Страница:
(Ты все еще окутан прежней тучей?) – осторожно осведомился Советчик.
– О нет, мне даже слишком много солнца! – рявкнул я. Меня передернуло. Ну вот, сам заговорил стихами! Только этого не хватало! Чтобы половозрелый, здоровый, практичного склада молодой человек, в своем пока еще уме, начал вдруг изъясняться в рифму…
– Эй, Советчик! – сказал я. – Почему у тебя поехала крыша? Не совсем точное выражение по отношению к тебе, но ты понял. И почему не сработал дефзонд? Это что, такая дурацкая случайность или как?
(Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их объединить?)
– Ну и чего бы это значило?
В моей голове разразилась целая какофония звуков: визг, гул, звон, грохот, вой… Мне показалось, что сквозь все это доносится голос со слегка обалдевшими интонациями: «Ах, неужели я возвращаюсь?» Потом как будто защелкало реле случайных чисел, но тут же умолкло. Началась знакомая вибрация, голова затряслась, в мозгу словно что-то с тихим хлопком лопнуло, и все внезапно прекратилось.
Советчик произнес:
(Либо это случайная невероятность, либо невероятная случайность. День добрый, организм-носитель… хозяин.)
– Вряд ли этот день добрый, – возразил я. – Ты наконец смог выбраться из своей книженции? Ну, хоть подергал на прощание за бороду того, кто ее написал?
(К сожалению, у меня отсутствуют ручные манипуляторы. Кроме того, автор жил в далекой окраинной реальности и давно умер. А вообще-то мне помог хаос, возникший в вашем организме, и нелинейные флуктуации-завихрения вашего биополя, появившиеся после неудачной попытки реальностной деформации. Я теперь покинул состояние личностного проецирования, но не совсем.)
– "Не совсем"? Не люблю этого выражения. Что значит это твое «не совсем»?
(В случае возникновения кризисной ситуации меня вновь будет отбрасывать в прежнее состояние.)
– Опять будешь сбиваться на стишки? Ну и надоел же ты мне, Советчик! И, раз на то пошло, хочу напомнить, что сейчас я нахожусь в камере, из которой не могу выйти, в ожидании казни. Если это не опасная ситуация, то что тогда, по-твоему, опасная ситуация?
(Сейчас мы лишь в ожидании кризиса. Это еще не кризис – кризис будет впереди.)
– Ладно, ладно, – согласился я. – Все ясно. Теперь давай, советуй. И побыстрее.
(Ну… – начал он. – Первое, что приходит в голо… первое, о чем я подумал, это наличие тайных ходов, ведущих из этой камеры. План, который дал вам…)
Я перебил:
– Нет, не выйдет. План остался в моей старой одежде. Брякни еще что-нибудь.
(Ну… э… Оконное отверстие не подходит?)
– Нет, слишком узко и высоко.
(Что ж, тогда остается использовать мою последнюю способность. Вам надо сделать следующее… Встаньте на колени…)
– Ты уверен? – удивился я – Чем это может помочь?
(Ну конечно, сейчас это вам поможет. Становитесь, становитесь…)
Кряхтя я встал на колени.
(Сведите ладони вместе в вертикальном положении так, чтобы кончики больших пальцев оказались приблизительно на уровне кончика вашего носа…)
Удивившись еще больше, я сделал и это.
(Держите руки на высоте подбородка…)
Я так и держал.
В голове защелкало.
(Включен модуль религиозных наставлений.)
(Повторяй, сын мой! Отче наш…)
– Отч… – начал я, но тут же опомнился и, вскочив, завопил: – А чтоб ты скис! Совсем шестеренки с осей послетали?! Тьфу на тебя! – я тяжело уселся, привалившись спиной к стене. – Я уже действительно было подумал, что ты можешь вытащить меня отсюда! Религиозные наставления, так твою разтак!
(Мне этого и враг мой не сказал бы!
Зачем же вы насилуете слух?) – заволновался он, немедленно сбиваясь на стихи.
– Это ты уже столько времени насилуешь мой слух! – ответил я тяжело дыша.
(Откуда эта неприязнь?
Мне кажется, когда-то мы дружили…)
– Я терплю тебя, пока ты ведешь себя нормально. Но когда начинаются такие идиотские бредни…
(Иной и впрямь решит, что в этом скрыт
хоть и неясный, но зловещий разум.)
– И прекрати щелкать!
Щелканье смолкло, наступила пауза, по прошествии которой Советчик виновато сказал:
(Но это все, что я могу при данных обстоятельствах сделать, хозяин. Ну хотите, я включу блок морализаторских лекций?)
– Да катись ты со своими блоками!
Он замолчал, но долго молчать не смог, и вскоре произнес совсем другим голосом:
– Почему, Салоник, вы не отдали кристалл мне, когда у вас была такая возможность?
– Как это, дубина, я мог отдать кристалл тебе, если у тебя нет ни рук, ни… – начал я и осекся. Голос не принадлежал Советчику. Да и звучал он не в моей голове.
– А летяга! – я вскочил и подбежал к окну. – Как вы нашли меня?
– Я подслушивал под окном, когда вас и девушку привели к Свену Гленсусу. Должен сказать, что вы вели себя довольно дерзко и, по-моему, глупо.
(Глупость – наш стиль) – вставил Советчик.
– Заткнись, опухоль, – прошипел я. – Вы тогда вернулись в лабораторию?
– Вы имеете ввиду, ночью? Да, но там уже появился Урбан Караф, так что КРЭН я не достал. Неужели ученый сращивает кристаллы для того, чтобы увеличить энергию деформации? Разве он не знает о возможной катастрофе? Моя раса…
– Смолкин! – перебил я. – Можете вытащить меня отсюда?
– А вы можете пролезть через окно?
– Не могу, Заратустра меня побери!
– Как же тогда я помогу вам?
– Переправьте меня через Шелуху.
– Но, кажется, я уже говорил – для этого требуются усилия по крайней мере двоих… – Смолкин пожал узкими плечами и перевернулся, расположившись теперь перпендикулярно к стене замка.
– Я ведь не колдун и не волшебник, Салоник. Я всего лишь представитель расы, у которой хорошо развиты генетические эсперские способности. Вы знаете классическую литературную ситуацию? Комната, запертая изнутри. А внутри труп. Здесь же у нас, так сказать, полуклассическая ситуация. Комната запертая снаружи, внутри – вы. Как вам выбраться наружу? Я не знаю…
(Организм-носитель…) – начал было Советчик.
– Усохни, бретелька! – рявкнул я, все еще раздраженный его советом прочитать по самому себе отходную.
