– Чем?
   – Шутите? - обиделся Пашутин. - Доллары или там фунты - в помойку летят. Одно золото в цене повышается.
   – А сбыть кому?
   – Он знает кому, намекал.
   – Ладно, - Миронов притормозил, в упор посмотрел на Пашутина. - Почему вы решили об этом рассказать?
   – Так перспективы нету, - вздохнул Пашутин. - Золото они могут и не взять. Зинка - орех крепкий. На фиг мне тогда их контора. А и возьмут - так в первую очередь мою голову милиции подставят, отдадут на расправу, а сами смоются. Я Бородаева понял.
   – Запишите мой телефон, - сказал Миронов. - Если что, звоните. Понадобитесь - я вас найду. Всего доброго, Спасибо.
   – Не на чем. Мой гражданский долг.
   Николай Федорович прошелся по кабинету, сел к столу. С утра болела спина. Нина утверждала, что это самый настоящий радикулит. Николай Федорович незаметно потер поясницу, сказал, обращаясь к Миронову:
   – Факт примечательный. Как ты считаешь, Пашутин на самом деле принимает тебя за работника министерства?
   – Думаю, да. Во всяком случае, мне так показалось.
   – Что он рассказал о "Санько"?
   – Ничего. - Миронов удивленно посмотрел на Николая Федоровича. - В самом деле, а почему не рассказал? Странно…
   – Судя по сообщению Лабковского, - вступил в разговор Геннадий, - Пашутин знает о "Санько". Если он искренне хочет помочь нам, непонятно, почему промолчал.
   – Забыл? - Смирнов посмотрел на Николая Федоровича. - Товарищ генерал, я считаю, факт очень серьезный.
   – Пытаются нам подставить своего человека, сбить со следа? - улыбнулся Николай Федорович. - Я и сам так подумал. Но здесь с кондачка решать нельзя. Допустим, Пашутин хочет искренне помочь. Оттолкнуть его в этом случае - значит совершить непростительную ошибку. Возможно, тот человек из их среды, о котором мы все, так сказать, мечтаем, сам плывет нам в руки.
   – Именно сам плывет, - повторил Смирнов. - Это и вызывает сомнение.
   – Я поработаю с ним, - сказал Миронов.
   – Добро, - Николай Федорович встал, сморщился от боли в пояснице. - Сидите. Я буду ходить. - Он усмехнулся: - Старость - не радость. Нужно решить еще вот какой вопрос. Есть мнение, - он улыбнулся. - Фраза-то какая дурацкая. Безликая. Придумана, чтобы поменьше ответственности на горб нагружать. Так вот. Некоторые товарищи из министерства так считают: удвоить, утроить охрану завода, сдать вовремя заказ, а там можно и с преступниками повозиться. Как вы считаете, Миронов?
   – Неверная позиция. Удобная, безопасная, но неверная. А если преступники исчезнут? На чем мы их сможем разоблачить потом? Всплывут в другом месте, сколько бед наделают. Операцию нужно довести до конца именно теперь.
   – Я - за, - сказал Геннадий. - Главная надежда преступной группы - Зина и Володин, как я понял. Что нужно? Разобщить их с Бородаевым.
   – Согласен, - сказал Миронов. - Если, конечно, все так, как рисует Пашутин. А если нет?
   – Вот и я думаю. - Николай Федорович прижался спиной к дубовой панели, боль поутихла. - Как он тебе сказал? Перспективы нет?
   – Именно так.
   – Вообще нет перспективы или по этому делу?
   – По этому делу. Я хорошо понял. Он говорил совершенно конкретно, вот эти самые слова: "Если, - говорит, - Зинка не поддастся, зачем мне рисковать зря? А если и выйдет что - меня первого продадут…"
   – Меня жизнь чему научила? - сказал Николай Федорович задумчиво. - Если преступник приходит, что называется, с открытой душой, если он разочаровался в прелестях блатной жизни, решил с нею порвать и честно хочет оказать органам посильную помощь - это один разговор… Такому человеку, как правило, нужно верить. А Пашутин… Все же не тактический ли это ход, Миронов? Будь начеку… - Николай Федорович помолчал, потом закончил: - Принимаем план боевой, активный. Мы ведь с вами оперативные работники. Наше дело - действовать, а не у моря погоды ждать. Так я и доложу заместителю министра. Нас поддержат, я в этом уверен.
