались тому, что благородная линия на Гавайях не угасла. Однако как христиане, они прекрасно понимали, какое неправедное дело совершили Келоло и его дети.
Ноелани родила близнецов, и после того, как доктор Уиппл, наконец, вышел из травяного дворца и вернулся домой, он доложил своей жене:
-Мы должны быть готовы к тому, Аманда, что очень ско ро совершится нечто отвратительное и ужасное. Дело в том, что мальчик появился на свет очень хорошенький, а вот у де вочки обнаружилось несколько серьезных дефектов. Я ду маю, они отделаются от нее еще до рассвета.
Когда по городу прошел слух о том, что Кеоки Канакоа сам, своими собственными руками, взял дочку и положил ее у самой границы прилива, отдавая, таким образом, в жертву богу-акуле Мано, волна отвращения прокатилась по всей Лахайне.
В воскресенье церковь была переполнена: сюда собралось почти три тысячи прихожан, как в старые добрые дни. По дороге к храму Иеруша успела тихонько предупредить мужа:
-Помни, мой дорогой и любимый супруг, Господь сам го ворил об этом деле, так что тебе не стоит даже поднимать дан ную тему.
И Эбнер сразу же отбросил на время те строки, которые должны были стать главными в проповеди. Это были слова Христа из Евангелия от Луки: "Отче! Прости им, ибо не зна ют, что творят". Вместо этого преподобный Хейл привел вели колепные слова Экклезиаста, которые в последнее время час то приходили ему на ум: "Одно поколение умирает, ему на смену приходит другое. Но Земля остается навсегда. Солнце восходит и солнце заходит. Реки впадают в моря, но море ни когда не переполняется. Туда, откуда истекают реки, вернет ся их вода. Вещь, которая существовала раньше - та, кото рая будет существовать. То, что уже сделано, еще только бу дет сделано. И нет ничего нового под солнцем. Нет памяти о былых вещах, как не будет ее о том, что только еще должно произойти".
Эбнер говорил о вечности и постоянстве Мауи, о том, что киты каждый год возвращаются сюда и играют со своими детенышами. О том, как величественно солнце проходит месяц за месяцем от вулкана Ланаи до вершины Молокаи. Он вспомнил о большом урагане, которому под силу разрушить церковь, и о давно умершем прошлом, когда сам Камехамеха ходил по дорогам острова, верша великие подвиги.
"Земля остается навсегда", - воскликнул Эбнер на га вайском языке, и Иеруша, очарованная чередой образов, наве янных речью мужа, поняла, что та ненависть, которую Эбнер питал к Лахайне до недавнего времени, растворилась, канула в небытие. Сейчас преподобный Хейл переходил от мира физи ческого к миру человеческого общества, которое существует на Земле.
Несмотря на все несовершенство, человеческое общест во выдерживает испытание временем, - говорил Эбнер. Очень скоро он переметнулся на свое видение Женевы, како вой она была, когда ей управлял Беза, и постепенно подвел свою паству к той истине, которую долгое время искал сам: некоторые формы человеческого поведения все же лучше дру гих. В этом месте он вновь вернулся к той самой мысли, кото рая занимала его уже долгие годы, постепенно превратив шись в настоящую страсть. Общество может считаться хоро шим, если оно защищает своих детей.
Иисус Христос любит даже тех детей, которые вовсе не совершенны, закончил свою пламенную речь Макуа Хейл, оставляя самим прихожанам право делать выводы.
Что он говорил насчет ребенка? - нервно переспросил Ке- оки, перебирая пальцами ветки маиле, когда его шпионы сооб щили ему о содержании только что произнесенной проповеди.
Ничего, - ответили ему.
Наверное, он долго распространялся о нашем грехе? - не отступал возбужденный юноша.
Вовсе нет. Он рассказывал нам о том, как прекрасен остров Мауи. Наступила пауза, после чего человек Кеоки пояснил: - Он ни слова не сказал ни о тебе, ни о Ноелани. Но в одном месте, если я правильно понял его, он подразу мевал, что если ты когда-нибудь решишь снова вернуться в церковь, она тебя простит.
Эффект, произведенный этими словами на Кеоки, был по трясающим. Молодой человек начал содрогаться, как будто
его кто-то тряс. Спустя некоторое время Кеоки, весь в смятении, удалился в свою комнату и забился в угол. Затем он лег на ложе из тапы так, словно уже умер, отослав всех слуг и друзей коротким: "Уходите". Когда приятели покидали его дом, они взволнованно перешептывались друг с другом, и главным вопросом оставался следующий:
-Как ты думаешь, он действительно решил умереть?
