Одом Мэл. Властелин Времени

   Отрывистыми фразами он рассказал, как капитан Аттикус встретился с пиратским кораблем и переговорил с капитаном Халекком, от которого и узнал, что Джаг с Крафом высадились на берегу. Рейшо быстро добился разрешения последовать за ними и заметил Джага и Крафа незадолго до того, как Кобнер с Джессалин пришли им на помощь. Капитан Аттикус и «Ветрогон» тем временем присоединились к «Одноглазой Пегги» и отправились вслед за Великим магистром.
   Эльфийская лучница, в свою очередь, поведала, как они с Кобнером прибыли в Одежный район, рассчитывая встретиться с Великим магистром, о чем он условился с ней в записке, которую послал с голубем несколько месяцев назад. Великий магистр просил их прийти и упомянул, что с ним может быть Джаг.
   Новость о том, что Великого магистра в Имарише не было, оказалась для них неожиданной. Но они увидели Джага и Крафа и сразу поняли, что за ними следят, причем не только Маллок со товарищи. Поймав этого человека, они допросили его, приставив к горлу нож; говорить тот не хотел, однако все же удалось выяснить, что сражаются они на одной стороне. Человеком этим оказался Рейшо, и Кобнер предложил молодому матросу присоединиться к ним.
   Через несколько минут небольшая процессия углубилась в тесное переплетение улочек Одежного района. Время от времени издали доносились пронзительные сигналы труб миротворцев.
   — А ты, похоже, знаешь эти переулки не хуже любого вора, книгочей, — проворчал матрос. — Если только, конечно, мы уже не заблудились.
   — Не заблудились, — отозвался Джаг, понимая, что этого боялся не только его приятель.
   Вызванное прошедшей схваткой возбуждение схлынуло, и на него накатила усталость. Всю ночь двеллера терзали тревожные мысли — он думал о тайнах Крафа, которые успел узнать, переживал, не таил ли волшебник иных темных помыслов, и по-прежнему страшно беспокоился за Великого магистра.
   — Здесь неподалеку живет наш друг.
   — А зачем мы к нему идем? — поинтересовался волшебник.
   — Потому что он единственный в этом городе, у кого Великий магистр мог что-нибудь для меня оставить, — сказал Джаг.
 
   Крохотный магазинчик «Бусины Шарца» находился в небольшом двухэтажном доме, притулившемся между таверной и красильней. На город опускались сумерки, на фабриках заканчивались смены, и таверна начала заполняться народом.
   Деревянный фасад магазина выглядел узким и потрепанным. На вывеске было только слово «Бусины», выложенное из разноцветных бус. В витринах по сторонам двери висели куртки и штаны, причудливо украшенные образцами товара Шарца.
   Джаг провел их внутрь, и они оказались среди стеллажей с сотнями коробочек, полных бусинок самых разнообразных цветов, размеров, фактуры и даже запаха. Некоторые из них были резные, некоторые выплавлялись по заготовке, а некоторые встречались в природных условиях, например медовые семена жемчужных муравьев. Пахло здесь как в свечной лавке: смесью ароматов цветов и деревьев.
   Вдоль стены слева тянулись встроенные полки с сотнями ящичков, заполненных бусами. Стену справа занимал длинный прилавок, а в глубине лавки находилось рабочее место Шарца; трудился над особыми заказами он, впрочем, наверху, где ему никто не мог помешать, а здесь осуществлял руководство торговлей. Эта часть лавки была заставлена столиками для тех, кто обучался у Шарца его ремеслу.
   У прилавка стоял покупатель, торговавшийся по поводу цены за приглянувшуюся ему куртку.
   Когда Шарц заметил двеллера, он быстро согласился на цену, которую предлагал клиент, завернул куртку в цветную бумагу, и тот покинул лавку совершенно удовлетворенный. Хозяин радушно проводил покупателя до двери, задвинул ее на засов и опустил занавески, чтобы дать понять желающим совершить покупки, что на сегодня работа лавки закончена.
