Нагорный Алексей Петрович. Повесть об уголовном розыске

   "А ведь они контры… - подумал Коля. - Провокаторы. Этот дуралей приедет к себе в деревню - такой бузы наведет. Ведь как будет? Он станет доказывать: "Говорят, мол! Сам слыхал". Ах, как оно страшно, это "сам слыхал". - Коля свесил голову вниз. Феденька заметил Колю:
   – А я лично, гражданин, хочу мира. С другой стороны взять: режем друг друга, расстреливаем, а зачем? Мы - русские, мы друг с дружкой в мире жить должны! Правда, Вася?
   – Россия - одна, - подтвердил бритый. - Она не для инородцев всяких. Она для русских!
   – Русские тоже разные бывают, - не выдержал Коля.
   – А разных - туда, - тихо сказал Вася. - К стенке заразу всякую.
   – Вот! - кивнул Феденька. - Устами этого человека говорит народ! А ты, дядя, из каких будешь?
   – Питерский, - сказал Коля. - Ладно, давай спать.
   Маша спала как убитая. Она ничего не слышала.
   Коля закрыл глаза. Сон навалился мгновенно, будто голову вдруг сунули в темный, душный мешок и наглухо завязали. "Нельзя спать. Нельзя… - вяло сопротивлялся Коля. - Мало ли что…"
   Кто-то дернул его за ногу, повторил тихо:
   – Спичек не найдется?
   "Феденька", - догадался Коля.
   – Спит, - услышал он удовлетворенный голос Феденьки. - Все в порядке.
   – А может, не спит? - спросил Вася. - Проверь как следует.
   Феденька стал на нижнюю полку и привычным отработанным движением указательного и большого пальца зажал Коле ноздри. Стало нечем дышать, но Коля решил вести игру до конца. Словно спросонья, он со всхлипыванием и криком хватнул ртом воздух, повернулся на бок и сладко захрапел.
   Феденька спрыгнул на пол, ухмыльнулся:
   – Как убитый…
   Коля приоткрыл глаза. Феденька и Вася стояли в проходе. Слабо мерцал огарок свечи. Кто-то начинал бормотать - наверное, мучили в духоте кошмары. Потом снова воцарялось спокойствие.
   – Кондратьев это, - с ненавистью сказал Феденька. - Я так понимаю: он теперь либо в ГПУ, либо в милиции. Сапоги его погляди. Он нам, не дай бог, всю обедню нарушит.
   "Дурак я! - мысленно выругался Коля. - Надо же. А с другой стороны? Я же не в разведку еду! Я к себе домой. В отпуск!" Коля медленно сунул руку под пиджак, сжал рукоять кольта.
   – Я его кончу, - тихо сказал Феденька, - а ты - его бабу.
   Вася кивнул. Феденька вынул из кармана складной нож, нажал предохранитель. Выскочило длинное, обоюдоострое лезвие.
   – А может, он эти сапоги на толкучке купил? - вдруг громко спросил Вася.
   – Тише! - зашипел Феденька. - Все может быть. А в нашем деле - береженого и бог бережет. Давай, - он приблизился к Коле и долго всматривался. Коля уже из последних сил разыгрывал спящего - казалось, еще мгновение, и не выдержать. Феденька снова встал на полку, взмахнул рукой, и в ту же секунду Коля ударил его головой в лицо - это был старый, испытанный прием, который употребляли в драках преступники. У Коли не было другого выхода.
   Феденька выронил нож, схватился за разбитое лицо и рухнул на пол.
   – Бросай финку! - приказал Коля сообщнику Феденьки. - Не на того напоролись. Не по сапогам судить надо, фраера. - Коля на всякий случай решил разыграть маститого блатного. - Бросай, бросай, кусошник.
   Вася увидел черное отверстие ствола и с воем рванулся к открытому окну. Вскочила Маша, заголосили пассажиры. Коля догнал Васю и в тот момент, когда тот, свесив ноги наружу, готов был спрыгнуть с поезда, ударил его рукояткой кольта по голове. Вася обмяк, Коля втащил его в вагон. Тут он и получил от Феденьки удар по почкам. Удар был сильный, профессиональный. Коля сразу же потерял сознание. Второго удара, уже ножом, он не почувствовал. На его счастье, вагон сильно качнуло, и клинок только скользнул вдоль ребер.
