Зародыша жизни
   Сокрыта возможность
   Его разрушенья,
   И в жалких остатках
   Ничтожного праха
   Таятся начала
   Для будущей жизни...
   Так годы проходят
   И целые веки,
   И все поглощает
   Могущество смерти,
   Всегда оставаясь
   Источником жизни;
   И так существует
   Доселе природа,
   Служа колыбелью
   И вместе могилой.
   1853
   УСПОКОЕНИЕ
   О, ум мой холодный!
   Зачем., уклоняясь
   От кроткого света
   Божественной веры,
   Ты гордо блуждаешь
   Во мраке сомненья?
   Ответь, если можешь:
   Кто дал тебе "иду
   Разумной свободы
   И к истинам вечным
   Любовь и влеченье?
   Кто плотью животной
   Покрыл мне так чудно
   Скелет обнаженный,
   Наполнил все жилы
   Горячею кровью,
   Дал каждому нерву
   Свое назначенье
   И сердце ваставнл
   Впервые забиться
   Догель ему чуждой,.
   Неведомой жваиые?
   Кто дал тебе средство
   Чрез малую точку
   Подвижного ока
   Усваивать знанье
   О видимом мире?
   И как назовешь ты
   Тот дух в человеке,
   Который стремится
   За грани земного,
   С сознаньем свободы
   И сильным желаньем
   Познаний и блага?
   Который владеет
   Порывами сердца,
   Один торжествует
   В страданиях тела,
   Законы природы
   Себе подчиняя?..
   Кто дал это свойство
   Цветущей природе,
   Что в ней разрушенье
   Единого тела
   Бывает началом
   Дла жизни другого?
   Кто этот художник,
   Рукой всемогущей
   В цветке заключивший
   Целебную силу,
   И яд смертоносный,
   И яркие краски,
   И тени, и запах?..
   Смирись же и веруй,
   О, ум мой надменный:
   Законы вселенной,
   И смерть, и рожденье
   Живущего в мире,
   И мощная воля
   Души человека
   Дают мне постигнуть
   Великую тайну,
   Что есть Высший Разум,
   Все дивно создавший,
   Всем правящий мудро.
   1853
   * * *
   Кое изобилие человеку во всем
   труде его, им же трудится под солн
   цем; род преходит и род приходит,
   а земля вовек стоит.
   Етлеаиаста, гл. I, ст. 3 и ,.
   С тех пор как мир наш необъятный
   Из неизвестных нам начал
   Образовался непонятно
   И бытие свое начал,
   Событий зритель величавый,
   Как много видел он один
   Борьбы добра и зла, и славы,
   И разрушения картин!
   Как много царств и поколений,
   И вдохновенного труда,
   И гениальных наблюдений
   Похоронил он навсегда!..
   И вот теперь, как и тогда,
   Природа вечная сияет:
   Над нею бури и года,
   Как тени легкие, мелькают.
   И между тем как человек,
   Земли развенчанный владыка,
   В цепях страстей кончает век
   Без цели ясной и великой,
   Все так же блещут небеса,
   И стройно движутся планеты,
   И яркой зеленью одеты
   Непроходимые леса;
   Цветут луга, поля и степи,
   Моря глубокие шумят,
   И гор заоблачные цепи
   В снегах нетающих горят.
   1853
   НОВЫЙ ЗАВЕТ
   Измученный жизнью суровой,
   Не раз я себе находил
   В глаголах предвечного слова
   Источник покоя и сил.
   Как дышат святые их звуки
   Божественным чувством любви,
   И сердца тревожного муки
   Как скоро смиряют они!..
   Здесь все в чудно сжатой картине
   Представлено духом святым:
   И мир, существующий ныне,
   И бог, управляющий им,
   И сущего в мире значенье.
   Причина, и цель, и конец,
   И вечного сына рожденье,
   И крест, и терновый венец.
   Как сладко читать эти строки,.
   Читая, молиться в тиши,
   И плакать, и черпать уроки
   Из них для ума и души!
   1853
   МОЛИТВА ДИТЯТИ
   Молись, дитя: сомненья камень
   Твоей груди не тяготит;
   Твоей молитвы чистый пламень
   Святой любовию горит.