Этот вопрос обсуждался очень серьезно, потому что все гавайцы знали: Кеоки терзается сомнениями. Он разрывается между двумя религиями, и даже если учесть, что он вернулся по своему желанию к старинным богам Келоло, в то же время молодой алии не мог сразу полностью отойти от Бога Эбнера. И эти две несовместимые силы боролись в его сердце. Кроме того, гавайцы знали, что если Кеоки серьезно решил умереть, то именно так и поступит. Им не раз приходилось видеть, как их отцы или братья, произнеся: "Я буду умирать", действительно уходили по радуге. Поэтому, как только одним из друзей Кеоки был задан этот вопрос, все остальные принялись обсуждать его. И вот к какому заключению они пришли:
-Мы считаем, что он сам знает о том, что не сможет вы жить, пока два бога сражаются за его сердце.
* * *
Впрочем, в скором времени этот вопрос потерял свое значение, поскольку в Лахайне началась эпидемия кори, известная под названием "тихоокеанского бича". Как-то раз, в старые времена, эта болезнь унесла половину населения островов. Теперь она притаилась в кубрике одного из китобойных судов, которое встало на рейд Лахайны. Болезнь приготовилась нанести еще один сокрушительный удар по Гавайям. Эпидемия должна была принести огромные потери стране и уничтожить большое число уже обреченного на вымирание народа. На всем Тихом океане не было болезни страшней, чем корь.
На этот раз все началось довольно невинным образом. От зараженного матроса болезнь передалась в миссионерский дом, где иммунитет на нее вырабатывался столетиями еще в Англии. Поэтому для жителей Массачусетса эта напасть сво дилась к самой обычной детской болезни. Как-то утром Иеру ша, проверяя грудь Михея, вдруг обнаружила знакомую крас ную сыпь.
-У тебя случайно горло не болит? - поинтересовалась она, и когда сын ответил утвердительно, женщина тут же со общила мужу: - Эбнер, боюсь, что у нашего ребенка корь.
Эбнер застонал:
Ну, теперь, я полагаю, Люси, Дэвид и Эстер обязательно по очереди начнут заболевать, - и он тут же углубился в книги по медицине, чтобы выяснить, как следует бороться с неожи данно появившейся у сына лихорадкой. Лекарства требовались самые обыкновенные, а процедуры оказались несложными, по этому Эбнер принял следующее решение: - В течение трех недель придется детям посидеть дома. - Но тут ему пришло в голову, что было бы вполне благоразумно при данных обстоя тельствах навестить Джона Уиппла. А что если у доктора име ются более современные средства лечения лихорадки? Поэтому он тут же отправился к магазину "Дж. и У." и, остановившись у дверей, как бы между прочим, заявил:
Нам опять не везет! У Михея, по-моему, корь, и я хотел бы узнать...
Услышав эти слова, Уиппл выронил ручку и воскликнул:
Что?! Ты сказал "корь"?!
Ну да, у него на груди выступила красная сыпь.
О Господи! - пробормотал Уиппл, схватил свой медицин ский саквояж и бросился в миссионерский дом. Дрожащими пальцами он обследовал мальчика, и в эти минуты от Иеруши не ускользнуло, что лоб Джон покрылся каплями пота.
Неужели корь настолько опасна? - спросила она, чув ствуя что-то неладное.
Разумеется, не для него, - ответил Уиппл. Затем он провел родителей в переднюю комнату и шепотом поинтересо вался: - Вы не контактировали ни с кем из местных жителей с тех пор, как Михей заболел?
Нет, - убедил его Эбнер. - Я сразу же отправился к те бе в магазин.
Ну, слава Богу, - выдохнул Уиппл, тщательно моя ру ки. - Пойми, Эбнер, у нас имеется крошечный шанс, что эта ужасная для гавайцев болезнь все же обойдет острова сторо ной. Тем не менее, я хочу, чтобы в течение трех недель никто из твоей семьи не выходил на улицу. И никакого общения с гавайцами.
Брат Джон, - напрямую спросила Иеруша, - а это ей- ствительно корь?
-Она самая, - печально ответил Уиппл. - К сожале нию. - Затем, напуганный перспективой того, что может произойти в ближайшем будущем, он, повинуясь импульсу, обратился к Хейлу: - Эбнер, не мог бы ты помолиться за всех нас, за Лахайну? Чтобы эпидемия не дошла до города.
И когда Эбнер принялся читать молитву, все трое встали на колени.
Но матросы с зараженного китобойного судна свободно перемещались по городу, и уже на следующее утро, когда доктор Уиппл случайно выглянул на улицу, он увидел совершенно обнаженного гавайца, буквально выкапывающего себе неглубокую могилу рядом с океаном, куда могла попасть прохладная вода и заполнить песчаный прямоугольник. Уиппл позвал мужчину:
-Кекуана, что ты делаешь?
И гаваец, трясясь от страха и лихорадки, ответил ему:
-Я горю так, что готов умереть, а вода охладит мое тело. Услышав это, доктор Уиппл строго приказал:
-Возвращайся домой, Кекуана, и укутайся в тапу. Эта бо лезнь должна выйти из тебя вместе с потом. Иначе ты обяза тельно умрешь.
