Нагорный Алексей Петрович. Повесть об уголовном розыске

   Коля и Басаргин переглянулись.
   – Я с бандой "законтачил", - сказал Коля. - Они уголовники, а у меня как-никак - опыт. Мы с женой представляемся им блатной парой, битые, мол, много видели, седыми стали…
   – Что ты предлагаешь? - спросил Швыдак.
   – Влезу к ним, завоюю авторитет. Подготовлю выступление всех групп разом, соберу вожаков.
   – А мы их раз - и квас, - задумчиво сказал Коломиец. - Банды без главарей - это сброд. Хорошая мысль! Дельная! Остатки банд с помощью наших людей разложим изнутри. Сагитируем - разойдутся…
   Коломиец внимательно посмотрел на Колю:
   – Как считаете, больше проверять вас не станут?
   – Считаю, что станут. Но теперь уже легче будет…
   – Вряд ли легче, - Коломиец покачал головой. - Не знаю, что они еще могут придумать, - главное, не ставить себя в положение, когда вынудят на самом деле убить кого-нибудь из своих. Чтобы этого не произошло, мы должны втянуть их в свою проверку - убедительную и точную. Я подумаю над этим.
   – За жену не боишься? - спросил Швыдак. - Может, ей лучше отойти?
   – Лучше, - кивнул Коля. - Но она не отойдет.
   – Ладно. - Швыдак закурил. - Разошлись, мужики. Светает.
   – Матери кланяйся, - Коля проводил Витьку до подъезда, - Бушмакину скажи: поручение выполняю по мере сил, пусть так и передаст Сергееву. А настроение у крестьян хорошее. В Советской власти у подавляющего большинства сомнений нет.
   Спустя десять минут он вернулся в дом Серафима. Маша не спала.
   – Ну что? - шепотом спросила она. - Как Анисим?
   – Жив. Ничего. - Коля погладил ее по руке. - Ты извини, что я опять тебя втягиваю в свои дела.
   – Муж - иголка, жена - нитка. Так меня учили в институте благородных девиц.
   – Ты все шутишь. А я за тебя боюсь.
   – Ты и должен за меня бояться. А я - за тебя. Давай спать, счастье мое… - Она улыбнулась - ласково и немного насмешливо. Так мать улыбается талантливому сыну - единственному и любимому.
   Коля не уснул. Он думал о том, что десять лет назад в его жизни произошла та единственная и удивительная встреча, которая навсегда, до березки на краю могилы, делает человека счастливым, дает ему полной грудью ощутить радость бытия, дает ему крылья. Маша - настоящий и драгоценный подарок судьбы. Как страшно его потерять.
   Серафим выглядел необычно: в холщовой рубахе, перепоясанный веревкой, в смазных сапогах.
   – Вы, батюшка, никак мирянином решили стать? - пошутила Маша.
   Серафим заткнул за веревку небольшой топор:
   – В лес еду - дрова нужны. Может, составите кумпанию?
   Коля и Маша переглянулись.
   – Давно хотела в лесу побывать, да все случая не было, - улыбнулась Маша. - Съездим? Грибы пошли, земляника.
   – Съездим, - кивнул Коля. - Трогай, святой отец.
   Они выехали за околицу. У опушки леса, на обочине, сидел Скуластый, дымил самокруткой. Встал, поклонился:
   – Бог в помощь, батюшка.
   – Садись с нами. Мы вот решили за ягодкой прокатиться.
   – Ягодка к ягодке, - бандит подмигнул Маше. - Вот и малинник, правильно я говорю? - он попытался ущипнуть Машу, но она взяла его за нос, сказала угрожающе:
   – Грабки убери, локш потянешь.
   – Ишь ты, - нахмурился бандит, но на всякий случай отодвинулся.
   – Правильно, не распускай рук, дурак, - кивнул Серафим.
   Коля одобрительно посмотрел на жену.
   Въехали в чащу - свет померк, колеса зачавкали по жидкой грязи. Сидели молча. Приближался решительный момент, и все хорошо это понимали.
   – Благостно, - потянулся бандит. - Хорошо. В этой глухомани никакая власть не достанет. Верно я говорю, начальник? - Он недобро посмотрел на Колю.
