Никитин Олег Викторович. Падение сквозь ветер

   3 октября. Сегодня опять подумал – лучше бы я сдох тогда на войне или от холеры, как моя мать (или от тифа, как отец – если он не был отравлен). Но я остался жив. Язык (точнее, перо в руке) не поворачивается благодарить Шуггера. Сам не понимаю, отчего я не забыл ему убийство Зубли? Знал бы он, что по моей вине не родились (и, боюсь, уже никогда не родятся) многие тысячи младенцев – как бы он ко мне относился?
   21 октября. Вот бы сделать так, чтобы не пришлось вызывать самое настоящее столкновение стихий, а только сымитировать его, «обмануть» мироздание. Очень уж мне не хочется стоять в центре ледяной песчаной бури, задыхаясь от нехватки воздуха! Это нормальное желание приводит меня к парадоксальному вопросу: можно ли получить реальный результат собственных усилий, оперируя магией иллюзий? Пожалуй, мое стремление оградить себя от разрушительного влияния стихий завело меня в тупик… Написав эти слова, я еще примерно час размышлял над равнозначностью разных разделов магии: нельзя ли, скажем, ограничиться реальной компонентой одной лишь воды или (и) воздуха, все-таки просто мокнуть на ветру гораздо проще, чем при этом еще и коченеть в студеном песке? Голова идет кругом от подобных проблем. Я настолько удалился от магистрального пути магии, что мой доклад на семинаре уже мало кто поймет. А потому и не буду его делать, хоть Деррек и просил меня поделиться с коллегами результатами своих изысканий.
   12 ноября. У меня сработало древнее заклятие! Я видел слабое зеленое свечение вокруг своей руки, но очень недолго и смутно. Аппертин пишет: «Увидевший свет жизни велик духом и подобен самому Богу, ибо жаждет он овладеть этой магией и подчинить себе сущее, как никто на земле. И означает это, что он – богоизбранный». Вольно же подобными фразами прикрывать «эфемерность» своих утверждений! Как он мог писать такое, не имея перед собой примеров (иначе бы он упомянул о них)? С другой стороны, может быть, так и есть – только лишь такая бесконечная вина перед людьми, подобная моей, могла пробудить неуемное желание подчинить себе магию жизни? Впрочем, к чему эти умствования! Я увидел ауру, и довольно (пусть пока нечетко и расплывчато), первый шаг мной сделан. Старину Аппертина можно возвращать на полку».
   На этом заканчивались осенние записки Мегаллина.
   «Здравствуй, сынок! – прочитал Валлент на следующем листе, крайне мятом и потертом. Слова словно разбегались друг от друга, текст «украшало» несколько клякс и непонятных потеков. – Только, пожалуйста, не пугайся, со мной все в порядке, просто немного ослабела за время болезни. Вот и попросила сестру написать тебе, я-то сама лежу, а она пишет, что я ей диктую. Я специально не стану отсылать конверт на наш домашний адрес, чтобы эта бумага не попалась отцу, а то ведь ты знаешь его. А ты у меня сильный…» Магистр с усилием оторвал взгляд от документа и аккуратно сложил его. «Нет, – подумал он. – Не нужно этого читать». Потертый уголок листка мягко касался его дрожащей ладони: опять почему-то вспомнился Меллен, уходящий по пыльному тракту на север.
   Следующая тонкая стопка листов, очевидно, заканчивала первую часть Мегаллинова дневника, попавшую к Валленту в самом начале расследования. Волнуясь, магистр приступил к чтению.

   «Приветствую тебя, мой ученик! – было написано на первом листе. – Если ты читаешь эти строки, то продвинулся по моему пути достаточно далеко и даже, может быть, близок к постижению магии третьего уровня. Не советую тебе забегать вперед и искать на последней странице разгадку: поступив так, ты разочаруешь меня… Честно говоря, я и сам пока не знаю, чем закончится мой сегодняшний опыт (Маккафа обещала навестить меня), а пока я упаковал все свои вещи, которые могут тебе понадобиться, в одну коробку и собираюсь оставить ее на видном месте, чтобы ее поскорее нашли. Ну и посмеюсь же я, читая нынче вечером (или завтра) эту писанину! 2 июля 819 года».

   «Посмеяться не вышло», – подумал Валлент и перевернул листок.

