Страница:
— Как ты думаешь, — робко произнесла она, — если я научусь делать это хорошо, мой господин позволит мне носить одежду?
Дженис пожала плечами:
— Если ему понравится твой танец и все остальное, что ты сделаешь, может, он и выделит тебе лоскут.
— Я буду очень стараться, — вздохнула блондинка.
— Посмотрим, — прищурилась Дженис. — Не забывай, что он в первую очередь мой господин, а потом уж твой.
— Да, госпожа, — потупилась блондинка.
Новые рабыни неизменно говорили «госпожа», обращаясь к Дженис, Элис или Тенде. Мы с Кису решили, что это поможет поддерживать порядок. В обучении рабынь необходима строгая дисциплина, поэтому девушек с самого начала заставляют называть женщину-инструктора «госпожа», независимо от того, рабыня она или свободная женщина.
— Ты почти такого же роста, как я, — заметила Дженис.
— Да, госпожа.
Бывшая талуна была ростом около пяти с половиной футов и весила около двадцати девяти горианских камней — сто шестнадцать фунтов.
— Теперь сядь и скрести лодыжки, — приказала Дженис. — Набрось на них петлю, словно тебя связали. Когда я подам знак, сбрось петлю, встань и потянись всем телом, как рабыня перед господином.
— Да, госпожа, — сказала блондинка.
Я мысленно усмехнулся. Могла ли Дженис, живя на Земле, представить, что когда-нибудь будет обучать другую женщину искусству услаждать мужчин? Гордые земные женщины выше этого… пока на Горе с них не сорвут одежду и не закуют в стальной ошейник. Тогда они, не жалея сил, начинают постигать науку наслаждений. И немудрено — от этого зависит их жизнь.
— Неплохо, — одобрила Дженис.
— А ты научишь меня ублажать господина губами и языком? — спросила блондинка. В голосе ее звучала мольба.
— Может быть, — произнесла Дженис, — если ты принесешь дров и выстираешь мою одежду. Только не смей трогать одежду господина!
— Хорошо, госпожа! — расцвела блондинка. Девушки обожают учиться друг у друга.
— Хватит, — сказал Кису и оттащил Тургуса от его темноволосой рабыни. Рты обоих были по-прежнему заткнуты кляпами, а руки связаны сзади. Кису связал им ноги — сначала Тургусу, потом девушке.
Я огляделся. Зал был огромен — двести футов в ширину и примерно столько же в длину. Свод его поддерживали огромные колонны. На полу громоздились каменные глыбы, видимо рухнувшие с потолка много веков назад. Но сам пол был ровным и гладким, только кое-где были просверлены сквозные отверстия, через которые, наверное, когда-то продевались цепи. Рядом валялись и сами цепи, проржавевшие настолько, что казалось, при малейшем прикосновении они рассыплются в прах. В глубине зала виднелась широкая лестница, такая же, как та, что привела нас сюда.
Стены были украшены потускневшей от времени мозаикой. Очевидно, когда-то, в незапамятные времена, в этом зале обучали рабынь, захваченных в плен во время бессчетных войн и набегов. Неведомый художник изобразил, как с несчастных пленниц срывают одежду, как их связывают и избивают плеткой, чтобы приучить к дисциплине, как их клеймят раскаленным железом и заковывают в ошейники, как они стоят на коленях перед хозяевами, низко склонив головы, как они танцуют перед своими господами и ублажают их самыми изощренными способами.
Мы выбрали этот зал для ночлега из-за девушек. Мозаичные изображения на стенах возбудили их донельзя. Изнемогая от желания, они выпрашивали разрешения танцевать перед нами и молили взять их. На примерах девушки обучаются особенно быстро. Видя лишь образцы мужского поведения, к тому же одобряемые обществом, волей-неволей начинаешь перенимать их. Такое подражание дается им с трудом, поскольку оно противоестественно. Зато женским моделям поведения девушки следуют совершенно органично. Понятие пола не есть нечто надуманное. Ни единой клеточкой своего тела женщина не напоминает мужчину!
Тенде млела в объятиях Кису. Он не связывал ее на ночь с того самого дня, как мимо нас по реке прошел объединенный флот речных народов, который наверняка уже стер с лица земли Билу Хуруму с его флотилией и отрядами аскари.
Я подошел к блондинке. Она послушно встала на колени и склонила голову. Я заставил ее подняться и связал ей руки за спиной. На шею ее уже была наброшена караванная петля.
— Ложись, — приказал я, и она опустилась на каменный пол.
— Ты свяжешь меня, господин? — спросила Элис. Я спутал ей запястья, привязал к темноволосой рабыне и тоже велел лечь. Следующей была Дженис.
— Готовься, — приказал я.
— Не связывай меня, господин! — взмолилась она, жалобно глядя на меня снизу вверх.
— Ты знаешь, что бывает за непослушание! Девушка проворно опустилась на колени и прижала лицо к моим ногам.
— Пожалуйста, господин, не бей меня! — Она подняла голову, обнимая мои ноги. — Позволь мне доставить тебе удовольствие!
— Вы сегодня уже потанцевали.
— Но я только начала возбуждаться, господин!
Я поднял ее за волосы и подволок к Элис и темноволосой рабыне. Там я бросил ее на колени, связал ей руки и присоединил к каравану.
— Прошу тебя, господин…
— Лечь, — приказал я.
Она опустилась на левый бок и тут же перевернулась на спину. Я задумчиво посмотрел на нее, прикидывая, стоит ли ее высечь.
— Позволь, позволь мне ублажить тебя! — Она приподняла бедра и потянулась ко мне.
— А ты хороша, рабыня…
— Господин! Умоляю…
— Ладно, — сказал я.
Конечно, следовало бы выпороть ее за то, что она осмелилась возражать хозяину. Придется хорошенько потаскать ее по шкурам.
— Славно стонет, — одобрил Кису.
— Горячая рабыня, — улыбнулся я.
Кису, скрестив ноги, сидел у костра в руинах огромного здания. Тенде лежала рядом, подложив ладони под голову
Я сел и оглянулся на Дженис. Рабыня лежала на боку, с караванной петлей на шее, со связанными за спиной руками. Я снова улыбнулся. Для мужского уха нет музыки слаще, чем жалкие, но жаркие стоны насилуемой рабыни.
— Видишь, Тенде, — сказал Кису, — из всех рабынь только ты одна не связана.
— Да, господин! — Она расцвела — Благодарю тебя, господин!
— Поэтому, — продолжил он, — подбрось-ка дров в костер. Она рассмеялась.
— Как ты жесток и суров, господин! — Тенде встала, принесла дров, бросила их в огонь и снова вытянулась на земле у ног хозяина.
— Можно ли мне повернуться лицом к господину? — спросила Дженис.
Она лежала спиной к нам, так, как я оставил ее. На теле ее виднелись синяки — я взял ее прямо на камнях.
— Можно, — позволил я.
Дженис не без труда повернулась и робко изобразила губами поцелуй. Глаза ее были влажны от слез. Я по горианскому обычаю подул в ее сторону, возвращая поцелуй, и отвернулся.
— Господин! Я люблю тебя!
— Заткнись, рабыня, — приказал я.
— Хорошо, господин, — всхлипнула Дженис.
Она стала бесподобной чувственной рабыней. Такая будет переходить из рук в руки бессчетное множество раз, пока однажды не встретит того, кого полюбит беззаветно и самозабвенно, кто, по тайным законам любовной химии, станет для нее идеальным хозяином — властным, суровым и непреклонным, способным жестоко избить за любую провинность и в то же время любящим и нежным. Этот человек больше никогда не продаст ее.
— Город большой, — задумчиво произнес Кису. — Может статься, что мы не отыщем здесь Шабу.
— Нужно искать, — отрезал я. — Я уверен, что он где-то здесь.
Внезапно Дженис отчаянно вскрикнула. Мы вскочили.
В зал ворвалось не меньше двух сотен вооруженных аскари. Я сразу заметил среди них Мсалити. А возглавлял воинов могучий чернокожий человек огромного роста, со щитом и копьем.
— Била Хурума! — воскликнул Кису.
52. ПИСЕЦ
53. БИТВА. КРОВЬ И СТАЛЬ. МЫ ОСТАЕМСЯ В ЖИВЫХ
Дженис пожала плечами:
— Если ему понравится твой танец и все остальное, что ты сделаешь, может, он и выделит тебе лоскут.
— Я буду очень стараться, — вздохнула блондинка.
— Посмотрим, — прищурилась Дженис. — Не забывай, что он в первую очередь мой господин, а потом уж твой.
— Да, госпожа, — потупилась блондинка.
Новые рабыни неизменно говорили «госпожа», обращаясь к Дженис, Элис или Тенде. Мы с Кису решили, что это поможет поддерживать порядок. В обучении рабынь необходима строгая дисциплина, поэтому девушек с самого начала заставляют называть женщину-инструктора «госпожа», независимо от того, рабыня она или свободная женщина.
— Ты почти такого же роста, как я, — заметила Дженис.
— Да, госпожа.
Бывшая талуна была ростом около пяти с половиной футов и весила около двадцати девяти горианских камней — сто шестнадцать фунтов.
— Теперь сядь и скрести лодыжки, — приказала Дженис. — Набрось на них петлю, словно тебя связали. Когда я подам знак, сбрось петлю, встань и потянись всем телом, как рабыня перед господином.
— Да, госпожа, — сказала блондинка.
Я мысленно усмехнулся. Могла ли Дженис, живя на Земле, представить, что когда-нибудь будет обучать другую женщину искусству услаждать мужчин? Гордые земные женщины выше этого… пока на Горе с них не сорвут одежду и не закуют в стальной ошейник. Тогда они, не жалея сил, начинают постигать науку наслаждений. И немудрено — от этого зависит их жизнь.
— Неплохо, — одобрила Дженис.
— А ты научишь меня ублажать господина губами и языком? — спросила блондинка. В голосе ее звучала мольба.
— Может быть, — произнесла Дженис, — если ты принесешь дров и выстираешь мою одежду. Только не смей трогать одежду господина!
— Хорошо, госпожа! — расцвела блондинка. Девушки обожают учиться друг у друга.
— Хватит, — сказал Кису и оттащил Тургуса от его темноволосой рабыни. Рты обоих были по-прежнему заткнуты кляпами, а руки связаны сзади. Кису связал им ноги — сначала Тургусу, потом девушке.
Я огляделся. Зал был огромен — двести футов в ширину и примерно столько же в длину. Свод его поддерживали огромные колонны. На полу громоздились каменные глыбы, видимо рухнувшие с потолка много веков назад. Но сам пол был ровным и гладким, только кое-где были просверлены сквозные отверстия, через которые, наверное, когда-то продевались цепи. Рядом валялись и сами цепи, проржавевшие настолько, что казалось, при малейшем прикосновении они рассыплются в прах. В глубине зала виднелась широкая лестница, такая же, как та, что привела нас сюда.
Стены были украшены потускневшей от времени мозаикой. Очевидно, когда-то, в незапамятные времена, в этом зале обучали рабынь, захваченных в плен во время бессчетных войн и набегов. Неведомый художник изобразил, как с несчастных пленниц срывают одежду, как их связывают и избивают плеткой, чтобы приучить к дисциплине, как их клеймят раскаленным железом и заковывают в ошейники, как они стоят на коленях перед хозяевами, низко склонив головы, как они танцуют перед своими господами и ублажают их самыми изощренными способами.
Мы выбрали этот зал для ночлега из-за девушек. Мозаичные изображения на стенах возбудили их донельзя. Изнемогая от желания, они выпрашивали разрешения танцевать перед нами и молили взять их. На примерах девушки обучаются особенно быстро. Видя лишь образцы мужского поведения, к тому же одобряемые обществом, волей-неволей начинаешь перенимать их. Такое подражание дается им с трудом, поскольку оно противоестественно. Зато женским моделям поведения девушки следуют совершенно органично. Понятие пола не есть нечто надуманное. Ни единой клеточкой своего тела женщина не напоминает мужчину!
Тенде млела в объятиях Кису. Он не связывал ее на ночь с того самого дня, как мимо нас по реке прошел объединенный флот речных народов, который наверняка уже стер с лица земли Билу Хуруму с его флотилией и отрядами аскари.
Я подошел к блондинке. Она послушно встала на колени и склонила голову. Я заставил ее подняться и связал ей руки за спиной. На шею ее уже была наброшена караванная петля.
— Ложись, — приказал я, и она опустилась на каменный пол.
— Ты свяжешь меня, господин? — спросила Элис. Я спутал ей запястья, привязал к темноволосой рабыне и тоже велел лечь. Следующей была Дженис.
— Готовься, — приказал я.
— Не связывай меня, господин! — взмолилась она, жалобно глядя на меня снизу вверх.
— Ты знаешь, что бывает за непослушание! Девушка проворно опустилась на колени и прижала лицо к моим ногам.
— Пожалуйста, господин, не бей меня! — Она подняла голову, обнимая мои ноги. — Позволь мне доставить тебе удовольствие!
— Вы сегодня уже потанцевали.
— Но я только начала возбуждаться, господин!
Я поднял ее за волосы и подволок к Элис и темноволосой рабыне. Там я бросил ее на колени, связал ей руки и присоединил к каравану.
— Прошу тебя, господин…
— Лечь, — приказал я.
Она опустилась на левый бок и тут же перевернулась на спину. Я задумчиво посмотрел на нее, прикидывая, стоит ли ее высечь.
— Позволь, позволь мне ублажить тебя! — Она приподняла бедра и потянулась ко мне.
— А ты хороша, рабыня…
— Господин! Умоляю…
— Ладно, — сказал я.
Конечно, следовало бы выпороть ее за то, что она осмелилась возражать хозяину. Придется хорошенько потаскать ее по шкурам.
— Славно стонет, — одобрил Кису.
— Горячая рабыня, — улыбнулся я.
Кису, скрестив ноги, сидел у костра в руинах огромного здания. Тенде лежала рядом, подложив ладони под голову
Я сел и оглянулся на Дженис. Рабыня лежала на боку, с караванной петлей на шее, со связанными за спиной руками. Я снова улыбнулся. Для мужского уха нет музыки слаще, чем жалкие, но жаркие стоны насилуемой рабыни.
— Видишь, Тенде, — сказал Кису, — из всех рабынь только ты одна не связана.
— Да, господин! — Она расцвела — Благодарю тебя, господин!
— Поэтому, — продолжил он, — подбрось-ка дров в костер. Она рассмеялась.
— Как ты жесток и суров, господин! — Тенде встала, принесла дров, бросила их в огонь и снова вытянулась на земле у ног хозяина.
— Можно ли мне повернуться лицом к господину? — спросила Дженис.
Она лежала спиной к нам, так, как я оставил ее. На теле ее виднелись синяки — я взял ее прямо на камнях.
— Можно, — позволил я.
Дженис не без труда повернулась и робко изобразила губами поцелуй. Глаза ее были влажны от слез. Я по горианскому обычаю подул в ее сторону, возвращая поцелуй, и отвернулся.
— Господин! Я люблю тебя!
— Заткнись, рабыня, — приказал я.
— Хорошо, господин, — всхлипнула Дженис.
Она стала бесподобной чувственной рабыней. Такая будет переходить из рук в руки бессчетное множество раз, пока однажды не встретит того, кого полюбит беззаветно и самозабвенно, кто, по тайным законам любовной химии, станет для нее идеальным хозяином — властным, суровым и непреклонным, способным жестоко избить за любую провинность и в то же время любящим и нежным. Этот человек больше никогда не продаст ее.
— Город большой, — задумчиво произнес Кису. — Может статься, что мы не отыщем здесь Шабу.
— Нужно искать, — отрезал я. — Я уверен, что он где-то здесь.
Внезапно Дженис отчаянно вскрикнула. Мы вскочили.
В зал ворвалось не меньше двух сотен вооруженных аскари. Я сразу заметил среди них Мсалити. А возглавлял воинов могучий чернокожий человек огромного роста, со щитом и копьем.
— Била Хурума! — воскликнул Кису.
52. ПИСЕЦ
Тенде с плачем бросилась в ноги Биле Хуруме.
— Я пойду с тобой! Только пощади их! Не убивай! Ты нашел меня, и я пойду с тобой по доброй воле! Но не причиняй им зла, великий убар! Отпусти их, умоляю!
— Кто эта женщина? — недоуменно поднял брови Била Хурума.
Кису отшатнулся, потрясенный. Тенде, онемев от изумления, смотрела на убара. Наконец она обрела дар речи.
— Разве не меня ты искал, великий убар? Разве не за мною ты пустился в опасный путь по реке?
— Где Шаба? — спросил Била Хурума.
— Не знаю, — ответил я.
— Великий убар! — вскрикнула Тенде.
— Кто это? — с досадой спросил Била Хурума.
— Не знаю, — пожал плечами Мсалити. — Я вижу ее в первый раз.
Била Хурума взглянул на припавшую к его ногам полунагую рабыню.
— Я видел тебя когда-нибудь?
— Нет, господин.
— Так я и думал. Вряд ли бы я позабыл такое тело.
— Раньше меня называли Тенде из Укунгу.
— Тенде из Укунгу? Кто такая Тенде из Укунгу?
— А-а! — припомнил Мсалити. — Ее послал тебе вождь Аибу для укрепления союза между империей и Укунгу.
— Но Укунгу и так часть империи, — сказал Била Хурума.
— Нет! — взревел Кису, выхватывая копье. Била Хурума даже не покосился в его сторону.
— Хорошенькая рабыня, — пробормотал он, глядя на Тенде. — Такую приятно получить в подарок, но при чем тут укрепление политического союза?
— Она — дочь Аибу, — пояснил Мсалити. — Ее прочили тебе в жены.
— В жены? — недоверчиво переспросил Била Хурума. — Уж не хочешь ли ты сказать, что эта славная зверушка была когда-то свободной женщиной9
— Именно, — подтвердил Мсалити.
— Это верно, милая? — обратился Била Хурума к Тенде.
— Да, господин.
— Ты Тенде из Укунгу?
— Так меня звали раньше. Теперь я рабыня, и меня зовут Тенде. Это имя пришлось по нраву моему господину.
— Ты когда-то носила одеяния свободной женщины? — спросил убар.
— Да, господин.
— Теперь на тебе лохмотья и дешевые бусы.
— Да, господин.
— Они тебе к лицу, — усмехнулся Била Хурума.
— Благодарю тебя, господин.
— Лохмотья и дешевые безделушки больше идут женщине, чем пышные наряды, верно?
— Да, господин.
— Хорошо, что ты стала рабыней, Тенде, — похвалил Била Хурума. — Твое тело вполне достойно этого.
— Спасибо, господин.
— Я только одного не понимаю, — продолжил убар.
— Да, господин? — встрепенулась Тенде.
— Мои писцы, должно быть, допустили ошибку. Я читал в их докладах, что Тенде из Укунгу холодна и надменна.
— Они не ошиблись, господин! — улыбнулась рабыня. — Тенде из Укунгу действительно была холодна и надменна.
— Ты на нее не похожа.
— Да, господин. Я — просто Тенде, рабыня моего господина Кису.
— Теперь ты стала пылкой и податливой? — спросил Била Хурума.
— Да, господин, — потупилась девушка. Била Хурума усмехнулся.
— Мой господин покорил меня, — сказала Тенде, не поднимая головы.
— Отлично, — похвалил убар
Тенде внезапно подняла голову. Большие черные глаза ее блестели от слез.
— Молю тебя, великий убар, не причиняй зла моему господину Кису!
— Замолчи, рабыня! — рявкнул Кису.
— Да, господин. — Она расплакалась.
— Теперь ты всего-навсего презренная рабыня, Тенде, — процедил Мсалити. — Ты не смеешь обращаться с просьбами к убару. Он может взять тебя, если вдруг ему того захочется, вот и все.
— Да, господин.
— У меня сотни рабынь, — сказал Била Хурума, — и многие из них красивее тебя. На живот!
— Да, господин, — пролепетала Тенде.
— Ползи назад к своему хозяину, — приказал убар.
— Да, господин!
Мы с Кису стояли плечом к плечу перед Билой Хурумой. Кису сжимал в руке копье. Чуть поодаль застыл Айари. Рабыни давным-давно проснулись и вскочили — все, кроме брюнетки, у которой были связаны лодыжки. Тургус тоже лежал на земле, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту.
— Давай сразимся! — выкрикнул Кису, обращаясь к Биле Хуруме.
— Мы не ожидали тебя тут увидеть, — сказал я убару.
— Мне нелегко дался этот поход, — ответил он. — Уцелели всего двести десять человек, три галеры и четыре каноэ.
— Я отдаю должное твоему искусству полководца и твоей несгибаемой воле, убар, — сказал я.
— Сразись со мной, убар! — снова крикнул Кису, потрясая копьем.
— Кто этот человек? — спросил Била Хурума.
— Это — Кису, мятежник из Укунгу, — сказал Мсалити. — Ты видел его однажды в зале суда. Он стоял перед тобой на коленях, закованный в цепи, — в тот день, когда ты впервые увидел Мвогу, верховного визиря Аибу, вождя Укунгу. Если припомнишь, мой убар, как раз тогда Мвога сказал, что Аибу посылает тебе в подарок свою дочь Тенде.
— Ах да, припоминаю, — протянул Била Хурума и посмотрел на Кису. — Парень с характером кайлуака?
— Да, — кивнул Мсалити.
— Готов ли ты биться со мной? — грозно вопросил Кису.
— Наша война окончена, — бросил убар. — Ты проиграл.
— Моя война не окончена до тех пор, пока я в силах держать копье!
— Кису! — вмешался я. — Перед тобой две сотни аскари!
— Сразись со мной один на один, если посмеешь! — с — вызовом обратился он к Биле Хуруме, даже не глянув на меня.
Я снова попытался воззвать к его здравому смыслу:
— Убары не воюют один на один с простыми солдатами!
— Но я — мфалме Укунгу!
— Ты низложен, — сказал я. — Я уважаю тебя, Кису, но с политической точки зрения ты недостойный противник для убара.
— Тогда назначь меня снова мфалме Укунгу и сразись со мной! — нашел выход Кису.
— Кису, перестань! — попытался утихомирить его Айари.
— Видел ли ты Шабу? — спросил меня Била Хурума.
— Только его галеру — как и ты. Мы давно ищем его.
— Он не мог уйти далеко, — задумчиво произнес убар.
— Я тоже на это рассчитываю.
— Где золотая цепь, которую я тебе подарил? — спросил Била Хурума.
— В нашем каноэ.
— Уже нет, — хитро прищурился убар. Он подал знак одному аскари, и тот бросил мне золотое ожерелье. — Я сразу узнал его, — сказал Била Хурума, — и понял, что ты где-то здесь.
— Благодарю тебя, убар, — улыбнулся я и надел ожерелье.
— Я вызываю тебя на бой! — не унимался Кису.
— А я ищу Шабу, — сказал Била Хурума, — и не хочу задерживаться из-за всяких мелочей.
— Защищайся! — крикнул Кису, потрясая рейдерским копьем.
— Ну, разве можно сражаться таким неуклюжим оружием? — усмехнулся убар. — Ты видел копья моих воинов?
— У нас есть и такие! — запальчиво возразил Кису. Действительно, у нас были копья аскари — одно у Айари и еще два в каноэ.
— А ты умеешь обращаться с ними? — спросил убар. — Это не так-то просто.
— Не важно! — отрезал Кису. — Я все равно буду драться с тобой!
— Кису! — попытался урезонить его я. — Ты сильный, отважный, благородный человек. Но Била Хурума — опытный воин. Не упорствуй!
— Уничтожив Билу Хуруму, я уничтожу империю!
— Вряд ли. Империя не может пасть от руки одного человека.
— Я не желаю сражаться с тобой, — сказал убар. — А если ты нападешь на меня, я убью тебя или прикажу убить тебя своим людям.
— Била Хурума — искусный воин, Кису, — сказал я. — Не упрямься.
— Что же мне делать? — в отчаянии воскликнул Кису.
— На твоем месте, — шепнул Айари, — я бы набросился на него, когда он спит, или подлил бы яду в его вино.
— Но это подло! Я не могу! Что, что мне делать?
— Брось копье, — посоветовал я.
Все взгляды были устремлены на Кису. Он в ярости ударил древком копья по камню и низко опустил голову. Плечи его задрожали — Кису, бывший мфалме Укунгу, плакал от бессильного гнева. Тенде подползла к нему и, тоже плача, принялась покрывать поцелуями его ноги.
— Зачем ты ищешь Шабу? — спросил меня Била Хурума.
— Думаю, по той же причине, что и ты. Мсалити вздрогнул.
— Великий убар! — горячо зашептал он. — Наше странствие было трудным и опасным. Эта жалкая горстка людишек — последнее препятствие на твоем пути. Убери его! Прикажи аскари уничтожить проходимцев!
Била Хурума задумчиво смерил меня взглядом.
— Била Хурума! — донеслось откуда-то сверху.
Я обернулся. За спиной у меня, на верхней площадке огромной каменной лестницы, стоял человек. Голубые одежды, когда-то бывшие нарядом писца, превратились в лохмотья, но в голосе и осанке ощущалось достоинство.
— Я — Била Хурума, — сказал убар.
— Это мне известно, — сказал писец. — Я хочу знать, есть ли среди вас человек по имени Тэрл Кэбот?
— Это я, — отозвался я.
Мсалити встрепенулся. Мое имя явно было ему знакомо. Рука его скользнула к ножнам, но он не осмелился выхватить кинжал.
— Я отведу тебя к Шабе, — сказал писец.
— Я пойду с тобой! Только пощади их! Не убивай! Ты нашел меня, и я пойду с тобой по доброй воле! Но не причиняй им зла, великий убар! Отпусти их, умоляю!
— Кто эта женщина? — недоуменно поднял брови Била Хурума.
Кису отшатнулся, потрясенный. Тенде, онемев от изумления, смотрела на убара. Наконец она обрела дар речи.
— Разве не меня ты искал, великий убар? Разве не за мною ты пустился в опасный путь по реке?
— Где Шаба? — спросил Била Хурума.
— Не знаю, — ответил я.
— Великий убар! — вскрикнула Тенде.
— Кто это? — с досадой спросил Била Хурума.
— Не знаю, — пожал плечами Мсалити. — Я вижу ее в первый раз.
Била Хурума взглянул на припавшую к его ногам полунагую рабыню.
— Я видел тебя когда-нибудь?
— Нет, господин.
— Так я и думал. Вряд ли бы я позабыл такое тело.
— Раньше меня называли Тенде из Укунгу.
— Тенде из Укунгу? Кто такая Тенде из Укунгу?
— А-а! — припомнил Мсалити. — Ее послал тебе вождь Аибу для укрепления союза между империей и Укунгу.
— Но Укунгу и так часть империи, — сказал Била Хурума.
— Нет! — взревел Кису, выхватывая копье. Била Хурума даже не покосился в его сторону.
— Хорошенькая рабыня, — пробормотал он, глядя на Тенде. — Такую приятно получить в подарок, но при чем тут укрепление политического союза?
— Она — дочь Аибу, — пояснил Мсалити. — Ее прочили тебе в жены.
— В жены? — недоверчиво переспросил Била Хурума. — Уж не хочешь ли ты сказать, что эта славная зверушка была когда-то свободной женщиной9
— Именно, — подтвердил Мсалити.
— Это верно, милая? — обратился Била Хурума к Тенде.
— Да, господин.
— Ты Тенде из Укунгу?
— Так меня звали раньше. Теперь я рабыня, и меня зовут Тенде. Это имя пришлось по нраву моему господину.
— Ты когда-то носила одеяния свободной женщины? — спросил убар.
— Да, господин.
— Теперь на тебе лохмотья и дешевые бусы.
— Да, господин.
— Они тебе к лицу, — усмехнулся Била Хурума.
— Благодарю тебя, господин.
— Лохмотья и дешевые безделушки больше идут женщине, чем пышные наряды, верно?
— Да, господин.
— Хорошо, что ты стала рабыней, Тенде, — похвалил Била Хурума. — Твое тело вполне достойно этого.
— Спасибо, господин.
— Я только одного не понимаю, — продолжил убар.
— Да, господин? — встрепенулась Тенде.
— Мои писцы, должно быть, допустили ошибку. Я читал в их докладах, что Тенде из Укунгу холодна и надменна.
— Они не ошиблись, господин! — улыбнулась рабыня. — Тенде из Укунгу действительно была холодна и надменна.
— Ты на нее не похожа.
— Да, господин. Я — просто Тенде, рабыня моего господина Кису.
— Теперь ты стала пылкой и податливой? — спросил Била Хурума.
— Да, господин, — потупилась девушка. Била Хурума усмехнулся.
— Мой господин покорил меня, — сказала Тенде, не поднимая головы.
— Отлично, — похвалил убар
Тенде внезапно подняла голову. Большие черные глаза ее блестели от слез.
— Молю тебя, великий убар, не причиняй зла моему господину Кису!
— Замолчи, рабыня! — рявкнул Кису.
— Да, господин. — Она расплакалась.
— Теперь ты всего-навсего презренная рабыня, Тенде, — процедил Мсалити. — Ты не смеешь обращаться с просьбами к убару. Он может взять тебя, если вдруг ему того захочется, вот и все.
— Да, господин.
— У меня сотни рабынь, — сказал Била Хурума, — и многие из них красивее тебя. На живот!
— Да, господин, — пролепетала Тенде.
— Ползи назад к своему хозяину, — приказал убар.
— Да, господин!
Мы с Кису стояли плечом к плечу перед Билой Хурумой. Кису сжимал в руке копье. Чуть поодаль застыл Айари. Рабыни давным-давно проснулись и вскочили — все, кроме брюнетки, у которой были связаны лодыжки. Тургус тоже лежал на земле, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту.
— Давай сразимся! — выкрикнул Кису, обращаясь к Биле Хуруме.
— Мы не ожидали тебя тут увидеть, — сказал я убару.
— Мне нелегко дался этот поход, — ответил он. — Уцелели всего двести десять человек, три галеры и четыре каноэ.
— Я отдаю должное твоему искусству полководца и твоей несгибаемой воле, убар, — сказал я.
— Сразись со мной, убар! — снова крикнул Кису, потрясая копьем.
— Кто этот человек? — спросил Била Хурума.
— Это — Кису, мятежник из Укунгу, — сказал Мсалити. — Ты видел его однажды в зале суда. Он стоял перед тобой на коленях, закованный в цепи, — в тот день, когда ты впервые увидел Мвогу, верховного визиря Аибу, вождя Укунгу. Если припомнишь, мой убар, как раз тогда Мвога сказал, что Аибу посылает тебе в подарок свою дочь Тенде.
— Ах да, припоминаю, — протянул Била Хурума и посмотрел на Кису. — Парень с характером кайлуака?
— Да, — кивнул Мсалити.
— Готов ли ты биться со мной? — грозно вопросил Кису.
— Наша война окончена, — бросил убар. — Ты проиграл.
— Моя война не окончена до тех пор, пока я в силах держать копье!
— Кису! — вмешался я. — Перед тобой две сотни аскари!
— Сразись со мной один на один, если посмеешь! — с — вызовом обратился он к Биле Хуруме, даже не глянув на меня.
Я снова попытался воззвать к его здравому смыслу:
— Убары не воюют один на один с простыми солдатами!
— Но я — мфалме Укунгу!
— Ты низложен, — сказал я. — Я уважаю тебя, Кису, но с политической точки зрения ты недостойный противник для убара.
— Тогда назначь меня снова мфалме Укунгу и сразись со мной! — нашел выход Кису.
— Кису, перестань! — попытался утихомирить его Айари.
— Видел ли ты Шабу? — спросил меня Била Хурума.
— Только его галеру — как и ты. Мы давно ищем его.
— Он не мог уйти далеко, — задумчиво произнес убар.
— Я тоже на это рассчитываю.
— Где золотая цепь, которую я тебе подарил? — спросил Била Хурума.
— В нашем каноэ.
— Уже нет, — хитро прищурился убар. Он подал знак одному аскари, и тот бросил мне золотое ожерелье. — Я сразу узнал его, — сказал Била Хурума, — и понял, что ты где-то здесь.
— Благодарю тебя, убар, — улыбнулся я и надел ожерелье.
— Я вызываю тебя на бой! — не унимался Кису.
— А я ищу Шабу, — сказал Била Хурума, — и не хочу задерживаться из-за всяких мелочей.
— Защищайся! — крикнул Кису, потрясая рейдерским копьем.
— Ну, разве можно сражаться таким неуклюжим оружием? — усмехнулся убар. — Ты видел копья моих воинов?
— У нас есть и такие! — запальчиво возразил Кису. Действительно, у нас были копья аскари — одно у Айари и еще два в каноэ.
— А ты умеешь обращаться с ними? — спросил убар. — Это не так-то просто.
— Не важно! — отрезал Кису. — Я все равно буду драться с тобой!
— Кису! — попытался урезонить его я. — Ты сильный, отважный, благородный человек. Но Била Хурума — опытный воин. Не упорствуй!
— Уничтожив Билу Хуруму, я уничтожу империю!
— Вряд ли. Империя не может пасть от руки одного человека.
— Я не желаю сражаться с тобой, — сказал убар. — А если ты нападешь на меня, я убью тебя или прикажу убить тебя своим людям.
— Била Хурума — искусный воин, Кису, — сказал я. — Не упрямься.
— Что же мне делать? — в отчаянии воскликнул Кису.
— На твоем месте, — шепнул Айари, — я бы набросился на него, когда он спит, или подлил бы яду в его вино.
— Но это подло! Я не могу! Что, что мне делать?
— Брось копье, — посоветовал я.
Все взгляды были устремлены на Кису. Он в ярости ударил древком копья по камню и низко опустил голову. Плечи его задрожали — Кису, бывший мфалме Укунгу, плакал от бессильного гнева. Тенде подползла к нему и, тоже плача, принялась покрывать поцелуями его ноги.
— Зачем ты ищешь Шабу? — спросил меня Била Хурума.
— Думаю, по той же причине, что и ты. Мсалити вздрогнул.
— Великий убар! — горячо зашептал он. — Наше странствие было трудным и опасным. Эта жалкая горстка людишек — последнее препятствие на твоем пути. Убери его! Прикажи аскари уничтожить проходимцев!
Била Хурума задумчиво смерил меня взглядом.
— Била Хурума! — донеслось откуда-то сверху.
Я обернулся. За спиной у меня, на верхней площадке огромной каменной лестницы, стоял человек. Голубые одежды, когда-то бывшие нарядом писца, превратились в лохмотья, но в голосе и осанке ощущалось достоинство.
— Я — Била Хурума, — сказал убар.
— Это мне известно, — сказал писец. — Я хочу знать, есть ли среди вас человек по имени Тэрл Кэбот?
— Это я, — отозвался я.
Мсалити встрепенулся. Мое имя явно было ему знакомо. Рука его скользнула к ножнам, но он не осмелился выхватить кинжал.
— Я отведу тебя к Шабе, — сказал писец.
53. БИТВА. КРОВЬ И СТАЛЬ. МЫ ОСТАЕМСЯ В ЖИВЫХ
— Я надеялся, что ты придешь, — сказал Шаба. — Когда тебя отправили на канал, я испугался, что это конец. Не могу передать, как я рад, что ты здесь.
Шаба, изможденный и высохший, лежал на кушетке и с трудом шевелил губами. Левая рука его была неподвижна. Болезнь совсем лишила его сил.
— Тогда сними с меня наручники, — усмехнулся я.
Писец провел нас через весь город. Мы пробирались сквозь руины огромных зданий, потом долго шли по узким крутым улочкам. Мы с Билой Хурумой шли по пятам за писцом; за нами следовали остальные. Кису вел рабынь, связанных караваном, Тенде шла сама, Айари тащил на веревке Тургуса. Следом шагали аскари.
Дорога вела нас вверх, становясь все круче. Мы приблизились к развалинам древней крепости. У входа, где когда-то были ворота, всех, кроме меня, попросили подождать. Оказалось, что люди Шабы — их оставалось еще с полсотни — завалили вход камнями так, что сквозь них мог протиснуться только один человек, а сверху соорудили частокол. Меня провели внутрь. Люди с копьями окружили меня, скрутили руки за спиной, защелкнули наручники и лишь тогда подвели к древнему каменному ложу, на котором лежал Шаба — географ Ананго.
— Шаба умирает, — сказал мне по пути писец. — Не говори с ним долго.
— Прости, друг мой, — с усилием прохрипел Шаба. — Надеюсь, ты понимаешь, что наручники — необходимая мера предосторожности.
На шее Шабы на тонкой цепочке висело кольцо — золотое, тяжелое, слишком большое для человеческого пальца. Кольцо с серебряной пластинкой.
— Не боишься открыто носить кольцо? — усмехнулся я.
Шаба поднял правую руку. На ней красовалось другое кольцо — выполненное в форме клыка. Я уже видел его в Шенди и знал, что оно наполнено кандой. Крохотная царапина, нанесенная его острием, могла бы мгновенно лишить жизни кайлуака.
— Ты плохо обо мне думаешь, Тэрл Кэбот? — спросил Шаба.
— Ты предал Царствующих Жрецов. Ты похитил кольцо из Тахари.
— Я — писец, ученый. Ты должен понимать, как важно для меня это кольцо.
— Еще бы, — ухмыльнулся я. — Оно приносит богатство и власть.
— Ни богатство, ни власть меня не интересуют, — сказал Шаба. Тонкие линии татуировки на смуглом лице изогнулись в улыбке. — Только ты вряд ли в это поверишь.
— Конечно не поверю!
— До чего же трудно представителям разных каст понимать друг друга, — вздохнул Шаба.
— Может быть.
— Я взял это кольцо по двум причинам. Во-первых, без него я не смог бы пройти по Уа. Я рассчитывал, что кольцо выручит нас при встречах с враждебно настроенными туземцами. Так и вышло. Теперь на реке меня считают чуть ли не волшебником. Если бы не кольцо, ни меня, ни моих людей давным-давно не было бы в живых.
— Ты должен понимать, что хранить кольцо опасно.
— Я прекрасно знаю об этом. — Правой рукой он указал на стены древней крепости.
Я проследил за его жестом и у подножия лестницы увидел неглубокий ров, наполненный озерной водой, где кишмя кишели голубые свиньи. Эта рыба не слишком опасна, когда в одиночку плещется в реке или озере. Но накануне полнолуния большой луны Гора голубые свиньи сбиваются в косяк и становятся чрезвычайно агрессивны и свирепы. Они готовы разорвать на мельчайшие кусочки любое существо, которое окажется рядом. Люди Шабы на веревке спустили в ров ногу тарска. Вода вспенилась, забурлила, и в мгновение ока от тарска не осталось даже костей. Веревку и ту еле успели выдернуть. Через ров был переброшен деревянный наплавной мостик. Ров сам по себе являлся препятствием, но настоящей защитой он мог служить только во время полнолуния, ведь после нереста голубые свиньи успокаиваются и возвращаются в озеро. Я не сомневался, что этот ров издревле служил им местом нереста — они всегда мечут икру в неглубоких водоемах, в лагунах или на речном мелководье.
Волосы у меня на затылке встали дыбом. Я вдруг понял, почему Шаба и его люди обосновались именно здесь.
— Вы ждали нас?
— Разумеется, — сказал Шаба. — Не знаю, что бы мы делали, не появись вы сегодня.
— Голубые свиньи… Но это могло защитить вас на четыре-пять дней, не больше!
— Этого оказалось достаточно, — ответил Шаба. — Вы же пришли!
— Значит, — сказал я, — за вами гнались кюры.
— Да, — подтвердил Шаба. — Я так думаю. Конечно, мы не видели их — только следы. Но я боюсь, что они уже здесь, в городе.
— Твой человек проявил недюжинную храбрость, придя за нами.
— Это Нгуми, — сказал Шаба. — Он действительно храбрец. Он ведь мог и не вернуться.
— Не знал, что среди писцов встречаются такие смельчаки.
— Отважные люди есть во всех кастах, — ответил Шаба.
— Ты сказал, что похитил кольцо по двум причинам, — напомнил я, — но назвал только одну.
— Взгляни-ка. — Шаба указал на стол в изголовье ложа. Там оказался кожаный футляр цилиндрической формы и четыре пухлые, потрепанные записные книжки в кожаных переплетах.
— Вижу.
— За время путешествия я составил карты Уа и записал все мои наблюдения. Эти карты и записи бесценны, хотя вы, воины, можете этого и не понять.