   – Ешь раз назовешь меня начальником - пришью, - ровным голосом пообещал Коля. - Понятно объяснил?
   Из-за деревьев выскочили двое, схватили лошадь под уздцы:
   – С прибытием, батюшка.
   – Все в сборе? - Серафима словно подменили. Голос его окреп, приобрел командирские интонаций, он выпрямился, сразу стал выше ростом.
   – Конду сыграли, ельна ждет, - осклабил гнилые зубы бандит.
   Серафим с усмешкой посмотрел на Колю:
   – Ты, наверное, понял? Нас ожидают представители повстанцев.
   "Ишь ты, - подумал Коля. - И название придумали из времен французской революции… Повстанцы. Ах вы, сволочи недорезанные…" А вслух сказал:
   – Лучше бы с политикой нам не вязаться. За политику ГПУ к стенке ставит.
   – Нынче без политики хода нет, - сказал бандит. - Вот батюшка, спасибо ему, нас просвещает.
   Вошли в охотничью избушку. Вокруг - Коля успел заметить это - расположился лагерь: не менее двухсот - трехсот бандитов, перепоясанных патронными лентами, с пулеметами. Священник, поняв, что Коля потрясен увиденным, сказал торжествующе:
   – Хороший сюрприз? От большевичков пыль пойдет. По всей губернии затрещит их антихристова власть!
   – Затрещит, - искренне согласился Коля. - У вас ведь сила. А власть к такому не готова, это уж можете мне поверить. Даже я, битый-перебитый, не ожидал…
   – Знакомься, - сказал Серафим.
   – Да мы, я чай, знакомы, - улыбнулся шедший навстречу Феденька. - Здоров, Коляча…
   – Здоров, Федя. А ты, однако, поумнел.
   – А ты? - прищурился Феденька. - Вот и проверяли мы тебя, и Потылиха через твою бабу - здрасьте вам, - поклонился он Маше, - вроде бы подтвердила, что свой ты кулик в доску, а после нашей встречи и стычки в вагоне сумление у меня. Вот хошь убей, - есть в тебе душок ГПУ! - Он снова улыбнулся.
   Коля тоже улыбнулся:
   – Я за такие слова надысь одному дурачку уже пообещал дыру провертеть. Тебе прощаю по старой дружбе. Здравствуйте, господа.
   Рядом с Феденькой сидели за столом еще двое: первый - Никодим, в мужицкой одежде, худой, заросший седой щетиной; второй - в грязной, изношенной офицерской форме - лысый, похожий на отставного интенданта. Его все так и звали - Лысый.
   Оба промолчали, и Коля продолжал:
   – Говорю сразу: на вашу политику мне плевать. Я - "вор в законе", блатной, чтобы вы знали, и у меня свой интерес. Я вам продаю мыслю - как дорваться до власти, вы мне позволяете награбить столько, сколько мы вдвоем с моей марухой на плечах подымем и унесем… Речь не о барахле, само собой, а об рыжье. Зайдем в банк, в "Торгсин", заберем, что поглянется, и ла-та-ты.
   – Не дорого ли просишь? - спросил Лысый. - Нам тоже деньги нужны - на движение.
   – Я не прошу. Я цену назначаю. Я продаюсь вам - если нужен, конечно.
   – Мне пусть позволят выбрать золотые украшения, - сказала Маша. - Сверх всего. А на себе мы много ли унесем, миленький? Пусть дадут нам транспорт - автомобиль какой-нибудь комиссарский, мы его нагрузим доверху и ладненько.
   – Круто заворачиваешь, - буркнул Никодим. - Я пока не вижу, за что платить.
   – Скажу. - Коля сел, навалился на стол. - Вас - много, но это видимость одна. Чтобы в губернии власть взять - надо вдесятеро больше. Знаю людей с оружием, опытных - человек сто. Скажу им слово - они к вам перекинутся.
   – Где эти люди? - спросил Серафим. - Кто они?
   – В свое время я их вам объявлю. А суть вот в чем: всем, кто против Советов, надо бы собраться и договориться - под единым началом план придумать - кто откуда бьет, да и ударить разом! Конечно, навсегда мы власть не захватим, но дней десять продержимся, пока комиссары будут чухаться. А за это время - активистов в расход, хлеб спрячем - сожжем, повсюду сунем наших людей. Пущай коммунисты возвертаются - у них земля под ногами гореть станет!
   Все долго молчали.
   – Заманчиво, - вздохнул наконец Серафим.
   – Заманчиво, - кивнул Лысый. - Только где гарантия, что мы соберемся, а нас ГПУ в оборот не возьмет?
   – И возьмет, - улыбнулся Феденька. - Если своих мер не примем. - Он посмотрел на Машу. Коля перехватил его взгляд, и у него упало сердце. - Заклад нужен, - сказал Феденька, не спуская глаз с Маши.
   – Ах ты, Мехмет… Хитер, как азият. - Серафим с уважением похлопал Феденьку по спине. - Выкладывай, что придумал.
   – Заклады разные бывают, - Феденька с садистским наслаждением взглянул на Колю. - Иной заклад вроде и дорогой, а хозяин на него наплюет в случае чего. Верно я говорю, Коляча? Ладно, не отвечай, сначала дослушай. Есть, братцы, такой заклад, что его даже гадюка не предаст. Скажем так: для матери - ребенок ейный, для мужика - любимая его… Догадался, Коляча?
   – Нет, - Коля побледнел, отодвинулся от стола. Рука невольно поползла к поясу.
   – Не надо. - Лысый приставил к голове Коли дуло нагана. - Сиди тихо, думай. А за штаны не хватайся.
   – Нет, - снова сказал Коля.
   – Да, - Маша встала, подошла к Феденьке. - Хочешь из меня фортыцер «Фортыцер (жарг.) - предмет, с помощью которого прикрывают действия при краже» сделать? А я не боюсь. Чего нам бояться, Коля? Или мы их продать хотим? Остаюсь я.
   – Ладно. - Коля тоже встал. - Будь по-вашему. Хоть волос с ее головы уроните - вечная вам память будет.
   – Ты нас не стращай, - осклабился Феденька. - А чтобы уж совсем мне уверенным быть - такой я недоверчивый уродился, ты, Коляча, возьми на себя Оглоблю - Анисима, товарища Басаргина. С юности он мне ненавистен, ты уж доставь мне наслаждение, пришей его… Где и как и кто свидетелем будет - мы тебе скажем. Принимаешь?
   – Дурак ты, - презрительно сказал Коля. - Да хоть сей секунд!
   …На обратном пути, покачиваясь в телеге рядом с Серафимом, Коля думал о том, что очень сильно недооценил бандитов, а главное - позволил-таки им поставить себя в ситуацию, когда необходимо стрелять в своего, в Басаргина, и другого выхода практически нет.
   Басаргин спокойно выслушал Колин рассказ, почесал в затылке:
   – Придумаем что-нибудь. Вот с Машей твоей - это, сказать по-научному, и в самом деле неувязка. Черт их знает - лишь бы они глупости какой с ней не сделали. Все-таки мужичье озверевшее.
   – Ты мне об этом лучше не говори, - стиснул зубы Коля. - А то я поеду туда.
   – Э-э-э, - протянул Коломиец. - От тебя ли слышу, герой. Их, брат, умом надо побеждать, а не только числом или пулями. Ну, с отрядом этим ты, прямо скажем, придумал хорошо. Прямо сейчас начну подбирать и готовить надежных людей, поместим их в лесу, километрах в тридцати - сорока от лагеря. Но что с Басаргиным делать, вот вопрос. - Коломиец улыбнулся. - Давай, Басаргин. Тебе, как кандидату в покойники, первое слово.
   – Пальни в меня холостыми, - сказал Басаргин. - А уж я постараюсь притвориться мертвым…
   – Он-то пальнет холостыми, - сказал Коломиец. - А они проверят боевыми. Тебе, брат, и притворяться не придется. Тут надо построить острую и точную комбинацию. Вот если бы у Серафима были ценности…
   – Наверняка есть, - сказал Коля. - Забыли про сообщение Виктора? Кличка - Черный, из духовных… Регулярно снабжал перекупщиков золотишком.
   – Я выманю Серафима в уезд, - сказал Коломнец. - Ты проведешь у него негласный обыск. Законные основания для этого у нас налицо. Возражений нет? Принято.
   На следующий день возбужденные жители Грели повалили на площадь: прошел слух, что по всему уезду церкви будут ликвидированы, а в первую очередь - в Грели. Прибежал Серафим, взошел на паперть.
   – Братья и сестры во Христе, - начал он негромко и проникновенно. - Пришел и наш черед пострадать за веру православную… Не остыл еще пепел в нашем храме после недавнего нападения хулиганствующих советских активистов, как пришло новое испытание: верьте, как верю я, что без плохого нет и хорошего, а стало быть, все это от господа нашего, примем же со смирением. Я еду к отцу благочинному и вместе с ним буду добиваться справедливости у властей предержащих.
   Толпа запела "Спаси, господи, люди твоя". Серафим сошел с паперти и направился к телеге, благословляя толпу направо и палево, словно епископ. Потом сел в телегу. Толпа опустилась на колени.
   – Уезжает, - сказал Коля. - Можно начинать.
   Коля, Коломиец и Басаргин разошлись по комнатам. Выстукали стены и полы. Осмотрели сундуки и шкафы. Ничего подозрительного не было. Басаргин взмок и улегся на пол, раскинув руки.
   – Не то делаем, - сокрушался Коля. - Меня так учили: "кто спрятал, что спрятал, где спрятал…" Вот и раскиньте мозгами.
   – Ну кто спрятал? - привстал Басаргин. - Священник, если сказать по-научному, - поп.
   – И второе ясно, как божий день, - пожал плечами Коломиец. - Спрятал ценности - золото, бриллианты, еще какую-нибудь чепуху. А вот - где? Ответь, если знаешь?
   Коля подошел к иконам.
   – Смотрел уже, - сказал Басаргин.
   – Плохо смотрел, - отозвался Коля. - Прятал священник, бандит, где? - Коля начал снимать иконы, взвешивая их на руке. Снял последнюю - это была плохонькая, примитивно написанная "Смоленская богоматерь". - Ого! - Коля протянул икону Коломийцу. Тот качнул ее на руке:
   – Ровно свинцом набита.
   – И мне она показалась тяжелой, - заметил Басаргин. - Я решил, что она от сырости тяжелая.
   – От сырости, - укоризненно сказал Коломиец. - Давай, Кондратьев.
   Коля отодрал бархат, которым икона была заделана с обратной стороны, и все увидели, что в доске имеется квадратная деревянная вставка - вроде дверцы. Коля поддел ее ножом, и на скатерть хлынули драгоценные камни и золото в монетах разного достоинства. Здесь были и пятерки, и десятки, и даже пятнадцатирублевки - каких Коля и не видел никогда.
   – А молодец мой Витька, - обрадовался Коля. - Верно вышел на Серафима.
   Коломиец взял один камушек, осмотрел.
   – Бриллиант… Каратов на пять потянет. - Он разворошил всю кучку: - Здесь в твердой валюте - охо-хо!
   – Тыщ на десять, - сказал Басаргин.
   – На сто, если не на двести… - Коломиец положил бриллиант на место. - Аккуратно все заделай и повесь назад, - сказал он Коле. - Есть план… Они предлагают тебе убить Анисима?
   – Ну? - Несмотря на поучения Колычева и Маши, Коля так и не сумел избавиться от этого "ну"…
   – А мы им предложим убить Серафима.
   Коля вытаращил глаза:
   – Ты… ты угорел, Коломиец. Думай, что говоришь! За что им убивать своего главаря?
   – Им будет за что, не волнуйся. Но с точки зрения законности у нас должны быть очень веские основания для такой акции. Тем более, что проведешь ее лично ты.
   – Я? - Коля даже отодвинулся от Коломийца. - Нет!
   – Ты выполняешь задание, ты солдат революции, слова "нет" не может быть, - холодно сказал Коломиец. - Слушай, как все это будет. Вернется поп, дашь мне знать. Я приду к нему, ты и двое свидетелей из банды должны будете сидеть в засаде, но так, чтобы видеть и слышать мой разговор с Серафимом. В результате этого разговора бандитам, - Коломиец усмехнулся, - и тебе, - он подчеркнул это "тебе", - станет ясно, что попа и меня надо убить. Давай твой кольт.
   Коля, ничего не понимая, послушно протянул Коломийцу свой револьвер.
