Нагорный Алексей Петрович. Повесть об уголовном розыске

   Сеня ушел от Леньки почти в тот самый момент, когда Коля покинул спецквартиру УГРО. Именно поэтому случилось так, что они чуть ли не одновременно подошли к дому Раисы, только Коля шел от Надеждинской, а Сеня - от Преображенской.
   Коля первым увидел Сеню. Тот шагал вразвалку, не спеша. Коля сразу же узнал и схватился за кольт. И тут же, отпустив рукоятку револьвера, подумал: "Я переодет, он меня не узнает. Пройду за ним, а там видно будет".
   Сеня приближался. Вот он поравнялся с Колей и скользнул по нему равнодушным взглядом - мало ли разносчиков шатается по Петрограду? Коля тоже миновал его и уже было вздохнул с облегчением, как вдруг его чуткие, натренированные уши уловили слабое щелканье спускаемого предохранителя. Коля даже успел определить по звуку, что это был браунинг. Он метнулся к стене, и в ту же секунду хлестко ударил выстрел, пропела пуля и донесся Сенин крик:
   – Пришью, гад! Срисовал я тебя, падла!
   Два выстрела подряд… Пули выбили штукатурку у самой головы. Коля выдернул кольт из-за ремня и, не целясь, от живота, выстрелил три раза… После московских стычек с Кутьковым Коля каждую свободную минуту забегал в служебный тир и стрелял до тех пор, пока в голове не начинало звенеть, а рука переставала чувствовать рубчатые щечки кольта… Он знал свое дело. Сеня схватился за живот и с воем по стене сполз на тротуар. Рядом упал вороненый браунинг. "Убил… - вяло подумал Коля. - Встретились через столько лет, и сразу я его убил. Нельзя было не убить. Улица… Вон сколько прохожих. Он стрелял. Мог ни в чем не повинных людей положить…" Коля подбежал к Сене:
   – Где Ленька, говори!
   Сеня посмотрел мутнеющими глазами и протянул Коле правую руку. Пальцы были сложены в кукиш. Сеня дернулся и бессильно уронил голову на асфальт…
   Послышались трели милицейских свистков, подбежали три милиционера с наганами в руках. Старший бросился к Коле, но, увидев удостоверение и значок УГРО, спросил:
   – В чем дело, товарищ начальник? Нужна помощь?
   – Оставьте одного человека для охраны, второй пусть вызовет наших, - сказал Коля, - а мы с вами - в этот дом. Возможно, тут Пантелеев.
   Старший провернул барабан нагана, проверяя патроны.
   – Сделаем, - коротко ответил он. Потом отдал необходимые распоряжения своим товарищам и побежал следом за Колей. На ходу они осмотрели черный ход - никого. Бегом поднялись на пятый этаж, Коля покрутил флажок звонка.
   – Кто там? - заспанным голосом спросила Раиса.
   – Свои, радость моя, - отозвался Коля.
   – Почему не вовремя? - подозрительно осведомилась она из-за дверей.
   – Дело есть… - Коля подмигнул милиционеру. - Камушки нашел речные, прозрачные, по случаю, срочно надо назад в речку кинуть, да кого попросить - не знаю, - зачастил Коля. И тут же подумал, что из-за несвоевременного Сениного визита серьги Колычевых больше не нужны и, слава богу, потому что такие серьги охотно купит любой нэпман и заплатит большие деньги, а Колычевым, которые вдвоем живут на не слишком обильный паек Нила Алексеевича, деньги эти совсем не помешают.
   – Камушки, - задумчиво, но уже с заметным любопытством протянула Раиса. - Ну зайди, раз так. - Она приоткрыла дверь, милиционер надавил плечом, ворвался в коридор.
   – Гады! - завопила Раиса, сверля Колю ненавидящим взглядом. - Прав он был, трижды прав!
   Коля схватил Раису за руку, повел в комнату:
   – Где Пантелеев? Покажи сама, суд это учтет…
   Она посмотрела на него пустыми глазами, сказала внезапно осевшим голосом:
   – Дурак ты, легавый, истинный дурак. Леню не знаешь… Да если бы он был здесь - у вас уже по три дырки было, понял?