   …Коля очнулся минут через десять. Над ним склонились насмерть перепуганная Маша, проводник и пассажиры. Все молчали. Коля открыл глаза, спросил:
   – Где… Этот где?
   – Убежал, - сказала Маша. - Спрыгнул на ходу и убежал. А второй здесь.
   – Убил ты его, - вступил в разговор проводник.
   – Толку что? - Коля попытался приподняться и застонал. - А Феденька научился бить, однако. Откуда кровь?
   – Твоя, - заметил проводник. - Благодари бога, счастливый он у тебя, еще на палец бы правее…
   – Я, дед, везучий, - пошутил Коля. - Как считаешь, жена?
   – Начало многообещающее, - Маша попыталась настроиться в тон Коле, но у нее это не получилось. - Я лучше помолчу. - Она отвернулась, плечи ее вздрогнули.
   – Успокойся, - Коля сел. - Через день все заживет, как на собаке. Не плачь. Время такое, Маша. Жестокое время, я так скажу.
   – До каких же пор? - она с тоской заглянула ему в глаза. - Должен же быть конец всему этому, Коля?
   – Должен, - согласился он. - Только не слишком обнадеживайся. Не скоро будет этот конец. Совсем не скоро, Маша.
   Поезд подошел к станции. Маша вышла первая, протянула Коле руку.
   – Я сам, - он передал ей веши, легко спрыгнул с площадки на перрон и застонал от боли - рана в боку давала себя знать.
   Проводник и пассажиры вынесли из вагона и положили на траву Васю. Лицо накрыли картузом. Проводник тронул Колю за плечо:
   – Спасибо вам, товарищ… Время какое! Не то мы их, не то они нас.
   – Мы их, папаша, - сказал Коля. - Мы их, только так и никак иначе!
   Поезд тронулся, проводник вскочил на подножку. Коля поднял руку, прощаясь.
   – Покарауль этого. - Коля кивнул в сторону трупа. - Я сейчас.
   – Он никуда не уйдет, - заявила Маша. - К тому же мне одной страшно. Я с тобой.
   – Ты останешься здесь и будешь делать то, что я тебе сказал, - отчеканил Коля и, увидев, как наполнились слезами глаза Маши, добавил мягче: - Так положено, Маша, а ты сейчас все равно что мой помощник. - Коля ушел к станции.
   Маша села неподалеку от мертвеца. Его лицо было накрыто картузом. Это не давало покоя Маше - хотелось увидеть: какое оно, это лицо. Маша встала, прошла мимо трупа. Остановилась, не решаясь приподнять картуз, потом отбросила его в сторону. Белые, словно напудренные щеки, остекляневшие глаза. Зрелище было не из приятных. Маша отвернулась.
   – Тифозный или как? - Около Маши остановилась пожилая женщина в крестьянской одежде.
   – Помер, - вздохнула Маша. - В дороге помер. - Она вдруг встретила настороженный, колючий взгляд бабки и добавила: - Убили его, бабушка.
   – Кто же это? - с любопытством спросила старуха.
   Маша задумалась: что ответить? А вдруг эта бабка появилась не случайно, неспроста?
   – Уж не власть ли его кокнула? - подсказала бабка.
   – Да блатной он вроде, - сказала Маша. - Ну, с другим блатным повздорил, тот его и пришил. А ты, бабка, канай отсюда, поняла?
   – Ухожу, милая, - старуха скользнула по Маше взглядом, словно бритвой полоснула. - Ты из города? Правду бають, что в городе голод, из покойников варят? Котлетов и этих, как их! Хрикаделек?
   – У меня жратвы от пуза, - улыбнулась Маша.
   – А-а… - с уважением протянула старуха. - Ну, покедова, касатка. - Бабка ушла.
   Маша подождала несколько секунд и помчалась на станцию. Коля сидел в оперпункте линейной охраны и разговаривал с длинным, нескладным мужиком в потертой милицейской форме.
   – Моя жена, Маша, - сказал Коля. - А это, представь себе, - Анисим Оглобля, мой напарник по дракам!
   – Не может быть! - искренне удивилась Маша. - Анисим - в милиции?!
   – Лихо же ты меня аттестовал, - неторопливо сказал Анисим и протянул Маше руку. - Басаргин моя фамилия. А он, знаете, даже и понятия не имел… Здорово, говорит, Оглобля! - Анисим засмеялся. - Долгая это история, Маша, почему я в милиции. На досуге расскажу.
