Модезитт Лиланд Экстон. Башни Заката (Отшельничий остров - 2)

   Пока еще юноша может позволить себе подобные траты, однако, понимая, что сумма весьма высока, всем своим видом выказывает удивление:
   - Пять серебряников?
   - Да, недешево. Но мы должны покупать припасы.
   - Хозяйка, три - это уже вымогательство, а пять серебряников откровенный грабеж. Даже в том случае, если за эти деньги меня поселят в комнате, достойной королевы.
   По лицу женщины пробегает улыбка - возможно, ей понравились его слова.
   - Ради такого смазливого личика, как твое, я готова ограничиться вымогательством, причем с возможностью окунуться в горячую ванну. Постояльцев нынче немного, так что ты даже сможешь спать один, хотя... она меряет его пристальным взглядом.
   - Ванну, - презрительно хмыкает вставший на ноги торговец, - женская блажь, вот что это.
   - Ванну и питание? - уточняет Креслин, стараясь не обращать внимания на выразительный взгляд женщины.
   - И питание. Только без горячительных напитков, - хозяйка берется за метлу и уже более суровым тоном добавляет: - Но деньги вперед.
   Креслин смотрит на облака над головой и кивает.
   Впустив юношу и закрыв обе створки дверей, женщина ждет, пока он выуживает из кошелька три серебряные монеты. Он радуется тому, что монеты более крупного достоинства зашиты в тяжелый дорожный пояс.
   Хозяйка отводит его в комнату, где имеется двуспальная кровать, узенький, в две пяди шириной, стол и фитильная лампа.
   Каменный пол ничем не застелен, а единственное окошко больше походит на щель.
   - Смотри, тут есть даже подушка и покрывало! - восклицает седовласая содержательница постоялого двора.
   - Ты упоминала ванну.
   - Да, ванна прилагается к комнате.
   - А к ванне - хорошее полотенце, - добродушно дополняет Креслин.
   - Да ты разоришь заведение, молодчик!
   - Может быть, стоит начать с купания? - произносит Креслин, чувствуя, что весь пропах потом.
   - Как пожелаешь.
   Пропустив мимо ушей предложение оставить вещи в комнате, юноша следует за хозяйкой с заплечным мешком и мечом. Ванная комната заставляет его вспомнить о презрительном хмыканье грузного торговца: она представляет собой крохотное помещение с двумя углублениями в каменном полу, куда струится вода из подземного горячего источника. От нее исходит запах серы, но такие мелочи ничуть не омрачают радости юноши. Первым делом он достает бритву и сбривает свою щетину, ухитрившись порезаться всего пару раз. Вымывшись сам, Креслин стирает и как можно суше отжимает пропотевшее нижнее белье, надевает вынутую из котомки чистую смену, облачается в кожу и возвращается в свою комнату.
   Заперев дверь изнутри, он развешивает полотенце и влажную одежду на нижней спинке кровати, бросается на постель и почти сразу засыпает.
   "Клинг... Клинг..."
   Звук колокольчика заставляет Креслина подскочить. Сколько же он проспал? Всю ночь? Сумерки за окном могут с равным успехом оказаться и вечерними, и предрассветными. Он садится, нашаривает огниво и зажигает лампу, после чего трогает развешенное на спинке кровати белье. Оно влажное, а до утра бы, пожалуй, высохло.
   Натянув сапоги и закинув котомку за спину, он отодвигает засов и выходит в смутно освещенный коридор.
   Из дюжины столов в обеденном зале заняты четыре. Креслин устраивается за маленьким столиком, рассчитанным на двоих, и кладет котомку на пол себе под ноги. Он старается не замечать пристальных взглядов давешнего торговца - тот сидит неподалеку за круглым столом. В компании с ним пребывают незнакомый рыжий бородач, хозяйка и еще трое мужчин, вооруженных мечами.
   Еще одна женщина, такая же седая, но в сравнении с хозяйкой гостиницы весьма худощавая, подходит к столу Креслина, вытирая руки о некогда белый фартук.
