— Да, наверное. Просто мужчине никогда не понять, как дорог женщине ее ошейник. Ему никогда не понять всей глубины чувств и эмоций, которые испытывает стоящая перед ним на коленях женщина.
   — Не сомневаюсь, что и свободные женщины способны испытывать эмоции, — сказал я.
   — Я была свободной, — ответила Саси. — Но я даже понятия не имела, что значит это чувство. В этом просто не было необходимости. Все изменилось в тот момент, когда я стала рабыней. Теперь мне приходится прислушиваться к состоянию других людей. Никогда раньше я не была такой восприимчивой. Кроме того, теперь я не могу поступать по-своему. Мне приходится следовать воле мужчины. Мне отдают приказы, которые я обязана беспрекословно исполнять. Это затрагивает самую мою суть, господин.
   — Естественно. Ты же рабыня.
   — Да, — сказала она. — Рабыня и женщина.
   — Это одно и то же.
   — Мужчина, который первым разобрался в женской сути, подошел к ней с кнутом, — со счастливой улыбкой произнесла Саси.
   — Сними-ка с меня сандалии, — велел я.
   — Никогда раньше я не чувствовала себя такой зависимой, беспомощной и такой полной жизни, — проговорила она, опускаясь возле моих ног. — Теперь я должна ползти к тебе по первому твоему требованию, развязывать тебе шнурки, делать все, что ты захочешь. Я такая счастливая!
   — Не отвлекайся, — строго сказал я.
   — Да, господин. — Саси сняла сандалии, поцеловала их и преданно посмотрела мне в глаза.
   — Сегодня, прежде чем мы выйдем из этой комнаты, я проколю тебе уши.
   — Спасибо, господин! — воскликнула девушка.
   — Значит, ты навсегда останешься рабыней.
   — Да, господин.
   — Это повысит твою цену.
   — Да, господин, — улыбнулась девушка.
   — И еще, — добавил я, глядя на спящую блондинку. — Ее уши я тоже проколю.
   Она была агентом кюров. Из практических соображений надо было сделать так, чтобы она всегда оставалась рабыней.
   Я подошел к спящей девушке и сдернул с нее одеяло. Дикарка заворочалась, почувствовав утреннюю прохладу.
   — Нет, — пробормотала она по-английски, — еще рано. Я еще не хочу вставать.
   Она вытянула руку, пытаясь найти одеяло Я взял ее за руку и рывком посадил на солому.
   — О! — воскликнула девушка, возвращаясь к реальности. Испуганно пошарив вокруг себя, она поняла, что сидит на куче соломы, брошенной на деревянный пол.
   — Кто здесь?
   Я молчал.
   — Это мой господин?
   — Да.
   — Кто мой господин?
   — Твой господин — это я.
   — Но кто ты? — отчаянно выкрикнула она.
   — Я — твой господин.
   Она застонала и покачала головой. Верхнюю часть ее лица по-прежнему закрывала плотная повязка.
   — Почему ты не даешь мне себя увидеть? Я молчал.
   — Что ты собираешься со мной сделать? На этот вопрос я тоже не ответил.
   — Чего ты от меня хочешь? — расплакалась она. — Пожалуйста, не надо! Я еще девушка! — Губы ее дрожали. — Не надо! Нет! Пожалуйста! Не отнимай мою девственность так! Я же ничего не вижу! Я даже тебя не вижу! Слышишь? Я не вижу тебя! — Потом она беспомощно зарыдала.
   — Я твой господин, рабыня, — сказал я.
   — Да, господин.
   Я не давал ей пошевелиться.
   — Как это сладостно и неповторимо, — пробормотала она. — Я чувствую себя такой беспомощной. Без твоего разрешения я не могу даже пошевелиться.
   Я молчал.
   — Господин подарит своей рабыне поцелуй? — спросила она.
   Я прикоснулся губами к ее губам, и она выгнулась мне навстречу. Потом бессильно уронила голову на солому.
   — Спасибо тебе, господин!
