Страница:
2 сентября. Сегодня в обед пришел Геббот и занес мне свидетельство стажера. Кроме прочего там написано, что Мегаллин (то есть я) состоит на службе Императора. Я тщательно смазал левый мизинец чернилами и приложил его в уголке, там, где написано «владелец документа». Это моя первая канцелярская бумага! Учитель сказал, что мне будут выдавать стипендию только при ее предъявлении, и вообще мне нужно таскать ее при себе постоянно.
5 сентября. Вернулась с гастролей мама, вся такая худая и бледная, что мы с отцом испугались. Оказывается, чуть ли не весь театр подхватил в провинции какую-то заразу, и половину времени они не выступали, а лежали в больнице. Так что денег привезли совсем мало, и антрепренер злой как дикая собака. А письмо она не стала нам отправлять, чтобы мы не волновались – ничего смертельного не было, все выздоровели. Я порадовался за Бузза, думаю, он тоже сейчас слушает рассказы актеров и благодарит судьбу за то, что та не позволила ему поехать на «гастроли». Я пошел на рынок и купил всяких фруктов и овощей, чтобы она скорей набиралась сил. А голова у меня забита гигантским фолиантом, который я сейчас изучаю, хожу и повторяю про себя всякие умные мысли, чтобы покрепче их впитать. Геббот посоветовал мне завести лабораторный журнал и записывать в него все, что касается учебы в Ордене. Так что теперь перо – мой основной рабочий инструмент. Геббот один раз заглянул в этот журнал, почитал мои заметки и явно ничего не понял. «Ты сам-то понимаешь свои сокращения, Мегаллин?» – спросил он меня. «Как не понять, учитель, – сказал я. – Вот, смотрите…» – «Ладно, ладно, – оборвал он меня. – Это хорошая привычка, я все равно собирался научить тебя принципам краткой записи. А ты и сам неплохо справился. Но отчет, будь добр, потрудись написать человеческим языком». – «Понял, учитель», – сказал я.
6 сентября. Сегодня в Канцелярии получил свою первую стипендию (за неделю)! Оказывается, из моих денег будут вычитать десять как налог (на содержание Ордена). Ну и ладно, остается все равно много, хотя могли бы и не говорить про сто двадцать дукатов в неделю (перекладывают из кармана в карман, умники). Старший кассир сказал, что я могу хранить деньги у них, если пока не хочу их забирать. И за это он обещал мне скостить налог. Но в этот раз я все же не удержался и сунул обе монетки – серебряную сотку и медную десятку – в поясной кошель, решил купить маме подарок: у нее 14-го день рождения (35 лет!). Только еще не знаю, какой. Вообще-то она никогда его не отмечает – мало таких чудаков, – но я все-таки решил приурочить к нему стипендию.
11 сентября. Когда я устаю читать эти жутко толстые книги (бумага в них очень плотная и желтая, вся в пятнах), то смотрю в окно, на Береговую улицу. По ней ходят толпы народа, особенно по вечерам, когда зажигают фонари, но так поздно я редко задерживаюсь, всего раза два оставался (вчера интересное место в книжке попалось, про жизненный путь одного древнего мага). Так вот, вчера, перед тем, как уйти, я погасил свечу, подошел к окну и стал смотреть на парочки, прогуливающиеся подо мной. И чем-то мне один парень не понравился, шел как клоун и гоготал на всю улицу. «Чтоб ты споткнулся на ровном месте!» – подумал я. И при этом совершенно непроизвольно прошептал про себя короткое, как свист бича погонщика, заклятие, которое недавно почерпнул из книги. И что же? В тот же миг он будто запнулся об воздух и едва не растянулся на мостовой! Я отскочил от окна и вижу – этот тип поднял голову на окна Ордена и смотрит внимательно: явно магию заподозрил. Но смеяться перестал, и девица, которая с ним была, сразу потащила его подальше от этого места. Я перевел дух и отправился домой, а сегодня решил записать этот случай в дневник. Кажется, это мой первый опыт такого рода, не считая, конечно, экзамена. Все-таки иногда приятно быть магом!
13 сентября. После учебы сегодня скинул свой красный плащ (за пределами Ордена носить его мне пока запрещено, надо сперва защитить предварительный диплом) и отправился к Диннике. А было уже часа три, но пообедал я прямо в Ордене, туда специальная официантка из «Эвраны» пищу носит. И меня занесли в список, так что я теперь с магами наравне. Отдаю Блоттеру три дуката, и мне в обед, прямо в лабораторию, приносят отличную пищу! Готовят там не хуже мамы, факт. Но все же дороговато, даже с моей стипендией, и я так пока только раза три питался. Так вот, захожу я в Блоббов магазин, а там, как обычно, ее мать за прилавком сидит. А рядом с ней – сам Блобб! Я чуть не упал от удивления, все-таки ни разу еще я его не встречал. Он копался на полке, переставляя местами банки с компонентами, и проверял при этом, достаточно ли в них товара. У него совершенно седые волосы, а в остальном это обычный человек (по крайней мере, если судить со спины). Так и не посмотрев, кто пришел, он удалился через заднюю дверь, и больше я его не видел. А вдруг это был кто-то другой? «Здравствуйте, госпожа, – говорю. – Динника дома?» – «Дома, – отвечает она. – Ты вот скажи, Мегаллин, я все понять не могу: неужели так сложно поступить стажером в Орден, как мне мой Блобб заливал?» – «Не знаю, мэм, – говорю. – По-моему, если природной склонности нет, то вообще не получится, а если есть – тогда просто. Вам Динника про меня сказала?» – «А то кто же? Трудно там учиться?» – «Очень трудно, – соврал я, – прямо ужас. И нисколько не интереснее, чем в школе». Она даже через прилавок свесилась, смотрит на меня, как на азианского однорогого буйвола. «Мама, у нас гости? – раздался вдруг голос Динники, она выглянула в дверь и увидела меня. – Недаром мне твой голос почудился!» – «Может, погуляем?» – спросил я у нее. «А как же чай? – слащаво поинтересовалась ее мать. – С плюшками!» – «Нет, спасибо, – говорю, – я уже пообедал». Кое-как мы с Динникой вырвались из дома! На этот раз решили пойти по Кривой улице, в сторону Северных ворот, раз уж мы там ни разу не гуляли. Честно говоря, этот район Ханнтендилля мне не очень нравится – в получасе ходьбы от Подковной расположена стекольная фабрика, и там постоянно воняет горелыми костями. Но сегодня дул сильный ветер, так что запах почти не ощущался. С деревьев уже облетела половина листьев, они лежат тонким слоем на мостовой и особенно в