   – Не будет у вас… у нас досуга, - угрюмо сказала Маша. - Только что какая-то бабка выпытывала у меня, кто же это приложил твоего покойничка. - Она посмотрела на Колю.
   – Кстати, - нахмурился Коля. - Ты почему ушла?
   – Тебя предупредить. Сдается мне, эта бабка из одной компании с твоим Феденькой и убитым!
   – Феденька - это точно, бандит, - кивнул Анисим. - Правда, улик у нас нет, просто люди нам сообщают по секрету. А убитого, как Коля его обрисовал, я не знаю. А бабка как выглядит? Косоротая? Шамкает?
   – Она, - кивнула Маша.
   – Зовут эту бабку Потылиха, промышляет гаданьем, с попом, отцом Серафимом, якшается. Других данных нет. Но чтобы невзначай нам не вляпаться, сделаем так: я выеду за станцию, ты проверься и, если хвоста нет, я тебя подвезу до Грели, отдыхай… А если хвост - тебе лучше в моем обществе не показываться. Узнают, кто ты, и полушки я за твою житуху не дам. Пошел я.
   – А труп? - спросила Маша.
   – В самом деле? - удивился Коля. - Его же надо опознать, протокол составить. Давай понятых и займемся, а?
   – Протокол, опознание, - усмехнулся Анисим. - Да ты, мил друг, не мысли здесь столичными, как это сказать по-научному, - категориями. Триста квадратных верст, а я - один, ясно тебе? Жара-то какая. Пока я организую все это, - он в кисель превратится, понял?
   – И другой милиции у вас нет? - удавилась Маша.
   – Представьте себе, - нет, - развел руками Басаргин. - Я да еще уполномоченный ОГПУ Коломиец, вот и все!
   – А почему же нельзя собрать народ на опознание? - настаивала Маша. - Послать повестки, вот и все!
   – Бездорожье, - буркнул Анисим. - Да и не пойдут смотреть.
   – Заставь, ты - власть, - спокойно сказал Коля.
   – А вот поживешь у нас, осмотришься, - ответил Басаргин, - тогда поймешь, что ты глупость сказал. Я запрягать пойду, догоняйте.
   Коля и Маша вышли из оперпункта, осмотрелись.
   Вдалеке, у края перрона, Басаргин что-то объяснял трем здоровым мужикам. Они подняли убитого, унесли.
   – Идем. - Коля зашагал к опушке леса. Маша послушно двинулась за ним. Вокруг не было ни души.
   – Давай-ка в лес пойдем, - сказал Коля.
   – Зачем? Что мы скрываемся? - возмутилась Маша.
   – Ты что сказала бабке? Кто убил мужика? - усмехнулся Коля.
   – Блатные… - Маша догадалась, что задумал Коля, и сразу скисла.
   – Сама все сообразила, сама меня на эту затею натолкнула и сама же куксишься. Нелогично!
   – Тебе волчья шкура не пойдет, Коля, - грустно сказала Маша.
   – Да я еще ничего и не решил, - попытался успокоить ее Коля. - По обстоятельствам сообразим, а ты раньше времени с ума не сходи!
   Подъехал Анисим Басаргин:
   – Садись, не то… Путь долгий, если еще помнишь.
   – Помню, - кивнул Коля. - Он, понимаешь, отвозил меня тогда на станцию, - объяснил он Маше. - И теперь везет! Есть судьба, черт возьми!
   – Я после твоего отъезда в Псков подался, - сказал Анисим. - На фабрику поступил - котлы для паровозов клепать. Ну, а оттуда, по путевке, в милицию. А ты, значит, едва под расстрел не попал? - Анисим засмеялся. - А уж мне твой Арсений тогда так на сердце лег, так лег! Я тебе, брат, завидовал до смерти!
   – Вот мой рапорт о случившемся в поезде, - сказал Коля, протягивая бумажку. - Бандиты хотели убить меня и мою жену. Приобщи к делу в качестве доказательства.
   Анисим повертел рапорт в кривых, узловатых пальцах и порвал его. Вынул зажигалку, сделанную из патрона, и запалил клочки.