   – Смотри. - Коломиец достал из кармана и заменил в барабане кольта один из патронов. - Я поставил холостой. Проворачиваем барабан так, чтобы первый выстрел был боевым, а второй - холостым, ясно тебе?
   Коля все понял, но решил дослушать до конца.
   – Первый выстрел в попа, второй - в меня, - сказал Коломиец. - Не перепутай, иначе их задание ты выполнишь вдвойне: все-таки я - уполномоченный ГПУ, стало быть, - выше участкового уполномоченного милиции.
   – Ты еще можешь шутить, - оторопело сказал Басаргин. - Ну и башка у тебя, Коломиец. Тебе бы академиком, научно сказать, быть.
   – Или папой римским, - поддержал его Коля. - Не обижайся, план изощренный, на грани дозволенного.
   – Время теперь, можно сказать, за все грани перешло, - рассуждал Коломиец. - Говорю сразу: на преступление тебя не толкаю, все будет в рамках закона.
   В дверь постучали. Коломиец и Басаргин отскочили за портьеру, Коля открыл. Это был Тихон.
   – Лукича… - начал он, давясь от рыданий. - Лукича убили и Платониду… На глазах мальчонки убили, гады…
   Басаргин вышел из-за портьеры:
   – Иди, Тихон. Нельзя тебе быть здесь, иди. В руках себя держи.
   Тихон ушел.
   Коломиец вздохнул:
   – Брат его двоюродный этот Лукич. Жаль мужика. Нашенский был по всем статьям! Пойдем, Басаргин, нужно все выяснить.
   Коля долго сидел в своей комнате и размышлял над предложением Коломийца. Что ж. Ему не раз приходилось убивать врагов-бандитов в открытых вооруженных схватках. Но теперь… "Маша у них, - думал Коля. - Разве они на моем месте раздумывали бы? Убили бы Машу без всяких-яких, при малейшем подозрении… И еще убьют, не дай бог! - Коля даже вздрогнул от такой мысли. - Ну нет. Нет, Кондратьев, никаких колебаний. Не я - так меня. А Серафим - бандит и трижды заслужил свою участь".
   …Утром, когда Коля умывался, у колодца появился Тихон, повернул в сторону кладбища. Коля двинулся следом. Когда последние дома околицы скрылись за боярышником, пышно разросшимся среди могил, Тихон сказал:
   – Думаешь, я тебя сюда так привел? - Он подошел к двум осевшим холмикам, провел по ним рукой. - Поговорить мы в любом месте могли бы… Это могилы твоих родителей, ты их искал, но не нашел. Вот, смотри.
   Коля опустился на колени. Холмики были едва видны - давно осели, заросли высокой травой.
   – Мне Коломиец настрого запретил тебе говорить, - голос Тихона дрожал. - Но я скажу, я для того тебе и показываю эти могилы. Серафим их убил, родителей твоих… Феденька дом поджег, а двери колом подпер. Серафим ему приказал.
   – Я догадывался. - Коля встал. - Говори суть дела.
   – Пусть у тебя рука каменной станет, - глухо сказал Тихон. - Читай… - Он протянул Коле лист бумаги. Это был приговор. За активную, доказанную свидетельскими показаниями борьбу против Советской власти, массовые убийства советских активистов, поджоги, бандитские налеты и грабежи коллегия Псковского ГПУ приговорила служителя культа Серафима Воздвиженского к высшей мере социальной защиты.
   – Исполню, - Коля вернул приговор и хотел уйти, но Тихон остановил его.
   – Лукича знаешь кто убил? Сам Серафим. - Тихон заплакал. - Детей наших крестил. Родителей отпевал. Тать, места ему на земле нет! - Тихон помолчал несколько мгновений, взял себя в руки и продолжал: - Они к нему в дом ночью ворвались… Всех выгнали на улицу. Главный был с завязанным лицом - сидел в седле, командовал. Велел Лукичу отходную молитву читать, а тот задиристый, плюнул ему в лицо. Ну, главарь и расстрелял его собственноручно. А Платонида главаря узнала: Серафим это был. - Тихон снова замолчал, потом добавил: - Так что ты не сумлевайся. - Он заморгал, сгоняя слезы, высморкался в огромный холщовый платок. - Твое дело правое. Исстари заведено: бешеную собаку убей без пощады!
