Модезитт Лиланд Экстон. Башни Заката (Отшельничий остров - 2)

   - Креслин почти так же хорош, как страж.
   - Лучше многих из них, судя по тому, что я видела, - тиран улыбается.
   - Сам он так не считает.
   - Думаешь, Дайлисс позволит ему об этом узнать? Но не важно: судя по вестям из Сутии, Керлин и Блийанс там едва ли примут волка в овечьей шкуре. В качестве предлога они сошлются на Предание.
   - По-твоему, это всего лишь предлог? Да ты еще большая лицемерка, чем суровая Дайлисс или высокородный Корвейл!
   - Ни одна из нас не жила во времена Рибэ.
   - Вам повезло.
   Тиран улыбается.
   - И тебе тоже. Если бы я действительно верила в Предание и демонов света...
   - Пожалуйста, не напоминай снова.
   - Ты можешь уловить, что он чувствует?
   - Я уже говорила тебе, что ничего не улавливаю. Так что можешь опять приниматься за свои козни.
   - Я ведь делаю это и ради твоего блага, сестра. При той мощи и ярости, что бушуют в тебе, кто еще выстоит? Невзирая на браслеты.
   - А что будет с нами, когда я забеременею?
   - Ты? Без моего согласия? Ну уж уволь!
   - По-моему, речь шла о клинке, лучшем, чем любой из твоих. Ты ведешь себя так, словно у меня есть какой-то выбор.
   Последние слова остаются без ответа: белокурая сестра уже ушла.
   Рыжеволосая окидывает взглядом ажурные, но прочные решетки, ограждающие ее покои, смотрит на обитую сталью дверь.
   Может, послать за Дрериком? По крайней мере, это в пределах ее возможностей. От этой мысли у нее закипает кровь. Но женщина лишь качает головой, позволяя бушующей в ней грозе пролиться всего-навсего двумя слезами.
   IX
   Сидя перед самым большим окном, Креслин перебирает струны маленькой гитары, уверенно держа искусно сработанный из ели и розового дерева инструмент. Пальцы его, пожалуй, слишком сильны для музыканта. Впрочем, ему известно, что форма пальцев мало соотносится с мастерством исполнителя.
   Обстановку его комнаты составляет узкий письменный стол с двумя ящиками, платяной шкаф высотой в четыре локтя (на добрых три локтя ниже тяжелого, обшитого деревом потолка), два кресла с подлокотниками, зеркало в человеческий рост и двуспальная кровать без балдахина. На покрывающем ее зеленом стеганом одеяле серебром вышиты ноты. Массивная дверь запирается изнутри на засов. И дверь, и мебель, отполированные временем, сделаны из красного дуба. Работа умелая, но простая, без резьбы или инкрустаций. Мягкими здесь можно назвать разве что кресла: на них лежат потертые зеленые подушки.
   "Трамм!"
   Одна-единственная нота (его взору она представляется серебристой) вибрирует в прохладном воздухе комнаты, пока, при столкновении с гранитной стеной, не съеживается в точку и не исчезает.
   Едва ли хоть когда-либо ему удастся извлечь из инструмента золотистую мелодию, такую, какие играл музыкант с серебряными волосами, о котором запрещено вспоминать. Даже осенние созвучия прославленных гитаристов Слиго являли не само золото, а лишь легкое его касание.
   Положив инструмент на крышку стола, он подходит к заиндевелому окну, прикладывает к стеклу палец и ждет, пока изморозь истает, словно от прикосновения весны к поверхности лежащего в низине озера.
   Снаружи ветер бросает снег на серые стены и бьется в окно, которое открывается очень редко. Хотя и чаще большинства других в Оплоте. Когда на стекле оттаявший участок вновь затягивается инеем, Креслин снова берет гитару.
   Стук в дверь.
   Со вздохом он кладет инструмент в футляр и засовывает под кровать. Его мать и Ллиз наверняка знают о гитаре, но пока ни та, ни другая на сей счет не заикаются. Как и вообще не заводят разговоров об изысканном и утонченном, весьма мужском по духу музыкальном искусстве. В Западном Оплоте это запретная тема.
