ГЛАВА 28

   Слабый толчок в плечо.
   Нет-нет, мне и так хорошо. Кто бы ты ни был… Не слишком удобно, но вполне хорошо.
   Опять толчок. И тихое сопение.
   Упираясь в землю одной ладонью, я другой отер со лба пот вперемешку с грязью и медленно – очень, медленно и осторожно – открыл сначала один глаз, а затем, после паузы, второй. Потом поднял голову, но тут же опустил.
   Здания административного корпуса, бараки и все остальные постройки превратились в руины, среди которых очумело копошились люди.
   По песку возле моей руки полз жук. Я сосредоточил свое внимание на его суетливых движениях.
   Казалось невероятным, что подобный катаклизм привел всего лишь к разрушениям построек. Собственно, помимо обломков зданий, на самом краю той части реальности, которая была охвачена моим быстрым взглядом, я увидел кое-что еще, но мне почему-то пока не хотелось уточнять, что именно.
   Я продолжал бездумно наблюдать за жуком.
   Толчок в плечо повторился.
   Я упорно смотрел на насекомое, которое ткнулось в мою руку, пошевелило усиками, как будто соображая, что это за такая большая ерундовина появилась на его пути, а затем стало не спеша взбираться по запястью.
   На мое плечо легла рука и, немного подождав, я нехотя оглянулся.
   Он стоял на коленях, его лицо превратилось в бледную глиняную маску с разинутым буквой "О" ртом, а глаза размером с блюдца уставились на что-то, находившееся пока вне поля моего зрения.
   Я вздохнул. Секретарь был неподвижен, только рука дрожала мелкой дрожью. Я вздохнул еще раз, движением плеча скинул его руку и стряхнул жука. От того, что ввело в глубокий ступор чиновника (бывшего?) Эгиды (теперь не существующей?) было никуда не деться, так что я поднялся на ноги и огляделся.
   Реальность Зенит перестала существовать. По крайней мере, в том виде, в каком она существовала до сих пор.

***

   В двух десятках метрах от нас высушенный множеством бездождливых столетий красный песок постепенно превращался в мокрый и белый.
   А дальше раскинулся океан. Усеянный пенными шапками водный простор до горизонта, и далеко-далеко – цепочка кораблей под треугольными косынками парусов. От океана дул порывами прохладный ветер, в вышине парила птица с длинными крыльями. Я скользнул взглядом по уходящему вдаль песчаному берегу. На нем лежали бочкообразные тела каких-то океанских тварей с тупыми клыкастыми мордами. Одно из них зашевелилось, подняло голову и, разинув пасть, издало хриплый низкий рев.
   Порыв ветра, дунувший не от океана, донес до меня иной запах. Я повернулся и увидел совсем другую картину.
   Этот участок был гораздо уже океанского – ограниченное с одной стороны полосой прибрежного песка, а с другой отвесной скалой, моему взгляду предстало болото.
   Бледно-зеленая поверхность с островками склизкой стоячей пены, из которой торчали коричневые кочки. Над некоторыми возвышались кривые безлистные стволы мертвых деревьев. Дальше от берега стволов становилось больше, и в ядовитых миазмах клубившегося над болотом марева рос уже целый лес, объятый зловещим молчанием. Казалось, что здесь вообще не может быть жизни, но недалеко от берега из трясины поднималась кривая башня, напоминавшая широкий обрубленный ствол. Вокруг башни торчали колья забора, к одному из них была привязана маленькая плоскодонка, поперек нее лежало весло с круглой лопастью. В нижней части башни была закрытая дверь, под самой «крышей» – круглое, занавешенное серой материей оконце. Мне показалось, что из узкого неосвещенного пространства над занавеской на меня внимательно глянули чьи-то злобные, безумные глаза.
   – Великий Конгломерат! – раздался хриплый шепот лопоухого. – Ведь это цитадель Чи!
   Я посмотрел на него. Расширенные глаза секретаря были обращены левее болота, туда, где на отвесной скале сверкал в лучах солнца дворец.
   Арки, виадуки, извивающиеся серпантины лестниц, контрфорсы, конические башни, цилиндрические башни, башни-пирамиды, и башни-параллелепипеды, и высоченные шпили, на которых развиваются флаги, и все это из ослепительно-белого мрамора, создающее впечатление какого-то изысканного архитектурного лабиринта.
   – Цитадель Чи! – повторил секретарь. – Реальность Чвана! Я видел ее на гравюрах. Но ведь давно решено, что это миф, легенда. Деформация притянула сюда легенду, Салоник!
   Легенды мало заботили меня. Более интересным казалось то, что весь этот ландшафт накрывал голубой купол небес Зенита, вот только неизменное его составляющее, окруженное двойной золотой короной светило куда-то подевалось.
   А еще более интересным являлось то, что стена Зеленого Замка виднелась чуть левее легендарной цитадели Чи.

