Страница:
— Вы можете подумать, что я нарочно говорю загадками, в полном соответствии с тем, как описывает нас, эльфов, людская молва. Но дело в том, что у меня самой нет ничего, кроме намеков и догадок. Но если… и я прошу запомнить, что я сказала «если»; так вот, если отказ Кьери Пелана дать клятву верности какому-либо воинскому ордену связан с сохранившимися в нем остатками воспоминаний об истинном его происхождении и предназначении, то… возможно, при определенном стечении обстоятельств эта память может быть в нем восстановлена.
— Но ведь правители Лионии могут принадлежать к ордену Фалька. По крайней мере, мне об этом говорили.
— Так оно было. И действительно, два последних короля принадлежали к этому ордену. Но ведь в них не было ни капли эльфийской крови. А тот правитель, который несет в себе наследие эльфийского народа, правитель, которому дано чутье тонких миров, свойственное нашей расе, будет напрямую следовать воле того, кого вы называете Великим Господином. — Вздохнув, Госпожа Эльфов пожала плечами. — Многое из того, что ты мне рассказала, было мне неведомо. Я должна признать, что уже не считаю недопустимым приход этого человека к власти. Выслушав тебя, Паксенаррион, я признаю и твое понимание воли богов, отправивших тебя в этот поход. Ты имеешь полное право считать, что призвана найти истинного наследника трона Лионии и привести его к власти. Я согласна с твоим решением проверить, является ли человек, которого вы знаете как герцога Пелана, моим внуком и наследником престола. И проверить это ты действительно можешь при помощи этого меча. Но прежде чем я дам согласие на его коронацию, я хочу лично встретиться с ним. Если он способен стать тем, кем должен был стать по рождению, мое волшебство поможет ему. Если же нет… тогда нам останется только надеяться, что самые страшные из моих опасений не сбудутся. — Госпожа Эльфийского Леса встала со своего кресла. Пакс и Хальверики попытались подняться вслед за нею, но поняли, что не могут пошевелиться. Голос Госпожи Леса звучал по-доброму, серебряные трели его музыки звенели теплее и мелодичнее, чем раньше. — Если все узнают, что крепость Алиама Хальверика на время отошла под покровительство Госпожи Эльфийского Леса, задача Пакс от этого не станет легче, скорее наоборот. Поэтому, как только я сниму свои чары с этого дома и вернусь в эльфийские леса, вы увидите, что никто из ваших родственников, друзей и слуг не вспомнит о чудесном летнем дне посреди зимы. Что касается вас, то память о нашей встрече поможет вам в дальнейших поисках. Кроме того, никто из моих подданных не побеспокоит вас и не станет препятствовать Паксенаррион в исполнении ее долга.
Неожиданно Пакс вспомнила о заговоре Ачрии, который Повелительница Паутины плела вокруг герцога и его крепости долгие годы. Ей пришло в голову, что это могло быть частью единого плана, направленного силами зла против Лионии — единственного королевства, где люди и эльфы смогли заключить договор о совместном управлении. Пакс с ужасом подумала, что, по всей видимости, нити этого заговора проникли повсюду — и в это королевство, и в соседние. Она испугалась, что все ее усилия окажутся напрасными, потому что слишком поздно силы добра спохватились и начали борьбу. Она захотела спросить об этом Великую Госпожу и рассказать все, что ей было известно, но тут прямо у нее в голове зазвучал легкий серебристый смех, а затем удаляющийся голос Госпожи Эльфийского Леса:
— Не волнуйся, паладин. Не ты одна можешь видеть черную паутину зла на светлом фоне добра…
В дверь постучали. Пакс и чета Хальвериков изумленно посмотрели друг на друга. Перед ними на столе стояли неизвестно откуда взявшиеся плетеная корзина с яблоками и крохотный хрустальный флакончик с ароматной эссенцией из лепестков цветущей яблони. Смешанный запах весны и осени окутал кабинет Алиама Хальверика.
— Ну, кто там? — хрипло, как после долгого молчания, спросил Алиам Хальверик. — Что там у вас стряслось?
В приоткрывшуюся дверь просунусь голова его старшего сына Калиама.
— Отец, мама, уже поздно. Где вы будете ужинать с нашей гостьей — здесь или вместе со всеми в большом зале?
Пакс тряхнула головой и посмотрела в окно. На улице был поздний вечер. Уже совсем стемнело.
— Но ведь правители Лионии могут принадлежать к ордену Фалька. По крайней мере, мне об этом говорили.
— Так оно было. И действительно, два последних короля принадлежали к этому ордену. Но ведь в них не было ни капли эльфийской крови. А тот правитель, который несет в себе наследие эльфийского народа, правитель, которому дано чутье тонких миров, свойственное нашей расе, будет напрямую следовать воле того, кого вы называете Великим Господином. — Вздохнув, Госпожа Эльфов пожала плечами. — Многое из того, что ты мне рассказала, было мне неведомо. Я должна признать, что уже не считаю недопустимым приход этого человека к власти. Выслушав тебя, Паксенаррион, я признаю и твое понимание воли богов, отправивших тебя в этот поход. Ты имеешь полное право считать, что призвана найти истинного наследника трона Лионии и привести его к власти. Я согласна с твоим решением проверить, является ли человек, которого вы знаете как герцога Пелана, моим внуком и наследником престола. И проверить это ты действительно можешь при помощи этого меча. Но прежде чем я дам согласие на его коронацию, я хочу лично встретиться с ним. Если он способен стать тем, кем должен был стать по рождению, мое волшебство поможет ему. Если же нет… тогда нам останется только надеяться, что самые страшные из моих опасений не сбудутся. — Госпожа Эльфийского Леса встала со своего кресла. Пакс и Хальверики попытались подняться вслед за нею, но поняли, что не могут пошевелиться. Голос Госпожи Леса звучал по-доброму, серебряные трели его музыки звенели теплее и мелодичнее, чем раньше. — Если все узнают, что крепость Алиама Хальверика на время отошла под покровительство Госпожи Эльфийского Леса, задача Пакс от этого не станет легче, скорее наоборот. Поэтому, как только я сниму свои чары с этого дома и вернусь в эльфийские леса, вы увидите, что никто из ваших родственников, друзей и слуг не вспомнит о чудесном летнем дне посреди зимы. Что касается вас, то память о нашей встрече поможет вам в дальнейших поисках. Кроме того, никто из моих подданных не побеспокоит вас и не станет препятствовать Паксенаррион в исполнении ее долга.