Но мужчина не согласился с ним:
-Вы даже не можете себе представить, как обжигает ме ня этот огонь! С этими словами он погрузился в морскую во ду, и в течение суток скончался.
Очень скоро на всем берегу гавайцы, пятнистые от сыпи, сооружали себе углубления в прохладном влажном песке, и, не обращая внимания на все мольбы доктора Уиппла, заползали в успокаивающую жар воду, после чего почти сразу же и умирали. Ирригационные канавы и поля таро были усыпаны трупами. Эпидемия распространялась со скоростью огня, посещая жалкие хижины и сжигая их жильцов страшной лихорадкой, вынести которую было невозможно. Доктор Уиппл очень быстро организовал медицинскую группу, состоявшую из него самого, Аманды, Хейлов и Джандерсов. Бригада работала без устали три недели. Они спорили с гавайцами, убеждали их лечиться, утешали и, наконец, хоронили. Один раз Эбнер не выдержал и закричал во весь голос:
-Джон, ну почему эти упрямые люди продолжают ны рять в волны прибоя, хотя прекрасно знают, что это убьет их наверняка?
На что усталый и измученный доктор ответил:
-Мы сами привыкли к тому, что корь - это всего лишь почти безобидная детская болезнь. Но в этом мы сильно за блуждаемся. Для этих совершенно не защищенных людей корь является смертельной, и переносят они ее совсем по-дру гому. Эбнер, ты даже представить себе не можешь, какие страдания приносит подобная лихорадка.
Тем не менее, маленький миссионер продолжал умолять своих прихожан:
Не ходите в воду, если вы окунетесь в море, вы можете умереть.
А я и хочу умереть, Макуа Хейл, - неизменно отвечали измученные болезнью островитяне.
Иеруше и Аманде удалось спасти много жизней. Они вламывались в хижины и забирали оттуда детей, даже не спрашивая на то разрешения, поскольку хорошо знали, что если дети будут продолжать жалобно плакать, то их родители, в лучшем случае, тоже понесут своих малышей к морю. Женщины заматывали младенцев в одеяла и поили их отваром морского лука. Таким образом они стимулировали потоотделение, и болезнь выходила наружу через поры кожи, как того и требовала медицина. Правда, если женщинам удавалось спасти детей, то в отношении взрослых дела обстояли куда хуже: на них не действовали ни логика, ни сила, и гавайцы упрямо продолжали идти к морю. В результате эпидемии из каждых трех островитян один погибал.
Через некоторое время корь достигла и территории дворца Маламы, несмотря на высокие стены и полную изоляцию. Но Кеоки только приветствовал болезнь. Кроме него захворал и его маленький сын Келоло. Вскоре супруги Хейл обнаружили трясущуюся в лихорадке семью Канакоа, и Иеруша быстро приняла решение:
-С этого момента можете считать меня почитателем ма дам Пеле!
Другой же пообещал:
-Ну, если вдобавок ко всему Ноелани научится управ лять штормами, я обязательно приму ее религию.
Эбнер, тяжело переживающий потерю каждого прихожанина и вздрагивающий при очередной шутке американских моряков, будто помешался на этом случае с лавой. Он находил человека, который соглашался выслушать его, и начинался горячий спор:
Ну, горящая лава дошла до какого-то определенного ме ста и, в конце концов, остановилась, как ей это и полагается. Что же здесь чудесного?
Да, но кто ее остановил? - парировали мучители ма ленького миссионера.
Подумаешь! - не сдавался Эбнер. - Какая-то женщина стоит у границы остывающей лавы, которая вот-вот остано вится, и вы считаете это чудом! презрительно хмыкал он.
Да, а вы только подумайте, что могло бы произойти, ес ли бы Ноелани не приехала? - логично возражали сторонни ки Алии Нуи.
Прошло несколько недель, и Эбнер нехотя поплелся за консультацией к Джону Уипплу. Молодой ученый сразу приободрил старого приятеля:
Когда внутреннее давление в вулкане становится доста точно мощным, он начинает извергаться. И только от внут ренних сил в самой земле зависит, сколько времени и с какой энергией будет продолжаться выплеск лавы наружу и ее про движение вниз по горным склонам. Если лавы много, тогда она дойдет до океана. Если нет, значит, остановится где-ни будь на пути к воде.
И эти вещи давно известны? - воспрянул духом Эбнер.
Об этом знает каждый мало-мальски образованный че ловек, - пожал плечами Уиппл. - Ты только посмотри на Ланаи. Любому ясно, что когда-то это был действующий вулкан. Или взгляни хотя бы на наш Мауи. Когда-то здесь, по всей вероятности, было даже два вулкана, но постепенно они объединились в одну гору. Я бы даже высказал предпо ложение, что когда-то очень давно все эти крохотные остро ва, которые мы видим с нашего пирса, были большим еди ным островом.
Как это может быть? - недоверчиво спросил Эбнер.