стоках. А я и не заметил, что пришла осень – заучился в своем Ордене. «Ты мне расскажешь про учебу?» – спросила меня Динника. И я поведал ей свои самые яркие впечатления, но в детали (специализация и так далее), конечно, не стал углубляться. А потом сказал: «Я хочу купить тебе подарок. Давай зайдем в сувенирную лавку». Я специально так подгадал, потому что увидел шагах в двадцати перед нами вывеску! «А надо?» – спросила она. В общем, зашли мы в магазин, и я даже удивился – вроде район не самый престижный, а полки просто ломятся от товаров. И недорого, по-моему, хотя я более-менее разбираюсь только в ценах на продукты, потому что все лето на рынок ходил. Стали мы рассматривать все подряд и руками трогать, а продавец – гунявый такой тип – говорит: «Чем могу служить?» А мы и сами не знаем, что нам нужно. «Выбираем», – сказал я. Но он, кажется, решил, что у нас нет денег и мы собираемся что-нибудь стащить. «Я могу вам помочь?» – спрашивает. Не люблю я таких людей, которые в душу лезут и не дают разглядеть все как следует. Я уже хотел плюнуть на подарок и увести отсюда Диннику, как заметил на стене знакомую вещь! Я чуть не подпрыгнул от возбуждения, так мне захотелось потрогать ее руками. А Динника в это время вертела в руках какую-то расписанную синими цветами фарфоровую кошку. Я, кстати, давно обратил внимание, что ее одолевает нездоровый интерес ко всяким пушистым и усатым тварям (кроме крыс, конечно). Думаю, если бы у нее были свои деньги, она забила бы бестолковыми поделками свою комнату так же точно, как выкройками и особенно иголками. «Дайте мне посмотреть вон то панно», – говорю я. «Это очень древняя штука, – сказал продавец, пожав плечами. – Она стоит двадцать дукатов». Наверное, думал, что я тут же заткнусь и скромно покину лавку. «Отлично! – говорю. – Дайте-ка мне пощупать ее». Этот идиот чуть не позеленел от досады, но снял глиняную пластинку с полки и протянул мне. Я сразу узнал ее, стоило мне поближе взглянуть на беспарусный корабль, гордо рассекающий волны. «Ты почему такой возбужденный?» – прошептала Динника. «Эту картину мы с Буззом в прошлом году нашли, в старом карьере, – говорю, – только какие-то деревенские гады ее у нас отняли. Хорошо, что догадались склеить, а то она расколотая была». Достал я серебряную монету и протягиваю продавцу, так того чуть кондрашка не хватила, стал в ящике своей мелочью звенеть. Минут пять по всему магазину сдачу собирал, в подсобку бегал и на кого-то там шипел. «Ты себе выбрала что-нибудь?» – спросил я у Динники. «Вот эта киска хороша». Она показала мне матово-стеклянного зверька причудливой формы, в дырявой шляпе. В общем, подарил я ей кота, а глиняный рисунок я придумал маме вручить, пусть рассматривает иногда и меня вспоминает, когда я на Береговую перееду. Дошли мы с Динникой до Северных ворот, и даже на стену вскарабкались, на горизонт поглядеть. А вид отсюда еще красивей, чем оттуда, где Бузз полюбил свои пейзажи рисовать – далеко-далеко видно голубые горы, за ними Азиана. И туда ведет широкий тракт, по которому постоянно проезжают всякие грузовые и пассажирские повозки и конные, а то и просто пешие идут. Ров по ту сторону ворот давно засыпан и успел порасти высокими деревьями, да и от самих ворот осталось только название – вместо них в стене зияет широкий проем. А вдоль петляющего тракта, насколько хватает глаз, видны домики и сады, из некоторых труб идет дымок, во дворах кричат гуси, хрюкают свиньи и вообще кипит жизнь. И вдруг видим: прямо по дороге возникло и движется к нам пылевое облако, и все перед ним расступаются. Что за штука? И только когда оно к нам приблизилось, стало ясно, что это бежит толпа людей в светло-серой форме. Курсанты! «Я его вижу», – сказала вдруг Динника. «Кого?» – не понял я. «Да Клуппера же!» А на будущих гвардейцев суровые капралы надели увесистые рюкзаки, и все парни были такие грязные от пыли, что кого-то узнать в такой толпе было невозможно. Бежали они кое-как, чуть не падая в пыль, и не поднимали головы, а кричать со стены мы постеснялись. Да и сомневаюсь я, что Клуппер услышал бы нас, даже если он в самом деле участвовал в забеге. «Тебе что, сердце подсказало, что там Клуппер?» – спросил я. Но она сделала вид, что не расслышала, но я и сам сразу пожалел, что глупость сморозил. «Пошли-ка лучше домой», – сказала Динника. По-моему, настроение у нее испортилось, и сколько я ни пытался ее развеселить, клея забавные ярлыки встречным крестьянам и торговцам, она как-то натянуто посмеивалась. Ну, гоняют на курсах ее разлюбезного Клуппера, и что теперь, расстраиваться из-за этого? Зато нормальную профессию получит. Сама же сосватала его в гвардию, а теперь жалеет несчастного «мальчика». В который уже раз убеждаюсь, что вникнуть в книги гораздо проще, чем понять, что движет настроением обыкновенной девчонки.
14 сентября. Подарил маме глиняную «картину». Она сначала даже не поняла, почему, сказала: «Что-то случилось?» Что такого должно случиться, чтобы после этого надо было вручить ей подарок – я не понял. «Поздравляю с днем рожденья, – сказал я, – и дарю это произведение искусства древних людей». Она поцеловала меня в лоб и поставила «картину» к себе на стол, и долго рассматривала ее. Но вид у нее при этом был не самый радостный, она почему-то вздохнула и сказала: «Уже тридцать пять лет». Потом она, наверное, полчаса расспрашивала меня про учебу в Ордене, но я старался не особенно распространяться (Геббот просил меня быть сдержанным в этом отношении). Хотел было поведать ей о своих мыслях по поводу квартиры на Береговой улице, но что-то меня остановило: не такой сегодня день, чтобы подобными планами делиться. И промолчал. «Я рада, что ты не ошибся с выбором», – сказала она под конец. Я тоже.
16 сентября. Кажется, Зубля простудился: лежит в своей коробке и никуда не выходит. Пришлось там поставить ему и плошку с водой, и еды набросать на тарелку. Но он к ней почти не прикасается. Вот что значит шляться по всяким помойкам и отбросами питаться! Но я слышал, что у крыс крепкий организм. Кроме того, я сварил ему целебный отвар из трав (специально в Ордене взял книгу по медицине, и немного порошков из хранилища подтянул) и залил ему в глотку чуть ли не целую кружку, хоть он и был очень этим недоволен.
