Страница:
– А по мне - хоть сейчас! - весело улыбнулся чернявый. - Я, товарищ Бушмакин, сам страдаю! Я вынужден язык пополам складывать, когда рот закрываю. Как собака!
Все засмеялись, а мастер продолжал:
– Самое интересное, товарищи, слушайте! Начиная с четверга, на каждый талон будут нам отпускать по полфунта мяса. Это вам не рубец или там кишки бараньи. Верно я говорю?
– Верно! - снова выкрикнул Вася. - Мясо, конечно, завезут, в магазины… - он сделал ударение на втором слоге. - А вот дадут ли нам, - это еще вопрос!
– А куда же оно, по-твоему, денется? - улыбнулся Бушмакин.
– А его приказчики по карманам рассуют! - зло сказал Вася. - В первый раз, что ли?
– Не в первый! - загудели рабочие. - Воруют в магазинах! Известное дело!
– Нужен рабочий контроль! - крикнул Бушмакин.
– Спекулянтов нужно ловить и к стенке ставить! - поддержал его Вася. - Предлагаю резолюцию нашего цеха! Которые уличены в воровстве или спекуляции, тех безоговорочно в расход!
– Согласны! - дружно ухнул цех.
– Бушмакин, давай лист, подписи собирать начну! - потребовал Вася.
– Вот тебе ключ, - сказал Бушмакин Коле. - Вали домой, отдыхай. Все равно сегодня работы не будет. А я через час-другой приду. И еще вот что. Соседка есть у меня, Маруськой звать, девка бойкая, но ты и думать не смей о ней, понял? Она сегодня из деревни приехать должна.
Коля вышел на Литейный. Короткий северный день угасал, заходящее солнце выкрасило стены сгоревшего суда в грязный серо-бурый цвет. Коля поежился от пронизывающего ветра с Невы и, подняв воротник пальто, зашагал по Шпалерной. Прохожих почти не было, только один раз навстречу попался патруль: солдаты подозрительно оглядели Колю, но не остановили. На углу Гагаринской, на другой стороне улицы, Коля увидел пожилую пару: чиновника в форменной фуражке с кокардой и седую даму в шляпке с вуалеткой и длиннополом салопе. В руках дама несла замысловатую сумочку. Коля засмотрелся и вдруг его обогнали двое: мордастый тип в котелке, с кокетливо переброшенным через правое плечо шарфом и низкорослый, похожий на обезьяну человек неопределенного возраста в солдатской шинели без хлястика.
– Ну и ну! - услышал Коля голос мордастого. - Какая встреча! Судя по вашей одежде, мил-сдарь, вы изволите служить в сыскной полиции?
– Нет больше сыскной полиции, - отозвался мужчина в форменной фуражке. - С кем имею честь?
– С объектом бывшей деятельности, - витиевато объяснил мордастый. - Клоп, возьми у дамы сумочку, ей тяжело ее держать.
– Что вы, - удивилась женщина. - Совсем напротив.
– Лиза, отдай сумку, - приказал мужчина. - Они все равно отберут. Это же бандиты… - он поперхнулся от неожиданного удара в лицо.
Коля подошел ближе. Он еще не решил, как поступить, что-то мешало. "Где я видел этого мордастого, где?" - думал Коля. - "Тряпки этой у него на шее быть не должно, а шапка…" - и сразу вспомнил: Сеня Милый!
– Не смейте оскорблять интеллигентного человека… - назидательно говорил между тем мордастый. - А еще дворянин, чиновник. Пфуй.
Коля подошел вплотную к бандитам.
– Все, Лиза, - спокойно сказал чиновник. - Теперь их трое. Хорошо, если просто разденут.
– Здравствуйте вам, - поздоровался Коля. - Давно не видались.
– Ты кто такой? - мордастый всмотрелся в лицо Коли. - Откуда меня знаешь? А-а-а… Переоделся! - Он даже заулыбался. - Клоп, шлепни мальчика.
Коля повернулся к Сене боком и с разворота, как бывало в стенке, сомкнутыми в замок руками ударил его под ребра. Сеня екнул селезенкой, как конь на рыси, и, перевернувшись через голову, распластался на тротуаре. Клоп бросился на Колю с ножом, и Коля, совсем потеряв голову от злости и ненависти, жестоко ударил его кулаком в лицо. Что-то хрустнуло. Клоп захрипел и, повернувшись к чиновнику окровавленным лицом, медленно сполз на асфальт…
Колю трясло. Он без конца вытирал правую руку о полу пальто, а левой пытался остановить прыгающие губы.
– Так вы не с ними? - запоздало спросила женщина.
– Прекрасный вопрос, Лиза, - констатировал мужчина. - Позвольте представиться: надворный советник Колычев, Нил Алексеевич. Моя жена - Елизавета Меркурьевна. Не трогайте рот, молодой человек. Это сейчас пройдет.
Коля увидел, как Сеня поднялся и, пошатываясь, начал уходить. Потом побежал.
– Уйдет…
– Ну и черт с ним, - сказал Колычев. - Где вы живете?
– Рядом. А что… с этим? - Коля посмотрел на Клопа.
– С этим? - Колычев поправил пенсне. - Сейчас посмотрим.
Из-за угла вывернулся патруль - трое матросов. Они увидели лежащего человека, подбежали, на ходу выдергивая маузеры.
– Стоять на месте, руки вверх! - крикнул старший. Перевернул Клопа, сказал: - Этот готов. Кто его?
– Я, - отозвался Коля.
– Пойдемте с нами, - кивнул старший и повернулся к Колычеву и его супруге: - Подтверждаете?
– Молодой человек защитил нас от бандитов, - сказал Колычев. - Этот, - он кивнул в сторону Клопа, - бросился на молодого человека с ножом. В порядке необходимой обороны молодой человек его ударил. Это мы можем подтвердить.
– Это еще проверить надо, - хмуро сказал старший.
– Не надо, - подошел второй патрульный. - Я этого парня знаю. Он нам в трамвае Чинушу сдал, свой парень.
– Ну, раз такое дело, - старший улыбнулся.
Патрульные вызвали дворника, записали адрес Колычевых и всех отпустили. Около Клопа, до приезда труповозки, остался дежурить дворник.
Квартира, в которой жил Бушмакин, состояла из четырех комнат, длинного коридора с уборной в конце и прихожей, из которой вела дверь в ванную комнату.
Все это Коля определил методом личного наблюдения и исследования, впрочем, подобная терминология в этот момент ему в голову, конечно, не приходила, и он пока даже думать не мог, что спустя самое непродолжительное время слова "наблюдение", "расследование", "метод" надолго, если не на всю жизнь, станут самыми употребительными в его лексиконе.
Коля отвернул кран в ванной и пустил воду. Долго думал - зачем второй кран, если идет точно такая же вода? Потом догадался: печка. Если ее протопить, из левого крана с красной шишечкой потечет горячая…
Уборная с белым унитазом привела его в восторг. Коля пять раз подряд спустил воду, каждый раз замирая от восхищения. За этим увлекательным занятием его и застала соседка Маруська.