***

   Оставив секретаря пялиться на цитадель, я медленно пошел к замку, но, услышав за собой шаги, оглянулся – лопоухий кое-как встал и теперь брел за мной. Пожав плечами, я двинулся дальше, обходя обломки стен и крыш, минуя лежащих и сидящих посреди развалин людей.
   Какой-то бывший заключенный ошалело мотал головой, сплевывая красную слюну. Рядом из завала выбирались другие арестанты, помогая себе тем, что хватались за крыло наполовину утопленного в песок прайтера с откинутым колпаком, под которым, закрыв голову руками, лежал охранник в зеленой тоге. Еще дальше на краю болота сидел пригорюнившись инсайдер и тыкал пальцем в застывшие пузыри бледно-зеленой слизи, а они лопались с тихим чмоканьем.
   Полоса песка вдавалась в замковый двор и посередине этой полосы, наполовину скрытый песком, как фигура в барельефе, лежал, вытянувшись во весь рост, старый знакомец Полпинты, одетый в мою куртку. На груди его стояла почти пустая бутыль без пробки, которую он сжимал обеими руками, на манер покойника со свечой. Обращенное к небу лицо выражало тихое блаженство гуманоида, достигшего окончательной, наивозможнейшей степени опьянения.
   На краю висельного помоста, болтая ногами, сидело несколько наемников, три кидарца, два рыбака, паучник Бобуазье и молодой циклоп из «Ворот Баттрабима». Циклоп меня не признал, Боб, увидев, сморщился и отвернулся, а остальные вообще никак не отреагировали.
   Мы прошли мимо, и я увидел позади помоста почти сдувшуюся переднюю часть дирижабля – средняя часть и корма отсутствовали, будто начисто стесанные гигантским топором. Из-за холмов коричневой материи выбрался циклоп без мочки левого уха. В его руках что-то серебристо поблескивало. Воровато озираясь, он скрылся за наполовину обвалившейся замковой стеной, и сейчас же от останков дирижабля вслед, бренча цепочками и браслетами, метнулась высокая мускулистая фигура в красных шароварах.
   Подул ветер, неся с собой смешанные запахи океанского соленого воздуха и смрадных болотных испарений. Я подошел к пристройке, двери которой были приоткрыты. Из-за них выглядывали знакомые лица.
   – Ну, выходите, выходите… – скомандовал я. – Теперь-то уж все закончилось…
   Двери открылись шире, и один за другим они стали появляться: оба фенгола, зависшие над самой землей, толстяк-коротышка Урбан Караф, широкоплечий смуглый паучник Крант с обрывком лезвенного бича в руке, Мак Маклер со своим неизменным баулом, перемотанный с ног до головы Чоча, рыбак Карась, у которого бок тоже был обмотан полоской материи, и наконец Лата Пат-Рай, если только такое возможно, еще более исцарапанная, чем обычно, в платье, о подоле которого можно было сказать лишь только то, что он отсутствует.
   – Красавцы! – подытожил я, оглядывая их. – Один другого краше…
   – Ну и босота! – громко и вполне осмысленно произнес секретарь.
   – Что это за лопоухое трахоблудие тут бухтит… – немедленно заворчал Чоча, но я перебил его:
   – Стоп! Без него я бы скорее всего остался лежать под развалинами. А ты выбирай выражения. Как тебя вообще звать?
   – Зуди, – представился он, щелкнув каблуками. – Паун Лаварет Зуди. Не имея намерения оскорбить присутствующих, я лишь хотел отметить, что все они босые. Прошу простить, если все же задел кого-то.
   – Ну и имечко! – хохотнула Лата, поправляя волосы. – А сам ничего, симпатишный… И локаторы просто выдающиеся…
   Тут из дверей пристройки начали выходить обменивающиеся умными репликами кидарцы, хоксусцы и циклопы. Перед лицом столь сильного потрясения распри на время были забыты.
   Мы отошли в сторону.
   – Резвый, очень резвый, клянусь солнцеподобным эмиром, которого, наверное, больше никогда не увижу! – донесся до нас радостный голос. От пролома замковой стены шел Стурласана, тащивший на плече скрюченное тело Меченого. – Правда, совсем без уха, но это ничего! Будешь моим… Ха, а для чего же ты можешь сгодиться?