   Молись, дитя: тебе внимает
   Творец бесчисленных миров,
   И капли слез твоих считает,
   И отвечать тебе готов.
   Быть может, ангел, твой хранителе
   Все эти слезы соберет
   И их в надзвездную обитель
   К престолу бога отнесет.
   Молись, дитя, мужай с летами!
   И дай бог в пору поздних лет
   Такими ж светлыми очами
   Тебе глядеть на божий свет!
   Но если жизнь тебя измучит
   И ум и сердце возмутит,
   Но если жизнь роптать научит,
   Любовь и веру погасит
   Приникни с жаркими слезами,
   Креста подножье обойми:
   Ты примиришься с небесами,
   С самим собою и с людьми.
   И вновь тогда из райской сени
   Хранитель - ангел твой сойдет
   И за тебя, склонив колених
   Молитву к богу вознесет.
   1853
   * * *
   О, сколько раз я проклинал
   Позор слепого заблужденья
   И о самом себе рыдал
   В часы молитв и размышленья!
   И как бы я благословил
   В ту пору неба гром нежданный,
   Когда бы этот гость желанный
   Надменный ум мой поразил!..
   Но миг святой прошел - и снова
   Страстям, как прежде, я служу,
   И на позор их и оковы,
   Как на свободу, я гляжу.
   Так, влажный воздух рассекая,
   Меж облаков, во тьме ночной,
   Блистает молния порой,
   Мгновенно небо освещая.
   1853
   МЩЕНИЕ
   Поднялась, шумит
   Непогодушка,
   Низко бор сырой
   Наклоняется.
   Ходят, плавают
   Тучи по небу,
   Ночь осенняя
   Черней ворона.
   В зипуне мужик
   К дому барскому
   Через сад густой
   Тихо крадется.
   Он идет, глядит
   Во все стороны2
   Про себя один
   Молча думает:
   "Вот теперь с тобой,
   Б артв-батюшка,
   Мужик-лапотник
   Посчитается;
   Хорошо ты мне
   Вчера вечером
   Вплоть до плеч: спустил
   Кожу бедную.
   Виноват я был.
   Сам ты ведаешь
   Тебе дочь моя
   Приглянулася.
   Да отец ее
   Несговорчивый,
   Не велит он ей
   Слушать барина...
   Знаю, ты у нас
   Сам большой-старшой,
   И судить-рядить
   Тебя некому.
   Так суди ж, господа
   Меня, грешника;
   Не видать тебе
   Мое детище!"
   Подошел мужик
   К дому барскому,
   Тихо выломил
   Раму старую,
   Поднялся, вскочил
   В спальню темную,
   Не вставать теперь
   Утром барину...
   На дворе шумит
   Непогодушка,
   Низко бор сырой
   Наклоняется;
   Через сад домой
   Мужик крадется,
   У него лицо
   Словно белый снег.
   Он дрожит как лист,
   Озирается,
   А господский дом
   Загорается.
   1853
   * * *
   Я помню счастливые годы,
   Когда беспечно и шутя
   Безукоризненной свободой
   Я наслаждался3 как дитя;
   Когда в тиши уединенья,
   Как воплощенный херувим{
   Тревогой горя и сомненья
   Я не был мучим и томим.
   С каким восторгом непонятным
   Тогда час утра я встречал,
   Когда над полем необъятным
   Восток безоблачный пылал
   И серебристыми волнами,
   Под дуновеньем ветерка,
   Над благовонными лугами
   Паров вставали облака!
   С какою детскою отрадой
   Глядел я на кудрявый лес,
   Весенней дышащий прохладой,
   На свод сияющих небес,
   На тихо спящие заливы
   В зеленых рамах берегов,
   На блеск и тень волнистой нивы
   II на узоры облаков...
   То были дни святой свободы,
   Очарованья и чудес
   На лоне мира и природы,
   То на земле был рай небес!
   Пришла пора... иные строки
   В страницах жизни я прочел,
   И в них тяжелые уроки
   Уму и сердцу я нашел.
   О, если б в пору перехода
   Из детства в зрелые года
   Широкий путь моя свобода
   Нашла для скромного труда!