Была она лет девятнадцати, румяная, с льняными волосами, высокой грудью - типичная петроградская деваха. На ней были туфли с пряжками-бантами. В левой руке она держала корзинку с яблоками, а в правой - мужской зонтик с загнутой ручкой.
– Ну и как? - подбоченясь, осведомилась Маруська. - Льется?
– Льется… - послушно сказал Коля и зачем-то спрятал руки за спину.
– Ну и кто же ты такой? - продолжала она допрашивать.
– Грельские мы, - объяснил Коля. - Из-под Пскова мы…
– Ага… А сюда ты как попал?
– А меня Бушмакин подобрал.
– Тоже мне, пятиалтынный, - сказала Маруська презрительно. - Он валяется, а его подобрали. Чудной твой Бушмакин, вот что я тебе скажу! Я ему говорю: выходи за меня замуж!
– А он? - заинтересовался Коля.
– А он говорит: соплива ты больно, - Маруська даже фыркнула от обиды.
– А ты чего?
– А я - через плечо! - обозлилась она. - Ты женат?
– Нет…
– Ну, женихом будешь. Неси зонтик в мою комнату, яблоко получишь.
Коля послушно поплелся за ней, по дороге разглядывая зонтик и пытаясь понять, для чего он, собственно, предназначен.
В комнате, обставленной еще беднее бушмакинской, Маруська спросила:
– Ты хоть с бабами дело когда имел?
– Не-е, - Коля покраснел. - Стыдно это…
– Сты-ыдно?! - изумилась она. - Ну и дурак! - Она смотрела на него смеющимися глазами, явно забавляясь его смущением.
Щелкнула входная дверь. Бушмакин крикнул с порога:
– Коля! Ты дома?
– Дома я, дома!! - отчаянно заорал Коля. - Здесь я!
– Так я и знал, - сказал Бушмакпн, входя в Маруськину комнату. - Совращаешь, бесстыжая?
– Вас не удалось, а уж этот - мои будет! - нахально сказала Маруська. - Угощайтесь яблочком!
– Благодарствуйте, - Бушмакин взял Колю за руку, спросил у Маруськи: - На завод чего не идешь?
– С завтрашнего, - устало сказала Маруська, развязывая платок. - А моих в деревне никого нет… Маманя, оказывается, полгода назад померла… Мне соседка сказала. А яблоки - из нашего сада. Вы берите всю корзину, я их все равно есть не могу… - Она зарыдала.
Хмурый Бушмакин вывел Колю в коридор:
– Отца ее во время штурма Зимнего убили. Он у нас на заводе работал. Мать с ними не жила, в деревню уехала еще года три назад. А Маруська отцу помогала, незаметно на токаря выучилась… Ты ее не обижай, понял?
– То не думай, то не обижай, - Коля пожал плечами.
– Как тебе объяснить, - задумчиво сказал Бушмакин. - Один от наглости людям морды бьет, другой от беззащитности в бесстыдство ударяется. Вот это у нее и есть. Скромная она в жизни и, как бы это сказать, - ранимая очень, понял?
На следующее утро Коля проснулся затемно. За дверью, в коридоре, орала Маруська:
– Бушмакин, эй, Бушмакин!
– Ну чего тебе, язва? - проснулся Бушмакин. Посмотрел на Колю, развел руками: вот, мол, наказание.
– Я стирать иду! - снова крикнула Маруська. - Давайте белье!
– Да ладно, - лениво сказал Бушмакин. - Мы уж сами. Вот ванную топить будем, тогда и постираем…
– А чем топить-то, дяденька? - насмешливо спросила Маруська. - Не хотите - как хотите, я пошла.
– Погоди… - Бушмакин, заскрипев дверцей платяного шкафа, бросил на пол узел с бельем. - Коля тебе поможет, донесет. - Бушмакин потянулся. - Я пока встану, поесть приготовлю, ладно?
Прачечная помещалась во дворе, в одноэтажном флигеле и когда-то обслуживала проживавших в бело-зеленом доме иностранцев. Теперь женщины со всего квартала ходили в эту прачечную стирать.
По дороге Маруська рассказала Коле, что рядом с нею всегда становится княжна Щербатова, а чуть позади - горничная бывшего председателя совета министров Горемыкина. Щербатова учится стирать - не старый режим, теперь никого не поэксплуатируешь, а горничная - та больше рассказывает истории из жизни высшего общества.
Вошли в прачечную. Она была неожиданно пуста, и Маруська в растерянности остановилась на пороге.
– Эй, есть кто-нибудь? - крикнула она.
Из-за деревянной перегородки, где складывали стиральные доски, вышла красноносая старушка в бойкой не по возрасту шляпке, помахала рукой:
– Бонжур, Мария. А что за галант с тобой?
– Горничная горемыкинская, - шепнула Маруська Коле. - Да вот, исподнее принесла, бабушка Виолетта.
– Неси назад, - хихикнула Виолетта. - Воды горячей нет, и теперь не будет долго.
– А как же стирать?
– А вот свергнем большевиков, - сказала Виолетта, - и все возвернется в лучшем виде: консомэ, бордо, бордели и старые шептуны в правительство - вроде моего хозяина. Слышь, девка… Чернь по всему городу водку жрет. Склады разбивают и жрут до чертиков. Ты сидела бы лучше дома, а то, не ровен час… Хотя защитник у тебя что надо.
– А вы? - Маруська с сомнением посмотрела на Виолетту.
– А на меня теперь и черт не польстится, - засмеялась та. - Слышь, девка, а Щербатову-то, княжну, убили вчера.
– Как убили? - Маруська даже присела от неожиданности.
– Да так и убили - ломом по голове. Пьяные. Да еще надругались. Так-то вот, - вздохнула Виолетта.
Вернулись домой. Бушмакин выслушал сбивчивый рассказ Коли и Маруськи и начал торопливо натягивать пальто.
– Куда? - удивилась Маруська. - До смены целый час еще.
– Идемте, - сказал Бушмакин. - Раз такое дело - наше место - на заводе. Мало ли что.
…Рабочие стояли на внутреннем дворе плотной стеной. Посредине, взобравшись на канцелярский стол, размахивал руками Вася.
– Товарищи! - кричал он. - Второй день подряд завод стоит по причине отсутствия электрической энергии и из-за того, что не подвезли уголь. Что это значит? А это значит, что революция останется без патронов и орудий, товарищи! Предлагаю назначить проверку - кто именно виноват - и к стенке!
Рабочие дружно подняли руки. Потом на стол вскочил комиссар из Смольного - чернобородый, в потертой кожанке. И Коля сразу узнал Сергеева.
– Проверка, конечно, дело хорошее, - негромко сказал Сергеев. - Но это во вторую очередь. В городе громят винные склады, товарищи. Наиболее отсталая часть населения поддалась агитации врагов революции и в пьяном угаре занимается бандитизмом. Я хочу, чтобы вы поняли главное. Агенты недобитого самодержавия пытаются опоить солдат и рабочих, натравить пьяных друг на друга и в пьяной междоусобице нанести смертельный удар авангарду революции - Петроградской коммуне! Долой врагов и губителей народа!
– Дадим решительный и беспощадный отпор контрреволюционным бандам погромщиков! - что было мочи заорал Вася.
