Пройдя по Аллее, он свернул направо, огибая казарму, затем налево, углубляясь в знакомый переулок. Вскоре должно было показаться здание Отдела.
   Внезапно из-за угла обшарпанного дома на него выскочил виденный им на ипподроме мужик. Он с мнимым добродушием скалился, глядя прямо в глаза следователю, и поигрывал кривым, но длинным клинком.
   – Уйди с дороги, – бросил Валлент, начиная поднимать руку с артефактом Деррека и произносить про себя заклинание прямого вихря, так полюбившееся ему за свою простоту и эффективность. Но тяжелый топот за его спиной прервал магистра на полуслове, и магия развеялась в пространстве вхолостую, отдачей больно ударив его в грудь. Обернувшись и отступая вбок, он успел заметить ипподромного громилу, а за ним – фигуру букмекера, второпях вляпавшегося в кучу пищевых отбросов. Вслед за этим массивный кулак, скользнув, ударил Валлента в лоб; он потерял равновесие и снова попытался выкрикнуть заклятие, уже лежа на камнях, но ему вывернули запястье, и он хрипнул от боли, опять смазав последние слова.
   – А, так ты маг-самоучка! – зло возопил букмекер, подбегая к лежащему следователю и пиная его в живот. – Я так и думал. Сними с него кольцо! – приказал он помощнику, и золотая лягушка тут же была сорвана с пальца магистра. Третий злодей вспорол полу Валлентова плаща, и на камни выпали деньги, мгновенно присвоенные хищной рукой.
   – Делись, – заявил громила.
   – Эй, я тут главный, – сказал букмекер и требовательно вытянул раскрытую ладонь. Обладатель ножа медленно высыпал в нее награбленное и принялся обшаривать скрючившегося от боли в боку Валлента.
   Внезапно сразу с трех сторон возникло пять или шесть гвардейцев, среди которых находился облаченный в короткий темно-красный плащ молодой человек. В руках он вертел свиток, перевязанный шелковой ниткой. Грабители и букмекер застыли с выражением изумления на лицах, даже не попытавшись скрыться – все возможные пути отхода прикрывали солдаты. Валлент с трудом поднялся на колени.
   – Вовремя, – просипел он. – У них мои золотое кольцо и деньги, двести пятьдесят дукатов.
   «Собственность» следователя незамедлительно перешла к молодому человеку в красном.
   – Господин Пиннель, сто пятьдесят дукатов – мои, – заявил осмелевший букмекер. – Он применил магию на ипподроме и заставил свою лошадь прийти первой.
   – Знаю, – лениво проговорил тот. – Но сейчас это улика. Капрал, кандалы.
   – Не имеете права! – взвизгнул ипподромный завсегдатай, отскакивая в сторону и натыкаясь на крепкие руки гвардейцев. – У меня позволение!
   – Проваливай, скотина, – обронил Пиннель и отвернулся, – пока я не привлек тебя в качестве свидетеля.
   Грабители испарились вслед за своим хозяином. Солдат поставили Валлента на ноги, и капрал застегнул у него на ногах железные кольца, скрепленные короткой цепью.
   – У вас есть постановление об аресте? – без всякой надежды спросил он, уныло рассматривая свиток в руке предводителя гвардейцев.
   – Я еще час назад подписал его, – заверил тот бывшего следователя и подал знак солдатам. Валлент подумал, что его бросят в камеру Отдела, к остальным задержанным, но они повернули налево, в сторону Береговой улицы. Тогда он догадался, что его собираются заточить сразу в крепость. Дело принимало очень неприятный оборот. С другой стороны, он даже обрадовался, что не предстанет перед Груммельном в таком неблаговидном качестве.
   Цепь позвякивала на булыжниках мостовой, время от времени цепляя и волоча за собой ошметки сгнившего мусора.
   – В чем меня обвиняют? – спросил магистр. Лишившись артефакта Деррека, он чувствовал себя так, словно с него сорвали одежду и вели по улице нагишом. Во время схватки с грабителями его платок съехал вниз, обнажив лиловые фурункулы. Энергия по-прежнему питала их, но без кольца пропадала втуне, рассеиваясь обратно – Валлент не умел самостоятельно удержать ее в своем теле. Ноги ослабели после первой же сотни метров, и он с трудом волочил по камням тяжелые кандалы.