Либо острова погрузились в океан, либо сам уровень мо ря повысился. В данном случае подходит любое объяснение.
Но величие и серьезность такой концепции были недоступ ны Эбнеру, и он отступил:
-Это невозможно. Мы же хороню знаем о том, что мир был создан за четыре тысячи и четыре года до рождения Хри стова, и нигде нет никаких указаний на то, что острова могли опускаться в воду или, наоборот, подниматься из нее. - Эб- нер наотрез отказался принять версию Джона, которая пока залась ему отталкивающей и недопустимой.
Уиппл хотел задать Эбнеру пару вопросов касательно Великого Потопа, но сразу же передумал, поэтому ограничился замечанием:
Эбнер, зачем тебе понадобилось выставлять себя в таком отвратительном свете, когда Кеоки и Ноелани поженились? Тогда ты утратил значительную часть своего влияния.
Это же было омерзительно, неестественно и грязно! - разбушевался миссионер.
Я сам долго размышлял над этим событием, - признался Уиппл. - Ну, и что же тут такого ужасного? Нет, только не на до мне цитировать Библию. Ты лучше скажи своими словами.
Это отвратительно и неестественно, - повторил Хейл. Он до сих пор испытывал душевную боль, вспоминая о том, что успели натворить эти двое его самых любимых гавайцев.
Нет, ты объясни мне, что же тут такого омерзительного, - не отступал доктор.
В любом цивилизованном обществе... - начал было Эб нер, но его товарищ потерял всякое терпение и резко заявил:
Черт бы тебя побрал, Эбнер! Всякий раз, когда ты начина ешь свой ответ с этих слов, я уже заранее знаю, что ничего ум ного дальше не последует. Два самых цивилизованных общест ва, известных нам, были Древний Египет и империя инков. Так вот, ни одному египетскому правителю не разрешалось же ниться ни на ком, кроме как на собственной сестре. Мало того, мне помнится, что у инков были заведены точно такие же по рядки. И оба этих общества процветали. А в общем-то, - про должал Уиппл, - с научной точки зрения, эта система не так уж и плоха. То есть если необходимо безжалостно уничтожить новорожденных, обладающих явно выраженными дефектами, то вполне очевидно, что и египтяне, и инки, и гавайцы действо вали без колебаний. Но ты посмотри сам: неужели тебе встреча лась еще более красивая группа людей, чем местные алии?
Эбнер почувствовал, что сейчас ему станет совсем плохо, но прежде чем он успел что-либо возразить доктору, тот все же опередил своего приятеля и сказал:
Ноелани попросила меня присутствовать при родах.
Надеюсь, что ты осудил ее и отказался, - уверенно про изнес Эбнер.
Ничего подобного! Не каждому врачу за всю его практику предоставляется такой интересный случай, - пояснил Уиппл.
И ты согласился стать соучастником в таком страшном грехе? - Эбнер окаменел от одной мысли, что доктор действи тельно не отказал Ноелани.
Естественно, - улыбнулся Джон, и мужчины возврати лись от пирса в молчании. Однако как только Эбнер пришел домой, он сразу же отослал детей погулять в огороженной сте ной сад, а сам шепотом сообщил жене о том, что доктор Уиппл будет принимать роды у Ноелани. Но к его величайшему удивлению, Иеруша заметила:
Ну, разумеется. Эта девушка заслуживает максимум вни мания. Она, наверное, вдвойне волнуется за судьбу малыша.
Но как посмел пойти на это Джон Уиппл, преданный христианин!
В данном случае самое главное - то, что он доктор. Как ты думаешь, неужели я не волновалась при каждых родах, со знавая, что единственный, кто будет присутствовать и помо гать мне в этом деле - неопытный мужчина, не имеющий ме дицинского образования?
Неужели тебе было так страшно? - удивился Эбнер.
-Поначалу - даже очень, - призналась Иеруша. - Правда, моя искренняя и глубокая любовь к тебе помогла справиться с этими страхами. Но, даже учитывая все это, я очень рада, что брат Джон поможет Ноелани.
Эбнер начал что-то напыщенно вещать, но Иеруша за эти месяцы его сплошных неудач уже наслушалась столько, что сейчас решительно произнесла:
Мой дорогой, любимый супруг! Я думаю, что ты дела ешь из себя абсолютного тупицу.
Что ты хочешь этим сказать? - от возмущения Эбнер чуть не задохнулся. Он встал со стула и в волнении прошелся к двери.
Ты постоянно ищешь, с кем бы тебе сразиться. Ты уже пробовал противостоять кахунам, Келоло, потом Кеоки и Ноелани, а теперь готов схватиться даже с доктором Уипп- лом. В церкви в твоих речах я не слышу ни капли доброжела тельности. Ты ведешь себя так, словно ненавидишь Лахайну
и все, что к ней относится. Ты даже стал отдаляться от собственных детей. Знаешь, что сказал мне Михей? "Папа не учил меня ивриту вот уже два месяца".