   Ссора с Зиной окончательно выбила Витьку из колеи. Было обидно и горько. Он и раньше чувствовал, что не в силах противостоять ее чрезмерно самостоятельному характеру, а теперь и совсем скис. "Какая самоуверенная, - думал Витька. - Ну и хорошо, что мы разошлись. Правильно говорит Борода: баба - первый предатель…" - Витька вышел из автобуса. На краю тротуара, под деревом, стояла Зина.
   – Здравствуй, - она виновато потупила глаза.
   – А-а… - протянул Витька. - Ну и что же потребовалось видной производственнице нашего передового предприятия от жалкой, ничтожной личности?
   – Не болтай, - Зина взяла его за руку. - Ты ведь и сам понимаешь: твой приятель Бородаев - просто скотина. Отойди от него, Витя. Мы ведь друзья?
   Витька вырвал руку:
   – Зайдем ко мне?
   – Зачем? Поздно уже…
   – Значит, не веришь другу Вите? - насмешливо прищурился Витька.
   – С чего ты взял? - Она покраснела. - Просто есть правила приличия.
   – Мать дома. Блинов напекла, ждет. Я ей с работы звонил. Пойдем?
   – Пойдем, - Зина снова схватила Виктора за руку, потащила за собой.
   – Тебе не девчонкой быть, - на бегу крикнул Витька. - Тебе по твоему характеру - ротой командовать. Устаю я от твоих командирских замашек.
   Она остановилась, сжала губы:
   – А я - от твоих! Ну, какой ты мужчина? Пререкаешься с дамой, мельчишь, говоришь, как капризная барышня! Я уйду!
   – Ладно, - сдался Витька. - Я не буду. Дама.
   …В комнате, над диваном, Зина увидела фотографию белой собаки.
   – Ах, какая прелесть. Кто это?
   – Пух, - сказал Витька. - Трагическая собака.
   – Почему трагическая?
   – Расскажу. Только не при матери. Переживает.
   В комнату вошла мать, принесла дымящиеся блины, села напротив сына, внимательно и печально вглядываясь в его лицо. Витька начал было жевать, но тут же положил вилку:
   – Мам… Я не могу, когда ты так смотришь. В горло не лезет.
   – Ешьте, Зина. Я пойду, чай поставлю.
   Зина тоже положила вилку.
   – Витя, зачем ты вещи у спекулянтов покупаешь? Узнают - тебя выгонят. Ты же чистым, безупречным должен быть.
   – Как ты, что ли? - отпарировал Витька.
   – Ну, при чем здесь я? О тебе знаешь что говорят на заводе? Дурачок приблатненный!
   – Придумала?
   – Нет… - Зина покачала головой.
   – А мне плевать! - Витька бешено уставился на Зину. - Кто это говорит? Тот, кто сначала статейки из газеты вслух читает, а потом тащит все, что плохо лежит? Демагоги и фарисеи - вот кто это говорит! Из зависти.
   – Чему завидовать? - вздохнула Зина.
   – Тому, как я выгляжу, а они - вахлаки вахлаками. Все на одно лицо, как дети из приюта! Я независимый человек, а они все в рот начальству смотрят. А я начальство терпеть, между прочим, не могу!
   – Глупо это, Витя. По-детски. Бросаешься на всех. Так ничего не докажешь. И начальство не стоит под одну гребенку стричь. Начальники тоже разные бывают.
   – А я и не стригу. - Витька снял со стены фотографию собаки. - Мать вызывают в ЖЭК, говорят: "Ваша собака лает". Мать отвечает: "Она же не умеет иначе, она - собака". А они ей: "Жильцам покоя нет. Жильцы нервные. У нас, мол, на первом месте - люди. А собак старые барыни держали до революции".
   – Ну, идиоты это сказали. - Зина пыталась успокоить Витьку.
