— Наду! — скомандовал он, ослабив кнут на ее шее.
   Она стремительно опустилась на колени, широко развела бедра и легла на спину. В этом положении офицер ее и оставил.
   — Неужели она красивее меня, господин? — спросила Саси.
   — У вас совершенно разная красота, — ответил я. — Думаю, из вас обеих получатся неплохие рабыни.
   — О! — сказала Саси.
   Дополнительной функцией ошейника является то, что он позволяет по-разному связывать рабыню. Например, при помощи ошейника можно легко связать рабыне руки перед грудью, а можно прикрутить их прямо к шее. В ошейниках удобно связывать рабынь в большие связки. Иногда к ошейнику привязывают ноги рабыни, при этом узел, разумеется, должен находиться не на горле. Гориане связывают рабынь не для того, чтобы их удушить.
   Я посмотрел на застывшую в покорной позе девушку. Думаю, если бы ей позволили отвечать честно, то на вопрос, нравится ли ей быть рабыней, она бы ответила отрицательно. А может, еще бы и разрыдалась. Между тем в том, как она опустилась на колени, уже просматривалось мастерство. Она непроизвольно вывернула бедра, оттянула пальчики и прогнула спинку. Никто ее этому не учил.
   — Я тебе нравлюсь, господин? — спросила Саси.
   — Нравишься, — ответил я. — Особенно после ванны.
   — О господин! — воскликнула она. В первый же день после выхода из Порт-Кара я долго отмывал ее со щеткой в морской воде.
   — Когда ты последний раз принимала ванну? — спросил я ее тогда.
   — Год назад какая-то девчонка столкнула меня в канал. Господин брезгливый?
   — В принципе нет, — ответил я, — но теперь тебе придется жить в чистоте. Ты больше не свободная женщина.
   — Да, господин, — кивнула она. Саси знала, что рабыни отличаются от свободных женщин чистоплотностью, здоровьем и соблюдением правил гигиены. Неудивительно, они должны постоянно нравиться мужчинам.
   Вчера блондинке в первый раз разрешили пройтись по палубе. Я подошел к ней, и она тут же опустилась на колени. Все правильно, перед ней был свободный мужчина. Я постоял над ней, она потупилась; на какое-то мгновение мне показалось, что она хочет показать мне ладони, но потом она плотно прижала их к бедрам. Я улыбнулся. В ней просыпалась женщина.
   Позже я увидел ее возле главной мачты. Подойдя к мачте, я разглядел на ней царапины от ногтей.
   — Мне лично нравится тренировка мехом, — сказала Саси, откусывая кусок лармы.
   Блондинка застыла в позе рабыни для наслаждений. Преподаватель, судя по всему, о ней начисто забыл.
   — Просто тебе не нравится, когда тебя бьют кнутом, — сказал я.
   — Может, и так, — рассмеялась рабыня. — Если я буду все делать правильно, ты же не станешь меня бить? — лукаво спросила она.
   — Посмотрим, — уклончиво ответил я.
   — О, — произнесла она и задумалась.
   Иногда Саси тренировалась вместе с белокурой варваркой. Улафи против этого не возражал. Более того, он сам предложил совместные занятия и даже не потребовал с меня дополнительной платы. С другой стороны, я тоже не стал брать с него денег за то, что моя рабыня занимается с варваркой горианским языком.
   Уроженка Гора, Саси давно обогнала блондинку по всем невольничьим показателям. В принципе не было никакого смысла тренировать их вместе. Варварка до сих пор нуждалась в базовой подготовке.
   Вспомнив о своих преподавательских обязанностях, Шока подкрался со стороны и резко крикнул:
   — Бара!
   Девушка стремительно исполнила команду.
   — Сула! Налу! Леча! Сула! Бара! Наду! — Оставив девушку в этой позе, Шока снова удалился.
   — Неплохо, — пробормотала Саси, пережевывая ларму.
   — Да, — кивнул я. Несмотря на то что Саси заметно опережала белокурую дикарку, я был уверен, что та со временем ее догонит, а может, и превзойдет. Блондинка обладала завидным потенциалом.
