— Мой долг остаться здесь. Я должен описать эту битву.
   Докетт раскрыл книгу, которую держал в руках. Луч лунного света скользнул по страницам, и этого освещения гному хватило, чтобы разглядеть рисунки и узнать на них Фаради и двоих гномов, сидевших за столом в таверне «Морской бриз».
   — Я начал все это писать еще в Библиотеке, — сказал Докетт. — Понимаете, я должен выполнить то, что Великий магистр поручил нам всем. Я…
   — Варроуин!
   Крик Фаради заставил гнома действовать молниеносно. Он ткнул пальцем в сторону леса.
   — Вы, двое, двигайте туда. И чтобы без возражений мне! Ни к чему воинам о вас спотыкаться, когда бой пойдет не на жизнь, а на смерть.
   У него уже не было ни времени, ни возможности доставить их домой в целости и сохранности, а скоро весь лес будет полон гоблинами, которым раз плюнуть перерезать горло паре двеллерских детишек.
   Юные двеллеры бегом припустили в сторону деревьев.
   Поудобнее перехватив рукоять боевого топора, Варроуин подошел к стоявшему на берегу эльфийскому стражнику, и Фаради указал ему на то, что заметил.
   Щуря глаза от жгучих соленых брызг, разлетавшихся во все стороны, когда волна ударяла о невысокую скалу неподалеку, гном вытер лицо и уставился во тьму. Вдали он разглядел первую из четырех лодок. Согнувшиеся над веслами гоблины в темноте казались тенями.
   — В воде их перебьем? — спросил Фаради, поднимая лук.
   — Нет, — сказал Варроуин, встряхнув лохматой головой. — На суше. Пусть это послужит предупреждением для остальных. Я не просто нескольких гоблинов хочу прикончить, даже не большую их часть. Они должны умереть все. Если ни один из этого отряда не вернется, командирам гоблинских кораблей в гавани придется сильно задуматься, и новый отряд для высадки им подобрать будет сложнее.
   — Хорошо, — отозвался Фаради и перебрался поближе к остальным гномам.
   Приготовив для выстрела стрелу с темным оперением, эльф продолжил следить за приближением врагов, ни на секунду не сводя с них глаз.
   Варроуин отвел своих воинов к линии деревьев, где они и укрылись, ожидая, когда гоблины высадятся на берег.
   Через некоторое время о камни внизу глухо стукнули корпуса лодок. Послышалась отрывистая ругань гоблинов, а сразу за ней звуки оплеух — таким образом, судя по всему, гоблинские командиры отдавали подчиненным команду молчать.
   «А беспокоятся гады», — подумал предводитель гномов, улыбаясь про себя. Как Варроуин ни предвкушал битву, он, конечно же, в какой-то мере ее и страшился. Шансы на то, что ни один из воинов его отряда не пострадает во время боя, были ничтожно малы. Но остров находился в блокаде кораблей противника, и этим тварям нужно было дать хороший урок.
   Наконец в поле их зрения возник первый из высадившихся. Он осторожно двинулся по каменистому берегу, наклоняясь вперед так сильно, что неподходящий по размеру шлем сползал ему на глаза. Если бы Варроуин не знал, что дело идет к серьезному кровопролитию, он бы фыркнул от смеха. Среди гоблинов почти не было оружейников, делавших доспехи, и в основном латы их были из военных трофеев, сорванных с тел людей и гномов.
   «Ну давай же, давай, чего медлишь как неродной, — мысленно подбодрил гоблина Варроуин. — Здесь все тихо, только мы, деревья, тут стоим, больше вас никто не ждет».
   Ростом с людей, гоблины отличались от них тем, что ходили сгорбившись, а также треугольными, клиновидными головами с грубыми чертами лица, широкими ртами и редкими кривыми зубами. На голове, подбородке и отвислых ушах у них росли жесткие черные волосы. Как правило, плечи у них были широкие, а фигуры или слишком тощие, или слишком тучные. Жизнь бросала гоблинов от крайности к крайности — или голод, или обжорство, так что они либо худели, либо толстели, промежуточного состояния не наблюдалось. Также их безошибочно можно было узнать по серовато-зеленой коже, покрытой пятнами.