   Джаг не встречал взрослых людей ростом меньше оттуда Шарца; он был всего на какой-то фут выше его самого и тощий как палка. Его курчавые темные волосы вились тугими колечками, издали смахивавшими на рожки. Одет он был в светлые полотняные штаны и рубашку, поверх которых носил кожаный фартук, а на запястье Шарца была привязана специальная подушечка, куда он втыкал иглы и булавки.
   — Джаг, как я рад тебя видеть! — тепло приветствовал его хозяин лавки.
   — И я, поверь, не меньше, — отозвался двеллер, после чего представил своих спутников.
   — Мы так давно не виделись, друг мой, — сказал Шарц, приглашая их пройти в глубину лавки, откуда лестница вела на второй этаж. — Подозреваю, что вы можете быть голодны.
   — Если честно, то да, — признался Джаг.
   Волшебник, правда, по пути подкреплялся пару раз у разносчиков сластей. Двеллер никогда не мог понять, как Краф умудряется оставаться таким тощим, — очень уж он любил сласти, да и на аппетит никак не мог пожаловаться.
   — Тогда отужинайте со мной, сделайте милость. Жаль, я не знал, что вы придете, а то бы заранее накрыл стол.
   Шарц шагнул на лестницу и окликнул жену. Джаг последовал за ним, внезапно почувствовав неловкость оттого, что привел в скромное жилище своего друга столько народу.
   — А Вик с вами? — спросил хозяин.
   — Нет, на этот раз нет, — отозвался двеллер.
   — Жаль. — Шарц вздохнул. — Нийе страшно нравятся кукольные спектакли, которые он для нее всегда устраивал.
   Поднявшись наверх, он снова позвал родных, предупреждая, что у них гости. Нийе, дочери Шарца, было шесть лет, и лицом она походила на Тиар, свою мать, — обе светловолосые, с ярко-голубыми глазами. Тиар ростом вышла не выше мужа, хотя фигура у нее была куда более плотной.
   Супругу хозяина явно обескуражил визит неожиданных гостей да еще в таком количестве, и она немедленно загремела горшками и тарелками в кухне, проверяя, что сможет подать на стол.
   — Прошу тебя, не беспокойся, госпожа, — сказал Краф, снимая шляпу и со всей возможной галантностью улыбаясь хозяйке. — Мы посетили ваш гостеприимный дом вовсе не для того, чтобы доставить лишние хлопоты. Позвольте помочь вам с продуктами для ужина.
   Тиар неуверенно оглянулась, ища поддержки у мужа.
   — Мы ведь явились без предупреждения, — присовокупил Джаг. Он знал гордость Шарца, а также то, что тот ни за что не согласится принять помощь, если неправильно воспримет предложение. — Позвольте нам хотя бы помочь. Мы ведь вообще не собирались у вас ужинать, в городе достаточно таверн.
   — Ерунда, — воскликнул хозяин. — Пока в этом доме горит огонь в очаге, вам ни к чему садиться за стол в столь неподходящих для дружеской трапезы местах.
   — Но у нас мясо все вышло, муж мой, — тихо произнесла Тиар. — Во всяком случае, на всех его не хватит, — добавила она, бросая многозначительные взгляды на крупные фигуры Кобнера и Рейшо.
   И только подчиняясь неумолимым обстоятельствам, Шарц хоть и с явной неохотой, но все же согласился воспользоваться предложением Крафа. Тот положил в ладонь его жены деньги; их было столько, что Тиар широко распахнула глаза от изумления. Сжав их в кулаке, она взяла за руку Нийю и спустилась вниз, намереваясь отправиться за покупками.
   — Разожги, будь любезен, огонь, — попросил двеллера хозяин дома. — А я пока вино откупорю.
   Джаг был только рад найти себе дело; он быстро сложил дрова в камине и оглядел каминную полку в поисках огнива.