   Согретый мыслию живою,
   Как гражданин и человек,
   Быть может, светлою чертою
   Тогда б отметил я свой век!
   Но горек жребий мой суровый!
   И много сил я схоронил,
   Пока дорогу жизни новой
   Средь зла и грязи проложил!
   И грустно мне, и стыдно вспомнить
   Ничтожность прожитых годов;
   Чтоб пустоту их всю пополнить,
   Отдать полжизни б я готов!
   Но дни идут, идут бесплодно...
   И больно мне, что и теперь
   Одною мыслью благородной
   Я не загладил их потерь!
   Что в массу общего познанья
   Другим взыскательным векам,
   Как весь итог существованья,
   Я ничего не передам,
   И одинокий, без значенья,
   Как лишний гость в пиру чужом8
   Ничтожной жертвою забвенья
   Умру в краю моем родном!
   Декабрь 1853
   * * *
   С суровой долею я рано подружился:
   Не знал веселых дней, веселых игр не знал,
   Мечтами детскими ни с кем я не делился,
   Ни от кого речей разумных не слыхал.
   Но всё, что грязного есть в жизни самой бедной,
   И горе, и разгул, кровавый пот трудов,
   Порок и плач нужды, оборванной и бледной,
   Я видел вкруг себя с младенческих годов.
   Мучительные дни с бессонными ночами,
   Как много вас прошло без света и тепла!
   Как вы мне памятны тоскою и слезами,
   Потерями надежд, бессильем против зла!..
   Но были у меня отрадные мгновенья,
   Когда всю скорбь мою я в звуках изливал,
   И знал я сердца мир и слезы вдохновенья,
   И долю горькую завидной почитал.
   За дар свой в этот миг благодарил я бога,
   Казался раем мне приют печальный мой,
   Меж тем безумная и пьяная тревога,
   Горячий спор и брань кипели за стеной...
   Вдруг до толпы дошел напев мой вдохновенный,
   Из сердца вырванный, родившийся в глуши,
   И чувства лучшие, вся жизнь моей души
   Разоблачилися рукой непосвященной.
   Я слышу над собой и приговор, и суд...
   И стала песнь моя, песнь муки и восторга,
   С людьми и с жизнию меня миривший труд,
   Предметом злых острот, и клеветы, и торга...
   Декабрь 1853
   ПОЭТУ
   Не говоря, что жвзяъ ничтожна.
   Нет, после бурь и непогод{
   Борьбы суровой и тревожной
   И n,BeTt и плед "на дает.
   Не вечны все твои печали.
   В тебе самом источник сил.
   Взгляни кругом: ее дяя тебя ли
   Весь мер овяфввшца раскрыл.
   Кудряв и зелен лес дремучий,
   Листы зарей освещены,
   Огнем охваченные тучи
   В стекле реки отражены.
   Покрыт цветами скат кургана.
   Взойдя и став на вышине,
   Какой простор! Сквозь сеть тумана
   Село чуть видно в стороне.
   Звенит и льется птички голос,)
   Узнай, о чем она поет;
   Пойми, что шепчет спелый колос
   И что за речи ключ ведет?
   Вот царство жизни и свободы!
   Здесь всюду блеск! здесь вечный пир!
   Пойми живой язык природы
   И скажешь ты: прекрасен мир1
   Декабрь 1853
   ПЕСНЯ
   Зашумела, разгулялась
   В поле непогода;
   Принакрылась белым снегом
   Гладкая дорога.
   Белым снегом принакрылась,
   Не осталось следу,
   Поднялася пыль и вьюга,
   Не видать и свету.
   Да удалому детине
   Буря не забота:
   Он проложит путь-дорогу,.
   Лишь была б охота.
   Не страшна глухая полночь,
   Дальний путь и вьюга,
   Если молодца в свой терем
   Ждет краса-подруга.
   Уж как встретит она гостя
   Утренней зарею,
   Обоймет его стыдливо
   Белою рукоюt
   Опустивши ясны очи,
   Друга приголубит...
   Вспыхнет он - и холод ночи"
   И весь свет забудет.
