— Демонам, подобным Элиахту, нетрудно заполучить себе новых почитателей там, где людям приходится жить по волчьим законам, под угрозой голода или смерти.
   — Но почему противостоять набегам должны сами крестьяне? — удивилась Пакс. — Разве не может местный землевладелец — кто у них там, граф или барон? — построить форт, пусть простейший, с земляным валом и частоколом, и, выставив посты, организовать защиту своих подданных?
   — Нет, Пакс, в Финте такое невозможно. У нас там практически вся земля находится во владении тех, кто ее обрабатывает. Баронами называют тех, у кого ее столько, что они не могут сами управиться с основными сезонными работами и вынуждены нанимать работников со стороны. Таких баронов, как в Тсайе и Лионии, у нас очень мало; я уж не говорю о действительно крупных землевладельцах, вроде семейств Марракая или Верракая, или хотя бы таких, как ваш герцог. — Увидев замешательство на лице Пакс, Амберрион напомнил:
   — Брось, Паксенаррион. Ты же изучала историю, пока жила в Фин-Пенире. Сам Гед был крестьянином. Финт — это центр его культа. По законам Финта, каждый крестьянин владеет той землей, которую он может вспахать. Пастбище обычно принадлежит общине. Это на севере, откуда, например, ты родом, пастбищные земли могут быть собственностью фермера. В общем, наш Правящий Совет никогда не предоставляет большие участки земли в обмен на оборону пограничных территорий. Те, кого наделяют обычными в наших краях клочками земли, должны обрабатывать их сами. Когда возникает необходимость, каждый выполняет свою клятву, данную Геду, и вступает в тот или иной отряд под знаменами ордена. Если у кого и оказывается участок земли несколько больше, чем у остальных, в большинстве случаев эта земля унаследована единственным потомком двух семей. Ближайший к моему форту барон, если можно так его назвать, мог предложить в качестве помощи лишь самого себя и своих старших сыновей, что он и сделал, будучи человеком честным и благородным. — Амберрион помолчал и добавил:
   — Один из его сыновей погиб тем же летом в бою с бандой, спустившейся в гор.
   Пакс, в свою очередь, успела подробно рассказать Амберриону о летних месяцах, проведенных ею в Лионии в отряде рейнджеров. Когда ее рассказ подошел к концу, закончилось и совещание у герцога. Один из слуг пригласил всех офицеров, Пакс и гостей проследовать в кабинет. Кивнув вошедшим, герцог сразу же перешел к делу.
   — Нам с госпожой Верховным Маршалом удалось о многом договориться, — сказал он. Пакс обратила внимание на то, что герцог, несмотря на сохранявшуюся бледность, выглядел лучше. — Во-первых, нам обоим понятно, что прошлого не вернуть и моя рота уже никогда не будет такой, как прежде. Со дня гибели моей жены прошло более пятнадцати лет, и в течение всего этого времени никто ни в малейшей степени не пытался каким бы то ни было способом отсеять из наших когорт тех, кто не принадлежит к ордену последователей Геда. Солдаты, поступившие на службу за эти годы, успели отслужить не по одному контрактному сроку, и большинство из них я могу только поблагодарить за то, что они выбрали именно мою роту. Разумеется, я не могу взять и мгновенно изменить правила и традиции, сложившиеся в моем подразделении. Однако же не могу не признать: не все, что менялось у нас в роте, менялось в лучшую сторону. С такими переменами мы будем бороться все вместе, включая представителей ордена Геда. Да, не все, что происходило в моих землях и с моей ротой за эти годы, соответствует тем планам, которые строили мы с Тамаррион. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и мои отношения с Советом Регентов, и мои обязательства по договору с королевским двором Тсайи. В итоге нам с Верховным Маршалом удалось договориться о следующем: я признаю на принадлежащих мне землях прерогативу культа Геда. Везде, где соберется достаточное количество его последователей, я обязуюсь построить храмы и наделить их соответствующими участками земли. Там, где для создания фермы Геда не будет необходимого числа прихожан, мы построим так называемые амбары для проведения разовых служб. Кроме того, либо здесь в крепости, либо где-то на полдороге между Западной и Восточной деревнями будет размещена резиденция маршала Геда. Точное место и кандидатуру мы еще согласуем с Верховным Маршалом. Любая помощь маршалам или храмам и фермам со стороны моих служащих, принадлежащих к ордену, будет приветствоваться и поддерживаться командирами. Что же касается меня лично… — Герцог посмотрел куда-то в окно, а затем обвел взглядом всех собравшихся в кабинете. — Большинству из вас мало что известно о моем прошлом. До того как появиться в этих краях в качестве командира собственной когорты, я прожил несколько лет в