2 декабря. Сегодня смешал свой первый экспериментальный «утяжеляющий» состав! Думал, никогда по этому поводу у меня мыслей не появится, но все же читал труды по магии земли (штук пятнадцать осилил за два месяца). И наконец позавчера случилось озарение (в лабораторном журнале двенадцать восклицательных знаков, я специально потом подсчитал). А мысль-то лежала на поверхности: нужно было всего лишь заменить компоненты на прямо противоположные – вместо перьевого волоска я взял ресничку сколопендры, и так далее, вплоть до самого последнего когтя горного орла (его я заменил толченой жаброй слепой костистой рыбы из подземных озер). Правда, я не до конца уверен в действенности смеси, но что-то мне подсказывает, что я на правильном пути. Густо намазал на тряпочку свою новую мазь и отправился в холл. По-моему, на этой дурацкой метле уже паук завелся, растянул между ней и люстрой паутину. Кого он там ловит, тупица? Я сосредоточился и создал маленький плотный вихрь, в середину которого поместил тряпку с опытной дозой «утяжелителя», а затем отправил ее вверх и благополучно затолкал в рыхлый пучок прутьев. Паук, наверное, там метался от ужаса, и поделом. Если я прав, вес метлы будет увеличиваться постепенно, и недельки через две она опустится на пол (а может, и весь месяц потребуется). Надо будет и черепаху тоже намазать, а то жалко невинного зверька.
   17 декабря. Я вот думаю: интересно, мое новое вещество в состоянии утяжелить эту проклятую метлу до такой степени, что она в конце концов проломит пол и станет погружаться в землю? Или оно компенсирует первую мазь и вес вернется к нормальному? Вообще, что получится, если взять два «идеальных» вещества – облегчающее и утяжеляющее, и смешать их? Это важный прикладной вопрос, надо будет выделить его в отдельную главу в своем дипломе.
   18 декабря. После обеда сидел в лаборатории и спокойно читал малоинтересный трактат по истинной магии иллюзий, и вдруг распахивается дверь и в ней возникает фигура раздраженного учителя с метлой наперевес! Я чуть не поседел от ужаса, такое у него было обиженное лицо. Оказалось, этот идиотский инструмент, приобретший к этому моменту почти половину своего прежнего веса, торчал наверху только потому, что безмозглый паук опутал его прочной паутиной. А сегодня она не выдержала и порвалась, и как раз в тот момент, когда учитель проходил под люстрой! Хорошо еще, что инвентарь был облегченный, иначе Гебботу пришлось бы несладко, но тем не менее на лысине у него имелся вполне отчетливый отпечаток древка. Признаться, тогда мне было не до смеха (это сейчас я без улыбки не могу вспоминать то внезапное появление учителя). Но когда он узнал, что все это случилось благодаря моей контрмази, радости его не было границ! Он даже обнял меня по-отечески и прижал к своему красному плащу. «Пиши доклад! – закричал он. – Сделаешь его на последнем семинаре в этом году. Я уверен, что первый приз тебе обеспечен». В прошлом году приз (тысяча дукатов!) достался Веннтину, ему при этом вручили красиво оформленную грамоту с личной печатью Императора (и тут же отняли ее для музея).
   22 декабря. Из окна смотрел на праздничные толпы, они ходили по Береговой туда и сюда. А вот чтобы взглянуть на салют (в этом году его устроили в пять часов вечера, все равно уже темно было), пришлось пойти в библиотеку. На улицу, чтобы потолкаться с веселыми гуляющими, почему-то совсем не хотелось. Но все-таки пришлось, не ночевать же в Ордене. Интересно, где сейчас Динника?
   31 декабря. Я просто счастлив. Сам Эннеллий похвалил меня и предрек великое будущее!.. А мама почему-то тихо заревела, когда я ей самую дорогую и красивую шубу притащил (купил в салоне мехов на Береговой). Как же здорово, когда занимаешься своим делом».

Глава 23. Амаггета

   Спать совершенно не хотелось. Магистр поднял взгляд от потертого листа, заполненного почерком погибшего мага, и краем глаза заметил еле заметную зеленоватую нить, струящуюся по столешнице. Один ее конец терялся в раненой руке следователя, другой, расплываясь, сливался с портретом. Замирая от страха, Валлент задул свечу и расфокусировал взгляд, устремив его сквозь картину, но та осталась черной. Несколько минут он следил за исчезающе тонкой струйкой ауры, истекающей из мертвой руки, пока в ней не сформировалось и не разлилось от ладони до локтя холодное, мертвящее пятно – умозрительный образ, угодливо подсунутый сознанию воображением. «Я схожу с ума», – подумал Валлент и резко опрокинул портрет на стол. Зеленая нить дернулась и пропала.
