– Обожди еще причитать. Сначала проберись туда. Осмотрись. И если сам уж никак не сумеешь – тогда придется тебе отправиться на планету. На Ассарт, к нашим. Хотя бы одного из них доставишь в то место. На Заставу. Как – не знаю. Придумайте. Вдвоем уж как-нибудь справитесь.
   – Не простая задачка.
   – Ради простых не отрывал бы тебя от дел.
   – Это так, это я понимаю… Мастер, но ведь куда проще было бы тебе самому туда пожаловать. Ты-то ведь с легкостью управился бы, разве не так?
   – А вот и не так, – сказал в ответ Мастер. – Как же ты – человек серьезный, а такой простой вещи не понимаешь. И Фермер, и я – мы ведь только с живым имеем дело. И на это поставлены. А то, что не живет – это не наше. А ведь машины, даже самые тонкие, не живут. Существуют, но не живут.
   – Так-то так. Но все же не очень в это верится. Вы с Фермером все-таки поумнее нас. Намного.
   – Так. А ты – умнее лошади?
   – Ну… должно быть.
   – Управлять ею можешь?
   – Уж как-нибудь.
   – А если тебя вместо нее в оглобли поставить – ты лучше повезешь?
   Иеромонах засмеялся, покачал головой.
   – Язык у тебя ловок, Мастер. Ну ладно. Пойду и сделаю, как ты говоришь.
   Он поднялся, отряхнув приставший сор.
   – Постой, – сказал Мастер. – Только хочу предупредить: если наткнешься на Охранителя – будь осторожен. Он силен.
   – Имя он себе выбрал, прямо скажу, не по чину. Но хоть как он зовись – что он мне сделает? Я уже давно не планетарный…
   – Что сделает? Воплотит хотя бы.
   – Ну? А он может?
   – Может. Как и я могу, и Фермер. Только не в человека. Чтобы воплотить снова в человека, нужны те, кто сильнее нас. Но во что-нибудь пониже.
   – Но ты же не слабее, Мастер?
   – А где я тебя тогда найду? Нет, уж лучше поберегись, если придется с ним столкнуться. И сразу, как только все осмотришь, сообщи мне сюда. Вот, теперь – идем. Я тебя отправлю прямо туда.
6
   Леза чувствовала: еще немного, вот-вот – и она впадет в черное, безвозвратное отчаяние, из которого выход только в смерть. Ее и умереть не очень устрашило бы; однако она уже не сама была и не для себя, но только для другого – того, кто, не желая признавать никаких резонов, упрямо рос в ней и уже ощутимо толкался. Напоминал, как будто она могла о нем забыть.
   Ныне ясно было, что его, – а значит, и ее спасение лишь в том, чтобы бежать отсюда, исчезнуть в безвестности, раствориться в окружающем мире. Подальше от власти, от каждого, кто представлял и кто олицетворял ее – Власть, не имеющую ни совести, ни жалости, не знающую любви, не останавливающуюся перед подлостью, перед предательством, перед убийством. Мысли об Изаре, прежде бывшем для нее главным в жизни, не исчезли из ее сознания, но как-то поблекли, стушевались, утратили объемность и стали плоскими – как будто не с ней произошло это – любовь к Изару, недолгая жизнь с ним, но было прочитано в какой-то книге, и пока читала – волновало, а когда, дочитав, закрыла книгу, – перестало тревожить, потому что скорее всего было кем-то придумано. Нет, она нимало не жалела обо всем, что было, и даже не отказывалась от возврата – но не прежде, чем совершенно уверится в том, что ребенку ее ничто не грозит, что он надежно укрыт и никогда не ввяжется в холодную и смертельную борьбу за высочайшее в Державе кресло – да и ни за какое другое. Иногда бегло проскальзывала мысль: а почему? Ведь он как раз и будет единственным, обладающим подлинным правом на Власть; но тут же за этой мыслью приходила другая, верная: полноте, кто же в борьбе за власть считается с правом? Не более, чем с моралью. Право выглядит хорошо, когда за его спиной стоят густые шеренги войск и полные залы политиков; иначе оно обречено.