Мне пришлось пережить слишком много серьезных ис пытаний, - признался Эбнер.
Я понимаю, что тебе пришлось нелегко, - нежно произ несла Иеруша, вновь усаживая раздраженного священника на один из подаренных китобоями стульев. - Но если мы здесь, как я считаю, участвуем в великой битве между стары ми богами и новым... - Она увидела, что такая постановка во проса пришлась мужу не по душе, и быстро изменила трактов ку: - Я хотела сказать, между языческими путями и дорогой Господа, тогда мы должны использовать даже самые незначи тельные свои ресурсы. Когда старое, кажется, начинает вновь отвоевывать у нас острова, мы должны сразиться с ним при помощи...
Я же предупреждал их всех! - неожиданно взревел Эб нер, вскакивая со стула и нервно расхаживая взад-вперед по земляному полу. - Я не раз говорил Келоло...
Послушай, что я хочу сказать, - так же спокойно про должала Иеруша, поднимаясь со стула, чтобы быть поближе к супругу. - В эти критические времена ты должен быть еще более спокойным и уравновешенным, чем обычно. И говорить убедительней. Вот ты мне сейчас рассказывал, как ты преду преждал эту троицу: Келоло, Кеоки и Ноелани: "Господь вас уничтожит!" Но ты не говорил мне о том, да и показывал на примере, как с помощью любви Христа ты пытался направить людей на путь истинный в эти тревожные дни. Я сама наблю дала за тем, как ты ожесточался. Эбнер, этому должен быть положен конец. Ты же сам разрушаешь все то положитель ное, что смог создать за долгие годы.
Иногда мне кажется, что я вообще ничего не добился, - в сердцах произнес униженный и почти беспомощный свя щенник.
Иеруша изловчилась и поймала мужа за руку, а затем повернула к себе и его измученное лицо:
-Мой дорогой и любимый супруг, - официальным тоном начала она, - если бы мне пришлось перечислять все те до стижения и успехи, которых Лахайна достигла благодаря тво им усилиям, мне не хватило бы и оставшейся жизни. Вон, по смотри на ту девчушку, играющую в солнечных лучах. Если
бы тебя здесь не было, ее наверняка бы тоже закопали живой сразу после рождения.
-Когда я смотрю на нее, - печально ответил Эбнер, испы тывая жгучую боль в сердце, - я вижу малютку Илики, са мую милую из всех детей. И вот теперь капитаны передают ее из рук в руки.
Таких слов Иеруша никак не могла ожидать от мужа, поскольку Хейл уже давно не вспоминал об Илики. Теперь же и сама Иеруша, подумав о своей любимой ученице, почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. Однако она сумела быстро справиться с ними.
-Если тем, что Илики пропала, она сумела произвести впечатление на своих соотечественников... Да, Эбнер, несо мненно, это должно было потрясти их! - Иеруша останови лась и высморкалась, закончив свою речь строгим, почти ко мандным тоном: - Мой дражайший советник, ты должен улыбаться. Ты должен читать проповеди, касающиеся высо ких, благородных тем. Ты должен завоевать сердца этих лю дей путем такой доброты и любви, которых еще не видели эти острова. И тогда они станут принадлежать Богу навсегда. Ты должен проповедовать любовь!
Вооруженный этой главной темой, которую Иеруша все же успешно вдолбила мужу в голову, неделю за неделей, Эбнер начал серию совершенно других проповедей, завоевывая каждый раз все больше и больше местных жителей. Теперь священник говорил о хорошей жизни, о благоприятных последствиях любви Господа к людям. Только сейчас он обнаружил, что островитяне вовсе не отвернулись от Бога, следуя примеру Келоло и его детей. Напротив, простые люди чувствовали, что в этом возвращении к старым богам для них не было никакого будущего. А вдумчивые, спокойные слова Эбнера приносили им утешение, в отличие от первых речей Макуа Хейла - напыщенных и оттого неискренних.
Теперь Эбнер проповедовал доктрину, для него самого ока завшуюся новой: "Священное слово Божье в интерпретации Иеруши Бромли, измененное в связи с таинственными событи ями, происшедшими на чужой земле". Разумеется, Эбнер не за бывал говорить о неизбежных грехах человеческих, но все рав но главной темой оставалась утешительное заступничество Иисуса Христа. А удерживала его слушателей еще старая так тика, которую Эбнер когда-то использовал в своей проповеди
перед китобоями на Фолклендских островах в дни молодости. Он задавал вопросы, словно самому себе, но при этом касался всех тех проблем, интересовавших собравшихся прихожан. Когда он говорил о сострадании Христа, то напрямую заявил:
- Иисус Христос поймет то смятение, которое сейчас переживает его любимый сын Кеоки Канакоа. Иисус обязательно будет любить свое заблудшее чадо, точно так же, как его любите вы, как его люблю я.