   Сегодня на всех гоблинах были доспехи, но мало кто из них сообразил зачернить металл, чтобы он не бликовал в тусклом свете лун. Правда, свет обычно отражается от лат, которые хотя бы время от времени чистят; а поскольку нынешние хозяева редко утруждали себя подобными мелочами, металлические поверхности гоблинских доспехов разве что тускло поблескивали, но это все равно было заметно. Вооружены пришельцы были топорами, мечами и дубинками.
   Наконец все гоблины собрались на той каменистой площадке, где недавно нес дозор Фаради.
   Глупые твари, подумал Варроуин. Если б нападавшими командовал он, то приказал бы высаживаться не менее чем в четырех точках, на таком расстоянии, чтобы их нельзя было обнаружить одновременно, но чтобы при этом они все-таки могли прийти на помощь друг другу.
   Пора!
   Он резко отдал команду, и стрелы эльфийских лучников со свистом взвились в воздух, впиваясь гоблинам в грудь, в горло, в глаза. В первые же моменты боя были выведены из строя не менее двадцати гоблинов; их тела осели к ногам товарищей или свалились с края скалы в пенящуюся внизу воду. Но многие успели поднять щиты, отразив ими большую часть стрел. Огласив ночную тишину гневными воплями, гоблины темной массой устремились к засаде.
   — «Наковальни»! — взревел Варроуин и, выходя из темноты, занял свое место в строю.
   Разделившись на группы по четыре, гномы, заняв традиционную оборонительную позицию «наковальня», отважно встретили атаку гоблинов и остановили ее. Лес наполнился звоном металла.
   — В «топоры»! — скомандовал Варроуин.
   «Топоры» гномов являли собой мощные клинья, взрезающие ряды остановленного «наковальнями» ошеломленного противника. Люди, в отличие от объединивших свои усилия гномов, двинулись навстречу врагу поодиночке. Эльфийские стражники и их спутники — медведи, барсуки и хищные птицы — тоже сражались, держась на флангах и выбирая противников по одному. Поэтому именно гномы играли решающую роль в отражении атаки гоблинов, снова и снова врезаясь в ряды неприятеля и оставляя за собой изрубленные тела.
   Варроуин затянул боевую песню гномов, ритм которой был рассчитан так, чтобы в точности соответствовать естественному ритму взмахов боевого оружия. К нему присоединились собратья-гномы, и их голоса загремели по всему лесу и полосе прибоя.
   Отбив топором направленное ему в бок копье, Варроуин двинул окованным железом топорищем в лицо нападавшему гоблину так, что гнусная тварь кубарем покатилась по земле, открывая гному дорогу к очередному противнику. Уклонившись от его удара, гномий командир опустил боевой топор, разрубив железный шлем вместе с головой, на которую тот был напялен. Крики умирающих гоблинов смешались с гномьей боевой песней.
   Отражение гоблинской атаки длилось всего несколько минут, и было оно, собственно, не боем даже, а бойней, которая прекратилась только тогда, когда убивать защитникам Рассветных Пустошей стало некого.
   Тяжело дыша, весь в крови и чувствуя жгучую боль в боку, который задел наконечник копья, Варроуин отер кровь с топора. Среди валявшихся повсюду тел убитых гоблинов лежали и несколько мертвых гномов, людей и эльфов.
   — Варроуин, — позвал его один из гномов, скуластый Куммель.
   Он стоял на коленях, держа за руку лежавшего на земле Анелла.
   Варроуин подошел к ним, и сердце его сжалось от боли. Родители молодого гнома уже потеряли от руки гоблинов одного сына, а теперь вот и Анелл лежал, истекая кровью из глубокой раны в горле. Куммель пытался остановить кровь оторванным скомканным куском собственной туники, но Варроуину хватило одного взгляда, чтобы понять: усилия его напрасны.