   Шока без предупреждения хлестанул ее плетью. Девушка не изменила позы, но задохнулась от обиды. Она не могла понять, за что ее ударили. С другой стороны, чтобы ударить рабыню, не требуется особых оснований. Шока рывком поднял ее за волосы и отвел к клетке.
   — Можно мне сказать, господин? — произнесла она.
   — Говори.
   — За что ты меня ударил?
   — Целуй ноги, — приказал Шока. Исполнив приказ, девушка вопросительно посмотрела на офицера.
   — Потому, что мне так захотелось, — сказал он.
   — Да, господин.
   — В клетку.
   — Да, господин.
   Спустя несколько секунд он запер решетку и ушел. Рабыня опустилась на пол. Я заметил, что она смотрит в мою сторону. Затем она медленно подняла вверх ноги. В клетке было очень тесно.
   — Господин, — обратилась ко мне Саси.
   — Да?
   — Если я буду очень хорошей, мне позволят иметь платье?
   — Может быть.
   — Оно тебе очень понравится. К тому же у меня будет что снять перед тобой.
   — А мне будет что с тебя сорвать, — добавил я. Она улыбнулась.
   — Тебе очень идет ошейник, — сказал я. — Похоже, ты в нем и родилась.
   — В некотором смысле так и было, — произнесла она.
   — Не понял?
   — Я женщина, — ответила она, откусывая ларму.
   — Зачем тебе надо в Шенди? — спросил меня Улафи. Был поздний вечер. Я, по своему обыкновению, стоял у бортика и смотрел на воду.
   — Никогда там не был, — ответил я.
   — Ты не кузнец, — сказал он.
   — Вот как? — Я удивленно поднял брови.
   — Может быть, ты знаешь Чунгу?
   — Который сейчас на вахте? — уточнил я.
   — Да, его.
   — В лицо знаю, — сказал я. Это был тот самый матрос, который обогнал меня по пути к верфи Красного Урта. Потом я видел его в помещении претора.
   — Прежде чем объявили общую тревогу по случаю побега рабыни, мы предприняли собственные меры розыска, — сказал Улафи. — Мы были уверены, что без труда поймаем ее в первые же несколько минут.
   — Правильно, — кивнул я.
   — На варварке не было никакой одежды. Куда бы она от нас делась?
   — Все правильно, — еще раз кивнул я.
   — И тем не менее она скрылась, — сказал Улафи. — Она оказалась умнее.
   — И это верно, — согласился я. Девчонка утащила лохмотья бродяжки и затерялась среди самок уртов. Я не сомневался, что мы имеем дело с очень умной девушкой. Теперь, когда она стала рабыней, ее ум должен послужить во благо хозяев.
   — Мы очень не хотели беспокоить претора.
   — Прекрасно тебя понимаю, — сказал я. — Человеку из Шенди, тем более капитану, не к лицу поднимать шум из-за пропавшей рабыни.
   — Может, ты хочешь, чтобы тебя выбросили за борт? — неожиданно разозлился Улафи. — По-твоему, другому человеку это было бы к лицу?
   — Разумеется, нет, капитан. Не сердись, — ответил я.
   — К тому времени, как объявили общую тревогу, мы уже перерыли полгорода. Один из моих людей, Чунгу, искал беглянку в районе канала Рим. Он видел, как человек в одежде кузнеца связал двух разбойников, мужчину и женщину, которые попытались на него напасть. По его словам, он проделал это с ловкостью, которой трудно было бы ожидать от кузнеца. Потом он задержался. Ненадолго. Ровно настолько, чтобы привести девчонку в чувство, изнасиловать ее и привязать к мужчине.
   — Неужели? — с любопытством произнес я.
   — После того как сыграли тревогу, Чунгу вернулся на корабль. Так вот, — раздельно произнес Улафи. — Человек в одежде кузнеца — это ты.
   — Правильно.
   — Я видел также, какими узлами были связаны разбойники, — продолжал капитан. — Кузнецы таких узлов не знают. Это узлы воина.
   — Может быть, — пожал я плечами.
   — Зачем тебе нужно в Шенди?
   — Если ты знал, что я не кузнец, — улыбнулся я, — почему ты доверил мне клеймить рабыню?
   — Хотел посмотреть, как ты будешь выкручиваться, — ответил Улафи.
   — А вдруг бы я поставил плохое клеймо?
   — Клеймо вышло отличное, — заметил Улафи.
   — Вот видишь! Значит, я все-таки кузнец.
   — Неправда, — покачал он головой. — Я окончательно убедился, что ты — воин. Я же вижу, как ты ходишь, как следишь за собой, как смотришь и слушаешь.
   Я взглянул на море. Все три луны уже взошли. Мирно поблескивали волны.
   — Для тебя было важно покинуть Порт-Кар вовремя? — спросил Улафи.
   — Возможно, — уклончиво ответил я.
   — Зачем тебе надо в Шенди?
   — Разве там нельзя хорошо заработать?
   — В Шенди, — сказал Улафи, — можно заработать целое состояние. А можно и свою смерть.
   — Неужели там так опасно? — спросил я.
   — Да, — ответил Улафи. — Даже для тех, кто живет в убарате Билы Хурумы.
   — Разве Шенди не свободный порт торговцев и купцов?
   — Мы очень надеемся, что так будет и дальше.
   — Ты правильно догадался. Я из касты воинов. Улафи улыбнулся:
   — Может быть, в Шенди найдутся люди, которым я могу сослужить хорошую службу.
   — Сталь всегда была в цене, — произнес он и повернулся, словно собираясь уходить.
   — Капитан, — позвал я.
   — Да?
   — Меня интересует эта дикарка. — Я показал на клетку с блондинкой. Рядом с клеткой лежал отрез парусины. На случай непогоды рабынь прикрывали от холода и дождя. Точно такой же отрез лежал возле клетки Саси. — Я слышал, что работорговец Варт получил за нее серебряный тарск. По-моему, это непомерно высокая цена. Она необучена, холодна, не умеет толком говорить на горианском, всего несколько дней в ошейнике… Я бы дал за нее не больше двух, от силы трех медных тарсков.
   — Я смогу выручить за нее два серебряных, — ответил Улафи.
   — Неужели в Шенди в цене белая кожа и светлые волосы?
   — Не забывай, что Шенди — порт черных работорговцев. Белые рабыни там вообще ничего не стоят.
   — Как же ты собираешься получить за нее два серебряных тарска?
   — Я везу ее на заказ.
   — Теперь понятно.
   Мне действительно стало кое-что ясно. Агенты кюров сработали, как всегда, умно. Они знали, что блондинку будут везти с Косы в Шенди. Учитывая, как опасны подобные поездки из-за пиратов, они предусмотрели, чтобы девушку выкупили на рынке Порт-Кара, случись ей попасть в плен. Не сомневаюсь, что подобные соглашения были сделаны с купцами на Тиросе, Людиусе и, возможно, в Скагнаре.
   — Зачем ты учишь ее невольничьему искусству? — спросил я.
   — Она рабыня, — пожал плечами Улафи.
   — Верно, — улыбнулся я. — А кто твой заказчик?
   — Стоит ли мой ответ медного тарска? — спросил Улафи
   — Стоит.
   — Учафу, рабовладелец из Шенди.
   — Это опытный рабовладелец? — спросил я, передавая капитану медный тарск.
   — Нет. У него никогда не бывает больше трех сотен рабов.
   — Тебе не показалось странным, что Учафу предложил тебе два серебряных тарска за такую рабыню?
   — Показалось. С другой стороны, он работает как перекупщик.
   — Для кого?
   — Не знаю.
   — За эту информацию я не пожалею серебряного тарска.
   — Ага! — воскликнул Улафи. — Я чувствовал, что у тебя в Шенди дела, о которых ты не говоришь.
   — Серебряный тарск, — повторил я.
   — Мне ужасно жаль, — произнес Улафи, — но я не знаю.
   Я посмотрел на девушку. Она лежала на полу в своей клетке, отвернувшись от нас в другую сторону.
   — Хорошенькая, правда? — спросил Улафи.
   — Да, — согласился я.
   Некоторое время мы молча наблюдали за рабыней. Она рассеянно водила пальчиком по прутьям клетки, словно погрузившись в раздумье.
   — Да, рабыня хорошенькая, — произнес Улафи. Девушка осторожно высунула язычок и прикоснулась им к пруту решетки.
   — Видишь, в ней просыпается настоящая невольница, — сказал Улафи.
   — Вижу.
   — Учится любить свой ошейник.
   — Да.
   — Нет, правда, неужели ты не заметил, какие в ней произошли перемены с начала путешествия?
   — Конечно заметил, — сказал я. — Движения стали плавней и раскованнее. Она похорошела.
   — Мне самому интересно, кто ее заказал, — произнес Улафи. С этими словами капитан отошел от бортика и направился в свою каюту. Я почувствовал, как сзади ко мне тут же подошла Саси.
   — Позволь обратиться, господин. Я кивнул.
   — Потренируй меня.
   — Можешь залезть ко мне под одеяло.
   — Хорошо, господин! — с готовностью откликнулась рабыня и тут же побежала к моему спальному мешку.
   Блондинка стиснула кулачки. Я усмехнулся и пошел к себе. Саси лежала под одеялом в одном ошейнике. При моем появлении она застонала и вытянула губы.
   — Молодец, — похвалил я. — Вижу, ты меняешься в лучшую сторону.
   — Только не переставай меня тренировать, господин, — прошептала она.
   — А может, стоит тебя хорошенько выпороть? — спросил я.
   — Не надо, — улыбнулась она. — Я и так готова вывернуться ради тебя наизнанку.
   — Похоже, ты созрела для настоящего оргазма, — усмехнулся я.
   Она смотрела на меня широко открытыми, непонимающими глазами.
   Спустя несколько ан она обезумела. Пальцы ее впились в мои плечи, глаза закатились.
   — Не может быть! — хрипела она. — Такого просто не может быть!
   — Мне остановиться? — спросил я.
   — Нет! Нет! — закричала она
   — Пожалуй, остановлюсь.
   — Твоя рабыня умоляет тебя не делать этого. О! О! Сейчас… Наступает!
   — Кем ты себя чувствуешь? — спросил я.
   — Рабыней! Я рабыня! Я готова сделать ради тебя все, что угодно!
   — В качестве кого?
   — Твоей рабыни!
   Она запрокинула голову и зашлась в судорогах наслаждения.
   Я поцеловал ее. Для начала неплохо. Тело девушки на глазах наливалось жизненной силой. Пожалуй, из нее действительно получится хорошая рабыня.
   — Пожалуйста, не оставляй меня, — прошептала она, прижимаясь ко мне. В глазах ее стояли слезы. — Я тебя умоляю, господин!
   — Ладно, — сказал я и еще немного поласкал ее.
   — Знаешь, когда я была свободной, иногда ночами я задумывалась над тем, что такое сексуальность рабыни, но мне даже в голову не могло прийти, что это так восхитительно. Я чувствую себя одновременно всемогущей и беспомощной.
   — Это был всего лишь начальный невольничий оргазм, — сказал я.
   — Начальный? — переспросила она.
   — Да.
   — Ты шутишь с бедной рабыней.
   — Не шучу.
   — Что же тогда меня ждет? — прошептала она.
   — Рабство.
   — Как это хорошо, господин…
   Саси запрокинула голову и посмотрела в усыпанное звездами небо. На нем ярко светили луны. Она погладила свой ошейник. В лунном свете тело ее было совершенно белым.
   — Как может женщина, пережившая такие ощущения, думать о том, чтобы стать свободной?
   — Далеко не у всех есть такая возможность, — заметил я.
   Она рассмеялась. Последнее было правдой. Горианские мужчины очень редко освобождают своих рабынь. Я, например, не припомню ни одного случая. Да и какой в этом смысл? Они все равно уже не смогут быть свободными. Eсть собственность, сокровище, принадлежность. Ни один нормальный человек не станет разбазаривать свое добро. Может, если бы рабыни не были такими хорошими, их бы освобождали чаще. Они слишком прекрасны, чтобы их терять. С другой стороны, если рабыня не прекрасна, ее просто убивают. Стоит ли менять восторг и радость, которую приносит боготворящая тебя рабыня, на неудобства и свары, неизбежно связанные со свободными женщинами? Нет, рабынь не освобождают. Они лишь могут поменять свой ошейник. Так удобно мужчинам.
   — Я собственность, — прошептала Саси, поглаживая свой ошейник. — Твоя собственность.
   — Правильно.
   — Я не хочу быть свободной.
   — Можешь этого не бояться. Свобода тебе не грозит.
   Она прижалась ко мне.
   Бывает, что женщина, освобожденная из рабства в силу каких-либо причин, становится нервной и беспокойной. В конце концов она превращается в жуткую стерву, всеми силами стремится испортить жизнь другим людям. Нередко она пытается взять власть над окружающими мужчинами, словно стараясь отомстить им за то, что они не сумели в свое время удержать ее в рабстве, как требовала того ее природа. Нередко такие женщины начинают провоцировать мужчин, доводить их до белого каления, стремясь пробудить в них спонтанную реакцию зверя. Они не могут забыть ощущений своего рабства и всегда подсознательно стремятся к этому состоянию. Таких женщин можно встретить в безлюдных и опасных местах, на пустынных мостах и заброшенных перекрестках дорог, за пределами крепостных стен городов. Они ждут, когда на них снова наденут ошейник и они смогут беспрепятственно поклоняться мужчинам.
   — Мной много раз обладали, когда я была самкой урта, — призналась Саси. — Бывало, мне приходилось отдаваться за ведро помоев слугам из паговых таверн. Бывало, меня насиловали бродяги. Я часто ублажала Тургуса. Но с тобой я пережила нечто особенное.
   — Из трех перечисленных тобой видов связи наиболее приятными и близкими к тому, что ты испытала, были моменты, когда ты отдавалась слугам за остатки пищи.
   От удивления у нее округлились глаза.
   — Верно. Как ты узнал?
   — Потому, что в этом случае ты наиболее зависела от мужчины. Без него ты бы умерла с голоду. Ты переживала, а вдруг он откажется бросить тебе кусок? Вдруг ты покажешься ему недостаточно привлекательной?
   — Да, — призналась она. — Именно так все и было.
   — Не сомневаюсь, что тебя иногда просили станцевать перед ними голой, — сказал я.
   — Бывало.
   — Что ты испытывала, когда они с тобой спали?
   — Я очень быстро достигала оргазма, — сказала Саси.
   — Правильно, — кивнул я. — Но ты все равно оставалась свободной. Ты не зависела от них полностью. Ты могла уйти в другую таверну, нищенствовать или вылавливать еду из каналов. Ты не была их рабыней.
   — А ты дашь мне завтра поесть? — спросила она вдруг.
   — Не знаю, — ответил я. — Еще не решил. Утром будет видно.
   — Хорошо, господин. А знаешь, — добавила она после паузы, — наиболее близкое к сегодняшнему ощущение я испытала, когда ты изнасиловал меня на канале Рим, после того как расправился с Тургусом. Впервые в жизни меня насиловал не бродяга, а могучий, свободный мужчина.
   — Помню, — усмехнулся я. — Кстати, я отметил, что для свободной женщины ты неплохо отреагировала.
   — Ты поступил со мной как с рабыней.
   — Разглядел твой потенциал, — улыбнулся я.
   — Поэтому я так и отреагировала.
   — Но ты же не станешь сравнивать это с тем, что ты переживаешь сейчас?
   — Что ты! — испуганно воскликнула она.
   — Потому что ты уже не свободная, — пояснил я. — Тогда ты не принадлежала мужчинам безраздельно.
   — Сейчас я им принадлежу.
   — Верно, — сказал я. — Сейчас ты — рабыня.
   — Огромная разница, — произнесла она.
   — Правильно.
   — Значит, это был всего лишь начальный оргазм?
   — Да. Точно так же, как, будучи свободной женщиной, ты не могла испытать того, что испытала сейчас, так и сейчас ты не способна испытать экстаза, доступного женщинам, долго проносившим ошейник.
   — Я понимаю, господин.
   — Тебе еще предстоит долгий путь, маленькая Саси, — сказал я.
   — Да, господин, — прошептала она.
   — Думаю, через год или два из тебя получится неплохая рабыня. Но для этого надо много работать.
   — Скажи, господин, может ли женщина постичь всю глубину своего рабства?
   — Нет, — покачал головой я. — До самых глубин не может дойти никто.
   — Я очень хочу стать хорошей рабыней, — прошептала она.
   — Мужчины постараются, чтобы ты не оступилась на этом пути, — заметил я.
   — Господин, — произнесла Саси вкрадчиво.
   — Да?
   — А можно я проколю себе уши?
   — Ты хочешь окончательно себя унизить?
   В большинстве городов Гора прокалывание ушей считается наибольшим унижением, которым можно подвергнуть рабыню. Гораздо спокойнее относятся к продеванию кольца в нос. С другой стороны, у тучуков, людей фургонов, кольца в носу носят даже свободные женщины. Тут все дело в культуре и традициях.
   — Да, господин, — ответила она.
   — Зачем?
   — Чтобы всегда оставаться рабыней.
   — Понятно, — усмехнулся я. Женщина с проколотыми ушами лишается малейшего шанса обрести свободу.
   — Пожалуйста, господин! — взмолилась она.
   — Сделаем это в Шенди, — разрешил я.
   Обычно уши прокалывают кожевенники. В Шенди их много. Они обрабатывают шкуры кайлуаков, которых в огромном количестве доставляют с континента. Изделия из кожи кайлуака являются главным предметом экспорта Шенди. Кайлуак — четвероногое жвачное животное с широкой крупной головой. Стада кайлуака можно встретить к северу и к югу от джунглей, иногда они забираются и в леса. У кайлуаков короткое туловище и рыжеватая окраска. На бедрах часто встречаются коричневые пятна. У самцов по три рога, торчащие изо лба наподобие трезубца. Самцы достигают в холке десяти ладоней, самки — восьми. Самцы весят в среднем от четырехсот до пятисот горианских стоунов, в переводе на земную систему — от тысячи шестисот до двух тысяч фунтов, а самки весят от трехсот до четырехсот горианских стоунов, или от тысячи двухсот до тысячи четырехсот фунтов.
   — Спасибо, господин, — прошептала Саси. Некоторое время мы лежали молча, слушая плеск волн за бортом.
   — Ты будешь запирать меня сегодня на ночь, господин? — спросила рабыня.
   — Нет, — ответил я. — Сегодня ты будешь спать со мной.
   — Спасибо тебе, господин.
   — В ногах.
   — Конечно, господин!
   Пробили склянки. Свежий ветер наполнял паруса. Несмотря на темноту, «Пальма Шенди» неслась к югу. Улафи явно торопился.
   — Мне так нравится быть женщиной, — прошептала рабыня, прижимаясь ко мне. — Я так счастлива!
   — Ты — рабыня, — напомнил я.
   Она нежно меня поцеловала. Я подмял ее под себя. На этот раз она достигла оргазма мгновенно. Затем посмотрела на меня почти испуганно, а я убрал прядь волос с ее влажного лба.
   — Иногда я боюсь рабыни в себе.
   — Ты боишься женщины.
   — Это одно и то же, господин. Одно и то же.
   — Я знаю, — усмехнулся я.
   — Да, господин, — прошептала она и поцеловала меня.
   — В ноги, — сказал я.
   — Слушаюсь, господин! — ответила Саси и перебралась в ноги.
   — Можешь свернуться клубком, — разрешил я и швырнул ей запасное одеяло. Когда мужчина накрывает рабыню одеялом или плащом, она не имеет права самостоятельно из-под него вылезти. Она лишается также права раскрывать рот. Рабыня затихла.
   Закинув руки за голову, я задумчиво смотрел в звездное небо. В моих ногах лежала девушка. Вскоре по ее дыханию я понял, что она уснула. Впервые с момента порабощения она спала не в клетке.
   Из нее получилась великолепная рабыня. Я был очень доволен своим приобретением.
   Спустя некоторое время я прошелся по палубе. Улафи не спал. Он стоял у штурвала рядом с двумя рулевыми. На всем судне, насколько мне было известно, не спал еще один человек — впередсмотрящий. Его место было в небольшой люльке, закрепленной на самом верху главной мачты.
   Я подошел к клетке, в которой спала белокурая варварка. Она была ключом ко всей тайне. С ее помощью я выйду на Шабу и доберусь до четвертого кольца, одного из двух оставшихся колец, способных менять отражение света, — секрет, утраченный много лет назад вместе с гибелью Прасдака, изобретателя с Утеса Карраша. Пятое кольцо, если верить Самосу, находится на одном из стальных миров. Им не стали рисковать ни на Земле, ни на Горе. Пользуясь своей невидимостью, владелец кольца мог прийти и уйти незамеченным. Если бы нам удалось еще раз достать четвертое кольцо, которое принес на Гор агент кюров, мы, скорее всего, смогли бы сделать в Сардаре его копию. Пользуясь этими кольцами — если, конечно, Царствующие Жрецы разрешат ими пользоваться, — мы сумели бы заблокировать работу кюров на Горе. Мы смогли бы проникнуть на их секретные базы. Обладая подобным кольцом, один человек способен уничтожить всю армию противника.
   Я был очень доволен, что четвертое кольцо оказалось на Горе. Получив его от умирающего воина кюров, я сумел выжить и предотвратить несколько лет назад взрыв и уничтожение всей планеты. Тогда в Тахари решалась судьба не только Гора, но и Земли. Уничтожив Царствующих Жрецов и Гор, кюры расчищали дорогу к Земле. Но, как мы и предвидели, те, кто хотел уничтожить один мир, чтобы завоевать другой, вступили в конфликт со стальными мирами. Военный генерал кюров по прозвищу Безухий не принадлежал к этой группировке. И вот теперь, как становится ясно, кюры планируют новую атаку. Они почувствовали слабость Царствующих Жрецов. Теперь им не надо уничтожать мир, который, как спелый плод, готов сам упасть им в руки.
   Я посмотрел на белокурую варварку. К моему удивлению, она не спала. Обычно девушки хорошо спят в период тренировок. Они испытывают предельные нагрузки и сильно устают. Как бы то ни было, блондинка не спала. Она стояла на коленях, обнаженная, сжимая в руках прутья решетки. Лунный свет переливался по ее телу. Она смотрела на меня. Я улыбнулся. Ясно, почему ей не спится.
   Если бы она принадлежала мне, я бы тут же вытащил ее из клетки и бросил на палубу.
   Она посмотрела в ту сторону, где спала под моим одеялом Саси, и тихо спросила на английском:
   — Я слышала, как она кричала. Что ты с ней делал?
   Около часа назад Саси действительно пережила свой первый невольничий оргазм и едва не охрипла от собственного крика.
   — Что ты с ней делал? — повторила блондинка. Разумеется, она догадывалась, чем мы могли заниматься. Подобные вещи знает каждая женщина.
   — Что? — спросил я по-гориански и присел возле ее клетки.
   Она отпрянула от прутьев.
   — Прости меня, — испуганно произнесла блондинка по-английски. — Я задумалась. Если честно, я вообще говорила сама с собой. Я не хотела тебя потревожить, господин.
   — Что? — спросил я по-гориански.
   — Ничего, господин, — ответила она тоже по-гориански. — Извини меня.
   Все-таки ее горианский был еще очень беден.