   — Дай-ка я этим займусь, подмастерье, — сказал волшебник.
   Он подул себе на ладонь, и между его пальцами заструились зеленые огоньки, которые через несколько секунд перелетели с руки Крафа на дрова; сухое дерево мгновенно вспыхнуло. Через несколько секунд в камине уже весело потрескивало пламя.
   Шарц вопросительно глянул на старика; в глазах мастера читались недоумение и даже испуг. Похоже, ему еще не случалось принимать волшебника у себя в доме, а может, он и вообще их никогда до сих пор не встречал.
   Джессалин подошла к рабочему месту хозяина — кухня, столовая, гостиная и рабочая комната были объединены в его доме в одно большое помещение, занимавшее больше половины верхнего этажа. За закрытой дверью скрывались только две спальни и туалетные комнаты.
   На стене над этим столом висели расшитые бисером холсты. Джаг заметил, что они вызвали пристальный интерес эльфийки. Изображения передавались на плотных холстах бусинами, которые тщательно пришивались незаметными стежками.
   Две картины изображали Нийю. На одной она была еще младенцем, а другая была создана недавно и подчеркивала, как девочка успела вырасти и измениться. Двеллер, давно друживший с мастером, знал, что портреты дочери он делал каждый год, просто выставить принял решение только эти два.
   — Клянусь Древними, — прошептала Джессалин так тихо, что голос ее был едва слышен сквозь щелканье и треск сухого дерева, — поистине великолепная работа.
   Она провела пальцами по картине, не в силах оторвать взгляд от ее красоты.
   — Так и есть, — сказал Джаг, присоединившись к стоявшей у холстов эльфийке. — Это личная коллекция Шарца, малая ее часть. У него куда больше законченных работ, но он их мало кому показывает.
   — Я видела работы внизу, — сказала Джессалин, — но у этих стиль куда изящнее.
   — Это потому, что здесь я угождаю только своим глазам, — объяснил мастер, который как раз поднялся по лестнице, неся в руках темные бутыли с вином. — Я успел прийти к выводу, что большинство людей не разделяют мои вкусы. Им нужно что-то яркое и блестящее, что, с одной стороны, могло бы выделить их среди окружающих, но одновременно и помогало бы ощутить единство с ними.
   Он разлил вино в принесенные из кухни бокалы. Из погреба Шарц достал круг сыра из козьего молока и нарезал его, оставляя куски на доске, а из деревянного бочонка у стены вытащил полдюжины красных яблок и тоже нарезал, приглашая гостей угощаться, пока не вернется Тиар и не будет готов обед.
   Подойдя к своему рабочему месту, мастер посмотрел на холсты.
   — Я научился чему-то большему, чем декоративное вышивание бисером. Во всяком случае, так Вик думает. — Он помолчал, касаясь пальцами недавнего портрета дочери. — Вик считает, я открыл новый вид искусства.
   — Так и есть, — согласился двеллер. — Во время Переворота лорд Харрион приложил немало сил, чтобы искусство исчезло вместе с книгами. Сейчас этим почти никто не занимается, хотя я встречал стеклодувов, кузнецов и других мастеров, которые применяют свой талант скорее по призванию, нежели для выгоды.
   — Ни один ремесленник, — вздохнул Шарц, — не может позволить себе забыть о прибыли. Я знаю ткачей и прядильщиков, у которых есть придуманные ими самими узоры тканей, но они не пускают их в производство, опасаясь, что раскупаться такой товар будет не слишком успешно. А вдали от Имариша приходится сражаться не просто за прибыль, но и за выживание. — Он помедлил. — Иногда я забываю, насколько нам повезло, насколько мы преуспели, тогда как многие другие жители материка обречены на прозябание.
   Джаг не мог не вспомнить о гоблинских шахтах, откуда его вызволил Великий магистр. Хоть в душе его еще и теплилась надежда, однако он понимал: на самом деле предполагать, что кому-то из его семьи удалось выжить, — совершеннейшее безумие. Скорее всего, жестокая смерть настигла их задолго до того, как ему посчастливилось спастись из рабства.