   "Права она, - с горечью подумал Коля. - Снова я напортачил, излишне погорячился…" И вслух спросил: - Кто из посторонних есть в квартире? Покажи сама, все равно найдем!
   – Там… - Раиса мотнула головой в сторону гардероба. Милиционер рванул дверцу и отскочил:
   – Выходи!
   Зашевелилась одежда, из-под нее выбралась испуганная до смерти девчонка лет 18. Мутные глаза, преждевременно угасшее лицо. Она в ужасе смотрела на Колю, ярко накрашенные губы дрожали.
   – Ты кто? - Коля сунул кольт за ремень.
   – Муська, - сказала она и заплакала, размазывая слезы по лицу вместе с краской и губной помадой.
   – Не реви! - прикрикнул Коля. - Где Пантелеев?
   – Не… не знаю-ю… - еще сильнее заревела Муська. - Ничего я не знаю…
   – Не знаешь, - повторил Коля и подошел к тумбочке. - А это кто? - он показал фотографию Пантелеева.
   – Лё-е-ня… - выдавила Муська. - Не знаю я его фамилии, вон Рая знает.
   Коля повернулся к Раисе:
   – Советую говорить… дамочка.
   – А ты мне не советуй, - медленно начала она, постепенно приближаясь к Коле и повышая голос, продолжала: - Ты кто такой, чтобы мне советы давать? Лягаш, падла, мусор, век свободы тебе не видать, чтоб у тебя рог на лбу вырос! - И, задыхаясь, закончила: - Не-на-ви-жууу!!!
   – Уберите, - приказал Коля милиционеру.
   …Приехали на Дворцовую. Раису и Муську отправили в ДПЗ - дом предварительного заключения, внутреннюю тюрьму УГРО. Коля доложил Бушмакину о результатах. Все молчали, только Колычев, обычно очень сдержанный, немногословный, изо всех сил ударил кулаком по столу и закричал:
   – Безобразие! Черт знает что! Бездарный молодой человек! Оборвали две ниточки сразу! Сеню Милого вы шлепнули, как нелепый первогодок без опыта! Стрелять, оказывается, не научились? А Раиса! Это же непростительно! Зачем вы ей раскрылись? Из этой, пардон, бабы теперь слова не вытянешь, уж вы мне поверьте!
   – Прав товарищ Колычев, - сдерживая раздражение, сказал Бушмакин.
   – Так получилось, - буркнул Коля. Он мог бы объяснить, что ни в чем не виноват, что действительно так случилось - Сеня Милый узнал его, несмотря на маскарад, и хотел убить, и если бы он, Коля, не услышал щелчка предохранителя, - кто знает, может, уже час назад лежал бы он на мраморном столе в прозекторской. Коля усмехнулся и добавил: - Ну, виноват, накажите, если заслужил…
   – Нет бы пойти за Сеней, - причитал Колычев, - нет бы установить, куда, к кому, зачем он шел? Так на тебе! Он, как пацан сопливый, стрельбу открыл! Нет, милый друг! Уходит эпоха стрельбы! Не за горами то время, когда всем нам мозг понадобится, мозг, а не пули!
   – Коля, ты в самом деле не ребенок, - сказал Бушмакин. - Такие ошибки непростительны. Трое суток, извини, меньше не могу!
   – Есть трое суток ареста! - щелкнул каблуками Коля и добавил: - Надеюсь, с исполнением обязанностей?
   – С отбытием на курорте, - съязвил Бушмакин. - Ты будешь валяться на нарах, а другие исправят твою оплошность? Нет! Иди и работай.
   Тренькнул телефон. Бушмакин снял трубку и несколько секунд слушал, все больше и больше мрачнея. Повесив трубку, сказал:
   – Двух часов не прошло. А результат твоего легкомыслия налицо.
   – Ограбление? - повернулся Колычев.
   – Убит ювелир Аникеев. - Бушмакин швырнул трубку на рычаг. - Вынесено все, подчистую. - Бушмакин в упор посмотрел на Колю: - Ступай и подумай, как жить дальше, парень.
   Коля спустился по лестнице, его обогнали Вася и Гриша. Вася крикнул:
   – Ты с нами?
   – Я домой, - ровным голосом сообщил Коля. - Сбылась мечта моей жены.
   – Потом расскажешь, какая, - на ходу выкрикнул Гриша.