   Молодой воин-гном умирал, и никто из них не мог ничего сделать.
   Варроуин взял его за руку.
   — Ты здорово дрался, Анелл, точно тебе говорю. Я видел тебя краем глаза. Ты боец до кончиков ногтей.
   На губах Анелла, с которых на редкую юношескую бородку стекала струйка крови, мелькнула слабая улыбка.
   — Двеллер, — прохрипел он. — Позовите двеллерского мальчугана, хочу с ним поговорить.
   Варроуин отдал команду, и к нему подвели Докетта. Несмотря на все ужасы атаки на Рассветные Пустоши в прошлом месяце, юный двеллер еще не привык к войне. Глаза у него были круглые от страха и полны слез, и он едва держался на ногах.
   — Я… — сказал Анелл двеллеру, вцепившись в его рубашку, — я Анелл, сын Морага Тура… из клана Неустанного Молота. Сегодня я погиб… сражаясь с гоблинами за спасение Библиотеки… как обещал Древним и отцу. Пусть… меня помнят. — Он судорожно сглотнул. — Пожалуйста. Пусть… пусть не забудут.
   — Х-хорошо, — еле выговорил Докетт. Из глаз его по грязным щекам текли слезы. — Клянусь Древними, Анелл, мир запомнит тебя и твое геройство.
   Молодой гном испустил последний вздох, и его глаза закатились, а безжизненное тело вытянулось на залитой кровью земле.
   Куммель выругался. Боль и гнев исказили черты его лица.
   — Он же мальчишка совсем был, Варроуин. Это не дело! Не ко времени ему было умирать. Не знаю, как матери-то его сказать… У нее и так сердце разбито.
   Командир гномов подавленно молчал. Куммель и Анелл не один год стояли в строю бок о бок.
   — Я сожалею о вашей потере, — прошептал Докетт. Куммеля словно пружиной подбросило; он ударил двеллера в грудь и со всей силы толкнул его. Докетт отлетел в сторону и, перекатившись несколько раз, растянулся на земле, но почти сразу поднялся на ноги, явно ожидая новой атаки.
   Остальные уцелевшие собрались вокруг. Многие из них потеряли в этом и предыдущих боях кого-то из друзей.
   — Нечего мне тут извиняться! — взревел Куммель. — А то, что ты Анеллу обещал, вранье это все!
   Он угрожающе шагнул к двеллеру. Испугавшись, что горе заставило Куммеля потерять власть над собой, Варроуин заступил ему путь.
   — Прекрати, — скомандовал он.
   Куммель подчинился, но по глазам его было заметно, что гном еле сдерживается.
   — Мы здесь гибнем, командир. Гибнем поодиночке за этих двеллеров, которые сами драться не умеют и не стали бы, даже если бы умели, потому как все они жалкие трусы.
   — Этот двеллер мог спокойно сидеть себе за стенами отцовской таверны, — сказал Варроуин, — и ему наверняка сильно влетит, когда он вернется, за то, что убежал к нам. — Он говорил достаточно громко, чтобы слышно было всем. — И он ночью пришел сюда по темному лесу. — Командир гномов помедлил. — Знаете, зачем он это сделал?
   Никто не ответил.
   Варроуин понимал, что мало кто из его товарищей соглашался с Куммелем. Большинство считало, что защищать остров — их долг, особенно теперь, когда гоблинам известно расположение Рассветных Пустошей и они готовят силы, чтобы окончательно их уничтожить.
   — Он пришел сюда для того, чтобы записать то, что произошло сегодня, — продолжал гном.
   Он взял Докетта за плечо и потянул вперед, так что тот встал рядом с ним. Юный двеллер вздрогнул, но Варроуин ободряюще сжал его плечо.
   — Записать нашу историю. И он дал Анеллу слово, что люди его не забудут.
   — Анеллу от этого много ли толку, — мрачно возразил Куммель, — когда он будет в холодной земле лежать…
   — Но люди будут помнить нашего друга, — перебил его Варроуин. — Они будут помнить то, что совершил сегодня Анелл. Библиотекари смогут это сделать.
   — Жаль только, что драться они не умеют…
   — И что ты читать-писать не умеешь, тоже жаль, — отрезал командир гномов. Он оглядел собравшихся вокруг него воинов. — Если кто забыл, дайте я вам напомню, за что мы воюем. Было время, когда гномы умели читать, и писать тоже. Я видел в Библиотеке каменные таблицы, где они записывали свою историю, сообщали, как ковали металл и добывали драгоценные камни. Тут кое-кто из вас наверняка брал пару уроков у Великого магистра, или библиотекаря первого уровня Джага, или еще у кого из тех библиотекарей, кто не жадничает делиться знаниями.
   Некоторые гномы уделяли больше обычного внимания книгам, которые охраняли, и даже завели близкое знакомство кое с кем из библиотекарей.
   — Все это мы потеряли во время Переворота, когда лорд Харрион собрал племена гоблинов и попытался захватить весь мир, — продолжал Варроуин. — Нельзя даже сказать, сколько было потеряно, потому что неоткуда это узнать. — Он оглянулся на горы Костяшки, где отблески пламени лизали темное подбрюшье туч. — А месяц назад мы потеряли еще больше.
   — В ту ночь было убито много воинов, — сказал Куммель, — а бои с тех пор идут не прекращаясь. Такого никакие спасенные книги не исправят.
   — Это верно, — кивнул командир гномов. — Зато благодаря библиотекарям сохранится рассказ о том, что случилось. Будущие поколения узнают о тех, кто здесь встретил врага лицом к лицу и остановил его ценой собственной жизни. И через тысячу лет, пока существуют книги, гномы будут помнить о том, какое славное здесь было сделано дело.
   Повисло напряженное молчание. Голос Варроуина смягчился.
   — Сегодня мы потеряли Анелла, но он останется с нами; вот этот двеллерский парнишка, добросовестный библиотекарь, поможет нам навсегда сохранить память о нем. Мои дети будут знать о том, что совершил Анелл, и их дети, и все гномьи дети на много лет вперед. — Он огляделся. — Вот за это вы, воины, и отдаете свои жизни.
   Куммель повесил голову. По его широкоскулому лицу текли слезы.
   — Об Анелле столько всего надо сказать, — прошептал он. — И чтобы не забыть ничего важного…
   Докетт сделал шаг вперед.
   — Расскажи мне об этом, Куммель. Я все запишу, точно-точно, до последнего слова — клянусь, я не дам его забыть.
   — Мы так и сделаем, — сказал Куммель и наклонился к Анеллу — тело молодого гнома следовало подготовить к погребению.
   Поколебавшись секунду, Докетт уселся скрестив ноги на землю, достал палочку угля и принялся рисовать, быстро набрасывая фигуру склонившегося над мертвым телом Куммеля. Его младший братишка сел рядом, достал из свертка чернила, перья и несколько кусочков угля и стал раскладывать их, чтобы Докетту было удобно работать.
   Нет, подумал Варроуин, с яростной гордостью глядя на мальчишек, ничего им папаша их не сделает. Я сам за этим прослежу. Командир гномов отвернулся и, подойдя обратно к уступу, глянул на темное море.
   К нему приблизился Фаради, поднимая руку, чтобы Шептокрыл мог снова занять на ней свое место.
   — Ты все правильно сделал. Дело могло обернуться куда хуже.
   — Да они просто забыли. Они бойцы-то хорошие, клянусь Древними, этого у них не отнимешь. Просто нам тут достается — гоблинам подходят подкрепления, а мы гибнем, и помощи все не видать. Да еще Великий магистр Фонарщик и Джаг попали в плен… Великий магистр помог бы нам выстоять.