   Коля слушал Тихона и вспоминал свою встречу с Лукичом и Платонидой. Тогда - сами полуголодные - они радушно напоили его и Машу молоком. Лукич суетился около трактора, вел бесконечные разговоры о будущей артели. И вот их нет. Они прожили недолгую жизнь, прожили ее в голоде, холоде, бесконечных заботах о хлебе насущном, о полене дров, об одежонке. Потолок в избе - углом вниз. Пол в избе - углом вверх. Всегда больные, золотушные дети - теперь последний сын остался сиротой. Всегда горе, нужда, долгие зимние вечера, бесконечные, выматывающие душу ночи, когда нечем укрыться, а утром нечем разжечь печь. И вот теперь, когда пришли, наконец, иные времена и впереди, пусть далеко, но забрезжил рассвет и стало ясно, что стоит жить на земле, и счастье - это не поповские проповеди, а земля, которая принадлежит тебе и кормит вдосталь, платя добром за стертые руки, сбитые ноги и спину, которую к заходу солнца уже не разогнуть, - вот теперь, когда все стало так обнадеживающе хорошо, - бандитская пуля обрывает жизнь, а рассвет снова сменяет ночь, уже навсегда.
   "Нет им пощады… И не должно быть, - подумал Коля. - Пусть получат полной мерой, ибо сказано справедливо: "какой мерой меряете - такой и вам отмерено будет"…
 

***

 
   – Как знаешь, - Коля повернулся, чтобы уйти. - Если потом начнутся провалы - я тебя предупредил, на меня не вали!
   – Подожди, - Феденька разгладил записку, еще раз прочитал. - Тут сказано - в десять… Давай так: я пошлю тебя, ты посмотришь…
   – А ты скажешь, что я все придумал? - спокойно возразил Коля. - Нет уж. Пойдешь со мной.
   – Если ты, не дай господь, прав. - Феденька жалко сморщился и всхлипнул: - Я, Коляча, от разрыва сердца кончусь! Ты меня пожалей! Я Скуластого пошлю, лады?
   – Твое дело. Веришь ему - посылай, - нехотя согласился Коля и удивился тому, как неожиданно совпала кличка бандита с тем прозвищем, которое он, Коля, дал ему при первой встрече. - И второго кого-никого пошлю, - оживился Феденька. - Если ты, не дай господь, не обмишулился, - вот и выйдет из вас троих трибунал! - Феденька захохотал. - Ну, уж вы сами там решайте. А в случае, если ты, не дай господь…
   – Завел шарманку, - перебил Коля. - Как там маруха моя?
   – Да ничего, - вздохнул Феденька. - Еще двоих приложила - ходють с опухшими харями. Зверь она у тебя, не любит людей.
   – Если что - я из тебя, блаженный, кирпичей для храма наделаю, - пообещал Коля.
   Феденька помахал рукой и скрылся в лесу.
   Нужно было придумать, как выманить бандитов на встречу Серафима с Коломийцем.
   И Коля придумал. На листе ученической тетради Коломиец по просьбе Коли написал: "Встретимся у вас в 10 вечера. Необходимо обсудить очередное задание. Обеспечьте сохранение интимности". Потом Коля скомкал записку и поджег. На обгорелом обрывке читалось следующее:
   "… ретимся у вас в 10… обсудить очередное… сохранен…"
   – Представлю записку Феденьке, - сказал Коля. - Я посмотрю, как он откажется это проверить.
   – Согласен, - кивнул Коломиец. - Он не откажется. Будь начеку.
   …Феденька бесновался, выходил из себя и каждые три секунды выдергивал из кобуры наган.
   – Не верю! - вопил он истерично. - Это ты, Коляча, придумал! Да мало ли какая записка? Серафим? Отец? Нет!!!
   Встреча была назначена на десять, и главной заботой Коли было сделать так, чтобы Серафим к этому времени никуда не ушел. Коля то и дело заглядывал в горницу, но все шло по плану - Серафим водрузил на нос очки и старательно шелестел страницами библии.
   Без четверти десять Коля вышел во двор - его уже ждали Скуластый и Лысый, из руководства банды.
   – Веди, - приказал Лысый.