   - У нас есть тушеная медвежатина, пирог с дичью, эль и красное вино. Но вино за отдельную плату.
   - А что бы ты взяла сама?
   - А, особой разницы нет. За серебряник сверху можно получить пару бараньих отбивных.
   Юноша с серебряными волосами слегка улыбается, размышляя о том, может ли целый баран стоить больше серебряника.
   - Тушеное мясо и эль.
   - Это все?
   Креслин кивает. Женщина спешит на кухню, а он бросает взгляд на рыжебородого, торопливо опустившего глаза к своей тарелке с мясом. Скорее всего, как раз с бараниной. Один из мужчин-меченосцев, обладатель остроконечной бородки с проседью, перехватывает взгляд юноши, и Креслин вежливо улыбается.
   Другой меченосец, тот, что рассматривал Креслина у входа на постоялый двор, заводит разговор с торговцем. Деррилд сначала отрицательно качает головой, но потом кивает. Мужчина с клинком встает и подходит к столу Креслина:
   - Не против, если я на минуточку присяду? Меня звать Хайлин, служу у Деррилда в дорожной охране. А Деррилд - купец.
   Еще не дождавшийся своего мяса, Креслин жестом указывает на потертый стул напротив.
   - Ловко ты разделался с Деррилдом.
   - Это я от неожиданности, - отвечает Креслин, еще не освоившийся с языком Храма. - Дело того не стоило.
   - Ты, как я понимаю, с далекого запада?
   Юноша лишь поднимает брови, ничего не подтверждая и не отрицая.
   Хайлин пожимает плечами:
   - На Храмовом ты лопочешь, как некоторые ребята из Сутии, но у тебя светлая кожа, а таких волос - чтобы как настоящее серебро! - я и вовсе никогда не видал.
   - Я тоже, - смеется Креслин, хотя ему приходится подавлять тошноту. Это ложь. Такие же волосы у Ллиз и... были еще у одного человека.
   - Мы держим путь в Фенард, а потом в Джеллико. Деррилду не помешает еще один клинок. Он малый прижимистый, и больше медяка в день из него, пожалуй, не вытрясти, но зато у нас найдется лишняя лошадь. Берлис остался в Керлине, - худощавый собеседник опускает глаза и, помолчав, добавляет: По-моему, это лучше, чем плестись пешком. И уж всяко быстрее.
   - Тебя что-то тревожит? - темные круги под глазами Хайлина указывают Креслину на снедавшее охранника беспокойство.
   - Меня? Да пропади я пропадом, с чего бы? Путешествие как путешествие: повозка, два вьючных мула, жирный торгаш и всего один клинок для охраны!
   - А нужно два? - уточняет Креслин.
   - Желательно. Всякому ясно, что купец с двумя охранниками везет драгоценности и благовония, но если охранник всего один, а вторая лошадь под пустым седлом - это порождает вредные мысли.
   Креслин не до конца понимает суть рассуждений своего собеседника, но главное ему ясно.
   - Предложение интересное.
   - Договорились. Жду тебя утром, со вторым колокольчиком.
   Юноша вновь поднимает брови.
   - Э, да ты, вижу, и впрямь из дальних краев. Второй раз в колокольчик звонят после раннего завтрака. Так принято на всех постоялых дворах у Отрогов. Во всяком случае, до Керлина - дальше на запад я не забирался.
   - Второй так второй, - кивает Креслин. Худощавый охранник начинает вставать, но задерживается.
   - Слушай, парень, а ты верхом-то ездить умеешь?
   - Лучше, чем топать пешком, - усмехается Креслин. Хайлин кивает, возвращается к столу Деррилда и вновь заводит с торговцем негромкий разговор.
   Креслин обводит глазами помещение, задерживая внимание на сидящем в дальнем углу - тоже в одиночестве - рослом темноволосом мужчине без бороды, но с усами. И тут же отводит глаза: одинокую фигуру окутывает незримый белый туман.
   Подумав о том, как должен выглядеть он сам со стороны, юноша едва удерживается от смеха. Было бы интересно взглянуть на себя чужими глазами и понять, так ли очевидны его неопытность и наивность для посторонних, как для него самого?
   - Белая птица и неизвестная женщина... потревожат кого-то сегодня ночью...
   Креслин вздрагивает: эти слова жгут его слух, но он не в состоянии распознать, чей голос их произнес. Но голос был мужской.
   С глухим стуком на стол перед ним опускается серая, с отбитым краем, кружка, наполненная чем-то напоминающим мыльный раствор. Худая прислужница уже отошла и теперь снимает с деревянного подноса еду для самой большой компании - женщины и трех мужчин с клинками. Явных выходцев с востока, из краев, где не чтут Предание.
   Рассматривая задымленный обеденный зал, Креслин неожиданно осознает, что он - единственный здесь мужчина, который начисто выбрит. Большинство постояльцев бородаты; лишь Хайлин и темноволосый малый в углу носят только усы. И оба они, похоже, наемники.
   Совпадение ли это? И имеет ли наличие или отсутствие на лице растительности какое-либо значение?
   Креслин осторожно отпивает эль. Его осторожность вознаграждается: благодаря тому, что глоток был крохотный, удается не поперхнуться этим горьким пойлом. В ожидании мяса Креслин ловит токи воздуха и обрывки разговоров сидящих за столами людей, которые ни за что не поверили бы, что их могут подслушать.
   "...ты что, не узнаешь амуницию стражей Оплота? Бьюсь об заклад, это женщина, прикидывающаяся парнишкой..."
   "...слышал, как говорит... нет, голос не женский..."
   "...ворожея сказала, что с севера подует холодный ветер..."
   Дым в помещении становится таким густым, что у Креслина слезятся глаза. Двое бедно одетых посетителей, шаркая изношенными сапогами, направляются к ближнему столу. Судя по запаху, это пастухи: пасут либо овец, либо коз.
   Сосредоточившись на разговорах, юноша рассеянно поводит ладонью, и дым отлетает от его глаз.
   - ...Ты глянь, глянь! - доносится низкий голос. - Дымина-то...
   Креслин поспешно отпускает разгонявший дым воздушный поток.
   - Чего дымина?
   - Да того... чтоб мне лопнуть...
   Юноша с серебряными волосами, едва не выбранив себя вслух за глупость, делает глубокий вздох и снова прислушивается.
   "...так приложил того здоровенного купчину! А к мечу и не прикоснулся".
   "...не иначе как из гильдии наемных убийц..."
   "...незачем тебе с ним и толковать, Деррилд. Заплати, вот и весь разговор. Такого охранника ты и за два золотых не сыщешь".
   Столь высокая оценка его способностей вызывает у Креслина легкую улыбку.
   "...что еще нужно магам, кроме всех земель между Рассветными и Закатными Отрогами..."
   "...благодарение свету... не придется возвращаться на Край Земли. И почему только думают, будто это место стоит того..."
   "...вот доберемся до Фенарда, дорогая, и там ты сможешь купить все, чего пожелаешь..."
   Глиняная, такая же неприглядная, как и кружка, миска с тушеным мясом водружается на стол со столь же бесцеремонным стуком. Из миски торчит гнутая оловянная ложка. Миска, похоже, с трещиной: на стол сочится коричневая подлива. К мясу подан ломоть не слишком свежего хлеба.
   Креслин берется за ложку. Хотя содержимое миски и не такое убийственно острое, как сарроннинское жаркое, густая подлива с перцем и множеством пряных трав начисто отбивает вкус того, что здесь выдают за медвежатину. Впрочем, Креслин не в претензии: после стольких дней сухомятки картофель, вялая морковка и волокнистое мясо в соусе кажутся вполне сносными. Правда, хлеб черствее того, что он нес в котомке, но с подливкой сойдет и такой.
   "...на мага не похож, слишком молод..."
   "...волшебник любого возраста может выглядеть так, как ему вздумается..."
   Креслин старается не реагировать на услышанное, но на всякий случай трогает ногой свою котомку и меч. Они под столом, на месте. Он крошит черствый хлеб в подливку, вычерпывает ложкой содержимое миски и запивает сомнительную медвежатину глотком сомнительного эля. Правда, маленьким глотком.
   Не допив кружку, юноша встает и забрасывает котомку за спину.
   - Ты уже поел? - осведомляется появившаяся невесть откуда прислужница.
   Понимая, что ее появление объясняется надеждой на ничем не заслуженную награду, Креслин, пряча улыбку, вручает ей медяк.
   - Премного благодарна, - служанка пытается придать голосу любезность.
   Отвернувшись от нее, юноша пытается проскользнуть мимо двух пастухов и ненароком задевает одного из них краем мешка.
   - Эй, ты! - малый с жиденькой черной бородкой смотрит на Креслина так, словно собирается встать.
   - Прошу прощения, - спокойно произносит Креслин. Пастух присматривается к его лицу, примечает за плечами меч и миролюбиво улыбается:
   - Ничего, ничего.
   Креслин кивает и идет дальше, к выходу.
   "...ишь, вежливый. Мягко стелет... как один из префектовых убийц..."
   "...а мне сдается, все-таки колдун..."
   Оставив позади обеденный зал, юноша направляется к своей комнате по освещенному единственной масляной лампадкой коридору с голыми каменными стенами. У дверей он останавливается и прислушивается, пытаясь уловить внутри чуждое присутствие, хотя сам толком не знает, кто и зачем мог бы туда забраться. Убедившись, что комната пуста, юноша открывает дверь. Судя по всему, в его отсутствие сюда никто не заглядывал: его парка с торчащими из карманов рукавицами по-прежнему висит на крючке.
   Он закрывает за собой дверь, задвигает засов и ставит мешок на пол неподалеку от кровати, чтобы в случае нужды легко дотянуться до меча. Присев на кровать, которая хоть и прогибается, но не скрипит, юноша стягивает сапоги, снимает кожаную одежду и раскладывает ее на столе.
   Ему уже надоело спать одетым, и то, что теплое одеяло вполне позволяет ночевать в одном нижнем белье, не может не радовать. Вспомнив о белье, он проверяет висящую на спинке кровати выстиранную смену: она еще влажная, но к утру подсохнет. Во всяком случае, в достаточной мере, чтобы можно было уложить в наполовину опустевший заплечный мешок. Удивительно, но каменный пол под ногами оказывается не таким уж холодным. Постоялый двор построен прямо над теплым источником.
   К тому времени, когда Креслин ныряет под одеяло и задувает фитилек лампы, глаза его слипаются.
   Просыпается он внезапно. В комнате царят кромешная тьма и полная тишина, но юноша чувствует: здесь кто-то есть. Присматриваясь из-под опущенных век, а заодно прибегая к иным, более изощренным методам, беглый консорт проверяет комнату. Засов на двери не тронут.
   Решившись действовать, он осторожно, словно ворочаясь во сне, перекатывается на бок. Впрочем, уверенности в том, что все это не сон, у него отнюдь нет.
   - Не стоит притворяться, - доносится низкий, с хрипотцой, женский голос. - Ты знаешь, что я здесь, а я знаю, что ты это знаешь.
   Теперь он видит сидящую на краешке кровати женщину в светлом одеянии. Цвета волос в темноте не разобрать, ясно лишь, что они, в отличие от платья, не очень светлые и поблескивают рыжеватыми искорками.
   Не без труда и по-прежнему без уверенности в том, что не спит, Креслин садится на постели.
   - А ты кто?
   - Можешь называть меня Мегерой.
   - Мегера? Странное имя.
   - Только для тех, кому неведомо, что кроется за Преданием, незнакомка пододвигается ближе. - Как жаль! Я твоя, а ты меня даже не знаешь.
   Хриплый голос звучит пугающе, но Креслин тянется к женщине, даже сомневаясь в ее реальности.
   - Но...
   Его руки срывают светлую ткань и чувствуют тепло обнаженного тела. Губы ее обжигающе горячи...
   ...После кромешной ночной мглы слабый свет предрассветных сумерек кажется чуть ли не ярким. Креслин проснулся. Он лежит на смятой, разворошенной постели. Один.
   Сощурившись, юноша осторожно озирается.
   Ночное видение исчезло. Креслин хмуро переводит взгляд со скомканного одеяла на запертую на засов дверь и узкое окошко. Темноволосая красотка исчезла, однако ни один живой человек не протиснулся бы в окно шириной в пядь, даже будь оно открыто. А упорхнув через дверь, она едва ли смогла бы задвинуть засов изнутри.
   Однако засов на месте, а под окном и на подоконнике полно нетронутой пыли. Он помнит, что, обнимая ее, вдыхал пьянящий аромат риалла, однако ни на постели, ни в воздухе не осталось и следов этого запаха. Неужто ему все приснилось?
   Вспоминая подробности, Креслин краснеет.
   Мегера - кажется, она назвалась так. И сказала что-то еще. Ночью ее слова казались ему многозначительными, чуть ли не зловещими, но рассвет почти изгнал услышанное из памяти. Однако не окончательно. Сосредоточившись, Креслин мысленно возвращается в темноту...
   "...за Преданием. Как жаль! Я твоя, а ты меня даже не знаешь. Так вот, жестокий чародей, как ни старайся, ни стремление, ни деяние не помогут тебе ускользнуть от меня, ибо я припечатана к твоей душе. И ты за это заплатишь..."
   Кто она? Как к нему попала? И за что он должен платить? Она сопротивлялась - но недолго - и разделила с ним ложе.
   Креслин сглатывает, не совсем веря в то, что смог... Да было ли это на самом деле?!
   Коснувшись ступнями пола, он осознает, что, видимо, спал, сбросив одело, и не замерз лишь благодаря шерстяному белью, которое не снял, приняв во внимание слова хозяйки, предупредившей, что ночи у подножия Отрогов холодные, даже при том, что постоялый двор хорошо отапливается. Однако его кожа помнит тепло тела незнакомки и... Даже наедине с собственными мыслями Креслин снова краснеет.
   Вдобавок, неведомо почему, его пробирает дрожь, и сердце сжимается, словно скованное льдом с вершин Закатных Отрогов.
   Мегера?
   Качая головой, юноша встает, подходит к тазику и плещет себе в лицо холодной водой. Вспомнив о теплой ванной в другом крыле гостиницы, он ежится, поджимает губы и выглядывает в узкое окошко, за которым раскинулся заиндевелый луг. И завершает туалет, умываясь не горячей водой, как вчера, а обжигающе холодной.
   Вытерев лицо и руки, он вешает полотенце на деревянный крюк у стола и начинает облачаться в тяжелую кожу. Со вторым колокольчиком его ждет встреча с Хайлином и Деррилдом.
   Уже натягивая сапоги, он рассеянно смотрит на подушку, но перед его внутренним взором, неизвестно почему, предстает зеркало.
   XXI
   Словно по контрасту со стылым сумраком предыдущего дня, утро занимается ясное. Задолго до пробуждения постояльцев в единственном разрыве между пиками отрогов уже появляется солнце, и его лучи падают прямо в узкие окошки "Чаши и Кубка".
   Выдыхая клубы морозного пара, Креслин отправляется на конюшню, желая взглянуть на предназначенного ему коня - гнедого мерина с зарубцевавшимся шрамом на плече, более рослого, чем боевые пони Западного Оплота, но не столь мощного. Креслин поглаживает скакуна по холке и проверяет сбрую.
   - Я так и не узнал твоего имени... или как тебя называть, если так оно лучше, - произносит Хайлин, помедлив перед тем как начать седлать своего мышастого коня, помоложе и покрупнее. - Скоро придет Деррилд, так что...
   - К его приходу я буду готов, - собираясь ехать верхом, Креслин все равно оставил меч за плечами. Таков был походный обычай стражей, носивших клинки на поясе лишь в особых, торжественных случаях. - А звать... зови меня Креслином.
   - Креслин... - худощавый наемник прокатывает звук имени под языком. Знаешь, Креслин, если бы не вчерашняя щетина, я мог бы принять тебя за одну из тех бесноватых стражей.
   - Бесноватых стражей?
   - А ты о них не слышал? О женщинах-воительницах с Крыши Мира, два года назад разоривших Джерлиалл?
   Разговаривая, охранник затягивает подпруги вьючного мула и прилаживает переметные сумы.
   - Джерлиалл? - название и вправду ничего не говорит Креслину. Он только теперь начинает понимать, что его знания о мире и людях очень и очень скудны.
   - Ты что, правда не слышал?
   Креслин молча кивает.
   - Кончайте болтать, пора трогаться! - бас Деррилда громыхает еще пуще, чем накануне. Свои слова торговец подкрепляет жестом: сначала тычет рукой в сторону Хайлина, а потом указывает на открытую дверь конюшни.
   Хайлин, в свою очередь, поворачивается к юноше:
   - Креслин, помоги-ка мне.
   Юноша, обойдя своего мерина, начинает подавать Хайлину мешки с грузом, а торговец тем временем выводит во двор мула.
   Пока Хайлин и Креслин вьючат второго мула, Деррилд укладывает мешки и ящики в повозку, беспрерывно бормоча:
   - Проклятая стужа! Какая тут, пропади она пропадом, торговля! Только законченный идиот может стать купцом!
   Креслин переводит недоуменный взгляд с толстого бородача на Хайлина.
   - Не обращай на него внимания, - проверяя упряжь, отвечает на невысказанный вопрос наемник. - Он без конца болтает сам с собой, но лишнего, будь спокоен, не скажет. К тому же не напивается и платит аккуратно, чего о многих не скажешь. Жизнь-то у торговцев нелегкая.
   - А что, у охранников легче?
   - В известном смысле - да. Нам-то платят независимо от того, выгорело ли у купчины дельце.
   Креслин хмурится: ему даже не приходило в голову, что на торговле можно не только заработать, но и потерять деньги.
   - А у него... большие доходы?
   - Точно не знаю. Деррилд передо мной не отчитывается. Но этим делом он занимается уже давно и имеет в Джеллико хороший дом. С конюшней. Сын у него тоже торгует, но ездит не так далеко, на север, в Слиго, или на юг, к Хидлену.
   - А как насчет востока? - интересуется Креслин, подавая напарнику последний мешок.
   - Ха... Там особо не разбогатеешь. Выгоду приносит риск, но с дорожной стражей магов не станет связываться даже сорвиголова, вроде Фрози.
   Хайлин затягивает последний ремень и под уздцы выводит мула из конюшни.
   - То же самое можно сказать и относительно запада. Между землями горных дьяволиц и владениями тирана грабежи нечасты. Там кто угодно может вести торговлю.
   - Торговлю! - насмешливо громыхает заканчивающий погрузку повозки Деррилд. - Это ж надо, гонять за двадцать кай телегу с капустой и называть это торговлей. Ха!
   Креслин, выдыхая пар, держит поводья обоих коней, и серого, и гнедого. Свой заплечный мешок он закрепил позади седла, между почти пустыми переметными сумами, в которых болтаются грубые, не иначе как предназначенные для лошадей, зерновые лепешки.
   - Поехали. Чем раньше тронемся, тем скорее я окажусь у очага, произносит Деррилд, устраиваясь на козлах. Левой рукой он держит вожжи, правой непроизвольно касается обтянутой кожей рукояти.
   Подтянув стремена, Креслин садится в седло. Хайлин лишь хмыкает.
   - Куда? - спрашивает юноша.
   - Ты в ту сторону далеко заезжал?
   - Дальше, чем досюда, я на восток не забирался.
   Брови наемника под капюшоном вытертого кожаного плаща ползут вверх, но он направляет своего серого вперед, так и не проронив ни слова.
   Отставая от него на половину конского корпуса, Креслин смотрит на открывающуюся за краем заснеженного поля расщелину, тянущуюся к востоку. Вес меча за плечами напоминает ему, что теперь он вроде бы как охранник, причем верховой, а стало быть, удаляться на восток будет гораздо быстрее, чем сумел бы на своих двоих.
   - Расскажи мне про Галлос... Все, что знаешь, - просит он наемника.
   Тот слегка улыбается:
   - Мы держим путь в Фенард, названный, как мне говорили, в честь великого короля Фенардре. Сказители уверяют, что он отбил натиск легионов Запада. И именно его королевство первым отвергло диктат Предания. Город стоит на высокой равнине и обнесен двойным кольцом стен. Наружная стена, та, что пониже, превосходит человеческий рост более чем в десять раз...
   XXII
   Экипаж громыхает по главной почтовой дороге, ведущей из Блийанса через Сутию на север, к порту Рульярт.
   Мегера бросает взгляд вниз, на белый кожаный саквояж, заключающий в себе зеркало, и качает головой. Почему при использовании зеркала у нее выворачивается желудок? Имеет ли это отношение к жизненной связи? Она пытается вызвать знакомое ощущение белизны и чувствует, как начинает покалывать запястья. Хотя браслеты и сняты.
   До сих пор ей трижды удавалось послать свою душу вдогонку за сребровласой мишенью, а один раз, дотянувшись со своего постоялого двора до того, где остановился он, - даже коснуться его сознания. Вспомнив об этом, женщина поджимает губы. Мужчины, пусть самые невинные, являются грубыми животными, и это сквозит даже в их мыслях.
   Глаза ее пробегают по манжетам длинных, скрывающих рубцы на запястьях, рукавов, но голова кружится, мешая сосредоточиться. Действительно кружится или это всего лишь игра воображения? Может ли быть так, что временами ее сознание словно бы кружат ветры, те ветры, которые она может чувствовать, но которых не может коснуться?
   - Нет! - срывается с ее губ. - Почему он, а не я?!
   - Что-нибудь не так, госпожа? - спрашивает страж, склонившись к окошку кареты.
   - Будь проклято Предание, если я знаю!.. - Мегера бросает в окно испепеляющий взгляд, глаза ее вспыхивают, виски взрываются болью.
   Страж успевает убрать голову прежде, чем в окно ударяет язык пламени.
   Стиснув зубы, Мегера силится разобрать заглушаемые стуком колес слова стража и возницы.
   "...надо поосторожнее. Тиран, она ведь предупреждала..."
   "...буду чертовски рад, когда доберемся до Рульярта. Чертовски!"
   "...глянь-ка сюда, приятель. Смотри, что получает всякий, кто пытается нас остановить. Ха!"
   "...чем скорее уберется на свой разлюбезный восток, тем лучше..."
   "...успокойся. Радуйся тому, что тебя не послали за ее любовничком. Говорят, он стократ хуже..."
   - Он мне не любовник! - Мегера шипит сквозь зубы, но в ее голове эти слова отдаются грохотом. - Будь ты проклята, сестрица!
   Она вспоминает двух девочек, подсматривающих друг за дружкой во дворе, и к ее глазам подступают слезы. Тогда это была игра.
   XXIII
   Стук копыт эхом отдается от каменных стен ущелья даже когда каньон расширяется, открывая вид на темнеющие вдали холмы.
   Едущий впереди Креслина Хайлин касается рукояти меча и напряженно подается вперед, словно силясь что-то услышать.
   Юноша не понимает, почему наемник выглядит особенно настороженным именно сейчас, когда после почти трех дней плутания по извилистым горным тропам они наконец приближаются к холмистым равнинам Галлоса. Однако, признавая, что опыт этого человека всяко превосходит его собственный, юноша сосредоточивается и мысленно соединяется с ветрами, прежде всего с веющими близ выхода из ущелья в долину, заросшую кустами. От напряжения он покачивается в седле, на лбу выступают бусины пота, но усилие не пропадает даром.