(Но, организм…)
– А я говорю – заткнись! Это я не вам, Смолкин. Вы видели, куда увели Лату?
– Куда-то вглубь замка. Ее сопровождало трое наемников и старуха с несколькими платьями в руках.
– А Чоча?
– Он сейчас находится в одной из соседних камер. У него раны на ноге и голове.
(Организм, я лишь хочу…)
– Молчать! Чоче вы тоже не можете помочь?
– Но там аналогичная ситуация, Салоник. Такая же камера…
(Но, разъедри мой контур, хозяин!!!)
– Пардон, – сказал я Смолкину. – Тут мой занудный внутренний голос хочет поделиться свежими впечатлениями. Одну секунду. Так что там у тебя, ты, капля ртути?
(Совсем необязательно приводить необоснованные логикой сравнения, мотивации которых возникают лишь на основе чисто ассоциативной внешней адекватности формы и цвета) – разродился Советчик.
– Если ты отвлек меня только для того, чтобы пробухтеть эту дребедень…
Он поспешно добавил:
(Просто я хочу указать на то, что, коль скоро вы сейчас не способны получить план тайных ходов Зеленого Замка, то, может быть, это сможет сделать фенгол Смолкин? В случае, конечно, если…)
– А! – воскликнул я. – Слушайте, Смолкин, ведь это идея!
Он осторожно спросил:
– Какая идея?
– План тайных ходов замка. Может быть, в этой камере тоже есть какой-нибудь скрытый лаз…
– Откуда у вас план?
– Мне его дал Чоча, но сейчас у меня его как раз и нет. Я его забыл в своей старой одежде, когда переодевался. Одежда осталась в… ну, наверное, это называется кладовка или склад. Возможно, она до сих пор там.
– Где находится этот склад?
– Вы помните, где видели меня ночью? Окно на том же этаже, только чуток правее. Я прикрыл его, но не закрыл на крючок.
Фенгол поправил очки и стал постепенно принимать вертикальное положение.
– Я попытаюсь, но это будет сложно. Сейчас день, и у меня нет возможности так же свободно леветировать из опасения быть увиденным… Но, конечно, я попытаюсь.
– Попытайтесь… – я выглянул в окно. Наемники уже почти закончили с горизонтальным брусом. – И пытайтесь быстрее. В конце концов, я тогда помогу вам достать КРЭН.
– Разве вам он уже не нужен?
– Нет, раз мой билет из Ссылки оказался действительным лишь в один конец. Так что, договорились?
– Договорились, – ответил он и стал отплывать от окна, произнеся напоследок. – Его Боссовство, кажется, решил сделать вашу казнь публичной, другим в назидание. Из Хоксуса специально посланные наемники скоро пригонят толпу горожан. Не знаю, что происходит в Леринзье, но оттуда доносится ментальный шум, да и обычно слабый фон Шелухи во много раз усилился, будто в преддверии каких-то бурных событий. Кстати, мои соплеменники приближаются к замку. Очень скоро они будут здесь. Я чувствую это.
Полпинты недолго поскучал в кустах, вылез оттуда, показал наемникам кулак и вновь взгромоздился на табурет. Отвернувшись, я сел в углу камеры и стал уныло постукивать по таймеру. Наблюдать за подготовкой виселицы вообще не слишком радостное занятие, знать при этом, что виселица предназначена тебе – совсем печально. Наверное, Советчика вид виселицы тоже не привел в восторг, так как он продекламировал:
(Мужчины не достойна эта скорбь.)
– Скажи, какой от тебя толк? – спросил я. – Насколько я понял, ты стоишь кучу денег. И не дурак тебя выдумал. А какие именно советы ты способен дать?
(Бытового, социального, морального, эстетического, этического, этимологического, философского, физиологического, политического и физического, а так же коммутационного свойства) – ответствовал он.
– Хорошо, – согласился я. – Подай мне совет, э… предпоследнего свойства. Как мне физически выбраться из этой камеры?
(Но я не знаю, – пожаловался он. – Это выше возможностей умственного потенциала, заложенного в меня конструкторами. Я ведь уже охарактеризовал ситуацию. Замкнутое пространство и некий объект, находящийся внутри него. Как объекту преодолеть границы пространства, если его параметры и возможности соответственно слишком велики и слишком малы, чтобы взломать границы?)
– Чего?
(Ну ведь имеется одна явная прореха – окно. Плюнуть за окно вы можете. Но ваши параметры, то есть размеры, не позволяют вам вылезти через него. С другой стороны, ваши возможности, наоборот, малы… Ведь на практике вы не можете проломить каменную стену.)
– Ясно, не могу.
(Вот. Впрочем, границы пространства не сплошные, помимо одной явной, возможно, имеется энное количество скрытых прорех, но… они вот именно скрыты и потому недоступны… во всяком случае, пока что-нибудь не сделает их… или хотя бы одно из них доступным, сиречь явным.)
Я немного подумал.
– Ты, кажется, хочешь сказать, что пока плана нет, мне следует самому поискать?
(Именно это я и хотел сказать. Раз мы наверняка знаем, что в замке множество тайных ходов, то вероятность обнаружения хотя бы одного в этой камере, конечно же, существует.)
– Скажи, – произнес, поднимаясь и начиная обстукивать стены, – а какова эта вероятность?
Он пощелкал и сообщил:
(Девять из ста.)
– Великолепно! Можно и не пытаться… – я все-таки простукал одну стену и принялся за вторую. Звук везде был один и тот же, глухой и короткий.
Проходя мимо окна, я выглянул во двор.
Несколько наемников, задрав головы, стояли у помоста, перевернутый табурет лежал между ними, а Полпинты болтался, вцепившись в уже привязанную веревку, и дрыгал ногами. То ли проверял ее на прочность, то ли боялся спрыгнуть. Я заметил, что сухопутные ворота широко распахнуты, и в замковом дворе уже начали собираться люди. Позади помоста сидело пятеро наемников с большими цилиндрами – приглядевшись, я уразумел, что это барабаны.
– Видишь сие? – вопросил я, немедленно озлобляясь. – Видишь, спрашиваю? Теперь поведай мне, каковы шансы на то, что Смолкин успеет?
Обошлось без щелканья, он, наверное, просчитал это заранее.
(Двенадцать из ста.)
– Шикарно! Потрясающе! Еще как-нибудь подымешь мне настроение?
(Фактор-икс, расстроивший дефзонд, дестабилизирует мою структуру и не дает полностью использовать свой потенциал.)
– Ага! – я наконец простучал комнату по всему периметру и остановился. – Скрытых прорех обнаружить не удалось. Советуй дальше.
(Ну, поскольку скрытые прорехи так и остались скрыты, а уменьшить свои физические параметры для того, чтобы проникнуть в явную прореху вы не можете, то… то…)
– То следует… – подсказал я. – Следует сделать еще…
(То следует сделать заявление, что выхода я не вижу) – заключил Советчик.
Все они собрались на представление под названием «казнь через повешенье» со мной в главной роли. Стоя у окна, я размышлял над тем, что за это время мог успеть сделать Смолкин при почти патологическом отсутствии у него житейской смекалки. Наверное, он все-таки нашел ту кладовку, каким-то образом проник в нее… Дальше ему надо разыскать мою куртку… или брюки? Я попытался вспомнить, в каком именно кармане оставил план и, застонав, хлопнул себя по лбу.
(Ох! – пискнул Советчик. – Организм-носитель, не делайте этого!)
– План в потайном кармане! – взвыл я и забегал по камере. – Этот очкастый недоумок никогда не догадается заглянуть за подкладку!
(Бывает так с отдельными людьми,
Что если есть у них порок врожденный –
В том нету их вины из-за того, что естество
Своих истоков избегать не может.)
– Может быть! – завопил я. – Может быть и так! Может, Смолкин не виноват, что его таким олухом мама родила! Мне что, от этого легче?! Порок врожденный, да?! Если бы вдруг… Как ты сказал? – я умолк и остановился посреди камеры, потому что в голову пришла новая, неожиданная мысль. – Врожденный порок, гм… Слушай, Советчик, ты вроде как решил, что вас с дефзондом выводил из строй какой-то врожденный порок моего организма? А почему так? Почему причиной не может быть что-то не слишком для меня естественное, чем я усиленно занимался в последнее время и что, как бы это сказать… нарушило мое обычное, нормальное внутреннее состояние?
(Что же это?) – осведомился он.
– Вот ты подумай…
ГЛАВА 23
– О нет, мне даже слишком много солнца! – рявкнул я. Меня передернуло. Ну вот, сам заговорил стихами! Только этого не хватало! Чтобы половозрелый, здоровый, практичного склада молодой человек, в своем пока еще уме, начал вдруг изъясняться в рифму…
– Эй, Советчик! – сказал я. – Почему у тебя поехала крыша? Не совсем точное выражение по отношению к тебе, но ты понял. И почему не сработал дефзонд? Это что, такая дурацкая случайность или как?
(Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их объединить?)
– Ну и чего бы это значило?
В моей голове разразилась целая какофония звуков: визг, гул, звон, грохот, вой… Мне показалось, что сквозь все это доносится голос со слегка обалдевшими интонациями: «Ах, неужели я возвращаюсь?» Потом как будто защелкало реле случайных чисел, но тут же умолкло. Началась знакомая вибрация, голова затряслась, в мозгу словно что-то с тихим хлопком лопнуло, и все внезапно прекратилось.
Советчик произнес:
(Либо это случайная невероятность, либо невероятная случайность. День добрый, организм-носитель… хозяин.)
– Вряд ли этот день добрый, – возразил я. – Ты наконец смог выбраться из своей книженции? Ну, хоть подергал на прощание за бороду того, кто ее написал?
(К сожалению, у меня отсутствуют ручные манипуляторы. Кроме того, автор жил в далекой окраинной реальности и давно умер. А вообще-то мне помог хаос, возникший в вашем организме, и нелинейные флуктуации-завихрения вашего биополя, появившиеся после неудачной попытки реальностной деформации. Я теперь покинул состояние личностного проецирования, но не совсем.)
– "Не совсем"? Не люблю этого выражения. Что значит это твое «не совсем»?
(В случае возникновения кризисной ситуации меня вновь будет отбрасывать в прежнее состояние.)
– Опять будешь сбиваться на стишки? Ну и надоел же ты мне, Советчик! И, раз на то пошло, хочу напомнить, что сейчас я нахожусь в камере, из которой не могу выйти, в ожидании казни. Если это не опасная ситуация, то что тогда, по-твоему, опасная ситуация?
(Сейчас мы лишь в ожидании кризиса. Это еще не кризис – кризис будет впереди.)
– Ладно, ладно, – согласился я. – Все ясно. Теперь давай, советуй. И побыстрее.
(Ну… – начал он. – Первое, что приходит в голо… первое, о чем я подумал, это наличие тайных ходов, ведущих из этой камеры. План, который дал вам…)
Я перебил:
– Нет, не выйдет. План остался в моей старой одежде. Брякни еще что-нибудь.
(Ну… э… Оконное отверстие не подходит?)
– Нет, слишком узко и высоко.
(Что ж, тогда остается использовать мою последнюю способность. Вам надо сделать следующее… Встаньте на колени…)
– Ты уверен? – удивился я – Чем это может помочь?
(Ну конечно, сейчас это вам поможет. Становитесь, становитесь…)
Кряхтя я встал на колени.
(Сведите ладони вместе в вертикальном положении так, чтобы кончики больших пальцев оказались приблизительно на уровне кончика вашего носа…)
Удивившись еще больше, я сделал и это.
(Держите руки на высоте подбородка…)
Я так и держал.
В голове защелкало.
(Включен модуль религиозных наставлений.)
(Повторяй, сын мой! Отче наш…)
– Отч… – начал я, но тут же опомнился и, вскочив, завопил: – А чтоб ты скис! Совсем шестеренки с осей послетали?! Тьфу на тебя! – я тяжело уселся, привалившись спиной к стене. – Я уже действительно было подумал, что ты можешь вытащить меня отсюда! Религиозные наставления, так твою разтак!
(Мне этого и враг мой не сказал бы!
Зачем же вы насилуете слух?) – заволновался он, немедленно сбиваясь на стихи.
– Это ты уже столько времени насилуешь мой слух! – ответил я тяжело дыша.
(Откуда эта неприязнь?
Мне кажется, когда-то мы дружили…)
– Я терплю тебя, пока ты ведешь себя нормально. Но когда начинаются такие идиотские бредни…
(Иной и впрямь решит, что в этом скрыт
хоть и неясный, но зловещий разум.)
– И прекрати щелкать!
Щелканье смолкло, наступила пауза, по прошествии которой Советчик виновато сказал:
(Но это все, что я могу при данных обстоятельствах сделать, хозяин. Ну хотите, я включу блок морализаторских лекций?)
– Да катись ты со своими блоками!
Он замолчал, но долго молчать не смог, и вскоре произнес совсем другим голосом:
– Почему, Салоник, вы не отдали кристалл мне, когда у вас была такая возможность?