   Когда Коля вышел из подъезда, от тротуара отъехал старенький "Пежо", и Вася помахал Коле рукой.
   Коля хотел было выйти на Невский и сесть в трамвай, но раздумал и пошел пешком. Через несколько минут он миновал Театральный мост и вышел к Михайловскому замку. Листвы на деревьях еще не было, и сквозь коричневатую паутину тоненьких веток отчетливо проступал густой пурпур стен. Коля остановился и вдруг вспомнил рассказ Маши: император Павел любил какую-то женщину и приказал выкрасить стены своего нового замка в цвет ее любимых перчаток… Коля вздохнул и словно в первый раз увидел на другой стороне Марсова поля ритмично чередующиеся фасады казарм лейб-гвардии Павловского полка, стремительно уходящую к Неве Лебяжью канавку и шпиль Петропавловки над Невой… "А ведь все это очень красиво, - грустно подумал он. - И, наверное, есть люди, которые каждый день любуются этой красотой, а когда им говорят, что бандиты кого-то убили, - в ужасе вздрагивают и передергивают плечами. Несправедливо это: для одних мир прекрасен и наполнен добром, для других - жесток, опасен и совершенно беспросветен… Стоп! Коля улыбнулся и сказал вслух: - Черта лысого! Черта лысого любовались бы они своей архитектурой, если бы не мы! А почему, собственно, "они"? Зачем делить на "мы" и "они"? Просто "мы"! Мы, народ, страна… Мы делаем одно общее дело. Мы боремся за него. Мы готовы отдать этому делу все, если надо, - и жизнь тоже. Это - главное.
   Коля закрыл дверь комнаты, молча сел к столу. Маша поставила перед ним тарелку, положила ложку, вилку и нож.
   – Иди, вымой руки.
   – Я не буду есть. - Коля встал из-за стола.
   – Что случилось? - спросила Маша тревожно.
   – Обидно. - Коля стукнул кулаком по столу. - Понимаешь, только что я понял, зачем живу на свете. Смысл жизни понял, ясно тебе?
   – В самом деле? - Маша попыталась говорить в своей обычной шутливо-насмешливой манере. - Ты, дорогой, догнал и перегнал Канта, Гегеля, Спинозу и даже Марка Аврелия. Они так и не выяснили, зачем живут. - Маша увидела страдающие Колины глаза и резко сменила тон. - Но… тогда почему ты огорчен? Радуйся!
   – Я бы радовался. - Коля покачал головой. - Но так складывается, что… В общем, бросаю я работу! Уезжаем. Все!
   Маша бросилась ему в объятия.
   – Милый! Наконец-то! Ты даже не представляешь, какой ты душка!
   – Только без этого офицерского жаргона, - поморщился Коля. - Где чемодан?
   – Вот. - Она вытащила из-под кровати фанерный чемодан - тот самый, с которым Коля когда-то приехал в Москву. - Но что случилось?
   – Я упустил Пантелеева. Они там уверены, что я кругом виноват.
   – А на самом деле?
   – Не знаю… - Коля замялся. - Раз упустил - значит виноват. Поедем ко мне в Грель, Маша. Корову заведем, кур. Пахать будем. Ты сама говорила, что даже граф Толстой это дело обожал.
   – Обожал, - съязвила Маша. - Пахать, мон шер, - это искусство. У тебя не получится.
   – Это почему же? - обиженно спросил Коля. - Мы испокон веку - крестьяне.
   – Драчуны вы испокон веку, - насмешливо сказала Маша. - Ничему-то вы не хотите научиться до конца. Поверхностные вы какие-то. Прости за банальность, но не ошибается тот, кто ничего не делает.
   – Кто это так здорово сказал? - удивился Коля. - Маркс?
   Маша добродушно рассмеялась:
   – Глупый ты. Большой и глупый Коля. Никуда я с тобой не поеду.
   – Уеду один, - упрямо сказал Коля.
   – Нет! - она вздохнула. - Ты никуда от меня не уедешь. Ни от меня, ни от своего дела.
   В дверь постучали. На пороге появилась Маруська. Обвела взглядом комнату, заметила раскрытый чемодан:
   – Как прикажешь понимать?
   – Да вот, - Коля смущенно пожал плечами, - думаем…
   Маруська в упор посмотрела на него:
   – Не стыдно?