   — Иногда мне кажется, что наше процветание нас погубит, — пожал плечами мастер. — Слишком многим стало известно про Имариш.
   — Стоит ли так беспокоиться? — спросила Джессалин. — Пираты не посмеют на вас напасть. Они неоднократно пытались это сделать, но каждый раз их отбрасывали прочь.
   — Это так, однако времена меняются. Гоблины на юге снова стали объединяться. Я слышал, их племена опять готовятся к войне. Слухи об этом гуляют по Разрушенному берегу уже больше года.
   Джаг знал, что это правда, — он тоже слышал об этом, еще когда был в гавани Келлох, но о причинах происходящего никто ничего путного сказать не мог.
   — Острова и материк все же разделяет вода, — сказал Кобнер.
   — Этого недостаточно. Даже в открытых водах здесь полно островков, пусть даже это всего лишь торчащие из воды скалы, и рифов тоже. До сих пор они спасали нас от вражеских кораблей, но теперь могут стать причиной нашей гибели. Гоблины, объединившись, начали наводить между ними мосты.
   — Гоблины взялись за строительство? Двеллер просто не мог в такое поверить.
   — Не сами, — уточнил Шарц, — они рабов для этой цели используют.
   — Но откуда гоблины узнали, как строить мосты? — осведомился Краф.
   Он расположился в одном из резных стульев у огня, положив посох на колени. Сверху устроился одноухий черный кот; волшебник чесал ему за ухом, и животное довольно мурлыкало, не спуская, впрочем, глаз с крошечной блестящей драконетки на плече у Джессалин.
   Мастер покачал головой.
   — Это никому не известно. Но посланные нами разведчики своими глазами видели, что они их действительно строят. И если судить по взятому ими темпу, лет через пять гоблины доберутся до ближайшего к нам острова, откуда смогут подготовить атаку на него.
   — И что вы намерены делать? — спросил Рейшо.
   — Ничего. У нас нет ни армии, ни флота. До сих пор Имариш защищало море, а теперь оно не в силах будет нас спасти.
   — Вы могли бы собрать армию, — заметил гном.
   — Но где?
   — На материке, я думаю.
   — Там завидуют нашей жизни и нашим успехам, — покачал головой Шарц. — Товары наши они, конечно, покупают, но не станут сильно расстраиваться, если нас захватят гоблины.
   — Разве они не понимают, что если Имариш будет разрушен, то исчезнет и значительная часть одежды, постельного белья и других товаров, которые они так охотно покупают? — спросила Джессалин.
   — Госпожа, — воскликнул мастер, — откуда мне знать, что у них в голове? Склонен предположить, что там гуляет ветер.
   — Можно пригласить наемников, — не сдавался Кобнер.
   — На бесконечную войну против гоблинских полчищ?
   — Мосты, которые они возведут, можно разрушить.
   — Мы заплатили кое-кому из главарей наемников, чтобы они разведали, что можно сделать, — сказал Шарц. — И ни один из них не согласился взяться за такое дело. Гоблины слишком прочно укоренились на этих островках. На постройке мостов они заставляют трудиться рабов. — Он глубоко вздохнул. — Говорят, что тела умерших гоблины привязывают, и стервятники клюют эти трупы, оставляя только скелеты, кости которых стучат на ветру…
   Картина настолько ясно возникла в голове у Джага, что он вздрогнул.
   — Так Имариш в самом деле ничего не станет предпринимать перед лицом грозящей ему опасности? — спросил гном.
   — Когда уже не удастся сдерживать наступление гоблинов, мы бросим город и будем искать счастья в каком-нибудь другом месте.