   – Идиоты? - Витька вскочил. - У этих идиотов - права! Власть! Говорят, чтоб в двадцать четыре часа собаки не было. Отдали мы Пуха. Мать все время плачет, а фотографию снимать не велит…
   – Эх, Витька-Витька, - Зина подошла к нему, придвинула стул. - Давай прямо сейчас поедем и привезем Пуха назад.
   – Нету Пуха, - хмуро сказал Витька.
   – Как это нету?
   – Нету, и все, - обозлился Витька. - Неделю целую мы пытались его пристроить - никто не берет. В газете один знаменитый фельетонист статью против собак написал. Наш сосед после этого свою кошку с восьмого этажа сбросил. От них, говорит, одна зараза. Я Пуха в ветеринарку отвез…
   Зина долго смотрела на Витьку и молчала. Вошла мать.
   – Случилось что-нибудь? - тревожно спросила она.
   – Зачем вы так? - Зина положила фотографию на стол. - Гадко… это.
   – Не нужно, Зиночка, - остановила ее мать. - Осуждать всегда легко. А меня участковый предупредил: "Еще раз жильцы пожалуются, я вам на работу письмо напишу…" Что оставалось делать?
   – Не знаю. Но я бы не отдала.
   – А я знала, что будет, если мы не отдадим. - Мать горько улыбнулась. - Пришло бы письмо на работу. Разве хватило бы у меня нервов? А конец все равно один. Общественность есть общественность. Ее не переспоришь.
   – Я пойду. - Зина остановилась на пороге. - Вы об уродстве каком-то говорите. Все у вас, как в кривом зеркале!
   – Я ведь не обобщаю, - тихо сказала мать. - Просто нам не повезло, вот и все.
   Зина вышла из подъезда Витькиного дома и нос к носу столкнулась с Эсадзе. Эльдар был одет подчеркнуто элегантно.
   – Караулишь? - зло спросила Зина.
   – Почему? - примирительно улыбнулся Эсадзе. - Просто жду.
   – По-моему, я тебя не просила. - Зина с трудом взяла себя в руки.
   – Зачем просить? - удивился он. - Я, как человек и как твой секретарь, кстати, - он поднял палец, - обязан заботиться о тебе.
   – Спасибо, - Зина подняла глаза вверх: было темно, но все же ей показалось, что за Витькиным окном мелькнуло чье-то лицо. - А теперь - тебе направо, мне - налево.
   – Подожди, - он удержал ее. - Зачем к нему ходишь? Его давно гнать пора - с работы, отовсюду! Фарцовщик он!
   – Ты мне мораль читаешь как секретарь комсомольской организации или как отвергнутый… ухажер?
   – Глупо. - Эсадзе побелел от обиды. - Я тебя предостеречь хочу как твой друг. Им милиция интересуется. Сегодня я на работу иду - встречается участковый. - Эсадзе улыбнулся. - Я во-он в том доме живу… Приходи в гости.
   – И что он? Участковый?
   Эсадзе оглянулся, увидел зеленый огонек такси:
   – Алё, шеф! - крикнул он. Распахнул дверцу: - Садись, Зина. Ты ведь на другом конце города живешь. Позволь, я провожу тебя. По дороге все расскажу…
   Зина заколебалась. Но желание узнать, что же именно сообщил Эсадзе участковый, пересилило.
   – Хорошо. Только я сяду сзади, а ты рядом с шофером.
   – Как скажешь, - помрачнел Эсадзе.
   Такси уехало. Следом за ним двинулся "Москвич"-фургон…
   Витька уже ложился спать, когда позвонил Бородаев.
   – Витя, - сказал он и замолчал. В трубке слышалось только прерывистое дыхание. - Витя, - повторил он. - Я тебя предупреждал. Ты помолчи, ничего не говори. Час назад ухожу с завода - Эсадзе маячит… Отутюженный… Прыщ.
   – Видел, - хмуро сказал Витька. - Зина с ним в такси уехала. От меня вышла и… Чего тебе? Я спать хочу.
   – Нет, правда, - вздохнул Бородаев. - Обидно мне. За друга.
   – Ну и будь здоров. - Витька хотел было повесить трубку, но отчаянный крик Бородаева остановил его.