Толпа поддержала его возмущенными выкриками. Рабочие окружили Сергеева. Бушмакин и Коля подошли к нему вплотную. Он узнал их и улыбнулся. Потом развернул на столе план Петрограда:
– Вот Малая Нева. Вот здесь, у Биржевого моста, Ватный остров, а на нем - казенный винный склад номер два. Охрана поручается вашему заводу. Выступать немедленно.
– А оружие? - спросил Бушмакин.
– Вы считаете, что против обманутых людей нужно оружие? - удивился Сергеев.
…Построились в колонну. Так уж получилось, что впереди, рядом с Сергеевым, оказались и Коля с Бушмакиным. Молча вышли за ворота завода и направились к набережной Невы.
У Летнего сада колонну догнала Маруська. Через плечо у нее висела огромная санитарная сумка военного образца.
– Женщинам в таком деле места нет, - сказал Сергеев.
– А где женщинам есть место? - ехидно осведомилась Маруська. - В двуспальной кровати?
– Ну и язычок, - покрутил головой Сергеев.
– Она теперь не уйдет, - сказал Бушмакин. - Бесполезно.
Маруська пристроилась рядом с Колей и старалась шагать в ногу.
– Горемыкинская Виолетта дала, - она похлопала по сумке. - Шептуну старому, Горемыкину, еще когда он председателем был, такая сумка по должности полагалась. В коридоре на вешалке висела. Мало ли… А вдруг они себе бо-бо сделают? Не просто ведь шептун. Пред-се-да-тель совета министров…
Впереди, слева, открылся Ватный остров. Он сплошь был застроен одноэтажными, барачного типа складами. К острову вел утлый деревянный мост.
Сергеев остановил колонну. Вдалеке тускло маячил купол Исаакия, ближе виднелась Ростральная колонна. Слева, в Петропавловке, слегка дымили высокие трубы Монетного двора…
Коля вертел головой во все стороны и восхищенно цокал.
– Переполняют впечатления? - улыбнулся Сергеев. - Наш город красив…
– Я так мыслю, - подошел Бушмакин. - Все сосредоточиваемся на острове. Если что - мост аннулируем.
– Как?
– Выкатим на середину бочку спирта, подожжем и - покедова! - весело сказал Бушмакин.
– Складской скрылся! - подбежал Вася. Рядом с Васей - статный голубоглазый парень в порванной студенческой тужурке. - А это, - Вася весело улыбнулся, - Никита, сын нашего мастера.
– Вы что, студент? - с сомнением посмотрел на него Сергеев.
Никита оглядел свою форму, пожал плечами:
– Нет… Это я купил по случаю, чтобы утешить отца. Он, видите ли, мечтал, что я стану студентом. Ну и пришлось притворяться. Из человеколюбивых побуждений, так сказать. Год сходило, а перед самым двадцать пятым октября отец увидел меня на Сытном рынке - я дрова таскал - все понял и выгнал из дома.
– Как он? - спросил Сергеев у Бушмакина. - Ничего?
– Отец - колеблющийся, - сказал Бушмакин.
– А Никита - свой в доску! - вдруг заявил Вася. - Я за него ручаюсь!
– Ручаешься? - усмехнулся Бушмакин.
– Между прочим, напрасно смеетесь. Никита уже давно и прочно стоит за народное дело. Так, Никита?
– Подтверждаю, - кивнул Никита. - Я всем нутром за революцию!
– Он, когда выбивали юнкеров с телефонной станции, помогал большевикам, - сказал Вася. - Включал-выключал телефоны.
– Умеете? - спросил Сергеев.
– Сестра у меня там работала, - тихо сказал Никита. - Убили ее… Юнкера…
– Понятно… - кивнул Сергеев. - Ломайте замки, берите себе в помощь людей и катите сюда бочки со спиртом. - И ты, Коля, давай с ними.
Коля, Никита и Вася убежали. Бушмакин достал кисет, протянул Сергееву:
– Одалживайтесь.
Скрутили цигарки, закурили.
– Из каких будешь? - спросил Бушмакин. - С первой встречи стараюсь, а определить не могу! А у меня глаз на человека острый.
– Механик я, - сказал Сергеев. - Работал в Пулковской обсерватории, ремонтировал телескопы. Но это больше для прикрытия основной работы.
– А основная?
– Революция, - просто ответил Сергеев.
Прикатили бочки, вышибли днища. В ноздри ударил густой запах спирта. Вася потянул носом и шутовски закачался.
– Вот благостыня…
– Ты не вздумай, - нахмурился Бушмакин.
– Да что вы, - заулыбался Вася. - Я этих пьяниц во как насмотрелся. У нас все пили: отец, братья, соседи… Выпьют и посуду бьют, то друг другу морды. Я с тех пор пьяных ненавижу.
– Причины пьянства надо ликвидировать, - негромко сказал Сергеев. - Проклятые причины, из-за которых народ пьет без просыпу. Ну, дайте срок. Разберемся.
Коля увидел Маруську. Она стояла у воды и смотрела в сторону Петропавловки. Он подошел, встал рядом. Ему вдруг захотелось сказать какие-то хорошие слова, сделать что-нибудь эдакое, удивить, - а она бы обратила внимание, ласково посмотрела… Но слов не было, а сделать… не разбежаться же и не прыгнуть в ледяную воду.
– Слышь, Коля, - сказала вдруг Маруська. - Ты знаешь такое слово: "счастье"?
– Слыхали, - смутившись, ответил Коля. - Сказка такая есть - про горе-злосчастье.
– Так то про горе, дурачок… - Она засмеялась и провела ладонью по его щеке. - А счастье - это все наоборот, понял?
– Когда хлеба много, - сказал Коля. - Дом новый, корова и лошадь. И людей бить не надо. Противно людей бить.
– Про любовь забыл, - Маруська печально посмотрела на него и вздохнула. - Человек без любви, что дерево без листьев… Нету толка в таком человеке. А ты бы мог меня полюбить? Да не красней, я так, к примеру.
– К примеру мог бы, - выдавил Коля. - А к чему спрашиваешь?
– Идут! - закричал кто-то.
Коля оглянулся. Со стороны Александровского проспекта к мостику двигалась огромная толпа. Погромщики шли медленно, молча, была в их движении какая-то уверенная, не знающая пощады сила. Передние вышли к самой воде, задние напирали, толпа волновалась.
Коля посмотрел на своих. Рабочие замерли, многие, как заметил Коля, едва скрывали страх и растерянность.
Он всмотрелся в толпу. Кривые, пьяные улыбки, остановившиеся глаза - все было видно хорошо, отчетливо, потому что защитников острова и погромщиков разделяла только узкая полоска воды.
Несколько погромщиков попытались было взойти на мост, но их остановил окрик Сергеева:
– Стойте!
Погромщики остановились. Толпа подалась еще ближе. Все ждали, что скажет этот чернобородый комиссар.
– Граждане! - крикнул Сергеев. - Вы поддались на провокацию! Если вы нападете на этот склад, многие из вас погибнут. Подумайте, сколько сирот появится в ваших, да и в наших семьях, если вы не образумитесь! Я призываю вас мирно разойтись по домам!