семье Хальвериков. — Судя по напряженным лицам офицеров, Пакс поняла, что они едва ли знают о прошлом герцога больше, чем она или Стэммел. — До того, — продолжал герцог, — я не принадлежал к последователям кого-либо из святых или покровителей. По всей видимости, ни один из них не поразил мое юное воображение настолько, чтобы я решил посвятить себя служению кому-либо из них. Род Хальвериков в те годы, как и сейчас, принадлежал к ордену Фалька. Тогда я впервые узнал о Фальке и о Великом Господине. Я прослужил оруженосцем у Алиама Хальверика несколько лет, и он заплатил за меня взнос в казну ордена Фалька, позволявший мне стать кандидатом в их рыцари и продолжить свое обучение в школе ордена. Лишь намного позднее я узнал, насколько велика была цена этой награды, причем узнал из других источников. Сам же Хальверик так и не признался мне в том, в какую сумму обошлось ему мое обучение в школе ордена рыцарей Фалька. Я полагаю, Хальверик искренне надеялся, что рано или поздно я присягну ордену и дам клятву верности Фальку.
   — Но как же… как же так получилось, что вы стали последователем Геда? — спросил Понт, позволивший себе пусть не перебить герцога, но, по крайней мере, заговорить в момент, когда тот сделал паузу, чтобы перевести дыхание.
   — А получилось так, что я им и не стал, если говорить строго. — Герцог помолчал, переложил какие-то свитки на своем рабочем столе и, подняв голову, продолжал рассказ:
   — Давайте все по порядку. После двух лет обучения я был посвящен в рыцари ордена Фалька, но не дал личной клятвы этому небесному покровителю воинов. Почему так получилось, я точно сказать не смогу. Просто я не чувствовал внутреннего зова и готовности принести такую клятву. Затем — и опять же с помощью Алиама Хальверика — я начал самостоятельную карьеру в качестве наемного офицера при дворе Тсайи. Капитан Арколин, я думаю, прекрасно помнит это время. В течение двух-трех сезонов я брался за гарнизонную службу в гиблых фортах, с которыми никто из более опытных офицеров не желал связываться. В межсезонье я не гнушался и работой по охране караванов, возглавляя конвой наиболее крупных обозов, перевозивших имущество королевского двора и государственные подати. В общем, набирался опыта, где мог и как мог. Затем исполнилась моя заветная мечта: я получил свой первый контракт как командир независимого подразделения. У нас тогда едва хватило людей на то, чтобы заявить о себе как о полноценной когорте. Арколин помнит, как ему пришлось в последний день самому ходить по улицам и чуть ли не силком тащить записываться в когорту мало-мальски подходящих для этого людей. Разумеется, большая часть из них скрылась сразу же после выхода когорты из города, но все же нам удалось выполнить условия того контракта. Понемногу из той когорты выросло все это. — Герцог обвел руками помещение. — Мы получали все новые контракты. Затем на службу в роту поступила Тамаррион. Мы полюбили друг друга и поженились. Она была настоящей последовательницей Геда, я думаю, одной из самых достойных. — Герцог замолчал, и Арколин воспользовался паузой, чтобы налить в кубок вина и протянуть его герцогу. Сделав несколько глотков, тот продолжал говорить:
   — Я и раньше принимал на службу последователей Геда, потому что они практически всегда оказывались честными и трудолюбивыми солдатами. Разумеется, впоследствии я стал принимать их на службу еще и потому, что того желала моя супруга. Как вам известно, наша свадьба состоялась в церемониальном зале Фин-Пенира — опять же по ее желанию. Несмотря на то что я жил, как подобает жить последователю Геда и члену ордена, я так и не дал личную клятву верности этому святому. — Еще один глоток вина, и герцог, разведя руками, сказал:
   — Я опять же не могу вам объяснить, почему именно так все обернулось. Тамаррион часто просила меня вступить в орден, и, пожалуй, это едва ли не единственная ее просьба, которую я так и не исполнил. Мне кажется, я чувствовал… — Герцог опять сделал паузу и посмотрел поверх голов собравшихся куда-то вдаль, словно обозревая поле сражения. — Да, наверное, я чувствовал, предполагал, что должен буду дать другую клятву и для этого мне нужно быть свободным от каких бы то ни было клятв и обязательств. Вы скажете, что это глупость, мальчишество? Возможно, вы и правы. Но Тамаррион считала — или, по крайней мере, говорила, что считает, — что клятва должна быть принесена абсолютно добровольно, сознательно и с полным желанием. Видя, что я не даю ее лишь потому, что не до конца разобрался в себе, Гед не станет гневаться на меня за промедление. По крайней мере, таковы были ее слова. А после того, как она погибла, я… Как вы все знаете, вопрос о моем вступлении в братство отпал сам собой.