   – Стыдно, - согласился Коля.
   – Внизу машина, поехали, - сказала Маруська. - Обещаю: о том, что видела, - никому ни слова.
   – Спасибо, Маруся, - кивнула Маша. - Это минута слабости, прости его.
   – Гриша тяжело ранен, - произнесла Маруська ровным, каким-то бесцветным голосом. - Говорят, насмерть он ранен. - Она зарыдала.
   В ожидании, пока конвойный приведет Муську, Коля снял трубку и позвонил в Мариинку. Ответила дежурная сестра. Она выслушала Колю и долго молчала.
   – Говорите, девушка, - не выдержал Коля. - Ну чего вы, в самом деле, мы ведь не барышни нервные.
   – Умер ваш товарищ, - ответила сестра. - Пять минут назад. Проникающее пулевое ранение. Поражен левый желудочек сердца. - Она что-то еще говорила, но Коля уже бросил трубку.
   Гибли товарищи. Умирали от бандитских пуль, от ударов ножом из-за угла лучшие друзья, веселые, добрые, всей душой и телом преданные святому делу революции. Гибли один за другим, словно в страшной, безжалостной мясорубке.
   Вошел Бушмакин, увидел Колю и молча поправил сползшую с рычагов трубку:
   – Пантелеев там засаду оставил. Наглеет с каждым днем, подлец. Гриша первым шел.
   – Не надо, батя, - попросил Коля. Он взял себя в руки и добавил: - Сейчас Муську приведут. Надеюсь я на этот разговор, батя. План такой: если Муська нам поверит, если мне удастся настроить ее должным образом, - Раису придется выпустить…
   – Притоносодержательницу? - раздраженно спросил Бушмакин. - А закон? Его по боку?
   – Я все понимаю, - сказал Коля. - Поймите и вы. Раиса - единственный и очень тонкий ход к Леньке. А Муська - около нее. Понятно?
   – Все понятно, - кивнул Бушмакин. - Но Раису, после того, как она побывала у нас, а тем более Муську, Пантелеев близко к себе не подпустит.
   – Я рассчитываю на то, что в ближайшие несколько часов он не узнает об их аресте, - нас никто не видел: ни соседи, ни во дворе. А когда арестованные выйдут отсюда, они обе будут молчать о том, что были здесь. Они знают Леню.
   – А как объясним прокурору освобождение Раисы? - Бушмакин продолжал слабо сопротивляться. - Она преступница.
   – Просто объясним, - сказал Коля. - Конкретных улик, бесспорных доказательств у нас против Раисы, как притоносодержательницы, или скупщицы краденого, или соучастницы Леньки, - нет. А по обоснованным предположениям санкции на арест не дают. Нужны доказательства. Прокурор это тоже знает.
   – Убедил, - кивнул Бушмакин. - Если все получится - звякни, я дам команду - Раису выпустят. - Бушмакин ушел.
   Постучался конвоир, ввел Муську. Она осмотрелась и села, нагло закинув ногу на ногу.
   – Что решила? - спросил Коля.
   – А чего решать? - она нервно улыбнулась. - Стойку буду держать, начальник.
   – Ваша настоящая фамилия?
   – Муська, начальник. - Она нахально уставилась ему в глаза.
   – Толмачева Мария Николаевна, проживаете: Сергиевская улица, дом четыре, квартира два, - сказал Коля. - Род занятий?
   – Уличная я, - не слишком уверенно сообщила Муська.
   – Отец у тебя в порту работал? - Коля перешел на "ты".
   – Работал. Пока не спился, - сказала она раздраженно. - Чего пытаешь, легавый? Чего в печенку лезешь? Думаешь, невзначай Леню продам? Отстань лучше.
   – А мать у тебя еще жива, - невозмутимо продолжал Коля. - Семьдесят лет старухе. Ты у нее одна, других родичей у вас нет. Ежели ты в "глухую" сядешь, что с матерью станет?
   Муська заплакала.
   – Думаешь, я с тобой торговлю веду? - тихо спросил Коля. - Ты мне Леню выдашь, я тебя отпущу. Такие байки про нас сочиняют, угадал? Я тебе вот что скажу, - продолжал он. - Если за тобой что-нибудь есть - будешь сидеть. Мы на сделки с совестью и законом не идем.