Из толпы вышел человек, и Коля тотчас же узнал его: это был Сеня Милый. На затылке у него по-прежнему каким-то чудом держался неизменный котелок.
– Господа свободной России! - рявкнул Сеня, обращаясь к толпе. - Инородцы препятствуют нам взять то, что завоевано нашей кровью в результате революции! Какое же это правительство, господа, ежели оно русскому человеку выпить не дает!
Толпа ответила ревом. Сеня взмахнул рукой, и рев стих.
– Когда мы делали революцию, - орал Сеня, - инородцы сидели по щелям! А как сладкое делить - так русским шиш, а им пенки? Ишь, шпионы немецкие! Продали Россию!
– Бей гадов, спасай Россию! Смерть шпионам! Долой! - начали выкрикивать в толпе.
– Надо было оружие, - с отчаянием сказал Бушмакин. - Коля! Отступай!
Толпа рвалась к мосту. Коля легко отбросил первую волну нападавших, вторую. И третья волна разбилась о него, словно о волнорез. Перед мостом осталось лежать несколько человек, остальные швыряли камни и грязь, но не решались броситься в следующую атаку.
– А ну, подходи! - орал Коля. - Кому жизнь не дорога!
– Господа! - вопил в ответ Сеня. - Неужели вы испугались этого фраера? Давите его, гниду!
Толпа снова бросилась вперед. На этот раз натиск был настолько могучим, что Колю, Васю и Никиту выперли на середину моста - словно пробку протолкнули в горлышко бутылки…
– Поджигай! - отчаянно замахал руками Бушмакин.
– Поджигайте! - тревожно крикнул Сергеев.
Коля и Никита из последних сил сдерживали толпу. Вася опустился на колени и чиркал спичками. Они ломались одна за другой. Вася в отчаянии оглянулся. И тогда Сергеев бросился вперед, выхватил у Васи коробок и с первого раза, словно у собственной плиты на кухне, зажег спичку.
– Бегите, ребята, - негромко сказал он.
Он подождал, пока мимо проскочили Никита и Коля, и бросил спичку на мост. С ревом взвилось пламя. Давя друг друга, погромщики побежали с горящего моста, начали прыгать в воду. Одежда на Сергееве загорелась. Его повалили, стараясь сбить пламя. Наконец, это удалось, и Сергеев поднялся - грязный, закопченный, с обожженным лицом.
– Вроде пронесло, - с сомнением сказал Бушмакин.
– Не думаю, - Сергеев вытащил платок и начал вытирать лицо. Застонал, удивленно посмотрел на Бушмакина:
– Надо же… Не уберегся…
Подскочила Маруська, выдернула из сумки пакет с марлей, протянула Сергееву:
– Промокайте, только не нажимайте.
– Слезет кожа…
– Женщины облезлых еще крепче любят, - заявила Маруська.
– Кто про что, а вшивый про баню, тьфу! - рассердился Бушмакин. - Нашла время.
– Скучный вы человек, - вздохнула Маруська. - По-вашему, у любви дни и часы, что ли? Сегодня можно, а завтра - перерыв? Нешто любовь - это присутственное место?
– Да будет тебе, - отвернулся Бушмакин. - Дырка у меня в голове от твоей любви.
Сеня что-то орал на другом берегу.
– Пристрелить его к черту! - в сердцах сказал Бушмакин. - У тебя есть наган, чего ждешь?
– Я не призовой стрелок, - сказал Сергеев. - Могу попасть в другого человека.
– А этот все равно бандит! Туда ему и дорога!
– Я тебе так скажу, - Сергеев тяжело посмотрел на Бушмакина: - Ты в раж не входи и рассудка не теряй. Другой есть другой, понял? А стрелять мы имеем право только в тех, кто этого на самом деле заслуживает. А кто думает, что лес рубят - щепки летят, - тот последний контрик и враг всему нашему делу!
– Там запасу на всю жизнь! - орал Сеня. - Все наше. Только не дрейфь! Вперед, соколики-алкоголики!
Толпа приблизилась к воде. Осторожно, словно купальщики несколько человек попробовали ледяную воду - кто рукой, кто ногой и вдруг все разом, словно по неслышной команде, ринулись в воду. Затрещал молодой ледок…
– Это конец, - спокойно сказал Сергеев. - Все… Выстраивайтесь в цепь по всему берегу! - закричал он рабочим. - Держаться до последнего. Они нас все равно не пощадят!
– Пощады не давать! - словно в ответ крикнул Сеня. - Бей всех, потом разберемся!
Вода почернела от плывущих людей. Молча смотрели на них защитники острова. Рухнул, подняв тучу искр, сгоревший мост.
– Может, выкатить бочки, выбить днища - пусть спирт льется в воду, - вдруг сказал Коля. - И зажжем. Пусть горят, пьянь проклятая.
– Это мысль, - кивнул Сергеев. - Если вылить спирт вдоль всего берега - стена огня может их остановить!
И снова с ревом взвилось пламя - сплошная ослепительно-белая стена. Она скрыла нападавших, а когда последние сиреневые языки опали и лениво расползлись по воде, Коля увидел, что противоположный берег пуст.
– Варит у тебя тут, - Сергеев шутливо дотронулся до Колиной головы. - Не теряешься. Это, брат, первое дело в нашей профессии…
– В какой еще профессии? - ревниво вступил Бушмакин. - Одна у него теперь профессия - быть рабочим человеком.
– Хорошая профессия, - улыбнулся Сергеев. - Однако, товарищ Бушмакин, напомню вам, что мы с вами - партийцы. Стало быть, делаем не то, что нравится, а то, что партии нужно, согласны?
– Да ведь Коля пока беспартийный, - возразил Бушмакин.
– Пока, - подчеркнуто сказал Сергеев. - Ладно, разговор преждевременный.
– Что-то вы там задумали, - подозрительно прищурился Бушмакин. - В толк не возьму, что?
– Узнаете, - пообещал Сергеев.
Раненых в сопровождении Маруськи, Васи и Никиты отправили в Мариинку. У складов оставили вооруженную охрану во главе с Бушмакиным. Коля распрощался с Сергеевым и пошел домой - вечером ему предстояло сменить Бушмакина.
Вернулась из больницы Маруська. Разожгла на кухне примус и постучалась к Коле.
– Трое умерли, - сообщила она, усаживаясь на табурет. - Остальные через день будут дома. А знаешь, Коля, этот Никита очень хороший человек.
– Чем же это? - осведомился Коля.
– А тем, что грамотен, умен и с девушками умеет обращаться, не то что некоторые, - с вызовом сказала Маруська.
– И как это он обращается? - продолжал выспрашивать Коля.
– А так… - она покраснела. - Не твое дело!
– А тогда зачем рассказываешь? - удивился Коля. - И вообще, вали отседова, мне к Бушмакину пора.
– Коля, - сказала Маруська. - Давайте будем товарищами. Ты, я и Никита. Давай, а?
– А Василий - не в счет?
– Язвительный он больно… И на цыгана похож. А у нас цыгане лошадь однажды украли. Я их боюсь.