   Декабрь 1853
   ВОЙНА ЗА ВЕРУ
   Как волны грозные, встают сыны Востока,
   Народный фанатизм муллами подожжен,
   Толпы мятежников под знамена пророка,
   С надеждой грабежа, сошлись со всех сторон.
   Языческих времен воскрес театр кровавый,
   Глумится над крестом безумство мусульман,
   И смотрят холодно великие державы
   На унижение и казни христиан.
   За слезы их и кровь нет голоса и мщенья!
   От бедных матерей отъятые сыны
   В рабы презренному еврею проданы,
   И в пламени горят несчастные селенья...
   Скажите нам, враги поклонников креста!
   Зачем оскорблены храм истинного бога
   И Древней Греции священные места,
   Когда жидовская спокойна синагога?
   Когда мятежников, бесчестия сынов,
   Орудие крамол, тревог и возмущенья,
   Не заклеймили вы печатию презренья,
   Но дали их толпам гостеприимный кров?
   Скажите нам, враги Руси миролюбивой,
   Ужель вы лучшего предлога не нашли,
   Чтобы извлечь свой меч в войне несправедливой
   И положить свой прах в полях чужой земли?
   Ужель чужих умов холодное коварство
   Вас в жалких палачей умело обратить
   И для бесславия жестокого тиранства
   Народные права заставило забыть?
   Ужели в летопись родной своей отчизны
   Не стыдно вам внести свой собственный позор,
   Потомков заслужить суровый приговор
   И современников живые укоризны?
   Иль духа русского досель вы не узнали?
   Иль неизвестно вам, как Севера сыны,
   За оскорбление родной своей страны,
   По слову царскому мильонами вставали?
   Вам хочется борьбы! Но страшен будет спор
   За древние права, за честь Руси державной;
   Мы вашей кровию скрепим наш договор
   Свободу христиан и веры православной!
   Мы вновь напомним вам героев Рымника,
   И ужас чесменский, и славный бой Кагулаа
   И грозной силою холодного штыка
   Смирим фанатиков надменного Стамбула!
   Вперед, святая Русь! Тебя зовет на брань
   Народа твоего поруганная вера!
   С тобой и за тебя молитвы христиан!
   С тобой и за тебя святая матерь-дева!
   Гридет пора, ее недолго ждать,
   Оценят твой порыв, поймут твой подвиг громкий,
   И будет свет тебе рукоплескать,
   И позавидуют тебе твои потомки.
   Декабрь 1853
   СТАРИК ДРУГОЖЕНЕЦ
   Удружил ты мне, сват, молодою женой!
   Стала жизнь мне и радость не в радость:
   День и ночь ни за что она спорит со мной
   И бранит мою бедную старость;
   Ни за что ни про что малых пасынков бьет
   Да заводит с соседями ссоры
   Кто что ест, кто что пьет и как дома живет,
   Хоть бежать, как начнет разговоры.
   И уж пусть бы сама человеком была!
   Не поверишь, весь дом разорила!
   И грозил ей, - да что!.. значит, волю взяла!
   Женский стыд, божий гнев позабыла!
   А любовь... уж куда тут! молчи про любовь!
   За себя мне беда небольшая,
   Погубил я детей, погубил свою кровь;
   Доконает их мачеха злая!
   Эх! не прежняя мочь, не былая пора,
   Молодецкая удаль и сила,
   Не ходить бы жене, не спросись, со двора,
   И воды бы она не взмутила...
   Спохватился теперь, да не сладишь с бедой,
   Лишь гляди на жену и казнися,
   Да молчи, как дурак, когда скажут порой!
   Поделом старику, - не женися!
   Декабрь 1853
   ЗИМНЯЯ НОЧЬ В ДЕРЕВНЕ
   Весело сияет
   Месяц над селом;
   Белый снег сверкает
   Синим огоньком.
   Месяца лучами
   Божий храм облит;
   Крест под облаками,
   Как свеча, горит.
   Пусто, одиноко
   Сонное село;
   Вьюгами глубоко
   Избы занесло
   Тишина немая
   В улицах пустых,
   И не слышно лая
   Псов сторожевых.
   Помоляся богу,
   Спит крестьянский люд,
   Позабыв тревогу
   И тяжелый труд.