   – Витя! - завопил тот. - Я из автомата звоню! Я их в окошечко вижу. Сквозь стекло! Не чужой ты мне, и больно мне за твою поломанную жизнь! Садись в такси и пулей сюда! Он надругается, а мы молчать будем? Жми!
   – Денег ни копья, - заколебался Витька. - Да и что мы ему сделаем? Руки коротки.
   – Не скажи, Витя, - с тоской произнес Бородаев. - Не скажи. Я тебе друг или как?
   Витька заглянул в комнату матери. Мать спала. Он лихорадочно оделся и выскочил на улицу…
   …Бородаев ждал около будки телефона-автомата.
   – Она тебя с потрохами продала, - Бородаев вздохнул: - Эх, Витька-Витька… Поживешь с мое - поймешь: баба есть баба. Она только на одно способна…
   Витька шагнул вперед и замер. В глазах потемнело от ненависти и отчаяния. Зина сидела на скамейке рядом с Эсадзе и о чем-то разговаривала.
   – Можно, конечно, поближе подойти, - сказал Бородаев. - Хочешь?
   – Незачем, - Витька сжал кулаки. - И так ясно.
   Эсадзе снял пиджак и набросил его на плечи Зины.
   – Ишь, талант, - хмыкнул Бородаев.
   – Что решим? - Бородаев тронул Витьку за плечо.
   – Убью, - Витька побелел, шагнул вперед, но Бородаев удержал его за руку:
   – Э-э, брат, так не пойдет. Ты ему в глаз, а он завтра дирекции пожалуется, тебя и выгонят. Да еще так, что никуда больше не поступишь!
   – Плевать, - Витька рвался из рук Бородаева, хрипел: - Не прощу. Я ее… Она мне… Как же это, Бородаев…
   Эсадзе и Зина встали, медленно двинулись к дому.
   – Пошла, - с сожалением сказал Бородаев. - Да-а-а. Зачем ей ты? Ей с усиками надо. Темперамент опять же.
   Витька присел, увернулся от рук Бородаева и бросился на него. Бородаев подставил ногу. Витька грохнулся, разбил нос.
   – Эх, сынок, - как ни в чем не бывало продолжал Бородаев. - Людишки. Ты к ним с добром, они к тебе - с ядом. Ты вот сейчас лучшего друга убить хотел. А за что? За правду! Кому мстишь, Витя? Раскинь мозгами: он с ней сейчас любовь изучает, а ты где?
   Витька снова бросился на Бородаева, но и на этот раз Бородаев увернулся.
   – Вот что, парень, - сказал он хмуро. - Шутки в сторону, давай о деле…
   – Давай, - машинально повторил Витька.
   – Конечно, можно по-простому, по-деревенски. Скажем, он от нее сейчас выйдет, а мы его - раз! И под колеса! Ничего?
   – Пусти за руль, - Витька закусил губу. - Я сам…
   – Значит, можешь его убить? - с интересом спросил Бородаев.
   – Да не лезь ты мне в нутро! - закричал Витька. - Можешь - не можешь. Не пойму я, что тебе-то надо? Темнишь, гад!
   – Чего темнить? Помоги мне, а я помогу тебе, вот и вся темнота.
   – Чем это ты мне поможешь? - усмехнулся Витька.
   – Грязную работу за тебя сделаю. Кокну этого Эсадзе и весь сказ. Раз ты такой из себя Ромео - будет тебе Зинка. Куда ей деваться? А ты мне за это в одном деле поможешь. Ну, как?
   Витька повернулся и молча пошел прочь. Бородаев посмотрел ему в спину и сплюнул:
   – Кусок навоза ты, а не человек. Ну и пропадай, как падла. - Бородаев прыгнул на сиденье своего фургона, включил зажигание. Взревел мотор, автомобиль скрылся за поворотом улицы.
   Витька долго стоял у подъезда Зины. Чего он ждал? На этот вопрос ответа не было. Просто стоял и ждал неизвестно чего. Стоял, потому что не было сил идти.
   Из подъезда вышел Эсадзе, закурил. Огляделся, плотнее запахнул плащ и, насвистывая, зашагал по тротуару. Витька подумал мгновение и двинулся следом за ним. Приближалась полночь, фонари светили вполнакала, прохожих почти не было. Впереди, у столба, мелькнула ярко освещенная табличка стоянки такси и несколько зеленых огоньков. В ожидании пассажиров шоферы сгрудились у передней машины и коротали время в разговорах. До Витьки донеслись голоса, смех, Эсадзе ускорил шаг. Витька опустил руку в карман, нащупал рукоятку складного ножа. Это был подарок Зины, и Витька горько и обреченно подумал о том, что все складывается словно нарочно, по чьей-то злой воле. "Судьба у меня такая, вот что", - тихо сказал он и начал догонять Эсадзе. Тот шел, по-прежнему насвистывая, и ничего не слышал. На ходу раскрыв нож, Витька в несколько прыжков настиг соперника и ударил.
   – А-а-а-а, - на одной нескончаемо высокой ноте закричал Эсадзе, и его крик эхом отлетел от черных домов и повторился где-то вдали, замирая…
   Витька повернулся, побежал. Он слышал позади возбужденные голоса таксистов, трель свистка, вероятно, это звал на помощь милицию кто-то из них. Страх прибавил сил. Витька свернул в один переулок, потом во второй и остановился только тогда, когда увидел перед собой знакомый дом.
   Он поднялся на третий этаж, позвонил. Дверь открылась. Бородаев, зевая, прикрыл ладонью рот:
   – Поспать бы дал, милый. Что стряслось?
   – Я… на все согласен, Борода. Убивать его… больше не надо. Я… сам… - Витька протянул Бородаеву нож. - Уже все.
   Бородаев с интересом осмотрел лезвие и вернул нож Витьке.
   – Ну сам, так сам… Входи.
   Дело о нанесении Эльдару Эсадзе "менее тяжких" телесных повреждений не попало в МУР. Оно не попало туда потому, что Эсадзе, когда к нему в институт Склифасовского приехал дежурный следователь, показал, что на него напал неизвестный с целью ограбления и после удара ножом забрал из кармана 45 рублей. Следователь записал показания Эсадзе и весь материал направил в районное следственное управление, по месту совершения преступления.
   Эсадзе совершил ошибку, граничащую с преступлением. Но, во-первых, он не видел того, кто ударил его ножом. Просто, очнувшись и узнав, что содержимое карманов цело, Эсадзе сопоставил некоторые факты последних дней и пришел к выводу, что ударил его не кто иной, как Витька Володин. И сделал это, конечно же, из-за Зины, из ревности. "Выследил нашу встречу, - соображал Эсадзе. - Дождался, пока я от нее уйду, и… Эх, дурак, дурак. Знал бы, о чем мы с ней говорили, знал бы, как она по нему, сволочи такой, сохнет, - разве ударил бы меня? А я-то… Нет, чтобы отвлечь ее от подонка. Нет, чтобы заставить обратить на себя внимание. Нюни распустил, разжалобился, даже этому… гнусу посочувствовал. А он меня отблагодарил". Если бы речь шла только о Володине, Эльдар не задумался бы ни на секунду. "Сажать таких надо без всякой пощады!" - скрежетал он зубами. Но арест Володина неминуемо повлек бы за собой не только допрос Зины, но и раскрыл бы ее отношения с Володиным, опозорил бы ее, по мнению Эсадзе, раз и навсегда. Этого Эльдар допустить не мог. Он любил Зину. Любил давно и безнадежно - с того самого первого дня, когда она, поступив на завод, пришла к нему в комитет становиться на учет. "Один пострадаю, - решил Эсадзе. - Потом, когда все кончится, расскажу. Пусть сама сравнит, кто он и кто я".
   И оперативная группа Кондратьева осталась без сведений. Без тех сведений, которые разом могли все поставить на место. Правда, Смирнов доложил Николаю Федоровичу о ранении Эсадзе. Но проверка материала подтвердила: случайное ограбление.
   Два дня спустя Бородаев сказал Витьке:
   – Ну, счастлив твой бог, парень. Узнал тебя Эсадзе или не узнал, видно, решил молчать.
   – Не видел он меня, - беспечно махнул рукой Витька. События того вечера отошли в прошлое и казались всего лишь неприятным сном.