17 сентября. Нынче в Ордене испытал настоящее потрясение. Мало того, что я способный стажер, так меня, оказывается, решили освободить от защиты предварительного диплома! В качестве эксперимента, как мне учитель сказал. А все потому, что в истинной магии иллюзий я показал себя с наилучшей стороны (это когда экзаменатора Дессона со стула уронил), и совет магов решил начать сразу с магии действия – сначала, конечно, мнимой (то есть с применением всяких ингредиентов и магических формул), а потом уже истинной (творимой лишь усилием воли и заклинаниями). Но изучить все применяемые в работе вещества мне, конечно, так или иначе придется: заклятия лучше тренировать с поддержкой атрибутов и разных порошков, а потом уже можно пытаться творить их мысленным усилием. То есть, если работа у меня пойдет так, как они ожидают, я уже лет через пять-шесть стану полноправным магом! У меня даже голова закружилась, когда я это услышал. «Но тебе придется доказать свое право на красный плащ мага, – сказал Геббот. – Никаких поблажек и скидок на молодость не будет». – «Я все понял, учитель!» – заверил я его.
18 сентября. Чудеса, да и только – Зубля восстал и на радостях прошелся передо мной на задних лапах! Видимо, таким образом он хотел мне сказать, что со здоровьем у него полный порядок. Короче, прошел он так и упал на живот: сил-то никаких не осталось после болезни. «Придется тебе, брат, отъедаться», – сказал я ему и выдал удвоенную порцию отрубей (я в подвале их постоянно храню, иначе эту зверюгу не прокормить). Сожрал он их и ушел-таки на прогулку, не утерпел. Видимо, по друзьям и подругам стосковался. Написал я эти слова и подумал: «Сходить, что ли, к Диннике? Или к Буззу, в театр? А то и к Маккафе». Надо определиться в этом вопросе, а потом идти. Но почему они сами не заходят?
7 октября. Перечитал свои последние записи – ба, сколько времени я не записывал ничего в дневник! А все потому, что я уже ни о чем, кроме магии, и думать-то не могу, все время в голове вертятся формулы заклятий, названия компонентов и способы их применения. После учебы гуляю по мокрым улицам, но время от времени замечаю, что нахожусь совсем не в том месте, где только что был. Сегодня видел, как с дерева слетел последний лист – уже даже не желтый, а какой-то бурый. А утром вообще попал под сильный дождь, даже плотный плащ меня не спас. Пришел в свою лабораторию и повесил его на спинку стула, сел в кресло и открыл книгу, которую читал уже несколько дней. Вот, думаю, удачный повод, чтобы применить полученные знания на практике (а это был труд по магии огня). Закрыл глаза и мысленно произнес довольно слабое заклинание, направив его на свою промокшую одежонку. И что же? Чуть дырку не прожег, хорошо, вовремя блокировал заклятие и остудил плащ потоком воздуха, а то он, по-моему, уже готов был вспыхнуть. В кабинете пар столбом! Только я вздохнул с облегчением, как открывается дверь – и на пороге возникает сам Мастер Эннеллий! «Вот, одежду сушил, господин Мастер», – пробормотал я виновато. Он покачал головой и потрогал мой сухой и горячий плащ. «Будь осторожен, Мегаллин, не сожги нам Орден», – сказал он и ушел. Мама сказала мне за ужином: «Давно что-то к тебе гости не приходили». – «Какие гости?» – «Ну, например, Бузз, или Динника. Или этот странный мальчик, кажется, Клуппер. Про Маккафу я уж и не говорю, сто лет ее не видела. Вы больше с ней не дружите?» – «Как, кстати, там Бузз поживает?» – поинтересовался я. «Ты у меня спрашиваешь? Это ведь твой друг, Мегги». В самом деле, давненько я их не видел, все больше в одиночестве по улицам шляюсь или в парке, на берегу Хеттики сижу. Только сейчас скамейки все сырые, но сегодня я догадался одну немного подсушить (тем же самым заклинанием!), пока никого рядом не было. Посидел-то всего несколько минут, как подскочили ко мне два человека, один из них капрал! Каждую букву на моей стажерской бумаге изучили, все никак не могли поверить, что это я скамейку высушил. Я понял, что на улице надо очень осторожно применять магию, а то могут быть неприятности с такими вот людьми. После ужина пришел в свою комнату, достал портрет Маккафы и долго смотрел на него, а в голове пусто, только обрывки формул проскакивают. Цирк, скорее всего, уже приехал, так что я мог бы ее навестить. Но почему я запомнил ее совсем не такой, какая она на портрете?