   — А что теперь? — спросила Доррин.
   — И теперь все не так просто. Вот вы, капитан Доррин, как-то спорили со мной, утверждая, что нельзя нарушать данное ранее обязательство. — В первый раз в жизни Пакс увидела, как Доррин покраснела. — Вы были абсолютно правы, за исключением того, что меня не связывают никакие обязательства подобного рода. Я признаю, что был не прав в своем отношении к ордену Геда, и я хочу изменить эту ситуацию. Но точно так же я должен сказать вам и о том, что я по-прежнему чувствую внутреннее сопротивление тому, чтобы дать личную клятву верности этому святому.
   — Но в таком случае… — Маршал Керрин начала фразу, однако замолчала, встретившись взглядом с Арианией.
   — В сложившейся ситуации, — сказала Верховный Маршал, — я не смею просить герцога Пелана лично присоединяться к братству последователей Геда.
   — Но почему?
   Ариания удивленно и в то же время недовольно вскинула брови:
   — Вы хотите, чтобы я поведала вам все, о чем мы беседовали с герцогом наедине? Причина кроется как раз в том, во что мы не хотели бы посвящать никого более. Понимая вашу личную заинтересованность и обеспокоенность как ближайшего к этой крепости маршала, я могу только заверить вас в том, что я пришла в такому решению не из-за недостатка доверия к герцогу Пелану. Я лишь могу согласиться с ним и вслед за ним повторить, что время дать клятву верности нашему небесному покровителю для него еще не наступило.
   Выждав паузу, герцог вновь взял слово:
   — Что касается вас, господа офицеры, вы абсолютно свободны в своем выборе — уйти или остаться со мной. Разумеется, покинувшие роту будут достойно вознаграждены. Кроме того, я должен сообщить вам о предстоящих изменениях в наших планах. Как и планировали некогда мы с Тамаррион, я сделаю перерыв в военных походах на несколько лет. У меня сейчас достаточно средств на то, чтобы, оставаясь здесь, в своих владениях, попытаться превратить их в процветающий край под справедливым и — да даруют мне это боги — мудрым правлением. Мы должны стать настоящим могучим стражем на границе северной пустыни и остальной части королевства Тсайя. Если кто-либо из вас недоволен такой перспективой, если вдруг кому-то не по душе постоянное присутствие здесь маршала Геда, вы можете в любое время обратиться ко мне, не сообщая никому больше о принятом вами решении, и покинуть роту с моими благодарностями и с весьма ощутимым вознаграждением.
   — Я-то останусь, сам знаешь, — сказал Арколин, обращаясь к герцогу на «ты», что делал в присутствии посторонних чрезвычайно редко.
   Остальные офицеры лишь молча кивнули вслед за своим товарищем.
   — Тем не менее мое предложение остается в силе, — повторил герцог. — Если в будущем кто-либо из вас изменит свое решение — я повторяю, это относится к каждому из офицеров, — поверьте, у вас не будет повода упрекнуть меня в неблагодарности за долгую и безупречную службу в моей роте.