   «5 апреля. Нет, без «элементов» быта в моих записках никак не обойтись – исследования вступают в практическую стадию, когда придется взаимодействовать с женщинами (и не только с гнусной Наддиной). После того, как в ноябре прошлого года я впервые смог увидеть слабые отблески жизненной оболочки, окутывающей тела людей (потребовались специальные стекла для глаз!), эксперименты имеют конкретное внешнее выражение в поведении ауры. Сейчас уже с трудом представляю, как я мог действовать практически вслепую, не видя результата своих трудов.
   22 апреля. Мучимый бестолковыми воспоминаниями, полез сегодня под кровать и достал свой старый сундук, набитый бесполезными бумагами. Те, которые меня не интересовали (следовательно, другим они и подавно не нужны), безжалостно свалил в кучу – изрядный ворох мусора набрался! А потом отнес все это в печку и растопил ее. Смотрел на огонь, и в голове вертелась глупая мысль, что я сжигаю часть себя самого.
   14 мая. Наконец-то я полностью прозрел! А все потому, что мне не хватало чисто мнимой (то есть компонентной) поддержки моим истинным (то есть волевым) потугам до конца овладеть аурой, но понял это я только недавно. Три дня назад я поговорил с Дессоном, и он подсказал мне, какая смесь сможет расшевелить мое внутреннее зрение (теоретически, конечно, реально никто не пытался делать это). Точнее, эта мазь просто усиливает все магические способности человека, а не только одно лишь «зрение». Я спросил у него: «Почему же маги не пользуются этим средством?» – «Оно запрещено к применению, – ответил он. – Организм человека не в состоянии выдерживать долгое время такую нагрузку. Все «взгляды» мироздания – есть мнение, что и Бога тоже – обращаются к нему, даря этому магу невиданную и разрушительную мощь и подчиняя себе его душу. Состав вещества передается от учителя к ученику, и мне о нем стало известно от Бекка. И теперь я передаю его тебе». Я долго молчал, переваривая его слова (очень уж все это напоминало мне сцену из дешевой пьесы), а потом спросил: «Почему же ты выдал мне секрет этого ужасного состава?» – «А зачем мне скрывать его? – улыбнулся он. – Ты ведь знаешь, каккие теперь времена… Ты применишь его, если другого способы выполнить задачу у тебя не останется». Так вот, позавчера я смешал небольшую склянку, получилось вполне приличное беловатое вещество наподобие дамского крема, но лишенное приятного запаха (такое впечатление, словно я натолок в ступке тараканью «икру», хотя ее там вовсе нет). А вчера втер ползолотника себе в шею, как посоветовал Дессон (близко и к голове, главному человеческому органу, и к сердцу), и вот теперь имею результат! Зеленая аура приобрела настоящую, яркую сочность и глубину, я как будто могу потрогать ее рукой. Пока буду продолжать работу над синтезом заклятия, глядишь, дело и сдвинется с места.
   23 мая. Дерзкая девка настолько мне надоела, что я решил проучить ее. А то в последние месяцы я все больше замечаю, что она считает себя главой «семьи»: отнимает у меня чуть ли не все деньги, затаскивает в постель, как только ей приспичит, и тому подобное. А вчера вообще забралась ко мне в комнату (якобы с целью приборки) и наткнулась на мою мазь. Я думаю, что она запомнила ее запах от моей шеи, он ей сильно не понравился, иначе зачем бы она вздумала прятать флакон? Я собрался использовать еще немного его содержимого, не нашел и чуть не пристукнул эту дуру! Честно говоря, она всегда была такой, но я предпочитал не обращать на это внимания, сейчас же думаю: «Какого беса?» Мне ничего не стоит поставить ее на место. И только одна неприятная мыслишка закопошилась при этом в моей голове: как бы она не отравила меня, как моего бедного «набожного» папашу. Похоже, я и сам не сознавал, что именно эта трусливая мысль весь последний год мешала мне дать ей по морде и выгнать за порог. А потом подумал: «Скажу ей, что подозреваю ее в смерти отца. И если со мной что-то случится, мои друзья из Ордена распотрошат ее до нутра и подвесят на Конной площади за ноги». Наверняка такая угроза отрезвит ее тупую голову. Хотя видит Бог, никакого смысла травить меня, словно крысу, нет!
