Никитин Олег Викторович. Падение сквозь ветер

   Валлент был слишком возбужден новым поворотом своего расследования, чтобы тут же завалиться спать, а кроме того, он знал, что переполненный азианскими яствами желудок еще долго будет напоминать о себе утробным бурчанием. Поэтому он достал из шкафа вторую тетрадь с дневником и расположился в своем рабочем кресле.

   «1 ноября. Не хотел я вести свой дневник, а потом подумал – да что такого, в самом деле! Из-за какой-то девчонки слоняться из угла в угол, когда можно спокойно сесть и записать несколько мыслей. Или изложить события интересного дня. К тому же я еще раз перечитал свои записи, с самого начала, и заметил, как со временем улучшалось качество моего письма! Я постепенно учился грамотно излагать всякие происшествия на бумаге. Кстати, мне даже говорить стало легче, когда учитель меня спрашивает. Я и подумал: это ведь полезное умение, вдруг захочется написать какой-нибудь трактат по своей будущей профессии, а я уже – раз! – и языком владею как надо. Или выступить на собрании. Но для этого все-таки, наверное, надо не писать, а выступать с речами, тут я немного погорячился. Представляю себе – выхожу к доске и начинаю пересказывать учебник, и все послушно пишут на своих клочках бумаги! Смешно, ей-же-ей. И насчет профессии я тоже пока не определился, так что даже и не знаю, за что взяться. Можно стать птицеводом, у меня неплохо получается. Ходили мы как-то купаться, летом еще, и какой-то сумасшедший гусь выскочил на пляж, хотел в воду прыгнуть. Девчонки давай кричать, и Динника тоже. Взял я палку и прогнал бешеную птицу восвояси, даже перо у нее вырвал, чтобы потом им писать, а то мое старое уже источилось. В общем, в этом вопросе торопиться нельзя, а то потом можно крепко пожалеть. Или в солдаты пойти? Там драться учат и как с оружием разным обращаться. По дороге из казармы буду всяких слабых стариков и девчонок от хулиганов защищать. Тьфу ты, сначала понапишу всяких глупостей, а потом хоть зачеркивай. Кстати, я все, что раньше насочинял, в одну тетрадь сшил и спрятал подальше, в сундук под кроватью, чтобы мой дневник никому на глаза не попался. А то потом объясняй, что тут за муть написана. Да и неловко.
   6 ноября. Сегодня Бузз мне сказал: «Я вчера в цирк ходил». Я молчу, как воды в рот набрал, а так и подмывает спросить, как там Маккафа выступает. Я афишу на заборе школы видел, там разные номера и артисты нарисованы – не Буззом, конечно, в цирке есть свой человек, который такие плакаты делает. И среди них Маккафа с каким-то магом, завернутым в красный плащ с головы до ног. Я в октябре с ней случайно встретился, поговорили ни о чем, да и разошлись. Она такая красивая стала, что мне даже больно на нее смотреть было. И даже еще выше, чем приехала. Бузз, кстати, тоже заметно подрос. А потом я к ней и не подходил. «Ну и как программа?» – спросил я у Бузза. Долго с духом собирался, чтобы голос безразличным сделать. «Здорово! – сказал он. – У нее самый лучший номер. В общем, я советую тебе сходить, словами такое не передать». – «Они с магом на самом деле чудеса показывают?» – «Не то слово! Мага, правда, почти не видно, луч все время на нее светит, но так и надо, кому этот черно-красный чудак нужен». – «Но ведь все фокусы он устраивает». – «Какая разница, все равно никому не интересно, как он там руками машет и заклинания свои шепчет». Тут Холль на нас строго так посмотрел, и мы стали его слушать.
   9 ноября. Сегодня в первый раз на земле был иней. Тучи уже давно с неба не сходят, но все время было довольно тепло, только иногда дождь шел. Значит, скоро выпадет первый снег. Это хорошо, опять буду на коньках кататься. Я их специально померил и убедился, что они мне еще вполне подходят. На сезон хватит, а потом, глядишь, и у меня ноги увеличатся, вместе с ростом!