   — Первый раз тебе, наверное, было больно? — спросил я
   — Нет. Совсем нет.
   — Тебе понравилось? — спросил я.
   — Да. Только…
   — Что?
   — Теперь мне хочется тебе отвечать. Можно я буду двигаться, господин?
   — Можно, — улыбнулся я.
   — О! — нежно простонала она. — Никогда раньше мужчина не стискивал меня в объятиях. Я даже не подозревала, как это сладостно. Я чувствую себя такой беззащитной! Это очень меня возбуждает. О, как это меня возбуждает!
   Она задрожала и прижалась ко мне, осыпая мое лицо поцелуями. Потом, задыхаясь от наслаждения, замотала головой из стороны в сторону.
   Неожиданно девушка стиснула мои руки.
   — Господин?
   — Да?
   — Мы здесь одни?
   — Нет.
   — О! — в ужасе воскликнула она. — Не может быть! Кто здесь еще?
   — Еще одна женщина.
   — Нет! Нет! — заплакала она.
   — Не бойся, — успокоил ее я. — Это всего лишь рабыня.
   — Скотина! — крикнула вдруг она. — Каким унижениям ты меня подвергаешь! Ты можешь изнасиловать меня, как рабыню, но ты больше не увидишь моих ласк!
   Я потрясеннo посмотрел на Саси. Она растерянно пожала плечами.
   Лежащая подо мной девушка уперлась руками в мою грудь, отвернула голову в сторону и произнесла:
   — Можешь делать со мной что хочешь. Я даже не пошевелюсь.
   — Ты что, ищешь неприятностей? — строго спросил я.
   — Нет.
   — Ты уже отведала кнута?
   — Да, господин.
   — Хочешь еще?
   — Нет, господин.
   — Тогда я разрешаю тебе отвечать на мои ласки, — сказал я.
   — Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу этого делать в присутствии другой женщины? — прошептала она мне в ухо.
   — Двигайся! — приказал я.
   — Это приказ? — уточнила девушка.
   — Да.
   — Как ты можешь отдавать такие приказания?
   — Да вот так. Как отдал. И впредь ты всегда будешь отвечать на мои ласки и двигаться, как положено рабыне.
   — Хорошо, господин, — прошептала девушка и принялась робко отвечать на мои движения. — Я постараюсь забыть, что в комнате присутствует другая женщина, — прошептала она.
   — Почему это? — спросил я. — Наоборот, постоянно думай о том, что она здесь. Сосредоточься на этой мысли. Покажи ей, на что ты способна.
   — Господин, разве не постыдно демонстрировать свою страсть?
   — Почему?
   — Не знаю.
   — Назови хотя бы одну причину.
   — В руках мужчины женщина становится рабыней, — произнесла она.
   — Это бесспорная истина, — согласился я. — Но воспринимать ее как минус могут только свободные женщины.
   — Ну да, — неуверенно проговорила она.
   — А ты — уже рабыня.
   — Да.
   — Для рабыни нет ничего зазорного в том, чтобы продемонстрировать свою страсть.
   — Полагаю, — произнесла она, — рабыне позволяется быть страстной?
   — Не только позволяется, — усмехнулся я. — Рабыня просто обязана быть страстной. Более того, настоящая невольница всегда гордится своей страстностью, считая ее величайшим достижением и радостью жизни.
   — Да, господин, — прошептала она.
   — Начинай, — приказал я.
   — Хорошо, господин.
   Рабыня задвигалась, целуя мое лицо и губы.
   — О! — застонала она. — Мне так неловко…
   — Продолжай, — перебил ее я.
   — Я боюсь, что если я буду продолжать, то испытаю возбуждение.
   — Естественно.
   — Но здесь присутствует другая женщина.
   — Двигайся! — потребовал я.
   — Хорошо, господин.
   — Гордись своей похотливостью, рабыня.
   — Да, господин, — произнесла она сквозь слезы. Вскоре, несмотря на все ее попытки сдержаться, я услышал сладостный стон.
   — Нет ничего плохого в том, что женщина испытывает сексуальное наслаждение, — сказал я.
   — Я понимаю, — прошептала она, — но мы же здесь не одни.
   — Вот и покажи, на что ты способна!
   — Прости меня, — обратилась рабыня к невидимой ей женщине. — Я ничего не могу с собой поделать. Господин так возбуждает меня.
   — Господин! — не выдержала Саси. — Позволь, я доставлю тебе удовольствие!
   — Нет! Нет! — воскликнула вдруг белокурая дикарка, стискивая меня в объятиях. — Он со мной! — Губы ее дрожали. — Пожалуйста, не оставляй меня.
   — Почему? — спросил я.
   — Я хочу доставить тебе наслаждение.
   — Что ты понимаешь в таких вещах? — презрительно сплюнула Саси. — Проси у господина прощения за то, что ты его разочаровала, и не мешай мне доставить ему радость!
   — Нет! — выкрикнула блондинка и страстно зашептала мне в ухо: — Прости меня, господин! Неужели я правда разочаровала?
   — Пока нет, — усмехнулся я.
   — Обещаю тебе, что этого никогда не произойдет!
   — Позволь, я сделаю все, как надо! — не унималась Саси.
   — Ты разве не видишь, что господин со мной! — взорвалась блондинка. — И я доставляю ему удовольствие!
   — По-твоему, это удовольствие? — презрительно усмехнулась Саси.
   — Помоги мне, — смущенно попросила блондинка.
   — Прижмись к нему всем телом, подвигайся, не лежи как бревно!
   — Я чувствую себя рабыней, — жалобно простонала она.
   — Делай, что тебе говорят! — прикрикнула на нее Саси.
   — Это главная девушка? — спросила блондинка.
   — Да, — сказал я.
   — Хорошо, госпожа, — покорно прошептала она и попыталась следовать ее советам. Время от времени то я, то Саси давали ей дополнительные указания.
   — Замри, — наконец сказал я.
   Она перестала двигаться, но я видел, что это далось ей с трудом.
   — Страсть делает меня рабыней, — прошептала она.
   — Ты и есть рабыня, — заметил я.
   — Да, господин.
   — Собственно говоря, страсть как таковая не имеет ничего общего со статусом рабыни, — заметил я. — Хотя, конечно, от рабыни требуется страстность.
   — Да, господин.
   — Но тебе не понять, что такое настоящая страсть, пока ты не прочувствуешь свой ошейник.
   — Да, господин.
   — Теперь можешь двигаться, — разрешил я. Девчонка тяжело задышала и принялась извиваться под моим телом.
   — А знаешь, — сказаляСаси, — похоже, из нее будет толк.
   — Мне тоже так кажется, — нехотя согласилась рабыня.
   — Я так и думала, что это ты, — произнесла рабыня, целуя мои ноги. Я снял повязку с ее лица.
   С тех пор, как я лишил ее девственности, прошло уже несколько анов.
   — Как только я тебя увидела, — призналась она, — мне захотелось стать твоей рабыней. И вот моя мечта сбылась.
   — Отправляйся на кухню, — приказал я, — поможешь Саси помыть посуду.
   — Хорошо, господин, — радостно произнесла девушка.
   Блондинка прижала ладошки к ушам и склонила голову на бок.
   — Как красиво! — прошептала она, разглядывая в зеркало новые сережки.
   Сережки диаметром в один дюйм были из чистого золота.
   — Здорово! Я опять все вижу, — восхищенно произнесла рабыня. Повязка лежала рядом на полу.
   Увидев, что я на нее смотрю, она тут же опустилась на колени.
   — Скажи, я красивая, господин?
   — Ничего, — усмехнулся я.
   — Знаешь, не хочу хвастаться, но мне кажется, что я очень даже привлекательна. По крайней мере, я могла бы состязаться в красоте с лучшими женщинами Земли.
   — Возможно, но достаточно ли ты хороша, чтобы быть гррианской рабыней?