   26 мая. Похоже, мое навязчивая идея свести разрушение от бушующих стихий на нет дала некий умозрительный плод. Однако он изрядно горек! Придумал я на первый взгляд полную несуразность – заточить стихии в собственное (то есть мое) тело (фигурально, конечно: на самом деле я не собираюсь грызть лед пополам с каменной пылью). Завтра попробую составить хотя бы самое простое заклятие (к примеру, о «внутренней» влаге, а с холодом и землей пока подожду). Видимо, с помощью длиннохвостой жабы и свежей колодезной воды.
   2 июня. Как ни стараюсь вытравить из дневника «быт», не всегда у меня это получается. Однако же сейчас упомяну свой последний магический эксперимент (или он уже медицинский?). Опыты на людях настолько увлекательны (не то что возня с какими-то пшеничными зернами), что я постараюсь привлечь к их проведению как можно больше «помощников». Тем более, никому не нужного человеческого материала вокруг довольно. Начал с наиболее доступного – Блоттера, для чего пришлось арендовать лошадь и отправиться в ближайший к Ханнтендиллю балок. Удивительно, до чего много там всяких тварей, не видимых обычным зрением! Выследил гадюку и спеленал ее банальным вихрем, так что она даже и опомниться не успела, как оказалась в мешке. Потомки смогут прочитать о моем опыте в лабораторном журнале, но про его итог я все же скажу: растительная и животная ауры тождественны.
   3 июня. Сегодня подумал: «Почему я сразу не начал с опытов на людях, а возился с какими-то нелепыми зернами?» И тут же одернул себя: как бы я научился с легкостью манипулировать чужой аурой? К тому же аура растений – легкая и податливая, с моей тогдашней слабоватой подготовкой, без «внешней» помощи (спасибо дессоновой мази) я вряд ли смог бы совладать с аурой человека. Разве что крысы или суслика…
   20 июня. Ввел в Дессонову мазь новый компонент (пыльцу лимонницы), придавший ей желтоватый оттенок. Я вычитал в одной книжке о якобы высокой степени связанности бабочек с энергией мироздания. Почему именно бабочек? Оказывается, все дело в их способности трижды менять форму на протяжении своей жизни. Вот я и подумал – если бабочка может менять свою форму, то человек, возможно, тоже! Пусть я и не превращусь в куколку (если полагать себя некоей «гусеницей»), и тем более в яйцо, то есть надежда, что почувствую внутренние позывы к деформации, этакую телесную «гибкость». Тогда, может быть, легче будет затолкать в себя все четыре стихии. Начать решил с малой дозы «сверхмази», чтобы враз не окочуриться, если что-нибудь пойдет не так, как я замыслил.
   24 июня. Сегодня с утра втер в шею еще пару золотников своего вещества. И уже чувствую, как мощь неудержимо нарастает во мне. На шее при этом вздулись мерзкие прыщи, постоянно истекающие липким «гноем», но показать их медикам или даже Дессону я не решился – вдруг они вздумают вырезать их или, того хуже, предрекут скорую смерть? К тому же я думаю, что это вовсе не гной, а что-то вроде первичной субстанции, из которой состоят ткани организма. Я боюсь не успеть сформулировать заклинание и погибнуть от избытка энергии (и так каждый день расходую ее на разные глупости – без толку гоняю облака на небе и волны на Хеттике).
   26 июня. Долго думал – кого бы еще подключить к эксперименту? В Мунне я полностью разочаровался, ибо понял: подозрение в ее бесплодии (скорее всего, она занимается своим ремеслом с довоенного времени) лишает меня уверенности в благоприятном исходе опыта. А без уверенности не будет и успеха (это я четко понял). И все же я не исключаю того, что синтезированное мною заклятие не вполне совершенно и попросту не срабатывает так, как задумано. Благодарение «Богу», вспомнил о Танниге! Даже если она не согласится принять меня, я все равно выберу момент и заявлюсь к ней, когда Шуггер будет в Ордене. Я не забыл несчастного Зублю, чье чучело пылится в подсобке. Кто-нибудь мог бы мне заметить: «Мегги, дружище, Шуггер спас тебя от смерти, когда ты подцепил холеру!» Что мне возразить этому доброхоту? Во-первых, я вполне мог бы и сам излечиться, потому что вовремя поставил себе диагноз и стал пить кипяченую воду. Во-вторых, да, формально спас, потому что ему некуда было деваться – он сам объявил о своем изобретении (порядочная гадость, к слову сказать, наизнанку выворачивает). Скажем, если бы он несколько лет назад (со своим учителем) отказался удалить у Императора больную кишку, забитую мусором – ему это сошло бы с рук? Так и в моем случае, только я не какой-то Император, сейчас я уже почти Бог – так же, как он, любого могу убить одним лишь желанием. В последнее воскресенье проходил случайно через рынок, и какой-то петух при виде меня стал орать как сумасшедший. Хорошо, что я не ношу на улице красный плащ, а то толпа могла бы возбудиться, и неизвестно, чем закончилось бы дело. И так мне его гнусные вопли не понравились, что я взял и придушил его на расстоянии – просто слепил вокруг мелкой тупой головенки шарик пустоты, он и околел. Я не стал смотреть, как восприняли внезапную смерть мерзкой птицы оказавшиеся поблизости люди, и поспешил уйти. Думаю, с человеком тоже никаких проблем не должно возникнуть: ему ведь тоже надо дышать! А пустой кокон намертво прилипает к коже, это мне под силу обеспечить.
   27 июня. Мысли прыгают в голове как сумасшедшие – опыт снова не удался! Я все сделал так, как и планировал, но в последний момент что-то не заладилось и заклинание не сработало: передачи моей жизненной силы собственному мертвому семени не произошло. Я подозреваю, что в этом виноват проклятый козел, который завопил под окном в решающий момент – он заставил меня запнуться на полуслове. (Динника за все время не издала ни звука, закрыла глаза и стала как деревянная чурка под топором.) А несколько минут назад мне принесли ответ от Танниги: она пишет, что я могу навестить ее послезавтра.
   29 июня. Похоже, я опять потерпел крах – как я ни старался, оплодотворения Танниги не случилось, но на этот раз я склонен винить ошибку в своей формуле. На «глаз» мне не удается определить, где она коренится: мускулы леденеют, суставы хрустят так, будто «смазаны» настоящим песком, а вены вздуваются, грозя лопнуть. То есть все происходит именно так, как и предполагалось – а «жизнь» не передается! Сегодня половину ночи не мог заснуть, все думал над тем, вправе ли я «загонять» стихии в собственное тело, превращая магию действия в магию иллюзий. Хорошо, пусть я смогу обмануть мироздание, «создав» лед и пыль в самом себе (допустим, что для придания своему семени подвижности этих мнимых «стихий» достаточно). Но акт передачи жизненной силы (обретшему-таки подвижность семени!) не может быть мнимым, он только тогда происходит на самом деле, когда его подталкивает нечто действительно реальное! И тут ничего, кроме моего родного воздуха, мне в голову просто не приходит; то есть, скорее всего, мне остается только провести зачатие с одновременным применением обратного вихря, хотя бы самого маленького.
   1 июля. Вернувшись сегодня из Ордена, около часа валялся на кровати (уже успело стемнеть) и обдумывал каждую букву своего заклинания… Додумался до того, что заменил последний слог последнего слова (вычитал о новом слоге у Крисса), и в тот же миг вся формула словно засверкала перед моими «преображенными» глазами, источая прозрачно-зеленый свет! Значит, она – правильная. А потом я трезво посмотрел на нее и увидел: в ней таится ужасная опасность, потому что этот последний слог – частица для придания предельной устойчивости всей фразе (ее-то, этой устойчивости, я и боялся все последние недели, как теперь понимаю). Эту частицу изобрел сам Крисс Кармельский, он часто применял ее и добивался с ее помощью неплохих результатов. Я записал ключ к заклятию (оно на последней странице моего лабораторного журнала) и уронил голову на стол, будто силы вовсе покинули меня… Пламя свечи дрожит на буквах моей формулы, они плывут и меняют форму, словно живые. Чего же другого я мог ожидать? Так просто, без смертельного риска, Богом на земле не стать. Если хватит решимости, завтра попытаюсь провести опыт с Маккафой – я на днях встретил ее в коридоре Ордена и долго развлекал рассказами о своих самых безобидных экспериментах. Она обещала заглянуть в субботу, то есть завтра, ближе к вечеру».