18 октября. Пришел сегодня в Орден и собрался продолжить чтение (сколько я уже фолиантов проштудировал – не счесть!), как Геббот мне и говорит: «Для тебя есть практическое задание. Сейчас пойдем в парк, и ты расчистишь дорожки от павших листьев, – сказал учитель. – Их нужно будет сжечь. Ты готов?» Я сразу прикинул, какие вещества мне понадобятся, и сунул пару пакетиков в карман (я уже давно притащил их из хранилища и пробовал применять понемногу, когда делал упражнения из книг). Погода сегодня самая удачная – ветер слабый, сухо. Я думал: неужели прямо при посетителях придется этим заниматься? Но оказывается, с самого утра ворота парка были закрыты, и никого туда не пускали, так что народ не рисковал быть сожженным или сметенным потоком искусственного ветра. Перед калиткой в парк нас встретил гвардеец, изучил предписание и пропустил нас на территорию парка. Тут же зеваки толпились (они всегда знают, когда и что происходит в столице), мечтали посмотреть на магическое представление. «Смотри, нового стажера привели», – сказал один из них товарищу, и все стали смотреть на меня, но я не стушевался, потому как знал все, что должен сделать. Мы немного отошли от калитки, чтобы не находиться вплотную к ограде, я сгреб ногами несколько жухлых листков и присыпал их пятью чешуйками летучей рыбы (для верности, хотя хватило бы и четырех). Мы отошли за дерево, и я начал «представление»! Гвардеец сперва усмехался, но когда увидел приближающийся к нему вихрь, пока еще совсем маленький, поспешил удалиться за калитку. Я специально подвел ветер к началу аллеи, чтобы нигде не оставлять никакого мусора, и уже отсюда собирался развернуться по-настоящему. Мой вихрь остановился и стал постепенно расширяться, захватывая в свою орбиту все больше и больше листьев. Он вышел за пределы ограды, и толпа зевак отступила, опасаясь быть сбитой потоками мусора. Честно говоря, я не знаю, как проделывали уборку листьев до меня (пацаном в этот день я всегда ходил в школу, а маленького меня почему-то не водили на это зрелище – видимо, совсем рядовая процедура). Понятно было, что листья лежат не только на дорожках, но и между деревьями, и они тоже должны были быть убраны и сожжены. Я старался на совесть, и хорошо представлял себе, как и чего должен добиться. Мой прямой вихрь, разрастаясь, тронулся в путь, проникая в самые «глухие» уголки парка, и наконец достиг небывалых размеров и в ширину, и в высоту (иначе бы в нем не уместились те горы мусора, что скопились за лето на территории парка). Гвардейцы, охранявшие ворота, отошли подальше, опасаясь угодить в поток воздуха. Через полчаса я приволок вихрь на полянку на берегу Хеттики и постепенно остановил его, превратив в порядочную кучу палой листвы. Из нее, пошатываясь, выбрались белки, ежики и прочие мелкие твари – обитатели парка, вылетело несколько потрепанных воробьев и ворон. Тут уж мой пакетик с пупырышками перцовой жабы пригодился весь без остатка, я высыпал его на бок получившейся горы. Горела она красиво и жарко, почти без дыма, и оставила после себя лишь небольшую кучку серого пепла (ее я из последних сил сдул в воду). Лужайка выгорела дотла, но тут уж я ничего поделать не мог. «Неплохо, – сказал Геббот с улыбкой. – Не слишком традиционный метод, но результат впечатляет. А о траве не беспокойся, весной взойдет как новенькая. Устал?» Точно, я был словно тряпка и едва держался на ногах. Учитель проводил меня до Театральной улицы и ушел в Орден, а домой я уже сам добирался, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания (Геббот был в красном плаще). Но я думаю, у нас в округе и так все знают, что я – стажер Ордена магов. Ну и пусть, вот перееду на Береговую, смогу пройти по улице без косых взглядов соседей. Проспал до трех часов дня! Вот, пообедал и теперь описываю свои сегодняшние подвиги.
29 октября. Нынче меня в первый раз пригласили на семинар в библиотеку. Стажер Дрюммокс делал доклад о своих свершениях за последний год. Он специализируется на магии воды, но слушать было все равно интересно, потому что я знаком с терминологией (из книг!). Доклад назывался: «Уплотнение воды как путь к спасению утопающих». Жалко, вода в Хеттике холодная, а то бы обязательно устроили выезд на природу с практическими опытами. Это мне другой стажер, Буммонт (ему, по-моему, уже лет двадцать), сказал в конце доклада. Еще он добавил шепотом: «Наслышан о твоем упражнении с листьями. Гуляющий в парке народ только об этом и толкует». – «Что, ругаются?» – спросил я. «Наоборот, удивляются твоей мощи. Ну, говорят, подрастет новый маг, и погода у нас нормальная будет». – «Откуда они знают, что я занимаюсь магией воздуха?» – пробормотал я. «Люди – они все знают», – с долей осуждения сказал Буммонт. Но тут докладчик принялся демонстрировать опыт, доказывающий его теоретические построения, и мы стали смотреть его вместе с прочими магами и стажерами. Сперва он насыпал в таз с водой какой-то порошок (собственного изготовления), затем громко, отчетливо произнес заклинание (вслух, чтобы все могли знать, как оно сконструировано), и только потом бросил в таз бронзовый гвоздь. Тот немного погрузился в воду и медленно всплыл на поверхность. Все зааплодировали, и я в том числе. Замечательная работа! «Подробная статья на эту тему готовится к публикации в Вестнике Ордена за 802-й год», – сказал в заключение Дрюммокс и сел, а маги принялись обсуждать его доклад. И оказалось, что не все так замечательно, как представляется на первый взгляд, хотя в целом всем вроде и понравилось. Но каждый счел своим долгом отыскать в проделанной стажером работе какой-нибудь недостаток, пусть даже самый незначительный. Один поругал Дрюммокса за громоздко синтезированное заклинание и предположил, что одно слово (он не помнит, какое именно, но если ему запишут заклинание на бумажку, то он точно укажет это слово) можно выкинуть из него без особого ущерба. Химеррий, учитель стажера, помрачнел и обещал поработать в этом направлении. Другой маг пожурил докладчика за использование в его магической смеси редкого компонента, экстракта зародыша панцирной змеи, и советовал заменить его эквивалентным по действию веществом. Тут уже сам Дрюммокс чуть не разгорячился, но Химеррий дернул его за рукав и усадил на место. Магический диспут разгорелся с ужасающей силой. По одному вопросу часть магов поддержала докладчика, а часть – его оппонентов, по другому вопросу – наоборот. Они стали сыпать терминами, и только Эннеллию с его авторитетом Мастера удавалось немного сдерживать пыл магов. Сам Дрюммокс со скучающим видом сидел перед своим тазом (гвоздь в нем, кстати, уже давно утонул и лежал на дне, я специально под шумок туда заглянул) и смотрел в окно, потеряв нить спора. Его интересы в перепалке магов отстаивал учитель Химеррий. Так продолжалось примерно полчаса, высказались почти все (в том числе Клупперов брат Деррек, которого я неожиданно увидел в середине дискуссии – он сидел спиной к окну), даже я пролепетал несколько робких слов, на которые никто не обратил внимания. В конце концов Эннеллий утихомирил разбушевавшихся магов и произнес заключительную речь. В ней он похвалил-таки, несмотря на сокрушительный разгром, учиненный магами, работу Дрюммокса и признал ее годной к опубликованию в ежегодном Вестнике. И все с ним согласились! Это меня поразило больше всего – сначала они на все корки изругали труд стажера, а потом рекомендовали его к занесению в анналы Ордена! Но Дрюммокс и ухом не повел, сидел с таким видом, будто другого результата и не ожидал. «Что, так всегда бывает?» – спросил я у Буммонта, тоже принимавшего горячее участие в дискуссии. «Конечно, – удивился он. – Тебе не понравилось?» – «Понравилось, – промямлил я. – Почему только никто не спросил докладчика, какое практическое применение он видит своему открытию?» – «Какое это имеет значение?» – отмахнулся Буммонт, с удивлением воззрившись на меня. На это я не нашелся, что возразить. После семинара восстановил в памяти имена многих стажеров и даже некоторых магов первой ступени, они подходили и поздравляли меня с эффектной расчисткой парка. Некоторые, оказывается, видели в окно смерч, который я поднял. Я стоял гордый и, по-моему, красноватый от смущения. «Очень неплохо для начала, Мегаллин», – сказал мне один молодой маг мимоходом, несколько свысока оглядел меня и скрылся. «Кто это?» – спросил я у Буммонта, когда мы вышли из библиотеки. «Не обращай внимания, – мрачно ответил он. – Это Веннтин, ученик Мастера». Честно говоря, мне этот парень не очень понравился…»
5 сентября. Вернулась с гастролей мама, вся такая худая и бледная, что мы с отцом испугались. Оказывается, чуть ли не весь театр подхватил в провинции какую-то заразу, и половину времени они не выступали, а лежали в больнице. Так что денег привезли совсем мало, и антрепренер злой как дикая собака. А письмо она не стала нам отправлять, чтобы мы не волновались – ничего смертельного не было, все выздоровели. Я порадовался за Бузза, думаю, он тоже сейчас слушает рассказы актеров и благодарит судьбу за то, что та не позволила ему поехать на «гастроли». Я пошел на рынок и купил всяких фруктов и овощей, чтобы она скорей набиралась сил. А голова у меня забита гигантским фолиантом, который я сейчас изучаю, хожу и повторяю про себя всякие умные мысли, чтобы покрепче их впитать. Геббот посоветовал мне завести лабораторный журнал и записывать в него все, что касается учебы в Ордене. Так что теперь перо – мой основной рабочий инструмент. Геббот один раз заглянул в этот журнал, почитал мои заметки и явно ничего не понял. «Ты сам-то понимаешь свои сокращения, Мегаллин?» – спросил он меня. «Как не понять, учитель, – сказал я. – Вот, смотрите…» – «Ладно, ладно, – оборвал он меня. – Это хорошая привычка, я все равно собирался научить тебя принципам краткой записи. А ты и сам неплохо справился. Но отчет, будь добр, потрудись написать человеческим языком». – «Понял, учитель», – сказал я.