   – Из моей комнаты я в горницу дыры провертел, - сказал Коля. - Все видно и слышно. Занимайте места, я пойду ему скажу, что посланный приходил, Федя меня в лес зачем-то требует…
   Все прошло гладко: Скуластый и Лысый уселись у наблюдательных отверстий, Серафим без малейших подозрений отпустил Колю. Пробило десять. Коля осторожно влез в окно своей комнаты и занял место рядом с гостями. Прошло еще пять минут. Внезапно с улицы осторожно постучали в ставень. Серафим удивленно выглянул:
   – Кто там?
   – Я, - послышался голос Коломийца. - Откройте, Черный.
   Серафим покачнулся, схватился за сердце. Потом заметался по горнице. Коля торжествующе посмотрел на бандитов, те переглянулись в растерянности.
   "Только бы он вошел, только бы он успел, пока Серафим не схватился за маузер. В комоде маузер, в верхнем ящике", - лихорадочно соображал Коля.
   Коломиец вошел вовремя:
   – Одни, как и условились?
   Серафим хватал ртом воздух - он был настолько обескуражен, настолько не мог ничего сообразить, что Коля с радостью понял: первый раунд схватки выигран.
   – Давайте сразу к делу, Черный, - продолжал между тем Коломпец. - Сообщение ваше мы получили, это гражданский ваш подвиг, мы считаем, что вы за него заслуживаете всяческой похвалы теперь и снисхождения в будущем. Если вы на самом деле сдадите нам вашу группу, мы гарантируем вам немедленный отъезд за границу, в любую страну по вашему желанию, и даже сохраним вам это, - Коломиец снял икону "Смоленской богоматери", вскрыл тайник и высыпал на скатерть содержимое.
   Серафим застонал и повалился на стол лицом вниз. Он пытался что-то сказать, но у него ничего не получалось, он только мычал.
   – Чтобы дать вам возможность легальной деятельности, церковь в Грели решено не закрывать, - сказал Коломиец.
   – Ну, хватит! - пробормотал Лысый. - Тут и недоумку все ясно. - Он взвел курок нагана.
   – Нет, - повернулся к нему Коля. - Нет, уважаемый. Поп не верил - мне. Мента пришить велел - мне. Жизнь под пули ставил - мою. А сам кто? Предатель, гнида, ссучившийся поп!
   Коля выдернул из-за пояса кольт, с криком ворвался в горницу; он играл, ломал, что называется, комедию, но вдруг в какой-то момент подумал, что этот крик и искаженное лицо - это не комедия, а самая настоящая ненависть.
   – Бей продажных! Бей!
   У Серафима было узкое, белое, иконописное лицо. Он вяло прикрывал его обеими руками и что-то бормотал - неразборчиво и быстро. Коля выстрелил. Серафима отбросило к столу, он упал на него и остался лежать, раскинув черные рукава рясы, как крылья.
   Коломиец рвал застежку кобуры. Она не поддавалась, и тогда Коломиец бросился навстречу Коле, и в этот момент Коля выстрелил второй раз. Коломиец закричал что-то и покатился в угол избы. Коля сгреб драгоценности в карман:
   – Керосин тащите, он в коридоре! Торопись, фраера…
   Лысый и Скуластый послушно приволокли бидон с керосином. Лысый посмотрел на Серафима, потом ногой перевернул Коломийца:
   – Знакомый… Да никак это… - он восторженно взглянул на Колю и взмахнул пухлыми ручками: - Это же сам… Коломиец! Ге-пе-ушник! Н-да, молодой человек… Далеко пойдете, это я, бывший жандарм, вам говорю. И бывший офицер контрразведки. Позвольте руку пожать…
   – После! - уже спокойнее сказал Коля. - Чего ждете? Поливайте керосином и айда отседова!
   Выплеснули керосин. Скуластый чиркнул обломком напильника по кремню, раздул фитиль и швырнул его на пол. С ревом взвилось пламя.
   – Рвем когти! - крикнул Коля.
   Побежали к лесу. Коля все время оглядывался и думал: "Только бы он выскочил… Только бы ничего с ним не случилось…" Опасения эти были далеко не напрасны. Сильный и ловкий Коломиец успел выпрыгнуть в окно в тот самый момент, когда Коля и бандиты покинули избу Серафима, и едва сумел погасить загоревшуюся одежду.