– Ну и дура, - заметил Коля. - Не кто цыган - тот вор, а кто вор, тот, понимаешь… - Коля запутался и зло закончил: - Отстань ты от меня за ради бога, банный лист!
Все засмеялись, а мастер продолжал:
– Самое интересное, товарищи, слушайте! Начиная с четверга, на каждый талон будут нам отпускать по полфунта мяса. Это вам не рубец или там кишки бараньи. Верно я говорю?
– Верно! - снова выкрикнул Вася. - Мясо, конечно, завезут, в магазины… - он сделал ударение на втором слоге. - А вот дадут ли нам, - это еще вопрос!
– А куда же оно, по-твоему, денется? - улыбнулся Бушмакин.
– А его приказчики по карманам рассуют! - зло сказал Вася. - В первый раз, что ли?
– Не в первый! - загудели рабочие. - Воруют в магазинах! Известное дело!
– Нужен рабочий контроль! - крикнул Бушмакин.
– Спекулянтов нужно ловить и к стенке ставить! - поддержал его Вася. - Предлагаю резолюцию нашего цеха! Которые уличены в воровстве или спекуляции, тех безоговорочно в расход!
– Согласны! - дружно ухнул цех.
– Бушмакин, давай лист, подписи собирать начну! - потребовал Вася.
– Вот тебе ключ, - сказал Бушмакин Коле. - Вали домой, отдыхай. Все равно сегодня работы не будет. А я через час-другой приду. И еще вот что. Соседка есть у меня, Маруськой звать, девка бойкая, но ты и думать не смей о ней, понял? Она сегодня из деревни приехать должна.
Коля вышел на Литейный. Короткий северный день угасал, заходящее солнце выкрасило стены сгоревшего суда в грязный серо-бурый цвет. Коля поежился от пронизывающего ветра с Невы и, подняв воротник пальто, зашагал по Шпалерной. Прохожих почти не было, только один раз навстречу попался патруль: солдаты подозрительно оглядели Колю, но не остановили. На углу Гагаринской, на другой стороне улицы, Коля увидел пожилую пару: чиновника в форменной фуражке с кокардой и седую даму в шляпке с вуалеткой и длиннополом салопе. В руках дама несла замысловатую сумочку. Коля засмотрелся и вдруг его обогнали двое: мордастый тип в котелке, с кокетливо переброшенным через правое плечо шарфом и низкорослый, похожий на обезьяну человек неопределенного возраста в солдатской шинели без хлястика.
– Ну и ну! - услышал Коля голос мордастого. - Какая встреча! Судя по вашей одежде, мил-сдарь, вы изволите служить в сыскной полиции?
– Нет больше сыскной полиции, - отозвался мужчина в форменной фуражке. - С кем имею честь?
– С объектом бывшей деятельности, - витиевато объяснил мордастый. - Клоп, возьми у дамы сумочку, ей тяжело ее держать.
– Что вы, - удивилась женщина. - Совсем напротив.
– Лиза, отдай сумку, - приказал мужчина. - Они все равно отберут. Это же бандиты… - он поперхнулся от неожиданного удара в лицо.
Коля подошел ближе. Он еще не решил, как поступить, что-то мешало. "Где я видел этого мордастого, где?" - думал Коля. - "Тряпки этой у него на шее быть не должно, а шапка…" - и сразу вспомнил: Сеня Милый!
– Не смейте оскорблять интеллигентного человека… - назидательно говорил между тем мордастый. - А еще дворянин, чиновник. Пфуй.
Коля подошел вплотную к бандитам.
– Все, Лиза, - спокойно сказал чиновник. - Теперь их трое. Хорошо, если просто разденут.
– Здравствуйте вам, - поздоровался Коля. - Давно не видались.
– Ты кто такой? - мордастый всмотрелся в лицо Коли. - Откуда меня знаешь? А-а-а… Переоделся! - Он даже заулыбался. - Клоп, шлепни мальчика.
Коля повернулся к Сене боком и с разворота, как бывало в стенке, сомкнутыми в замок руками ударил его под ребра. Сеня екнул селезенкой, как конь на рыси, и, перевернувшись через голову, распластался на тротуаре. Клоп бросился на Колю с ножом, и Коля, совсем потеряв голову от злости и ненависти, жестоко ударил его кулаком в лицо. Что-то хрустнуло. Клоп захрипел и, повернувшись к чиновнику окровавленным лицом, медленно сполз на асфальт…
Колю трясло. Он без конца вытирал правую руку о полу пальто, а левой пытался остановить прыгающие губы.
– Так вы не с ними? - запоздало спросила женщина.
– Прекрасный вопрос, Лиза, - констатировал мужчина. - Позвольте представиться: надворный советник Колычев, Нил Алексеевич. Моя жена - Елизавета Меркурьевна. Не трогайте рот, молодой человек. Это сейчас пройдет.
Коля увидел, как Сеня поднялся и, пошатываясь, начал уходить. Потом побежал.
– Уйдет…
– Ну и черт с ним, - сказал Колычев. - Где вы живете?
– Рядом. А что… с этим? - Коля посмотрел на Клопа.
– С этим? - Колычев поправил пенсне. - Сейчас посмотрим.
Из-за угла вывернулся патруль - трое матросов. Они увидели лежащего человека, подбежали, на ходу выдергивая маузеры.
– Стоять на месте, руки вверх! - крикнул старший. Перевернул Клопа, сказал: - Этот готов. Кто его?
– Я, - отозвался Коля.
– Пойдемте с нами, - кивнул старший и повернулся к Колычеву и его супруге: - Подтверждаете?
– Молодой человек защитил нас от бандитов, - сказал Колычев. - Этот, - он кивнул в сторону Клопа, - бросился на молодого человека с ножом. В порядке необходимой обороны молодой человек его ударил. Это мы можем подтвердить.
– Это еще проверить надо, - хмуро сказал старший.
– Не надо, - подошел второй патрульный. - Я этого парня знаю. Он нам в трамвае Чинушу сдал, свой парень.
– Ну, раз такое дело, - старший улыбнулся.
Патрульные вызвали дворника, записали адрес Колычевых и всех отпустили. Около Клопа, до приезда труповозки, остался дежурить дворник.
Квартира, в которой жил Бушмакин, состояла из четырех комнат, длинного коридора с уборной в конце и прихожей, из которой вела дверь в ванную комнату.
Все это Коля определил методом личного наблюдения и исследования, впрочем, подобная терминология в этот момент ему в голову, конечно, не приходила, и он пока даже думать не мог, что спустя самое непродолжительное время слова "наблюдение", "расследование", "метод" надолго, если не на всю жизнь, станут самыми употребительными в его лексиконе.
Коля отвернул кран в ванной и пустил воду. Долго думал - зачем второй кран, если идет точно такая же вода? Потом догадался: печка. Если ее протопить, из левого крана с красной шишечкой потечет горячая…
Уборная с белым унитазом привела его в восторг. Коля пять раз подряд спустил воду, каждый раз замирая от восхищения. За этим увлекательным занятием его и застала соседка Маруська.
Была она лет девятнадцати, румяная, с льняными волосами, высокой грудью - типичная петроградская деваха. На ней были туфли с пряжками-бантами. В левой руке она держала корзинку с яблоками, а в правой - мужской зонтик с загнутой ручкой.