   Сколько дней мертвый Мегаллин выкачивал из него жизнь?
   Поздние сумерки за окном, которые он «впустил» в свою лабораторию, явили ему невидимую обычным зрением жизнь. Над землей метались отблески насекомых – прерывистые и хаотичные движения ночных бражников. В щелях под крышами домов и на чердаках застыли отчетливые пятна птиц и летучих мышей. В подвалах и по сточным канавам мелькали вытянутые, «хвостатые» ауры крыс. В загонах, стойлах и будках ютились фигуры домашних животных. Но самыми яркими были люди, чью изумрудные контуры совершали легко узнаваемые действия: питались, стирали белье, пили вино или пиво, воспитывали детей, совокуплялись, проверяли запоры на дверях или попросту лежали на невидимых кроватях. Соседка, на прошлой неделе окатившая его ноги помоями, кажется, штопала дырку в одежде. Валлент «подвигал» глазными мышцами и определил, что в руках у нее обыкновенное полотенце. Затем он поискал Тиссу и нашел ее примерно там, где и ожидал – в собственной комнате.
   Магистр провел здоровой ладонью по глазам, на миг очутившись в море собственной зеленой ауры, и поднялся. Если он прав и утечка его жизни сквозь портрет мертвого мага в бесконечное пространство прекратилась, можно надеяться на постепенное восстановление ауры. Однако почему вообще омертвение стало возможным? Скорее всего, гнусное чучело пробило-таки в его ауре брешь, сквозь которую и потекла из него жизнь, питая собою ненасытный Мрак, обиталище мертвых. И пока он не восполнит потерю и не убедится, что угроза превратиться в ходячий труп исчезла, нужно быть осторожным и постоянно следить, не присосался ли к нему еще какой-нибудь «вампир». Валлент сложил картину в компанию к другим магическим атрибутам и запер шкаф.
   Через какое-то время он уже выводил недовольную, полусонную Скути через калитку, стараясь не производить шума. Ее негромкие шаги все-таки насторожили какого-то ретивого пса, огласившего окрестности бессмысленным лаем. Валлент сквозь зубы выругался и послал твари заряд магической энергии, заставив ту поперхнуться и с визгом укрыться в своем вонючем жилище. Кристаллик александрита, зажатый в пасти золотой лягушки, преломил лунный свет и отбросил на палец неровный синевато-зеленый отблеск.
   Колокол на башне отсчитал десять ударов и смолк до утра.
   Из дверей «Эвраны» доносился нестройный шум голосов, звон посуды и визгливые выкрики «официантки». Не успел Валлент слезть с лошади, как из полумрака возник тот же самый мальчишка и подхватил поводья Скути. Магистр сунул в протянутую ладошку дукат и спешился. Едва он переступил порог задымленного ресторана – из кухни почему-то тянуло горелым мясом, а по стенам коптили штук пять факелов, не считая порядочного количества сальных свечей – оба музыканта, устроившихся на небольшом возвышении справа от стойки, накинулись на свои инструменты и извлекли из них мелодичные звуки, как будто специально ждали появления нового посетителя. Потрепанный юноша артистической наружности сжимал костистой ладонью виолу, длинными пальцами ударяя по струнам, отчего те натужно дребезжали. Рядом с ним сидела, до предела выпрямив спину, симпатичная и вполне свежая музыкантша. Она перебирала струны лиры.
   Магистр окинул взглядом зал и направился к стойке, и еще издали удостоился приветственного взмаха Друппона. В зале находились две компании – у левой стены молча выпивали, закусывая лягушачьими лапками и чем-то внушительным, напоминавшим чью-то конечность, три азианца. А в противоположном углу помещения, вплотную к «подиуму», расположилось четверо хлыщей. Они вели громкую, едва не заглушающую музыку беседу. Девушка, голосившая на всю Береговую, исхитрилась отделаться от них, и Валлент успел заметить лишь подол короткого платья, исчезающий в полумраке кухни.
   – Что, негусто нынче посетителей? – спросил магистр, располагаясь на круглом одноногом стуле напротив Друппона.
   – Как обычно, господин… Валлент, – запнувшись, отозвался кравчий. – Что пить будете? Или, может, сначала поужинаете?
   – А что есть?