   – А на что вы идете? - горько спросила Муська.
   – На ком-про-миссы, - серьезно сказал Коля. - Если мы видим, что человек не совсем пропащий, - помогаем ему осознать себя, встать на ноги, порвать с преступной средой. А ты как? Чиста перед законом?
   – Нету за мной ничего, хоть сейчас проверяй - нету! - крикнула Муська.
   – А нету, - подхватил Коля, - так чего же ты ревешь, психуешь и за этого бандита и убийцу переживаешь? Он сейчас или убивает кого-нибудь, или в ресторации награбленное проживает. А ты в УГРО сидишь. А между прочим, спроси сейчас у Лени: кто, мол, такая Муська? Толмачева, мол, кто? С Сергиевской? Так он, твой Леня, и не вспомнит!
   Муська молча слушала, глаза ее опухли от слез.
   – Не скажешь? - вздохнул Коля.
   – Не знаю я… ничего, - она отвела глаза.
   Коля задумался на мгновение и снял трубку:
   – Я это. Давай, батя, как договорились.
   Нажал кнопку звонка, сказал конвоиру:
   – На выход, с вещами.
   Муська смотрела на него, ничего не понимая.
   – Иди домой, - сказал Коля. - И занятие свое бросай. Вот мой телефон, позвони, если что. С работой сейчас туго, сама знаешь, но я тебе помогу. Иди.
   – Райка все знает, Райка! - не выдержала Муська. - Ее спросите!
   – Дрянь твоя Райка. И говорить нам с нею не о чем. Мы ее тоже отпустим - фактов у нас нет. Но если бы были…
   – Да я вам такое расскажу! - с жаром воскликнула Муська.
   – Ты вот что, - прервал ее Коля. - Ты пока помолчи, подумай. Откуда главное зло, подумай. И если решишь что-нибудь - звони, приходи в любое время. Я тебе верю.
   Она недоверчиво усмехнулась.
   – Бросишь это поганое дело, и будет у тебя все хорошо, Муська. Муж будет, дети будут, любовь, само собой. Учиться пойдешь. Не смейся, я не шучу. Лет через пять-шесть я тоже пойду учиться. И мы еще с тобой встретимся, только я буду студентом, а ты - преподавателем.
   Она покачала головой:
   – Мастер вы сказки рассказывать, начальник.
   – Разве это плохая мечта, Муська? - тихо спросил Коля. - А уж добиться ее - наша с тобой забота. Иди.
   Она ушла. А Коля подошел к окну и долго смотрел на Дворцовую, смотрел до тех пор, пока на площади не появилась маленькая, щуплая фигурка Муськи. Он уже хотел отойти от окна, как вдруг Муська остановилась и растерянно заметалась, явно пытаясь остаться незамеченной. Наконец, она скрылась за цоколем Александровской колонны, и в то же мгновение Коля увидел Раису. Беспокойно оглядываясь, она свернула с Дворцовой на Миллионную. Муська побежала следом. И тогда Коля понял все. Он догадался, что его разговор с Муськой возымел быстрое и несколько неожиданное действие. Девчонка поверила ему, почувствовала его искренность и доброжелательность и теперь решила заслужить его уважение и доверие - выследить Раису. Коля подумал, что для неопытной Муськи такая слежка чревата самыми тяжелыми последствиями, и снял трубку телефона.
   – Дежурную пролетку и опергруппу - к подъезду! - приказал Коля и побежал вниз.
   Он выскочил на Дворцовую. У кромки тротуара уже стояла обшарпанная пролетка с бородатым кучером на козлах - эти пролетки брали на дежурство, а их владельцев за это освобождали от уплаты налога. Хозяевам-извозчикам такой порядок был выгоден - отработал три дня в месяц - и гуляй… Вася и Маруська уже сидели в пролетке, устало развалившись на мягких кожаных подушках.
   – Подними верх, - приказал Коля кучеру. Тот неохотно, с ворчанием поднял тент и стегнул лошадь.
   – Держи сбоку, не торопись, - сказал Коля.
   Пока проезжали площадь, он коротко объяснил ситуацию Васе и Маруське. Выехали на Миллионную. Впереди быстро вышагивала Раиса, а чуть поодаль, по другой стороне, - Муська.