– Ну и как? - подбоченясь, осведомилась Маруська. - Льется?
– Льется… - послушно сказал Коля и зачем-то спрятал руки за спину.
– Ну и кто же ты такой? - продолжала она допрашивать.
– Грельские мы, - объяснил Коля. - Из-под Пскова мы…
– Ага… А сюда ты как попал?
– А меня Бушмакин подобрал.
– Тоже мне, пятиалтынный, - сказала Маруська презрительно. - Он валяется, а его подобрали. Чудной твой Бушмакин, вот что я тебе скажу! Я ему говорю: выходи за меня замуж!
– А он? - заинтересовался Коля.
– А он говорит: соплива ты больно, - Маруська даже фыркнула от обиды.
– А ты чего?
– А я - через плечо! - обозлилась она. - Ты женат?
– Нет…
– Ну, женихом будешь. Неси зонтик в мою комнату, яблоко получишь.
Коля послушно поплелся за ней, по дороге разглядывая зонтик и пытаясь понять, для чего он, собственно, предназначен.
В комнате, обставленной еще беднее бушмакинской, Маруська спросила:
– Ты хоть с бабами дело когда имел?
– Не-е, - Коля покраснел. - Стыдно это…
– Сты-ыдно?! - изумилась она. - Ну и дурак! - Она смотрела на него смеющимися глазами, явно забавляясь его смущением.
Щелкнула входная дверь. Бушмакин крикнул с порога:
– Коля! Ты дома?
– Дома я, дома!! - отчаянно заорал Коля. - Здесь я!
– Так я и знал, - сказал Бушмакпн, входя в Маруськину комнату. - Совращаешь, бесстыжая?
– Вас не удалось, а уж этот - мои будет! - нахально сказала Маруська. - Угощайтесь яблочком!
– Благодарствуйте, - Бушмакин взял Колю за руку, спросил у Маруськи: - На завод чего не идешь?
– С завтрашнего, - устало сказала Маруська, развязывая платок. - А моих в деревне никого нет… Маманя, оказывается, полгода назад померла… Мне соседка сказала. А яблоки - из нашего сада. Вы берите всю корзину, я их все равно есть не могу… - Она зарыдала.
Хмурый Бушмакин вывел Колю в коридор:
– Отца ее во время штурма Зимнего убили. Он у нас на заводе работал. Мать с ними не жила, в деревню уехала еще года три назад. А Маруська отцу помогала, незаметно на токаря выучилась… Ты ее не обижай, понял?
– То не думай, то не обижай, - Коля пожал плечами.
– Как тебе объяснить, - задумчиво сказал Бушмакин. - Один от наглости людям морды бьет, другой от беззащитности в бесстыдство ударяется. Вот это у нее и есть. Скромная она в жизни и, как бы это сказать, - ранимая очень, понял?
На следующее утро Коля проснулся затемно. За дверью, в коридоре, орала Маруська:
– Бушмакин, эй, Бушмакин!
– Ну чего тебе, язва? - проснулся Бушмакин. Посмотрел на Колю, развел руками: вот, мол, наказание.
– Я стирать иду! - снова крикнула Маруська. - Давайте белье!
– Да ладно, - лениво сказал Бушмакин. - Мы уж сами. Вот ванную топить будем, тогда и постираем…
– А чем топить-то, дяденька? - насмешливо спросила Маруська. - Не хотите - как хотите, я пошла.
– Погоди… - Бушмакин, заскрипев дверцей платяного шкафа, бросил на пол узел с бельем. - Коля тебе поможет, донесет. - Бушмакин потянулся. - Я пока встану, поесть приготовлю, ладно?
Прачечная помещалась во дворе, в одноэтажном флигеле и когда-то обслуживала проживавших в бело-зеленом доме иностранцев. Теперь женщины со всего квартала ходили в эту прачечную стирать.
По дороге Маруська рассказала Коле, что рядом с нею всегда становится княжна Щербатова, а чуть позади - горничная бывшего председателя совета министров Горемыкина. Щербатова учится стирать - не старый режим, теперь никого не поэксплуатируешь, а горничная - та больше рассказывает истории из жизни высшего общества.
Вошли в прачечную. Она была неожиданно пуста, и Маруська в растерянности остановилась на пороге.
– Эй, есть кто-нибудь? - крикнула она.
Из-за деревянной перегородки, где складывали стиральные доски, вышла красноносая старушка в бойкой не по возрасту шляпке, помахала рукой:
– Бонжур, Мария. А что за галант с тобой?
– Горничная горемыкинская, - шепнула Маруська Коле. - Да вот, исподнее принесла, бабушка Виолетта.
– Неси назад, - хихикнула Виолетта. - Воды горячей нет, и теперь не будет долго.
– А как же стирать?
– А вот свергнем большевиков, - сказала Виолетта, - и все возвернется в лучшем виде: консомэ, бордо, бордели и старые шептуны в правительство - вроде моего хозяина. Слышь, девка… Чернь по всему городу водку жрет. Склады разбивают и жрут до чертиков. Ты сидела бы лучше дома, а то, не ровен час… Хотя защитник у тебя что надо.
– А вы? - Маруська с сомнением посмотрела на Виолетту.
– А на меня теперь и черт не польстится, - засмеялась та. - Слышь, девка, а Щербатову-то, княжну, убили вчера.
– Как убили? - Маруська даже присела от неожиданности.
– Да так и убили - ломом по голове. Пьяные. Да еще надругались. Так-то вот, - вздохнула Виолетта.
Вернулись домой. Бушмакин выслушал сбивчивый рассказ Коли и Маруськи и начал торопливо натягивать пальто.
– Куда? - удивилась Маруська. - До смены целый час еще.
– Идемте, - сказал Бушмакин. - Раз такое дело - наше место - на заводе. Мало ли что.
…Рабочие стояли на внутреннем дворе плотной стеной. Посредине, взобравшись на канцелярский стол, размахивал руками Вася.
– Товарищи! - кричал он. - Второй день подряд завод стоит по причине отсутствия электрической энергии и из-за того, что не подвезли уголь. Что это значит? А это значит, что революция останется без патронов и орудий, товарищи! Предлагаю назначить проверку - кто именно виноват - и к стенке!
Рабочие дружно подняли руки. Потом на стол вскочил комиссар из Смольного - чернобородый, в потертой кожанке. И Коля сразу узнал Сергеева.
– Проверка, конечно, дело хорошее, - негромко сказал Сергеев. - Но это во вторую очередь. В городе громят винные склады, товарищи. Наиболее отсталая часть населения поддалась агитации врагов революции и в пьяном угаре занимается бандитизмом. Я хочу, чтобы вы поняли главное. Агенты недобитого самодержавия пытаются опоить солдат и рабочих, натравить пьяных друг на друга и в пьяной междоусобице нанести смертельный удар авангарду революции - Петроградской коммуне! Долой врагов и губителей народа!
– Дадим решительный и беспощадный отпор контрреволюционным бандам погромщиков! - что было мочи заорал Вася.