   Двеллер не мог себе представить, каково будет, если закроются огромные фабрики на островах. Когда он думал об Имарише, то вспоминал о скрипящих водяных колесах, которые поворачивались вместе с приливом. Счастливые дети не будут больше бегать по улицам…
   И одновременно он осознал, что его план устроить здесь первые школы Хранилища Всех Известных Знаний тоже поставлен под сомнение. Если уж возникают сложности с основанием школы в Имарише, где царит свобода и процветание, то где еще это возможно будет сделать?
   Джага охватили печаль и чувство беспомощности. Казалось, все вокруг объединилось против его идеи. Но тут он заметил, что Шарц обратился к нему и ждал ответа. Он извинился за свою рассеянность.
   — Я просто спрашивал про старых мастеров по бусам, — сказал мастер. — Ты их работы видел?
   — Видел несколько раз.
   Вообще-то после того, как двеллер познакомился с работами Шарца, он прочитал немало книг об искусстве вышивания бисером и обнаружил методы и образцы, которые мастеру известны еще не были. Шарцу, впрочем, он об этом не сказал — Великий магистр считал, что лучше позволить мастеру продолжать работать самостоятельно, настолько уникальным считал его талант.
   — Хотел бы и я их увидеть, — заметил Шарц с грустью
   — Может, когда-нибудь и сумеешь, — сказал Джаг надеясь, что хотя бы некоторые из этих книг и рисунков остались в целости и сохранности после разрушения Библиотеки.
   — Вообще-то, должен признаться, — вздохнул мастер, — мои изделия продаются не так уж и хорошо. Изредка кого-нибудь привлекает узор или подбор цветов…
   Двеллер посмотрел на лежавшую на столе вышивку. Она изображала лодку, скользившую по воде в лучах закатного солнца; на переднем плане ясно была видна рыбья голова на ее носу. Ночные тени уже ложились на воду канала. Лодочник стоял сзади, крепко держа длинный шест, с помощью которого управлял своим судном. Серо-зеленые бусинки великолепно передавали цвет воды в канале, а белые — цвет рубашки лодочника.
   — Я никогда ничего подобного не видела, — прошептала проследившая за взглядом Джага Джессалин. — А что заставляет тебя выбирать темы?
   — Не знаю даже, — отозвался Шарц. — Я вижу какую-нибудь впечатлившую меня картину, и через несколько дней или месяцев, а один раз почти через год, мои руки находят способы изобразить ее бусинами по холсту.
   — Ты не по готовым рисункам работаешь?
   Двеллер знал, что Джессалин интересовалась искусством. Дар ее матери лежал в области музыки; много лет назад Великий магистр научил Тсералин, как записывать рождающиеся в ее голове мелодии. Музыка и математика послужили основой для интерпретации очень многих неизвестных языков, которые попадались библиотекарям, в грудах неразобранных книг в Хранилище Всех Известных Знаний.
   — Нет. — Мастер коснулся неоконченной картины. — Образы, которые я запечатлеваю на холсте, основаны на том, что я сам видел. Иногда люди приносят мне рисунки с изображением того, что они хотят получить, но над большей частью своих вещей я работаю по памяти.
   — Память у тебя просто чудесная.
   Шарц смущенно улыбнулся.
   — Признателен тебе, госпожа.
   — Шарц, — сказал Джаг, сожалея, что приходилось перейти к более серьезной теме, — мы не просто повидаться с тобой сюда пришли.
   — Догадываюсь, — вздохнул тот. — Вы с Великим магистром никогда не приходите просто в гости, хотя я все-таки надеюсь, что когда-нибудь произойдет и это.
   — Он-то как раз меня сюда и направил, — сказал двеллер. — Я надеюсь, что он оставил для меня какой-то сверток.
   — Сверток. — Хозяин дома кивнул. — Верно, оставил и сказал, что либо он сам, либо ты за ним вернешься. Последний раз, когда он уезжал из Имариша несколько месяцев назад, Вик был очень взволнован. Он как раз нашел несколько книг, которые сильно его встревожили.