   Она растерянно опустила голову.
   — Наверное, ты прав, господин. Я ведь даже не знала, что такие женщины существуют. Я почти их не видела. Разве что в Косе, когда еще была свободной, а потом в Порт-Каре и Шенди, когда меня саму выставили на рынок. Сейчас мне кажется, что женщины не должны быть такими привлекательными и желанными.
   — Почему?
   — Наверное, потому, что я сама недостаточно привлекательна. Меня злит, что есть девушки красивее меня. Я ревную к ним.
   — Вполне естественно, что урод завидует и ревнует к красоте, — заметил я.
   — Но я же не уродлива?
   — Нет, я бы даже сказал, ты весьма недурна.
   — Я представляю, как должны радоваться горианские мужчины, что в их мире живут такие женщины.
   — Разве в твоем мире мало красивых женщин, которые хотели бы угодить мужчине?
   — До чего же вы здесь на Горе привыкли к своему положению вещей!
   Я пожал плечами.
   — Скажи, почему между нашими мирами такая разница?
   — Потому, что мужчины Гора не слабаки и не безумцы.
   Она посмотрела на меня.
   — Потому, что они не стали подавлять естественное для мужчины желание повелевать и властвовать. Блондинка шумно сглотнула.
   — Мы живем по природе.
   — Да, — кивнула она.
   — Что — да?
   — Да, господин.
   — А я? — вмешалась в разговор Саси. — Разве мои сережки не красивы?
   — Очень красивы, — улыбнулся я. — Ты отлично в них смотришься, маленькая самка слина.
   — Спасибо, господин! — расплылась в счастливой улыбке девушка. Сегодня с утра она пребывала в хорошем настроении.
   Вернувшись из таверны Пембе, я несколько часов поспал, а потом удовлетворил невольничий аппетит белокурой рабыни. Затем мы поели. Накануне я дал Саси несколько монет, и она купила еды на рынке Шенди. Покормили и белокурую дикарку. В то время она была еще связана. Я затолкал ей в рот несколько кусков хлеба и дал немного фруктов. Она стояла на коленях в позе рабыни для удовольствий. Во время первого кормления рекомендуется ставить девушку именно в эту позу; процесс можно периодически повторять. Это помогает рабыням быстрее понять, они такие.
   — По крайней мере, — вызывающе улыбнулась блондинка, — я из них самая красивая.
   — Может быть, — сказал я, — наступит день, когда ты действительно станешь красивой.
   Она удивленно на меня посмотрела.
   — В рабстве женщины расцветают, — пояснил я.
   — То есть я стану красивой даже по горианским меркам? — задумчиво произнесла девушка, глядя в зеркало.
   — Может быть, — кивнул я.
   — Я боюсь, — призналась она.
   — Естественно.
   — Боюсь стать красивой.
   — Ты все равно бессильна что-либо изменить. Придет день, и каждое твое движение будет вызывать желание у мужчин.
   — Но чем красивее и желаннее я буду становиться, тем более я буду беспомощна и зависима от мужчин.
   — Разумеется, — согласился я — Ты станешь их красивой и беспомощной рабыней.
   — Как страшно, — прошептала она. Я промолчал.
   — Ты думаешь, я действительно стану красивой? — спросила блондинка, вытягиваясь перед зеркалом.
   — Да.
   Она подняла волосы, едва достававшие до лопаток, потом позволила им свободно упасть на плечи. Вообще-то на Горе у рабынь волосы должны быть длиннее. Длинные волосы позволяют разнообразить любовные ласки. Кроме того, с ними просто удобнее. Бывает, девушек даже привязывают за волосы. Интересен обычай распускания волос перед первой близостью. Когда хозяину достается бывшая свободная женщина, он распускает ей волосы ударом кинжала. Подобным образом люди предохраняются от отравленных заколок и прочих приспособлений. Часто хозяева сами подстригают рабынь и ухаживают за их волосами. Во-первых, обходится дешевле, чем стричь рабыню в пенале. Во-вторых, это просто приятно. Во время стрижки девушка, как правило, стоит перед своим господином на коленях. На плечи набрасывают красное полотенце, кроме него, на рабыне ничего нет. Особенно приятно сразу же после стрижки девушкой овладеть.
   Блондинка восхищенно смотрела в зеркало. Похоже, рабыня мне попалась тщеславная.
   — Что ты там видишь? — строго спросил я.
   — Рабыню.
   — Правильно.
   — Женщину, которую можно купить и продать в зависимости от каприза мужчины.
   — Молодец, — похвалил я.
   — Может, я и не красавица, — произнесла она, — но я очень деликатна и очаровательна. Правда?
   — Да.
   — Ты в самом деле способен полностью и безоговорочно подчинить меня своей воле? — спросила она
   — Разумеется, — кивнул я.
   — Ты можешь и ты это сделаешь, так?
   — Так.
   — Ты можешь выпороть меня кнутом?
   — Конечно.
   — Какое странное чувство — быть рабыней.
   — Скоро привыкнешь, — успокоил ее я.
   — Да, господин, — произнесла девушка.
   Я зашел сзади и посмотрел в зеркало через ее плечо.
   — Что ты видишь?
   — Рабыню, склонившуюся у ног своего хозяина, — ответила она.
   Я схватил ее за волосы.
   — Что видишь? — повторил я вопрос.
   — Рабыню, — растерянно ответила девушка и застонала от боли.
   — Говори, что видишь, — настаивал я.
   — Это трудно передать, — сказала она и задрожала. — Неожиданно я увидела в зеркале удивительно прекрасную женщину. Я никогда не думала, что могу быть такой красивой, свободной женщине подобная красота недоступна. Это прелесть беспомощной рабыни. И эта рабыня — я! Я вдруг доняла, как смотрят на такую женщину мужчины. Мне стало страшно. Нам и в самом деле должно быть страшно при мысли о том, что мужчины могут в любую минуту на нас наброситься и разорвать на части, повинуясь приступу похоти. А потом я вдруг поняла, что значат ошейник, кнут, цепь. Я поняла, что такое клеймо. Конечно, нас надо клеймить, ибо мы — собственность мужчины. Разумеется, есть cмысл заковывать женщин в стальные ошейники, которые они не в состоянии снять самостоятельно. Разумеется, мужчины всегда будут приковывать нас цепями к стенам своих домов. И уж конечно, им не обойтись без кнута. Ведь мы можем и ослушаться.
   Потрясенная собственным прозрением, она широко открытыми глазами смотрела в зеркало.
   — Кажется, ты начинаешь понимать, что значит женская привлекательность, — усмехнулся я.
   — Они в буквальном смысле хотят нас, — произнесла блондинка.
   — Да.
   — Они хотят нами владеть.
   — Естественно.
   — Я даже не подозревала, что существуют подобные эмоции, — сказала она.
   — Существуют, — кивнул я.
   — И что когда-нибудь я достанусь такому человеку… — Она посмотрела в зеркало, опустила голову и добавила: — Уже досталась.
   — Что ты при этом чувствуешь?
   — В моем мире не существует даже близких ощущений, господин.
   — Твои бедра испачканы кровью, — заметил я.
   — Господин взял мою невинность.
   — Теперь ты девочка из красного шелка.
   — Да, господин. Я девочка из красного шелка.
   Я отошел на середину комнаты и повернулся. Она по-прежнему стояла перед зеркалом на коленях.
   — Встань, — приказал я. Она поднялась.
   — Подойди ко мне.
   — Но я же голая, господин.
   — Ты хочешь, чтобы я повторил команду?
   — Нет, господин, — испуганно воскликнула блондинка и подбежала ко мне.
   Я отметил, что рабыня остановилась на правильной дистанции. Никто ее этому не учил, более того, в ее культуре принято стоять и разговаривать на большем расстоянии. Между тем она интуитивно почувствовала, где именно ей следует замереть. Там, где бы я мог без труда до нее дотянуться, возникни у меня такое желание.
   — Господин? — преданно посмотрела мне в глаза рабыня.
   Расстояние, на котором находится невольница, зависит, разумеется, от характера общения. Если девушка хочет себя продемонстрировать, ей есть смысл отойти чуть подальше. Если она пытается соблазнить мужчину, она может подойти как угодно близко. Молить о ласке лучше всего лежа на животе, при этом невольницы любят целовать ноги господина. Распоряжения рабыни выслушивают с расстояния в несколько футов. В таких случаях им лучше стоять на коленях.
   Я взял девушку за голову, и она тут же опустила взгляд. Как все-таки замечательно владеть женщиной! С этим состоянием не сравнится ничто!
   Я повертел ее голову из стороны в сторону. До чего все-таки возбуждающе смотрятся сережки в ушах женщины! Я любовался проколотыми мочками ушей, из которых торчали витые проволочки с массивными золотыми кольцами. Весьма грубое украшение, если задуматься, но как оно подчеркивает красоту женщины! Я невольно улыбнулся. На Земле я никогда не придавал значения сережкам. И только сейчас до меня дошел истинно горианский смысл данного действа. Проколотая мочка уха символизирует тело женщины в целом, готовое к тому, чтобы его пронзил мужчина. Кольцо напоминает ошейник или кандалы — непременные атрибуты рабства. Неудивительно, что свободные женщины Гора никогда не прокалывают ушей. Было время, когда и среди рабынь не часто попадались девушки с проколотыми ушами. Зато сейчас прокалывать уши стало модным. Я поднял ее голову, чтобы она могла на меня посмотреть.
   — Господин? — благоговейно прошептала девушка.
   — Ты стала настоящей рабыней.
   — Да, господин.
   — Но ты не знаешь, что ты рабыня по природе.
   — Я пришла из мира, где женщин не обращают в рабство.
   — Этот мир называется Земля? — спросил я.
   — Да, — ответила она.
   — А я слышал, что женщины там — самые жалкие рабыни. И страдают они из-за того, что у них нет настоящих хозяев.
   — Похоже, мне здесь из-за этого страдать не придется.
   — Не придется, — успокоил ее я.
   — Я буду во всем тебя слушаться. Я сделаю все, что ты захочешь.
   — Знаю, — кивнул я.
   Мне показалось, что девушка откинула прядь волос слегка раздраженно.
   — Не хочешь ли ты стать еще красивее? — спросил я.
   — Конечно, — ответила рабыня. — Если так угодно моему господину.
   Я отошел в угол комнаты, где лежала моя морская сумка. Я швырнул ее на пол и приказал:
   — Подойди к сумке и ляг на нее спиной. Голову прижми к полу.
   Сумка была сделана из грубой брезентовой ткани голубого цвета. Горловина стягивалась белыми шнурами.
   — Нет, пожалуйста, нет, — застонала девушка.
   Между прочим, это самая распространенная позиция для дисциплинарного изнасилования рабыни. В ней женщина чувствует себя наиболее униженной.
   Я овладел невольницей.
   — Нет! — выкрикивала она сквозь слезы по-английски. — Неужели ты меня совсем не уважаешь? Неужели мои чувства ничего для тебя не значат?
   Я встал. Не давая ей времени опомниться после унижения, я резко приказал:
   — Ползи к зеркалу! Встань на четвереньки и посмотри на себя!
   Несчастная девушка выполнила приказ и посмотрела на свое отражение. Волосы ее растрепались, красивые груди слегка провисли.
   — Видишь? — спросил я.
   — Да, — прошептала она и опустила голову.
   — Подними голову и смотри еще, — приказал я. Она повиновалась.
   — Видишь?
   — Да, — сказала она. — Рабыня стала еще красивее.
   — Теперь ползи в свой угол на солому, — разрешил я.
   — Да, господин, — прошептала она. Я швырнул на нее одеяло, оставив открытой голову. Рабыня выглядела беззащитной и измученной.
   — Я стала еще красивее, — произнесла девушка. — Почему?
   — Это отражение произошедших в тебе внутренних перемен, — объяснил я.
   — Каких?
   — Расскажи, что ты чувствуешь.
   — Никогда раньше, — произнесла девушка, — мной не овладевали так бесцеремонно.
   — Это сыграло свою роль, — кивнул я.
   — Ты взял меня, не считаясь с моим состоянием.
   — Это тоже сыграло свою роль, — согласился я.
   — Ты мой господин, правда?
   — Да.
   — Значит, ты можешь делать со мной все, что захочешь?
   — Естественно.
   — И будешь делать?
   — А ты как думала?
   — Мной овладели, — неожиданно произнесла она.
   — Естественно, — сказал я. — Ты же женщина.
   — Если женщине нравится, что ею овладевают, значит, она прирожденная рабыня?
   — На этот вопрос ответь сама.
   — Я не решаюсь, — прошептала девушка.
   — Отвечай! — прикрикнул на нее я.
   — Да, — едва слышно произнесла блондинка. — Значит, она прирожденная рабыня.
   — Ты — женщина, — сказал я.
   — Да, господин.
   — Теперь сделай вывод.
   — Значит, я — прирожденная рабыня.
   — Правильно.
   Она растерянно посмотрела на меня.
   — Знаешь, я бы никогда не подумала, что приду к такому выводу.
   — Для этого требуется определенное мужество, — согласился я.
   В глазах девушки стояли слезы.
   — С другой стороны, — сказал я, — это всего лишь интеллектуальное упражнение, первый шаг к трансформации твоего сознания и высвобождению глубинной сути. Время от времени полезно разминать мозги.
   — В глубине души я — женщина, — сказала она.
   — Правильно. До нее мы и пытаемся добраться.
   — Я боюсь своей женственности.
   — Женственность и мужественность дополняют друг друга, — объяснил я. — Если мужчина хочет, чтобы женщина была более женственной, он сам должен стать мужественней. Если женщина хочет, чтобы мужчина стал мужественней, она должна стать еще женственнее.
   — Знаешь, — сказала рабыня, — я все время думаю о своем прежнем мире. Там все наоборот. Мужчины боятся женщин и хотят, чтобы они больше походили на мужчин.
   — Полагаю, — промолвил я, — это зависит еще и от конкретных людей.
   — Я стала еще красивее, — сказала рабыня. — Я видела это в зеркале.
   — Правильно.
   — Все-таки я не до конца поняла, как это стало возможно.
   — Тебе продемонстрировали, что ты есть собственность и что ты полностью зависишь от воли и прихоти мужчины.
   — Да, господин, — прошептала она.
   — Тебе дали понять, что ты, хорошенькая женщина, безраздельно принадлежишь и подчиняешься мужчине.
   — И от этого я стала красивее?
   — Конечно.
   — Но почему?
   — Ты стала женственнее.
   Она испуганно посмотрела на меня.
   — Все естественно, — сказал я. — Чем больше в женщине женственности, тем она красивее.
   — Я всегда боялась быть красивой и женственной.
   — На Горе ты уже поняла, что значит возбудить желание в мужчинах.
   — Нет, ты не понял, — покачала головой рабыня. — Я боялась сама себя. Что это окажется моей сутью.
   — Представляла ли ты себя танцующей обнаженной в окружении могучих воинов с кнутами?
   — Да, — ответила она, — мне всегда приходили в голову подобные картины.
   — Вот видишь. Это и была твоя настоящая суть.
   — Дай мне возможность сделать выбор, — попросила она.
   — Нет, — отрезал я. — Выбора у тебя нет. С каждым днем ты будешь становиться еще женственнее. Если процесс замедлится, его ускорят при помощи кнута.
   — Да, — прошептала рабыня.
   — Что — да?
   — Да, господин.
   Я потянулся к морской сумке.
   — Господин! — позвала меня девушка.