Толпа поддержала его возмущенными выкриками. Рабочие окружили Сергеева. Бушмакин и Коля подошли к нему вплотную. Он узнал их и улыбнулся. Потом развернул на столе план Петрограда:
– Вот Малая Нева. Вот здесь, у Биржевого моста, Ватный остров, а на нем - казенный винный склад номер два. Охрана поручается вашему заводу. Выступать немедленно.
– А оружие? - спросил Бушмакин.
– Вы считаете, что против обманутых людей нужно оружие? - удивился Сергеев.
…Построились в колонну. Так уж получилось, что впереди, рядом с Сергеевым, оказались и Коля с Бушмакиным. Молча вышли за ворота завода и направились к набережной Невы.
У Летнего сада колонну догнала Маруська. Через плечо у нее висела огромная санитарная сумка военного образца.
– Женщинам в таком деле места нет, - сказал Сергеев.
– А где женщинам есть место? - ехидно осведомилась Маруська. - В двуспальной кровати?
– Ну и язычок, - покрутил головой Сергеев.
– Она теперь не уйдет, - сказал Бушмакин. - Бесполезно.
Маруська пристроилась рядом с Колей и старалась шагать в ногу.
– Горемыкинская Виолетта дала, - она похлопала по сумке. - Шептуну старому, Горемыкину, еще когда он председателем был, такая сумка по должности полагалась. В коридоре на вешалке висела. Мало ли… А вдруг они себе бо-бо сделают? Не просто ведь шептун. Пред-се-да-тель совета министров…
Впереди, слева, открылся Ватный остров. Он сплошь был застроен одноэтажными, барачного типа складами. К острову вел утлый деревянный мост.
Сергеев остановил колонну. Вдалеке тускло маячил купол Исаакия, ближе виднелась Ростральная колонна. Слева, в Петропавловке, слегка дымили высокие трубы Монетного двора…
Коля вертел головой во все стороны и восхищенно цокал.
– Переполняют впечатления? - улыбнулся Сергеев. - Наш город красив…
– Я так мыслю, - подошел Бушмакин. - Все сосредоточиваемся на острове. Если что - мост аннулируем.
– Как?
– Выкатим на середину бочку спирта, подожжем и - покедова! - весело сказал Бушмакин.
– Складской скрылся! - подбежал Вася. Рядом с Васей - статный голубоглазый парень в порванной студенческой тужурке. - А это, - Вася весело улыбнулся, - Никита, сын нашего мастера.
– Вы что, студент? - с сомнением посмотрел на него Сергеев.
Никита оглядел свою форму, пожал плечами:
– Нет… Это я купил по случаю, чтобы утешить отца. Он, видите ли, мечтал, что я стану студентом. Ну и пришлось притворяться. Из человеколюбивых побуждений, так сказать. Год сходило, а перед самым двадцать пятым октября отец увидел меня на Сытном рынке - я дрова таскал - все понял и выгнал из дома.
– Как он? - спросил Сергеев у Бушмакина. - Ничего?
– Отец - колеблющийся, - сказал Бушмакин.
– А Никита - свой в доску! - вдруг заявил Вася. - Я за него ручаюсь!
– Ручаешься? - усмехнулся Бушмакин.
– Между прочим, напрасно смеетесь. Никита уже давно и прочно стоит за народное дело. Так, Никита?
– Подтверждаю, - кивнул Никита. - Я всем нутром за революцию!
– Он, когда выбивали юнкеров с телефонной станции, помогал большевикам, - сказал Вася. - Включал-выключал телефоны.
– Умеете? - спросил Сергеев.
– Сестра у меня там работала, - тихо сказал Никита. - Убили ее… Юнкера…
– Понятно… - кивнул Сергеев. - Ломайте замки, берите себе в помощь людей и катите сюда бочки со спиртом. - И ты, Коля, давай с ними.
Коля, Никита и Вася убежали. Бушмакин достал кисет, протянул Сергееву:
– Одалживайтесь.
Скрутили цигарки, закурили.
– Из каких будешь? - спросил Бушмакин. - С первой встречи стараюсь, а определить не могу! А у меня глаз на человека острый.
– Механик я, - сказал Сергеев. - Работал в Пулковской обсерватории, ремонтировал телескопы. Но это больше для прикрытия основной работы.
– А основная?
– Революция, - просто ответил Сергеев.
Прикатили бочки, вышибли днища. В ноздри ударил густой запах спирта. Вася потянул носом и шутовски закачался.
– Вот благостыня…
– Ты не вздумай, - нахмурился Бушмакин.
– Да что вы, - заулыбался Вася. - Я этих пьяниц во как насмотрелся. У нас все пили: отец, братья, соседи… Выпьют и посуду бьют, то друг другу морды. Я с тех пор пьяных ненавижу.
– Причины пьянства надо ликвидировать, - негромко сказал Сергеев. - Проклятые причины, из-за которых народ пьет без просыпу. Ну, дайте срок. Разберемся.
Коля увидел Маруську. Она стояла у воды и смотрела в сторону Петропавловки. Он подошел, встал рядом. Ему вдруг захотелось сказать какие-то хорошие слова, сделать что-нибудь эдакое, удивить, - а она бы обратила внимание, ласково посмотрела… Но слов не было, а сделать… не разбежаться же и не прыгнуть в ледяную воду.
– Слышь, Коля, - сказала вдруг Маруська. - Ты знаешь такое слово: "счастье"?
– Слыхали, - смутившись, ответил Коля. - Сказка такая есть - про горе-злосчастье.
– Так то про горе, дурачок… - Она засмеялась и провела ладонью по его щеке. - А счастье - это все наоборот, понял?
– Когда хлеба много, - сказал Коля. - Дом новый, корова и лошадь. И людей бить не надо. Противно людей бить.
– Про любовь забыл, - Маруська печально посмотрела на него и вздохнула. - Человек без любви, что дерево без листьев… Нету толка в таком человеке. А ты бы мог меня полюбить? Да не красней, я так, к примеру.
– К примеру мог бы, - выдавил Коля. - А к чему спрашиваешь?
– Идут! - закричал кто-то.
Коля оглянулся. Со стороны Александровского проспекта к мостику двигалась огромная толпа. Погромщики шли медленно, молча, была в их движении какая-то уверенная, не знающая пощады сила. Передние вышли к самой воде, задние напирали, толпа волновалась.
Коля посмотрел на своих. Рабочие замерли, многие, как заметил Коля, едва скрывали страх и растерянность.
Он всмотрелся в толпу. Кривые, пьяные улыбки, остановившиеся глаза - все было видно хорошо, отчетливо, потому что защитников острова и погромщиков разделяла только узкая полоска воды.
Несколько погромщиков попытались было взойти на мост, но их остановил окрик Сергеева:
– Стойте!
Погромщики остановились. Толпа подалась еще ближе. Все ждали, что скажет этот чернобородый комиссар.
– Граждане! - крикнул Сергеев. - Вы поддались на провокацию! Если вы нападете на этот склад, многие из вас погибнут. Подумайте, сколько сирот появится в ваших, да и в наших семьях, если вы не образумитесь! Я призываю вас мирно разойтись по домам!
Из толпы вышел человек, и Коля тотчас же узнал его: это был Сеня Милый. На затылке у него по-прежнему каким-то чудом держался неизменный котелок.