   – Чем черт не шутит, - задумчиво сказал Вася. - Она, может, к Пантелееву идет.
   Кучер услышал, обернулся и, яростно дернув вожжи, остановил лошадь:
   – Слазьте.
   – Ты с кем разговариваешь? - взбесился Вася.
   – Тише, - успокоил его Коля. - Поехали.
   – А я говорю - слазь! - уперся кучер. - Пантелеев - это ваша печаль, а у меня, промежду прочим, одна голова и одна кобыла! В случае чего - кто мне убытки покроет?
   – Уйдут, - сказала Маруська, тревожно вглядываясь в глубину улицы: Муська и Раиса шли уже где-то у самого Марсова поля.
   Вася обнажил кольт, сказал, ощерившись:
   – Бегом отсюда, гад! Считаю до трех. Раз… Два…
   Кучер слетел с козел и, подоткнув полы кафтана, молча помчался по мостовой.
   Коля влез на козлы.
   – Он пожалуется, нас на губу посадят.
   – Это потом, - сказал Вася. - А сейчас хоть дело сделаем.
   Выехали на Большую Конюшенную. Раиса и Муська по-прежнему шли впереди. На углу Конюшенной и Невского Раиса оглянулась и скрылась в дверях обувного магазина. Следом за ней вошла в магазин и Муська. Коля стеганул лошадь. В одно мгновение коляска оказалась рядом с дверями.
   – Маруся - к черному ходу, ты со мной! - приказал Коля и бросился к дверям. Навстречу вылетела белая, как стена, Муська, сказала, едва выговаривая:
   – Ленька… там…
   Коля рванул из-за пояса кольт, краем глаза успел увидеть, что Вася сделал то же самое, и, оттолкнув Муську, вбежал в магазин. Пантелеев примерял ботинки. Раиса стояла рядом и что-то ему объясняла.
   – Руки вверх! - крикнул Коля.
   Истошно закричали продавщицы. Пантелеев выхватил маузер и, не целясь, от бедра, начал стрелять. Посыпались стекла, женщины с визгом бросились врассыпную, но Коля еще медлил - хотелось взять бандита живым. Внезапно Пантелеев повернул маузер и выстрелил Раисе в живот:
   – Ты… привела, - не услышал, но прочитал по губам Коля.
   Раиса сползла на пол, выговорила, задыхаясь:
   – Нет. Леня, родной, не я… Она…
   Пантелеев оглянулся и увидел: Муська стояла справа от дверей, бледная, прижав маленькие кулачки к груди.
   Дальнейшее произошло в считанные доли секунды: Коля выстрелил в Пантелеева, но не попал. Бандит бросился на пол, покатился, стреляя. Вскрикнул и упал Вася - он загородил Муську и получил сразу три пули. От черного хода метнулась Маруська и повисла на Пантелееве сзади, пытаясь выкрутить ему руки и отобрать маузер. Коля прыгнул к бандиту и ударил его ногой в подбородок. Удар был настолько сильным, что Ленька взлетел к потолку и тяжело рухнул.
   Ему связали руки. Коля поднял его, поставил на ноги и несколько раз сильно и зло ударил по щекам. Пантелеев очнулся, мутными глазами осмотрел зал.
   – Иди, - приказал Коля.
   Подошла Маруська, сказала:
   – Вася убит… - И бросилась на Пантелеева, стараясь разодрать ему лицо. Коля не торопился оттащить Маруську. Подошел хозяин магазина:
   – Они-с его-с запорют-с… Вам же-с отвечать-с…
   И только тогда Коля остановил Маруську. Лицо Пантелеева было изодрано в клочья.
   Бандита вывели на улицу, посадили в пролетку. Вокруг собралась огромная толпа. Все стояли молча.
   И снова Маруська рванулась к бандиту.
   – Я его кончу, кончу я его! - Она рвала из кобуры браунинг, но пистолет зацепился за петлю застежки и не вынимался.
   – Смерть бандиту! - выкрикнул кто-то в толпе, и все подхватили на едином дыхании: - Смерть!