Когда эти слова передали Кеоки, проводившему время в травяном дворце, молодой алии был потрясен услышанным. Он отправился к берегу моря, где оставался в одиночестве несколько часов, в раздумьях прохаживаясь по песку. Он рассуждал о природе Христа, каким Кеоки помнил его в те прекрасные дни, когда сам учился в миссионерской школе в Корнуэлле, в далеком Коннектикуте. Тогда Иисус казался ему осязаемой реальностью, и мучительная потеря этого восприятия терзала душу и сердце Кеоки.
* * *
Когда стало известно, что Ноелани должна скоро родить, и ребенок появится на свет до следующего воскресенья, Эбнер решил воспользоваться этими сведениями, тем более, что о предстоящем событии знали все жители Лахайны. И вместо того, чтобы бушевать против обстоятельств, при которых бы ло зачато данное дитя, Макуа Хейл более полутора часов гово рил об особой любви Христа к детям. Потом он вспомнил неж ные чувства, которые испытывал всякий раз при рождении обоих своих сыновей и двух дочек. Не забыл Эбнер упомянуть и о своей любви к маленькой Илики, которая теперь уж точно пропала. Когда Эбнер отвлекался от обстоятельств, при кото рых исчезла Илики, эта девочка в его воображении всякий раз становилась все моложе и моложе. После преподобный Хейл начал распространяться о той радости, которую должна была испытывать вся Лахайна при одной мысли о том, что у Алии Нуи очень скоро родится ребенок. Так как гавайцы больше всего на свете любили детей, с которыми всегда были нежны и которых всегда понимали, на этот раз две тысячи со бравшихся в церкви прихожан последние пятнадцать минут проповеди дружно сопели и хлюпали носами. Таким образом, даже не совсем сознавая того, что ему удалась очередная побе
да, Эбнер, наконец, понял, что слова любви и сострадания смогли отвернуть островитян от Келоло и его кахун, в то время как его прежние речи только отдаляли гавайцев от Господа и приближали к старым богам.
Правда, Лахайна ожидала появление следующей Алии Нуи в смятении: как коренные гавайцы они радовались тому, что благородная линия на Гавайях не угасла. Однако как христиане, они прекрасно понимали, какое неправедное дело совершили Келоло и его дети.
Ноелани родила близнецов, и после того, как доктор Уиппл, наконец, вышел из травяного дворца и вернулся домой, он доложил своей жене:
-Мы должны быть готовы к тому, Аманда, что очень ско ро совершится нечто отвратительное и ужасное. Дело в том, что мальчик появился на свет очень хорошенький, а вот у де вочки обнаружилось несколько серьезных дефектов. Я ду маю, они отделаются от нее еще до рассвета.
Когда по городу прошел слух о том, что Кеоки Канакоа сам, своими собственными руками, взял дочку и положил ее у самой границы прилива, отдавая, таким образом, в жертву богу-акуле Мано, волна отвращения прокатилась по всей Лахайне.
В воскресенье церковь была переполнена: сюда собралось почти три тысячи прихожан, как в старые добрые дни. По дороге к храму Иеруша успела тихонько предупредить мужа:
-Помни, мой дорогой и любимый супруг, Господь сам го ворил об этом деле, так что тебе не стоит даже поднимать дан ную тему.
И Эбнер сразу же отбросил на время те строки, которые должны были стать главными в проповеди. Это были слова Христа из Евангелия от Луки: "Отче! Прости им, ибо не зна ют, что творят". Вместо этого преподобный Хейл привел вели колепные слова Экклезиаста, которые в последнее время час то приходили ему на ум: "Одно поколение умирает, ему на смену приходит другое. Но Земля остается навсегда. Солнце восходит и солнце заходит. Реки впадают в моря, но море ни когда не переполняется. Туда, откуда истекают реки, вернет ся их вода. Вещь, которая существовала раньше - та, кото рая будет существовать. То, что уже сделано, еще только бу дет сделано. И нет ничего нового под солнцем. Нет памяти о былых вещах, как не будет ее о том, что только еще должно произойти".
Эбнер говорил о вечности и постоянстве Мауи, о том, что киты каждый год возвращаются сюда и играют со своими детенышами. О том, как величественно солнце проходит месяц за месяцем от вулкана Ланаи до вершины Молокаи. Он вспомнил о большом урагане, которому под силу разрушить церковь, и о давно умершем прошлом, когда сам Камехамеха ходил по дорогам острова, верша великие подвиги.
"Земля остается навсегда", - воскликнул Эбнер на га вайском языке, и Иеруша, очарованная чередой образов, наве янных речью мужа, поняла, что та ненависть, которую Эбнер питал к Лахайне до недавнего времени, растворилась, канула в небытие. Сейчас преподобный Хейл переходил от мира физи ческого к миру человеческого общества, которое существует на Земле.
Несмотря на все несовершенство, человеческое общест во выдерживает испытание временем, - говорил Эбнер. Очень скоро он переметнулся на свое видение Женевы, како вой она была, когда ей управлял Беза, и постепенно подвел свою паству к той истине, которую долгое время искал сам: некоторые формы человеческого поведения все же лучше дру гих. В этом месте он вновь вернулся к той самой мысли, кото рая занимала его уже долгие годы, постепенно превратив шись в настоящую страсть. Общество может считаться хоро шим, если оно защищает своих детей.
Иисус Христос любит даже тех детей, которые вовсе не совершенны, закончил свою пламенную речь Макуа Хейл, оставляя самим прихожанам право делать выводы.
Что он говорил насчет ребенка? - нервно переспросил Ке- оки, перебирая пальцами ветки маиле, когда его шпионы сооб щили ему о содержании только что произнесенной проповеди.
Ничего, - ответили ему.
Наверное, он долго распространялся о нашем грехе? - не отступал возбужденный юноша.
Вовсе нет. Он рассказывал нам о том, как прекрасен остров Мауи. Наступила пауза, после чего человек Кеоки пояснил: - Он ни слова не сказал ни о тебе, ни о Ноелани. Но в одном месте, если я правильно понял его, он подразу мевал, что если ты когда-нибудь решишь снова вернуться в церковь, она тебя простит.
Эффект, произведенный этими словами на Кеоки, был по трясающим. Молодой человек начал содрогаться, как будто
его кто-то тряс. Спустя некоторое время Кеоки, весь в смятении, удалился в свою комнату и забился в угол. Затем он лег на ложе из тапы так, словно уже умер, отослав всех слуг и друзей коротким: "Уходите". Когда приятели покидали его дом, они взволнованно перешептывались друг с другом, и главным вопросом оставался следующий:
-Как ты думаешь, он действительно решил умереть?
Этот вопрос обсуждался очень серьезно, потому что все гавайцы знали: Кеоки терзается сомнениями. Он разрывается между двумя религиями, и даже если учесть, что он вернулся по своему желанию к старинным богам Келоло, в то же время молодой алии не мог сразу полностью отойти от Бога Эбнера. И эти две несовместимые силы боролись в его сердце. Кроме того, гавайцы знали, что если Кеоки серьезно решил умереть, то именно так и поступит. Им не раз приходилось видеть, как их отцы или братья, произнеся: "Я буду умирать", действительно уходили по радуге. Поэтому, как только одним из друзей Кеоки был задан этот вопрос, все остальные принялись обсуждать его. И вот к какому заключению они пришли:
-Мы считаем, что он сам знает о том, что не сможет вы жить, пока два бога сражаются за его сердце.
* * *
Впрочем, в скором времени этот вопрос потерял свое значение, поскольку в Лахайне началась эпидемия кори, известная под названием "тихоокеанского бича". Как-то раз, в старые времена, эта болезнь унесла половину населения островов. Теперь она притаилась в кубрике одного из китобойных судов, которое встало на рейд Лахайны. Болезнь приготовилась нанести еще один сокрушительный удар по Гавайям. Эпидемия должна была принести огромные потери стране и уничтожить большое число уже обреченного на вымирание народа. На всем Тихом океане не было болезни страшней, чем корь.
На этот раз все началось довольно невинным образом. От зараженного матроса болезнь передалась в миссионерский дом, где иммунитет на нее вырабатывался столетиями еще в Англии. Поэтому для жителей Массачусетса эта напасть сво дилась к самой обычной детской болезни. Как-то утром Иеру ша, проверяя грудь Михея, вдруг обнаружила знакомую крас ную сыпь.
-У тебя случайно горло не болит? - поинтересовалась она, и когда сын ответил утвердительно, женщина тут же со общила мужу: - Эбнер, боюсь, что у нашего ребенка корь.
Эбнер застонал:
Ну, теперь, я полагаю, Люси, Дэвид и Эстер обязательно по очереди начнут заболевать, - и он тут же углубился в книги по медицине, чтобы выяснить, как следует бороться с неожи данно появившейся у сына лихорадкой. Лекарства требовались самые обыкновенные, а процедуры оказались несложными, по этому Эбнер принял следующее решение: - В течение трех недель придется детям посидеть дома. - Но тут ему пришло в голову, что было бы вполне благоразумно при данных обстоя тельствах навестить Джона Уиппла. А что если у доктора име ются более современные средства лечения лихорадки? Поэтому он тут же отправился к магазину "Дж. и У." и, остановившись у дверей, как бы между прочим, заявил:
Нам опять не везет! У Михея, по-моему, корь, и я хотел бы узнать...
Услышав эти слова, Уиппл выронил ручку и воскликнул:
Что?! Ты сказал "корь"?!
Ну да, у него на груди выступила красная сыпь.
О Господи! - пробормотал Уиппл, схватил свой медицин ский саквояж и бросился в миссионерский дом. Дрожащими пальцами он обследовал мальчика, и в эти минуты от Иеруши не ускользнуло, что лоб Джон покрылся каплями пота.