   — Когда вы собираетесь сообщить об этом солдатам? — спросил Арколин. — Может быть, вы хотите, чтобы сначала мы попытались…
   Герцог покачал головой:
   — Нет, я уверен в том, что все мои люди должны узнать о принятом мною решении от меня самого. Слухи у нас расходятся быстро, поэтому тянуть нет смысла. Завтра, по всей видимости, — нет, у нас в лазарете лежат тяжелораненые, которые могут скончаться сегодня ночью. Я полагаю, лучше послезавтра. Запланируйте на этот день строевые занятия, а затем парад и церемониальный смотр. Верховный Маршал вполне имеет право увидеть нашу роту в полном составе. Там я и объявлю о своем решении. Кроме того, мое предложение, касающееся выбора дальнейшей судьбы для любого из нас, относится ко всем: к сержантам, капралам и к каждому из солдат. Мне лишь остается добавить, что я буду по-прежнему оценивать своих подчиненных лишь по их делам, невзирая на веру, которую они исповедуют.
   Резкие порывы ветра словно содрали тучи с неба, обнажив его бледный, почти прозрачный купол. Стоя на шаг позади герцога, как положено оруженосцу, Пакс внимательно следила за тем, как после часа показательных строевых занятий рота возвращается в крепость и выстраивается на плацу для торжественного смотра. Бросив искоса взгляд на Верховного Маршала, Пакс заметила по-прежнему невозмутимое выражение на ее лице и контрастировавший с ним восторженный блеск в глазах. Пакс вновь перевела взгляд на выстроившуюся роту. Никогда еще родное для Пакс подразделение не вызывало в ней такой бури противоречивых чувств. Она ощущала, как ее душа разрывается на части. Вот она стоит рядом с герцогом, верный оруженосец своего господина. Но в то же время — вот она марширует со своими товарищами на привычном месте в строю когорты Арколина: первая шеренга, командир второго отделения. Слева марширует сержант Стэммел, команды которого она готова выполнить мгновенно и точно.
   Вот последняя когорта заняла свое место на плацу в парадном развернутом строю. Пакс переводила взгляд с одного лица на другое. Как же она сроднилась с этими людьми! Вот Стэммел, внимательно оглядывающий плац такими знакомыми ей карими глазами. Вот Девлин, умудряющийся оставаться изящным и грациозным, даже стоя по стойке «смирно». Трудно поверить, что у него пятеро детей, старшему из которых остался какой-то год до того, чтобы записаться в роту герцога Пелана новобранцем. А вот и Арни, только что произведенная в капралы, пытающаяся не выдать радостной улыбкой переполняющие ее чувства. Вик, Барра, Натслин… Рауф, который уволится и вернется на ферму, как только набегам орков будет положен конец.
   Капитаны строевым шагом подошли к герцогу и отсалютовали ему. Герцог жестом пригласил Верховного Маршала следовать за собою, и они направились к первой когорте для церемониального смотра. Пакс как тень последовала за ними.
   Казалось, у герцога найдется пара слов практически для каждого из солдат, и только нехватка времени заставляла его проходить мимо многих из них, лишь кивнув в знак приветствия. Верховный Маршал следовала за герцогом Пеланом не говоря ни слова, но внимательно вглядываясь в лицо каждого солдата. Пакс было не по себе. Идти вдоль строя вместе с командирами ей довелось впервые. При этом она прекрасно помнила свои ощущения во время парадного обхода герцогом выстроившихся когорт. Больше всего эмоций вызвало у Пакс прохождение вдоль строя новобранцев. Слезы умиления душили ее в той же мере, что и старательно подавляемое желание рассмеяться. Она отлично помнила, как ноет шея, как начинают болеть глаза, которые ну никак не хотят смотреть в одну точку перед собой, как все сильнее дрожат руки по мере приближения герцога и его почетных гостей. Одна из девушек забыла назвать герцога "мой господина и вспыхнула, точь-в-точь как Пакс, допустившая такой же промах несколько лет назад. Голос другого " новобранца сорвался, отчего лицо его тотчас же покрылось холодным потом. Еще один и вовсе застыл как истукан, не в силах вымолвить ни слова.
   Наконец обход был закончен, и герцог вернулся на почетное место перед строем. Несколько секунд он стоял молча, словно дожидаясь тишины, хотя и без того никто в крепости не издавал ни звука.