   Бежать нужно было, бежать без оглядки.
   Но только – как?
   Сперва она решила было, что сумеет договориться по-хорошему с теми, кто привел ее сюда и запер. С Жемчужиной Власти. По первому знакомству, оказавшемуся пока и последней их встречей, Ястра показалась женщиной не злой и даже не очень коварной. Чем-то она Лезе даже понравилась. Может быть, тут сказалось и то, что Леза, несмотря на высокое положение Жемчужины и все, с ним связанное, – Леза ее скорее жалела и уж никак не завидовала. Не то чтобы она забыла свою собственную готовность подвергнуться тогда насилию – его насилию, но ведь это шло от любви, когда ничто не страшит, Ястра же Изара, надо полагать, не любила, иначе не отвергла бы его и не утешилась так скоропостижно. И вот Лезе показалось, что, если откровенно с Жемчужиной Власти поговорить, сказать, что готова исчезнуть навсегда и отовсюду, хоть в другой мир переселиться, что ее ребенок никогда не выступит претендентом, она готова любой клятвой поклясться, – Жемчужина поймет ее как женщина женщину и как будущая мать может понять другую будущую мать; поймет и не только отпустит, но даже и поможет укрыть все концы, запутать следы… Придя к такому выводу, Леза, как только ей принесли очередную еду, попросила стража передать, кому следовало, что она просит Жемчужину о свидании. Немногоречивый страж кивнул, но в отличие от прошлых своих посещений, этим не ограничился, а позволил себе даже произнести несколько слов.
   – Только навряд ли, – сказал он. – Война ведь.
   Война! А она и не знала этого. Теперь становилось куда понятнее, почему Изар до сих пор не разыскал ее тут: война – это уж такое дело, самое главное для мужчин. И не только ему, но, наверное, всем хватает работы, даже и Жемчужине Власти. Госпитали, благотворительность – по книжкам Леза знала, чем в такие дни занимаются высокопоставленные дамы. Но ведь и она в конце концов собиралась просить о благотворительности – только в иной, необычной форме.
   – Вы передайте все же. Ладно?
   И она улыбнулась, как умела делать, когда хотела понравиться.
   – Отчего ж не передать, – сказал страж, забирая утреннюю посуду.
   Когда он снова появился вечером, Леза не стала спрашивать, только посмотрела на него ожидающим взглядом. Он понял и только пожал плечами. Наверное, это следовало понимать так: передать передал, но ответа никакого не получил. Но ведь, собственно, ему и не должны были отвечать. Кто-нибудь другой придет и передаст, что ему прикажут, – или, еще вернее, прямо велит идти за ним и отведет к Жемчужине. Интересно, будут ли ее и на этот раз угощать кофе? Наверное, не станут. Но хоть выслушают…
   Однако и на другой день никто не приходил, не передавал и не приглашал следовать за ним. И Леза ясно поняла: сегодня никому не до нее, судьба ее не волнует ни Ястру, ни того человека, что заменил рядом с ней Изара – ну совершенно никого.
   Пришлось искать другие возможности. И в сознании вдруг всплыл другой человек, который, если бы очень захотел, наверняка смог бы каким-то способом посодействовать ей. Задира. Ублюдок Властелина. Или, как она теперь называла его про себя, – Претендент Миграт. Он был человеком сильным, это чувствовалось в нем сразу, и решительным. Конечно, освободить ее, действуя извне, – дело опасное. Ради чего Миграт захотел бы пойти на немалый риск? Что могла Леза предложить ему? Подумав, она нашла две такие вещи. Первой была полная откровенность. Не может быть, чтобы Миграт остался равнодушным к судьбе другого человека, пусть еще даже не родившегося, но уже отмеченного той же, что Миграт, судьбой. Наверное, это затронет какие-то струны в душе претендента. Если же этого окажется недостаточно, Леза могла вдобавок предложить только себя. Она с той, самой первой встречи, почувствовала, что нравится ему – и ведь, в конце концов, он не поступил с нею плохо, значит, испытывал к ней какое-то другое чувство, не только чисто плотское влечение; но если даже и только это интересовало его – она готова была за спасение сына заплатить такой ценой; жизнь ребенка была дороже чести, дороже верности и даже любви: все это были чувства вторые, а к ребенку – первое и главное.
   Вот только решить – это было меньшей половиной дела; а как сделать, чтобы ее зов долетел до Миграта? Лезе было страшно просить стража, чтобы он отправился во второй городской цикл и разыскал там человека по имени Задира, которого знали все; но уж совершенно невозможным было – передать стражу то, что она хотела сказать Миграту. Оставалось написать – и уповать на то, что страж согласится, выйдя из Жилища Власти, бросить письмо в ящик, предварительно не прочитав его. Конечно, точного адреса Задиры Леза не знала, однако решила, что можно написать на адрес запомнившейся ей пивной на той улице – как раз напротив этой пивной все тогда и произошло; а что, попав в пивную, письмо дойдет до Задиры, она не сомневалась.
   Писать, правда, было нечем и не на чем. Снова дождавшись стража – сегодня это был другой, – она попросила листок бумаги и ручку. Страж посмотрел на нее как на пустое место и никак не дал понять, что он вообще услышал обращение к нему. Леза повторила просьбу. Страж собрал посуду и молча ушел. Всего их было трое, и тот, добрый, должен был появиться лишь послезавтра. Приходилось ждать.
   Чтобы как-то скрасить это ожидание, Леза вновь принялась за архив. А в промежутках между документами раздумывала о том, что станет делать, если с Задирой ничего не получится. Выходило, что останется возможным лишь одно: напасть на стража, когда он снова придет, чем-нибудь сильно ударить, чтобы он упал в обморок, и убежать. Леза не имела ни малейшего представления о том, как станет выбираться из Жилища Власти, но сейчас об этом и не стоило думать: сначала – убежать из этой комнаты, а уж там, дальше, останется только надеяться на доброту судьбы. Сейчас оставалось лишь окончательно решиться на такое действие, противное ее представлениям о жизни. Но человек, оказавшийся в безвыходном положении, способен идти на все.
   Вот только чем ударить? Она медленно обвела глазами комнату, как бы заново знакомясь со всем, что тут находилось. Кажется, самым подходящим был стул. Леза попробовала поднять его над головой. Стул оказался очень тяжелым, она не могла долго держать его на весу. Наверное, следовало поднять его, как только снаружи начнут отпирать дверь, и, стоя рядом с дверью, ударить, едва страж войдет. Да, наверное, именно так следовало поступить. Главное – не испугаться в тот миг, когда надо будет нанести удар, не смутиться мыслью о крови, и вообще – никакой жалости! Совсем никакой! Ее тут никто не жалеет…
   Но, может быть, все же не надо заходить так далеко? Неужели нельзя добиться своего иначе как применением оружия – хотя бы столь примитивного, каким был стул?
   Пока еще оставалось время, она села на это самое оружие и принялась убеждать самое себя в том, что необходимо проявить твердость характера – и во всяком случае, если уж бить, то изо всех сил, потому что если она ударит слабо, то ей сделают очень плохо, сразу же поймут ее намерения и поступят как с настоящей преступницей. Никакого прекраснодушия! Ведь если…
   Мысли прервались. В коридоре зазвучали шаги – все громче, все ближе. Но странно: их было слишком много – шагов. Ступал явно не один человек, а самое малое два. Леза отошла на шаг от стула, за спинку которого уже было ухватилась. Двое? К ней? Если один – страж, наверняка страж, то кто же второй? Она перехватила дыхание. Может быть, ее просьба наконец дошла до Ястры, и сейчас ее позовут, отведут к Жемчужине Власти? Не верится? А зачем еще могли прийти к ней – сейчас, когда не время еще было приносить еду? Но может быть и наоборот – ее заберут отсюда, чтобы перевести в другое место – в настоящую тюрьму, возможно? Она невольно съежилась, захотела стать маленькой-маленькой, незаметной для глаза. Шаги остановились возле двери, и она услышала, как ключ скользнул в замочную скважину.
   Ни о чем не думая больше, Леза шарахнулась от двери. Выбежала в коридорчик. Оттуда – в архивную комнату. Спрятаться тут было совершенно некуда. Она не могла уменьшиться до такой степени, чтобы поместиться в коробке из-под документов, и даже на полке шкафа было слишком мало места. Судьба была против нее. Внезапно ослабели ноги. Леза опустилась на пыльный пол. Больше ничего нельзя сделать. Будь что будет.
   Напрягая слух, она ловила каждый звук. Замок звякнул, как всегда, у замка был громкий голос и звонкий. Люди вошли. Заговорили. Голоса не были ей знакомы. Или нет… один, уже старческого тембра, она как будто уже слышала, но когда и где – сейчас не вспомнить было. Другой – другой голос, моложе и громче, наверняка незнаком. Что они говорят? Не рискуя приоткрыть дверь в коридорчик, Леза приложила к двери ухо.
   Странно: никто не удивился, что ее нет, что она не встречает пришедших. Хотя именно ее отсутствие должно было в первую очередь удивить их. О чем они?..
   – Вы уверены, Эфат, что не ошиблись? По-моему, здесь живут. И во всяком случае на архив это не очень похоже…
   – Однако он должен находиться здесь. Пока мы пробирались, я вспомнил, что когда-то был в нем – много лет назад. Да, здесь. Но постойте. Видите – другая дверь. Вероятно, хранилище там.
   – А все это?
   – Возможно, кто-то работал здесь сутками. Не исключено и то, что при архиве может находиться хранитель.
   – Что ж, это было бы естественно… Но тогда где он?
   – Мало ли где? Вышел по своим делам.
   – Может быть и так. Но все же повремените немного. Хочу убедиться в том, что действительно оказался там, куда хотел попасть.
   – Пожалуйста, не медлите. Не хочу, чтобы меня застали на половине Жемчужины. И Властелину это очень не понравится, когда он вернется.
   А! Теперь Леза вспомнила – в тот же миг, как услышала слово «Властелин». Конечно же: старик был тем самым, кто встретил ее, когда ее привезли, вытащив из постели, по приказу самого Изара. Старик этот – Эфат, да, совершенно точно, – и ввел ее в комнату, где ожидал сам Властелин…
   Она подумала сейчас об Изаре, как о ком-то постороннем, как о Властелине – и ни о ком больше.
   Снова шаги. Вот отворилась дверь из той комнаты в коридор. Так. Остановились у первой двери. Наверное, заглядывают туда…
   – А знаете, здесь совершенно темно!
   – Свет наверняка есть. Поищите, найдите выключатель. Но скорее, ради Рыбы…
   – Сейчас, сейчас… Нет, я и так вижу: это не то. Но есть еще одна дверь…
   Леза мгновенным движением выключила свет. Отступила и стала так, чтобы дверь, отворившись, прикрыла ее. Хотя и понимала, что это ровно ничего не даст: стоит вошедшему протянуть руку – и он нащупает выключатель и, конечно, тут же увидит ее.
   Хотя, собственно, – чего ей бояться? Она не сама забралась сюда и ничего не собирается похищать. Но, может быть, этот человек поможет ей хотя бы передать письмо Задире?
   Вот только Эфат не должен видеть ее здесь.
   Странно: еще так недавно она сочла бы появление старого камердинера великой удачей: он сразу же сообщил бы Властелину, где она находится. Но сейчас Властелина здесь нет, – они только что говорили об этом, – да и если бы он находился тут, теперь она очень крепко подумала бы, прежде чем прибегать к его помощи. Что-то изменилось в ней, когда она узнала, что у Изара есть брат, которому он за много лет не оказал ни малейшей помощи, ни разу даже не упомянул о нем. Но ведь не может быть, чтобы Изар ничего не знал! Нет, наверное, она просто слишком мало знала его, не понимала до конца… Нет. Не надо, чтобы видел Эфат.
   А неожиданный гость уже стоял в дверях. Сейчас вытянет руку…
   Мысль блеснула мгновенно. С находившейся рядом полки она схватила первую попавшуюся в темноте папку с документами. И приложила к стене – поверх выключателя. В следующее мгновение рука вошедшего легла на твердый картон, скользнула, пошарила выше, ниже и опустилась.
   Человек пробормотал что-то про себя, едва слышно – но, кажется, что-то грубое. Осторожно двинулся вперед. Пересек узкую комнату и налетел на полку. Снова проворчал что-то. Потом щелкнула зажигалка, и слабый огонек осветил стеллажи и связки бумаг на них.
   Леза едва удержалась от того, чтобы вскрикнуть: даже ей было ясно, насколько опасен огонь здесь, в помещении, набитом пересохшей бумагой, где, казалось, сам воздух уже стал воспламеняющимся. Но и посетителю, видимо, пришло в голову то же самое; огонек погас, и человек поспешно вышел в коридор и дальше – в комнату. Он не закрыл за собою дверей, и то, что он сказал, Леза слышала очень хорошо.
   – Вы правы, Эфат, это то самое.
   – Я очень рад. В таком случае, ухожу.
   – А я сразу начну смотреть. Чувствую – здесь много интересного…
   – Значит, я могу не очень торопиться?
   – Не очень, но все же… я буду спокойнее, получив свой ключ.
   – Несомненно. Я не промедлю. У нас в Жилище – свои мастера… Но на самый худой конец – у вас здесь есть возможность отдохнуть.
   – Надеюсь, мне не придется ею воспользоваться.
   – Счастливо оставаться.
   – До встречи.
   Потом стукнула дверь, и замок снова издал звонкий звук – на этот раз запираясь.
   Эфат ушел. А этот – второй – остался.
   Это было совершенно неожиданно.
   Что он собирается тут делать? Работать с архивом? Почему же его не предупредили, что архив сейчас используется как тюрьма?
   Хотя понятно, почему его привел Эфат – значит, и второй является человеком из окружения Изара, а не Ястры.
   Интересно, надолго ли он собрался задержаться. Конечно, Леза может просидеть здесь еще какое-то время. Но близится время ужина. Придет страж. И немало удивится, увидев, что кто-то проник в помещение, которое ему, наверно, полагалось охранять.
   Нет, лучше все же предупредить этого человека, объяснить ему, в какую ситуацию он попал. Рассказать что-то и о себе. И, быть может… быть может, он согласится помочь?
   И она вышла из темного архива, намеренно громко стуча каблуками. Увидев изумленные глаза и сам собой раскрывшийся рот гостя, не могла удержаться от смеха. Она так давно не смеялась!
   – Здравствуйте, – как ни в чем не бывало приветствовала она. – Милости прошу. Чувствуйте себя как дома!
   – Здра… – издал он, горло перехватило, он откашлялся и только после этого смог договорить: – Здравствуйте… Кто вы? Откуда?
   – Быть может, я крыса? – вслух подумала Леза. – Архивная крыса. Вы слышали о таких?
   – Крыса? Нет! Архивная фея, может быть?
   Леза улыбнулась.
   – Садитесь на стул. Не люблю, когда незнакомые мужчины располагаются на моей кровати. У нас есть еще немного времени, и я хочу кое-что рассказать вам.
   – Вы собираетесь уйти?
   Кажется, в его голосе прозвучало огорчение. Но в такие мужские интонации Леза не верила.
   – Уйду с удовольствием, если вы поможете. А сейчас потерпите. Я буду объяснять. Потом мне принесут ужин. Если вы будете хорошо слушать, я, пожалуй, поделюсь с вами.
   Хен Гот, пока она говорила, успел в какой-то степени прийти в себя.
   – Рассказывайте, – сказал он, усаживаясь на указанное место. – Потому что мне вскоре принесут ключ, и…
   – Это очень хорошо, – сказала Леза. – Итак: кто я? Наверное, вы когда-нибудь слышали какие-то разговоры обо мне…

 
   Дворцовый слесарь, в чьем распоряжении имелись не одни лишь ручные напильники и надфили, но целый парк точных станков, сделал бы ключ за каких-нибудь десять минут – считая с мгновения, когда в его руках оказался бы оригинал.
   Чтобы длинными переходами добраться до отдаленной части подвальных помещений, где располагались мастерские, Эфату, человеку весьма немолодому, могло потребоваться не менее получаса.
   Однако он не появился в мастерских ни через полчаса, ни через час, ни даже через два.
   Нет, с ним не произошло никакой беды, не возникло никаких неприятностей, в которые он оказался бы замешан. Скорее наоборот.
   Когда он, соблюдая все меры предосторожности, уже приближался к условной границе, отделявшей помещения Жемчужины Власти, где он чувствовал себя неуютно, от остальной территории Жилища, в которой ему дышалось легче, – его вдруг остановил человек, показавшийся камердинеру отдаленно знакомым.
   Почти сразу он вспомнил: это был один из тех людей, что выручили Властелина во время столкновения на какой-то грязной улице; человек этот, вместе с еще двумя (одним из которых был теперешний Главный Композитор Истории; не помоги он тогда Властелину, вряд ли Эфат согласился бы содействовать в его поисках, но те, кто тогда защитил Изара, даже не зная его, заслужили, по мнению камердинера, самого большого уважения) – итак, человек этот был приглашен Властелином в Жилище Власти, а впоследствии определен в личную охрану Жемчужины. Так или иначе, он не был человек вовсе незнакомый. И Эфат даже не очень испугался. Повернувшись к остановившему его, он лишь вопросительно поднял брови.
   – Чем я могу быть вам полезен?
   Охранник Жемчужины смотрел на него немигающими глазами.
   – Идите со мной, – сказал он.
   – Приношу извинения, – вежливо отказался Эфат, – но я спешу по очень важному делу. С удовольствием встречусь с вами несколько позже.
   – Сейчас нет более важного дела, – сказал страж, – чем то, в связи с которым я вас приглашаю.
   Похоже, что он говорил серьезно. Эфат заколебался.
   – Я нужен вам надолго?
   Страж, кажется, чуть улыбнулся.
   – Это вы решите сами. Как только разберетесь в деле.
   – И все же… вы ведь случайно наткнулись на меня! Если бы вы меня не встретили здесь…
   – То я разыскал бы вас в любом месте, где вы находились бы. Сейчас я как раз возвращаюсь из вашего жилища. Мне нужны именно вы, донк, личный камердинер.
   Эфат вздохнул. Видимо, искали именно его, хотя он и не мог представить – зачем. Он мог, конечно, отказаться и сейчас. Но этот плечистый и длиннорукий молодец мог просто-напросто унести его, взяв в охапку. Здесь он был хозяином. Здесь было государство Ястры.
   – Хорошо. Я иду с вами.
   Страж – видимо, для вящей уверенности – взял его под руку, и старик ощутил тугую хватку сильных пальцев.
   Они свернули в широкий коридор и двинулись, приближаясь к апартаментам Властительницы.
   – Может быть, вы все-таки скажете?..
   – Вы все увидите сами.
   Страж постучал и, не дожидаясь ответа, отворил дверь. Это был малый, или, по другому названию, интимный холл. Здесь находился Советник Жемчужины.
   – Ага, – сказал он. – Вот и вы. Прекрасно. Идемте.
   Страж остался в холле, а Советник повел камердинера по анфиладе комнат. Одна за другой они оставались позади.
   – Донк Советник, вы, кажется, ведете меня в спальню?
   В следующей комнате, куда они вступили, сильно пахло лекарствами, и на столах из розовых и оранжевых сортов дерева Раш, уже больше не произраставшего на планете (один такой столик был ценнее современного самолета), стояли какие-то медицинские приборы, аппараты, в углу возник автоклав, не более уместный здесь, чем железный контейнер для мусора. Автоклав огорчил Эфата, а остальное – встревожило.
   – Властительница захворала? Серьезно?
   – Властительница в добром здравии. Не задерживайтесь. Нас ждут.
   – Но тогда зачем…
   – Я сказал вам: увидите сами.
   Наконец они подошли к последней двери.
   – Донк Советник, но это же спальня Ее Всемогущества! Я надеюсь, вы не ведете меня в спальню?
   – Я веду вас туда, где вам следует находиться.
   И Советник отворил дверь.
   На кровати Жемчужины кто-то лежал. Но не она; она сидела в креслице рядом с кроватью и держала лежавшего за руку.
   – Подойдите ближе, – приказала она.
   Эфат подошел и взглянул.
   На постели лежал Властелин Изар. Глаза его были закрыты.
   Эфат опустился на колени рядом с кроватью, даже сам не контролируя своих действий. Он прижался губами к бессильно лежавшей поверх белоснежного одеяла руке. Потом повлажневшими глазами посмотрел на Жемчужину.
   – Он жив, – сказала она. – Недавно на несколько минут пришел в себя. Хотел видеть вас.
   – Я… Конечно! Великая Рыба! Властелин жив! Будет ли мне позволено остаться здесь? Я готов… все, что угодно…
   – Вы останетесь, даже если не захотите этого. Потому что никто в Жилище, никто во всем городе не должен знать того, что теперь знаете вы.
   – Разумеется! Благодарю, благодарю вас, Жемчужина Власти…
   Он забыл в этот миг об историке, ожидающем ключи, как забыл обо всем на свете. Властелин здесь, и он, Эфат, будет ухаживать за ним. Днем и ночью.
   – Ну вот, – сказала Ястра Ульдемиру. – Теперь я смогу отдохнуть. И не нужно никаких дополнительных сестер. Этот старик стоит трех, если не больше.

 
   Послышались шаги.
   – Ну вот он наконец. Все-таки в старости люди становятся страшно медлительными.
   – По-моему, нет. Скорее, это несут мой ужин. Вам лучше спрятаться.
   – А если все же Эфат? Вы не хотите, чтобы он вас увидел…
   – Придется прятаться обоим. Если ужин – выйду я. Если камердинер – вы.
   Времени на раздумья не оставалось. Стараясь ступать потише, историк и Леза скрылись в коридоре.
   Замок сыграл свою протяжную ноту.
   Они стояли в темном коридоре. Рука Хен Гота легла на плечо Лезы. Легким движением она сбросила руку. Он не повторил попытки.
   – Ужин, – прошептала она. И вышла. Страж собрал обеденную посуду, составил на поднос. Беглым взглядом окинул комнату. И вышел, не сказав ни слова. Ключ повернулся. Леза обождала, пока шаги не отдалились на безопасное расстояние.
   – Можете выйти, – сказала она.
   Историк вышел, держа в руке связку бумаг.
   – Жертвую вам половину, – сказала Леза. – Даже больше. Мужчины, по-моему, всегда испытывают голод. Но, к сожалению, нет второго прибора. Вы не запаслись случайно?
   – О чем вы? А-а. Нет… – рассеянно откликнулся он, пробегая глазами документ – кажется, какое-то донесение, написанное от руки, но украшенное печатью размером чуть ли не с блюдце. – Нет, нет, спасибо, но я совершенно не хочу есть. – Он пролистал еще несколько бумаг. – Великая Рыба, какой клад здесь…