   По Рассветным Пустошам до сих пор ходила история, как в день первой атаки драконеты унесли Великого магистра и его ученика Джага с таинственной башни Зова Шикры. Многие считали, что Великий магистр давно мертв, а его бренные останки пошли в суп гоблинам.
   — Ну что ж, — спокойно и убежденно сказал эльф, — Великого магистра с нами нет, так что до его возвращения нам придется справляться самим. Еще не все кончено.
   Варроуин резко выдохнул.
   — Я знаю. Только все равно я временами думаю, лучше б уж скорей все так или иначе действительно было кончено. Устал я ждать.
   — Так или иначе? — повторил Фаради. — Разве не ты мне говорил, что мы победим?
   — Победим. — Командир гномов устало отер с лица кровь. — Просто я не знаю, как скоро это случится. Даже думать не хочется про то, сколько народу погибнет, пока мы дожидаемся.
   И этого, чувствовал в глубине души Варроуин, им еще предстоит предостаточно.

1
«ЭТО ЖЕ НАШИ ЧУДОВИЩА!»

   «ОДНОГЛАЗУЮ Пегги» сильно качнуло вправо, и по всему шкафуту от носа до кормы раздался ужасный скребущий звук, все никак не желавший кончаться, будто вопль существа, встреча с которым предвещает смерть.
   Только быстрота реакции, упорное стремление не испачкать страницу и годы плаваний на парусных судах позволили Джагу удержать перо, которое он только что окунул в чернила, над листом бумаги и не сделать неверного штриха. Свободной рукой двеллер прижал бумаги, удерживая их на месте, а кроме того, успел подхватить еще и падающую чернильницу.
   И только потом Джаг наконец испугался, ожидая, что страшный звук повторится или вдруг раздастся крик, что корпус пробило и корабль тонет.
   Двеллер сидел за отдельным столом на камбузе пиратского судна, делая записи в журнале. Фонари наполняли помещение золотистым светом. Джаг был на судне единственным двеллером, и помимо маленького роста его выделяла среди присутствующих одежда — полотняные коричневые штаны и темно-красная рубашка. По его светлым волосам и светлой коже сразу ясно было, что жизнь он провел в основном в помещениях. А еще, несмотря на то что они плыли уже месяц, Джаг выглядел гораздо более опрятно, чем большая часть команды.
   «Одноглазая Пегги» была одним из пиратских кораблей, что несли дозор в Кровавом море, не позволяя судам с материка заплывать достаточно далеко, чтобы обнаружить Рассветные Пустоши и укрытое на острове Хранилище Всех Известных Знаний. Джаг уже ходил на этом корабле, но еще ни разу их плавание не имело такой мрачной цели.
   — Вы ведь все это слышали? — в напряженном молчании, которое воцарилось вслед за шумом, спросил один из гномов-пиратов. — Я, конечно, выпил маленько, но обычно от пары стаканов грога такой вой вряд ли сможет причудиться…
   «Одноглазая Пегги» благодаря балласту в трюме выровнялась, но корабль еще слегка покачивало.
   — Мы налетели на мель! — дрожащим голосом воскликнул один из его товарищей. — Так я и знал! Слишком близко мы к берегу шли, а здесь столько рифов и обломков скал! И капитану тоже надо бы знать, что следует быть поосторожнее!
   — Я ж говорю, что не в гроге дело, — отозвался первый гном. Он одним глотком осушил стоящий перед ним стакан и принялся беспокойно оглядываться по сторонам.
   — А ну заткнись, — рявкнул еще один пират, по имени Старрит, который почти всю жизнь провел на «Одноглазой Пегги» — ходил на ней еще со старым капитаном. — Уж капитан-то Халекк знает, что делает. Нечего тут разводить досужую болтовню у него за спиной.
   Гном, обвинявший капитана в неосмотрительности, покосился исподлобья на Старрита, но счел за лучшее придержать язык. Джаг знал, что капитан Халекк пользовался у команды уважением.
   Остальные пираты начали вставать из-за столов, привычно убирая за собой посуду, чтобы она не упала, если судно снова качнет.
   Глубоко вздохнув, двеллер вместе с остальными собравшимися на камбузе стал ожидать тревожного крика о том, что в корабле пробоина. Он не раз ходил на судах с Великим магистром Фонарщиком по делам Хранилища Всех Известных Знаний, так что был уверен, что понял бы, если бы корабль был сейчас поврежден и начал набирать воду. Ему во время приключений с Великим магистром уже приходилось находиться на тонущих судах и лодках.
   «Я знаю этот корабль, — пытаясь сам себя успокоить, подумал Джаг. — Я много раз на нем плавал. Если б с ним было что не так, я бы это почувствовал».
   Именно на «Одноглазую Пегги» заманили Великого магистра много лет назад гномы, и так начался путь, приведший его навстречу судьбе. Здесь, на камбузе, Эджвик Фонарщик научился мыть посуду и чистить картошку, чем в Хранилище Всех Известных Знаний занимались только повара. Джаг видел десятки рисунков и набросков камбуза в книгах, которые Великий магистр написал о своих приключениях с пиратами.
   — Это не отмель и не риф, — вступил в разговор еще один гном, — а то бы нас еще раз стукнуло.
   — Может, нам просто повезло, — отозвался первый. Внезапно «Одноглазую Пегги» снова тряхнуло, и она завалилась на левый борт еще сильнее, чем в прошлый раз на правый. Все стоявшие на ногах пираты с воплями полетели на пол.
   — Всем наверх! — донесся сиплый голос с трапа, ведущего на палубу. — Наверх, ленивые псы! Приказ капитана! Живо!
   В помещение влетела, хлопая крыльями, одна из самых уродливых и злобных птиц, каких Джаг когда-либо видел. Это был рогатый роудор; поговаривали, что эти птицы не глупее людей и прочих обитавших на материке рас. А сам Криттер — так звали птицу — утверждал, разумеется, что он вообще куда умнее большинства.
   Зловеще изогнутый клюв причудливого создания казался воплощением самой безжалостности. Внешность Криттера вполне соответствовала его характеру. На голове птицы воинственно торчали ярко-розовые витые рога, один из них наполовину сломанный. Один ярко-зеленый глаз свирепо сверкал, второй же прикрывала черная кожаная повязка, на которой крошечными медными заклепками был изображен череп. Из пучка перьев над здоровым глазом свисала золотая сережка.
   Ловко взмахнув крыльями, Криттер приземлился на столе, за которым работал Джаг. Это было делом непростым, если учесть, что «Одноглазую Пегги» все еще качало из стороны в сторону, а уж совсем невероятным такое приземление делал тот факт, что роудор был одноногим, а потерянную конечность заменяла деревянная вилка, аккуратно сточенная до нужного размера и прикрученная к культе.
   «На что бы мы ни налетели, — подумал двеллер, держась за стол, — или что бы ни налетело на нас, оно было огромное». Пиратскому судну приходилось возить немало груза и людей, и корпус оно имело широкий.
   — Шевелитесь, жалкий вы корм для блох! — завопил Криттер, угрожающе хлопая крыльями, и принялся, слегка припадая на бок, когда опирался на вилку, шагать по столу. — Отдирайте задницы от скамеек, тупые обжоры! Приказ капитана! «Пегги» набирает воду, и если вы немедленно не двинетесь наверх, я вас это пинками сделать заставлю!
   Гномы-пираты немедленно повскакивали на ноги и заспешили к двери. Криттер, хоть и птица, являлся полноправным членом команды. В настоящий момент он числился при капитане Халекке третьим помощником.
   Роудор обратил свой единственный глаз к Джагу.
   — И ты тоже шевелись, шелудивый пес! Капитану все нужны, все, кто может помочь. Мы даже двеллеров берем.