   10 ноября. Бузз сегодня показал мне свой рисунок, на котором Маккафа и ее маг во время представления. Графитовым карандашом нарисовал. «Тут бы цвет не помешал», – говорю я. «Я и сам знаю, что в цвете гораздо лучше», – почему-то рассердился он. «Почему же не сделал красками?» Оказывается, это всего лишь эскиз к будущей картине. А выглядит как настоящая.
   15 ноября. Опять приходили Реннтиги, уже во второй раз этой осенью. А все якобы потому, что у меня сегодня день рожденья (14 лет!). По-моему, они пользуются любой возможностью, лишь бы завалиться к нам на чай, и тут даже такой смехотворный повод им помог. Я у мамы спросил: «Почему это все время они к нам ходят, а вы к ним – никогда?» Она долго молчала. А потом сказала, что у них жилищные условия неподходящие, тесно и повеселиться негде. А у нас целый дом, рядом с театром, отчего бы нам их не пригласить? Девчонка реннтиговская все такая же противная, нисколько не поумнела. Приставать ко мне даже больше стала – все поиграй с ней да поиграй, то в жмурки, то в прятки, как будто мне больше заняться нечем! А потом еще заявила, что в цирк хочет пойти, на новую программу. Реннтиги на меня так выразительно посмотрели, мне пришлось сказать, что я тоже давно в цирк собираюсь, в выходные можно будет сходить. (Тут я подумал: почему я их Реннтигами называю? А потому, что так ее отца зовут, а вот как мать – забыл, или не знал вовсе, моя мама к ней обращается со словом «милочка». Она такая же «милочка», как я – Зубля. Эх, где-то она теперь?) Так вот, не мог же я им признаться, что с Маккафой уже не дружу и билеты покупать придется (из моих «карманных» денег). Зато мы сможем сесть подальше от арены, чтобы она случайно меня не заметила.
   17 ноября. Сегодня ходили с Надой на утреннее представление, и там я увидел чуть ли не половину ребят из нашей школы. Готов поспорить, что они пришли только из-за номера Маккафы. Девчонок, правда, при этом не было ни одной, или они прятались за спины старших родственников. А билеты я с трудом купил, в предпоследний ряд. Что я могу сказать про ее выступление? Откровенно говоря, все самое главное делал маг, которого почти не показывали, в основном осветитель направлял зеркало на нее, и это правильно. Она, конечно, никуда на самом деле не исчезала, просто ее очертания теряли четкость и будто расплывались, и в таком виде она «летала» над ареной, и юбка у нее развевалась как флаг. Этот фокусник делал вокруг нее плотный воздушный пузырь, и луч расползался по нему, как чернила по бумаге. Она «летала» не слишком высоко, но я представляю себе, сколько сил тратил маг, одновременно поддерживая и ее, и пузырь. И оркестр на трубах и скрипках торжественно играл, так что зал просто плакал от восторга. В общем, красиво, ничего не скажешь, но все равно я больше не пойду, слишком больно мне на них смотреть было. Наддка меня спрашивает: «Это та самая девочка, которая к тебе в гости приходила?» – «Ну да», – сказал я, и против воли меня от гордости распирает, что у меня такая знакомая есть, с которой я гулял и целовался весной. «А почему она больше не приходит? Я тоже хочу, как она. Познакомь меня с ней». До чего настырная девчонка, спасу нет. Хотел ей сказать, что с Маккафой больше не встречаюсь, но постеснялся, объяснять бы пришлось, почему и так далее. Так уж получилось, что она стала выше меня, а хорошего номера для арены я так и не придумал. Снова вспомнил Зублю, и стало мне ее даже жалко – все-таки я ее зря по башке тогда треснул. Пришла бы, что ли, навестила своего дрессировщика. Ребята потом ко мне подходили после представления, по плечу хлопали, будто это я тренировал Маккафу и на арену выпускал. Наверное, они все еще думают, что я с ней гуляю. Короче, не знаю, о чем они думали, может, просто выражали мне свое уважение, что такая красивая девочка, да еще артистка, со мной дружит. Если бы.