Неужели корь настолько опасна? - спросила она, чув ствуя что-то неладное.
Разумеется, не для него, - ответил Уиппл. Затем он провел родителей в переднюю комнату и шепотом поинтересо вался: - Вы не контактировали ни с кем из местных жителей с тех пор, как Михей заболел?
Нет, - убедил его Эбнер. - Я сразу же отправился к те бе в магазин.
Ну, слава Богу, - выдохнул Уиппл, тщательно моя ру ки. - Пойми, Эбнер, у нас имеется крошечный шанс, что эта ужасная для гавайцев болезнь все же обойдет острова сторо ной. Тем не менее, я хочу, чтобы в течение трех недель никто из твоей семьи не выходил на улицу. И никакого общения с гавайцами.
Брат Джон, - напрямую спросила Иеруша, - а это ей- ствительно корь?
-Она самая, - печально ответил Уиппл. - К сожале нию. - Затем, напуганный перспективой того, что может произойти в ближайшем будущем, он, повинуясь импульсу, обратился к Хейлу: - Эбнер, не мог бы ты помолиться за всех нас, за Лахайну? Чтобы эпидемия не дошла до города.
И когда Эбнер принялся читать молитву, все трое встали на колени.
Но матросы с зараженного китобойного судна свободно перемещались по городу, и уже на следующее утро, когда доктор Уиппл случайно выглянул на улицу, он увидел совершенно обнаженного гавайца, буквально выкапывающего себе неглубокую могилу рядом с океаном, куда могла попасть прохладная вода и заполнить песчаный прямоугольник. Уиппл позвал мужчину:
-Кекуана, что ты делаешь?
И гаваец, трясясь от страха и лихорадки, ответил ему:
-Я горю так, что готов умереть, а вода охладит мое тело. Услышав это, доктор Уиппл строго приказал:
-Возвращайся домой, Кекуана, и укутайся в тапу. Эта бо лезнь должна выйти из тебя вместе с потом. Иначе ты обяза тельно умрешь.
Но мужчина не согласился с ним:
-Вы даже не можете себе представить, как обжигает ме ня этот огонь! С этими словами он погрузился в морскую во ду, и в течение суток скончался.
Очень скоро на всем берегу гавайцы, пятнистые от сыпи, сооружали себе углубления в прохладном влажном песке, и, не обращая внимания на все мольбы доктора Уиппла, заползали в успокаивающую жар воду, после чего почти сразу же и умирали. Ирригационные канавы и поля таро были усыпаны трупами. Эпидемия распространялась со скоростью огня, посещая жалкие хижины и сжигая их жильцов страшной лихорадкой, вынести которую было невозможно. Доктор Уиппл очень быстро организовал медицинскую группу, состоявшую из него самого, Аманды, Хейлов и Джандерсов. Бригада работала без устали три недели. Они спорили с гавайцами, убеждали их лечиться, утешали и, наконец, хоронили. Один раз Эбнер не выдержал и закричал во весь голос:
-Джон, ну почему эти упрямые люди продолжают ны рять в волны прибоя, хотя прекрасно знают, что это убьет их наверняка?
На что усталый и измученный доктор ответил:
-Мы сами привыкли к тому, что корь - это всего лишь почти безобидная детская болезнь. Но в этом мы сильно за блуждаемся. Для этих совершенно не защищенных людей корь является смертельной, и переносят они ее совсем по-дру гому. Эбнер, ты даже представить себе не можешь, какие страдания приносит подобная лихорадка.
Тем не менее, маленький миссионер продолжал умолять своих прихожан:
Не ходите в воду, если вы окунетесь в море, вы можете умереть.
А я и хочу умереть, Макуа Хейл, - неизменно отвечали измученные болезнью островитяне.
Иеруше и Аманде удалось спасти много жизней. Они вламывались в хижины и забирали оттуда детей, даже не спрашивая на то разрешения, поскольку хорошо знали, что если дети будут продолжать жалобно плакать, то их родители, в лучшем случае, тоже понесут своих малышей к морю. Женщины заматывали младенцев в одеяла и поили их отваром морского лука. Таким образом они стимулировали потоотделение, и болезнь выходила наружу через поры кожи, как того и требовала медицина. Правда, если женщинам удавалось спасти детей, то в отношении взрослых дела обстояли куда хуже: на них не действовали ни логика, ни сила, и гавайцы упрямо продолжали идти к морю. В результате эпидемии из каждых трех островитян один погибал.
Через некоторое время корь достигла и территории дворца Маламы, несмотря на высокие стены и полную изоляцию. Но Кеоки только приветствовал болезнь. Кроме него захворал и его маленький сын Келоло. Вскоре супруги Хейл обнаружили трясущуюся в лихорадке семью Канакоа, и Иеруша быстро приняла решение: