— Почему я? — сдавленно спросила девушка.
   — Не сердись, дорогая, — мягко произнес Шаба.
   — Хорошо, — наконец ответила она. — Я принесу вам пагу. — С этими словами темноволосая вышла из комнаты и через несколько мгновений вернулась с большим кувшином и четырьмя кружками в руках.
   — Ты уж меня извини, — сказал я Шабе, забирая кружку, которую она поставила перед ним.
   — Пожалуйста, пожалуйста, — широко улыбнулся он. Затем мы подняли кружки и стукнули их краями друг о друга.
   — За победу, — провозгласил Шаба.
   — За победу, — откликнулись мы и дружно выпили. Тост мне понравился, хотя, как мне показалось, каждый из нас представлял победу по-своему.
   — Меня до сих пор не представили очаровательной разведчице, — сказал я, глядя на темноволосую девушку.
   — Извини, — откликнулся Шаба, — это я виноват. Ты, насколько мне известно, называешь себя Тэрл из Телетуса.
   — Это имя меня устраивает, — улыбнулся я.
   — Многие разведчики пользуются вымышленными именами, — заметил Шаба.
   — Это верно, — кивнул я
   — Тэрл из Телетуса, — излишне торжественным голосом произнес Шаба, — позвольте представить вам леди Э. Эллис. Леди Э. Эллис, Тэрл из Телетуса.
   Мы вежливо поклонились.
   — Э. — это сокращенное имя? — спросил я.
   — Да, — ответила она. — Полностью меня зовут Эвелина. Только это имя мне не нравится Оно слишком женственное. Называй меня Э.
   — Я буду называть тебя Эвелина, — сказал я.
   — Конечно, ты можешь поступать, как тебе угодно, — пожала она плечами.
   — Вижу, ты умеешь обращаться с женщинами, — заметил Шаба. — Сразу же навязываешь им свою волю.
   — Эвелина Эллис — твое настоящее имя? — спросил я.
   — Да, — ответила темноволосая. — Почему ты улыбаешься?
   — Так, ничего, — сказал я.
   Мсалити и Шаба тоже улыбнулись. Странно, но девушка до сих пор думает, что у нее есть имя.
   — Должен отдать должное вербовщикам кюров, — сказал я. — Ты очень умная и красивая женщина.
   — Спасибо, — теперь улыбнулась и Эвелина.
   — Ее хорошо тренировали, — заметил Мсалити.
   — Не просто хорошо, а очень хорошо. Можно сказать, просто великолепно, — добавила девушка. — Они продумали мельчайшие детали. И ни в чем не полагались на случай. Предусмотрели буквально все. Я даже позволила поставить клеймо на моем теле.
   — Помню, — кивнул я. В «Золотом кайлуаке» я видел ее в невольничьем шелке. Она недовольно посмотрела в мою сторону.
   — Я просто благоговею, когда начинаю думать о технике шпионажа кюров, — сказал я. — А мое восхищение перед результатами их подготовки вообще не знает границ.
   Она зарделась от удовольствия.
   Я допил свою пагу.
   — Теперь я хотел бы видеть дальнейшие доказательства твоих талантов, — сказал я. — У меня кончилась пага.
   Темноволосая потянулась к бутылке, чтобы наполнить мою кружку.
   — Нет, — остановил ее я. Она посмотрела на меня.
   — Разве тебя не учили, как надо подавать пагу в тавернах?
   — Конечно, учили, — кивнула она.
   — Покажи.
   — Ну ладно. — Девушка взяла мою кружку, бутылку и удалилась. В паговых тавернах бутылки никогда не ставят на стол. Рабыни наполняют кружки за стойкой.
   Эвелина принесла полную кружку и поставила ее передо мной.
   — Подожди, — недовольно произнес я. — Как-то ты странно одета для рабыни из таверны. — Я ткнул пальцем в черные брюки и застегнутую под самым горлом блузку.
   — Хочешь, чтобы я надела невольничий шелк? — холодно спросила она.
   — Нет. Во многих паговых тавернах рабыни прислуживают обнаженными.
   — Да, — сквозь зубы процедила она. — Мне это известно.
   — Ну так чего ты стоишь? Продемонстрируй свои способности.
   — Хорошо, — задыхаясь от злости, прошипела Эвелина. — Я это сделаю.
   С этими словами девушка скинула туфли на деревянной подошве, стянула с себя брюки, расстегнула и сняла блузку. Секунду поколебавшись, сняла трусики и лифчик. Она не находила себе места от злости, и все это видели. При этом было ясно, что девушка сексуально возбуждена. Она стояла обнаженная перед одетыми мужчинами. Она просто не могла не возбудиться. Она невольно чувствовала их превосходство. Более того, она знала, что через несколько мгновений будет подавать им пагу, стоя на коленях. Подобные моменты всегда действуют на женщин возбуждающе. Так устроена их природа. Взаимоотношения господина и рабыни гораздо глубже всяких умственных построений. Они отражают первобытную суть мироздания. В них сосредоточена биологическая сущность природных видов. Некоторые культуры пытаются ее отрицать, но ни к чему хорошему это не приводит. Нельзя идти против генетики и природы. Нельзя отрицать собственную суть. Господин никогда не будет счастливым, если он не господин. Так же и рабыня не может быть счастливой, если она не рабыня. Я посмотрел на девушку. Она закусила губу. Я отметил, что у нее красивая фигура.
   — Подождите, — сказал вдруг Мсалити. — Для полного эффекта не хватает одной вещи. — Он поднялся из-за стола, вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с ошейником в руках.
   — О! — воскликнула девушка, когда он резким движением защелкнул ошейник на ее горле.
   Я заметил, что Мсалити положил ключ себе в карман. Думаю, пройдет много времени, прежде чем его снова вставят в замок.
   Девушка растерянно оглядела собравшихся и неуверенно произнесла:
   — Теперь я отвечаю всем требованиям?
   — Принеси пагу, рабыня! — приказал Мсалити.
   Она улыбнулась и пошла исполнять заказ.
   Я тоже улыбнулся. Девушке до сих пор кажется, что она играет свою роль. Она еще не поняла, что на ней поставили настоящее клеймо. Скоро, очень скоро ей придется полностью проявить свои невольничьи способности. Пока же она воображала себя свободной женщиной, которой приходится исполнять роль рабыни.
   — Паги, господин? — спросила темноволосая, опускаясь передо мной на колени.
   — Да.
   Она широко развела колени и протянула мне кружку.
   — Ты не забыла ее поцеловать? — спросил я. Девушка приложилась губами к кружке.
   — Разве так целует рабыня кружку своего господина? — спросил я.
   Она снова прижалась губами к кружке, на этот раз сделав это медленно и нежно. Я видел, как по телу девушки пробежала дрожь. Может быть, в первый раз в жизни она почувствовала, как приятно для рабыни целовать вещи хозяина. Потом она снова протянула мне кружку.
   — Голову нужно опустить, — сказал я. — Ниже!
   Она опять вздрогнула. Женщина склонила голову перед мужчиной. Одним из психологических последствий такой позы является то, что взгляд девушки не может встретиться со взглядом мужчины. Она опускает глаза, демонстрируя свою полную подчиненность. Это напоминает рабыням о периоде их тренировок. В это время им строго-настрого запрещается смотреть в глаза мужчине. В некоторых городах рабыням запрещается поднимать взгляд выше пояса господина.
   — Теперь говори, — приказал я.
   — Ваша пага, господин! — произнесла она. Я по-прежнему не прикасался к напитку.
   — Знаешь ли ты другие фразы? — спросил я.
   Собственно говоря, фраз в данном случае может быть несколько. Они варьируются от таверны к таверне и от города к городу. Жестких правил не существует.
   Девушка задрожала, опустила голову еще ниже и произнесла:
   — Твоя рабыня принесла тебе пить, господин.
   — Еще? — спросил я.
   — Вот твой напиток, господин. Я готова услужить тебе любым способом.
   — Еще!
   — Не забывай, что моя стоимость включена в цену паги, господин.
   — Еще! — резко сказал я.
   — Для твоей услады, господин, вот пага и рабыня.
   — Личную фразу! — потребовал я.
   — Э…
   — Эвелина, — поправил ее я.
   — Эвелина принесла напиток своему господину. Эвелина надеется, что после него господин не отвергнет ее ласк.
   — Еще, — сказал я.
   — Меня зовут Эвелина, — произнесла она. — Я стою обнаженная на коленях перед моим господином. Я мечтаю доставить ему наслаждение. Позови меня на свое ложе, господин! Эвелина умоляет, чтобы ей показали, как надо обращаться с рабыней!
   — Теперь можешь обслужить остальных, — сказал я и взял кружку.
   — Ты хорошо с ней поработал, — похвалил Шаба.
   — Спасибо, — сказал я.
   Девушка вздрогнула, но принялась обслуживать Мсалити и Шабу. Я наблюдал за ее техникой. Что ж, может быть, ей и удалось бы выжить в качестве настоящей рабыни из таверны, хотя, конечно, на первых порах ее нещадно пороли бы кнутом.
   Обслужив Шабу, девушка выпрямилась, подошла к столу и потянулась за своей кружкой. Мсалити резко отодвинул ее в сторону и удивленно спросил:
   — Разве рабыни из таверны пьют за одним столом с хозяевами?
   — Ну конечно нет, — рассмеялась темноволосая.
   — Тебя могут за это выпороть, — предупредил Мсалити.
   — Я знаю, — сказала она и отошла в угол комнаты, где лежала одежда.
   — Не одевайся, — остановил ее Мсалити.
   — Почему?
   — Встань на колени. Вон туда. — Он показал на пол в ярде от стола.
   — Зачем?
   — Становись, тебе говорят!
   Она недоуменно опустилась на колени. Примерно на таком расстоянии всегда сидят рабыни из таверны — достаточно близко, чтобы броситься исполнять малейшую прихоть мужчины, и достаточно далеко, чтобы не мозолить ему глаза.
   — Вот видишь, — сказала мне темноволосая. — Меня хорошо подготовили.
   — Вижу, — кивнул я.
   — Между прочим, — заметил Мсалити, — никто не разрешал тебе открывать рот.
   Она недоуменно на него посмотрела.
   — Тебя могут за это выпороть.
   — Конечно, — рассмеялась девушка и посмотрела на стоящую в углу на коленях блондинку. Лицо дикарки по-прежнему закрывала повязка. Тонкие лодыжки были перетянуты веревкой.
   — Ну что, не пора ли отстегать тебя плетью? — спросила темноволосая девушка.
   — Нет, — ответил Мсалити.
   — Мне показалось, что ты сказал, будто кнут нам еще пригодится.
   — Это верно, — кивнул Мсалити.
   — Ты сам собираешься ее выпороть?
   — Нет.
   — Тогда я ничего не понимаю, — произнесла девушка.
   — Не пора ли тебе, красавица, возвращаться в таверну Пембе? — спросил он.
   — Ни за что! — решительно ответила Эвелина. — Мне сказали, что это был мой последний вечер.
   — Пожалуй, — согласился он. — Сегодня, однако, состоится твой первый вечер настоящей работы.
   — Ну хватит, — решительно произнесла темноволосая, поднялась на ноги и направилась в соседнюю комнату. Выход ей преградили огромные аскари.
   Она резко повернулась к нам и отрывисто произнесла:
   — Сейчас же отдайте мне ключ. Я хочу снять эту гадость. — Эвелина с негодованием дернула за ошейник.
   — Ключ у меня, — сказал Мсалити и вытащил ключ из кармана тоги.
   — Вот как? — Девушка сделала несколько шагов к столу, но он остановил ее резким выкриком:
   — Стоять! Кто разрешил приближаться? Она растерянно посмотрела на меня.
   — На колени! — рявкнул Мсалити.
   — Я ничего не понимаю, — пробормотала Эвелина.
   — На колени! — крикнул Мсалити. Я отметил, что он повторил команду. Настоящие хозяева никогда не повторяют своих команд.
   Девушка медленно опустилась на колени.
   — Я ничего не понимаю, — повторила она.
   Не думаю, чтобы она была бестолковой. Просто земное сознание не могло смириться с мыслью о том, что ее могут вот так просто перевести в другую категорию.
   — Отдайте мне ключ, — взмолилась она.
   — Чей на тебе ошейник? — спросил Мсалити.
   — Пембе, конечно, — ответила девушка.
   — Что ты хочешь с ним сделать?
   — Снять, что еще?
   — Но это ошейник Пембе, — напомнил он.
   — Ну и что?
   — А то, что только он решает, когда снять и когда надевать этот ошейник.
   — Вы что, с ума посходили? — завизжала Эвелина.
   — Неужели в твоем бывшем мире все женщины такие тупые? — удивился Мсалити.
   — Что значит «в бывшем мире»? — возмущенно воскликнула она.
   — Именно то, что я сказал, — спокойно ответил Мсалити. — В том мире, который ты раньше считала своим. Теперь, я надеюсь, ты поняла, что твой мир — Гор, и кроме Гора для тебя не существует других миров.
   — Нет! — завизжала она.
   — Ты горианская рабыня, — произнес Мсалити.
   — Нет! Нет! — закричала девушка. Она вскочила и бросилась к дверям, но один из аскари схватил ее за руку и швырнул на пол посередине комнаты.
   — Вы шутите! — испуганно прошептала она.
   — Да нет, — усмехнулся Мсалити. — С чего ты взяла?
   — Снимите это! Немедленно! — закричала девушка, дергая за ошейник.
   — Зачем? — пожал плечами Мсалити, потом повернулся к аскари и что-то быстро сказал им на неведомом мне языке.
   Они тут же схватили девушку, оттащили ее к стене, связали руки за спиной и привязали ее к кольцу возле двери. Мсалити медленно выбрался из-за стола и подкинул в руке хлыст.
   — Я не рабыня! — крикнула Эвелина, оглядываясь на него через плечо.
   — Ты стала рабыней в тот самый момент, когда тебя заклеймили, — сказал он. — Неужели это так трудно понять?
   — Нет! Нет! — закричала девушка. — Я же хорошо вам служила! — неожиданно добавила она.
   — Неплохо, но больше в тебе нужды нет.
   — Я старалась!
   — Естественно, — кивнул он. — Рабыня должна изо всех сил стараться угодить своим хозяевам.
   — Я ваша коллега! — выкрикнула она.
   — Ты всегда была рабыней, дура!
   — Об этом узнает ваше начальство! — с угрозой крикнула Эвелина.
   — Действительно дура, — сплюнул Мсалити. — Неужели ты думаешь, что я не согласовываю с ними свои действия? Неужели еще не понятно, что таких идиоток, как ты, привозят сюда только для того, чтобы надеть на вас ошейник?
   — Нет! — плакала девушка. — Нет! Нет! Он подошел к ней и встал за ее спиной с хлыстом в руках.
   — Шаба! — крикнула она.
   — В ваших услугах действительно больше нет нужды, дорогая, — произнес Шаба.
   — Нет! — кричала она. — Нет!
   — Послушай, рабыня, — произнес Мсалити. — Ты долго испытывала мое терпение. Теперь ему подошел конец. Не будем говорить о бесчисленных ошибках, которые ты совершила в прошлом. Коснемся лишь самых последних. Буквально несколько мгновений назад ты прикоснулась к кружке, которая стояла на столе хозяев, как к своей собственной. Если бы тебя вовремя не остановили, ты бы не задумываясь из нее выпила. Кроме того, ты говорила, не спросив на то разрешения. Несколько раз мне пришлось повторять для тебя команду. И последнее. Буквально сейчас ты посмела обратиться к свободному человеку по имени.
   — Мсалити! — взмолилась темноволосая.
   — Ну вот, — сокрушенно произнес он. — До чего же бестолковая рабыня. Ей только что сделали замечание, а она повторяет ошибку.
   — Ты не осмелишься меня ударить!
   — Помнишь, я тебе говорил, что хлыст нам еще пригодится? — усмехнулся Мсалити. — А ты мне ответила, что будешь ждать этого момента?
   — Не бей меня, — заплакала девушка.
   — Приготовься к тому, что тебя как следует выпорют, рабыня, — строго произнес он.
   — Я не боюсь кнута, — ответила девушка.
   — А тебя когда-нибудь им били? — поинтересовался Мсалити.
   — Нет, — призналась она.
   — Тебе не понравится это ощущение.
   — Я не из тех потаскух, которые при первом же прикосновении плетки начинают лизать ноги мужчинам, — гордо ответила темноволосая.
   — Поговорим после того, как ты отведаешь кнута, — проворчал Мсалити.
   Девушка напряглась, ожидая удара. Вцепившиеся в кольцо пальцы побелели. В следующее мгновение пятихвостый горианский кнут опустился на тело. Я видел, как исказилось ее лицо. Она зажмурилась, из-под ресниц закапали слезы. Она до сих пор не могла поверить, что это случилось.
   — Нет, — шептала девушка, — этого не может быть.
   Со вторым ударом Мсалити не торопился. Он хорошо знал кнут. Он выждал несколько ин, чтобы до нее дошла боль от первого удара.
   Зато когда он хлестнул второй раз, девушка завизжала от боли и ужаса, пальцы ее разжались, и она ткнулась лицом в стену. Теперь по ее телу текли две волны боли, накатываясь и усиливая друг друга. Второй удар попал в резонанс первому и оказался в сотни раз больнее.
   — Не надо! — закричала она. — Хватит! Я сделаю все, что вы потребуете!
   Тогда Мсалити приступил к порке.
   — Не надо, господин! — вопила она, извиваясь на кольце.
   Сама по себе порка не была жестокой. Другое дело, Мсалити исполнил ее мастерски. Девчонка действительно прочувствовала кнут.
   — Пощади меня, господин! — плакала она.
   После десяти или двенадцати ударов Мсалити опустил кнут и что-то сказал аскари. Те отвязали девушку, и она повалилась на пол.
   — К ногам! — приказал Мсалити. Эвелина подползла к его ногам.
   Мсалити с презрением посмотрел на лежащую на животе женщину и произнес:
   — Какое же ты ничтожество!
   Я вспомнил, что именно эти слова произнесла темноволосая девушка по отношению к белокурой рабыне. Дикарка по-прежнему стояла на коленях с завязанными глазами. Она, безусловно, поняла, что рядом с ней воспитывают подругу по несчастью.
   — Да, господин, — прошептала Эвелина.
   — Смотрите, — сказал Мсалити и подмигнул мне и Шабе. — Налу! — резко скомандовал он, и девушка задергалась, торопясь побыстрее встать на колени в позу рабыни для удовольствий. — Ничтожная, ненавистная рабыня, — бросил Мсалити.
   — Да, господин, — рыдая произнесла темноволосая.
   Я вспомнил, что эти слова она тоже говорила, обращаясь к белокурой дикарке.
   Эвелина тихо плакала, стоя на коленях перед Мсалити. Он повернулся к аскари и протянул одному из них ключ от ее ошейника.
   — Несколько дней назад тебя продали Пембе. Сегодня тебя доставят в его таверну.
   — Хорошо, господин, — едва слышно произнесла девушка.
   — А ты ему, похоже, понравилась. Он всерьез считает, что из тебя может получиться рабыня. Не знаю, не знаю. Но на твоем месте я постарался бы его не разочаровывать. Пембе очень нетерпеливый человек. Он уже отрубил много рук и ног у непослушных и бестолковых рабынь.
   — Да, господин, — прошептала девушка, побледнев от ужаса.
   Аскари рывком подняли ее на ноги и поволокли к выходу.
   — Господин! — взмолилась она. — Могу ли я к тебе обратиться?
   — Говори, — снисходительно кивнул Мсалити.
   — Скажи, есть ли у меня имя?
   — Нет. Его даст тебе Пембе. Если захочет.
   — Господин?
   — Что еще?
   — Скажи, сколько ты за меня получил?
   — Просыпается тщеславие рабыни? — усмехнулся он. — Что ж, может быть, из тебя и выйдет толк. Она жалобно смотрела на него.
   — Я получил за тебя четыре медных тарска, — произнес Мсалити.
   — Так мало? — вырвалось у девушки.
   — С моей точки зрения, это гораздо больше, чем ты стоишь. — Он махнул аскари, и они рывком вывели девушку из комнаты. В прихожей один из них подобрал кусочек желтого невольничьего шелка, в котором девушка прислуживала в таверне, и привязал его к ее ошейнику. В дверях она на мгновение задержалась, пытаясь поймать мой взгляд, но один из аскари толкнул ее в спину, и она вылетела на улицу.
   Я поднялся из-за стола.
   — Увидимся завтра вечером, как и договаривались, — сказал я.
   — Принеси фальшивое кольцо и бумаги, — напомнил Шаба.
   — А ты не забудь принести настоящее, — сказал я.
   — Кольцо будет при мне, — пообещал Шаба. В последнем я нисколько не сомневался.
   Мсалити тоже готовился к уходу. Он на моих глазах превращался в нищего по имени Кунгуни — уже успел засунуть под одежду тряпичный горб и теперь прилаживал перед зеркалом на щеку шрам.
   — Что вы будете делать с этой рабыней? — спросил я, показывая на стоящую на коленях блондинку.
   — Теперь она нам не нужна, — ответил он.
   — Сколько ты отдал за нее Учафу? — спросил я.
   — Пять серебряных тарсков, — вздохнул Мсалити.
   — Я дам тебе шесть.
   — Она очень горячая, — прищелкнул языком Мсалити.
   — Ты уже подвергал ее испытанию изнасилованием?
   — Нет, только прикосновением рук господина.
   — Это надежный тест, — сказал я.
   — Я согласен взять за нее шесть серебряных тарсков, если ты, конечно, не шутишь, — произнес Мсалити.
   Я дал ему шесть серебряных тарсков, и девушка стала моей. Вообще-то они могли отдать ее мне и даром. Видно, Мсалити очень хотелось вернуть свои деньги. Я его понимаю. Это слишком суровый и деловой человек, чтобы разбрасываться такими суммами. Мое предложение его явно обрадовало. Он понимал, что так дорого он ее все равно не продаст.
   В очередной раз превратившись в нищего, Мсалити снял с девушки кандалы, ошейник и веревку, которой она была привязана к кольцу в стене. Потом толкнул ее в мою сторону.
   Глаза девушки были по-прежнему завязаны, и она растерянно вытянула перед собой руки.
   — Теперь я твой хозяин, — сказал я.
   — Хорошо, господин, — ответила девушка и попыталась снять повязку.
   — Не надо! — строго сказал я.
   — Хорошо, господин. — Она опустила голову, но я видел, что губы ее дрожали.
   — Повязку можешь оставить себе, — улыбнулся Мсалити. — Сними ее, когда уйдете подальше отсюда.
   — Запомни, — сказал я, обращаясь к рабыне, — ты не имеешь права прикасаться к повязке без моего разрешения.
   — Да, господин, — ответила она уже спокойнее.
   — До завтра, — кивнул мне Мсалити.
   — До завтра, — ответил я. Он ушел.
   — Вот мы и остались одни, — сказал я Шабе. Девушка в счет не шла. Она была обыкновенной рабыней.
   — Да, — сказал Шаба, поднимаясь из-за стола. Я оценил дистанцию.
   — Кто ты на самом деле? — спросил он.
   — Полагаю, — сказал я, — кольцо и сейчас при тебе. Ты бы не стал оставлять его без присмотра.
   — Ты проницательный человек, — усмехнулся Шаба и поднял левую руку. На указательном пальце красовалось кольцо из клыка. Ногтем большого пальца он нажал на потайную пружинку, и крышка сдвинулась в сторону.
   — Канда? — спросил я.
   — Да.
   — Чтобы от нее была польза, ты должен меня ударить этим кольцом, — заметил я.
   — Достаточно будет одной царапины.
   — Время от времени люди идут на риск, — сказал я.
   — Мне приходится делать это слишком часто, — откликнулся он, сунул руку в карман и в следующее мгновение замерцал и исчез из виду.
   — Завтра, — сказал я, — я принесу фальшивое кольцо и бумаги.
   — Отлично. Думаю, теперь мы хорошо понимаем друг друга.
   — Да.
   — Приятно иметь дело с честными людьми, — произнес он.
   — Я испытываю по отношению к тебе такие же чувства, — сказал я.
   Затем взял рабыню за руку и вышел из дома.

13. Я ВОЗВРАЩАЮСЬ В «ЗОЛОТОЙ КАЙЛУАК»

   — Да ты не бойся, — сказал я Пембе. — Это было временное расстройство здоровья. Руки его тряслись.
   — Ну, посмотри на меня. Видишь, никакой чумы нет.
   — Кожа у тебя действительно чистая, — удивленно произнес хозяин таверны. — И глаза тоже.
   — Ну конечно!
   — И чувствуешь ты себя хорошо? — неуверенно спросил он.
   — Отлично себя чувствую, — рассмеялся я.
   — Добро пожаловать в «Золотой кайлуак», — облегченно проговорил Пембе.
   — Я отлучусь на мгновение, — произнес я и отошел от стойки. Я вернулся к стене, возле которой оставил свою рабыню, и приказал ей опуститься на колени, взяться руками за щиколотки и лечь на спину.
   — Не смей менять позу, пока не разрешу.
   — Господин? — обратилась ко мне рабыня.
   — Говори.
   — Скажи, кто ты? Кто мой хозяин?
   — Прикуси язык, — велел я.
   — Хорошо, господин.
   Я вернулся к стойке.
   — У тебя есть белая рабыня? Варварка? — спросил я хозяина.
   — Да, — ответил он. — Приобрел ее сегодня за четыре тарска. Еще ни разу не выпускал. Я швырнул ему медный тарск.
   — Паги и рабыню.
   — Ты знаешь аскари Мсалити?
   — Успел познакомиться, — ответил я. Пембе обернулся к своему помощнику.
   — Приведи новую рабыню! Отлично! — добавил он, потирая руки. — На девчонку уже поступил заказ.
   Помощник хозяина вытолкал из-за занавески обнаженную девушку. Теперь на ней не было даже клочка невольничьего шелка.
   — Думаю, ты скоро вернешь свои четыре тарска.
   — Не забывай, что пага тоже чего-то стоит, — проворчал хозяин.
   — Это верно, — согласился я.
   — Она у нас новенькая. Если что не так, ты мне скажи. Я прикажу ее выпороть. Деньги тебе сразу же вернут.
   — Отлично, — произнес я. — Я буду вон за тем столом. — Я показал на столик в дальнем конце таверны, недалеко от задрапированного красным шелком алькова.
   — Хорошо, господин, — поклонился Пембе.
   Я решил не возвращаться сразу домой. Если за мной установили слежку, пусть помучаются. К Пембе я пришел, естественно, только ради его новой рабыни. Прислуживая мне, Шабе и Мсалити, девчонка меня возбудила. Тогда она думала, что изображает из себя рабыню в таверне. Я ее захотел. Теперь я ее получу. Кстати, и для нее лучше, если я буду у нее первым. Как-никак я лучше других на Горе разбираюсь в проблемах девушек с Земли.
   Обычно первые две-три ночи самые трудные для выживания в паговых тавернах. За это время девушка должна усвоить, что она — рабыня из таверны. Если же она этого не понимает, вряд ли из нее вообще что-то получится. Чаще всего дело кончается тем, что какой-нибудь посетитель перерезает ей горло, доведенный до белого каления бестолковостью и неловкостью невольницы. Потом, конечно, ему придется выплатить хозяину полную стоимость рабыни, плюс медный тарск, а то и два, в качестве моральной компенсации.
   Помощник хозяина вытолкнул девушку на середину таверны. Пембе покачал головой и вручил ей кувшин с пагой. Затем показал на меня.