   Последним в этой тонкой пачке лежал практически чистый лист бумаги, на котором Мегаллин написал всего лишь несколько пар символов, соединенных стрелками. У Валлента не возникло никаких сомнений относительно смысла этой записи: она означала, что вместо одних букв в составленном погибшим магом заклинании следовало подставить другие. И теперь оставалось только раскрыть на последней странице лабораторный журнал Мегаллина и провести замену согласно «инструкции».

Глава 29. Последний опыт

   Магистр открыл ящик стола и достал оба портрета – зрелого мага и юной девушки. Расположив их друг напротив друга, он расслабил глазные мышцы и наблюдал, как черные щупальца от Мегаллинова лица протянулись вперед и стали пульсировать в окружающем клочок бумаги пространстве, словно нащупывая источник жизненной силы. Маккафин портрет они только потрогали, – он был мертв и не представлял интереса, а вот тело Валлента их заинтересовало. Он мысленно обратился к небу и призвал к себе поток энергии: шея в ответ заныла и раскалилась, зато с пальцев магистра стали срываться короткие молнии, с каким-то нечеловеческим восторгом поглотившиеся изображением погибшего мага. Внутренности магистра как будто стали леденеть, желудок и голова наполнились чудовищной тяжестью, и если бы он не сидел, то непременно бы упал. Ему даже показалось, что стул под ним зашатался и заскрипел ножками, едва не рассыпаясь от напряжения, но это, конечно, было иллюзией. Приток силы из окружающего пространства еще больше усилился; Валлент понял, что начинает задыхаться, и в последний момент перед тем, как уронить портрет Мегаллина на стол, изображением вниз, он ощутил, что вновь стал полноценным мужчиной и физически готов к зачатию.
   Кажется, погибший маг показывал «оттуда» своему последователю, как тот может провести удачный «опыт» и не погибнуть. «Он стал Богом на небе, пав жертвой злодея, – подумал вдруг магистр и поднял лицо к потолку, проникнув взглядом сквозь перекрытия и спокойно рассматривая солнце, стоящее почти в зените. – Или одним из Богов. И сейчас помогает мне». Не хватало лишь заклятия, ключ к которому лежал у Валлента в кармане.
   Этот день показался ему еще более холодным, чем вчерашний, потому что дул сильный северный ветер. Тело покрылось мелкими пупырышками и покраснело, как будто пораженное неведомой болезнью, и порой сотрясалось дрожью, интенсивно впитывая благую мощь, разлитую в мире. Прикладывая к щекам ладони, магистр чувствовал жар кожи. Недавний сеанс связи с мирозданием распалил его, и Валлент уже старался сдержать собственные порывы – например, ему страстно хотелось придушить десяток-другой грызунов, что зелеными сгустками ауры мельтешили в подвалах домов.
   «Проникающее» зрение показало, что в Ордене находится пять человек, двое из которых – Блоттер и, скорее всего, Халлика, стояли в подсобке. Еще один, видимо Шуггер, расположился в лаборатории на втором этаже; и в своем кабинете сидели Деррек и еще кто-то. Но никто из них не интересовал магистра. Ему нужен был только журнал Мегаллина, забрав который, он собирался тотчас вернуться домой. На всякий случай нужно будет списать формулу заклинания на бумажку: вдруг охранная система заартачится и не выпустит его с журналом.
   Лаборатория Мегаллина сохраняла все тот же запущенный вид, и еще больше пыли появилось на всех предметах. Видимо, Халлику не пускали сюда, как и во многие другие помещения, опустевшие после Пятидневной войны. В некоторые из них, возможно, никто не заглядывал уже почти восемь лет.
   Первым делом Валлент подошел к полке с филином и снял чучело птицы: у него уже давно чесались руки разобрать его. Нащупав разрез, скрытый пыльными перьями, он ухватился за него руками и разодрал филина пополам. Прозрачный многогранный кристаллик с легким стуком упал на стол и немного прокатился, увязнув в скоплении из чернильницы, горелки и огнеупорного коврика. На взгляд Валлента, он ничем не отличался от того, что «хранился» в проклятом карликовом крокодиле – следователь скривился, вспомнив, какую брешь пробили в нем зубы этой твари, едва не сведя в могилу. Если бы он не смазался магическим составом Мегаллина, сейчас бы уже наверняка был мертв, так и не справившись с заданием Деррека.
   Деррек! Сейчас он сидит в своем кабинете в обществе… Магистр легко расфокусировал взгляд и проник сквозь стену, заинтересованный тем, кто мог бы пожаловать в гости к Мастеру. Там находилась Маккафа.
   Она мало напоминала ту девочку, которую когда-то изобразил талантливый Бузз, несколько располнев и потеряв пышность прически, но узнавалась, тем не менее, мгновенно. Платье на ней в этот раз было совсем длинным и простым и касалось оборками пола. Следователь тихо подошел к стене, отделяющей лабораторию Мегаллина от кабинета Деррека, и прижался к ней носом – ему казалось, что он уперся в воздух, так отчетливо он мог видеть беседующих супругов. К сожалению, они разговаривали очень эмоционально и быстро, и Валлент даже приблизительно не смог догадаться о теме их беседы – впрочем, он никогда не умел, да и не учился читать по губам. Мастер выглядел раздраженным и резко взмахивал рукой, а Маккафа, бледная и осунувшаяся, почему-то держалась за живот – хоть он нисколько и не увеличился – и все время поправляла длинную челку левой рукой. Голова ее осуждающе покачивалась слева направо, что еще больше злило секретаря Императора.
   «Милые бранятся», – усмехнулся магистр и на всякий случай отправил Маккафе мысленный приказ заглянуть в лабораторию Мегаллина: как ни мало его интересовало собственное расследование, он все же хотел узнать, что случилось в последние минуты жизни погибшего мага. Она испуганно уставилась прямо на него, так что Валлент даже отпрянул от стены, но, к счастью, Деррек в этот момент шел к окну и ничего не заметил.
   Магистр вернул себе нормальное зрение и отошел к столу, положившись на случай. Зайдет – хорошо, не зайдет – и ладно, найдется занятие и поважнее, чем копаться в предсмертных коллизиях. Достаточно того, что Мегаллин завещал ему свою мощь и призывает его продолжить дело, начатое им, и, в общем, сейчас уже не важно, от чьей именно руки он погиб.
   Валлент сел в кресло, извлек из ящика лабораторный журнал и открыл его на последней заполненной странице. Приложив к ней листок с инструкцией по преобразованию символов, он стал тщательно, буква за буквой переписывать на него же правильную формулу. В чернильнице сохранилось еще немного не успевшей засохнуть вязкой жидкости, которая каждые несколько значков загустевала в пере, так что приходилось постоянно чистить его специальной острой «спичкой». Во время этих перерывов магистр проговаривал про себя бессмысленные фразы, чтобы не произнести случайно мощное заклятие, переписываемое им. Не стоило расходовать такое могучее заклинание попусту: когда еще Валлент восстановится после его применения?
   Через несколько минут он уже выписывал последний слог, целиком скопировав его с принесенного им листка – жуткое изобретение древнего Мастера, вряд ли предполагавшего такое убийственное использование своего магического открытия. «Вот и славно», – облегченно вздохнул Валлент, трогая пальцем последнюю букву: она уже почти высохла, оставив на коже лишь едва заметный отпечаток. Магистр закинул бесполезный теперь журнал в ящик стола, и он смешно проехал по рассыпавшимся зернам.
   «У меня будет ребенок», – удивленно подумал Валлент, стоя у окна, и повернулся на шелест открываемой двери. В проеме стояла Маккафа, и ей явно владело смятение. Она закрыла дверь и несмело направилась к Валленту, и тот сказал как можно доброжелательней:
   – Рад, что вы услышали мой призыв.
   Маккафа с минуту внимательно и слегка печально рассматривала следователя, потом, как бы опомнившись, быстро обвела взглядом помещение.
   – Я сяду, с вашего позволения, – заявила она низким голосом и откинулась в кресле, развернув его боком к столу. Валлент пристроился на подоконнике.
   – Значит, это вы ведете расследование смерти Мегаллина?
   – Да, меня зовут Валлент, госпожа Маккафа, – наклонив голову, проговорил магистр. Часовой колокол пробил три раза.
   – Я скрыла от Деррека, что иду сюда, – быстро сказала она, – так что не буду спрашивать, откуда вы меня знаете, пока он не выяснил, что я здесь. – Она опасливо покосилась на распотрошенного филина.
   – Не волнуйтесь, эта птица уже не расскажет хозяину, кто здесь находится, – улыбнулся Валлент и подбросил на ладони прозрачный кристаллик. – А вы не боялись ходить к Мегаллину?