   Бородаев внимательно посмотрел, усмехнулся:
   – Ему догадаться, что это ты, - раз плюнуть. Он из-за Зины молчит. Любит он ее, понял?
   Витька нахмурился:
   – Давай по делу. Борода. Об этом - все!
   – Готовься, - снова усмехнулся Бородаев. - Скоро дам тебе сигнал.
 
***
 
   Иванов вышел из кабинета, тщательно запер дверь. В руке он держал газетный сверток. По внутреннему коридору он перешел из административного корпуса в заводской и вышел точно к дверям специальной кладовой. Посмотрел на часы - было ровно два. И почти сразу же, буквально через несколько секунд, из-за поворота двое рабочих выкатили тележку, на которой стоял алюминиевый контейнер с готовой продукцией. Сквозь решетку Иванов увидел Зину. Она находилась около открытого сейфа и выдавала работнику 2-го цеха тоненькие пачки с золотой фольгой.
   Иванов прошел по коридору и остановился на повороте. Здесь были двери, которые вели на одну из внутренних лестниц. Эта лестница соединяла несколько подсобных цехов, расположенных на разных этажах корпуса. Иванов вышел на площадку. В углу матово поблескивал ствол шахты мусоропровода - почти такого же, что и в обычных жилых домах, только пошире. Этот мусоропровод предназначался для эвакуации бумажных отбросов из картонажного цеха. Изредка девушки-работницы вывозили на площадку тележки с мусором и, натянув огромные брезентовые рукавицы, сбрасывали его в шахту. Некоторое время Иванов наблюдал за ними, потом подошел к мусоропроводу и швырнул в него свой пакет.
   Вечером после работы Зина догнала Витьку неподалеку от проходной.
   – Отойдем.
   Они сели на скамейку в скверике перед станцией метро.
   – Витя… Ты только не вздумай мне врать! Ты ударил Эльдара?
   – Вот еще, - нервно хохотнул Витька. - Еще чего скажи.
   – Где мой нож?
   – Вот, - Витька полез в карман, достал нож. Зина раскрыла его и долго смотрела на матово поблескивающее лезвие.
   – Значит, не ты?
   – Заладила, - Витька вырвал у нее нож, сунул в карман. - Все?
   – Все, - кивнула она. - Иди. Но ударил его ты. Я чувствую, что ты. Ненавижу тебя, мелкого и трусливого гада! Уходи сейчас же. Слышишь?
   – Слышу, - Витька повернулся. - Еще раз-другой все равно встретимся. А там, как в песне: "Проходит жизнь, как яркий сон".
   Он ушел.
   Спустя несколько часов к наземному вестибюлю станции "Ленинские горы" подъехало такси. Миронов вышел из машины, скрылся в дверях метро. Пашутин уже ждал около разменных автоматов и читал газеты. Они вместе ступили на эскалатор. Время было позднее, пассажиры торопливо сбегали вниз - скоро должен был уйти последний поезд.
   – Они готовятся, - Пашутин сошел на ступеньку вниз и повернулся лицом к Миронову.
   – Это хорошо, что вы сказали они…
   – Почему? - удивился Пашутнн.
   – Отделяете себя от них. Это хорошо. Подробности?
   – Будут брать платину, - внушительно сказал Пашутин. - План такой: завтра всю платину - сто кило порошка - отправляют соседям на смежное предприятие. Повезет Бородаев. И не довезет до места.
   – Ясно. Кому они собираются сбыть эту платину?
   – Не выяснил, - Пашутин виновато раззел руками. - Скрывают. Осторожны очень.
   – Вы уверены, что платина - конечная цель? - Миронов внимательно посмотрел на Пашутина.
   – Уверен, - вздохнул Пашутин. - Платина.
   – А золото? - осторожно спросил Миронов. - Честно сказать, логики нет: возились с Володиным, готовились, а теперь в сторону. Пятьдесят килограммов золота - не шутка.
   – Все просто, - Пашутин смотрел Миронову прямо в глаза. - У Бородаева ничего не вышло с Витькой в том смысле, что Витька с Зинкой окончательно расплевались, и, сколько Борода их ни мирил - голяк. Раньше ведь как рассчитывали? Витька Зинку обработает, она все и сделает. Не вышло.