— Для географов они действительно представляют ценность, — согласился я.
— Огромную ценность! И не только для географов, но и для всех цивилизованных людей.
— Возможно.
— Эти карты, эти записи, — взволнованно произнес Шаба, — открывают совершенно новый мир. И дело тут, друг мой, не только в примитивной выгоде торговцев, охотников, земледельцев и лекарей! Мои открытия нужны людям, которые жаждут знаний и стремятся разгадать тайны природы. При первом взгляде на эти карты любой, кто что-то смыслит в географии, поймет, что он стоит перед дверью в мир несметных богатств. Это не просто карты и записи — это чудеса и сокровища! И это, — Шаба пристально посмотрел мне в глаза, — вторая причина, по которой я взял кольцо.
— Не понимаю, — признался я.
— Я не надеялся уцелеть в этом походе, — сказал Шаба, — не рассчитывал вернуться домой. Но я рад, что добрался сюда и нашел исток Уа.
— И что же?
— Я взял кольцо не только затем, чтобы облегчить себе путь, но и для того, чтобы ты — или кто бы то ни было — пустился за мной в погоню. Мне был нужен человек, который донесет мои бумаги до цивилизации.
— Да ты просто сбежал! — сказал я. — Ты меня испугался. Шаба улыбнулся:
— Не странный ли маршрут я выбрал для побега? Нет, друг мой, это было не бегство. Это была исследовательская экспедиция.
— На деньги кюров?
— На эти деньги я закупил снаряжение и нанял людей. Неужели ты возражаешь против того, чтобы деньги кюров послужили благородному делу?
— Твоя беспристрастность делает тебе честь, — усмехнулся я.
— Не думай обо мне слишком плохо, Тэрл, — сказал Шаба. — Такой шанс выпадает раз в жизни. Если бы я сбился с пути, то тем самым сбил бы с пути всю мою касту, а может быть, и все человечество. — Он с грустью посмотрел на меня. — Как, по-твоему, поступили бы с кольцом Царствующие Жрецы? Вдруг оно не имеет для них никакого значения? Но для меня оно бесценно! Подозреваю, что Царствующие Жрецы вообще не позволили бы людям воспользоваться кольцом.
— Может быть. Их логика остается для меня загадкой.
— Так или иначе, — продолжил Шаба, — я выкрал кольцо. С его помощью я прошел вверх по Уа до самого ее истока. С его помощью я заставил тебя пуститься за мной в погоню. Ты — тот самый человек, который донесет мои труды до цивилизованного мира.
Я взглянул на карты и записные книжки.
— Да, — сказал Шаба, — этим я расплачиваюсь за кражу. Этим — и еще жизнью. — Он помрачнел; лицо его исказилось от боли. — Храни их пуще ока, мой друг.
— Почему ты сбежал из дворца Билы Хурумы? — спросил я. Шаба и его люди пустились в путь на трех галерах, а Била Хурума снарядил в погоню огромную флотилию.
— Ему я причинил особенно много зла, — с грустью произнес Шаба. — И все же я думаю, что мой побег спас ему жизнь.
— Не понимаю, — удивился я. — Каким образом?
— Била Хурума, мой покровитель и защитник, стоял между мною и Мсалити. Мсалити уже однажды покушался на его жизнь, подкупив Джамбию, охранника. Джамбия погиб от укусов остов, а ты отправился на канал.
— Да.
— До тех пор пока я оставался во дворце, жизнь Билы Хурумы была в опасности. Как только я бежал, Мсалити стало незачем убивать его. Но при этом я знал, что Била Хурума последует за мной.
— Разумеется. Мсалити пришлось рассказать о кольце убару и вместе с ним отправиться на поиски, в надежде потом самому завладеть кольцом.
— Не думаю, что Била Хурума преследует меня из-за кольца, — улыбнулся Шаба.
— А из-за чего еще? Шаба промолчал.
— Никакая другая причина не заставила бы его прийти сюда, — уверенно продолжил я. — Он же понимает, что могущество кольца сделает его абсолютно непобедимым.
— Возможно, — усмехнулся Шаба.
— Скажи, — попросил я, — почему ты считаешь, что причинил зло Биле Хуруме? — Мне это казалось совершенно нереальным. Все равно что сокрушаться о том, что обидел ларла, который идет по твоему следу.
Шаба, изможденный и высохший, лежал на кушетке и с трудом шевелил губами. Левая рука его была неподвижна. Болезнь совсем лишила его сил.
— Тогда сними с меня наручники, — усмехнулся я.
Писец провел нас через весь город. Мы пробирались сквозь руины огромных зданий, потом долго шли по узким крутым улочкам. Мы с Билой Хурумой шли по пятам за писцом; за нами следовали остальные. Кису вел рабынь, связанных караваном, Тенде шла сама, Айари тащил на веревке Тургуса. Следом шагали аскари.
Дорога вела нас вверх, становясь все круче. Мы приблизились к развалинам древней крепости. У входа, где когда-то были ворота, всех, кроме меня, попросили подождать. Оказалось, что люди Шабы — их оставалось еще с полсотни — завалили вход камнями так, что сквозь них мог протиснуться только один человек, а сверху соорудили частокол. Меня провели внутрь. Люди с копьями окружили меня, скрутили руки за спиной, защелкнули наручники и лишь тогда подвели к древнему каменному ложу, на котором лежал Шаба — географ Ананго.
— Шаба умирает, — сказал мне по пути писец. — Не говори с ним долго.
— Прости, друг мой, — с усилием прохрипел Шаба. — Надеюсь, ты понимаешь, что наручники — необходимая мера предосторожности.
На шее Шабы на тонкой цепочке висело кольцо — золотое, тяжелое, слишком большое для человеческого пальца. Кольцо с серебряной пластинкой.
— Не боишься открыто носить кольцо? — усмехнулся я.
Шаба поднял правую руку. На ней красовалось другое кольцо — выполненное в форме клыка. Я уже видел его в Шенди и знал, что оно наполнено кандой. Крохотная царапина, нанесенная его острием, могла бы мгновенно лишить жизни кайлуака.
— Ты плохо обо мне думаешь, Тэрл Кэбот? — спросил Шаба.
— Ты предал Царствующих Жрецов. Ты похитил кольцо из Тахари.
— Я — писец, ученый. Ты должен понимать, как важно для меня это кольцо.
— Еще бы, — ухмыльнулся я. — Оно приносит богатство и власть.
— Ни богатство, ни власть меня не интересуют, — сказал Шаба. Тонкие линии татуировки на смуглом лице изогнулись в улыбке. — Только ты вряд ли в это поверишь.
— Конечно не поверю!
— До чего же трудно представителям разных каст понимать друг друга, — вздохнул Шаба.
— Может быть.
— Я взял это кольцо по двум причинам. Во-первых, без него я не смог бы пройти по Уа. Я рассчитывал, что кольцо выручит нас при встречах с враждебно настроенными туземцами. Так и вышло. Теперь на реке меня считают чуть ли не волшебником. Если бы не кольцо, ни меня, ни моих людей давным-давно не было бы в живых.