   Люди бросились к пролетке. Коля увидел поднятые кулаки, искаженные ненавистью лица и, поняв, что одному ему этот надвигающийся самосуд не остановить, выстрелил несколько раз в воздух:
   – Стойте! Стойте, вам говорят! Только что на ваших глазах убит наш лучший работник, наш боевой товарищ…
   Толпа замерла, и Коля продолжал:
   – Но мы не расстреливаем бандита на месте! Мы соблюдаем революционную законность, памятуя, что только суд может вынести приговор от имени народа. Я прошу вас пропустить нас и дать нам возможность доставить задержанного. - Он стеганул лошадь и вдруг услышал, как кто-то крикнул:
   – Спасибо вам! Спасибо за все!
   Коля оглянулся. В толпе стояла Муська и махала рукой.
   – Берегите ее, - лениво сказал Пантелеев. - Как твоя фамилия, инспектор?
   – Кондратьев.
   – А я - бывший сотрудник Пантелеев, - ухмыльнулся бандит. - Жаль, что мы не вместе. Петроград треснул бы.
   – Молчи, - сказала Маруська. - А то не выдержу я.
   – Теперь выдержишь, - заметил Пантелеев. - А я все равно убегу, и первая маслина будет ссучившейся Муське, это вы учтите, начальники.
   Васю похоронили на Смоленском кладбище, недалеко от церкви, там, где среди пухлых дворянских ангелов с гусиными крыльями скромно просвечивали сквозь молодую листву краснозвездные обелиски над могилами Никиты и Гриши. Теперь к ним прибавился третий.
   Ударил трехкратный залп, потом оркестр сыграл "Интернационал", и все разошлись. Коля долго стоял у свежего холмика и вспоминал свою первую встречу с озорным, горластым Васей - тогда, на "Старом Арсенале", поздней осенью семнадцатого. Рядом замерла Маруська. У нее были сухие, покрасневшие глаза, а у рта вдруг четко обозначились две глубокие борозды.
   – Идем, Коля. - Они медленно двинулись к воротам кладбища. - Я знаешь о чем думаю? - Она остановилась. - Я думаю, а как же отнесутся ко всему этому люди потом? Внуки наши? Правнуки?
   – Не знаю, - Коля пожал плечами. - Наверное, нас забудут. И обижаться на это нельзя, Маруська. Зачем людям помнить о плохом?
   – Чушь! - горячо сказала Маруська. - Мы с тобой счастливые, Коля. Мы живем в такое время, которое никогда уже не повторится. Ты задумайся: мы стоим лицом к лицу с врагами революции, и еще неизвестно - кто кого. Да, да, мы не у Кузьмичева в кабинете, темнить нечего. Неизвестно! Но мы верим в свое дело, в свою правду! Верим, Коля?
   – Верим, - Коля кивнул. - А ты, оказывается, оратор, Маруська. Вот не знал!
   Она смущенно улыбнулась:
   – Сама не понимаю, как получилось. Одно скажу: много вокруг плохого, много врагов. А настоящих, чистых, преданных людей все равно больше. Я вот думаю - пройдут годы, дерьма не станет, иначе зачем мы жизнь свою отдаем, а вот сохранят ли наши потомки нашу веру, нашу любовь, нашу надежду? Дай бог, чтобы сохранили и укрепили, вот чего я хочу всей душой!
   Петроградский суд приговорил Пантелеева к высшей мере социальной защиты - расстрелу. Кассационная инстанция ходатайство осужденного о помиловании оставила без последствий. Со дня на день Пантелеев ждал приведения приговора в исполнение.
   Как ни странно, он внешне был вполне спокоен, и, сидя в камере смертников, насвистывал какой-то мотивчик.
   На другой день после окончания суда Бушмакнн вызвал Колю и объявил, что начальник управления Петроградской рабоче-крестьянской милиции премирует Колю месячным окладом и месячным отпуском, не считая дней, которые будут затрачены на дорогу.
   Коля помчался домой, по дороге заскочил на городскую станцию за билетами. На Псков стояло человек восемьсот, и Коля хотел было плюнуть и на отпуск, и на поездку, но подошел знакомый сотрудник, хлопнул Колю по плечу и через пять минут принес два общих места в жестком вагоне. Коля настолько изумился, что даже не поблагодарил сотрудника, а только растерянно кивнул, отдал деньги и убежал.
   Дома он с порога показал Маше билеты и заорал что было мочи: