13 декабря. Катталина сегодня спросила меня, не стоит ли ей переехать ко мне, все равно, мол, она проводит в попытках совладать с моей бесхозяйственностью большую часть своего времени. И что мне делать? Она еще в прошлом году закончила местную поварскую школу и с тех пор не может никуда приткнуться (хотя таверн в Энтолане, а особенно на побережье – тысячи). Какого качества у нее стряпня – я испытал на собственном желудке, поэтому понимаю владельцев этих заведений как никто. Зато внешность у нее – и приснопамятному Буммонту не снилась, а он был докой по женской части. Может, у нее другое призвание? Кстати, я в ноябре отправил Буммонту уже второе письмо (первое написал еще в марте), в котором спросил об успехах на магическом поприще.
   809. 8 января. Копался в своих старых бумагах (искал конспект старого, но полезного трактата) и опять наткнулся на дневник. Пока Катталина где-то шляется, решил написать несколько строк. Ну, написал, и что дальше? Есть охота страшно, лучше сварю брюквы (больше ничего не осталось – так смачно мы Зимний Солнцеворот отметили), чем бумагу понапрасну марать. Филиал на днях получил свежий номер орденского «Вестника», и я с каким-то тоскливым чувством прочитал его с начала до конца. На последней странице было написано и про то, что я получил назначение в Хайкум (в одной строке уместилось).
   5 мая. Наконец-то пришел от Буммонта ответ. Как я и ожидал, он по-прежнему стажерствует, и совет магов, кажется, давно махнул на него рукой (работает он при этом добросовестно – талант, ничего не скажешь). Еще он пишет о том, как Дадденк за несколько часов заработал пятьсот дукатов (и Шуггеру тоже кое-что перепало). У Императора случилось обострение в животе, и они вскрывали его (живот, конечно) вместе с медиками из Академии. Вынули оттуда паразитную кишку, переполненную вонючим мусором, и обратно все заштопали. Император поболел еще недельку-другую и встал на ноги, а потом первым делом одарил своих лекарей горой дукатов.
   1 августа. В Ханнтендилле ничего не изменилось. Пожил я там недельку и – странное дело – стал скучать по Энтолану! Все друзья разъехались, так что почти никого из школьных приятелей и магов я так и не встретил (а оставшимся, кажется, только мешал заниматься делом). Если бы мне сказали год назад, что будет так, я бы рассмеялся говорящему в лицо.
   11 октября. Прогуливался сегодня с Тоффикой и встретил неподалеку от набережной Катталину с каким-то ухажером. Кажется, она была пьяна.
   810. 24 января. В Хайкуме происходит что-то странное. Я заметил, что в лавках стали исчезать азианские товары. У меня безвозвратно провалилась в трубу ложка, и понадобилась новая, вот я и заглянул в ближайшую посудную лавку. Продавец мне сообщил, что подвоз изделий из металла сильно сократился. И вообще, азианские купцы почти перестали посещать Хайкум, поэтому местным торговым людям приходится ездить за товаром в Эврану. Что у них там, экономический кризис разразился? В итоге какую-то жалкую ложку (подержанную!) купил на рынке, втридорога.
   30 апреля. Утром почтальон (как всегда в конце месяца) доставил в Орден несколько официальных бумаг из имперской Канцелярии, и среди них оказалось предписание для меня. Я минут десять смотрел на него, и печать расплывалась у меня в глазах, превращаясь из чернильницы в толстую жабу с пером на макушке. «Сим предписывается магу второй ступени Мегаллину, приписанному к хайкумскому филиалу Ордена магов, прибыть к 1 июня в Ханнтендилль (Эврана) для получения направления для дальнейшем прохождения службы во благо Империи. О прибытии известить секретаря имперской Канцелярии Зиммельна». Эти чиновничьи обороты подействовали на меня, как бутыль виноградного вина – до сих пор в голове шумит. Утварь подарю Тоффике, пусть вспоминает (или просто оставлю в квартире). Неужели опять отправят в какую-нибудь провинциальную дыру? На севере Эвраны десятки мест, нуждающихся в специалистах моей квалификации – например, пустынный восточный район.
   2 мая. Интересно, каким образом старина Фаррет будет без меня управляться?
   15 мая. Канцеляристы оказались предусмотрительными – они прислали мне замену, молодого мага Барртина, в этом году представившего совету свой дипломный труд. В последние годы Геббот с ним порядочно возился, и я думаю, что Барртин не хуже меня справится с тучами (нынче он с кислой миной принимал мой кабинет и спросил, по какому адресу я снимал квартиру). Он, правда, занимался пограничной магией («Лучший воздух для произрастания злаков», – кажется, такая была у него тема), но общие места, я думаю, Геббот в него вдолбил по самую макушку. Послезавтра намерен отправиться в путь, а завтра, с благословения Наллифа (если орденская казна позволит) устроим поход в ресторан. Тоффика, как узнала, что я возвращаюсь на родину, разревелась и не показывается у меня (наверное, ждет, что я приду к ней и позову с собой, в Эврану). Как-то там Динника? Приехал ли Клуппер или все еще киснет на Булльтеке?
   3 июня. Секретарь Зиммельн уделил мне не слишком много времени, но успел сообщить, что с 1-го числа я получаю жалованье в его Канцелярии. Я спросил у него: «Стоит ли мне обзаводиться жильем?», и он разрешил мне устраиваться в городе как пожелаю. Если я его понял, то в ближайшее время они не планируют выслать меня из Ханнтендилля. Жалко, с мамой не успел повидаться, она за несколько дней до моего приезда отправилась на гастроли. Пошел по знакомому адресу на Береговой, и Круссинда встретила меня как родного – но моя прежняя квартира была занята! Каким-то богатым горнским торговцем, скупавшем в столице азианские изделия из металлов. Однако он собирался вскоре уехать, так что я решил не горячиться и подождать несколько дней, а не метаться по хозяевам в поисках жилища. Тем более, что отец предлагал мне пожить в нашем доме.
   8 июня. За то время, пока я не посещал Эврану (то есть с прошлого лета), Клуппер сумел-таки вырваться с Булльтека и вернулся в Ханнтендилль (кажется, тут не обошлось без старины Блобба). И, конечно же, тотчас женился на Диннике. Отец сказал мне, что встречал его несколько раз в тюрьме, куда его определили начальником караула (то есть он теперь капрал). Если повезет, лет через десять-двадцать станет капитаном. Но особенно поразило меня то, что он по-прежнему подрабатывает у Блобба! Видимо, аренда квартиры стоит немало, да еще и Диннику содержать приходится (она уволилась из «Жемчужины» и вскоре должна родить). Смирить нелепую гордыню и жить в Блоббовом доме он, конечно, не смог.
   19 июня. Удивительное событие случилось сегодня вечером. Я пришел домой, поужинал сочными остатками «эвранского» обеда и собрался спать, как в дверь постучались – пришла Круссинда с письмом от Веннтина! Вся сонливость, конечно, тут же слетела с меня, как ее и не бывало. Когда он успел узнать, что я вернулся в Ханнтендилль? Она сообщила, что конверт принесли еще днем и оставили владелице дома, чтобы она передала его квартиранту (то есть мне). Не без порядочного недоумения и даже с опаской я вскрыл скромный конвертик, подписанный как будто нарочито невзрачно. Прочитал и тупо сидел примерно четверть часа, пытался осмыслить веннтиновские слова (если это он сам писал, а не какой-нибудь канцелярский агент, копируя его манеру написания букв). Насколько я смог понять, он предложил мне воспрепятствовать будущему походу Императора на Азиану – то есть всячески поддержать на совете магов идею азианской независимости (если ее начнут обсуждать). А взамен посулил значительный пост в своей системе (которую успел сколотить за время управления филиалом), кучу денег и еще всякого. Он такого понаписал, что у меня просто глаза на лоб вылезли! Одно я хорошо понял – вот, значит, почему азианские купцы сворачивают торговлю в нашей стране. Готовятся сначала к отделению (то есть к уничтожению расквартированных в Азиане гвардейцев), а потом к пересмотру таможенных пошлин и прочих налогов, придерживая свой товар по ту сторону перевала; а то и просто опасаются конфискации. Торговый люд всегда загодя знает, где и что чиновниками готовится (свой карман еще и не тому научит). Впрочем, в Эвране пока не заметно недостатка в металлических изделиях – видимо, наши купцы как ни в чем не бывало продолжают ввозить их из Азианы. Однако экономика никогда особо не интересовала меня, поэтому мои мысли могут оказаться полной чепухой (может, у них там на самом деле приключились народные волнения, о которых Веннтин умалчивает, и добыча железной руды упала?). В итоге повертел я это письмо в руках и сунул в самый дальний угол ящика – какого беса я буду внимать посулам безумца, помешавшегося на власти и мнящего себя этаким «спасителем нации»? В конце концов, я эвранец в бессчетном поколении; да и не мое это дело – решать, как отнестись к азианской независимости.