   – Жареная утка с зелеными яблоками, тушеный горох в сметане…
   – М-м-м… Все?
   – Была еще свиная нога, шпигованная пряностями, да ее азианцы забрали, – с нотками недовольства пробурчал Друппон.
   – Как, одну на всех? Ладно, давай кусок утки с овощным гарниром.
   Он взял со стойки бокал с виноградным вином, на поверхности которого плавал кусок персика, и занял то же самое место возле колонны, что и в прошлое свое посещение. Отражаясь от стен, по залу плыли вполне приятные звуки – наигрывавшая на лире девушка к тому времени уже запела, обнаружив наличие глубокого, с эротичной хрипотцой голоса:
 
Сирая девица села у окна.
Что ты приуныла? Хочешь ли вина?
Может, ты взгрустнула про свою мечту,
Про гвардейца с саблей на речном мосту?
Может, хочешь выпить кружку молока,
Или колотушкой поразмять бока?
Бедная девица села у окна,
Нет у ней крабулки, нет у ней вина…
 
   Хлопнула входная дверь, и в ресторан вошли еще двое посетителей. Когда они проходили мимо стола Валлента, магистр присмотрелся и узнал в мужчине Луззита, с высокомерным видом взирающего прямо перед собой. Бок его плаща топорщился – купец прямо-таки сроднился со своим огромным кинжалом. Немного отстав от Луззита, шаг в шаг за ним шествовала Амаггета, супруга помощника Терренса. Она беспечно помахивала миниатюрной черной сумочкой. Оглядевшись, Амаггета заметила Валлента и скорчила забавную гримасу, затем остановилась и села напротив магистра, подняв широкой, но коротковатой юбкой глубокого зеленого цвета душистый, волнующий ноздри вихрь. Ее вытянутые глаза сверкнули из-под длинных черных ресниц. Луззит, не задержавшись ни на мгновение, проследовал к стойке и лишь там оглянулся на спутницу, узнал седую шевелюру «коллеги» и доброжелательно махнул ему рукой.
   – Не ожидала вас здесь встретить, господин Валлент, – томно протянула Амаггета.
   – Почему же? – осклабился магистр, откровенно рассматривая глубокий вырез ее платья, чем явно не вызвал осуждения.
   – Разве вас не ждут торговые дела в Хайкуме? – Она изящно подняла брови.
   – Подождут, – хмыкнул Валлент. – А вот что вы здесь делаете, интересно?
   В этот момент рядом со столиком возникла Мунна, нагруженная подносом. На нем возвышалось внушительное блюдо – изрядный кусок жареной утки, обложенный пестрой смесью огурцов, помидоров, спаржи, артишоков, моркови, батата и чего-то еще незнакомого. Тут же появился и горнец. Он вожделенно заглянул «официантке» через плечо.
   – Молодец, девка, быстро работаешь, – бросил он, плюхаясь на стул и приготовившись схватить вилку. – Ну и проголодался же я!
   – Это для господина Валлента! – осмелилась возразить Мунна, двигая тарелку к следователю.
   Купец неожиданно расхохотался и хлопнул магистра по плечу.
   – А ты время не терял!
   – Как и ты, – в тон ему ответил магистр.
   Луззит явно уже был навеселе, но бодрости духа не утратил и держался вполне уверенно. Задержав на короткое время цепкий взгляд на Валленте, он обратился к спутнице:
   – Проклятые азианцы сожрали последнюю свиную ногу, да встанут мои лимоны у них поперек горла. – К счастью, певица в этот момент взяла отменно высокую ноту, и та слегка приглушила резкие речи купца. Сотрудники консульства сидели довольно близко, по-прежнему сохраняя невозмутимые выражения плоских лиц. Между ними на столе имелось нечто, напоминавшее очертаниями огрызок пресловутой ноги.
   – Ты все еще ждешь позволения, а, Валлент?
   – Приходится, – «признался» магистр и покосился на Амаггету, не в силах превозмочь манящий аромат ее духов и противостоять ее животному обаянию. – Но вот ты, кажется, застрял здесь по-настоящему надолго. Даяндан мне сказал, что пока они не слопают все твои лимоны, про позволение и не подумают.
   Луззит загадочно ухмыльнулся и наклонился было к Валленту, но тут вновь подошла Мунна. На этот раз ее поднос ломился от яств, которые, впрочем, по ассортименту упорно вращались вокруг утки и овощей. Довершала изобилие высокая пузатая бутылка, пока закрытая: торговец собственноручно сорвал пробку и принюхался к напитку, затем плеснул себе в бокал и осушил его одним глотком. Затем он звонко приложился ладонью к правой ягодице «официантки» и громогласно вопросил:
   – Присоединишься, малышка?
   Амаггета фыркнула со странной смесью ревности и, как показалось магистру, любопытства в голосе, а Мунна взглянула на молчаливых азианцев и пожала плечами. Луззит кивнул, словно это дело благополучно решилось, жестом отправил девушку прочь и повернулся к неторопливо жующему свою порцию Валленту.
   – Ты думаешь, почему я обхаживаю эту кошку? – Он показал глазами на спутницу, которая, держа обеими руками бутылку, лила из нее вино в свою емкость.
   – Да потому, что ты – похотливый козел, – заявила Амаггета.
   – Пошла к бесу, – беззлобно огрызнулся торговец и продолжал: – Как, по-твоему, сколько сил приложит Терренс, лишь бы выпроводить меня из столицы?
   – Чепуха, – скривилась супруга заместителя. – Этот импотент не в состоянии повлиять даже на Зиммельна, а уж на Хеовина тем более. Скорее уж он подошлет к тебе убийцу.
   – Он-то? Кишка тонка! Да я сам кого хочешь прирежу.
   В этот момент замолчавшая было певица затянула новую песню, одну из нескольких бродячих баллад. Ей подпели сильно нетрезвые парни, и в итоге родилось вполне народное хоровое произведение:
 
В могучем и древнем замке
Живет у Ролланта прекрасная
Любимая, верная, страстная
Белиннда ни в чем не повинная,
Но старцем на смерть осужденная…
Увенчалась дорога Ролланта длинная
Черна прогнившая рама оконная.
Здесь прольется твоей возлюбленной кровь…
 
   – Жалостно поет, – одобрительно промычал Луззит, пропихивая в рот торец утиной кости. Он уже порядочно набрался и не сводил с Амаггеты откровенного взгляда. Она, впрочем, отвечала ему взаимностью.
 
…«Роллант!» – вдруг радостный крик,
И он устами к устам приник.
Из чаши любви он лишь каплю испил,
Он во всем виноват, он так мало любил.
Чтобы веру и радость людей возродить,
Все, что есть у него, он обязан убить…
 
   Слова древней песни набатом отдавались в ушах Валлента, трансформируясь в его сознании и приобретая страшный смысл. «Все, что есть» – это его собственная жизнь, которой он, следуя путем Мегаллина, должен пожертвовать… но никак не жизнью возлюбленной, тут неизвестный поэт немного ошибся. Да и нет у него никакой возлюбленной, вот разве что Амаггету пригласить на эту роль. Но еще рано, рано… Время для этого не пришло – договор с Дерреком обязывал его раскрыть тайну смерти Мегаллина, пусть даже убийцей окажется сам Мастер.
   – Дорогой господин Валлент, не соблаговолите ли принять приглашение досточтимого вице-консула Даяндана? – раздалась над ухом следователя порядком искаженная азианским произношением речь. Он поднял голову и наткнулся на взгляд иноземного гостя, склонившегося в полупоклоне. С некоторым усилием магистр узнал в азианце Фееруза.
   – Но вы ведь вернетесь, не так ли? – игриво проговорила Амаггета и повела плечом, отчего ткань с него немного сползла.
   – Если смогу, – ответил магистр, поднимаясь.
   – Зачем нам третий, крошка? – недовольно пробурчал Луззит, сквозь хмель остро взглянув на «коллегу».
   – Ты же пригласил Мунну, забыл?
   – О, Мунна, – неожиданно встрял азианец и причмокнул. – Вице-консул Даяндан имеет свой план на ее счет.
   – Пусть проваливает к бесу со своими планами! – Луззит вытянул руку, чтобы схватить иноземца за полу плаща, но пошатнулся и вновь упал на стул. Фееруз отпрянул с вежливой улыбкой и вернулся к соплеменникам.
   Валлент сошелся с Даянданом за одним из отдаленных столиков, куда тот захватил высокую узкую бутылку с напитком, оказавшимся традиционным азианским вином, приготовленным из недозрелого риса. Услужливый Друппон лично снабдил «отшельников» бокалами. Азианец с доброжелательным выражением широкого лица разлил жидкость и дождался, пока магистр не отхлебнет ее. Не сладкое вино мутной струей устремилось в сопротивляющееся горло: его крепость заметно превосходила мыслимые границы.
   – Как продвигается ваше расследование, господин Валлент?
   – Вас интересует, кто убил Мегаллина? – проговорил магистр, собираясь с мыслями после пожара, учиненного напитком в его желудке.
   – Если это не государственная тайна, конечно, – сказал вице-консул с самой серьезной миной. А может, он при этом и улыбался: особенности его физиономии не позволяли с точностью утверждать что-либо.
   – Вообще-то тайна, – протянул Валлент. – Мастер Деррек особо указал мне на вашу заинтересованность в овладении магией жизни.
   – Глупо было бы утверждать, что это не так.
   – Но я скажу, и это будет совершенная, неприкрытая правда – такая, какая есть. – Магистр поймал себя на том, что стал изъясняться слишком велеречиво. – Ни убийца, ни древний фолиант пока не найдены.
   Даяндан некоторое время молчал, рассматривая сквозь белесую муть в собственном бокале свет ближайшего факела. Магистр прислушался к музыке и разобрал несколько строк в песне, которую на этот раз принялся исполнять виолист:
   Твоя нежная кожа как закат золотится,
   Увлажняющим кремом я размазан на ней…
   Это было что-то новенькое, мало похожее на народное творчество. Судя по одобрительным возгласам гуляк возле «сцены», такого рода вольные тексты пришлись им по душе.
   – Вы можете никак не комментировать то, что я собираюсь вам сказать, дорогой господин Валлент, – произнес наконец вице-консул. – После нашей предыдущей встречи я решил немного изменить свои привычки. Например, почаще ходить в «Эврану», даже иногда гулять по городу – по вечерам, конечно. Мне симпатичен ваш народ, продолжающий жить как ни в чем не бывало, так, будто перед ним лишь временная трудность, которую он обязательно преодолеет. Поверьте, многие, если не все в Азиане раскаиваются в том, что развязали эту бессмысленную войну. Мы говорим: «Если бы время можно было повернуть вспять, мы изгнали бы Веннтина, обвинив в антиимперских настроения и подстрекательстве бунта». Хотя ваш маг всего лишь, как и покойный Феррель, присоединился к народному порыву… Не исключено даже, что против собственной воли. Кстати, я не говорил вам, что я – его ученик? Правда, к двенадцатому году я успел проучиться в филиале Ордена только пару лет… У меня сейчас нет достаточных полномочий, чтобы делать какие-либо заявления, но открытие Мегаллина могло бы… м-м-м… вернуть наши страны к довоенной диспозиции. И вы могли бы стать желанным гостем в нашей стране. И очень богатым.
   Смысл даянданских речей с трудом доходил до сознания Валлента.
   – Вы предлагаете мне взятку за несуществующие секреты?
   – Не спешите с оценками, – запротестовал азианец. – Вы готовы позволить вымереть целому народу?
   Валлент молчал, соображая, в какой степени он ненавидит азианцев, чье безоглядное стремление к независимости, в конечном счете, и послужило причиной гибели его сына.
   – И кто же виноват в том, что народ вымирает?
   – Общеизвестно: имперские маги во главе с Эннеллием.
   – Неужели? – изумился магистр. – В Эвране бытует мнение, что отравленный дождь вкупе с ледяным туманом – изобретение оголтелых азианцев.
   – Если бы не безумная тяга вашего правителя сохранить унизительную для нас форму правления – так называемую «Империю» – и грабительские налоги, никакой беды бы не произошло.
   Беседа грозила скатиться к бесплодному обмену словесными уколами.
   – У меня есть сильное подозрение, – помолчав и немного успокоившись, лениво проговорил следователь, вновь отпивая глоток огненной рисовой жидкости, – что знание, которое вы пытаетесь у меня купить – и которого, кстати, у меня пока нет, – смертельно для его обладателя.
   – Вы шутите! – пораженный, едва не вскричал Даяндан, ухитрившийся в последний момент сдержаться.
   – Отнюдь нет. Жизнь и смерть всегда идут рука об руку, не так ли?
   – Это всего лишь бесплодные умствования.
   – И опять неправда. Знаете что? – На Валлента наконец-то снизошла легкость, которой он добивался вот уже почти час. – Я поделюсь с вами всем, что знаю. Но не сейчас, конечно, а после того, как создам младенца.
   – А если вы все-таки… погибнете? – напряженно пробормотал Даяндан.
   – Останутся мои документы, – утешил его магистр. – Точнее, не мои, а Мегаллина, я их тщательно собираю повсюду, где только нахожу. Да вы ведь сами только что сказали, что смерть не обязана следовать за жизнью! Или уже сомневаетесь в собственном утверждении?