   Лишь в одной избушке
   Огонек горит:
   Бедная старушка
   Там больна лежит.
   Думает-гадает
   Про своих сирот:
   Кто их приласкает,
   Как она умрет.
   Горемыки-детки,
   Долго ли до бед!
   Оба малолетки,
   Разуму в них нет;
   Как начнут шататься
   По дворам чужим
   Мудрено ль связаться
   С человеком злым!..
   А уж тут дорога
   Не к добру лежит:
   Позабудут бога,
   Потеряют стыд.
   Господи, помилуй
   Горемык-сирот!
   Дай им разум-силу,
   Будь ты им в оплот!..
   И в лампадке медной
   Теплится огонь,
   Освещая бледно
   Лик святых икон,
   И черты старушки,
   Полные забот,
   И в углу избушки
   Дремлющих сирот.
   Вот петух бессонный
   Где-то закричал;
   Полночи спокойной
   Долгий час настал.
   И бог весть отколе
   Песенник лихой
   Вдруг промчался в поле
   С тройкой удалой,
   И в морозной дали
   Тихо потонул
   И напев печали,
   И тоски разгул.
   Декабрь 1853
   НАСЛЕДСТВО
   Не осталося
   Мне от батюшки
   Палат каменных,
   Слуг и золота;
   Он оставил мне
   Клад наследственный:
   Волю твердую,
   Удаль смелую.
   С ними молодцу
   Всюду весело!
   Без казны богат,
   Без почета горд.
   В горе, в черный день
   Соловьем доешь;
   При нужде, в беде
   Смотришь соколом;
   Нараспашку грудь
   Против недруга,
   Под грозой, в бою
   Улыбаешься.
   И мила душе
   Доля всякая,
   И весь белый свет
   Раем кажется!
   Декабрь 1853
   * * *
   Не вини одинокую долю,
   О судьбе по ночам не гадай,
   Сберегай свою девичью волю,
   Словно клад золотой, сберегай:
   Уж недолго тебе оставаться
   В красном тереме с няней родной,
   На леса из окпа любоваться,
   Расцветать ненаглядной зарей;
   Слушать песни подруг светлооких,
   И по бархату золотом шить,
   И беспечно в стенах одиноких
   Беззаботною пташкою жить.
   Отопрется твой терем дубовый,
   И простится с тобою отец,
   И, гордясь подвенечной обновой,
   Ты пойдешь с женихом под венец;
   Да не радость - желанную долю
   Ты найдешь на пороге чужом:
   Грубый муж твою юную волю
   Похоронит за крепким замком.
   И ты будешь сносить терпеливо,
   Когда злая старуха свекровь
   Отвечать станет бранью ревнивой
   На покорность твою и любовь;
   Будешь глупой бояться золовки,
   Пересуды соседей терпеть,
   За работой сидеть без умолку
   И от тайного горя худеть,
   Слушать хмельного мужа укоры,
   До рассвета его поджидать;
   И забудешь ты песню, уборы,
   Станешь злую судьбу проклинать;
   И, здоровье в груди полумертвой
   От бесплодной тоски погубя,
   Преждевременной жалкою жертвой
   В гроб дощатый положишь себя.
   И никто со слезой и молитвой
   На могилу к тебе не придет,
   И дорогу к могиле забытой
   Густым снегом метель занесет.
   Декабрь 1853
   * * *
   Наскучив роскошью блистательных забав,
   Забыв высокие стремленья
   И пресыщение до времени узнав,
   Стареет наше поколедье.
   Стал недоверчивей угрюмый человек;
   Святого чуждый назначенья,
   Оканчивает он однообразный век
   В глубокой мгле предубежденья.
   Ему не принесло прекрасного плода
   Порока и добра познанье,
   И на челе его осталось навсегда
   Бессильной гордости сознанье;
   Свое ничтожество не хочет он понять
   И юных сил не развивает,
   Забытой старине стыдится подражать
   И нового не создавает.
   Слабея медленно под бременем борьбы
   С действительности") суровой,
   Он смутно прожил всю слепую нить судьбы,
   Влачит сомнения оковы,
   И в жалких хлопотах, в заботах мелочных,
   В тревоге жизни ежедневной
   Он тратит попусту избыток чувств святых,
   Минуты мысли вдохновенной.
   Не зная, где найти страданию исход
   Или вопросам объясненье,
   Печальных перемен он равнодушно ждет,
   Не требуя успокоенья;
   Во всех явлениях всегда одно и то ж
   Предузнавает он, унылый,
   И сон хладеющей души его похож
   На мир безжизненной могилы.
   Декабрь 1853
   НУЖДА
   В худой час, не спросясь,
   Как полуночный вор,
   Нужда тихо вошла
   В старый дом к мужичку.
   Стал он думать с тех пор,
   Тосковать и бледнеть,
   Мало есть, дурно спать,
   День и ночь работать.
   Все, что долгим трудом
   Было собрано в дом,
   Злая гостья, нужда,
   Каи пожар, подняла.
   Стало пусто везде:
   В закромах, в сундуках,
   На забытом гумне,
   На широком дворе.
   Повалились плетни,
   Ветер всюду гулял,
   И под крышей худой
   Дом, как старец, стоял.
   За бесценок пошел
   Доморощенный скот,
   Чужой серп рано снял
   Недозрелую рожь.
   Обнищал мужичок,
   Сдал он пашню внаем
   И с молитвой святой
   Запер наглухо дом.
   И с одною сумой
   Да с суровой нуждой
   В путь-дорогу пошел
   Новой доли искать;
   Мыкать горе свое,
   В пояс кланяться всем,
   На людей работать,
   Силу-матушку класть...
   Много вытерпел он
   На чужой стороне;
   Много эла перенес
   И пролил горьких слез;
   И здоровье сгубил,
   И седины нажил,
   И под кровлей чужой
   Слег в постелю больной.
   И на жесткой доске
   Изнывая в тоске,
   Он напрасно друзей
   Слабым голосом звал.
   В час ночной он один,
   Как свеча, догорал
   И в слезах медный крест
   Горячо целовал.
   И в дощатом гробу,
   На дубовом столе
   Долго труп его ждал
   Похорон и молитв.
   И не плакал никто
   Над могилой его
   И, как стража, на ней
   Не поставил креста;
   Лишь сырая земля
   На широкой груди
   Приют вечный дала
   Жертве горькой нужды.
   1853 (?)
   МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ
   И, прешед мало,* паде на лице
   своем, моляся и глаголя: отче мой,
   аще возможно есть, да мимо идет
   от мене чаша сия: обаче не яко же
   аз хощу, но яко же ты.
   Ев. Матф. гл. XXVI, ст. 39 - 47
   Гевал (ныне Емадед-дин) и Гаризим (ныне Шах-Гаден) близ
   Сихема, в колене Ефремовом, на север от Ерусалима в 52 верстах.
   Шесть колен Израилевых на первой произносили проклятия, а дру
   гие шесть на воторой - благословения, заповеданные Моисеем
   (Св(ященная) цер(ковная) география В. П. П(олякова), изд. вто
   рое, 1848).
   День ясный тихо догорает;
   Чист неба купол голубой;
   Весь запад в золоте сияет
   Над Иудейскою землей.
   Спокойно высясь над полями,
   Закатом солнца освещен,
   Стоит высокий Елеон
   С благоуханными садами.
   И, полный блеска, перед ним,
   Народа шумом оживленный,
   Лежит святой Ерусалим,
   Стеною твердой окруженный.
   Вдали Гевал и Гаризим *,
   К востоку воды Иордана
   С роскошной зеленью долин
   Рисуются в волнах тумана,
   И моря Мертвого краса
   Сквозь сон глядит на небеса 1.
   А там, на западе, далеко,
   Лазурных Средиземных воли
   Разлив могучий огражден
   Песчаным берегом широко...2
   Темнеет... всюду тишина...
   Вот ночи вспыхнули светила,
   И ярко полная луна
   Сад Гефсиманский озарила.
   В траве, под ветвями олив,
   Сыны божественного слова,
   Ерусалима шум забыв,
   Спят три апостола Христовы.
   Их сон спокоен и глубок;
   Но тяжело спал мир суровый:
   Веков наследственный порок
   Его замкнул в свои оковы,
   Проклятье праотца на нем
   Пятном бесславия лежало
   И с каждым веком новым злом
   Его, как язва, поражало...