   "Тук-тут. Тук-тук."
   Нетерпеливость сестры заставляет Креслина нахмуриться. Он отодвигает засов и отпирает дверь. За ней, разумеется, стоит Ллиз.
   - Пора ужинать. Ты готов?
   Ее волосы, такие же серебряные, как у него, светятся в полумраке гранитного коридора. Они едва достигают воротника, но в сравнении с его стрижкой могут показаться длинными.
   - Нет еще.
   Короткий ответ, мимолетная улыбка и обычный внутренний протест против всякой фальши:
   - Ну конечно. Не понимаю, как ты вообще можешь столько времени проводить в одиночестве.
   Он ступает на голый каменный пол коридора и прикрывает за собой тяжелую дверь.
   - Мать была недовольна.
   - На этот-то раз чем? - понимая, что сестра ни при чем, Креслин пытается подавить досаду. - Снова вспомнила о моей привычке проводить время в одиночестве? Или...
   - Нет. Если тебе охота сидеть одному, ее это не волнует. Обычный мужской каприз.
   - Ага, значит, дело в верховой езде.
   Ллиз ухмыляется и качает головой.
   - Ладно, не томи. Что не по ней?
   - Твоя стрижка. Она находит ее слишком короткой.
   Креслин издает стон:
   - Ей не нравится, чему я учусь, не нравится, как я одеваюсь, а теперь еще и...
   С верхней площадки винтовой лестницы, сложенной из столь прочных гранитных блоков, что они способны выдержать вес всего воинства маршала, они начинают спускаться к большому залу.
   - И она права, - прерывает брата Ллиз. На сей раз ее голос звучит сурово, отчасти уподобляясь голосу матери. - Креслин, тебе необходимо усвоить манеры, приличествующие консорту. Побренчать на гитаре ты, так и быть, можешь, но уж скакать верхом тебе совсем не пристало. Я тоже недовольна.
   Креслин непроизвольно ежится, задетый не сутью сказанного, а приказным тоном сестры.
   - Она вечно недовольна. Ей не нравилось, когда я сбежал на зимние полевые учения младших стражей. А что дурного: мне удалось справиться с испытаниями лучше большинства из них. И мать сама разрешила мне участвовать в дальнейших поединках.
   - Это не совсем то, что рассказала ей Эмрис.
   - Эмрис не станет ее сердить, даже если обрушится Крыша Мира.
   Шагая вниз по ступеням, они негромко смеются.
   - Как твои упражнения на мечах с Хелдрой? - спрашивает Ллиз уже у подножия лестницы.
   - Мне основательно достается. Она не щадит ни мою гордость, ни мое тело.
   Ллиз тихонько присвистывает:
   - Должно быть, ты делаешь успехи. Так говорят все старшие стражи.
   Креслин качает головой:
   - Успехи, пожалуй, есть, но не особые.
   По сторонам арки, ведущей в пиршественный зал, застыли две воительницы. Креслин кивает стоящей слева, но та даже не моргает в ответ.
   - Креслин! - укоряет брата Ллиз. - Это нечестно. Фиера на часах.
   Креслин и без нее знает, что поступил неправильно. Он отмалчивается и устремляет взгляд в глубь трапезной. За столом на возвышении нет никого, кроме Эмрис, чего нельзя сказать о столах, расставленных прямо на гранитных плитах пола. За ними уже расселись многие обитатели замка, стражи и их консорты. Дети с попечителями усажены позади всех, возле входа, из которого появляются Креслин и Ллиз.
   Креслин напрягается, зная: чтобы достигнуть помоста, ему придется пройти мимо передних столов, где полно стражей, не имеющих консортов.
   - С ума сойти, какие мы сегодня мрачные, - подкалывает его Ллиз.
   - Будешь тут мрачным, когда на тебя таращатся как на племенного жеребца, - цедит сквозь зубы Креслин.