– Как это, дубина, я мог отдать кристалл тебе, если у тебя нет ни рук, ни… – начал я и осекся. Голос не принадлежал Советчику. Да и звучал он не в моей голове.
***
За окном парил фенгол Смолкин и грустно смотрел на меня сквозь толстые линзы очков.– А летяга! – я вскочил и подбежал к окну. – Как вы нашли меня?
– Я подслушивал под окном, когда вас и девушку привели к Свену Гленсусу. Должен сказать, что вы вели себя довольно дерзко и, по-моему, глупо.
(Глупость – наш стиль) – вставил Советчик.
– Заткнись, опухоль, – прошипел я. – Вы тогда вернулись в лабораторию?
– Вы имеете ввиду, ночью? Да, но там уже появился Урбан Караф, так что КРЭН я не достал. Неужели ученый сращивает кристаллы для того, чтобы увеличить энергию деформации? Разве он не знает о возможной катастрофе? Моя раса…
– Смолкин! – перебил я. – Можете вытащить меня отсюда?
– А вы можете пролезть через окно?
– Не могу, Заратустра меня побери!
– Как же тогда я помогу вам?
– Переправьте меня через Шелуху.
– Но, кажется, я уже говорил – для этого требуются усилия по крайней мере двоих… – Смолкин пожал узкими плечами и перевернулся, расположившись теперь перпендикулярно к стене замка.
– Я ведь не колдун и не волшебник, Салоник. Я всего лишь представитель расы, у которой хорошо развиты генетические эсперские способности. Вы знаете классическую литературную ситуацию? Комната, запертая изнутри. А внутри труп. Здесь же у нас, так сказать, полуклассическая ситуация. Комната запертая снаружи, внутри – вы. Как вам выбраться наружу? Я не знаю…
(Организм-носитель…) – начал было Советчик.
– Усохни, бретелька! – рявкнул я, все еще раздраженный его советом прочитать по самому себе отходную.
(Но, организм…)
– А я говорю – заткнись! Это я не вам, Смолкин. Вы видели, куда увели Лату?
– Куда-то вглубь замка. Ее сопровождало трое наемников и старуха с несколькими платьями в руках.
– А Чоча?
– Он сейчас находится в одной из соседних камер. У него раны на ноге и голове.
(Организм, я лишь хочу…)
– Молчать! Чоче вы тоже не можете помочь?
– Но там аналогичная ситуация, Салоник. Такая же камера…
(Но, разъедри мой контур, хозяин!!!)
– Пардон, – сказал я Смолкину. – Тут мой занудный внутренний голос хочет поделиться свежими впечатлениями. Одну секунду. Так что там у тебя, ты, капля ртути?
(Совсем необязательно приводить необоснованные логикой сравнения, мотивации которых возникают лишь на основе чисто ассоциативной внешней адекватности формы и цвета) – разродился Советчик.
– Если ты отвлек меня только для того, чтобы пробухтеть эту дребедень…
Он поспешно добавил:
(Просто я хочу указать на то, что, коль скоро вы сейчас не способны получить план тайных ходов Зеленого Замка, то, может быть, это сможет сделать фенгол Смолкин? В случае, конечно, если…)
– А! – воскликнул я. – Слушайте, Смолкин, ведь это идея!
Он осторожно спросил:
– Какая идея?
– План тайных ходов замка. Может быть, в этой камере тоже есть какой-нибудь скрытый лаз…
– Откуда у вас план?
– Мне его дал Чоча, но сейчас у меня его как раз и нет. Я его забыл в своей старой одежде, когда переодевался. Одежда осталась в… ну, наверное, это называется кладовка или склад. Возможно, она до сих пор там.
– Где находится этот склад?
– Вы помните, где видели меня ночью? Окно на том же этаже, только чуток правее. Я прикрыл его, но не закрыл на крючок.
Фенгол поправил очки и стал постепенно принимать вертикальное положение.
– Я попытаюсь, но это будет сложно. Сейчас день, и у меня нет возможности так же свободно леветировать из опасения быть увиденным… Но, конечно, я попытаюсь.
– Попытайтесь… – я выглянул в окно. Наемники уже почти закончили с горизонтальным брусом. – И пытайтесь быстрее. В конце концов, я тогда помогу вам достать КРЭН.
– Разве вам он уже не нужен?
– Нет, раз мой билет из Ссылки оказался действительным лишь в один конец. Так что, договорились?
– Договорились, – ответил он и стал отплывать от окна, произнеся напоследок. – Его Боссовство, кажется, решил сделать вашу казнь публичной, другим в назидание. Из Хоксуса специально посланные наемники скоро пригонят толпу горожан. Не знаю, что происходит в Леринзье, но оттуда доносится ментальный шум, да и обычно слабый фон Шелухи во много раз усилился, будто в преддверии каких-то бурных событий. Кстати, мои соплеменники приближаются к замку. Очень скоро они будут здесь. Я чувствую это.
***
Десятью минутами позже горизонтальный брус был установлен и появился Полпинты с деревянным табуретом и веревкой. Со своего места у окна я наблюдал за тем, как он поставил табурет, влез на него и поднялся на цыпочки, пытаясь привязать веревку к брусу. Даже сверху было видно, что он слишком мал для этого, но Полпинты не сдавался и все привставал и тянулся, пока табурет не зашатался и он, натурально, не рухнул в кусты. Наемники захохотали.Полпинты недолго поскучал в кустах, вылез оттуда, показал наемникам кулак и вновь взгромоздился на табурет. Отвернувшись, я сел в углу камеры и стал уныло постукивать по таймеру. Наблюдать за подготовкой виселицы вообще не слишком радостное занятие, знать при этом, что виселица предназначена тебе – совсем печально. Наверное, Советчика вид виселицы тоже не привел в восторг, так как он продекламировал:
(Мужчины не достойна эта скорбь.)
– Скажи, какой от тебя толк? – спросил я. – Насколько я понял, ты стоишь кучу денег. И не дурак тебя выдумал. А какие именно советы ты способен дать?
(Бытового, социального, морального, эстетического, этического, этимологического, философского, физиологического, политического и физического, а так же коммутационного свойства) – ответствовал он.
– Хорошо, – согласился я. – Подай мне совет, э… предпоследнего свойства. Как мне физически выбраться из этой камеры?
(Но я не знаю, – пожаловался он. – Это выше возможностей умственного потенциала, заложенного в меня конструкторами. Я ведь уже охарактеризовал ситуацию. Замкнутое пространство и некий объект, находящийся внутри него. Как объекту преодолеть границы пространства, если его параметры и возможности соответственно слишком велики и слишком малы, чтобы взломать границы?)
– Чего?
(Ну ведь имеется одна явная прореха – окно. Плюнуть за окно вы можете. Но ваши параметры, то есть размеры, не позволяют вам вылезти через него. С другой стороны, ваши возможности, наоборот, малы… Ведь на практике вы не можете проломить каменную стену.)
– Ясно, не могу.
(Вот. Впрочем, границы пространства не сплошные, помимо одной явной, возможно, имеется энное количество скрытых прорех, но… они вот именно скрыты и потому недоступны… во всяком случае, пока что-нибудь не сделает их… или хотя бы одно из них доступным, сиречь явным.)
Я немного подумал.
– Ты, кажется, хочешь сказать, что пока плана нет, мне следует самому поискать?
(Именно это я и хотел сказать. Раз мы наверняка знаем, что в замке множество тайных ходов, то вероятность обнаружения хотя бы одного в этой камере, конечно же, существует.)
– Скажи, – произнес, поднимаясь и начиная обстукивать стены, – а какова эта вероятность?
Он пощелкал и сообщил:
(Девять из ста.)
– Великолепно! Можно и не пытаться… – я все-таки простукал одну стену и принялся за вторую. Звук везде был один и тот же, глухой и короткий.
Проходя мимо окна, я выглянул во двор.
Несколько наемников, задрав головы, стояли у помоста, перевернутый табурет лежал между ними, а Полпинты болтался, вцепившись в уже привязанную веревку, и дрыгал ногами. То ли проверял ее на прочность, то ли боялся спрыгнуть. Я заметил, что сухопутные ворота широко распахнуты, и в замковом дворе уже начали собираться люди. Позади помоста сидело пятеро наемников с большими цилиндрами – приглядевшись, я уразумел, что это барабаны.
– Видишь сие? – вопросил я, немедленно озлобляясь. – Видишь, спрашиваю? Теперь поведай мне, каковы шансы на то, что Смолкин успеет?
Обошлось без щелканья, он, наверное, просчитал это заранее.
(Двенадцать из ста.)
– Шикарно! Потрясающе! Еще как-нибудь подымешь мне настроение?
(Фактор-икс, расстроивший дефзонд, дестабилизирует мою структуру и не дает полностью использовать свой потенциал.)
– Ага! – я наконец простучал комнату по всему периметру и остановился. – Скрытых прорех обнаружить не удалось. Советуй дальше.
(Ну, поскольку скрытые прорехи так и остались скрыты, а уменьшить свои физические параметры для того, чтобы проникнуть в явную прореху вы не можете, то… то…)
– То следует… – подсказал я. – Следует сделать еще…
(То следует сделать заявление, что выхода я не вижу) – заключил Советчик.
***
Вскоре обстановка в замковом дворе несколько изменилась: Полпинты наконец-то отцепился от веревки, барабанщики встали позади помоста, горожан прибавилось, больше стало и наемников.Все они собрались на представление под названием «казнь через повешенье» со мной в главной роли. Стоя у окна, я размышлял над тем, что за это время мог успеть сделать Смолкин при почти патологическом отсутствии у него житейской смекалки. Наверное, он все-таки нашел ту кладовку, каким-то образом проник в нее… Дальше ему надо разыскать мою куртку… или брюки? Я попытался вспомнить, в каком именно кармане оставил план и, застонав, хлопнул себя по лбу.
(Ох! – пискнул Советчик. – Организм-носитель, не делайте этого!)
– План в потайном кармане! – взвыл я и забегал по камере. – Этот очкастый недоумок никогда не догадается заглянуть за подкладку!
(Бывает так с отдельными людьми,
Что если есть у них порок врожденный –
В том нету их вины из-за того, что естество
Своих истоков избегать не может.)
– Может быть! – завопил я. – Может быть и так! Может, Смолкин не виноват, что его таким олухом мама родила! Мне что, от этого легче?! Порок врожденный, да?! Если бы вдруг… Как ты сказал? – я умолк и остановился посреди камеры, потому что в голову пришла новая, неожиданная мысль. – Врожденный порок, гм… Слушай, Советчик, ты вроде как решил, что вас с дефзондом выводил из строй какой-то врожденный порок моего организма? А почему так? Почему причиной не может быть что-то не слишком для меня естественное, чем я усиленно занимался в последнее время и что, как бы это сказать… нарушило мое обычное, нормальное внутреннее состояние?
(Что же это?) – осведомился он.
– Вот ты подумай…
ГЛАВА 23
Я вновь остановился возле окна, получая какое-то извращенное удовольствие от наблюдения за тем, что происходит внизу. Внезапная догадка уже стала вызывать у меня сомнение.
(Так что же это? – пищало в моей голове. – Не тяните, хозяин!)
Во дворе появился Свен Гленсус и стал о чем-то говорить с Полпинтой. Народу еще прибавилось, теперь почти все пространство между донжоном и помостом было заполнено людьми. Ворота наконец закрыли.
(Так что же?)
– Пил! – произнес я. – Употреблял алкоголь вовнутрь, понимаешь?
Тут уж он по-настоящему удивился.
(Пили?)
– Да, с самого начала этой истории я почти все время пил. Так уж получалось… Начал пить перед похоронами, потом упился после похорон, потом еще пил с Муном Макоем… который вовсе не был Муном Макоем… впрочем, сейчас это неважно… так вот, с ним я пил на РД-станции, потом пил вино с Чочей, потом пиво, потом опять вино в Неводе. Если учесть, что до того я целых три месяца вообще ничего такого не употреблял, то представляешь, как вся эта смесь на меня действует до сих пор? Пьянство может быть причиной сбоев, Советчик?
Внизу Его Боссовство что-то сказал, Полпинты повернулся и махнул наемникам. Трое из них встали, взяли самострелы и двинулись к замку.
Я отпрянул от окна – кажется, они шли за мной.
(Повышение давления… частичное закупоривание сосудов… С2Н5ОН… молекулы спирта в крови… – невнятно долдонил Советчик. – Кровь, насыщающая мозг, естественно, тоже загрязнена… Усложнено прохождение инициирующих импульсов деформационной волны… релаксация и инверсия… дефрагментация и корелляция… Кроме того, в случае плохой очистки, а очистка, скорее всего, была плохой, либо даже отсутствовала вовсе… смолы и… Эй, хозяин, а вы уверены, что это состояние не типично для вас?)
– Ну конечно уверен! Никогда не был пьяницей.
Наемники уже скрылись в замке и очень скоро должны были быть здесь.
– Так что скажешь, Советчик?
(Ну, я думаю, мы можем назвать алкогольную интоксикацию одной из причин нарушения функций.)
– Ага! А тут можно как-то помочь?
(Увы, хозяин. Я не имею возможности вывести все лишние вещества. Даже специальные химические препараты типа «отрезвины» не выводят, а лишь притупляют действие алкоголя. Он должен выйти естественным путем.)
– И сколько времени на это требуется?
(Все зависит от метаболизма каждого данного индивидуума, качества спиртного и некоторых других условий. Но никак не меньше двадцати четырех часов. Клетки же головного мозга очищаются в течение нескольких…)
– У меня осталось несколько минут!
(Ну и кроме того, хозяин, я ведь сказал, что алкоголь всего лишь одна из причин. Сам по себе он мог лишь слегка нарушить наши функции, но не подавить их. Наверняка существует еще по крайней мере один фактор… назовем его фактор-игрек, который, так сказать, окончательно добил нас. Эти два фактора действуют совместно, вот в чем все дело.)
– Еще что-то? Но я не курил безумную траву, не, э… не грыз железо, не пил нефть какую-нибудь… что же еще, Советчик?)
(Если бы у меня были плечи, то я бы мог только пожать ими. Может быть…)
– Стоп! – перебил я и прислушался. Мне не показалось, по коридору за дверью действительно кто-то шел, и шаги это приближались.
– Ну все! – выдохнул я. – Наемники…
За моей спиной раздался шорох, стало темнее, и я обернулся. В окне маячила голова Смолкина.
– Вы нашли?! – заорал я.
– Если вы имеете в виду кладовую, то да. Вашу одежду – тоже. Но я не обнаружил плана.
– Э-эх! Так я и знал!
Шаги замерли под дверью моей камеры.
– Ладно, – обреченно сказал я. – Порок врожденный, что ж тут поделаешь…
– А вы уверены, что план был именно там?
– Ясное дело, уверен… – повернувшись к нему спиной, я медленно пошел к двери.
– В таком случае, может, вы сами посмотрите?
– Что?! – я развернулся и бросился к окну.
– Я захватил вашу одежду…
Из-за двери раздались приглушенные голоса.
– Так давай ее сюда!!!
– Чего он так вопит? – донеслось из коридора. – Молится?..
– Пожалуйста… – голова фенгола в окне исчезла, появилась его рука и забросила в камеру свернутую в узел одежду. Я наклонился и выдернул из него куртку.
– Да у тебя ж дыра в кармане, Дрюм, детка. Ключ, верно, опять провалился…
Я развернул куртку и с треском оторвал подкладку. Свернутые вчетверо листы пергамента упали на пол. Голова фенгола вновь возникла за окном.
– Вот, где он был… – пробормотал он.
Став на колени, я расправил листы, выбрал тот, который был мне нужен, и впился в него глазами.
– О, нашшупал, – донеслось из-за двери. – И не называйте меня деткой, чушкари позорные!
Первый этаж, второй, третий… Камеры… Какая же по счету моя? Я зажмурил глаза, пытаясь вспомнить. Кажется, мы прошли мимо…
– Щас, щас… есть. – Через секунду ключ заскрипел в замке.
Точно, пятая!
– Не той стороной, остолоп. Переверни его.
Я ткнул пальцем в план и наконец-то увидел маленький прямоугольник своей камеры. Ключ вновь заскрипел в замке.
Ни одного тайного хода, бесполезно. Я выпрямился.
Ключ повернулся и замок щелкнул.
Хотя, если приглядеться, то вот здесь, в уголке прямоугольника, чернила – или чем там писал Чоча? – просто выцвели, и буковки-закорючки в действительности были написаны красным… Подняв пергамент к глазам, я разобрал: «3-й кам. вниз от ок.»
Дверь за моей спиной начала открываться, и Смолкин отплыл подальше от окна.
– Мои соплеменники уже совсем близко, – прошептал он на прощание.
Третий «кам» вниз от «ок»…
Третий – вниз…
Третий…
Ок…
Вскочив, я метнулся вперед и с силой нажал на третий камень книзу от окна. Он поддавался, и щель между двумя рядами камней расширилась. Продолжая нажимать, другой рукой я скомкал пергамент и движением кисти, так, чтобы не видели наемники, швырнул план в окно. Он улетел вниз, и тут же ним устремилась фигура фенгола, мгновенно скрывшаяся из поля зрения.
– Рыжий, стой!
Камень неожиданно поддался, и целый блок стены ушел вглубь и в сторону, открыв темный узкий лаз.
– В твою спину нацелены три стрелы и, клянусь слепой кишкой Его Боссовства, мы выстрелим, если ты…
Выдохнув воздух, я нырнул головой вперед. Стрелы с треском ударились в стену над моим задом. Я потерял равновесие и повалился в лаз, ударяясь о выступы плечами и грудью, пополз, извиваясь как червяк, и не видя ни зги.
Что-то схватило меня за щиколотки и потянуло вверх, я начал брыкаться, но меня тянуло все сильнее и наконец, как пробку из узкого бутылочного горлышка, выпихнуло из лаза и, приподняв в воздухе, швырнуло на устланный гнилой соломой пол.
– Точно, Дрюм, детка, такой хилый полосатый глюк. Детка-глюк – ха-ха-ха!
– Я не детка, ты, улбон немытый!
Они стояли надо мной, все трое, тяжело дыша.
– Шибко прыткий, – заметил Дрюм. – Я и не знал, что в нашем клоповнике есть такие щели. Как это ты так быстро нашел одну из них?
Продолжая лежать на спине, я поднял ногу и лягнул Дрюма в пах. Нехорошо бить деток, но мне это доставило удовольствие. Он хрюкнул и упал.
(Пробей башку! – разъярился вдруг Советчик. –
Клок вырвав бороды, швырни в лицо!
А может быть потянешь за нос?
Ложь забьешь им в глотку?! – он орал все громче, словно намереваясь изнутри расколоть мне череп. –
До самых легких?!
Кто желает первым?!!) – громовым голосом закончил Советчик, а потом что-то треснуло, и он смолк.
Я тоже разошелся и крикнул:
– Кто хочет получить первым?!
– Первый уже получил, – заметил Плутарх. – А щас ты получишь… – он заехал мне ногой по ребрам. Я скривился и умолк – вот и вся польза от поэзии.
– Вставай!
Глядя на вновь заряженные самострелы в их руках, я тяжело поднялся.
– Руки за спину! Пшел к двери!
Я бы мог поспорить с ним, я бы мог даже поспорить с двумя – Дрюм пока в счет не шел – но спорить с самострелами было бессмысленно, и потому я подчинился.
– Дрюм, хватит плакать, – раздалось за моей спиной. – Пошли уже.
– А у меня еще и детей-то нет, – всхлипнул Дрюм. – И, могет быть, таперяча никогда и не будет…
– Будут у тебя детки, детка. В случае чего мы вот с Корчем тебе подсобим. Знаешь, чего его Корчем прозвали? Ежели не знаешь, так он тебе опосля расскажет.
Говоря все это, Плутарх проворно связал мои руки за спиной и подтолкнул.
Мы пересекли коридор и стали медленно спускаться по лестнице.
(Куда ведут? – пискнул Советчик. –
Ты дальше не иди!)
– На казнь ведут. Как я могу не идти?
– Этот паря таки двинутый. Сам с собой разговоры ведет.
(Насмешка недостойных над достойным…)
– Точно!
– Чего ты сказал?
– Это я не тебе, Плутарх.
(А ежели заманят вас к воде
Или на выступ страшного утеса,
Нависшего над морем, и на нем
Во что-нибудь такое превратятся,
Что вас лишит рассудка и столкнет
В безумие?..)
– Да нет, меня вешать ведут. Что ты мелешь?
(Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремится.)
– Ну что за многозначительная ерунда, а? И вообще, успокойся. Кризисная ситуация миновала. Теперь мы вновь в ожидании кризиса – самого крупного и самого последнего кризиса в моей жизни.
(Когда на суд безмолвных, тайных дум
Я вызываю голоса былого, –
Утраты все приходят мне на ум,
И старой болью я болею снова.)
– В смысле, фактор-икс опять дает о себе знать?
В голове раздалось громкое «Уфф!», и Советчик провозгласил не то стихами, не то прозой:
(Клин клином вышибают!)
– Это чего?
(Если я вас правильно понял, хозяин, на протяжение последнего времени вы поддерживали в крови определенное количество алкоголя?)
– Ну, можно и так сказать.
(То есть, по сути, напившись в первый раз, вы потом даже не увеличивали этот процент, а лишь по возможности поддерживали его на определенном уровне. Как сейчас ваше состояние?)
– Башка трещит, – признал я. – Во рту пересохло. И вообще муторно на душе.
(Правильно, это называется похмельем. Вы знакомы с концепцией похмелья?)
(Так что же это? – пищало в моей голове. – Не тяните, хозяин!)
Во дворе появился Свен Гленсус и стал о чем-то говорить с Полпинтой. Народу еще прибавилось, теперь почти все пространство между донжоном и помостом было заполнено людьми. Ворота наконец закрыли.
(Так что же?)
– Пил! – произнес я. – Употреблял алкоголь вовнутрь, понимаешь?
Тут уж он по-настоящему удивился.
(Пили?)
– Да, с самого начала этой истории я почти все время пил. Так уж получалось… Начал пить перед похоронами, потом упился после похорон, потом еще пил с Муном Макоем… который вовсе не был Муном Макоем… впрочем, сейчас это неважно… так вот, с ним я пил на РД-станции, потом пил вино с Чочей, потом пиво, потом опять вино в Неводе. Если учесть, что до того я целых три месяца вообще ничего такого не употреблял, то представляешь, как вся эта смесь на меня действует до сих пор? Пьянство может быть причиной сбоев, Советчик?
Внизу Его Боссовство что-то сказал, Полпинты повернулся и махнул наемникам. Трое из них встали, взяли самострелы и двинулись к замку.
Я отпрянул от окна – кажется, они шли за мной.
(Повышение давления… частичное закупоривание сосудов… С2Н5ОН… молекулы спирта в крови… – невнятно долдонил Советчик. – Кровь, насыщающая мозг, естественно, тоже загрязнена… Усложнено прохождение инициирующих импульсов деформационной волны… релаксация и инверсия… дефрагментация и корелляция… Кроме того, в случае плохой очистки, а очистка, скорее всего, была плохой, либо даже отсутствовала вовсе… смолы и… Эй, хозяин, а вы уверены, что это состояние не типично для вас?)
– Ну конечно уверен! Никогда не был пьяницей.
Наемники уже скрылись в замке и очень скоро должны были быть здесь.
– Так что скажешь, Советчик?
(Ну, я думаю, мы можем назвать алкогольную интоксикацию одной из причин нарушения функций.)
– Ага! А тут можно как-то помочь?
(Увы, хозяин. Я не имею возможности вывести все лишние вещества. Даже специальные химические препараты типа «отрезвины» не выводят, а лишь притупляют действие алкоголя. Он должен выйти естественным путем.)
– И сколько времени на это требуется?
(Все зависит от метаболизма каждого данного индивидуума, качества спиртного и некоторых других условий. Но никак не меньше двадцати четырех часов. Клетки же головного мозга очищаются в течение нескольких…)
– У меня осталось несколько минут!
(Ну и кроме того, хозяин, я ведь сказал, что алкоголь всего лишь одна из причин. Сам по себе он мог лишь слегка нарушить наши функции, но не подавить их. Наверняка существует еще по крайней мере один фактор… назовем его фактор-игрек, который, так сказать, окончательно добил нас. Эти два фактора действуют совместно, вот в чем все дело.)
– Еще что-то? Но я не курил безумную траву, не, э… не грыз железо, не пил нефть какую-нибудь… что же еще, Советчик?)
(Если бы у меня были плечи, то я бы мог только пожать ими. Может быть…)
– Стоп! – перебил я и прислушался. Мне не показалось, по коридору за дверью действительно кто-то шел, и шаги это приближались.
– Ну все! – выдохнул я. – Наемники…
За моей спиной раздался шорох, стало темнее, и я обернулся. В окне маячила голова Смолкина.
– Вы нашли?! – заорал я.
– Если вы имеете в виду кладовую, то да. Вашу одежду – тоже. Но я не обнаружил плана.
– Э-эх! Так я и знал!
Шаги замерли под дверью моей камеры.
– Ладно, – обреченно сказал я. – Порок врожденный, что ж тут поделаешь…
– А вы уверены, что план был именно там?
– Ясное дело, уверен… – повернувшись к нему спиной, я медленно пошел к двери.
– В таком случае, может, вы сами посмотрите?
– Что?! – я развернулся и бросился к окну.
– Я захватил вашу одежду…
Из-за двери раздались приглушенные голоса.
– Так давай ее сюда!!!
– Чего он так вопит? – донеслось из коридора. – Молится?..
– Пожалуйста… – голова фенгола в окне исчезла, появилась его рука и забросила в камеру свернутую в узел одежду. Я наклонился и выдернул из него куртку.