   – Убийство и мошенничество, все с применением магии, – охотно ответил Пиннель, с любопытством рассматривая золотую лягушку. С помощью своего талисмана, засветившегося ярким белым светом, он успел оценить ее силу и прикидывал, не надеть ли ее на собственный палец, но с явным сожалением отказался от этой затеи. Возможно, он опасался того, что магистр заговорил кольцо, и оно принесет захватчику неприятности. – Ваши «проделки» отразились на моем амулете так, будто вы призвали в союзники саму тьму.
   «Тьма? – подумал магистр. – Я стал проводником тьмы?»
   Он в замешательстве провел ладонью по шее, стирая с нее заскорузлую корку гноя и сукровицы. «Не верю». Он с горечью понял, в какую зависимость от «подарка» Деррека впал всего за десять дней, прошедших с начала расследования. Один из солдат поддержал его под локоть, он пробормотал слова благодарности и прикрыл глаза. Аура «ушла» из окружающих его людей, он уже не видел ее.
   – Я хочу, чтобы вы доложили обо мне Императору, – вдруг сказал он, вскинув голову. Гвардейцы сдержанно засмеялись, а Пиннель насмешливо проговорил:
   – И как о вас доложить?
   – Я магистр Валлент, занимаюсь по его просьбе частным расследованием.
   – Моя служба в том и состоит, – сказал Пиннель через минуту, – чтобы защищать Империю от сумасшедших магов-самоучек вроде вас, господин Валлент.
   – За что же вас тогда выгнали из Ордена? – немного невпопад осведомился магистр. Его догадка оказалась верной – Пиннель дернулся, будто получил удар между лопаток, и бросил острый взгляд на арестанта. Очевидно, он собирался что-то ответить и уже раскрыл рот, но передумал и мрачно сжал губы. Тут показались массивные деревянные ворота крепости, не открывавшиеся испокон веку: все проходили на территорию учреждения через боковую калитку.
   – Привет, Пиннель! – дружелюбно воскликнул капрал, встретившийся им во дворе тюрьмы. – Ты еще не пробовал задерживать стариков, прихватив отделение гвардейцев?
   «Стариков?» – равнодушно мелькнуло в голове Валлента.
   Имперского магистра передернуло, его лицо скривилось в неприязненной гримасе, но он сдержался и ответил вполне спокойно:
   – Занимайся своими делами, Клуппер, и не лезь в мои. Это опасный преступник, владеющий высшей магией.
   – Ого! – Капрал уважительно оглядел своего нового «гостя» и отступил в сторону, пропуская процессию к мрачному зданию кутузки. Валлент был так слаб, что взглянул на мужа Динники лишь мельком, – лицо служивого ни о чем не сказало ему, и Клуппер, конечно, тоже не узнал арестованного, поскольку не присутствовал на процессе по делу Блобба. – Что же он не разметал вас при задержании?
   – Займись патрулированием, пока я не сообщил о тебе Стоннхесу.
   – Ну, это ты можешь… Капралы сами не «патрулируют», пора бы тебе знать это, братец.
   Пиннель холодно промолчал. У входа гвардейца заменил служащий крепости, также одетый в серый мундир, и все спустились в подвальное помещение, где держали наиболее злобных и «неисправимых» преступников, в том числе имевших магические задатки. Под конец пути магистр уже едва передвигал ноги, со звоном волочившаяся за ним цепь, казалось, весила фунтов двадцать. Его ввели не в обычную камеру, а в специальную, предназначенную для допросов и пыток. Солдат поджег от своего факела другой, торчавший в стене рядом с металлической дверью, затем посадил Валлента на грязную скамью и приковал его к вделанному в стену крюку.
   После его уходв Пиннель наклонился над магистром и зловеще произнес:
   – А теперь объясните мне, откуда вы знаете про Орден магов.
   – Кто же о нем не знает? – усмехнулся Валлент.
   Молодой человек выпрямился со сжатыми кулаками и придвинул свой трехногий стул едва ли не вплотную к скамье. Сполохи от горящего над его головой факела метались по его лицу подобно отблескам некоего пожара.
   – Ладно, начнем с ваших сегодняшних подвигов. Чего вы добивались, напав на беззащитного мальчика? Зачем вы, кроме того, повлияли на результаты забега? Неужели вы не знали о существовании нашей службы, отслеживающей все незаконные проявления магии второго уровня в Ханнтендилле и его окрестностях? Кто вы такой, наконец?
   Разумеется, Валлент знал о такой службе. Сейчас он без особенного раскаяния укорял себя за неосмотрительность; общая слабость тела вновь довлела над его духом.
   – Я уже сказал вам, что меня зовут Валлент. Доложите обо мне Императору или его секретарю Дерреку, – сказал он, прислоняясь к ледяной стене. Холод приятно освежал горящую шею, и он был даже благодарен тюремщикам за то, что его поместили под землю, ограничив неконтролируемый им поток силы, центром притяжения которой стали его многочисленные фурункулы.
   Пиннель еще раз повертел перед глазами золотое кольцо Деррека, внимательно рассматривая лягушку. Что он смог увидеть в тускловатом, колеблющемся свете?
   – Я помню это кольцо, – с некоторым удивлением, обращаясь скорее к самому себе, проговорил он и вскочил. Сильнейшее сомнение промелькнуло на его лице, быстро переродившись в смесь уважения и замешательства, которой он одарил Валлента. – Но освободить вас я пока не могу, у меня есть свои обязанности.
   Магистр услышал, как хлопнула дверь камеры, и магистр остался в полном, абсолютном мраке. Руки, завернутые ему за спину, касались пальцами стены, и он вдруг ощутил, как подземный холод, преодолевая камень, медленно распространяется по телу. Чужеродная энергия мироздания неотвратимо оставляла его, бессильная или пробиться сквозь каменные плиты, или совладать с темной силой самой земли.
   Время потеряло для него значение – он словно повис в бесконечной, вытягивающей из него силы пустоте, но окончательно утратить связь с реальностью, к счастью, мешало жесткое ложе. Сколько прошло часов с момента заточения, Валлент не знал, но момент, когда он расслышал за дверью шаги, все-таки настал. В камеру ворвался невыносимо яркий свет факела, и теплый гвардеец снял кольца с запястий магистра.
   – Помогите господину Валленту подняться, – приказал знакомый голос Бессета. Солдат подхватил следователя и поставил его на ноги. Все четыре конечности, не желая разгибаться, наполнились тянущей болью вперемешку с покалыванием, и если бы не поддержка, он непременно растянулся бы на полу.
   – Ты пришел освободить меня? – не раскрывая глаз, бесстрастно спросил магистр, отворачивая лицо от близкого, чадящего огня.
   – Да.
   – Прошу извинить меня, господин Валлент, – вступил невидимый Пиннель. – Я лишь выполнял уложение о магическом контроле в столице. Я не знал, что у вас есть приказ Императора, вы же не показали его мне.
   Ему никто не ответил. Ступая наугад, то есть доверившись солдату, Валлент пошел вместе с остальными по гулкому коридору. Когда огонь факела оказался позади него, он поднял веки, однако от помощи не отказался, не будучи уверен в своих силах.
   За воротами тюрьмы их ждала повозка. Бессет помог магистру забраться в нее, сел сам и кивнул вознице, еще одному парню в сером мундире.
   Валленту все еще было холодно. Он кутался в свой летний плащ, не чувствуя его на теле. Как будто тьма из подземной камеры тянулась вслед за ним, не позволяя прикоснуться к теплому воздуху на поверхности. Юноша тем временем молча надел ему на палец артефакт Деррека и сунул в карман горсть монет, «выигранных» на скачках. Из сегодняшних похождений Валлент, кажется, выходил даже с некоторым приобретением.
   – Этот идиот Пиннель всегда отличался административным рвением и никогда – особенным умом, – заметил Бессет через несколько минут. Зрение быстро возвращалось к следователю, и он наконец прямо взглянул на своего бывшего помощника. Тот сидел напротив него с мрачным видом и косился в окно. Солнечный свет почти ушел, неохотно проникая в крытую повозку. Колокол на часовой башне пробил десять раз. – За это, собственно, его и отчислили из Ордена магов, – продолжал юноша. – А еще за неумеренное интриганство. Как вы себя чувствуете?
   – Сносно, – пожал плечами магистр. – Тебя прислал Деррек?
   – Разумеется. Он приказал мне доставить вас домой.
   Выглянув в очередной раз в окошко, он что-то крикнул вознице, и вскоре коляска остановилась у ворот Валлентова дома. Собственная вывеска показалась хозяину чужой и нелепой. Его прежнее занятие бытовой магией выглядело сейчас для него так же смешно и скучно, как для взрослого – игра ребенка с деревянными кубиками.
   Тисса встретила их сразу за дверью.
   – Что случилось? – испуганно выдохнула она, помогая отцу стянуть грязный, воняющий отбросами и сырым казематом плащ. Сапоги последовали в угол, вслед за верхней одеждой.
   – На господина Валлента напали грабители, – пояснил Бессет. – Но нам удалось все вернуть.
   – Согрей ведро воды, – попросил магистр. О своем пребывании в крепости он решил ей не рассказывать.

Глава 28. Ключ к заклятию

   Мироздание вновь приняло его под свое крыло, «простив» магистру кратковременную разлуку с ним.
   Лежа в спальне, освещенной единственной свечой, он смотрел сквозь потолочные балки в небо и скользил глазами по точкам редких звезд. Часть из них была закрыта облаками, но «проникающее» зрение легко преодолевало пелену небесного тумана, уводя сознание за границу реального мира, соединяя его с чуждыми, недостижимыми звездами. «Готов ли ты принять наш дар?» – читал магистр в их неровном мерцании – иногда облака или крыша все же закрывали от него яркие точки.
   Ему приснилось, как он бредет по бесконечной снежной равнине, оживить которую не в состоянии даже летнее солнце – только он сам. Он шел по щиколотки в белой рыхлой каше, а за ним оставались проплавленные вмятины из его следов. В их глубине прорастали мелкие цветы, принявшие от него частицу его тепла и силы. Оттого и разливался в ступнях холод, что сквозь них вытекала на землю его собственная аура. Но пространство замкнуло на его шее свои невидимые линии и непрерывно питало его собой, не давая иссякнуть. Равнина внезапно замкнулась, превратившись в круг, его края поднялись и устремились навстречу друг к другу, сходясь в некоей точке в вышине. Зимнее солнце исчезло – он сам стал им, взлетев к середине образовавшейся сферы. Цветы, «посеянные» им, тянулись к нему тонкими стеблями, потому что пришла пора размножения, а их пыльца лежала в чашечках, и некому было развеять ее по миру. Ведь здесь не дул ветер, не жужжали пчелы и не порхали бабочки. Пестики рывками сжимались и вытягивались, дрожа. И тогда он создал ветер, поместив себя в кокон абсолютной пустоты. Весь воздух устремился к нему, закружив густое облако цветочной пыльцы и разбив его о прозрачную оболочку. Оттолкнув от себя этот вихрь, он развеял крошечные частицы цветочной жизни по миру, и благодарное растительное царство поглотило его – он радостно растворился без остатка в стеблях, лепестках и листьях.
   Проснулся Валлент от того, что легкие заныли, требуя воздуха. Он вскочил на постели и задышал будто рыба, брошенная на дно лодки – мелко и нервно. Все оказалось в порядке, но ощущение удушья еще долго не давало ему расслабиться. Кольцо Мастера жгло палец, и он даже пощупал его, желая убедиться, что оно и в самом деле раскалено. Но артефакт был даже холоднее кожи.
   Во время завтрака магистр уже чувствовал некоторый подъем сил. Краски вновь заиграли на окружающих предметах. Кажется, он все-таки стал частью некоей высшей структуры, – более того, ему казалось, что не просто каким-то гвоздиком в ней, а самим сердцем, – приняв у нее власть над всем миром. «Экая чушь!» – подумал он и заметил наконец отлично приготовленную Тиссой ячменную кашу.
   В окнах просматривалось холодное августовское небо, замусоренное редкими, хилыми облачками.
   – Ты хорошо выглядишь, – сказала Тисса. – Только почему ты в последнее время повязываешь на шее платок? Раньше я не замечала за тобой такой привычки.
   – Мерзнет, – брякнул магистр, любуясь аурой дочери, переливающейся оттенками зелени. Она влекла его, хотелось погрузиться в это море жизни и оплодотворить его.
   Но он справился с этим навязчивым порывом и вернулся к ближайшим планам. Первым делом следовало закончить с документами Мегаллина, с особенным тщанием вычитывая его рассуждения о магии третьего уровня.
   – Бессет оставил вчера пятьсот дукатов, сказал, что ты их заработал, – недоуменно проговорила Тисса. – Хочешь взять их себе?
   Магистру понравилось, что она не спросила его, за какую работу можно получить такие огромные деньги.
   – Потрать на хозяйство, – отмахнулся он и прошел в свой кабинет. Стопки бумаг, нетронутые, по-прежнему лежали на столе. А непочатый флакон с Мегаллиновым веществом Валлент еще вчера спрятал в свой «магический» шкаф.
   «Дорогой друг Мегаллин! – писал Веннтин в своем первом послании. – Не зная твоего адреса, посылаю этот листок в Орден, чтобы Блоттер передал его тебе в руки. Скорее всего, ты удивишься, получив мое письмо, но, поверь, продиктовано оно сугубо благими намерениями, а также верой в твой разум, который не раз приводил меня в восхищение во время твоих блистательных докладов на орденских семинарах.
   Азиана – исключительно культурная страна с многовековыми традициями, разительно не похожими на эвранские. Влияние на местную жизнь наших представлений о «правильном» обустройстве быта столь же невелико, сколь и навязчиво. Достаточно сказать, что отмена Императором принятой здесь системы наказаний за преступления по-прежнему вызывает неприятие у населения и негласно игнорируется. Феррель не так глуп, как может показаться «постороннему» эвранцу: давая своим местным «вассалам» большую политическую и судебную (но, увы, не экономическую) самостоятельность, он обретает тем самым некую «поддержку», и народ более спокойно принимает наше вмешательство в его дела. А деятельность филиала вообще встречает всеобщее одобрение – тут говорят, что уже ради помощи в становлении азианской «магической школы» стоит терпеть грабительскую экономическую политику Империи. Признаться, люди тут талантливые и исполнительные, так что приходится жестче подходить к отбору стажеров Ордена, иначе меня захлестнули бы толпы учеников. Впрочем, мне и так уже некогда заниматься чем-либо, кроме работы с подрастающим поколением местных магов и управлением погодой. Но ближе к делу. Я знаю, что ты вернулся в Ханнтендилль (не скажу, откуда, а то в другой раз останусь без свежих новостей), и предлагаю тебе подумать над возможностью приехать в Азиану и присоединиться к моим усилиям. Осознание собственной значимости для жизни всей страны – непередаваемое ощущение, и ты мог бы познать его сполна, пестуя собственных учеников. Мне больно видеть, как Империя присваивает заметную часть труда азианцев, позволяя нашим купцам беспошлинно торговать на этой земле и за бесценок приобретать изделия местных металлургов. Дошло до того, что последним с прошлого года приходится покупать позволение на разработку собственных недр! Одно это способно распалить население до такой степени, что с ним не справится даже полк гвардейцев, приписанный к резиденции наместника и уже погрязший в карательных (и грабительских!) экспедициях, разоряя «незаконные» шахты и разворовывая большую часть награбленного. Тавтология, скажешь ты? Увы, нет. К сожалению, официальное обращение Ферреля к Императору не дало результата – Эвранской Империи требуется все больше денег и меди для их чеканки…»
   Валлент выпустил пару абзацев заумных экономических рассуждений.
   «…Если тебе дорог мир в Империи – прости за выспренний слог, – помоги азианцам в меру своих сил. Напоминаю тебе, что буду рад видеть тебя своим сотрудником, обещаю достойную (весьма) оплату труда, роскошное жилье и прочие блага древней азианской цивилизации. Ты можешь спросить: а как же договор с Канцелярией? Однако в нем множество статей, и среди них найдутся лазейки, нужно лишь заручиться поддержкой секретаря или, лучше, кого-нибудь из его помощников (здесь хороши все средства, в том числе и сомнительные – машина государственной власти давно прогнила).
Надеюсь на скорую встречу, Веннтин».
   Валлент озадаченно хмыкнул и развернул второе письмо «азианского» мага.
   «Приветствую тебя, Мегаллин! Но на этот раз, к моему сожалению, не как возможного друга и союзника, а как будущего врага. Или ты был настолько осторожен, что ответил мне предельно лояльно и безлико? Впрочем, не исключено, что перлюстраторы просматривают и орденскую служебную переписку – в таком случае заранее извиняюсь за резковатый стиль письма.
   Подросло первое поколение азианских магов, и сила их не уступает, а во многом превосходит взращенную веками силу эвранцев (и мою собственную, кстати). Не закономерно ли это? Свежая кровь способна пробудить зревшие подспудно способности, и сейчас наш «филиал» силен как никогда. Фактически уже вы, там, становитесь магической «провинцией», – настолько слабы ваши работы (доказательством тому – «Вестник Ордена…», этот набор вялых банальностей). Но ты пока еще силен, надо признать. Твоя теория и практика воздухоплавания вдохновила одного из моих учеников на собственные исследования в этой области. Придет день, когда он тоже поднимется в небо, чтобы обрушить на Империю свою магическую мощь…
   …Еще не поздно одуматься и снять кабалу с Азианы. Лояльность Ферреля к Императору имеет пределы: любой дрогнет, когда гвардейский корпус разрывается между резиденцией и подпольными фабриками по производству оружия (к слову, весьма эффективного и долговечного, не в пример эвранскому). Пока еще не дошло до крови – Феррель знает, что случится, отдай он приказ о серьезном наказании хоть одного азианца…
   …Что можешь сделать лично ты для спасения (своей!) страны? Подай в отставку, если не можешь (или не хочешь) приехать сюда, чтобы противопоставить себя бездумной и грабительской политике Ханнтендилля и не участвовать в разрушительной войне, которая вскоре разразится, если Император не смягчит свои экономические тиски. Присоединитесь к Народному совету – тогда, может быть, имперские вояки не решатся применить войска. Без магии власть Императора уже давно несостоятельна».
   Неудивительно, что Мегаллин посмеялся над самоуверенными словами адресанта и оставил его угрозы без ответа, предпочтя надежный хлеб отечества сомнительным благам чужой «страны». Магистр спросил себя: «Как поступил бы я на месте Мегаллина?», и признался, что так же точно. Жаль, что человеку не дано заглянуть в будущее.
   Среди писем завалялось три вполне новых листа с записями Мегаллина, лишенных ссылки на год их создания. Но уже после первых строк Валлент знал, что появились они в прошлом году.
   «16 сентября. Я практически закончил просматривать библиотеку в поисках дельных трактатов, касающихся магии жизни. Столько мусора мне еще не приходилось видеть: почти все в древности, да и не так давно почившие маги словно считали себя обязанными высказаться по этому поводу. Но пока что у меня имеется лишь одно по-настоящему ценное наблюдение, и то принадлежащее мне. Все последние годы я множество раз прокручивал в голове картину последнего боя с азианцами – она была живым воплощением слов Аппертина (я нашел-таки его фолиант! но поздно виновато пожимать плечами) об опасности бездумного «сваливания» стихий в кучу. Все же остальные исследователи упорно настаивают, что лишь такой путь и способен привести к успеху в деле поиска магии третьего уровня. «Негоже отбрасывать мнение уважаемых людей прошлого», – так думал я долгое время, натыкаясь на разные вариации одних и тех же постулатов. И в то же время я собственными глазами, на Гайерденском перевале, убедился в их порочности. Собственно, я потому и взял в руки перо (хоть и зарекся делать это), чтобы «поделиться с потомками» свежей мыслью, которой я разродился. А ведь она, можно сказать, шесть лет валялась на поверхности, дожидаясь того счастливого мига, когда я нагнусь и подниму ее. Вот моя догадка: магия воды оперирует не только водой, но и льдом; огонь дополняется невыносимым холодом, монолитный камень – пылью, а воздух – пустотой, то есть своими противоположностями.
   1 октября. Я специально поторопился записать в прошлый раз лишь самое основное из своей «оригинальной» идеи. Удивительно, что никто до меня даже не пытался брать в расчет другие крайние проявления стихий, всякий раз стараясь свалить в кучу воду, камни, пламя и прямой вихрь. Разумеется, в теории – на практике такой «фокус», насколько я понимаю, удался только раз. Пишу эти бесстрастные, четкие слова, а у самого внутри все холодеет, будто погружаюсь в прорубь… Предварительная комбинация такова: песок, лед (как сплав воды и холода) и обратный вихрь, то есть пустота. Размышляя над этим неестественным сочетанием магических компонентов, я думал – почему именно они могут привести меня к постижению «таинства» жизни? Не потому ли, что жизнь как явление вообще противоречит природе? Самые безобидные на земле – растения, они всего лишь разрушают единство и целостность почвы, на которой растут. Далее по возрастающей приходим к человеку как «венцу природы», ухитряющемуся не только гадить на земле, но и засорять воду и воздух, и при этом собственным телесным теплом и очагами колебать тепловое равновесие в мире. Ладно, пусть человек угоден Богу, и пусть (предположим) «он» действительно создал нас, как утверждают сектанты (собственно, другой законченной и логичной версии и не существует). Зачем «ему» понадобилось противопоставлять жизнь и «мертвые» стихии, людей и животных, животных – друг другу и растениям, все – всему? Загадка… Впрочем, моя специальность – магия воздуха, и любой адепт Храма, скорее всего, разгромит меня наголову, а потому на сегодня закончу. Послушать, что ли, бродячих проповедников?