   18 ноября. Взял сегодня свое старое перо в руку, макнул в чернильницу и задумался – с чего начать. Вдруг слышу какой-то шорох в углу, обернулся, а там Зубля. Не знаю, почему я так подумал, крыса как крыса, довольно крупная с виду, сидит и смотрит на меня. Я ей говорю: «Зубля, ко мне!», и она осторожно так подошла! Я прямо глазам своим не поверил. Полез в шкаф, из-за которого она ко мне выползла – прогрызли-таки дыру, паразитки. Свои специальные перчатки с полки достал, она их как облупленные должна была знать. Там же и медное кольцо отыскалось, через него она прыгала. Ну, думаю, если ты и в самом деле моя дрессированная крыса, то не забыла еще наши уроки мастерства. Принес из кухни кусок сахара, а она сидит, будто дожидается меня. И ведь прыгнула, зараза! Я ее чуть обнимать не кинулся, а потом подумал – видно, жратвы на улицах мало стало, вот она и пришла ко мне, да еще дыру втихомолку проковыряла. Но мне все равно было приятно, что зверь – а почти ничего не забыла. Я так и не понял, кстати, самец Зубля или самка? Что теперь с ней делать, ума не приложу. Ладно, мне не жалко для нее корки хлеба, но если она все-таки самка? Приведет сюда целую толпу крысят – корми, мол, хозяин. И что потом? Взял ее перчатками и обратно к дыре посадил, между делом осторожно между задних лап пощупал. И вроде бы Зубля самцом оказался! Мордой его в дыру выталкиваю, не ровен час мама придет! Вот бы визгу было, на весь квартал. Ну, посмотрел он на меня как на предателя и ушел, а я вот сижу сейчас, все это дело описываю, и чувствую себя каким-то злодеем. Втемяшилась же дурь в голову, приручил крысу! С Буззом, что ли, посоветоваться?
   19 ноября. Рассказал сегодня Буззу про Зублю, так он чуть со стула от смеха не свалился, хорошо еще, что на уроке дело было, так что пришлось ему заткнуться. «Что тут смешного? – спрашиваю его. – Зверь, можно сказать, пришел попросить у меня защиты от зимних холодов, а ты гогочешь?» Он не нашелся, что ответить, и сделал вид, будто Холля слушает.
   20 ноября. Я вот думаю – Зубля он теперь или Зубль? Наверное, все же Зубль, но это имя какое-то неудобное, к тому же ему непривычно будет, если я его так назову. Зубль-крыс – это звучит! Не приходит, обиделся, что ли?
   23 ноября. Возвращался сегодня из школы, земля сейчас уже совсем мерзлая, только снег еще не лежит. Случайно вниз посмотрел и крысиные глазенки заметил – он, оказывается, под крыльцом себе дупло устроил. Сидит и морду из щели высовывает. Я ему говорю: «Зубля, ко мне!», он высунул нос, осмотрелся и вылез, хвост какой-то синий, от холода, что ли? Ну, думаю, только бы родители меня сейчас не увидели. Дверь открыл, и зверек передо мной туда проскочил, и сразу ко мне в комнату. Неужели дорогу запомнил? Я где-то слышал, что крысы самые умные после человека животные. На Зублю посмотришь – и точно, этакий мудрый крыс, только говорить не умеет. Расстелил я ему под кроватью мешковину, в чулане пришлось пошарить, старую треснутую тарелку поставил. Надеюсь, никто не заметит, что она пропала. А заметят, скажу, что случайно разбил. Жрет он будь здоров! Сейчас написал эти слова и заглянул под кровать – спит как сурок. Не буду никому про него рассказывать, а Буззу скажу, что больше свою крысу не видел. Опять пришлось его с мылом мыть – чуть за палец не укусил, паразит, так мыло не любит. Может, пусть сам отчищается?
   24 ноября. Зубля после одного урока стал совсем умный, специально ходит сквозь свою дыру на улицу, там свою нужду справляет. А в дырку эту почему-то стал снег залетать! Так я ее куском плотной парусины завесил. Но все равно, по полу слегка дует, так что я в теплых носках теперь по комнате хожу.
   8 декабря. Снег уже лежит на земле толстым слоем, даже притоптать его успели. Представления в цирке прекратились дня два назад. Я слышал от Бузза, что маг стал показывать совсем уж необычные фокусы. Якобы Маккафа у него раздваивалась, одна половина сидела, а другая «летала» над ареной, но что-то мне с трудом верится. А то еще огненные шарики стал над публикой рассеивать, народ поначалу пугался, а потом понял, что это все ненастоящее. Ну, ветер-то по рядам пустить он и раньше был мастак, сам помню. Реннтиговская девчонка в последний свой приход опять меня стала доставать – пойдем да пойдем, но тут этот номер прикрыли, аккурат в самом начале декабря. Не знаю уж, повезло мне или наоборот, но теперь хоть не так мучаться буду. Хотелось мне еще раз на Маккафу посмотреть, сил нет! Бузз сказал, что это все Орден виноват. Очень может быть, кто его знает».

   Заметно стемнело, и магистр на минуту оторвался от чтения, чтобы зажечь свечу и закрыть ставни в кабинете. Картина с мегаллиновым лицом в отблесках пламени словно ожила, задвигалась, приобретая зримый объем. Валлент с усилием оторвал от нее взгляд и вновь склонился над дневником погибшего мага.

   «10 декабря. Сегодня ходил в театр, посмотреть, как там у Бузза дела идут, и Маккафу у входа встретил. Прямо нос к носу столкнулись. Стою как дурак и смотрю ей на губы, они у нее как раз на уровне моих глаз. Ни слова сказать не могу, и она тоже какая-то молчаливая и даже печальная. Переживала, наверное, что их с магом номер прикрыли. «За билетом приходила?» – спрашиваю. «Ага, через неделю у вас премьера, все девчонки собираются. Вот, себе и Бюшше взяла». – «А я за спектаклями не слежу», – говорю. Она смеется и говорит: «Все еще Баррбуку, дочь колдуна, вспоминаешь? Не все же пьесы такие, есть и про всяких героев». Честно говоря, мне стало приятно, что она помнила про наш совместный поход в театр, хоть он и был сто лет тому назад. «Может быть, зайдем, чаю выпьем», – ляпнул я и чуть язык себе не откусил от досады. Вдруг она согласится и нас кто-нибудь из одноклассников увидит? Потом точно целый год потешаться будут, и так уже, по-моему, насчет моего роста все кому не лень прохаживаются. И надо же такому случиться, что она согласилась! Я прямо холодным потом облился, когда представил себе маму при виде Маккафы. Она совсем скоро собиралась домой прийти. Она тут как-то раз спросила меня про «красивую девочку из цирковой семьи», я что-то промямлил невнятно, она больше и не спрашивала. Пришли мы ко мне, Маккафа обувь сняла и чуть пониже оказалась, но все равно примерно на два пальца выше меня. Отец был в суде, сегодня опять какое-то дурацкое дело слушали, он рассказывал вчера за ужином, а мать в театре с гримом возилась, так что мне пришлось самостоятельно чайник на плиту ставить. Дрова мы в прошлом году экономили, а в этом году запасли – тучу! Чуть ли не весь подвал ими забили. И даже мешок угля по случаю прикупили. «Ты какой чай предпочитаешь – «Хайкумский маковый императорский» или «Прозрачный лепесток»? «Лепесток» настоящий, почти прозрачный». Она сказала, что ей все равно, я выбрал маковый и все подготовил, и потом мы пошли в мою комнату. Идем, и я вспоминаю, что ее портрет со стенки шкафа не убрал, и он все так же там висит, как и весной, когда она впервые ко мне пришла. Ну, думаю, сегодня у меня день проколов. Она, конечно, сразу его заметила, но ничего не сказала, будто так и должно быть. Стали мы с ней про школьные дела говорить, то да се, она меня и спрашивает, выбрал я себе профессию или нет. Я говорю, что еще нет, и тогда она мне предложила в Орден сходить, у них в январе будет проходить конкурс на место стажера. «Ну да, так меня и возьмут! Знаешь, как там строго?» – «Знаю», – ответила она и усмехнулась, а я опять чуть вслух свою тупость не проклял – своими же глазами видел, как она с магом на арене выступала! Уж наверное он ей порассказал про свой жизненный путь. Я, кстати, так и не имею понятия, как этого типа зовут, да и какая разница? Тут свисток на чайнике сработал, и я пошел заваривать напиток. Вернулся, и Маккафа мне говорит: «А давай мы тебя проверим, подойдешь ты им или нет!» Я даже опешил: «Что, это так просто?» Она замешкалась, как будто пожалела, что завела об этом речь. «Ну, ты же пойдешь в Орден, правда? – почему-то спрашивает. – Видишь ли, они предлагают этот тест только тем, кто уже прошел предварительный отбор». – «А если я не пройду?» Она скривила губы и смотрит на меня как на недоумка. «И то верно, всякое бывает». Я опять пошел на кухню, чтобы принести наконец чай, а когда возвращался, заметил, как она от окна отходила, наверное, на свои часы смотрела. Они у нее почти такие же красивые, как она сама – с маленькими жемчужинами вместо простых делений, а посредине рубиновый кристаллик, острый, как игла. И стекло сверху совсем прозрачное, начинка у часов, когда они на солнце, наверное, так и сверкает. И тут словно нечистая сила меня за язык потянула! Говорю как бы между прочим, что я думал над цирковым номером, но потом решил, что простому народу мой выход вряд ли придется по вкусу. Очень уж мне ее ухмылка не понравилась, когда она про испытание в Ордене говорила. Сам не знаю, что на меня нашло, дай, думаю, напугаю ее так, чтобы неповадно было надо мной потешаться. А сейчас, вечером, я еще подумал, что мне захотелось наконец избавиться от мыслей про нее, а для этого нужно было, чтобы она как-нибудь глупо или некрасиво себя повела. «И что за номер?» Я под кровать заглянул как бы без всякого смысла, и вижу – Зубля на подстилке валяется. А я забыл написать, что приучил его не дергаться, когда я его за хвост над полом поднимаю, и мертвым притворяться, пока я его за ухо не ущипну. «Ну, держись!» – думаю. Зубля, конечно, проснулся, когда я его из-под кровати вытаскивал, но виду не подал, знает, что иначе корма не получит. И только потом, гораздо позже, я опять себя на все корки изругал – а вдруг бы Маккафа и в самом деле заорала? У Зубли бы точно сердце от ужаса из пасти выпрыгнуло! Вам бы в ухо заверещали, когда вы спокойно висите вниз головой, уверенный в своей безопасности! Она вздрогнула, но промолчала, с брезгливой улыбкой глядя на моего бедного зверька. «Что это за гадость?» – спросила она. «Это мое домашнее дрессированное животное», – гордо ответил я, положил крыса на пол и «разбудил» его. Но когда он увидел Маккафу, то шмыгнул в свою нору и пропал, как я ни звал его и ни грозил расправой. И кем я стал теперь в ее глазах? Не просто каким-то недомерком, но еще и тупым идиотом и… даже не знаю, какие еще себе эпитеты подобрать, так чтобы потом их замарывать не пришлось. Она, конечно, сочувственно так улыбнулась, но я же видел, что упал в ее глазах ниже всяких пределов. Глупо все сегодня получилось, одним словом. Я даже провожать ее не пошел, сказал, что домашнее задание сегодня большое. Да она бы, наверное, сказала, что и так дойдет, и вышло бы еще глупее, чем у меня с заданием. Ну и ладно, хватит уже о ней думать.
   11 декабря. Пришел сегодня из школы, снял со шкафа Маккафин портрет и в стол убрал, подальше от глаз. И как будто в комнате пусто стало! Ну ничего, надо привыкать. Тут и Зубля вернулся, сел с виноватым видом и чуть хвостом не виляет, как собака. Хотел я его отругать, что вчера так постыдно сбежал, а потом подумал: какая разница, все равно нам с Маккафой вместе не быть. Ей общество подавай, внимание публики и так далее. Да и слишком высокая она для меня, я все-таки тоже немного гордый. Так что покормил я Зублю и даже дрессировать его не стал, пусть отсыпается. Не быть ему цирковым артистом.
   13 декабря. Сегодня в первый раз в новом учебном году прошел по льду Хеттики. Я был первый! Мои одинокие следы тянулись через всю реку, я специально из окна школы смотрел и другим показывал. А после занятий по следам прошли другие смелые ученики и их затоптали. Обидно.
   15 декабря. Спросил сегодня у Клуппера, ходит он к старику Блоббу или уже бросил. Оказалось, что ходит, только реже, раз в три дня, потому что покупателей меньше стало – не сезон. Поэтому и посуда меньше пачкается. «Что, по Диннике соскучился?» – спросил он меня. «Вот еще!» – ответил я, но соврал, конечно. Интересно, как она в своей школе искусств учится? Небось одни плюсы получает, как и в прошлом году.
   20 декабря. Клуппер сегодня часа в три зашел за мной, и мы отправились в магазин Блобба. Динника обрадовалась, когда меня увидела! Клуппер сразу пошел в подсобку посуду мыть, хоть ему и хотелось с нами пообщаться, а мы остались в магазине. Динника меня спрашивает: «Ты отчего к нам не приходил?» – «Учеба, задают много», – говорю. Не признаваться же ей про Маккафу и наши с ней встречи, когда я только о ней и мог думать. Не считая других интересных вещей вроде законов природы, конечно. «Нас тоже гоняют», – вздохнула она. Оказалось, что она решила пошивом одежды заняться, а для этого нужно уметь размечать ткань и ровно ее разрезать. Потом еще ухитриться правильно сшить куски, ничего не перепутав и не переколов пальцы иголкой. И вот, пожалуйста, платье готово. Или, например, штаны. А то и трусы, почему бы и нет, тоже полезная штука. Да и цвета надо так подобрать, чтобы на изделие приятно было взглянуть. Она на меня посмотрела, снизу вверх глазами провела, и говорит: «А хочешь, я для тебя что-нибудь сошью? Это будет моя выпускная работа!» Я прямо-таки опешил от такой чести. «Что же? Может, шляпу?» – спрашиваю. А она даже немного симпатичная, когда смеется, я это еще летом заметил, только не обращал внимания. «Давай штаны кюлоты! – сказала она. – Это трудно, и мне наверняка среднюю квалификацию присвоят». – «Разве ты уже в этом году школу заканчиваешь?» – удивился я. «Это промежуточная, глупый. На следующий год будем еще сложнее вещи изготовлять. А здесь главное – пуговки ровно пришить». При чем тут глупость? Я ведь не знаю, какие в их школе порядки. Может, они уже совсем молодых девчонок заставляют спину на работе гнуть. Но тут ее мать пришла, и смотрит на меня во все глаза, как на чудо природы. «Мальчик, тебя как зовут?» – спрашивает. «Я же тебе говорила, мама, что это Мегаллин, – говорит за меня Динника, – он в ремесленной школе учится. Не помнишь разве, как он за мной на День Императора приходил?» – «Ох, разве ж в тот день я могла кого-нибудь запомнить!» Это точно, народу здесь тогда толклось, как рыбы в бочке. «А в каком ты классе учишься, Мегаллин?» – спрашивает. «В пятом». «Ого, значит, ты в этом году школу заканчиваешь. Уже решил, на кого будешь дальше учиться?» Что-то все в последнее время стали моей судьбой интересоваться, а я еще и сам не знаю, кем быть. Может, в самом деле сходить в Орден, проверить свои способности? «Я буду плодовые деревья выращивать или домашних птиц разводить», – говорю. Я подумал, что Динникова мама готова продолжать эту «интересную» беседу до бесконечности, рассказать мне про плохие условия в городе для разведения птиц и так далее. Но тут пришел какой-то покупатель, и мы с Динникой срочно ушли в подсобку. Там Клуппер домывал вторую склянку, и возиться ему еще было с ними часа три, не меньше. Посмотрел он на меня довольно-таки хмуро, я сперва подумал – чего это он злится, а потом догадался, что Динника раньше почти все время его разговорами развлекала, а сегодня ему пришлось просто тупо скоблить свою склянку. Я взглянул на эту девчонку свежим взглядом, на время заставив себя не представлять на ее месте Маккафу. И что же? Оказалось, что она вовсе не такая жутковатая, как я раньше думал, даже симпатичная в чем-то. Она изменилась или все-таки я? Я пригласил Диннику кататься на коньках, но у нее их не оказалось, потом я не придумал ничего лучшего, как позвать ее на горку! Точно, мальчик, не зря меня так называют. Клуппер, по-моему, собирался засмеяться, но потом передумал. Тоже мне, выпускник ремесленной школы! Медный гвоздь и то заточить не умеет, вечно они у него кривые или тупые получаются. Тут уж она не смогла отказаться, а брать свои слова обратно я постеснялся. Взять, что ли, у Бузза его двойную каталку? Но все эти дела только к январю наладятся, раньше вряд ли горку отольют, а то всякие потепления и так далее могут запросто случиться. Мы еще примерно полчаса поговорили о всякой ерунде, и я уходить уже собрался, все равно уже темнеть начало, и Динника мне говорит: «Ну так как, обмеривать тебя, чтобы кюлоты шить?» Клуппер чуть свою посуду не выронил, смотрит на нас во все глаза: «Ты уже решила, что сошьешь?». «А разве тебе не весной это надо будет сделать?» – спрашиваю. «Ну да, весной, я просто так интересуюсь, на будущее». В общем, отложили мы это дело до марта или апреля, если планы не изменятся. Клуппер стоял к нам спиной и мыл посуду, но по его спине я как-то понял, что он больше никогда не зайдет за мной, чтобы прогуляться к Блоббу. Ну и ладно, чего уж такого я тут не видел. Проводила она меня до дверей и в магазин вернулась, кажется, в подсобку не пошла. Какое мне дело, в конце концов? Написал так и думаю – если бы дела никакого в самом деле не было, пошел бы я к Блоббу или нет? Вот вопрос.
   21 декабря. Сегодня в школе зашел разговор о завтрашнем празднике, и меня как обухом по голове стукнуло. Как я мог забыть про Зимний Солнцеворот? Опять на Хеттике будут всякие состязания, а я еще в прошлом году думал: а не принять ли мне в них участие? Прокатиться на коньках и лихо так затормозить! А если свалюсь? Тогда уж точно позора не оберешься.
   22 декабря. Что-то в этом году не слишком удачный праздник выдался. А все потому, что с самого утра задул сильный ветер, да еще мороз ударил – вот народ и разбежался по тавернам, горячительными напитками согреваться. Но я все-таки немножко снежную крепость построил, правда, она скорее ледяная, но так даже крепче вышло. Долго никто не выдерживал, и я тоже очень быстро смылся. А через час ко мне зашел Бузз и позвал на Хеттику! Я показал ему свои красные уши, и тогда он тоже решил никуда не ходить, вместо этого мы пили чай с булочками и в шашки резались.
   31 декабря. Сегодня опять фейерверк ходил смотреть! Правда, он был совсем не такой красочный, как на день Империи, но все равно народ прямо давился, чтобы на ипподром попасть. А я не пошел, смотрел из кухонного окна – со здоровьем проблемы, а на улице сегодня жутко холодно. Ветер сдувал петарды, и они взрывались где-то над Хеттикой».

   Валлент перевернул лист и увидел небрежно нарисованные цифры: «802».

Глава 14. Чучело

   Когда магистр на следующее утро вышел из своей комнаты, Бессет уже ждал его. Он споро поглощал плюшки и вел беседу с Тиссой.