   Азианец не отвечал несколько минут, активно поглощая жгучую влагу: уровень напитка в бутылке уменьшался на глазах.
   – Надеюсь, что ничего непоправимого не произойдет, – сказал Даяндан. – Но все же я был бы рад, если бы вы сочли возможным поделиться своими находками несколько раньше. Я не верю, что у вас совсем ничего нет!
   – Ну хорошо, я не буду лгать, – кивнул Валлент. – И не отпирайтесь потом, что вы не настаивали на откровенности. – Он запустил руку в карман плаща и извлек на свет пузырек с остатками желтой мази. – Это вещество – единственное по-настоящему ценное, что осталось от Мегаллина. – Даяндан наклонился и вперил горящий взор в предмет, удерживаемый магистром двумя пальцами, но не сделал попытки выхватить его. – Я уверен, что его применение – первый шаг на пути постижения магии третьего уровня. Вы дадите позволение Луззиту? – неожиданно спросил он.
   – Завтра же, – хрипло ответил вице-консул.
   – А сумеете быстро определить состав мази?
   Азианец откинулся на стуле и побарабанил пальцами по столу, изучая огонь факела напротив.
   – Возможно, – проговорил он. – Наверняка.
   – Вы, безусловно, человек слова, уважаемый Даяндан, – продолжал следователь, – радеющий за благо собственного народа. Не так ли?
   – Можете не сомневаться, – сухо буркнул тот.
   – Этого вещества может понадобиться очень много. Вы узнаете его состав и приготовите столько, сколько сможете. Затем, изучив мой опыт и узнав необходимые заклятия – но не раньше, – вы смажете им собственную шею в количестве, примерно равном четверти объема этого пузырька… И тогда, – и если у вас хватит силы духа, – вы постепенно овладеете магией жизни. Я могу рассчитывать, что вы проделаете все именно так?
   – Я обязан буду испытать эту мазь именно на себе?
   – Так будет вернее. Другим тоже дайте, в том числе не только вашим соплеменникам, но и эвранцам – Дерреку и прочим. Если они не захотят – найдите способ смазать их силой или тайно. А когда они станут метаться в поисках спасения и найдут вас, передайте им все ваши знания.
   – У меня такое впечатление, будто вы читаете мне свое завещание.
   – Так оно и есть. Если я все же погибну, обещаете проделать все это? Разумеется, вы должны будете прежде убедиться, что я, уподобившись Богу, создал жизнь. А значит, погиб не напрасно. И не забудьте изучить все оставшиеся после меня документы, иначе вы сильно рискуете не понять, что с вами происходит.
   – Вы это серьезно, господин Валлент? По-моему, вы сгущаете краски.
   – Разумеется, сгущаю, – согласился магистр. – Я надеюсь, что убийца на самом деле существует, и эта проклятая магия жизни здесь ни при чем. Тогда мы вместе посмеемся над моими страхами. И все же, вы согласны осуществить все, о чем я тут толковал?
   Вице-консул молчал так долго, что живая рука Валлента, державшая пузырек, стала уставать и клониться вниз. Но все-таки азианец не дал ей окончательно ослабнуть и подхватил драгоценную емкость.
   – Обещаю, – бросил он и утаил добычу где-то в складках своих экзотических одеяний. Если что-то и можно было прочесть на его непроницаемом лице, то никак не радость – скорее он был до предела огорошен и озабочен. Впрочем, уже через минуту он обвел взглядом задымленный зал. Видимо, в поисках Мунны.
   – Ее уже пригласил Луззит, – проницательно молвил Валлент, борясь с головокружением. Специфичное рисовое вино пагубно влияет на эвранцев.
   Даяндан обиженно хмыкнул:
   – Может быть, он передумает, когда вы расскажете ему о завтрашнем позволении?
   Когда магистр вернулся к столику со своей остывшей утятиной, торговец успел прикончить содержимое пузатой бутылки. Сотрапезники встретили его настороженно, но общая атмосфера вечера помогла им сохранить подобие беспечности. Амаггета вяло потягивалась и глядела на занавеску, висящую слева от стойки.
   – Ну что, ты готов? – поинтересовалась она у Валлента.
   – Завтра зайди в Консульство за позволением, – сказал тот индифферентному Луззиту: кажется, обильное возлияние обессилило горнца.
   – Да ну? – оживился тот. – Неужели вы об этом так долго толковали?