   — Братья по оружию! — с такого древнего, почти забытого обращения начал герцог Пелан свою речь. — Вы помните, что я вам обещал после того, как мы победили орков в бою при Восточной деревне. Как вы уже знаете, к нам прибыли Верховный Маршал ордена Геда, сопровождающий ее маршал Коннаут, а также маршал Керрин из Бернингмида и паладин Геда, рыцарь Амберрион. Некоторым из вас была оказана помощь, и вы исцелились от ран усилиями этих иерархов ордена Геда. Некоторым из вас — я надеюсь, очень немногим, — стало не по себе от того, что произошло с нашим подразделением в эти дни. — Герцог выдержал паузу, переводя взгляд с одной когорты на другую. — Те, кто служит у меня уже долгие годы, наверное, помнят времена, когда среди нас была Тамаррион Нистианни, моя супруга, и здесь же, в крепости, росли мои дети… — Пакс заметила, как вытянулись от изумления лица самых старших солдат и сержантов. — Да, вас это удивляет, но теперь я могу говорить об этом. Вы наверняка помните и то, какой была рота в те времена, когда здесь же, в крепости, находилась резиденция одного из маршалов Геда. С тех дней, друзья мои, прошло более пятнадцати лет. Но за эти годы понятия добра и зла абсолютно не изменились. Не изменились и силы, выступающие на каждой из этих сторон. Так вот, с сегодняшнего дня я вновь приглашаю в свои владения всех последователей Геда, его паладинов и его верных служителей — маршалов. Лично я не принадлежу к этому ордену, но я по-прежнему верен клятве, данной мною короне Тсайи и силам добра. Разумеется, я, как и раньше, служу этим силам, равно как и почитатели Великого Господина и его пророков Геда и Фалька.
   Друзья! Вы верно служили мне все эти годы, и вы заслуживаете полной свободы в принятии решения о своей будущей судьбе. Вы можете остаться у меня на службе, чему я буду только рад; при этом вам следует учесть все намечающиеся перемены в связи с появлением в наших стенах маршала Геда. Вы также имеете полное право уволиться из моей роты, получив положенное вознаграждение в зав11симости от количества проведенных в роте лет. Я должен предупредить вас, что в течение нескольких сезонов мы будем оставаться здесь, на северной границе. Следовательно, у меня не будет возможности пополнить свое состояние выгодными контрактами в Ааренисе, равно как и вам не приходится ожидать случая поживиться добычей в каком-нибудь взятом городе или трофеями поверженного противника. Если вы предпочтете более активную, рискованную, но и более выгодную службу, я с радостью подпишу вам рекомендательные письма в подразделения любых командиров, чьи имена вы мне назовете. Можете обратиться с запросами к своим капитанам или, если не захотите сделать это по каким-либо причинам, напрямую ко мне. В любом случае решение будет принято исключительно исходя из вашего желания остаться у меня на службе или покинуть ее. — Герцог вновь замолчал, но никто при этом не пошевелился и не произнес ни слова. Пакс почувствовала, как по ее щекам потекли слезы. — Я надеюсь, — продолжал говорить герцог Пелан, — что никто из вас не покинет роту. Вне зависимости от того, какому святому вы служите, какой культ исповедуете, каждый из вас остается прекрасным солдатом. Любой командир был бы горд вести за собою таких бойцов, как вы. Если же вы останетесь со мною, мы вместе, с помощью Геда и под его покровительством, попытаемся построить на этих землях царство справедливости, процветающий, безопасный и спокойный край, который в то же время станет непреодолимой преградой на пути любых сил, атакующих наше королевство с севера. Итак, каково бы ни было ваше решение, я горд тем, что командовал вами, каждым из вас, и тем, что вы служили под знаменами нашей роты. Вы также можете гордиться своей службой и своими подвигами.
   Сделав шаг назад, герцог поклонился офицерам, и те, повернувшись кругом, четким строевым шагом направились к когортам. Верховный Маршал кивнула герцогу и негромко произнесла:
   — Ваше великодушие и душевная щедрость, как всегда, выше всяких похвал, уважаемый герцог.
   На это замечание последовал неожиданно холодный и короткий ответ:
   — Эти люди заслуживают гораздо большего.