   Мало кто на корабле питал к Криттеру дружеские чувства, но третий помощник из него вышел отменный, точь-в-точь такой, какой требуется, — раздражительный и неуступчивый.
   Джаг закрыл чернильницу, положил перо в пенал, захлопнул книгу и убрал все в водонепроницаемый заплечный мешок, висевший на спинке стула вместе с его дорожным плащом. После чего надел плащ и вскинул мешок на плечо.
   — Небось, думаешь, что справишься? — с вызовом поинтересовался роудор.
   — А почему нет? — отозвался двеллер, которому совершенно не улыбалось спорить со склочной птицей. — Не так уж давно я ходил на этом корабле.
   — Так что ж ты тут со мной лясы точишь, а не бежишь наверх?
   Джаг уставился на злобного роудора, чувствуя немалое раздражение и усталость: весь последний месяц он плохо спал, потому что страшно беспокоился о Великом магистре. Волшебник Краф постоянно нагружал Джага работой, поручая ему копировать книги, причем никак не желал разъяснить историю с пленением Великого магистра после битвы за Рассветные Пустоши.
   А еще двеллер не переставал беспокоиться, что в нынешнем трудном положении Великого магистра виноват прежде всего он, Джаг. Конечно, план, приведший к трагическим событиям в Хранилище Всех Известных Знаний, тот задумал сам совместно с Крафом, но подготовленным путем отхода Великий магистр не смог воспользоваться именно из-за Джага, из-за того, что Джаг угодил в лапы неприятеля и его тоже надо было спасать. Великий магистр не колеблясь отдал своему ученику зелье, которое помогло тому вырваться с гоблинского корабля, а подоспевшая «Одноглазая Пегги» почти сразу подобрала его в море.
   Но сам Великий магистр в результате остался в плену у врагов. Вражеские суда направлялись прямо к материку, к югу, где гоблины царили на море почти безраздельно. «Одноглазая Пегги» оказалась одна в опасных водах, и экипажу гномов-пиратов не под силу было спасти Великого магистра.
   — О чем размечтался? — поинтересовался роудор.
   Джаг не знал даже, что сказать: птица ведь во всем том, что приключилось, виновата не была.
   — Только попробуй мне поперек молвить, — угрожающе произнес Криттер, — я тебе зенки-то повыклюю, вот увидишь.
   Не ответив — двеллер прекрасно знал, что вздорную птицу ему не переспорить, а даже если он и выиграет этот спор, роудор все равно никогда этого не признает, — Джаг направился к двери.
   «Одноглазую Пегги» снова качнуло, и на этот раз разнесся треск досок, такой громкий, что у любого моряка не могло не заныть под ложечкой.
   Потеряв равновесие, двеллер ухватился за стол — он, как и скамьи, был прикреплен к полу нагелями, которые позволяли мебели держаться на месте даже в шторм. Но Джаг все равно ударился о стол с такой силой, что у него едва дух не отшибло.
   При этом он едва не придавил Криттера. Птица неловко метнулась прочь по столу, приволакивая деревяшку, хлопая крыльями и отчаянно ругаясь. Внезапно деревянная нога подвернулась, и роудор свалился со стола, однако в последнюю секунду успел взмахнуть крыльями и взлетел.
   Судно снова качнуло и бросило в другую сторону. Криттер врезался в стену и неуклюже плюхнулся вниз.
   — Что там такое? — спросил Джаг, выпрямляясь.
   Корабль ни обо что не бился, теперь он был в этом уверен. Наоборот, что-то билось о корабль.
   — Сейчас увидишь. — Роудор полетел к двери. — Ты, главное, давай наверх. Дел хватает, а твои каракули старушку «Пегги» на плаву не удержат.
   Корабль сильно тряхнуло, и он начал вращаться, сражаясь с водой, ветром и тем, что о него билось. Криттер опять врезался в стену, ударился головой о фонарь и выругался столь изощренно, что заставил бы покраснеть любого искушенного в любых перипетиях пирата.