   – Ты… ты, часом, не болен? - обозлился Коля. - Это же документ, доказательство. Я же тебе русским языком объяснил! На суде…
   – До суда еще дожить надо, - перебил Анисим. - Это раз. Второе - поймать их надо. Это два. Я, брат, если бы всю эту бухгалтерию разводил, - давно бы покойником был. Я, Коля, их и без этого рапорта поймаю, увидишь. К концу твоего отпуска - "четыре сбоку и ваших нет!" Н-но, радёмые, - ом потянул вожжи, лошади заковыляли по вязкому проселку. Копыта смачно чавкали в жирной грязи. Маша прислонилась к плечу Коли и задремала.
   – Как твоя рана, - осведомился Анисим, - не беспокоит?
   – Засохла уже, - беспечно отозвался Коля. - Слышь, Анисим, - тихо продолжал он. - Есть у меня план.
   – Какой? - сонно спросил Анисим.
   – А такой, что Феденька этот у тебя под носом орудует без всяких, я это собственными глазами видел.
   – Ну и что? - оживился Анисим. - Я ведь не отрицаю.
   – А то, что я тебе уже говорил: якшался в свое время Феденька с попом! С Серафимом!
   – Эва, - вздохнул Басаргин. - Когда это было. Теперь они и близко не знакомы. Феденька из наших мест исчез лет пять назад и с тех пор не видать его. А в чем план-то?
   – План такой. Приеду я к Серафиму…
   Коля не договорил. Впереди упала ель и загородила дорогу. Басаргин натянул вожжи, телега остановилась.
   – Что такое? - проснулась Маша.
   – Тише, - укоризненно шепнул Коля. - Не дома.
   Маша притихла. Басаргин вытащил из кобуры наган, направился к завалу. Осмотрел его и углубился в чащу. Коля достал кольт.
   – Банда? - напряженным голосом спросила Маша.
   – Завал, - ответил Коля. - Хорошо, если случайный.
   – Поди-ка, - позвал Басаргин.
   – Не бойся. - Коля ободряюще улыбнулся жене и подошел к Басаргину.
   – Ель подпилена, - сказал Басаргин. - Подсоби.
   Сдвинули ель на обочину. Басаргин вытер пот, направился к телеге.
   – Банда? - снова спросила Маша.
   Басаргин кивнул:
   – Стрелять умеете?
   – Умеет, - сказал Коля.
   – Отдай ей свой кольт, у него спуск легкий, - продолжал Анисим и протянул Коле наган. - У меня в кармане - второй, бери, не Сомневайся…
   Маша привычно прокрутила барабан револьвера, проверяя патроны, щелкнула предохранителем. Басаргин одобрительно хмыкнул:
   – Н-но… - Лошадь снова зачавкала по грязи.
   – Не понимаю я чего-то, - недоумевал Коля. - Завал был? Был? Чего они нас из засады не перестреляли?
   – Не так все просто, - сказал Басаргин. - Видать, есть у них свой интерес.
   – Какой? - спросил Коля.
   – Поймаем - узнаем, - усмехнулся Басаргин и серьезно добавил: - Может, думали, я один, а увидели - нас трое, и отступили. Кто их узнает.
   Начинало темнеть.
   – Нелегкое у тебя свидание с юностью получается, - грустно улыбнулась Маша. - Я читала, что в полиции средний возраст был сорок пять - пятьдесят лет.
   – Что значит "средний"? - уточнил Басаргин.
   – Умирали они в этом возрасте, - сказала Маша.
   – Так они еще взятки брали и сладкое ели, а мы на гнилой картошке и до тридцати не дотянем, - невесело пошутил Басаргин.
   – Мы до ста лет жить будем, - сказал Коля. - И нас ни пули бандитские не возьмут, ни ножи. Потому что мы за правое дело жизнь отдаем, а это, я считаю, главное!
   – Ну, помитинговали, теперь давайте о деле, - устало сказал Басаргин. - Засветло не доедем, это уж так. А в лесу ночевать…
   – Костер разведем? - оживилась Маша. - Я ни разу не ночевала в лесу у костра!
   – Ничего хорошего, - махнул рукой Басаргин. - Сыро, гнус жрет и вообще.
   – Страшно? - Маша поежилась.
   – Не дети, чтобы страшно было. Опасно, вот и все.