   27 июня. Писал нынче ответ Веннтину. Никак не оставляет меня подозрение, что его письмо – какая-то хитрая проверка, которую учинила мне Канцелярия. Уже хотя бы это могло бы побудить меня дать ему жесткий отказ или вообще не брать в руки перо. Но я все же решил написать ему, чтобы у него не было на мой счет никаких иллюзий, а у Канцелярии – опасений.
   22 декабря. Как обычно, отмечал в кругу семьи Зимний Солнцеворот. Кроме Реннтигов (без дочери!) пришли еще страшноватая актриса и пожилая костюмерша, так что вечер превратился в театральный диспут. Правда, иногда костюмерша сокрушалась по поводу отсутствия внуков и лукаво посматривала на меня. Отец все больше помалкивал и потягивал винцо, а потом вдруг стал рассказывать мне про то, что послезавтра ему придется охранять какого-то типа, отравившего невинного человека. «Насмерть отравил-то?» – спросил я. «Нет». – «Так зачем ты мне это рассказываешь?» – удивился я. «Я думал, тебе будет интересно, – засмущался он. – Я же помню, ты как-то говорил нам с матерью, как ходил в магазин бытовой магии, на Кривой улице». У меня прямо-таки сердце внутри оборвалось. «И что?» – спросил я. А он уже заметно опьянел и отвлекся на чужой разговор (о чем, я уже не слышал), но я дернул его за руку и стал «допрашивать». «Приходи 24-го в суд, все и узнаешь, – отмахнулся он. – К девяти часам утра». Сейчас пишу и мучительно раздумываю: сходить завтра к Блоббу или сразу на судилище явиться? Или вообще забыть об этом?
   811. 5 января. Одним заседанием, конечно, дело не ограничилось: пока слушали показания врачевателя и зачитывали результаты анализов мочи и кала, прошло не меньше часа, да потом еще следователь Отдела старался доказать, что пострадавший отравился именно подсластителем, купленным у Блобба. Но не успели – стемнело, и заседание суда перенесли на утро 25-го. Кроме Блобба, в зале присутствовали его жена и Динника (она выглядела очень нехорошо и смотрела в одну точку, ни разу не пошевелившись). Клуппер не явился. Не пришел он и на второе заседание, так же как и Динника, и я почувствовал облегчение – не нужно было подходить к ней и говорить бесполезные слова. Блобба на 3 года лишили позволения на торговлю товарами бытовой магии, а после их истечения ему нужно будет сдать экзамен. И если случится что-то подобное, то после второй (даже незначительной) ошибки ему навсегда запретят торговать магией иллюзий или даже упекут к крепость. Однако как могло случиться, что такой опытный торговец недосмотрел за собственным товаром? Следователь доказал, что отравление случилось из-за остатков крысиного яда, обнаруженного Бекком на стенках пузырька с подсластителем. Я отлично понимаю, почему ни разу не прозвучало имени Клуппера (очевидно, именно он некачественно отмыл посуду): за утаивание дохода он вполне мог быть выгнан с поста капрала. И тут его не спасли бы никакие родственные связи – Канцелярия подсчитала бы его расходы и быстро бы определила, что Блобб ему платит за работу. Блоббовой семье это нужно? Интересно, что они скажут Клупперу, когда поблизости не будет ничьих ушей?
   16 июня. Потихоньку начинают появляться первые результаты моей упорной работы над темой в течение года. Лабораторный журнал пухнет от записей, а на дневник вечно не хватает то желания, то времени, то чернил. А тема звучит впечатляюще: «Защита воздухоплавателя от магической атаки с поверхности земли». Уверен, что вызвали меня из Хайкума именно по причине опасности, зреющей на севере. Все идет к тому, что азианцы откажутся поставлять в имперскую казну металл и овечью шерсть и заявят, что нам следует заплатить за товар по его рыночной цене. Потом введут грабительские пошлины и выставят на Гайерденском перевале пограничный пост, через который не прорвется ни один эвранский купец.
   812. 2 января. Дрюммокс получил свою третью ежегодную премию. Такое бывает хоть и не так редко, но все же и не слишком часто. Мне, например, присудили пока только одну (за изобретение воздухоплавания). Ну ничего, я еще наверстаю, вот только доработаю наконец свою любимую тему.
   3 февраля. Вчера опять пришло письмо от Веннтина. А я уже успел забыть об этом человеке. На этот раз он не стал сулить мне золотых гор и заоблачных постов, а просто пугал расправой над всеми «непокорными» членами Ордена, если мы в грядущем сражении не примем сторону наместника Ферреля. Его угрозы на меня почти подействовали, и сегодня я всматривался в лица встреченных в Ордене магов, пытаясь увидеть в них что-то необычное. Но так ничего и не заметил, и с облегчением подумал, что Веннтин пытается одурачить меня. Или это «письмо» – очередная канцелярская подделка? Неужели им мало было одного раза, и они снова проверяют мою верность Императору и договору? Ответ писать не буду – никакого смысла нет, он и так знает (если, разумеется, получил мое предыдущее письмо) все, что я думаю по поводу его бредовых планов.
   11 марта. Нынче утром, на семинаре, услышал замечательное сообщение – вскоре будет нарисован портрет Мастера Эннеллия. Затем картину повесят в холле Ордена, последней в длинном ряду Глав Ордена магов. Я тут же вспомнил про Бузза и его мастерство и подумал, что нужно сообщить ему о конкурсе художников. Не пожалел времени и сходил к нему в театр. Мне повезло, и я застал его за работой – он изготовлял свою очередную «декоративную» поделку (что-то на тему весеннего леса), весьма похожую на его прежние работы, но сделанную слишком уж прямолинейно. Мы немного поговорили о своих личных делах (оказывается, у него успел родиться третий ребенок, девочка!), а потом я поведал ему об орденском конкурсе. Он услышал о сумме вознаграждения и тут же забросил свою «картину». Мы отправились в Канцелярию, я представил Бузза писарю, регистрирующему претендентов, после чего возбужденный товарищ повел меня в таверну на левом берегу. Он практически уверен в том, что портрет именно его работы примет Эннеллий, а я подумал: «Только бы «декоративный» стиль не въелся слишком крепко в его руку: пусть лучше будет необычно, зато талантливо».
   5 августа. Как я рад, что рана на плече оказалась несерьезной! Пока Буммонт сопровождал меня в Академию, вся рубашка пропиталась кровью (плащ я не стал пачкать). Там медик насыпал дезинфицирующий порошок на порез, наложил повязку и споро забинтовал мой страшный порез (еще сказал, что рукой шевелить нельзя). Сегодня уже почти не болит, зато ужасно чешется – а почесать-то и не получается. И как мне повезло и осколок (или даже кирпич) не свалился мне на голову – до сих пор не могу поверить. Вся наша роскошная пища (омар под огуречным соусом, фруктовый мусс и отличное темное пиво) оказалась засыпана стеклом и деревянными рейками, на которых держалась вся эвранская «витрина». Кто-то, конечно, пострадал более серьезно, нашлись и такие, кому попало прямо по макушке, но мне было не до них – я сам корчился от боли и орал. Проклятая толпа, громившая здание азианского торгового представительства, проголодалась так внезапно, что посетители, обедавшие в ресторане, не успели разбежаться. Я сам слышал, как кто-то из самых активных погромщиков крикнул: «А теперь закусим в забегаловке для богатеев!», и они тут же принялись засыпать «Эврану» битыми кирпичами. Спасибо Буммонту, он не растерялся и моментально увел меня из-под «обстрела», а то бы мне не только руку порезали (да и ему самому могло бы достаться). Мы выскочили через черный ход (Буммонт там все закоулки знает) и дворами добрались до Меловой, и тут уже было заметно тише. Когда мы вышли к Сермяжной площади, я уже чуть не падал – такая вдруг слабость накатила. Сейчас получше, хотя в Орден я, конечно, не пошел, отлеживаюсь дома. Полночи со стороны Береговой раздавался «народный» гул и крики воодушевленно грабящих торговую миссию и ресторан толп. Что творится в «Эвране», представляю себе с трудом, но вряд ли эти уроды станут ровнять ресторан с землей, все-таки его держат не азианцы. Их купцам сейчас несладко (если жизнь не потеряли, то уж весь свой товар – точно), а лавки их наверняка разрушены.
   7 августа. Император настаивает на военном походе в Азиану. Геббот мне сказал, что сам правитель Эвраны, конечно, никуда не поедет – для этого есть маршал Хесстальн. Император уже немолод и вынужден доверять талантам своих военачальников. Я спросил: «Если поход состоится, кто будет представлять Орден?» Он печально наклонил свою бритую голову и сказал: «Очень многие, мальчик мой. Может быть, и мы с тобой тоже». И теперь я думаю, хорошо это или плохо, потому что я помню последнее письмо Веннтина (я был бы рад, если бы оно оказалось фальшивым). У многих магов Ордена (и меня в том числе) ввели в действие статьи договора, действительные в военное время. Единственная приятная новинка – платить будут на двадцать дукатов больше, а остальные всячески ограничивают мою свободу – и физическую, и творческую.
   9 августа. Опять на моей улице «народные» волнения!.. Сегодня я решил пойти в Орден (плечо уже почти не болит, а повязку я два раза менял в Академии), но вдруг во время завтрака услышал со стороны Береговой какие-то непонятные шумы. Здание Народного совета оцепили гвардейцы и внутрь никого не пропускают. Сами народники в небольшом количестве сгрудились на противоположной стороне улицы и разжигали толпу антиимперскими речами. То есть призывали дезертировать из ополчения и всячески способствовать «укреплению» азианской независимости. Они мотивировали свои призывы тем, что, мол, уменьшение товаропотока из колонии даст толчок нашей собственной закостеневшей экономике, и образуются новые рабочие места. Звучало убедительно, но обидно для большинства эвранцев, собравшихся на улице (для меня, глядящего из окна, в том числе – и никакая рана, полученная от «патриотов», в этом вопросе не смогла бы меня поколебать). Боюсь, Народный совет может постичь участь азианской торговой миссии. Лучше бы народники (большинство из них – родственники крупных купцов и производителей; именно деловые люди Империи в конце прошлого века учредили этот орган «народовластия») издали проимперский манифест и возглавили ополчение.
   12 августа. Объявили состав группы магов, которая примет участие в походе. В нее вошли Эннеллий, Дадденк и Таккульн, все со стажерами, а также Бекк и я. Дадденк будет заниматься водной стихией (много ли в горах воды?), Бекк трясти камни и почву, Таккульн жечь врага магическим пламенем, а я, соответственно, атаковать азианцев с воздуха, при помощи своей летающей «корзины». Эннеллий станет нас организовывать и объединять наши усилия. Ополченцы и гвардейцы будут находиться под командованием маршала Хесстальна, который при этом станет рекомендовать Эннеллию, как лучше громить узкоглазых. Я почти не сомневался, что меня возьмут в поход против азианцев – кто еще сможет летать над ними, отбиваясь от магических ударов и разведывая расположение войск (а то и швыряя в них магические бомбы)? Хорошо, что мамы нет в городе, нет нужды никого успокаивать (отец непоколебимо уверен в моей мощи и неуязвимости). Дециллий сказал, что тоже рассчитывал принять участие в походе, однако последнее испытание его нового светового оружия (луч при этом испепеляет цель) закончилось крахом – неожиданно лопнуло собирающее свет стекло, крайне сложное по составу и трудное в исполнении. Зиммельн был страшно зол и хотел оштрафовать Дециллия или даже судить как саботажника, однако Эннеллий поставил секретаря на место. Так армия осталась без сильного подспорья.
   15 августа. Сегодня выступили в «северный» поход, как обозвало его командование армией. Взял с собой пачку листов, полную чернильницу и свежее перо, и все время таскаю этот груз с собой, в кармане плаща. Я хочу иметь возможность зарисовывать расположение противника, а также вести записи прямо на «поле» боя (то есть в гондоле, откуда я буду поражать врага). Есть еще официальный летописец, но он будет фиксировать подвиги военачальников и простых гвардейцев, а мне это не очень интересно. Шпионы донесли, что азианцы подтягивают к границе значительное войско, не уступающее по численности нашему, а вместе с нами по тракту пешком и в повозках движется тысяч двенадцать гвардейцев и ополченцев. Из сел, попадающихся на тракте, постоянно вербуются новые солдаты (самые крепкие крестьяне, не успевшие разбежаться), так что к предгорьям в наших рядах будет до пятнадцати тысяч воинов. Я пишу в своем лабораторном журнале (делаю вид, что фиксирую мысли по поводу предстоящих магических сражений).
   16 августа. Наша немногочисленная магическая группа едет сразу за маршальской повозкой, в собственном фургоне. Спим мы тут же, благо места достаточно (хотя и тесновато, но это все же военный поход, а не «прогулка»). Пока есть время, распределяем обязанности (на время боя) и рисуем разные схемы взаимодействия. Мне в них уделяется вспомогательная (или основная, с моей точки зрения) роль – вести воздушную разведку и направлять удары Бекка и Таккульна. Дадденк замыслил растопить снеговые шапки (при помощи Таккульна) и бросить водные потоки на головы узкоглазых. Все остальные полагают, что при этом пострадают и наши, эвранские солдаты, но Дадденк упорствует и клянется, что легко справится с обезумевшей водой.
   18 августа. Начались предгорья – повозка то ползет вверх, то скатывается вниз, подпирая крупы лошадей. Едва удерживаем их от паники. Здешнее злое солнце жарит, как в июле: у меня с лица стала облезать кожа. Эннеллию нездоровится, он второй день лежит в медицинском фургоне (для высших военачальников) и подкрепляет силы магическими снадобьями и целебным вином.
   20 августа. Мы в нескольких часах хода от Гайерденского перевала. Хесстальн отдал приказ остановиться и выслать вперед отряд разведчиков. Пыль, поднятая нашим воинством, постепенно оседает обратно, однако на юге она все еще вьется – подтягиваются замыкающие колонну ополченцы. С нашего места видна большая часть колонны – ставка расположилась сбоку от тракта, в широкой расселине между скал. Здесь далеко не так жарко, как на равнине (хотя солнце по-прежнему светит очень ярко), и гвардейцы кутаются в меховые плащи. Я сам облачился в теплый свитер и вязаные штаны (все это выдали мне в Интендантстве накануне выступления, как и красную шапочку, но ее я не ношу, какая-то она глупая)… Продолжаю через несколько часов. Передовой отряд вернулся с перевала и сообщил, что противник соорудил на нем редут, который охраняет неизвестное количество солдат. В самом заграждении, конечно, оставлен узкий проход (шириной в один фургон), забранный тяжелой чугунной калиткой. Хесстальн собрал всех капитанов и Эннеллия в своем шатре и долго совещался с ними. Несколько минут назад Мастер явился к нам и приказал мне готовиться к ночной разведке на «корзине». Серьезно опасаюсь, что мои вещества могут не сработать в разреженном горном воздухе.
   21 августа. Только что вернулся от Хесстальна, которому показывал схему расположения азианцев. С наступлением темноты я поднял в небо «корзину» и направил ее в сторону перевала, но полетел, конечно, не над трактом, а сразу поднялся локтей на двести (чтобы не врезаться ненароком в скалу). Путь занял около получаса (летел я очень быстро, на пределе возможного). Когда я увидел внизу свет от костров, замедлился и вообще постарался не очень влиять на парус – вдруг какой-нибудь их маг сейчас следит за небом: тогда он тотчас заметит свечение своего талисмана. Но никто не послал в меня сгусток магической энергии, и я методично пересчитал костры и палатки азианцев (и даже их тягловый скот – однорогих буйволов, на всякий случай) и набросал примерную карту местности. Западный бок тракта, действительно, представляет собой снежный склон, но снега на нем не так много (четвертинка луны позволила мне рассмотреть его). Через час выступаем. Я пока пойду со всеми, а ближе к гребню перевала заберусь в гондолу. Дадденков стажер загорелся желанием составить мне компанию, чтобы разить врага сверху, но учитель осадил парня – он ему понадобится на земле, для подтаскивания магических «снарядов». Основные силы нашей армии будут ждать, пока мы общими усилиями не разрушим вражеский редут, а затем ринутся в пролом, сметая низкорослых азианцев. Кстати, выяснилось, что управлять движением гондолы в горных условиях даже легче, чем на равнине.