Неожиданно Пакс вспомнила о заговоре Ачрии, который Повелительница Паутины плела вокруг герцога и его крепости долгие годы. Ей пришло в голову, что это могло быть частью единого плана, направленного силами зла против Лионии — единственного королевства, где люди и эльфы смогли заключить договор о совместном управлении. Пакс с ужасом подумала, что, по всей видимости, нити этого заговора проникли повсюду — и в это королевство, и в соседние. Она испугалась, что все ее усилия окажутся напрасными, потому что слишком поздно силы добра спохватились и начали борьбу. Она захотела спросить об этом Великую Госпожу и рассказать все, что ей было известно, но тут прямо у нее в голове зазвучал легкий серебристый смех, а затем удаляющийся голос Госпожи Эльфийского Леса:
— Не волнуйся, паладин. Не ты одна можешь видеть черную паутину зла на светлом фоне добра…
В дверь постучали. Пакс и чета Хальвериков изумленно посмотрели друг на друга. Перед ними на столе стояли неизвестно откуда взявшиеся плетеная корзина с яблоками и крохотный хрустальный флакончик с ароматной эссенцией из лепестков цветущей яблони. Смешанный запах весны и осени окутал кабинет Алиама Хальверика.
— Ну, кто там? — хрипло, как после долгого молчания, спросил Алиам Хальверик. — Что там у вас стряслось?
В приоткрывшуюся дверь просунусь голова его старшего сына Калиама.
— Отец, мама, уже поздно. Где вы будете ужинать с нашей гостьей — здесь или вместе со всеми в большом зале?
Пакс тряхнула головой и посмотрела в окно. На улице был поздний вечер. Уже совсем стемнело.
Глава XXII
Три человека, сидевших в кабинете, переглянулись. Они все еще не могли прийти в себя. Пакс заметила, с каким удивлением Калиам посмотрел на свежие, словно только что с дерева, яблоки и на сверкающий при свете свечей хрустальный флакон с эссенцией. С не менее удивленным видом он поглядел и ей в глаза. С удовольствием вдохнув аромат яблок, Пакс потянулась, заставила себя встать из-за стола и энергично заходила по комнате. Алиам, в свою очередь, тоже перевел дыхание и стукнул увесистыми кулаками по подлокотникам кресла.
— Ужинать здесь, говоришь? Ну уж нет, ни за что! Через несколько минут мы спустимся в зал. Слушай, Калиам, скажи честно, ты случайно не… — Поймав взгляд супруги, он оборвал себя на полуслове и, махнув рукой, попросил сына передать остальным, что они сейчас придут.
Вновь оставшись втроем, они улыбнулись друг другу. Эстиль положила одну руку на плечо мужу, а другую протянула Пакс:
— Я благодарю тебя, дорогая Паксенаррион, за столь интересную и… скажем так, поучительную беседу. — Пакс поняла, что воспоминания о визите Госпожи Эльфийского Леса остались в памяти этой женщины, так же как и в памяти ее мужа. Тем временем Эстиль продолжала:
— Очень жаль, Паксенаррион, что ты скоро уезжаешь. Тем не менее, пока ты у нас в гостях, постарайся отдохнуть, набраться сил и поднять себе настроение.
— С удовольствием! — воскликнула Пакс и от всей души обняла Эстиль. Они рассмеялись и вышли из кабинета. Все собравшиеся в большом зале крепости с любопытством посмотрели на припозднившихся хозяев и почетную гостью. Вечером за столами почти не оставалось свободных мест. Калиам, его братья и их жены сидели во главе большого стола вместе со старшими Хальвериками и Пакс. Разного возраста дети расселись на противоположном конце стола, за соседними столами, а самые маленькие к тому же то и дело перебегали с места на место. Большой зал гудел. Время от времени общий шум множества голосов перекрывал чей-нибудь взрыв смеха. Многие с откровенным интересом посматривали в сторону Пакс, понимая, что вряд ли им предстоит в ближайшем времени увидеть еще одного паладина. По нетерпеливым взглядам Пакс решила, что от нее ждут каких-то чудес. Ей же в этот вечер хотелось просто отдохнуть и повеселиться. Не успела она сесть за стол, как сзади к ней подкралась одна из внучек Алиама и дерзко потянулась к рукоятке меча паладина. Девочка, конечно, считала, что действует скрытно и незаметно, но Пакс сразу раскусила ее «коварный» замысел и подмигнула Эстиль. Та, как только сообразила, в чем дело, тотчас же перехватила руку ребенка и оттащила девочку от Пакс.
— Это опять ты, Сули! Безобразница! Мало того, что это невежливо. Рано или поздно ты поплатишься за свои выходки. Захочешь так подшутить над недобрым человеком и запросто останешься без руки, это если повезет. Сколько раз повторять, что нельзя без разрешения прикасаться к чужому оружию!
— Бабушка, но меч такой красивый! Я только хотела… но…
— Вот-вот, подумай, что теперь делать. Если хочешь о чем-то спросить или что-то сказать госпоже паладину — пожалуйста, она готова тебя выслушать.
Сули, скорее заинтригованная, чем испуганная, получив толчок в спину, шагнула к Пакс. Та, стараясь сохранить на лице строгое выражение, повернулась к ней и вопросительно посмотрела в глаза ребенку.
— Я… я прошу прощения, — промямлила девочка. Пакс услышала, как за соседним столом, на безопасном расстоянии, засмеялся один из мальчишек. Сули бросила в его сторону сердитый взгляд, но в следующую секунду снова обернулась к Пакс.
— Бабушка совершенно права, — сказала Пакс, наклонившись пониже, так, чтобы не говорить с ребенком сверху вниз. — Конечно, я тебе ничего за это не сделаю. Но за всех остальных людей я поручиться не могу. Кто-то выхватит клинок и обернет его против тебя по злобности своей натуры кто-то может заколоть тебя просто от неожиданности и испуга. А кроме того, разве ты не знаешь, что бывают волшебные мечи? К такому клинку может прикасаться только его настоящий хозяин. А если это сделает кто-то другой, то… По меньшей мере может быть очень больно. Ты девочка храбрая, и это хорошо. Только надо слушаться бабушку, и ты узнаешь, что разум должен повелевать храбростью.
Девочка покраснела, а Пакс подняла голову и обратилась к детям, сидевшим за тем столом, откуда раздался столь обидевший Сули смех.
— А что касается вас, — громко, на весь зал заявила Пакс, — я могу сказать, что смеяться издалека, конечно, легко, особенно когда ругают того, кто в чем-то провинился. Но поверьте мне на слово: от того, что кому-то плохо, тебе самому лучше не станет, и еще никто не стал умнее от того, что кто-то другой совершил глупость. Вы меня удивили. Мне казалось, что в такой семье все должны защищать друг друга.