– Да у тебя ж дыра в кармане, Дрюм, детка. Ключ, верно, опять провалился…
Я развернул куртку и с треском оторвал подкладку. Свернутые вчетверо листы пергамента упали на пол. Голова фенгола вновь возникла за окном.
– Вот, где он был… – пробормотал он.
Став на колени, я расправил листы, выбрал тот, который был мне нужен, и впился в него глазами.
– О, нашшупал, – донеслось из-за двери. – И не называйте меня деткой, чушкари позорные!
Первый этаж, второй, третий… Камеры… Какая же по счету моя? Я зажмурил глаза, пытаясь вспомнить. Кажется, мы прошли мимо…
– Щас, щас… есть. – Через секунду ключ заскрипел в замке.
Точно, пятая!
– Не той стороной, остолоп. Переверни его.
Я ткнул пальцем в план и наконец-то увидел маленький прямоугольник своей камеры. Ключ вновь заскрипел в замке.
Ни одного тайного хода, бесполезно. Я выпрямился.
Ключ повернулся и замок щелкнул.
Хотя, если приглядеться, то вот здесь, в уголке прямоугольника, чернила – или чем там писал Чоча? – просто выцвели, и буковки-закорючки в действительности были написаны красным… Подняв пергамент к глазам, я разобрал: «3-й кам. вниз от ок.»
Дверь за моей спиной начала открываться, и Смолкин отплыл подальше от окна.
– Мои соплеменники уже совсем близко, – прошептал он на прощание.
Третий «кам» вниз от «ок»…
Третий – вниз…
Третий…
Ок…
Вскочив, я метнулся вперед и с силой нажал на третий камень книзу от окна. Он поддавался, и щель между двумя рядами камней расширилась. Продолжая нажимать, другой рукой я скомкал пергамент и движением кисти, так, чтобы не видели наемники, швырнул план в окно. Он улетел вниз, и тут же ним устремилась фигура фенгола, мгновенно скрывшаяся из поля зрения.
– Рыжий, стой!
Камень неожиданно поддался, и целый блок стены ушел вглубь и в сторону, открыв темный узкий лаз.
– В твою спину нацелены три стрелы и, клянусь слепой кишкой Его Боссовства, мы выстрелим, если ты…
Выдохнув воздух, я нырнул головой вперед. Стрелы с треском ударились в стену над моим задом. Я потерял равновесие и повалился в лаз, ударяясь о выступы плечами и грудью, пополз, извиваясь как червяк, и не видя ни зги.
Что-то схватило меня за щиколотки и потянуло вверх, я начал брыкаться, но меня тянуло все сильнее и наконец, как пробку из узкого бутылочного горлышка, выпихнуло из лаза и, приподняв в воздухе, швырнуло на устланный гнилой соломой пол.
***
– А мне показалось, что-то мелькнуло за окном, когда мы вошли. Что-то такое хилое, с алыми полосками…– Точно, Дрюм, детка, такой хилый полосатый глюк. Детка-глюк – ха-ха-ха!
– Я не детка, ты, улбон немытый!
Они стояли надо мной, все трое, тяжело дыша.
– Шибко прыткий, – заметил Дрюм. – Я и не знал, что в нашем клоповнике есть такие щели. Как это ты так быстро нашел одну из них?
Продолжая лежать на спине, я поднял ногу и лягнул Дрюма в пах. Нехорошо бить деток, но мне это доставило удовольствие. Он хрюкнул и упал.
(Пробей башку! – разъярился вдруг Советчик. –
Клок вырвав бороды, швырни в лицо!
А может быть потянешь за нос?
Ложь забьешь им в глотку?! – он орал все громче, словно намереваясь изнутри расколоть мне череп. –
До самых легких?!
Кто желает первым?!!) – громовым голосом закончил Советчик, а потом что-то треснуло, и он смолк.
Я тоже разошелся и крикнул:
– Кто хочет получить первым?!
– Первый уже получил, – заметил Плутарх. – А щас ты получишь… – он заехал мне ногой по ребрам. Я скривился и умолк – вот и вся польза от поэзии.
– Вставай!
Глядя на вновь заряженные самострелы в их руках, я тяжело поднялся.
– Руки за спину! Пшел к двери!
Я бы мог поспорить с ним, я бы мог даже поспорить с двумя – Дрюм пока в счет не шел – но спорить с самострелами было бессмысленно, и потому я подчинился.
– Дрюм, хватит плакать, – раздалось за моей спиной. – Пошли уже.
– А у меня еще и детей-то нет, – всхлипнул Дрюм. – И, могет быть, таперяча никогда и не будет…
– Будут у тебя детки, детка. В случае чего мы вот с Корчем тебе подсобим. Знаешь, чего его Корчем прозвали? Ежели не знаешь, так он тебе опосля расскажет.
Говоря все это, Плутарх проворно связал мои руки за спиной и подтолкнул.
Мы пересекли коридор и стали медленно спускаться по лестнице.
(Куда ведут? – пискнул Советчик. –
Ты дальше не иди!)
– На казнь ведут. Как я могу не идти?
– Этот паря таки двинутый. Сам с собой разговоры ведет.
(Насмешка недостойных над достойным…)
– Точно!
– Чего ты сказал?
– Это я не тебе, Плутарх.
(А ежели заманят вас к воде
Или на выступ страшного утеса,
Нависшего над морем, и на нем
Во что-нибудь такое превратятся,
Что вас лишит рассудка и столкнет
В безумие?..)
– Да нет, меня вешать ведут. Что ты мелешь?
(Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремится.)
– Ну что за многозначительная ерунда, а? И вообще, успокойся. Кризисная ситуация миновала. Теперь мы вновь в ожидании кризиса – самого крупного и самого последнего кризиса в моей жизни.
(Когда на суд безмолвных, тайных дум
Я вызываю голоса былого, –
Утраты все приходят мне на ум,
И старой болью я болею снова.)
– В смысле, фактор-икс опять дает о себе знать?
В голове раздалось громкое «Уфф!», и Советчик провозгласил не то стихами, не то прозой:
(Клин клином вышибают!)
– Это чего?
(Если я вас правильно понял, хозяин, на протяжение последнего времени вы поддерживали в крови определенное количество алкоголя?)
– Ну, можно и так сказать.
(То есть, по сути, напившись в первый раз, вы потом даже не увеличивали этот процент, а лишь по возможности поддерживали его на определенном уровне. Как сейчас ваше состояние?)
– Башка трещит, – признал я. – Во рту пересохло. И вообще муторно на душе.
(Правильно, это называется похмельем. Вы знакомы с концепцией похмелья?)