   - Чем дуться, лучше бы получал удовольствие, - невозмутимо откликается она. - Во-первых, этого все едино не избежать, а во-вторых, что плохого в искреннем восхищении?
   Креслин, однако, предпочел бы добиться восхищения стражей по иному поводу. Недаром, он настоял на том, чтобы его обучали искусству биться на клинках, и тайком осваивал езду на боевых пони. Правда, ему не удавалось уделять этому столько времени, сколько хотелось бы, поскольку маршал заставляла его изучать каллиграфию и логику, так что по части верховой езды ему было далеко до большинства натренированных воительниц. Но в отношении клинков дело обстояло иначе. И это при том, что в бою стражи Западного Оплота не знали себе равных, благодаря чему его мать правила Крышей Мира и контролировала торговые пути, соединяющие восток и запад Кандара.
   "...и все же он по-прежнему красивый юноша..."
   "...острый, как клинок. Пронзит твое сердце и оставит истекать кровью".
   "...спасибо, но на мой вкус он грубоват".
   Креслин видит, что Ллиз с трудом сдерживает усмешку, и поджимает губы.
   "...а я все-таки хочу попробовать, чтобы он..."
   "...А чтобы маршал выпустила тебе кишки, как - не хочешь?"
   Они поднимаются на помост, и сидящая у дальнего правого конца стола Эмрис встает.
   - Милостивая госпожа. Милостивый господин... - голос командира стражей низок и строг.
   - Садись, - кивает ей Ллиз.
   Креслин кивает молча.
   Ллиз поднимает брови: ведь пока не сядет он, не сядут ни она, ни Эмрис. Потом, когда придет маршал, все трое поднимутся снова. Креслин мог бы заставить их дожидаться маршала на ногах - ему случалось проделывать такое, но сейчас он не видит в этом смысла.
   Юноша занимает свое место напротив Эмрис, и Ллиз, потихоньку облегченно вздохнув, садится рядом с братом на одно из трех кресел, поставленных лицом к залу и нижним столам.
   Эмрис поворачивается к Ллиз.
   - Зимние полевые испытания начинаются послезавтра.
   Девушка кивает.
   Креслин надеялся принять участие в этих испытаниях - ветры, не стихающие в Закатных Отрогах, могли обеспечить ему преимущество на лыжах. Но Эмрис обращается только к Ллиз. Тем не менее он смотрит на капитана вопросительно.
   Однако та, не обращая на него внимания, бросает взгляд на драпировки позади Ллиз и встает. Креслин и Ллиз следуют ее примеру. Их мать ступает вперед и поднимает руки, давая сидящим за столами знак не вставать.
   Темноволосая женщина в черной коже с резко очерченным лицом, стальными мышцами и светящимся в темно-голубых глазах умом окидывает взглядом сына, дочь и командира своих стражей, после чего без лишних церемоний садится.
   Мальчик-прислужник подлетает с двумя подносами, и Креслин начинает разливать из тяжелого кувшина в высокие чаши теплый чай.
   - Благодарю, - голос матери звучит официально.
   - Спасибо, - эхом вторят ей Ллиз и Эмрис.
   Кивнув, он наливает чаю себе и ставит кувшин.
   Сидящим внизу подают те же блюда, что и на помосте. Оттуда доносится гомон, и Креслин украдкой поглядывает туда, довольный тем, что еда хоть на время отвлекла молодых женщин от разглядывания его персоны. Ллиз подцепляет три толстых ломтя мяса с одного конца плоского блюда и увесистую лепешку с другого.
   На другом блюде разложены фрукты в меду и маринованные овощи. Креслин овощей не любит, но берет из учтивости.
   - Креслин?
   - Да, милостивая госпожа.
   - Эмрис достаточно ясно дала тебе понять, что ты не будешь принимать участие в полевых испытаниях. Таков был мой приказ.
   - Для которого у тебя, несомненно, имелись самые веские основания.
   - Несомненно, о чем вскоре будет объявлено. Ты знаешь тирана Сарроннина?
   Сердце Креслина сжимается, но ему удается сохранить внешнее спокойствие.
   - Да, мы ведь гостили там прошлой осенью.
   Тот визит запомнился ему слишком хорошо. Особенно - происшествие в дворцовом саду. Маршал улыбается:
   - Твое умение обращаться с клинком не осталось незамеченным.
   - Я помню.
   - В то время многое осталось недосказанным, - продолжает она. Очевидно, на Риессу это произвело впечатление. Переговоры были довольно сложными, поскольку одновременно рассматривалось и предложение маршала Южного Оплота.
   Креслин недоумевает. Всю осень и начало зимы он выслушивал бесконечные сетования на то, что своим поступком лишил себя надежды стать уважаемым консортом где-нибудь за пределами Западного Оплота. Между тем юноша сознавал, что ему следует покинуть эту цитадель зимы, хотя бы ради сохранения рассудка.
   Сидящая рядом с ним Ллиз втягивает воздух, словно ловя шепот ветров, возвещающих приближение мистраля.
   - Я что-то не пойму. Ты намекаешь...
   - Я не намекаю. Я сообщаю, что ты станешь консортом суб-тирана, младшей сестры Риессы. Как ее зовут - мне вот так, с ходу, не вспомнить.
   Мальчик-прислужник подходит к Креслину с эмалированным, покрытым синим бархатом подносом, на котором лежит заключенный в золоченую раму женский портрет. Женщина очень красива, несмотря на необычно коротко остриженные рыжие волосы и колючие зеленые глаза. Уголки ее губ изогнуты в циничной усмешке - такую все восемь дней пребывания в Сарроннине он созерцал на лице тирана. Черты лица кажутся смутно знакомыми, хотя Креслин точно знает, что не встречал рыжей женщины с такой короткой стрижкой.
   - Понятно.
   - Рада, что тебе понятно. Считай, что тебе повезло: сильных и женственных мужчин она предпочитает нежным западным. Прослышав о твоем участии в полевых испытаниях, она была заинтригована, а случай в саду просто привел ее в восторг. Одному лишь Храму ведомо, почему.
   Креслин пытается проглотить ком в горле. Маршал встает. Черная кожа облачения подчеркивает бледность гордого лица. По залу кругами расходится тишина.
   - У нас есть объявление.
   Тишина становится полной.
   - Нашему сыну оказана честь, высокая честь. В течение восьми дней ему предстоит покинуть Западный Оплот, дабы стать консортом суб-тирана Сарроннина.
   За этими словами следуют полуоборот и жест в сторону Креслина. С вымученной улыбкой на лице он встает.
   - Креслин... Крес-лин... Крес-лин!
   Рукой, мягко и незаметно отводящей токи воздуха, он приветствует скандирующий зал, дожидаясь, когда крики смолкнут. А потом садится. Ему хочется утереть испарину со лба, но юноша находит это недопустимой слабостью и ограничивается тем, что стискивает зубы.
   - Неплохо держишься, братец, - доносится шепот Ллиз. - Особенно с учетом того, что ты с радостью прикончил бы суб-тирана своим клинком.
   Маршал подает знак, позволяющий продолжить трапезу, что и делают почти все присутствующие. За исключением горстки одиноких стражей, сидящих за передним столом: те продолжают таращиться на Креслина.
   Отпив чаю, он снова наполняет свою чашу. Последний ломоть мяса на его тарелке остался недоеденным, но у юноши больше нет аппетита. Что делать? Как избежать участи племенного жеребца?
   Его мать вновь садится.
   - Может быть, стоило предупредить меня чуть пораньше? - замечает он.
   - Чем скорее ты уедешь, тем лучше... для твоей же безопасности.
   - Моей безопасности?
   - С момента оглашения ты уже не консорт-правопреемник. А равных тебе по положению едва ли радует тот, кто одновременно и искушен в боевых искусствах, и привлекает взгляды красивейших из стражей Оплота.
   Она разражается хриплым, гортанным смехом. Настоящим смехом, какой ему редко доводилось слышать. Смехом, от которого он делается безмолвным.
   - К тому же ты сам прекрасно знаешь, что не можешь оставаться здесь, если только не...
   Он вздрагивает, догадываясь, что она имеет в виду.
   - Я правда не думала, что ты ей понравишься. А знаешь, сестра Риессы красива, хотя, на мой взгляд, слишком нежна... слишком мужеподобна.
   Креслин делает еще глоток чая, гадая, встречался ли он с сестрой тирана.
   - А она... она и вправду такая, как на портрете? - интересуется Ллиз.
   - Даже чуточку помягче, - отвечает Эмрис. - Ей вовсе не лишне иметь сильного консорта. Власть в Сарроннине строго наследственная, а у Риессы уже две дочери. Такой консорт, как Креслин, - Эмрис кивает в его сторону, словно он и не слышит этого разговора, - послужит ей защитой от тех, кто захочет использовать против нее мужскую половину дворца. Так что все к лучшему.
   - Завтра тебе нужно будет поговорить с Галеном насчет приданого, того, что ты возьмешь с собой в Сарроннин, - говорит маршал, глядя на сына. По-моему, все действительно к лучшему.
   Она улыбается и уходит, прежде чем он успевает вымолвить хоть слово.
   Как только она исчезает за драпировками, Креслин встает, кивает и удаляется. Ноги сами несут его к заднему выходу, к узкой, старой лестнице. Самая старая изо всех внутренних лестниц замка, она имеет полые ступени и примыкает к шероховатой наружной стене. Быстрыми шагами юноша поднимается наверх, выходит на стену и устремляет взгляд на юг.
   Хотя над зубчатыми парапетами веют студеные ветра, стена обогревается горячим дымом из дымохода, установленного над огромным очагом в северной части большого зала. Ветер вытягивает дым в струйку и сносит к востоку.
   Креслин смотрит вдаль, на почти безупречной белизны снежный ковер, расстелившийся у фундамента южной башни и тянущийся вверх, к мерцающему пику Фрейджи. Единственной вершине, еще освещенной уже ушедшим за Закатные Отроги солнцем. Даже в сумерках снег поблескивает отраженным светом, не потревоженным ничем, кроме мощеной дороги, серой полосой уходящей на восток.
   Ему хочется петь. Или кричать. Но он не станет делать ни того, ни другого. Не станет петь, ибо сейчас не время для песен. И не закричит, чтобы ни маршал, ни Эмрис не получили лишнего подтверждения его мужской слабости.
   Вместо того Креслин тянется к ветрам, сплетает воздушные потоки и швыряет о стены, пока лицо не покрывается тут же застывающим потом, а стены - твердой, как камень, ледяной коркой. Пока жжение в глазах не лишает его способности видеть иначе, как мысленным взором. Пока ветры не вырываются из-под власти его мыслей на волю.
   Тогда - и только тогда - он медленно возвращается к уединению и теплу своей комнаты. Даже не заметив по пути двух караульных воительниц, широко раскрытыми глазами взирающих на консорта суб-тирана, не довольного навязанной ему судьбой.
   X
   Ноги Креслина несут его по восточной стене к переходу, ведущему в башню, которая, хоть и сложена из того же серого гранита, что и весь замок, именуется Черной. Внутри Черной башни расположены зимние кладовые, где можно найти всякое старье: отслужившее свое, но еще не выброшенное военное снаряжение, промасленную ткань и потертые зимние стеганые одеяла. Придется обойтись этим: амуниция поновее сложена внизу, в арсенале, который охраняется часовыми.
   Еще не рассвело. Шаги его столь быстры, что короткие серебристые волосы взлетают при ходьбе. Под серо-зелеными глазами - темные круги, странные на юном лице, свидетельство бессонной ночи. Камень под ногами припорошен снегом, но он ступает уверенно, его сапоги машинально расчищают плиты.
   Взор Креслина устремлен на узкое белое пространство между стеной и крутым, в тысячу локтей, обрывом, обозначающим край Крыши Мира. Внизу, за беспорядочным нагромождением льда и скал, начинается густой бор, простирающийся и на север, и на юг, к остроконечным пикам Закатных Отрогов, что являют собой рубеж, разделяющий восток и цивилизованный запад. Ветви лесных исполинов тоже припорошены снегом. Лежащие дальше торговые пути скрыты за лесными массивами и со стен не видны.
   Отводя взгляд от горизонта, юноша, в чьих помыслах прошлое занимает больше места, чем настоящее, сворачивает за угол и сталкивается с кем-то в темном проходе.
   Не успев отпрянуть, он оказывается в крепких объятиях светловолосой девушки, почти не уступающей ему ни ростом, ни силой.
   - Фиера!
   - Тс-с-с!..
   Ее губы обжигают, но сразу же после поцелуя она отстраняет его натренированным движением стража. Креслин с сожалением расстается с теплом ее объятий.
   - Приветствие почтенному консорту.
   - Я предпочел бы стать стражем.
   - Это известно всем, включая маршала. Но ничего не меняет.
   - Фиера...
   Их глаза находятся на одном уровне. Взгляды встречаются.
   - За сделанное мною сейчас меня могут отправить в Северный Дозор, и не на один год.
   - В Северный Дозор? За поцелуй?
   - За то, что осмелилась поцеловать сына маршала, за то, что увлекла его.
   - Какая разница? Ведь маршалом станет Ллиз, а не я.
   Фиера хмурится, но голос ее мягче взора.
   - Ох, уж эти мужчины. Представь себе, разница есть. И суб-тирану это вовсе бы не понравилось, хотя одно любовное свидание почти недоказуемо.
   Креслин молчит, попросту не понимая ее слов.
   - Доброго дня, мой принц.
   Он потянулся к ней, но она уже ушла - девушка в боевом облачении, в шлеме, в теплом подшлемнике и с мечом. Она спешит по внутренней лестнице к находящимся внизу казармам.
   Он снова качает головой.
   В крытой настенной галерее никого нет, и Креслин нащупывает в поясном кошельке ключ. Фиера об этой встрече никому не расскажет, а ему необходимо забрать со склада все, что возможно, и вернуться к себе до общего подъема.
   Ключ входит в замочную скважину. Старое снаряжение лучше, чем никакого.
   XI
   - Видишь? Вот так, - наставница бойцов прилаживает меч Креслина на парадный пояс. - Конечно, то, что ты усвоил некоторые основы, не так уж плохо, но маршал предпочла бы остановить твое обучение на этом. Все, что тебе нужно, это умение как-то защищаться.
   - Защищаться? И только?
   - Я вообще не люблю вооруженных мужчин. Предание живуче, милостивый господин. Но отказать тебе в праве уметь позаботиться о себе я не могла, да и маршал тоже. Тем паче что рано или поздно ты должен был нас покинуть.
   Наставница морщится, словно проглотив кислую сливу.
   До Креслина доходили слухи о властительницах запада, содержащих целые толпы наложников. В Сарроннинском дворце он даже видел так называемую "мужскую половину", но никогда не задумывался о возможности оказаться в подобном положении самому.
   - Возможно, мне следовало больше практиковаться не на мечах, а на кинжалах?
   Воительница молчит.
   - А смогу ли я выстоять против тех, кто с востока?
   - О, те сочтут тебя хорошим бойцом, даже более того. В магии они искушены, а в честном бою - не очень. Случись тебе встретиться с ними, используй клинок из холодной стали. Он вдвое крепче их мечей.
   Креслин лишь кивает, пребывая в убеждении, что никто на востоке не носит холодную сталь, ибо она структурирует хаос. Пожалуй, ему хотелось бы побывать в Фэрхэвене, но он понимает, что от Белого Города его отделяют несчетные кай пути по зимней стуже. Не говоря уж о стражах матери и тиране Сарроннина, чья сестра берет его консортом помимо его собственной воли. Он вспоминает ее портрет: рыжеволосая женщина несомненно красива, но так же несомненно старше его лет на пять.