   — Может быть, это и так. Но в таком случае я понимаю, где и у кого они научились всему этому. Видит Гед, уважаемый герцог Пелан, я должна признаться, что, даже получив ваше сообщение, я не могла надеяться на такой прием. Я предполагала, что вы в лучшем случае позволите нам оказать вам помощь в сложившейся трудной ситуации. Вы не принадлежите к нашему ордену, но сделали для него едва ли не больше, чем многие из тех, кто искренне считает себя приверженцами Геда. Кроме того, вы предельно благородно отнеслись к своим подчиненным. Мой предшественник очень хорошо о вас отзывался. Когда я приняла на себя сан Верховного Маршала, он сказал мне, что одним из самых серьезных сожалений в его жизни является разлад между вами и братством последователей Геда. Теперь я его понимаю еще лучше, чем раньше.
   Герцог, глядя куда-то вдаль, спокойно возразил:
   — Как вам известно, я никогда не выступал против заповедей Геда и законов добра, которым следовал он сам.
   — Да, это так, — кивнула Верховный Маршал и проследовала за герцогом во внутренние покои крепости. При этом ее взгляд упал на Пакс, и она обратилась к герцогу с вопросом:
   — Уважаемый герцог Пелан, если вы не возражаете, я бы хотела в свободную минуту выслушать рассказ Паксенаррион о ее чудесном исцелении.
   Герцог оглянулся и, перехватив взгляд Пакс, сказал:
   — Это ей решать. Если она надумает рассказать нам что-то о себе, я буду рад послушать ее. Но приказывать в этом случае я не вправе.
   — Я скорее приказала бы камням летать, чем воздействовать своим авторитетом и званием на Пакс, но я не могу не признаться в том, что меня гложет, если можно так выразиться, профессиональное любопытство. Да, я признаю, что ошибалась в диагнозе и методах лечения. Но я очень хочу узнать, в чем была моя ошибка. — С этими словами Верховный Маршал тоже оглянулась и улыбнулась Пакс. — Ну что, согласишься ли ты рассказать нам свою историю, или мы будем вынуждены теряться в сомнениях и догадках до конца наших дней?
   Пакс, напрягшаяся было вначале, неожиданно для самой себя расплылась в улыбке.
   — Уважаемая Верховный Маршал, я попытаюсь пересказать, что помню и что знаю, но заранее предупреждаю вас, что история это долгая, запутанная и до сих пор до конца не понятная ни мне, ни кому бы то ни было.


Глава XIII


   Герцог провел Пакс и Верховного Маршала мимо кабинета, в самый конец коридора, к своим личным покоям. Пакс впервые оказалась в этой комнате и с любопытством оглядела ее. В углу уютно потрескивал огонь в камине; несколько мягких кресел и невысокий столик находились в той же части помещения. Стены комнаты были почти целиком укрыты коврами и портьерами. За невысокой перегородкой в дальнем углу помещения была видна широкая двуспальная кровать — одна лишь деревянная рама, ни матраса, ни балдахина сверху. Узкая солдатская койка, заправленная шерстяным полосатым покрывалом, стояла у одной из боковых стен.
   — Присаживайся, — сказал герцог, подталкивая Пакс к креслам у камина. Верховный Маршал уже выбрала себе место у огня и даже пододвинула под ноги невысокую обитую тканью скамеечку. Пакс поняла, что не сможет угадать, какое из оставшихся кресел герцог предпочел бы занять сам, и решила проблему просто, сев в ближайшее из них. Она успела отметить про себя искусную резьбу на подлокотниках, оканчивавшихся драконьими головами. От дальнейших наблюдений и размышлений ее отвлек герцог. Присев в кресло напротив Пакс и вытянув ноги, он вздохнул и печально сказал:
   — Здесь все осталось, как тогда… Когда эта часть крепости была наконец достроена, именно здесь мы проводили заседания нашего совета. Тот кабинет, который я использую сейчас, был помещением для писцов и секретаря. Не один вечер провели мы здесь вместе с Тамар и маршалом Вреланом. — Герцог налил сиба из стоявшего на столике кувшина в три кружки, две из которых были предложены гостьям. Верховный Маршал внимательно посмотрела герцогу в глаза и осторожно спросила:
   — Если мой вопрос не покажется вам нескромным, я хотела бы узнать, сколько вам лет, уважаемый герцог.
   — Около пятидесяти. А что?
   — Когда вы приехали в Фин-Пенир, мне показалось, что вы несколько моложе. Но когда вы вспомнили о своей погибшей супруге и детях и к тому же сказали, что вашей дочери было бы сейчас примерно столько же лет, сколько Паксенаррион, я поняла, что изрядно просчиталась.