   Чоча, ощущавший, видимо, отчаянную слабость, уселся прямо на землю. Урбан Караф тронул его за плечо и пробормотал: «Дверобой! Я тебя уважаю!». Лата встала рядом с братом, по привычке пытаясь разгладить несуществующий подол платья. Она демонстративно оглядывала Зуди и иногда быстро косилась на меня. Весь Конгломерат может провалиться в тартарары, но кокетливая барышня не изменит своим привычкам. Сам Зуди на Лату не обращал внимания – с возрастающим интересом он и фенгол Смолкин пялились друг на друга.
   – Где Гленсус, Мак? – спросил я. Сейчас судьба Его Боссовства интересовала меня более всего остального.
   Мак Маклер пожал плечами.
   – Он везде и одновременно нигде, насколько я могу судить. Из-за того, что машину включили, потом выключили и тут же опять включили, коллапс начал происходить даже раньше, чем я ожидал. Гленсус как раз стоял на площадке. Может, его раскидало по всем этим реальностям, но мне лично более по душе такой вариант: он успел покинуть Ссылку, но не успел никуда переместиться, и теперь его кварковая душа, не способная преодолеть силу поверхностного натяжения и проникнуть в событийный горизонт какой-нибудь реальности, будет вечно скитаться вдоль тахионных потоков и линий причинно-следственных связей. Очень, я бы сказал, поэтичная версия. Так и рождаются легенды о вечных странниках…
   Я кивнул и, подумав, спросил:
   – Мы сможем перебраться отсюда в Нимб?
   Ну… – Маклер нахмурился. – Сейчас разберемся, что к чему. Большая Деформация, конечно, перепутала тахионные связи. Но, думаю, мы с Карафом сможем разобраться. А почему ты спрашиваешь?
   – Я думала, ты захочешь вернуться в свою Бьянку, – заметила Лата.
   Я улыбнулся и толкнул секретаря Зуди в бок.
   – Эй, малый, а ну-ка отойди в сторонку. Нам тут надо пошептаться кое о чем…
   Не обидевшись, он коротко кивнул и медленно пошел в сторону висельной платформы. Смолкин протер очки и, помедлив, устремился следом за ним.
   – После всего этого… – сказал я. – После, гм, яркого света… Я не могу опять вернуться в темную комнату, понимаете? Лата, ты понимаешь?
   Она кивнула.
   – Ну и кроме того, – добавил я. – Мак, что ты там говорил насчет корневых матриц кристаллов? Где они?
   – В Прорве. Я спрятал их там незадолго до того, как нас арестовали.
   – Ага, Прорва… Дорогие?
   – Шутишь? Та сумма, которую можно выручить за них, это… Тут дело даже не в том, что хватит на всю жизнь, это так, мелочи. Ту вообще… – он махнул рукой, не в силах пояснить. – Но это крайне сложно, Уиш. И опасно. Агенты Эгиды до сих пор рыскают по Нимбу и окрестным реальностям. И потом ведь матрицами интересуется еще Ван Кралевски, а это такой гуманоид, с которым лучше не сталкиваться.
   – Да, но уж больно компания у нас подобралась хорошая, – возразил я. – Складный коллектив, это очень важно. Не хочется упускать возможность. Так что мое предложение: отправиться сейчас в этот ваш Нимб? Я уже заранее представляю его себе – небольшой такой провинциальный сонный городишко… Надо разворошить его. Кто со мной?
   Они все молчали. На их лицах было одинаковое выражение задумчивости, на всех, кроме Латы, которая с интересом глядела на меня, словно вновь что-то прикидывая, вновь пытаясь разобраться в моей персоне.
   – Уиш, – подала она наконец голос. – Только деньги?
   Я вопросительно поднял брови.
   – Ты не хочешь возвращаться в Бьянку только потому, что в другой реальности есть возможность заработать по-крупному? Или…
   Да, это был хороший вопрос. Я и сам уже некоторое время думал над ним.
   – Свет, который озаряет зал, тебя совсем не интересует?
   Я вздохнул и прикрыл глаза, представляя себе это – огромный, невообразимо огромный Конгломерат, сплетения тахионных потоком, бессчетные незнакомые реальности…
   – Интересует, – сказал я. – Именно это интересует меня больше всего.

ЭПИЛОГ

   Конгломерат велик. Некоторые даже считают, что он бесконечен.
   В мерцании кварковых сгустков и искривлениях гравитационных полей, меж завихрениями фотонных спиралей и низвергающимися из одной точки бесконечности в другую потоками квантопадов, посреди несоразмерных ни с чем сил… в общем, посреди всей этой эффектной бессмыслицы, плавают разноцветные пузыри реальностей, объединенные тахионной паутиной. Нити паутины вибрируют, опадая и напрягаясь, то расталкивая, то стягивая пузыри вплотную – и тогда от точек соприкосновения по ним разбегаются концентрические волны искажений-деформаций. В условном центре фантасмагорического хитросплетения висит опутанная нитями гигантская гроздь, состоящая словно из сросшихся виноградин. Это все, что осталось от мира Зенит, теперь уж воистину превратившегося в Средоточие Пространств. От века сбалансированное и упорядоченное равновесие сил нарушено теперь напрочь.
   Гроздь остается позади, мимо проносятся свивающиеся кольцами фотонные завихрения, исчезают вдали струящиеся полотнища квантовых потоков, что-то растет, увеличивается в размерах… это стремительно надвигается пульсирующая голубыми гармониками сфера причинно-следственных связей Жемчужного Лимба. Она разрастается, закрывает собою все поле зрения, с тихим хлопком расступается горизонт событий, и теперь сквозь тонкий искажающий реальность своими фантомами слой Шелухи становится виден океан без конца и края. Поначалу это лишь сине-зеленая маслянистая поверхность, не имеющая видимых деталей, но вскоре оболочка Клипата остается далеко позади, угол зрения меняется, и, как на фотобумаге, проявляются подробности: сигнальные буи над подводными гидрофермами, рассекающие воду суда всевозможных конструкций и размеров, океанские платформы и белые барашки прибоя у скалистых берегов почти идеально круглого острова, на самом деле – вершины горы с гигантским кратером давно потухшего вулкана.
   Кратер огромен, хорошо обустроен и полон жизни. Постоянно в нем обитает двенадцать миллионов разумных существ, и еще около двух миллионов посещает его в разгар туристического сезона.
   Остров чуть ли не единственное естественное образование, поднимающееся над уровнем океана. Кроме Нимба есть еще лишь торчащая из воды в пятидесяти лигах от него уродливая гора, похожая издали на пузатую глиняную бутыль. В горе есть шахта, очень глубокая. Ее называют Прорвой. Откуда она взялась, никто точно не знает, но некоторые считают ее наследием чудесной прорасы Чи, и множество нехороших слухов и смутных легенд связано с ней.
   Впрочем, постоянным обитателям Жемчужного Нимба нет дела до Прорвы. Им хватает других забот. Здесь чересчур много казино и ипподромов, ресторанов и забегаловок, ночных клубов и центров развлечений. И слишком много преступников всех мастей.
   За свою многовековую историю крупнейшей в Конгломерате развлекательной реальности Жемчужный Нимб видел всякое, его трудно чем-нибудь удивить.
   Но очень скоро его ждет действительно большое потрясение.