   - Говорят, будто на востоке мужчины...
   - Варвары! - отпрянув, восклицает наставница. Бесстрастность в ее голосе уступает место язвительному отвращению. - Они сколачивают патриархальную империю, основанную на колдовстве. Хотят воссоздать Предание, причем в худшем виде. Весь западный континент превратится в подобие Отшельничьего острова!
   Креслин уже слышал нечто подобное и от матери, и в той или иной форме от других правителей запада.
   - Ладно, - наставница снова окидывает его пристальным взглядом. Сойдет, хотя с мечом ты выглядишь слишком женственно. Хорошо еще, что не в доспехах.
   Креслин вежливо кивает. Доспехи спрятаны в вещевом мешке. В том, который он взял вместо уложенного Галеном.
   - Ты все так же ездишь верхом не по-мужски, а как воин, - продолжает она, - но, кажется, это и заинтриговало тирана. На нормальных, нежных мужчин она не обращает внимания. Это ей пришло в голову взять тебя в консорты сестре. Очевидно, такой, как ты, ей и потребовался...
   - Для чего? - Креслин встрепенулся. Такие слухи до него еще не доходили.
   Но рот наставницы закрывается, как врата замка перед бурей.
   - Все, Креслин, встретимся внизу. Милостивая госпожа увидится с тобой после того, как ты уложишь меч и парадный наряд.
   Сейчас Креслин вовсе не рвется встречаться с матерью или Ллиз. Но мать - регент Западных Пределов и правитель Западного Оплота, господствующего над всеми горами, видными с высоких башен замка, и над множеством тех, которые не видны. Так что решать не ему. Во всяком случае, он не станет прощаться с ней в этих дурацких церемониальных шелках, которые только что примерял. Их место во вьюке, куда уже уложены все его пожитки, включая гитару. А меч стража останется при нем: мать не откажет ему в праве держать при себе прочный клинок для самозащиты. Хочется верить, что не откажет.
   Наставница бойцов еще не вышла из его комнаты, а он уже начинает переодеваться - игнорируя взгляд Хелдры, снимает зеленую хлопковую сорочку и подобранные ей в тон брюки из тонко выделанной кожи, бросает их на шитое серебром покрывало и меняет на плотное кожаное облачение стража. Случайно подняв глаза, он натыкается на взор Хелдры, и та резко отворачивается.
   Креслин качает головой. Даже Хелдра... Наверное, и Фиера была права, говоря о матери...
   Он отгоняет несвоевременные мысли и натягивает толстые кожаные штаны с куда большей яростью, чем того требует дело.
   Осталось только сложить церемониальный наряд. Пока Креслин будет прощаться с матерью, Гален уложит платье во вьюк.
   Все еще качая головой, он выходит из комнаты и, не закрывая за собой дверь, направляется в другое крыло замка. Путь его пролегает мимо спальни Ллиз, но сестры там нет. В снегах Крыши Мира, в ходе суровых испытаний, ей предстоит еще раз подтвердить свою пригодность к правлению и право стать со временем маршалом. Как подтверждает она это каждый год, без исключений. Такова ее доля.
   А на его долю остались лишь дворцовые интриги да угождение суб-тирану. Он раздраженно хмыкает и тут же тяжело вздыхает, сознавая, как мало знает о реальной жизни за стенами Оплота и пределами Крыши Мира.
   Креслин стучится, и прежде, чем его стук смолкает, стоящая на часах седовласая мускулистая воительница отворяет дверь. Смерив неодобрительным взглядом клинок стража на его бедре, она пропускает юношу к маршалу.
   Мать встречает его стоя.
   - Креслин, ты и в дорожной коже выглядишь недурно, если не считать прически. Рано или поздно тебе придется отрастить волосы.