   Много лет назад, в одну из первых поездок в Имариш, Великий магистр познакомился с мастером Шарцем, когда скрывался у него от могучего волшебника, книги которого он похитил, и доверился своему новому знакомому. Шарц стал ему надежным другом и серьезно заинтересовался умением Великого магистра читать и писать. Этот секрет все еще тщательно хранился от большинства жителей материка, но кое-кому его все-таки доверили.
   — Разве ты не ездил с Виком в Имариш в последний раз? — осведомился Краф.
   Кот, все еще сидевший у него на коленях, лениво открыл зеленый глаз.
   — Нет, — ответил Джаг. — Великий магистр послал меня в Тенистую Трясину разузнать про корабль, который выбросило на берег, — поговаривали, что он затонул во времена Переворота.
   — И что, это оказалось правдой?
   — Да. Великий магистр надеялся, что среди вещей на нем удастся найти какие-то записи о плавании корабля и о том, что видел капитан. Но когда я прибыл на то место, обнаружил там только обломки — когда подводное землетрясение выбросило корабль в прилив, который и вынес его на берег, от него после сражения, пожара и долгих лет на дне Кровавого моря почти ничего не осталось.
   Шарц направился в глубину комнаты, принес стул и взобрался на него. Потянувшись к потолку, он нажал на доску, которая на вид плотно сидела на своем месте, и достал из-под нее прямоугольный предмет, завернутый в клеенку.
   У двеллера отчаянно заколотилось сердце. Неужели это Книга Времени? Неужели найти ее окажется так легко?
   Но он понимал, конечно, что дело так обстоять не может. Если бы Великому магистру в руки попала Книга Времени, он ни за что бы не оставил ее здесь.
   Шарц передал ему пакет.
   Ловкими, умелыми пальцами Джаг быстро развернул клеенку. Кобнер, Джессалин и Рейшо придвинулись поближе, жадно заглядывая ему через плечо, что было не так уж сложно, учитывая рост всех троих.
   Краф остался сидеть у камина, рассеянно поглаживая кота.
   Когда клеенка была развернута, двеллер уставился на обложку. Почерк Великого магистра Фонарщика он не спутал бы ни с каким другим — его безошибочно можно было узнать хотя бы по изысканно выписанной букве «Д».
   — И что это такое? — спросил Рейшо.
   — Дневник, — сказала Джессалин, складывая руки на груди и хмурясь.
   Драконетка на ее плече недовольно зашевелилась и почесала мордочку когтистой лапкой.
   — Дневник Вика, насколько я в состоянии различать почерки.
   Великий магистр выучил эльфийку читать, когда она была еще совсем маленькой. С разрешения матери она иногда сопровождала его в путешествиях по лесу Клыков и Теней под негласным присмотром посланных Тсералин для охраны воинов.
   — Да, это рука Великого магистра. — Джаг открыл книгу, и оттуда выпал листок бумаги.
   Он мгновенно поймал его, опередив даже Рейшо. Нет ничего быстрее жадных рук двеллера. Эта поговорка ходила как на материке, так и в Рассветных Пустошах. Но, взглянув на первую страницу, аккуратно заполненную ровным почерком Великого магистра, Джаг понял, что прочитать написанное он не в состоянии.
   — Что-то не так? — обеспокоенно спросил Шарц.
   — Книга зашифрована, — сказал двеллер, хмуро взирая на строчки текста.
   — Зашифрована? — переспросил Рейшо.
   — Вик замаскировал текст, — пояснила Джессалин.
   Кобнер потер подбородок мощной ладонью, покачал головой и подошел к огню, намереваясь погреть спину. Гному был по душе климат внутренней части материка. Прохлада прибрежных вод нравилась ему куда меньше.
   — А зачем это? — поинтересовался молодой матрос.
   — Чтоб любопытные глаза не узнали, что он там написал, — отозвался Кобнер. — Он нередко так делал. Вик всегда был хитрецом, ну и я его, конечно, научил всему, что сам знаю.
   — Но книгу-то он Шарцу оставил, — удивился Рейшо.
   — Вик не знал точно, кто за ней придет, — отозвался мастер. — Он велел мне хранить ее, пока не придет или он сам, или вот Джаг, — он кивнул в сторону двеллера.
   Джаг посмотрел на записку и обнаружил, что та тоже была написана рукой Великого магистра. Он прочел ее вслух:
   — Изгой с юга ходит жаром дока.
   — Какой еще изгой? — пробурчал гном. — И как можно ходить жаром? Бессмыслица какая-то.
   «Верно, — подумал Джаг мрачно, — совершеннейшая бессмыслица».
   Он уставился на листок, гадая, не пропустил ли чего.
   — А если что старину Вика и волнует всерьез, — продолжил Кобнер, — так это смысл. Помню, когда я с ним только познакомился, Брант как раз поручил ему разобраться с той головоломкой с драгоценностями эльфа Келдариана. Конечно, мы и не догадывались поначалу, что это головоломка. Думали, просто камни так огранены.
   Гном покачал головой.
   — Но Вик, он сразу понял, в чем там закавыка. Прямиком привел нас к тому тайнику волшебника на кладбище в Мысе Повешенного Эльфа.
   Оторвав взгляд от листка бумаги, двеллер увидел, что все в комнате смотрят на него, будто спрашивая, а куда приведет их он.

9
ДЕШИФРОВЩИК

   ГОТОВЯЩИЕСЯ на плите блюда наполнили комнату удивительно аппетитными ароматами. Согласившись взять от волшебника деньги, Тиар накупила рыбы, нескольких куриц, свежих фруктов, овощей и специй.
   За полтора часа, прошедшие с момента возвращения хозяйки, она поставила печь хлеб — с помидорами, базиликом и глазурью из зеленой хурмы — и несколько пирогов, пожарила рыбу, сварила куриц и потушила овощное рагу с тертыми орехами. Рейшо и Джессалин предложили свою помощь, которую хозяйка с благодарностью приняла, а малышка Нийя взялась накрыть стол.
   Старый волшебник и Шарц уселись у камина; покуривая трубки, они вели неспешную беседу. Кобнер посматривал в окно, наблюдая за происходящим на улице. Пока что не похоже было, что люди, которых Альдхран Кемпус послал в Одежный район, обнаружили, куда они скрылись.
   Джаг сидел за рабочим столом Шарца, аккуратно отодвинув в сторону ящички с бусинами, и работал над дневником, который оставил Великий магистр. Единственное, что он твердо знал с самого начала, так это что номер в верхнем правом углу первой страницы — 3/5 — обозначал, что у книги существовало четыре точные копии. Такой способ нумерации библиотекари в Хранилище Всех Известных Знаний использовали, чтобы обозначить, какой по порядку копией из многих была данная книга.
   Будучи убежденным в существовании еще четырех копий дневника, двеллер не мог не гадать, что сталось с ними, в чьи они попали руки. От таких мыслей его охватила тревога.
   Он несколько раз перечитал слова на листке бумаги и наконец пришел к выводу, что это, должно быть, просто заметки, которые Великий магистр делал для себя.
   Но зачем оставлять такую странную записку? Кого Великий магистр мог назвать изгоем и при чем тут, хотелось бы знать, доки?
   «Зачем вы меня сюда послали, Великий магистр? — устало подумал Джаг. — Мое место на "Одноглазой Пегги". Там я мог попытаться хоть как-то вам помочь».
   Время от времени двеллер поднимал голову и видел, что Краф по-прежнему попыхивает трубкой, рассеянно поглаживая растянувшегося у себя на коленях кота. Пару раз Джаг встречался с волшебником взглядом, и каждый раз ему казалось, что в глазах старика мелькает нечто зловещее. Может быть, тот все же не оставил своего намерения превратить его, Джага, в жабу?