   – Значит, Володина побоку?
   – Выходит, так.
   …За зеркальными стеклами галереи переливались мириады вечерних огней. Вот они скрылись за кронами Нескучного, стало темнее.
   – Спасибо, поезжайте домой, - отпустил Пашутина Миронов. - Если что - звоните.
   – Есть.
   Пашутин обладал определенным контрмилицейским опытом. Он понимал, что за ним могут следить. Знал, что любой его разговор могут прослушать и записать на пленку. Он был предельно осторожен. Но в том-то и дело, что никакой, даже самый изощренный преступник не в состоянии всего увидеть и обо всем узнать, даже если он осведомлен о возможности милиции, готов к встрече с ней.
   Под грохот колес Пашутин задремал и не заметил, что еще с перрона его "ведут" сотрудники специальной службы уголовного розыска. Кстати, они вели его с того самого дня, как он предложил свою помощь Миронову. Вели не потому, что Николай Федорович и его сотрудники всем не верили. Просто слишком большая ставка была на кону, чтобы можно было вот так, запросто, довериться первому встречному. И Пашутина проверяли. Однако эта проверка ничего компрометирующего не дала…
   Вот и на этот раз Николай Федорович выслушал доклад старшего бригады, положил трубку и сказал Миронову:
   – Лег спать твой Пашутин. Агнец, да и только. - Николай Федорович в упор посмотрел на Миронова: - Ты ему веришь?
   – Я верю фактам. Какие у нас основания ставить Пашутина под сомнение?
   – Давайте подумаем все вместе. - Николай Федорович обвел глазами своих помощников. - Давайте взвесим все "за" и "против". Высказывайтесь, капитан. - Он взглянул на внука.
   – Пашутин - инициативник, предложил свои услуги сам, - сказал Генка. - Считаю, что это в порядке вещей. Человеку обрыдло преступное прошлое, преступное настоящее, и он искренне хочет подвести черту. Объективная проверка его не скомпрометировала. Давайте будем верить фактам. Я считаю, что товарищ Миронов прав.
   – И я считаю, что прав, - поддержал Смирнов. - Раз не доказано обратное.
   – Допустим. - Николай Федорович прошелся по кабинету. - Значит, от золота они отказались? Будут брать только платину?
   – Факт! - широко улыбнулся Генка.
   – Почему факт? - остановился Николай Федорович.
   – Вспомните, как они подставили нам Лабковского. - Генка начал горячиться. - Зачем? Чтобы мы слушали этого Лабковского и верили каждому его слову! Например, они продемонстрировали Лабковскому ссору Володина и Ананьевой! И мы должны в эту ссору верить! На самом-то деле весь их расчет строился именно на интимных отношениях Ананьевой и Володина, на их любви! А это все лопнуло!
   – Допустим, - снова сказал Николай Федорович. - Значит, они хотели, чтобы мы верили Лабковскому. Хотели с помощью ничего не подозревающего Лабковского отвлечь нас от своей основной операции. А от какой? От золота или от платины?
   – Трудный вопрос, - неуверенно произнес Генка. - Но мы договорились верить Пашутину. Выходит, от платины.
   – Есть еще один вопрос. - Николай Федорович усмехнулся. - Что такое ссора Зины и Вити? Зачем нам об этой ссоре знать? И какую точную цель преследовали бандиты, извещая нас об этой ссоре?
   – А знаете что? - встрепенулся Смирнов. - По-моему, я цель понял. Они как хотели? Чтобы мы вначале поверили Лабковскому, начали активно разрабатывать версию "Ананьева - Володин", потом поняли, что это пустой номер, и нас просто-напросто хотят отвлечь от основной операции. Тогда, по их расчетам, мы плюнем на Володина и Ананьеву и начнем искать настоящую проблему. Тут-то и появится Пашутин со своей версией чистой платины. И мы на эту версию клюнем. А на самом деле…
   – Они возьмут золото? - насмешливо перебил Миронов. - А как? Зина им ничего не даст. А и даст - его не вынести с завода. Охрана удвоена…
   – Подождите, - остановил его Николай Федорович. - Смирнов дело говорит. Мы сможем поставить наших людей рядом с кладовой?