6 сентября. Сегодня в Канцелярии получил свою первую стипендию (за неделю)! Оказывается, из моих денег будут вычитать десять как налог (на содержание Ордена). Ну и ладно, остается все равно много, хотя могли бы и не говорить про сто двадцать дукатов в неделю (перекладывают из кармана в карман, умники). Старший кассир сказал, что я могу хранить деньги у них, если пока не хочу их забирать. И за это он обещал мне скостить налог. Но в этот раз я все же не удержался и сунул обе монетки – серебряную сотку и медную десятку – в поясной кошель, решил купить маме подарок: у нее 14-го день рождения (35 лет!). Только еще не знаю, какой. Вообще-то она никогда его не отмечает – мало таких чудаков, – но я все-таки решил приурочить к нему стипендию.
11 сентября. Когда я устаю читать эти жутко толстые книги (бумага в них очень плотная и желтая, вся в пятнах), то смотрю в окно, на Береговую улицу. По ней ходят толпы народа, особенно по вечерам, когда зажигают фонари, но так поздно я редко задерживаюсь, всего раза два оставался (вчера интересное место в книжке попалось, про жизненный путь одного древнего мага). Так вот, вчера, перед тем, как уйти, я погасил свечу, подошел к окну и стал смотреть на парочки, прогуливающиеся подо мной. И чем-то мне один парень не понравился, шел как клоун и гоготал на всю улицу. «Чтоб ты споткнулся на ровном месте!» – подумал я. И при этом совершенно непроизвольно прошептал про себя короткое, как свист бича погонщика, заклятие, которое недавно почерпнул из книги. И что же? В тот же миг он будто запнулся об воздух и едва не растянулся на мостовой! Я отскочил от окна и вижу – этот тип поднял голову на окна Ордена и смотрит внимательно: явно магию заподозрил. Но смеяться перестал, и девица, которая с ним была, сразу потащила его подальше от этого места. Я перевел дух и отправился домой, а сегодня решил записать этот случай в дневник. Кажется, это мой первый опыт такого рода, не считая, конечно, экзамена. Все-таки иногда приятно быть магом!
13 сентября. После учебы сегодня скинул свой красный плащ (за пределами Ордена носить его мне пока запрещено, надо сперва защитить предварительный диплом) и отправился к Диннике. А было уже часа три, но пообедал я прямо в Ордене, туда специальная официантка из «Эвраны» пищу носит. И меня занесли в список, так что я теперь с магами наравне. Отдаю Блоттеру три дуката, и мне в обед, прямо в лабораторию, приносят отличную пищу! Готовят там не хуже мамы, факт. Но все же дороговато, даже с моей стипендией, и я так пока только раза три питался. Так вот, захожу я в Блоббов магазин, а там, как обычно, ее мать за прилавком сидит. А рядом с ней – сам Блобб! Я чуть не упал от удивления, все-таки ни разу еще я его не встречал. Он копался на полке, переставляя местами банки с компонентами, и проверял при этом, достаточно ли в них товара. У него совершенно седые волосы, а в остальном это обычный человек (по крайней мере, если судить со спины). Так и не посмотрев, кто пришел, он удалился через заднюю дверь, и больше я его не видел. А вдруг это был кто-то другой? «Здравствуйте, госпожа, – говорю. – Динника дома?» – «Дома, – отвечает она. – Ты вот скажи, Мегаллин, я все понять не могу: неужели так сложно поступить стажером в Орден, как мне мой Блобб заливал?» – «Не знаю, мэм, – говорю. – По-моему, если природной склонности нет, то вообще не получится, а если есть – тогда просто. Вам Динника про меня сказала?» – «А то кто же? Трудно там учиться?» – «Очень трудно, – соврал я, – прямо ужас. И нисколько не интереснее, чем в школе». Она даже через прилавок свесилась, смотрит на меня, как на азианского однорогого буйвола. «Мама, у нас гости? – раздался вдруг голос Динники, она выглянула в дверь и увидела меня. – Недаром мне твой голос почудился!» – «Может, погуляем?» – спросил я у нее. «А как же чай? – слащаво поинтересовалась ее мать. – С плюшками!» – «Нет, спасибо, – говорю, – я уже пообедал». Кое-как мы с Динникой вырвались из дома! На этот раз решили пойти по Кривой улице, в сторону Северных ворот, раз уж мы там ни разу не гуляли. Честно говоря, этот район Ханнтендилля мне не очень нравится – в получасе ходьбы от Подковной расположена стекольная фабрика, и там постоянно воняет горелыми костями. Но сегодня дул сильный ветер, так что запах почти не ощущался. С деревьев уже облетела половина листьев, они лежат тонким слоем на мостовой и особенно в стоках. А я и не заметил, что пришла осень – заучился в своем Ордене. «Ты мне расскажешь про учебу?» – спросила меня Динника. И я поведал ей свои самые яркие впечатления, но в детали (специализация и так далее), конечно, не стал углубляться. А потом сказал: «Я хочу купить тебе подарок. Давай зайдем в сувенирную лавку». Я специально так подгадал, потому что увидел шагах в двадцати перед нами вывеску! «А надо?» – спросила она. В общем, зашли мы в магазин, и я даже удивился – вроде район не самый престижный, а полки просто ломятся от товаров. И недорого, по-моему, хотя я более-менее разбираюсь только в ценах на продукты, потому что все лето на рынок ходил. Стали мы рассматривать все подряд и руками трогать, а продавец – гунявый такой тип – говорит: «Чем могу служить?» А мы и сами не знаем, что нам нужно. «Выбираем», – сказал я. Но он, кажется, решил, что у нас нет денег и мы собираемся что-нибудь стащить. «Я могу вам помочь?» – спрашивает. Не люблю я таких людей, которые в душу лезут и не дают разглядеть все как следует. Я уже хотел плюнуть на подарок и увести отсюда Диннику, как заметил на стене знакомую вещь! Я чуть не подпрыгнул от возбуждения, так мне захотелось потрогать ее руками. А Динника в это время вертела в руках какую-то расписанную синими цветами фарфоровую кошку. Я, кстати, давно обратил внимание, что ее одолевает нездоровый интерес ко всяким пушистым и усатым тварям (кроме крыс, конечно). Думаю, если бы у нее были свои деньги, она забила бы бестолковыми поделками свою комнату так же точно, как выкройками и особенно иголками. «Дайте мне посмотреть вон то панно», – говорю я. «Это очень древняя штука, – сказал продавец, пожав плечами. – Она стоит двадцать дукатов». Наверное, думал, что я тут же заткнусь и скромно покину лавку. «Отлично! – говорю. – Дайте-ка мне пощупать ее». Этот идиот чуть не позеленел от досады, но снял глиняную пластинку с полки и протянул мне. Я сразу узнал ее, стоило мне поближе взглянуть на беспарусный корабль, гордо рассекающий волны. «Ты почему такой возбужденный?» – прошептала Динника. «Эту картину мы с Буззом в прошлом году нашли, в старом карьере, – говорю, – только какие-то деревенские гады ее у нас отняли. Хорошо, что догадались склеить, а то она расколотая была». Достал я серебряную монету и протягиваю продавцу, так того чуть кондрашка не хватила, стал в ящике своей мелочью звенеть. Минут пять по всему магазину сдачу собирал, в подсобку бегал и на кого-то там шипел. «Ты себе выбрала что-нибудь?» – спросил я у Динники. «Вот эта киска хороша». Она показала мне матово-стеклянного зверька причудливой формы, в дырявой шляпе. В общем, подарил я ей кота, а глиняный рисунок я придумал маме вручить, пусть рассматривает иногда и меня вспоминает, когда я на Береговую перееду. Дошли мы с Динникой до Северных ворот, и даже на стену вскарабкались, на горизонт поглядеть. А вид отсюда еще красивей, чем оттуда, где Бузз полюбил свои пейзажи рисовать – далеко-далеко видно голубые горы, за ними Азиана. И туда ведет широкий тракт, по которому постоянно проезжают всякие грузовые и пассажирские повозки и конные, а то и просто пешие идут. Ров по ту сторону ворот давно засыпан и успел порасти высокими деревьями, да и от самих ворот осталось только название – вместо них в стене зияет широкий проем. А вдоль петляющего тракта, насколько хватает глаз, видны домики и сады, из некоторых труб идет дымок, во дворах кричат гуси, хрюкают свиньи и вообще кипит жизнь. И вдруг видим: прямо по дороге возникло и движется к нам пылевое облако, и все перед ним расступаются. Что за штука? И только когда оно к нам приблизилось, стало ясно, что это бежит толпа людей в светло-серой форме. Курсанты! «Я его вижу», – сказала вдруг Динника. «Кого?» – не понял я. «Да Клуппера же!» А на будущих гвардейцев суровые капралы надели увесистые рюкзаки, и все парни были такие грязные от пыли, что кого-то узнать в такой толпе было невозможно. Бежали они кое-как, чуть не падая в пыль, и не поднимали головы, а кричать со стены мы постеснялись. Да и сомневаюсь я, что Клуппер услышал бы нас, даже если он в самом деле участвовал в забеге. «Тебе что, сердце подсказало, что там Клуппер?» – спросил я. Но она сделала вид, что не расслышала, но я и сам сразу пожалел, что глупость сморозил. «Пошли-ка лучше домой», – сказала Динника. По-моему, настроение у нее испортилось, и сколько я ни пытался ее развеселить, клея забавные ярлыки встречным крестьянам и торговцам, она как-то натянуто посмеивалась. Ну, гоняют на курсах ее разлюбезного Клуппера, и что теперь, расстраиваться из-за этого? Зато нормальную профессию получит. Сама же сосватала его в гвардию, а теперь жалеет несчастного «мальчика». В который уже раз убеждаюсь, что вникнуть в книги гораздо проще, чем понять, что движет настроением обыкновенной девчонки.
14 сентября. Подарил маме глиняную «картину». Она сначала даже не поняла, почему, сказала: «Что-то случилось?» Что такого должно случиться, чтобы после этого надо было вручить ей подарок – я не понял. «Поздравляю с днем рожденья, – сказал я, – и дарю это произведение искусства древних людей». Она поцеловала меня в лоб и поставила «картину» к себе на стол, и долго рассматривала ее. Но вид у нее при этом был не самый радостный, она почему-то вздохнула и сказала: «Уже тридцать пять лет». Потом она, наверное, полчаса расспрашивала меня про учебу в Ордене, но я старался не особенно распространяться (Геббот просил меня быть сдержанным в этом отношении). Хотел было поведать ей о своих мыслях по поводу квартиры на Береговой улице, но что-то меня остановило: не такой сегодня день, чтобы подобными планами делиться. И промолчал. «Я рада, что ты не ошибся с выбором», – сказала она под конец. Я тоже.
16 сентября. Кажется, Зубля простудился: лежит в своей коробке и никуда не выходит. Пришлось там поставить ему и плошку с водой, и еды набросать на тарелку. Но он к ней почти не прикасается. Вот что значит шляться по всяким помойкам и отбросами питаться! Но я слышал, что у крыс крепкий организм. Кроме того, я сварил ему целебный отвар из трав (специально в Ордене взял книгу по медицине, и немного порошков из хранилища подтянул) и залил ему в глотку чуть ли не целую кружку, хоть он и был очень этим недоволен.
17 сентября. Нынче в Ордене испытал настоящее потрясение. Мало того, что я способный стажер, так меня, оказывается, решили освободить от защиты предварительного диплома! В качестве эксперимента, как мне учитель сказал. А все потому, что в истинной магии иллюзий я показал себя с наилучшей стороны (это когда экзаменатора Дессона со стула уронил), и совет магов решил начать сразу с магии действия – сначала, конечно, мнимой (то есть с применением всяких ингредиентов и магических формул), а потом уже истинной (творимой лишь усилием воли и заклинаниями). Но изучить все применяемые в работе вещества мне, конечно, так или иначе придется: заклятия лучше тренировать с поддержкой атрибутов и разных порошков, а потом уже можно пытаться творить их мысленным усилием. То есть, если работа у меня пойдет так, как они ожидают, я уже лет через пять-шесть стану полноправным магом! У меня даже голова закружилась, когда я это услышал. «Но тебе придется доказать свое право на красный плащ мага, – сказал Геббот. – Никаких поблажек и скидок на молодость не будет». – «Я все понял, учитель!» – заверил я его.
18 сентября. Чудеса, да и только – Зубля восстал и на радостях прошелся передо мной на задних лапах! Видимо, таким образом он хотел мне сказать, что со здоровьем у него полный порядок. Короче, прошел он так и упал на живот: сил-то никаких не осталось после болезни. «Придется тебе, брат, отъедаться», – сказал я ему и выдал удвоенную порцию отрубей (я в подвале их постоянно храню, иначе эту зверюгу не прокормить). Сожрал он их и ушел-таки на прогулку, не утерпел. Видимо, по друзьям и подругам стосковался. Написал я эти слова и подумал: «Сходить, что ли, к Диннике? Или к Буззу, в театр? А то и к Маккафе». Надо определиться в этом вопросе, а потом идти. Но почему они сами не заходят?
7 октября. Перечитал свои последние записи – ба, сколько времени я не записывал ничего в дневник! А все потому, что я уже ни о чем, кроме магии, и думать-то не могу, все время в голове вертятся формулы заклятий, названия компонентов и способы их применения. После учебы гуляю по мокрым улицам, но время от времени замечаю, что нахожусь совсем не в том месте, где только что был. Сегодня видел, как с дерева слетел последний лист – уже даже не желтый, а какой-то бурый. А утром вообще попал под сильный дождь, даже плотный плащ меня не спас. Пришел в свою лабораторию и повесил его на спинку стула, сел в кресло и открыл книгу, которую читал уже несколько дней. Вот, думаю, удачный повод, чтобы применить полученные знания на практике (а это был труд по магии огня). Закрыл глаза и мысленно произнес довольно слабое заклинание, направив его на свою промокшую одежонку. И что же? Чуть дырку не прожег, хорошо, вовремя блокировал заклятие и остудил плащ потоком воздуха, а то он, по-моему, уже готов был вспыхнуть. В кабинете пар столбом! Только я вздохнул с облегчением, как открывается дверь – и на пороге возникает сам Мастер Эннеллий! «Вот, одежду сушил, господин Мастер», – пробормотал я виновато. Он покачал головой и потрогал мой сухой и горячий плащ. «Будь осторожен, Мегаллин, не сожги нам Орден», – сказал он и ушел. Мама сказала мне за ужином: «Давно что-то к тебе гости не приходили». – «Какие гости?» – «Ну, например, Бузз, или Динника. Или этот странный мальчик, кажется, Клуппер. Про Маккафу я уж и не говорю, сто лет ее не видела. Вы больше с ней не дружите?» – «Как, кстати, там Бузз поживает?» – поинтересовался я. «Ты у меня спрашиваешь? Это ведь твой друг, Мегги». В самом деле, давненько я их не видел, все больше в одиночестве по улицам шляюсь или в парке, на берегу Хеттики сижу. Только сейчас скамейки все сырые, но сегодня я догадался одну немного подсушить (тем же самым заклинанием!), пока никого рядом не было. Посидел-то всего несколько минут, как подскочили ко мне два человека, один из них капрал! Каждую букву на моей стажерской бумаге изучили, все никак не могли поверить, что это я скамейку высушил. Я понял, что на улице надо очень осторожно применять магию, а то могут быть неприятности с такими вот людьми. После ужина пришел в свою комнату, достал портрет Маккафы и долго смотрел на него, а в голове пусто, только обрывки формул проскакивают. Цирк, скорее всего, уже приехал, так что я мог бы ее навестить. Но почему я запомнил ее совсем не такой, какая она на портрете?
18 октября. Пришел сегодня в Орден и собрался продолжить чтение (сколько я уже фолиантов проштудировал – не счесть!), как Геббот мне и говорит: «Для тебя есть практическое задание. Сейчас пойдем в парк, и ты расчистишь дорожки от павших листьев, – сказал учитель. – Их нужно будет сжечь. Ты готов?» Я сразу прикинул, какие вещества мне понадобятся, и сунул пару пакетиков в карман (я уже давно притащил их из хранилища и пробовал применять понемногу, когда делал упражнения из книг). Погода сегодня самая удачная – ветер слабый, сухо. Я думал: неужели прямо при посетителях придется этим заниматься? Но оказывается, с самого утра ворота парка были закрыты, и никого туда не пускали, так что народ не рисковал быть сожженным или сметенным потоком искусственного ветра. Перед калиткой в парк нас встретил гвардеец, изучил предписание и пропустил нас на территорию парка. Тут же зеваки толпились (они всегда знают, когда и что происходит в столице), мечтали посмотреть на магическое представление. «Смотри, нового стажера привели», – сказал один из них товарищу, и все стали смотреть на меня, но я не стушевался, потому как знал все, что должен сделать. Мы немного отошли от калитки, чтобы не находиться вплотную к ограде, я сгреб ногами несколько жухлых листков и присыпал их пятью чешуйками летучей рыбы (для верности, хотя хватило бы и четырех). Мы отошли за дерево, и я начал «представление»! Гвардеец сперва усмехался, но когда увидел приближающийся к нему вихрь, пока еще совсем маленький, поспешил удалиться за калитку. Я специально подвел ветер к началу аллеи, чтобы нигде не оставлять никакого мусора, и уже отсюда собирался развернуться по-настоящему. Мой вихрь остановился и стал постепенно расширяться, захватывая в свою орбиту все больше и больше листьев. Он вышел за пределы ограды, и толпа зевак отступила, опасаясь быть сбитой потоками мусора. Честно говоря, я не знаю, как проделывали уборку листьев до меня (пацаном в этот день я всегда ходил в школу, а маленького меня почему-то не водили на это зрелище – видимо, совсем рядовая процедура). Понятно было, что листья лежат не только на дорожках, но и между деревьями, и они тоже должны были быть убраны и сожжены. Я старался на совесть, и хорошо представлял себе, как и чего должен добиться. Мой прямой вихрь, разрастаясь, тронулся в путь, проникая в самые «глухие» уголки парка, и наконец достиг небывалых размеров и в ширину, и в высоту (иначе бы в нем не уместились те горы мусора, что скопились за лето на территории парка). Гвардейцы, охранявшие ворота, отошли подальше, опасаясь угодить в поток воздуха. Через полчаса я приволок вихрь на полянку на берегу Хеттики и постепенно остановил его, превратив в порядочную кучу палой листвы. Из нее, пошатываясь, выбрались белки, ежики и прочие мелкие твари – обитатели парка, вылетело несколько потрепанных воробьев и ворон. Тут уж мой пакетик с пупырышками перцовой жабы пригодился весь без остатка, я высыпал его на бок получившейся горы. Горела она красиво и жарко, почти без дыма, и оставила после себя лишь небольшую кучку серого пепла (ее я из последних сил сдул в воду). Лужайка выгорела дотла, но тут уж я ничего поделать не мог. «Неплохо, – сказал Геббот с улыбкой. – Не слишком традиционный метод, но результат впечатляет. А о траве не беспокойся, весной взойдет как новенькая. Устал?» Точно, я был словно тряпка и едва держался на ногах. Учитель проводил меня до Театральной улицы и ушел в Орден, а домой я уже сам добирался, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания (Геббот был в красном плаще). Но я думаю, у нас в округе и так все знают, что я – стажер Ордена магов. Ну и пусть, вот перееду на Береговую, смогу пройти по улице без косых взглядов соседей. Проспал до трех часов дня! Вот, пообедал и теперь описываю свои сегодняшние подвиги.
29 октября. Нынче меня в первый раз пригласили на семинар в библиотеку. Стажер Дрюммокс делал доклад о своих свершениях за последний год. Он специализируется на магии воды, но слушать было все равно интересно, потому что я знаком с терминологией (из книг!). Доклад назывался: «Уплотнение воды как путь к спасению утопающих». Жалко, вода в Хеттике холодная, а то бы обязательно устроили выезд на природу с практическими опытами. Это мне другой стажер, Буммонт (ему, по-моему, уже лет двадцать), сказал в конце доклада. Еще он добавил шепотом: «Наслышан о твоем упражнении с листьями. Гуляющий в парке народ только об этом и толкует». – «Что, ругаются?» – спросил я. «Наоборот, удивляются твоей мощи. Ну, говорят, подрастет новый маг, и погода у нас нормальная будет». – «Откуда они знают, что я занимаюсь магией воздуха?» – пробормотал я. «Люди – они все знают», – с долей осуждения сказал Буммонт. Но тут докладчик принялся демонстрировать опыт, доказывающий его теоретические построения, и мы стали смотреть его вместе с прочими магами и стажерами. Сперва он насыпал в таз с водой какой-то порошок (собственного изготовления), затем громко, отчетливо произнес заклинание (вслух, чтобы все могли знать, как оно сконструировано), и только потом бросил в таз бронзовый гвоздь. Тот немного погрузился в воду и медленно всплыл на поверхность. Все зааплодировали, и я в том числе. Замечательная работа! «Подробная статья на эту тему готовится к публикации в Вестнике Ордена за 802-й год», – сказал в заключение Дрюммокс и сел, а маги принялись обсуждать его доклад. И оказалось, что не все так замечательно, как представляется на первый взгляд, хотя в целом всем вроде и понравилось. Но каждый счел своим долгом отыскать в проделанной стажером работе какой-нибудь недостаток, пусть даже самый незначительный. Один поругал Дрюммокса за громоздко синтезированное заклинание и предположил, что одно слово (он не помнит, какое именно, но если ему запишут заклинание на бумажку, то он точно укажет это слово) можно выкинуть из него без особого ущерба. Химеррий, учитель стажера, помрачнел и обещал поработать в этом направлении. Другой маг пожурил докладчика за использование в его магической смеси редкого компонента, экстракта зародыша панцирной змеи, и советовал заменить его эквивалентным по действию веществом. Тут уже сам Дрюммокс чуть не разгорячился, но Химеррий дернул его за рукав и усадил на место. Магический диспут разгорелся с ужасающей силой. По одному вопросу часть магов поддержала докладчика, а часть – его оппонентов, по другому вопросу – наоборот. Они стали сыпать терминами, и только Эннеллию с его авторитетом Мастера удавалось немного сдерживать пыл магов. Сам Дрюммокс со скучающим видом сидел перед своим тазом (гвоздь в нем, кстати, уже давно утонул и лежал на дне, я специально под шумок туда заглянул) и смотрел в окно, потеряв нить спора. Его интересы в перепалке магов отстаивал учитель Химеррий. Так продолжалось примерно полчаса, высказались почти все (в том числе Клупперов брат Деррек, которого я неожиданно увидел в середине дискуссии – он сидел спиной к окну), даже я пролепетал несколько робких слов, на которые никто не обратил внимания. В конце концов Эннеллий утихомирил разбушевавшихся магов и произнес заключительную речь. В ней он похвалил-таки, несмотря на сокрушительный разгром, учиненный магами, работу Дрюммокса и признал ее годной к опубликованию в ежегодном Вестнике. И все с ним согласились! Это меня поразило больше всего – сначала они на все корки изругали труд стажера, а потом рекомендовали его к занесению в анналы Ордена! Но Дрюммокс и ухом не повел, сидел с таким видом, будто другого результата и не ожидал. «Что, так всегда бывает?» – спросил я у Буммонта, тоже принимавшего горячее участие в дискуссии. «Конечно, – удивился он. – Тебе не понравилось?» – «Понравилось, – промямлил я. – Почему только никто не спросил докладчика, какое практическое применение он видит своему открытию?» – «Какое это имеет значение?» – отмахнулся Буммонт, с удивлением воззрившись на меня. На это я не нашелся, что возразить. После семинара восстановил в памяти имена многих стажеров и даже некоторых магов первой ступени, они подходили и поздравляли меня с эффектной расчисткой парка. Некоторые, оказывается, видели в окно смерч, который я поднял. Я стоял гордый и, по-моему, красноватый от смущения. «Очень неплохо для начала, Мегаллин», – сказал мне один молодой маг мимоходом, несколько свысока оглядел меня и скрылся. «Кто это?» – спросил я у Буммонта, когда мы вышли из библиотеки. «Не обращай внимания, – мрачно ответил он. – Это Веннтин, ученик Мастера». Честно говоря, мне этот парень не очень понравился…»