   Но час свободы наступал
   И, чуждый общему позору,
   Посланник бога, в эту пору,
   Судьбу всемирную решал.
   За слово истины высокой
   Голгофский крест предвидел он.
   И, чувством скорби возмущен,
   Отцу молился одиноко:
   "Ты знаешь, отче, скорбь мою
   И видишь, как твой сын страдает,
   О, подкрепи меня, молю,
   Моя душа изнемогает!
   День казни близок: он придет,
   На жертву отданный народу,
   Твой сын безропотно умрет,
   Умрет за общую свободу...3
   Проклятьем черни поражен,
   Измученный и обнаженный,
   Перед толпой поникнет он
   Своей главой окровавленной.
   И те, которым со креста
   Пошлет он дар благословенья,
   С улыбкой гордого презренья
   Поднимут руки на Христа...
   О, да минует чаша эта,
   Мой отче, сына твоего1
   Мне горько видеть злобу света
   За искупление его!
   Но не моя да будет воля,
   Да будет так, как хочешь ты!
   Тобой назначенная доля
   Есть дело вечной правоты.
   И если твоему народу
   Позор мой благо принесет,
   Пускай за общую свободу
   Сын человеческий умрет!"
   Молитву кончав, скорби полный,
   К ученикам он подошел
   И, увидав их сон спокойный,
   Сказал им: "Встаньте, час пришел!
   Оставьте сон свой и молитесь,
   Чтоб в искушенье вам не впасть,
   Тогда вы в вере укрепитесь
   И с верой встретите напасть".
   Сказал - и тихо удалился
   Туда, где прежде плакал он,
   И, той же скорбью возмущен,
   На землю пал он и молился:
   "Ты, отче, в мир меня послал,
   Но сына мир твой не приемлет:
   Ему любовь я возвещал
   Моим глаголам он не внемлет;
   Я был врачом его больным,
   Я за врагов моих молился
   И надо мной Ерусалим,
   Как над обманщиком, глумился!
   Народу мир я завещал
   Народ судом мне угрожает,
   Я в мире мертвых воскрешал
   И мир мне крест приготовляет!..
   О, если можно, от меня
   Да мимо идет чаша эта!
   Ты бог любви, начало света,
   И все возможно для тебя!
   Но если кровь нужна святая,
   Чтоб землю с небом примирить,
   Твой вечный суд благословляя,
   На крест готов я восходить!"
   И взор в тоске невыразимой
   С небес на землю он низвел,
   И снова, скорбию томимый,
   К ученикам он подошел.
   Но их смежавшиеся очи
   Невольный сон отягощал;
   Великой тайны этой ночи
   Их бедный ум не постигал.
   И стал он молча, полный муки,
   Чело высокое склонил
   И на груди святые руки
   В изнеможении сложил.
   Что думал он в минуты эти,
   Как человек и божий сын,
   Подъявший грех тысячелетий,
   То знал отец его один.
   Но ни одна душа людская
   Не испытала никогда
   Той боли тягостной, какая
   В его груди была тогда,
   И люди, верно б, не поняли,
   Весь грешный мир наш не постиг
   Тех слез, которые сияли
   В очах спасителя в тот миг.
   И вот опять он удалился
   Под сень смоковниц и олив,
   И там, колени преклонив,
   Опять он плакал и молился:
   "О боже мой! Мне тяжело!
   Мой ум, колебляся, темнеет;
   Все человеческое зло
   На мне едином тяготеет.
   Позор людской, позор веков,
   Всё на себя я принимаю,
   Но сам под тяжестью оков,
   Как человек, изнемогаю...
   О, не оставь меня в борьбе
   С моею плотию земною,
   И все угодное тебе
   Тогда да будет надо мною!
   Молюсь: да снидет на меня
   Святая сила укрепленья!
   Да совершу с любовью я
   Великий подвиг примиренья!"
   И руки к небу он подъял,
   И весь в молитву превратился;
   Огонь лицо его сжигал,
   Кровавый пот по нем струился.
   И вдруг с безоблачных небес,