– Господа свободной России! - рявкнул Сеня, обращаясь к толпе. - Инородцы препятствуют нам взять то, что завоевано нашей кровью в результате революции! Какое же это правительство, господа, ежели оно русскому человеку выпить не дает!
Толпа ответила ревом. Сеня взмахнул рукой, и рев стих.
– Когда мы делали революцию, - орал Сеня, - инородцы сидели по щелям! А как сладкое делить - так русским шиш, а им пенки? Ишь, шпионы немецкие! Продали Россию!
– Бей гадов, спасай Россию! Смерть шпионам! Долой! - начали выкрикивать в толпе.
– Надо было оружие, - с отчаянием сказал Бушмакин. - Коля! Отступай!
Толпа рвалась к мосту. Коля легко отбросил первую волну нападавших, вторую. И третья волна разбилась о него, словно о волнорез. Перед мостом осталось лежать несколько человек, остальные швыряли камни и грязь, но не решались броситься в следующую атаку.
– А ну, подходи! - орал Коля. - Кому жизнь не дорога!
– Господа! - вопил в ответ Сеня. - Неужели вы испугались этого фраера? Давите его, гниду!
Толпа снова бросилась вперед. На этот раз натиск был настолько могучим, что Колю, Васю и Никиту выперли на середину моста - словно пробку протолкнули в горлышко бутылки…
– Поджигай! - отчаянно замахал руками Бушмакин.
– Поджигайте! - тревожно крикнул Сергеев.
Коля и Никита из последних сил сдерживали толпу. Вася опустился на колени и чиркал спичками. Они ломались одна за другой. Вася в отчаянии оглянулся. И тогда Сергеев бросился вперед, выхватил у Васи коробок и с первого раза, словно у собственной плиты на кухне, зажег спичку.
– Бегите, ребята, - негромко сказал он.
Он подождал, пока мимо проскочили Никита и Коля, и бросил спичку на мост. С ревом взвилось пламя. Давя друг друга, погромщики побежали с горящего моста, начали прыгать в воду. Одежда на Сергееве загорелась. Его повалили, стараясь сбить пламя. Наконец, это удалось, и Сергеев поднялся - грязный, закопченный, с обожженным лицом.
– Вроде пронесло, - с сомнением сказал Бушмакин.
– Не думаю, - Сергеев вытащил платок и начал вытирать лицо. Застонал, удивленно посмотрел на Бушмакина:
– Надо же… Не уберегся…
Подскочила Маруська, выдернула из сумки пакет с марлей, протянула Сергееву:
– Промокайте, только не нажимайте.
– Слезет кожа…
– Женщины облезлых еще крепче любят, - заявила Маруська.
– Кто про что, а вшивый про баню, тьфу! - рассердился Бушмакин. - Нашла время.
– Скучный вы человек, - вздохнула Маруська. - По-вашему, у любви дни и часы, что ли? Сегодня можно, а завтра - перерыв? Нешто любовь - это присутственное место?
– Да будет тебе, - отвернулся Бушмакин. - Дырка у меня в голове от твоей любви.
Сеня что-то орал на другом берегу.
– Пристрелить его к черту! - в сердцах сказал Бушмакин. - У тебя есть наган, чего ждешь?
– Я не призовой стрелок, - сказал Сергеев. - Могу попасть в другого человека.
– А этот все равно бандит! Туда ему и дорога!
– Я тебе так скажу, - Сергеев тяжело посмотрел на Бушмакина: - Ты в раж не входи и рассудка не теряй. Другой есть другой, понял? А стрелять мы имеем право только в тех, кто этого на самом деле заслуживает. А кто думает, что лес рубят - щепки летят, - тот последний контрик и враг всему нашему делу!
– Там запасу на всю жизнь! - орал Сеня. - Все наше. Только не дрейфь! Вперед, соколики-алкоголики!
Толпа приблизилась к воде. Осторожно, словно купальщики несколько человек попробовали ледяную воду - кто рукой, кто ногой и вдруг все разом, словно по неслышной команде, ринулись в воду. Затрещал молодой ледок…
– Это конец, - спокойно сказал Сергеев. - Все… Выстраивайтесь в цепь по всему берегу! - закричал он рабочим. - Держаться до последнего. Они нас все равно не пощадят!
– Пощады не давать! - словно в ответ крикнул Сеня. - Бей всех, потом разберемся!
Вода почернела от плывущих людей. Молча смотрели на них защитники острова. Рухнул, подняв тучу искр, сгоревший мост.
– Может, выкатить бочки, выбить днища - пусть спирт льется в воду, - вдруг сказал Коля. - И зажжем. Пусть горят, пьянь проклятая.
– Это мысль, - кивнул Сергеев. - Если вылить спирт вдоль всего берега - стена огня может их остановить!
И снова с ревом взвилось пламя - сплошная ослепительно-белая стена. Она скрыла нападавших, а когда последние сиреневые языки опали и лениво расползлись по воде, Коля увидел, что противоположный берег пуст.
– Варит у тебя тут, - Сергеев шутливо дотронулся до Колиной головы. - Не теряешься. Это, брат, первое дело в нашей профессии…
– В какой еще профессии? - ревниво вступил Бушмакин. - Одна у него теперь профессия - быть рабочим человеком.
– Хорошая профессия, - улыбнулся Сергеев. - Однако, товарищ Бушмакин, напомню вам, что мы с вами - партийцы. Стало быть, делаем не то, что нравится, а то, что партии нужно, согласны?
– Да ведь Коля пока беспартийный, - возразил Бушмакин.
– Пока, - подчеркнуто сказал Сергеев. - Ладно, разговор преждевременный.
– Что-то вы там задумали, - подозрительно прищурился Бушмакин. - В толк не возьму, что?
– Узнаете, - пообещал Сергеев.
Раненых в сопровождении Маруськи, Васи и Никиты отправили в Мариинку. У складов оставили вооруженную охрану во главе с Бушмакиным. Коля распрощался с Сергеевым и пошел домой - вечером ему предстояло сменить Бушмакина.
Вернулась из больницы Маруська. Разожгла на кухне примус и постучалась к Коле.
– Трое умерли, - сообщила она, усаживаясь на табурет. - Остальные через день будут дома. А знаешь, Коля, этот Никита очень хороший человек.
– Чем же это? - осведомился Коля.
– А тем, что грамотен, умен и с девушками умеет обращаться, не то что некоторые, - с вызовом сказала Маруська.
– И как это он обращается? - продолжал выспрашивать Коля.
– А так… - она покраснела. - Не твое дело!
– А тогда зачем рассказываешь? - удивился Коля. - И вообще, вали отседова, мне к Бушмакину пора.
– Коля, - сказала Маруська. - Давайте будем товарищами. Ты, я и Никита. Давай, а?
– А Василий - не в счет?
– Язвительный он больно… И на цыгана похож. А у нас цыгане лошадь однажды украли. Я их боюсь.
– Ну и дура, - заметил Коля. - Не кто цыган - тот вор, а кто вор, тот, понимаешь… - Коля запутался и зло закончил: - Отстань ты от меня за ради бога, банный лист!