   Анисим выпряг лошадей, начал собирать сухой валежник. Коля помогал ему. Лес шумел вокруг протяжно и печально. Коля прислушался к неясным шорохам, настороженно повернулся на подозрительный треск сучка. Нет… Это не "они". Пока не "они". Ночь спустилась над лесом. После дневной духоты и дождя вызвездило, потянуло прохладой. Ветерок угнал тучи гнуса, стало легче дышать. Постепенно Коля успокоился, расслабился. Потрескивали сучья в догорающем костре, то тут, то там вскрикивала дурным голосом ночная птица. Вспомнилась тихая, вязкая после частых дождей дорога - улица в родной Грели, толпы мужиков, идущие к площади ладить стенку… И Феденька - слюнявый, с колючими глазками и слова его: "Сон вспомни, Коля: зовешь родителей, а дозваться не можешь". Почему он так сказал? Что имел в виду?
   – Ужинать идите! - крикнула Маша.
   Подошел Басаргин, прищурившись, осмотрел нехитрую снедь:
   – Не балуют вас в Питере.
   – А вас? - усмехнулась Маша.
   – И нас тоже. Не пришло еще время. А придет. Вот уж тогда мы себе позволим. - Он широко, открыто улыбнулся - первый раз за все время. - Я ведь грешник, люблю поесть. - Он развел руками: судите, мол, меня как хотите, а уж так. - Ну, вы спите, а я посижу.
   Молча поели. Маша, собирая остатки ужина, обратилась к мужу:
   – Ты не сердись.
   – За что? - удивился Коля.
   – Я постараюсь не быть тебе обузой, - робко сказала она. - Я все время думала. Знаешь, меня учили готовить, шить, воспитывать детей. Потом - десять лет с тобой. И вот я сижу в лесу, у костра, и горжусь, что в случае чего смогу убить человека. - Она тронула рубчатую рукоять кольта, который лежал рядом с ней, на подстилке.
   – Человека? - переспросил Коля. - Врага, - уточнил он. - Спи.
   – Человека, милый! - оживилась Маша. Представилась возможность поспорить, ее нельзя было упустить. - С двумя ногами, двумя руками, с мозгом, который весит шесть фунтов. Всажу в него девять граммов свинца, и весь этот идеальный механизм жизни превратится в колоду. А зачем?
   – Ты меня в этот пустой спор не втягивай, - нахмурился Коля. - Давай спать.
   – Не знаешь! - торжествующе заявила она. - Эх ты!
   – Затем, чтобы одни не пили кровь из других! - зло сказал Коля.
   – Это ты говоришь! - подхватила Маша. - А они, между прочим, верят в свою правду. Кто же прав?
   – Ну что с тобой говорить? Ты политически незрелый человек.
   – Это не ответ, - обиделась Маша. - Ну да! Я воспитана в институте благородных девиц, я изменила своему классу, я знаю, что ты мне скажешь.
   – Изменила? - удивился Коля. - Чушь! Ты осознала правду революции и присоединилась к ней.
   – Хорошо! - кивнула Маша. - А в чем же правда? Объясни мне! Чтобы убить за нее человека, - в нее нужно верить! Ты в нее веришь? И знаешь ли ты ее? - Маша разгорячилась.
   – Верни кольт, - сказал Коля. - С такими мыслями ты мне не помощник.
   – И снова не ответ! - обрадовалась Маша. - Муженек, ты уходишь от ответа. Значит, его нет? Или ты и сам не знаешь?
   – Такие вопросы десять лет назад надо было задавать, не ко времени разговор, - отрубил Коля. - Спохватилась.
   – Есть ответ, - сказал Басаргин, подходя к костру. - Я вот раньше во что верил? В серебренники. Мы с Колей за них покалечить человека могли. Ну, не в прямом смысле - чтобы их добыть, их нам давали в уплату за побоище, да вы знаете. А вот побыл среди рабочих на котельном - так они не за деньги, а за товарища жизнь отдавали. Я это собственными глазами видел. Дошло и до меня, что не для себя человек должен существовать, вернее, не только для себя.
   – А они? - спросила Маша. - Вы убеждены, что они заблуждаются? Что они только для себя?