При этих словах мальчик, примерно одного с Сули роста и возраста, встал из-за стола и, преодолевая смущение, подошел к ней.
— Я смеялся только потому, что она ничего не боится, а потом ее больше всех ругают, — как нечто само собой разумеющееся, объяснил он Пакс причину своего веселья. — Конечно, я был не прав и прошу прощения у вас и у Сули. Но предупреждаю: если бы вы вдруг захотели ударить ее, я сразу же бросился бы ей на помощь, и уж тогда… — Поняв, что наговорил лишнего, мальчик замолчал и уставился в пол.
Пакс улыбнулась и сказала:
— Я рада, что ты готов прийти на помощь тем, кому плохо. Я же не хотела никого обидеть, а лишь сказала о том, как обидно бывает, когда смеются над беззащитным. Я хорошо знаю это. Надо мной тоже смеялись, когда я была слабой и беспомощной.
— Вы?! А я думал… Разве паладины бывают слабыми и беззащитными?
— Знаешь, дружище, я ведь паладином не родилась. Даже сейчас я знаю, что есть такие серьезные враги и противники, с которыми я рискну вступить в бой, только полагаясь на свою веру. Она и только она помогает мне преодолеть страх.
— Я больше никогда не буду смеяться над Сули и над другими, кого будут ругать, тоже, — серьезно пообещал мальчик. — Сули, прости меня, — добавил он.
— Все в порядке. — Сули протянула мальчику руку, и только сейчас Пакс поняла, что перед нею двойняшки. Вдвоем они очаровательно улыбнулись ей, и стоило брату, поклонившись, чуть зазеваться, как Сули тотчас же пихнула его локтем в бок. Не дожидаясь разрешения отойти к своему столу, они побежали друг за другом, смеясь и делая вид, будто затевают драку.
— Вот сорванцы! — улыбаясь, сказала Эстиль. — Ну просто жеребята!
— Мама, это ты их избаловала и испортила, — улыбаясь, заявила женщина, сидевшая напротив Эстиль и Пакс. — Стоит к вам приехать, как ты…
— Ладно, ладно. Я имела в виду, что они такие же здоровые и игривые, как молодые жеребята, — поспешила Эстиль порадовать мать близнецов. — Кстати, это единственная пара близнецов в нашей семье. И хвала богам, что единственная: если все двойняшки такие, то здесь было бы просто невозможно жить.
— Между прочим, дома, — возразила женщина, обращаясь к Пакс, — они у меня приучены к порядку и ведут себя прилично. Правда, когда мы гуляем в лесу, можете себе представить, что они там вытворяют. Зато дома ведут себя более или менее сносно. Но мы почти по полгода проводим здесь, и дети успевают избаловаться до неузнаваемости. Бабушка слишком многое им позволяет…
— Ну, это уже нечестно, — с такой же радостной улыбкой возразил сидевший рядом с ней высокий мужчина. — Может быть, стоит рассказать, что ты мне говорила, когда мы собирались в дорогу?
Женщина расхохоталась, а мужчина, по всей видимости ее муж, продолжал:
— Знаете, почему она с таким удовольствием приезжает сюда? Сама мне призналась, что здесь, стоит близнецам что-нибудь натворить, у нее всегда есть возможность свалить на бабушку все пробелы в их воспитании.
— Ну что ты говоришь!
— Ладно-ладно, я тебя выведу на чистую воду! А еще ей пришлось признать, что дети гораздо приличнее ведут себя после того, как мы возвращаемся отсюда, из крепости, к себе домой. И куда менее прилично — спустя полгода, когда мы снова собираемся сюда. — Шутливо ущипнув жену за нос он, передразнивая детей, спросил:
— Ну что, получила, получила? Я на тебя наябедничал!
Женщина закатила глаза, пожала плечами и совершенно неожиданно для Пакс состроила ей и Эстиль потешную гримасу.
Пакс была очарована настроением, царившим в зале. Ей никогда не доводилось бывать в такой семье. Ей неожиданно пришло в голову, что она вообще не бывала в семейной обстановке с тех пор, как убежала из дома. К этому времени в зале оставалась, наверное, еще дюжина детей. Некоторых уже отправили спать, а кое-кого пришлось уносить: набегавшись, самые маленькие засыпали прямо за столом. В этом доме жили под общей крышей три или четыре поколения одной семьи, и жили, как могла видеть Пакс, счастливо и дружно. Пакс внимательно посмотрела на Эстиль — хозяйку дома, бабушку, а то и прабабушку. И подивилась, как ей удается быть в такой хорошей форме. Судя по словам Алиама Хальверика, она по-прежнему отлично стреляла из лука. Как же она все это успевает? Пакс не могла себе представить, что женщина, у которой столько детей (за столом сидели Калиам, Халиам и Сули, вышедшая замуж за рыцаря из Тсайи, но на зиму приезжавшая домой погостить; кроме того, Пакс слышала и о других детях Хальвериков), следящая за хозяйством в огромном доме, еще находила время, чтобы продолжать тренироваться с любимым оружием. Паксенаррион восхищенно покачала головой. Эстиль заметила ее движение и, обернувшись к ней, спросила:
— Что, Паксенаррион, слишком шумно для тебя? Что есть, то есть — семейка мы не самая тихая, так уж у нас повелось. Мы с Алиамом любим большие компании, музыку, и вообще любим отдохнуть так, чтобы забылись все печали и невзгоды.
— Нет, что вы, мне очень нравится! Я просто… я никогда не… В общем, у вас все по-другому, — разведя руками, призналась Пакс.
— Это же просто семья, разве что более многочисленная, чем большинство других. А ведь тут еще не все собрались.
Если сосчитать остальных… — Эстиль оглядела зал. За приставными столами по-прежнему сидело много народу. Пакс обратила внимание на то, что многие из них были одеты в форму прислуги и просто в обычную рабочую одежду.
— Скажите, Эстиль, а что, у вас все едят здесь, в большом зале? Каждый день? — Пакс была уверена, что в богатых домах хозяева и их родственники едят отдельно от остальных.
— Ну конечно, не каждый день и далеко не все из наших людей. Некоторые просто живут в своих домах поодаль, другие предпочитают есть на постоялом дворе или готовить дома, но зимой обычно собирается довольно большая компания. А что, зал у нас большой, дров для камина хватает, мы рады всякому доброму и веселому человеку. В это время года в наших краях делать особо нечего, и вечерами мы с удовольствием собираемся и веселимся. Моя сестра, которая иногда приезжает из Северной Лионии, говорит, что наш дом больше похож на казарму. А мне так нравится. — Эстиль улыбнулась.
Вдруг Пакс услышала перебор струн лютни и огляделась. Старший сын Калиама принес лютню в зал и, сев в уголке, стал настраивать ее. Разговоры за столами начали стихать. Когда инструмент был готов, мальчик встал, подошел к Алиаму Хальверику и, поклонившись, протянул ему инструмент.
— Ну нет, сначала ты, — отмахнулся от него старший Хальверик. — Я, пожалуй, разогрею руки под твою музыку.
Юноша начал наигрывать зажигательную танцевальную мелодию, ритм которой многие из присутствующих стали отбивать руками и ногами. Кто-то знал слова песенки, но совершенно не имел голоса, и то, что пение получилось весьма сомнительного качества, еще больше всех развеселило. Постепенно куда более музыкальные голоса подключились к общему хору. Затем юноша сыграл мелодию медленной романтической песни о летних закатах накануне сбора урожая. Пакс почувствовала, как на ее глаза навернулись слезы. Потом наступил черед песни о любви, которую подхватили почти все мужчины, сидевшие за столами. После этой песни лютню взял в руки Калиам. Своему сыну он велел принести большую флейту, а затем, обернувшись к оруженосцам Пакс, спросил:
— Гаррис, ты еще играть не разучился?
— Да ты что, я уже несколько лет к флейте не притрагивался, — отмахнулся от него Гаррис.
— Ну вот и замечательно. Будет повод попрактиковаться. — Младший Алиам вскоре принес флейту и положил ее на стол перед Гаррисом. Калиам тронул струну, задавая тон. Гаррис взял в руки флейту, подождал второго прикосновения к струне, набрал воздуха в легкие и… Жалобный стон, похожий на последнее мяуканье кошки, швыряемой в воду с камнем на шее, пронесся по залу и оборвался для полноты образа столь же резко и неожиданно. Секундная тишина — и, словно раскат грома, в зале раздался взрыв общего хохота.
— Эй, Гаррис! Я ведь просил тебя сыграть, а не терзать инструмент!
— Я же сказал, что уже сто лет… — Тем не менее Гаррис попытался взять другую ноту и издал такой звук, от которого задребезжала посуда на полках и столах. Веселье усилилось. Гаррис тем временем невозмутимо бормотал себе под нос:
— Ну вот, уже лучше… Сейчас попробуем взять аккорд… — Очередная попытка также потерпела фиаско. Тем не менее Гаррис решил не разочаровывать публику. Облизав губы и посетовав на то, что перед дальней зимней дорогой упражняться в игре на духовых инструментах — не самое разумное дело, он хитро прищурился и обратился к слушателям:
— Что, повеселиться захотели? Ну, держитесь! Я вам сыграю «Кедровую долину».
— А, ну это нам так, для разминки, — кивнув Гаррису, сказал Калиам и взялся за лютню. Серебристый звон струн на фоне медленных звуков флейты был подобен резцу гравера, пробежавшему по суровой благородной поверхности мореного дуба, — такое сравнение пришло в голову Пакс, когда она прислушалась к неторопливо звучавшей мелодии. С непривычки Гаррису игралось нелегко. Время от времени он фальшивил или сбивался с ритма. Но в общих чертах Пакс поняла, что именно пытался изобразить этот импровизированный дуэт. Затем Гаррис передал флейту Халиаму, а Хальверик—старший взял лютню.
— А теперь сыграем для паладина, выступившего в дальний поход по зову богов, — объявил Алиам всем собравшимся, и в зале наступила полная тишина. — О том, что этот паладин у нас в гостях, вы уже знаете. Я наберусь смелости и скажу вам кое-что еще. Ее миссия заключается в том, чтобы найти настоящего наследника трона Лионии, нашего законного короля. Пусть наша гостья знает, что, когда она покинет этот дом, с нею вместе в путь отправятся наши надежды, молитвы и пожелания удачи. А теперь для нее, в честь ее миссии мы с Халиамом сыграем и споем то, что исполняем очень и очень редко. Я имею в виду старинную песню «Клятва Фалька».
Пакс в общих чертах знала историю жизни Фалька и знала, что о нем сложена не одна песня. Но слышать их ей как-то не доводилось. Она знала, что в свое время Фальк, связанный в переносном смысле своей клятвой, а в прямом — скованный цепями, провел во вражеском плену много лет, а затем вернулся в тот край страха и отчаяния верхом на волшебном коне и освободил собратьев по несчастью. И вот в зале крепости Алиама Хальверика зазвучали торжественные и печальные слова:
Куплет сменялся припевом, и если припев затягивали все присутствовавшие в зале, то основные строки пели лишь Алиам Хальверик и его сыновья:
Темный страх в немой ночи таится, Не проникнуть звукам голосов В каменный застенок, где томится Юный принц под тяжестью оков. Но свободы золотая птица Прилетит на остриях клинков.
Как только Алиам и его сыновья пропели эти строки, музыка влилась в кровь Пакс, превратившись в песню, посвященную пропавшему принцу по имени Кьери. Пакс улыбнулась Алиаму и по его глазам поняла, что он именно для этого вспомнил старую балладу. А тем временем лютня, флейта и голоса представителей славного рода Хальвериков продолжали исполнять торжественную песню, закончившуюся такими словами:
И свершилось клятвенное слово — Черной кровью выжженный гранит В том порукой. И звенят подковы, И судьба в пути его хранит, И вернет под сень родного крова. Только юных лет не возвратит.
Последние аккорды мелодии стихли под сводами зала.
— Ну а теперь, — сказал Алиам Хальверик, вновь обращаясь ко всем гостям и родственникам, — я не знаю, как долго Паксенаррион сможет пробыть у нас; позволю себе заметить, что для нас чем дольше, тем лучше. Но я напомню всем еще раз, что она вольна остаться или уехать тогда, когда посчитает необходимым. Кроме того, она может взять из моего дома все, что ей будет нужно. Если она обратится к кому-то из вас за помощью, выполните ее просьбу так же, как вы бы выполнили мою. Я надеюсь, всем это ясно?
— Так точно, наш господин. — Хор голосов прозвучал пусть и не очень стройно, но искренне. Алиам кивнул и обернулся к Пакс:
— Может быть, ты, Паксенаррион, и твои спутники-оруженосцы хотите отдохнуть. Поступайте так, как вам нравится. Оставайтесь с нами или идите в ваши комнаты. Разумеется, я с огромным удовольствием еще пообщался бы с тобой, Пакс, и с твоими друзьями, но если ты захочешь уехать не попрощавшись, не спрашивая моего разрешения, я все пойму и ни в коем случае не обижусь. В общем, пока ты здесь, чувствуй себя как дома.
— Я благодарю вас, — сказала Пакс и, встав из-за стола, поклонилась хозяевам дома. Буквально через несколько минут она кивнула остальным на прощание и вместе с Алиамом Хальвериком вышла из зала. За ними последовали Эстиль и королевские оруженосцы.
Из сладкого, теплого, уютного сна Пакс вырвало внезапно вскипевшее в ней чувство опасности. Она открыла глаза и прислушалась. В комнате было тихо; в окно проникал слабый свет, который давали звезды, высыпавшие на ясном небе и отблески факелов на крепостном дворе. Слабо светили не до конца догоревшие угли в камине. На соседних кроватях спали оруженосцы. Судя по их размеренному дыханию, Пакс поняла, что проснулась пока лишь она одна. Медленно, почти бесшумно она встала с постели, одновременно сжав рукоять меча, лежавшего у нее под рукой. Вынимать клинок Пакс не стала: и без помощи эльфийской магии она чувствовала приближение опасности. Она подошла к узкому стрельчатому окну, но ничего не разглядела за толстым слоем морозных узоров. По-прежнему босая, Пакс на цыпочках подошла к двери и открыла ее. В темном коридоре ничего не было видно. Но чувство тревоги еще сильнее накатило на Пакс, предупреждая о том, что опасность совсем рядом, причем опасность очень и очень серьезная.
Притворив дверь, Пакс, не поворачиваясь к ней спиной, вернулась к середине комнаты и разбудила оруженосцев. Когда они встали и взяли в руки оружие, Пакс быстро оделась, набросила на себя кольчугу и вновь взяла меч. Ей казалось, что вены на висках у нее вот-вот лопнут — так сильно стучала ей в голову тревога. Пакс вновь подошла к двери, опять распахнула ее и, повинуясь внезапному порыву, призвала на помощь волшебный свет.
Яркое освещение залило комнату и коридор. Все пространство за дверью оказалось многократно перечеркнуто черной паутиной, нити которой тянулись от пола к потолку наискось под самыми разными углами. Центр этой кошмарной паутины находился как раз напротив двери в комнату Пакс, и какая-то черная нечисть повисла в этом центре на расстоянии вытянутой руки.
— Что, не ждала встречи со мной? Не рада? — Чужой омерзительный голос почему-то звучал до приторности сладко.
Пакс не разглядела, на что была похожа эта нежить. Она не могла бы описать, какой она формы или даже размера. Меч, повинуясь движению руки, стремительно вылетел из ножен.
— Я всегда жду и радуюсь встрече со злом, — громко сказала Пакс. — С оружием в руках я готова сразиться с кем угодно.
— Твоя радость поутихнет, когда ты узнаешь, что ты натворила. — Казалось, черная тварь вот-вот издевательски захихикает. — Ты, чих человеческий, я же тебя предупреждала, и не раз, а ты все продолжаешь убивать, убивать и убивать. Ты осмелилась коснуться своим мерзким клинком моей паутины. Ты похитила у меня мою добычу…
Пакс рассмеялась. Тень на стене напротив двери словно сгустилась, став плотной, едва ли не твердой, и повисшая там тварь оказалась крупнее, значительно крупнее, чем поначалу показалось Пакс.
— Я сделала то, что было долгом любого добросовестного солдата, — сказала она. — Когда в казарме наводят чистоту, паутину сметают вместе с пауками.
— Безумная! — Это слово обрушилось на Пакс, словно удар тяжелым камнем. Оно несколько раз повторилось у нее в ушах, и ей даже пришлось податься вперед, чтобы устоять на ногах. — Думаешь, ты сможешь противостоять мне, Повелительнице Паутины, мне, создательнице самых коварных планов и заговоров…
— Не я противостою тебе, а Гед и Великий Господин.
— Сколько же раз они бросали тебя, — усмехнулась тень. — Ты попалась в мои сети в Ааренисе, а затем и в Колобии. Ты уже отравлена моим ядом навеки. Стоит мне позвать тебя, и ты откликнешься и придешь на мой зов.
— Ужинать здесь, говоришь? Ну уж нет, ни за что! Через несколько минут мы спустимся в зал. Слушай, Калиам, скажи честно, ты случайно не… — Поймав взгляд супруги, он оборвал себя на полуслове и, махнув рукой, попросил сына передать остальным, что они сейчас придут.
Вновь оставшись втроем, они улыбнулись друг другу. Эстиль положила одну руку на плечо мужу, а другую протянула Пакс:
— Я благодарю тебя, дорогая Паксенаррион, за столь интересную и… скажем так, поучительную беседу. — Пакс поняла, что воспоминания о визите Госпожи Эльфийского Леса остались в памяти этой женщины, так же как и в памяти ее мужа. Тем временем Эстиль продолжала:
— Очень жаль, Паксенаррион, что ты скоро уезжаешь. Тем не менее, пока ты у нас в гостях, постарайся отдохнуть, набраться сил и поднять себе настроение.
— С удовольствием! — воскликнула Пакс и от всей души обняла Эстиль. Они рассмеялись и вышли из кабинета. Все собравшиеся в большом зале крепости с любопытством посмотрели на припозднившихся хозяев и почетную гостью. Вечером за столами почти не оставалось свободных мест. Калиам, его братья и их жены сидели во главе большого стола вместе со старшими Хальвериками и Пакс. Разного возраста дети расселись на противоположном конце стола, за соседними столами, а самые маленькие к тому же то и дело перебегали с места на место. Большой зал гудел. Время от времени общий шум множества голосов перекрывал чей-нибудь взрыв смеха. Многие с откровенным интересом посматривали в сторону Пакс, понимая, что вряд ли им предстоит в ближайшем времени увидеть еще одного паладина. По нетерпеливым взглядам Пакс решила, что от нее ждут каких-то чудес. Ей же в этот вечер хотелось просто отдохнуть и повеселиться. Не успела она сесть за стол, как сзади к ней подкралась одна из внучек Алиама и дерзко потянулась к рукоятке меча паладина. Девочка, конечно, считала, что действует скрытно и незаметно, но Пакс сразу раскусила ее «коварный» замысел и подмигнула Эстиль. Та, как только сообразила, в чем дело, тотчас же перехватила руку ребенка и оттащила девочку от Пакс.
— Это опять ты, Сули! Безобразница! Мало того, что это невежливо. Рано или поздно ты поплатишься за свои выходки. Захочешь так подшутить над недобрым человеком и запросто останешься без руки, это если повезет. Сколько раз повторять, что нельзя без разрешения прикасаться к чужому оружию!
— Бабушка, но меч такой красивый! Я только хотела… но…
— Вот-вот, подумай, что теперь делать. Если хочешь о чем-то спросить или что-то сказать госпоже паладину — пожалуйста, она готова тебя выслушать.
Сули, скорее заинтригованная, чем испуганная, получив толчок в спину, шагнула к Пакс. Та, стараясь сохранить на лице строгое выражение, повернулась к ней и вопросительно посмотрела в глаза ребенку.
— Я… я прошу прощения, — промямлила девочка. Пакс услышала, как за соседним столом, на безопасном расстоянии, засмеялся один из мальчишек. Сули бросила в его сторону сердитый взгляд, но в следующую секунду снова обернулась к Пакс.
— Бабушка совершенно права, — сказала Пакс, наклонившись пониже, так, чтобы не говорить с ребенком сверху вниз. — Конечно, я тебе ничего за это не сделаю. Но за всех остальных людей я поручиться не могу. Кто-то выхватит клинок и обернет его против тебя по злобности своей натуры кто-то может заколоть тебя просто от неожиданности и испуга. А кроме того, разве ты не знаешь, что бывают волшебные мечи? К такому клинку может прикасаться только его настоящий хозяин. А если это сделает кто-то другой, то… По меньшей мере может быть очень больно. Ты девочка храбрая, и это хорошо. Только надо слушаться бабушку, и ты узнаешь, что разум должен повелевать храбростью.
Девочка покраснела, а Пакс подняла голову и обратилась к детям, сидевшим за тем столом, откуда раздался столь обидевший Сули смех.
— А что касается вас, — громко, на весь зал заявила Пакс, — я могу сказать, что смеяться издалека, конечно, легко, особенно когда ругают того, кто в чем-то провинился. Но поверьте мне на слово: от того, что кому-то плохо, тебе самому лучше не станет, и еще никто не стал умнее от того, что кто-то другой совершил глупость. Вы меня удивили. Мне казалось, что в такой семье все должны защищать друг друга.
При этих словах мальчик, примерно одного с Сули роста и возраста, встал из-за стола и, преодолевая смущение, подошел к ней.
— Я смеялся только потому, что она ничего не боится, а потом ее больше всех ругают, — как нечто само собой разумеющееся, объяснил он Пакс причину своего веселья. — Конечно, я был не прав и прошу прощения у вас и у Сули. Но предупреждаю: если бы вы вдруг захотели ударить ее, я сразу же бросился бы ей на помощь, и уж тогда… — Поняв, что наговорил лишнего, мальчик замолчал и уставился в пол.
Пакс улыбнулась и сказала:
— Я рада, что ты готов прийти на помощь тем, кому плохо. Я же не хотела никого обидеть, а лишь сказала о том, как обидно бывает, когда смеются над беззащитным. Я хорошо знаю это. Надо мной тоже смеялись, когда я была слабой и беспомощной.
— Вы?! А я думал… Разве паладины бывают слабыми и беззащитными?
— Знаешь, дружище, я ведь паладином не родилась. Даже сейчас я знаю, что есть такие серьезные враги и противники, с которыми я рискну вступить в бой, только полагаясь на свою веру. Она и только она помогает мне преодолеть страх.
— Я больше никогда не буду смеяться над Сули и над другими, кого будут ругать, тоже, — серьезно пообещал мальчик. — Сули, прости меня, — добавил он.
— Все в порядке. — Сули протянула мальчику руку, и только сейчас Пакс поняла, что перед нею двойняшки. Вдвоем они очаровательно улыбнулись ей, и стоило брату, поклонившись, чуть зазеваться, как Сули тотчас же пихнула его локтем в бок. Не дожидаясь разрешения отойти к своему столу, они побежали друг за другом, смеясь и делая вид, будто затевают драку.
— Вот сорванцы! — улыбаясь, сказала Эстиль. — Ну просто жеребята!
— Мама, это ты их избаловала и испортила, — улыбаясь, заявила женщина, сидевшая напротив Эстиль и Пакс. — Стоит к вам приехать, как ты…
— Ладно, ладно. Я имела в виду, что они такие же здоровые и игривые, как молодые жеребята, — поспешила Эстиль порадовать мать близнецов. — Кстати, это единственная пара близнецов в нашей семье. И хвала богам, что единственная: если все двойняшки такие, то здесь было бы просто невозможно жить.
— Между прочим, дома, — возразила женщина, обращаясь к Пакс, — они у меня приучены к порядку и ведут себя прилично. Правда, когда мы гуляем в лесу, можете себе представить, что они там вытворяют. Зато дома ведут себя более или менее сносно. Но мы почти по полгода проводим здесь, и дети успевают избаловаться до неузнаваемости. Бабушка слишком многое им позволяет…
— Ну, это уже нечестно, — с такой же радостной улыбкой возразил сидевший рядом с ней высокий мужчина. — Может быть, стоит рассказать, что ты мне говорила, когда мы собирались в дорогу?
Женщина расхохоталась, а мужчина, по всей видимости ее муж, продолжал:
— Знаете, почему она с таким удовольствием приезжает сюда? Сама мне призналась, что здесь, стоит близнецам что-нибудь натворить, у нее всегда есть возможность свалить на бабушку все пробелы в их воспитании.
— Ну что ты говоришь!
— Ладно-ладно, я тебя выведу на чистую воду! А еще ей пришлось признать, что дети гораздо приличнее ведут себя после того, как мы возвращаемся отсюда, из крепости, к себе домой. И куда менее прилично — спустя полгода, когда мы снова собираемся сюда. — Шутливо ущипнув жену за нос он, передразнивая детей, спросил:
— Ну что, получила, получила? Я на тебя наябедничал!
Женщина закатила глаза, пожала плечами и совершенно неожиданно для Пакс состроила ей и Эстиль потешную гримасу.
Пакс была очарована настроением, царившим в зале. Ей никогда не доводилось бывать в такой семье. Ей неожиданно пришло в голову, что она вообще не бывала в семейной обстановке с тех пор, как убежала из дома. К этому времени в зале оставалась, наверное, еще дюжина детей. Некоторых уже отправили спать, а кое-кого пришлось уносить: набегавшись, самые маленькие засыпали прямо за столом. В этом доме жили под общей крышей три или четыре поколения одной семьи, и жили, как могла видеть Пакс, счастливо и дружно. Пакс внимательно посмотрела на Эстиль — хозяйку дома, бабушку, а то и прабабушку. И подивилась, как ей удается быть в такой хорошей форме. Судя по словам Алиама Хальверика, она по-прежнему отлично стреляла из лука. Как же она все это успевает? Пакс не могла себе представить, что женщина, у которой столько детей (за столом сидели Калиам, Халиам и Сули, вышедшая замуж за рыцаря из Тсайи, но на зиму приезжавшая домой погостить; кроме того, Пакс слышала и о других детях Хальвериков), следящая за хозяйством в огромном доме, еще находила время, чтобы продолжать тренироваться с любимым оружием. Паксенаррион восхищенно покачала головой. Эстиль заметила ее движение и, обернувшись к ней, спросила:
— Что, Паксенаррион, слишком шумно для тебя? Что есть, то есть — семейка мы не самая тихая, так уж у нас повелось. Мы с Алиамом любим большие компании, музыку, и вообще любим отдохнуть так, чтобы забылись все печали и невзгоды.
— Нет, что вы, мне очень нравится! Я просто… я никогда не… В общем, у вас все по-другому, — разведя руками, призналась Пакс.
— Это же просто семья, разве что более многочисленная, чем большинство других. А ведь тут еще не все собрались.
Если сосчитать остальных… — Эстиль оглядела зал. За приставными столами по-прежнему сидело много народу. Пакс обратила внимание на то, что многие из них были одеты в форму прислуги и просто в обычную рабочую одежду.
— Скажите, Эстиль, а что, у вас все едят здесь, в большом зале? Каждый день? — Пакс была уверена, что в богатых домах хозяева и их родственники едят отдельно от остальных.
— Ну конечно, не каждый день и далеко не все из наших людей. Некоторые просто живут в своих домах поодаль, другие предпочитают есть на постоялом дворе или готовить дома, но зимой обычно собирается довольно большая компания. А что, зал у нас большой, дров для камина хватает, мы рады всякому доброму и веселому человеку. В это время года в наших краях делать особо нечего, и вечерами мы с удовольствием собираемся и веселимся. Моя сестра, которая иногда приезжает из Северной Лионии, говорит, что наш дом больше похож на казарму. А мне так нравится. — Эстиль улыбнулась.
Вдруг Пакс услышала перебор струн лютни и огляделась. Старший сын Калиама принес лютню в зал и, сев в уголке, стал настраивать ее. Разговоры за столами начали стихать. Когда инструмент был готов, мальчик встал, подошел к Алиаму Хальверику и, поклонившись, протянул ему инструмент.
— Ну нет, сначала ты, — отмахнулся от него старший Хальверик. — Я, пожалуй, разогрею руки под твою музыку.
Юноша начал наигрывать зажигательную танцевальную мелодию, ритм которой многие из присутствующих стали отбивать руками и ногами. Кто-то знал слова песенки, но совершенно не имел голоса, и то, что пение получилось весьма сомнительного качества, еще больше всех развеселило. Постепенно куда более музыкальные голоса подключились к общему хору. Затем юноша сыграл мелодию медленной романтической песни о летних закатах накануне сбора урожая. Пакс почувствовала, как на ее глаза навернулись слезы. Потом наступил черед песни о любви, которую подхватили почти все мужчины, сидевшие за столами. После этой песни лютню взял в руки Калиам. Своему сыну он велел принести большую флейту, а затем, обернувшись к оруженосцам Пакс, спросил:
— Гаррис, ты еще играть не разучился?
— Да ты что, я уже несколько лет к флейте не притрагивался, — отмахнулся от него Гаррис.
— Ну вот и замечательно. Будет повод попрактиковаться. — Младший Алиам вскоре принес флейту и положил ее на стол перед Гаррисом. Калиам тронул струну, задавая тон. Гаррис взял в руки флейту, подождал второго прикосновения к струне, набрал воздуха в легкие и… Жалобный стон, похожий на последнее мяуканье кошки, швыряемой в воду с камнем на шее, пронесся по залу и оборвался для полноты образа столь же резко и неожиданно. Секундная тишина — и, словно раскат грома, в зале раздался взрыв общего хохота.
— Эй, Гаррис! Я ведь просил тебя сыграть, а не терзать инструмент!
— Я же сказал, что уже сто лет… — Тем не менее Гаррис попытался взять другую ноту и издал такой звук, от которого задребезжала посуда на полках и столах. Веселье усилилось. Гаррис тем временем невозмутимо бормотал себе под нос:
— Ну вот, уже лучше… Сейчас попробуем взять аккорд… — Очередная попытка также потерпела фиаско. Тем не менее Гаррис решил не разочаровывать публику. Облизав губы и посетовав на то, что перед дальней зимней дорогой упражняться в игре на духовых инструментах — не самое разумное дело, он хитро прищурился и обратился к слушателям:
— Что, повеселиться захотели? Ну, держитесь! Я вам сыграю «Кедровую долину».
— А, ну это нам так, для разминки, — кивнув Гаррису, сказал Калиам и взялся за лютню. Серебристый звон струн на фоне медленных звуков флейты был подобен резцу гравера, пробежавшему по суровой благородной поверхности мореного дуба, — такое сравнение пришло в голову Пакс, когда она прислушалась к неторопливо звучавшей мелодии. С непривычки Гаррису игралось нелегко. Время от времени он фальшивил или сбивался с ритма. Но в общих чертах Пакс поняла, что именно пытался изобразить этот импровизированный дуэт. Затем Гаррис передал флейту Халиаму, а Хальверик—старший взял лютню.
— А теперь сыграем для паладина, выступившего в дальний поход по зову богов, — объявил Алиам всем собравшимся, и в зале наступила полная тишина. — О том, что этот паладин у нас в гостях, вы уже знаете. Я наберусь смелости и скажу вам кое-что еще. Ее миссия заключается в том, чтобы найти настоящего наследника трона Лионии, нашего законного короля. Пусть наша гостья знает, что, когда она покинет этот дом, с нею вместе в путь отправятся наши надежды, молитвы и пожелания удачи. А теперь для нее, в честь ее миссии мы с Халиамом сыграем и споем то, что исполняем очень и очень редко. Я имею в виду старинную песню «Клятва Фалька».
Пакс в общих чертах знала историю жизни Фалька и знала, что о нем сложена не одна песня. Но слышать их ей как-то не доводилось. Она знала, что в свое время Фальк, связанный в переносном смысле своей клятвой, а в прямом — скованный цепями, провел во вражеском плену много лет, а затем вернулся в тот край страха и отчаяния верхом на волшебном коне и освободил собратьев по несчастью. И вот в зале крепости Алиама Хальверика зазвучали торжественные и печальные слова:
Но ветер изменчив, и камень непрочен, Меч кровью невинною не опорочен. Час смерти назначен, но нам он неведом. Лишь золото чести нам будет обетом!
Клятва кровью — проклятье Лиарта.
Клятва смертью — для павших.
Железом окована клятва
Тиру себя отдавших.
Камнем хранима клятва
Народа с отрогов горных.
В серебряном сердце ветра —
Парусу клятва покорных.
Куплет сменялся припевом, и если припев затягивали все присутствовавшие в зале, то основные строки пели лишь Алиам Хальверик и его сыновья:
Темный страх в немой ночи таится, Не проникнуть звукам голосов В каменный застенок, где томится Юный принц под тяжестью оков. Но свободы золотая птица Прилетит на остриях клинков.
Как только Алиам и его сыновья пропели эти строки, музыка влилась в кровь Пакс, превратившись в песню, посвященную пропавшему принцу по имени Кьери. Пакс улыбнулась Алиаму и по его глазам поняла, что он именно для этого вспомнил старую балладу. А тем временем лютня, флейта и голоса представителей славного рода Хальвериков продолжали исполнять торжественную песню, закончившуюся такими словами:
И свершилось клятвенное слово — Черной кровью выжженный гранит В том порукой. И звенят подковы, И судьба в пути его хранит, И вернет под сень родного крова. Только юных лет не возвратит.
Последние аккорды мелодии стихли под сводами зала.
— Ну а теперь, — сказал Алиам Хальверик, вновь обращаясь ко всем гостям и родственникам, — я не знаю, как долго Паксенаррион сможет пробыть у нас; позволю себе заметить, что для нас чем дольше, тем лучше. Но я напомню всем еще раз, что она вольна остаться или уехать тогда, когда посчитает необходимым. Кроме того, она может взять из моего дома все, что ей будет нужно. Если она обратится к кому-то из вас за помощью, выполните ее просьбу так же, как вы бы выполнили мою. Я надеюсь, всем это ясно?
— Так точно, наш господин. — Хор голосов прозвучал пусть и не очень стройно, но искренне. Алиам кивнул и обернулся к Пакс:
— Может быть, ты, Паксенаррион, и твои спутники-оруженосцы хотите отдохнуть. Поступайте так, как вам нравится. Оставайтесь с нами или идите в ваши комнаты. Разумеется, я с огромным удовольствием еще пообщался бы с тобой, Пакс, и с твоими друзьями, но если ты захочешь уехать не попрощавшись, не спрашивая моего разрешения, я все пойму и ни в коем случае не обижусь. В общем, пока ты здесь, чувствуй себя как дома.
— Я благодарю вас, — сказала Пакс и, встав из-за стола, поклонилась хозяевам дома. Буквально через несколько минут она кивнула остальным на прощание и вместе с Алиамом Хальвериком вышла из зала. За ними последовали Эстиль и королевские оруженосцы.
Из сладкого, теплого, уютного сна Пакс вырвало внезапно вскипевшее в ней чувство опасности. Она открыла глаза и прислушалась. В комнате было тихо; в окно проникал слабый свет, который давали звезды, высыпавшие на ясном небе и отблески факелов на крепостном дворе. Слабо светили не до конца догоревшие угли в камине. На соседних кроватях спали оруженосцы. Судя по их размеренному дыханию, Пакс поняла, что проснулась пока лишь она одна. Медленно, почти бесшумно она встала с постели, одновременно сжав рукоять меча, лежавшего у нее под рукой. Вынимать клинок Пакс не стала: и без помощи эльфийской магии она чувствовала приближение опасности. Она подошла к узкому стрельчатому окну, но ничего не разглядела за толстым слоем морозных узоров. По-прежнему босая, Пакс на цыпочках подошла к двери и открыла ее. В темном коридоре ничего не было видно. Но чувство тревоги еще сильнее накатило на Пакс, предупреждая о том, что опасность совсем рядом, причем опасность очень и очень серьезная.
Притворив дверь, Пакс, не поворачиваясь к ней спиной, вернулась к середине комнаты и разбудила оруженосцев. Когда они встали и взяли в руки оружие, Пакс быстро оделась, набросила на себя кольчугу и вновь взяла меч. Ей казалось, что вены на висках у нее вот-вот лопнут — так сильно стучала ей в голову тревога. Пакс вновь подошла к двери, опять распахнула ее и, повинуясь внезапному порыву, призвала на помощь волшебный свет.
Яркое освещение залило комнату и коридор. Все пространство за дверью оказалось многократно перечеркнуто черной паутиной, нити которой тянулись от пола к потолку наискось под самыми разными углами. Центр этой кошмарной паутины находился как раз напротив двери в комнату Пакс, и какая-то черная нечисть повисла в этом центре на расстоянии вытянутой руки.
— Что, не ждала встречи со мной? Не рада? — Чужой омерзительный голос почему-то звучал до приторности сладко.
Пакс не разглядела, на что была похожа эта нежить. Она не могла бы описать, какой она формы или даже размера. Меч, повинуясь движению руки, стремительно вылетел из ножен.
— Я всегда жду и радуюсь встрече со злом, — громко сказала Пакс. — С оружием в руках я готова сразиться с кем угодно.
— Твоя радость поутихнет, когда ты узнаешь, что ты натворила. — Казалось, черная тварь вот-вот издевательски захихикает. — Ты, чих человеческий, я же тебя предупреждала, и не раз, а ты все продолжаешь убивать, убивать и убивать. Ты осмелилась коснуться своим мерзким клинком моей паутины. Ты похитила у меня мою добычу…
Пакс рассмеялась. Тень на стене напротив двери словно сгустилась, став плотной, едва ли не твердой, и повисшая там тварь оказалась крупнее, значительно крупнее, чем поначалу показалось Пакс.
— Я сделала то, что было долгом любого добросовестного солдата, — сказала она. — Когда в казарме наводят чистоту, паутину сметают вместе с пауками.
— Безумная! — Это слово обрушилось на Пакс, словно удар тяжелым камнем. Оно несколько раз повторилось у нее в ушах, и ей даже пришлось податься вперед, чтобы устоять на ногах. — Думаешь, ты сможешь противостоять мне, Повелительнице Паутины, мне, создательнице самых коварных планов и заговоров…
— Не я противостою тебе, а Гед и Великий Господин.
— Сколько же раз они бросали тебя, — усмехнулась тень. — Ты попалась в мои сети в Ааренисе, а затем и в Колобии. Ты уже отравлена моим ядом навеки. Стоит мне позвать тебя, и ты откликнешься и придешь на мой зов.