— Ты должен понимать, что хранить кольцо опасно.
— Я прекрасно знаю об этом. — Правой рукой он указал на стены древней крепости.
Я проследил за его жестом и у подножия лестницы увидел неглубокий ров, наполненный озерной водой, где кишмя кишели голубые свиньи. Эта рыба не слишком опасна, когда в одиночку плещется в реке или озере. Но накануне полнолуния большой луны Гора голубые свиньи сбиваются в косяк и становятся чрезвычайно агрессивны и свирепы. Они готовы разорвать на мельчайшие кусочки любое существо, которое окажется рядом. Люди Шабы на веревке спустили в ров ногу тарска. Вода вспенилась, забурлила, и в мгновение ока от тарска не осталось даже костей. Веревку и ту еле успели выдернуть. Через ров был переброшен деревянный наплавной мостик. Ров сам по себе являлся препятствием, но настоящей защитой он мог служить только во время полнолуния, ведь после нереста голубые свиньи успокаиваются и возвращаются в озеро. Я не сомневался, что этот ров издревле служил им местом нереста — они всегда мечут икру в неглубоких водоемах, в лагунах или на речном мелководье.
Волосы у меня на затылке встали дыбом. Я вдруг понял, почему Шаба и его люди обосновались именно здесь.
— Вы ждали нас?
— Разумеется, — сказал Шаба. — Не знаю, что бы мы делали, не появись вы сегодня.
— Голубые свиньи… Но это могло защитить вас на четыре-пять дней, не больше!
— Этого оказалось достаточно, — ответил Шаба. — Вы же пришли!
— Значит, — сказал я, — за вами гнались кюры.
— Да, — подтвердил Шаба. — Я так думаю. Конечно, мы не видели их — только следы. Но я боюсь, что они уже здесь, в городе.
— Твой человек проявил недюжинную храбрость, придя за нами.
— Это Нгуми, — сказал Шаба. — Он действительно храбрец. Он ведь мог и не вернуться.
— Не знал, что среди писцов встречаются такие смельчаки.
— Отважные люди есть во всех кастах, — ответил Шаба.
— Ты сказал, что похитил кольцо по двум причинам, — напомнил я, — но назвал только одну.
— Взгляни-ка. — Шаба указал на стол в изголовье ложа. Там оказался кожаный футляр цилиндрической формы и четыре пухлые, потрепанные записные книжки в кожаных переплетах.
— Вижу.
— За время путешествия я составил карты Уа и записал все мои наблюдения. Эти карты и записи бесценны, хотя вы, воины, можете этого и не понять.
— Для географов они действительно представляют ценность, — согласился я.
— Огромную ценность! И не только для географов, но и для всех цивилизованных людей.
— Возможно.
— Эти карты, эти записи, — взволнованно произнес Шаба, — открывают совершенно новый мир. И дело тут, друг мой, не только в примитивной выгоде торговцев, охотников, земледельцев и лекарей! Мои открытия нужны людям, которые жаждут знаний и стремятся разгадать тайны природы. При первом взгляде на эти карты любой, кто что-то смыслит в географии, поймет, что он стоит перед дверью в мир несметных богатств. Это не просто карты и записи — это чудеса и сокровища! И это, — Шаба пристально посмотрел мне в глаза, — вторая причина, по которой я взял кольцо.
— Не понимаю, — признался я.
— Я не надеялся уцелеть в этом походе, — сказал Шаба, — не рассчитывал вернуться домой. Но я рад, что добрался сюда и нашел исток Уа.
— И что же?
— Я взял кольцо не только затем, чтобы облегчить себе путь, но и для того, чтобы ты — или кто бы то ни было — пустился за мной в погоню. Мне был нужен человек, который донесет мои бумаги до цивилизации.
— Да ты просто сбежал! — сказал я. — Ты меня испугался. Шаба улыбнулся:
— Не странный ли маршрут я выбрал для побега? Нет, друг мой, это было не бегство. Это была исследовательская экспедиция.
— На деньги кюров?
— На эти деньги я закупил снаряжение и нанял людей. Неужели ты возражаешь против того, чтобы деньги кюров послужили благородному делу?
— Твоя беспристрастность делает тебе честь, — усмехнулся я.
— Не думай обо мне слишком плохо, Тэрл, — сказал Шаба. — Такой шанс выпадает раз в жизни. Если бы я сбился с пути, то тем самым сбил бы с пути всю мою касту, а может быть, и все человечество. — Он с грустью посмотрел на меня. — Как, по-твоему, поступили бы с кольцом Царствующие Жрецы? Вдруг оно не имеет для них никакого значения? Но для меня оно бесценно! Подозреваю, что Царствующие Жрецы вообще не позволили бы людям воспользоваться кольцом.
— Может быть. Их логика остается для меня загадкой.
— Так или иначе, — продолжил Шаба, — я выкрал кольцо. С его помощью я прошел вверх по Уа до самого ее истока. С его помощью я заставил тебя пуститься за мной в погоню. Ты — тот самый человек, который донесет мои труды до цивилизованного мира.
Я взглянул на карты и записные книжки.
— Да, — сказал Шаба, — этим я расплачиваюсь за кражу. Этим — и еще жизнью. — Он помрачнел; лицо его исказилось от боли. — Храни их пуще ока, мой друг.
— Почему ты сбежал из дворца Билы Хурумы? — спросил я. Шаба и его люди пустились в путь на трех галерах, а Била Хурума снарядил в погоню огромную флотилию.
— Ему я причинил особенно много зла, — с грустью произнес Шаба. — И все же я думаю, что мой побег спас ему жизнь.
— Не понимаю, — удивился я. — Каким образом?
— Била Хурума, мой покровитель и защитник, стоял между мною и Мсалити. Мсалити уже однажды покушался на его жизнь, подкупив Джамбию, охранника. Джамбия погиб от укусов остов, а ты отправился на канал.
— Да.
— До тех пор пока я оставался во дворце, жизнь Билы Хурумы была в опасности. Как только я бежал, Мсалити стало незачем убивать его. Но при этом я знал, что Била Хурума последует за мной.
— Разумеется. Мсалити пришлось рассказать о кольце убару и вместе с ним отправиться на поиски, в надежде потом самому завладеть кольцом.
— Не думаю, что Била Хурума преследует меня из-за кольца, — улыбнулся Шаба.
— А из-за чего еще? Шаба промолчал.
— Никакая другая причина не заставила бы его прийти сюда, — уверенно продолжил я. — Он же понимает, что могущество кольца сделает его абсолютно непобедимым.
— Возможно, — усмехнулся Шаба.
— Скажи, — попросил я, — почему ты считаешь, что причинил зло Биле Хуруме? — Мне это казалось совершенно нереальным. Все равно что сокрушаться о том, что обидел ларла, который идет по твоему следу.