   – Убежден, - кивнул Басаргин. - Истина простая. Как вы говорите, кулак хочет только для себя. А большевик - для всех. Может, и бывает такой кулак, который в голодную зиму не пожалеет соседским ребятишкам куль зерна, - допускаю, говоря научно. Но сам не встречал таких. Может, и бывают примазавшиеся к нашему делу падлы, которые берут взятки, воруют, где могут, и гребут под себя, - таких видел, одного мы у себя в ячейке сами шлепнули, без долгих слов - это еще в двадцатом было. Так ведь в чем тут закавыка? Кулак-то этот - он же ненастоящий! Его перевоспитать - за раз-два! И снова полезный человек! А примазавшийся - разве он большевик? Он только временно носит это звание, до разоблачения. А вывод какой? Все должны жить, как люди. Кулаки против этого. Мы - за. Так чья же правда?
   – Понял? - Маша ехидно посмотрела на Колю. - Учись!
   Треснула ветка. Все, словно по команде, откатились от костра. Басаргин крикнул:
   – Кто? Стоять на месте!
   – Да это я, Анисим, - послышался хрипловатый голос. - Подь сюда.
   В неверном отблеске костра обозначился неясный мужской силуэт. За плечами - винтовка.
   – Посидите. - Басаргин спрятал наган в кобуру, подошел к неизвестному, оба скрылись в чаще.
   – Это же наверняка бандит! - тревожно сказала Маша. - А если он убьет Анисима! Чего же ты сидишь? Иди!
   – Не убьет, - уверенно сказал Коля, разгребая сгоревшие угли. К небу взвились искры, запахло гарью. - Это не бандит.
   – А кто? Что у тебя за дурацкая привычка говорить загадками? Пойми, наконец, это неприлично.
   – Маша, я не в бакалейной лавочке служу, - обиделся Коля. - Это ты, наконец, пойми: есть вещи, о которых я не имею права говорить даже с тобой. Что такое служебная тайна, представляешь?
   Вернулся Басаргин, прикурил от уголька:
   – Впереди еще один завал, посерьезнее. И засада.
   – Что решил?
   – Поедем в объезд, через Сосновку.
   Затоптали костер, Коля запряг лошадь. Подсохло, ехать было гораздо легче, чем днем, копыта бойко цокали по затвердевшей дороге.
   – Слышь, - сказал Коля и тронул Басаргина за плечо. - А должно быть все наоборот.
   – Что? - обернулся Басаргин.
   – Мы их должны за горло держать. А не они нас.
   – Дай срок, - кивнул Басаргин. - Ты о своем плане не договорил, прервали нас тогда. Что за план?
   – Теперь не торопи, - улыбнулся Коля. - Придет время - узнаешь. Додумываю я кое-какие вопросы.
   В Сосновку въехали на рассвете. Орали петухи, шли по воду самые хозяйственные бабы, под крышами тянул голубоватый дымок. Избы были бедные, под соломой, вместо заборов - частоколы из хвороста. У самой нищей, наполовину вросшей в землю, Басаргин придержал лошадей. Вышла пожилая женщина, поклонилась:
   – Здоров, Анисим. Чего в наши края занесло? Или беда какая?
   – Здравствуй, Платонида. Нет беды, однако ружьишко, что я Лукичу дал, в порядке?
   – Стрелял из него, - улыбнулась Платонида. - Лупит почем зря! А Лукич - вон он, с гостями.
   На лужайке тарахтел старенький, видавший виды "фордзон". Около него суетились три человека в замасленных рабочих спецовках, а рядом с ними - низкорослый мужичонка в драной поддевке - Лукич. Неподалеку стоял и упоенно ковырял в носу мальчишка лет семи.
   – Эй, Лукич! - крикнул Басаргин. - Чего это у вас? Танк?
   – У-у, Анисим! - обрадовался Лукич. - А я, уж загоревал - у нас слух пустили, будто тебя лесные ухлопали, ан - шалишь! Целый наш заступник! Мужики, - повернулся он к рабочим, - знакомьтесь: это власть нашенская, а это, Анисим, аж с самой Москвы, с завода АМО мужики приехали, говорят: будем таперича вашими… этими… - Лукич замялся и с тоской посмотрел на рабочих.
   – Шефы ихние мы теперь будем, - улыбнулся рабочий. - Вот трактор собрали. Артель надо делать!
   – Надо! - подхватил Лукич и взял лошадь Басаргина под уздцы. - Заворачивай ко мне без никаких! Эй, Платонида! Тащи гостям по кружке молока! Без никаких! Ну-ка, сынок, - обратился он к мальчонке, - дуй к матери, одна нога здесь, другая - там!
   – Да у тебя самого дети, не надо молока, - сказал Басаргин. - Что у тебя за манера - ровно околоточному подношения вечно делать?
   – Околоточному мы не молока, мы ему штоф водки ставили, - улыбнулся Лукич. - А ты - наш, плоть, можно сказать, от плоти, тебе молочка поднести - нам одно удовольствие!
   Мальчик убежал, а Лукич продолжал тараторить:
   – Ну чего там насчет артели говорят? Даешь или как? Ты знак только дай - я деревню вмиг подыму, сообща через год сыты будем, уж я уверен! Если же все подымутся, да в поле, да и по кулачью разом - это о-ё-ён! От кулачья мокро останется!
   – Будет артель, Лукич, - улыбнулся Басаргин. - Дай срок с бандами управиться.
   – Э-э-э… - Лукич махнул рукой. - Хоть тебя и Оглоблей кличут - толку нет! Нешто ты один много наработаешь?
   – Ну, ты помоги, - улыбнулся Басаргин. - Ружье я тебе на что дал?
   – И помогу! - задористо крикнул Лукич. - Укажи, куда бить, - и я в лучшем виде! И общество подыму! Нешто против общества они сила? Солома они! - Довольный своей речью и впечатлением, которое произвел на Колю и Машу, Лукич, наконец, замолчал.
   Мальчик принес крынку молока и кружку. Басаргин налил Маше, потом Коле, потом выпил сам. Вернул кружку Лукичу, сказал:
   – А насчет подмоги - я без шуток. Если можешь людей поднять, - ничего, кроме спасибо, не будет.
   – Трудное дело, - посерьезнел Лукич. - Боятся некоторые. Пули, они и в кулацких обрезах полновесные. Опасаются, одним словом.
   – Дурак не опасается, - заметил Басаргин. - Я между прочим, тоже опасаюсь. Шефов побереги, - он кивнул в сторону рабочих.
   – Будь в надежде, ружьишко хорошее дал. Да у них у самих наган есть, - сказал Лукич. - А насчет деревенских ты не куксись: я их обратаю - слово и дело!
   – Бывай! - Басаргин подошел вплотную к Лукичу, тихо спросил: - Слышь, Потылиха косоротая у вас не появлялась?
   – Не видать. Дней пять, как не было.
   – А пять дней назад? - оживился Басаргин.
   Коля подошел поближе, прислушался.
   – Забегала, воду пила. В город зачем-то ездила. Она, вправду сказать, мне не докладалась, да я у ей в солопе билет с железки нашел…
   – По карманам лазишь? - погрозил пальцем Басаргин.
   – Случайно, - покраснел Лукич. - Платонида клопа у ей на солопе углядела, пошла трясти, ну, билет и выскочил…
   – А Феденьки не видать?
   – Это грельского дурачка, что ли? - уточнил Лукич. - Не-е. Этого лет несколько, как нету.
   – Ну, все. - Басаргин развернул лошадей. - Бывай.
   Лукич долго стоял и махал рукой - до тех пор, пока лесная чаща не скрыла и телегу, и сидящих в ней людей.
   – Славный у него пацан, - вздохнул Коля. - А у нас с тобой. Н-да… - он посмотрел на Машу.
   – Не я так решила, - в свою очередь вздохнула Маша. - Это твоя теория, дорогой.
   – Какие еще теории? - рассмеялся Басаргин. - Рожайте, пока молодые, вот вам и вся теория, сказать по-научному.
   – Лукич - боевой мужик. - Коля ушел от опасной темы.
   – Все такие, - кивнул Басаргин. - Что в Питере про артели говорят? Скоро ли?
   – Пятнадцатый съезд решил, значит, скоро, - сказал Коля. - Будем, как говорится, осуществлять кооперативный план товарища Ленина.
   – Слышь, Коля, мне мужики другой раз такой вопрос задают: ну, допустим, сообща. Трудиться, значит. А делить?
   – Кто сколько наработал, тот столько и получит.
   – Это правильно, - согласился Басаргин. - А станут люди для всех, понимаешь, не для себя лично, а для всех трудиться так же горячо, как для себя? Это же как много о жизни понимать надо, чтобы в первую голову о людях болеть! - Басаргин даже головой закрутил от невероятности такого предположения.