Страница:
Вельможа обернулся, но не тронулся с места. Стоял, сжимая руку жены.
— Прибыл гонец из столицы, — как бы извиняясь, промолвил паж.
Лорд Гаральд разжал пальцы и шагнул к двери.
Оставшись одна, леди Дарль посмотрела в окно. Ястреб все так же кружил в безоблачном небе. Вот он камнем ринулся вниз и вновь взмыл в поднебесье, — промахнулся.
Леди Дарль медленно ходила по комнате, с нежностью касалась янтарных безделушек, некоторые брала в руки, подолгу не отпускала. Смотрела на них так, словно хотела запомнить на всю жизнь.
…Королева Аннабел переступила порог янтарных покоев. Леди Дарль — в сером дорожном одеянии — шагнула ей навстречу. Королева мягко и обеспокоенно спросила:
— Почему вы отказались от охраны, леди Дарль? Мы хотели дать вам втрое больше людей.
— Маленькому отряду легче проскользнуть, — улыбнувшись бледными губами, ответила леди Дарль. — А при встрече с войском Магистра и сотня человек не поможет. Полагаюсь на Менестреля. Он вызвался проводить нас до побережья тайными тропами.
— Леди Дарль, — волнуясь, заговорила Аннабел, — вы проявляете такую отвагу и милосердие, что я… Я никогда не смогу вознаградить вас.
Все сказанное казалось Аннабел неважным и ненужным. Она непременно должна найти другие слова… слова, которые вспомнятся в разлуке, утешат и придадут сил… слова любви и благодарности…
— Вы очень похожи на королеву Ивену, — неожиданно сказала леди Дарль. — Особенно когда краснеете… И волосы поправляете так же…
Леди Дарль, повторяя движение Аннабел, подняла руки к вискам.
— Вы хорошо знали королеву Ивену? Мне не было и трех дней, когда мама умерла.
— Я мало жила в столице… Думаю, если кто из знатных дам и был достоин венца, то разве леди Ивена. И я, и муж мой радовались, когда выбор короля пал на нее.
— Они любили друг друга? — спросила Аннабел.
— Они были достойны друг друга, — ответила леди Дарль, помолчав. — Тогда мне казалось, что любви их не достает пыла… Но ваш отец не женился вторично. А ему едва минуло тридцать, когда королева Ивена умерла. Они встретились совсем юными. — Она перевела взгляд на Аннабел: — Я рада, что и вы, королева, так скоро нашли свою судьбу. Когда я выходила замуж за лорда Гаральда, мне исполнилось тридцать, а ему — тридцать пять. Почему мы не повстречались раньше! Теперь у нас было бы лет десять в запасе…
И вновь Аннабел не нашла слов, достойных подобной минуты. А еще подумала, что им со Стрелком тоже вечно будет не хватать полутора лет, проведенных в разлуке.
— Радует меня и ваш выбор, — продолжала леди Дарль. — Признаюсь, я никогда не любила Артура, хотя дружила с леди Арной — она была родом из Лильтере. И лорд Гирэй казался мне человеком славным.
— Мне жаль, что вы увезете дурные воспоминания об Артуре… — начала Аннабел, но тут в янтарную комнату вошел лорд Гаральд:
— Пора. Кони оседланы.
Леди Дарль посмотрела на королеву:
— Я приложу все силы к тому, чтобы убедить короля Лильтере отправить корабли к этим берегам. Тогда северные лорды не смогут прийти на помощь Магистру.
Аннабел склонила голову и тихо отступила к двери.
Во дворе собрались все обитатели замка Дарль. Аннабел подошла к стоявшим рядом Менестрелю и Мелпу. Первому предстояло проводить Янтарную леди до побережья, второму — в столицу Лильтере.
Две борзые собаки, лежавшие в тени, вскочили и завиляли хвостами. Появились лорд Гаральд и леди Дарль. Во дворе поднялась суматоха, крики, плач. Каждый из обитателей замка стремился оказаться поближе к леди Дарль.
Она остановилась подле конных носилок. Обернувшись, поблагодарила слуг, простилась с дамами и кавалерами своей свиты, улыбнулась Аннабел и Стрелку.
— Будьте счастливы, королева. Ваш избранник наделен спокойным умом и твердым сердцем.
И тут Аннабел нашла наконец желанные слова:
— Госпожа Тантанирэй, если судьба мне носить венец, я возведу на побережье город и назову его Песней моря.
Лорд Гаральд подошел проститься с женой. Она ничего ему не сказала, лишь коснулась руки.
Всадники взлетают в седла, Мелп подсаживает леди Дарль в носилки, занавески задернуты, отряд выезжает за ворота, борзые собаки бегут по бокам носилок.
На мгновение занавеска откинулась, мелькнуло лицо — белое, застывшее. Отряд удалялся, исчезли за горизонтом всадники, остались лишь клубы пыли на дороге.
Лорд Гаральд повернулся и, не обменявшись ни с кем ни словом, ушел к себе.
Стрелок с Аннабел остались в опустевшем дворе, думая о том, что им самим вскоре предстоит расстаться. Аннабел не отрываясь смотрела на лучника.
— Понимаю, что просьба «Будь осторожен» прозвучит впустую. Но… мне однажды приносили известие о твоей смерти. Обещай, что не заставишь меня услышать такое вновь.
Улыбка осветила его лицо.
— Меня уже похоронили, Аннабел. Могу обещать: худшего не случится.
Они все смотрели и смотрели друг на друга, словно стремясь вознаградить себя за время, проведенное в разлуке.
— Впереди у нас целых три дня…
— Только три дня, — тихо поправила Аннабел. — Я ненасытна. Раньше, сидя взаперти, мечтала лишь о миге встречи. А теперь… Вечности не хватит — наглядеться…
— Я вернусь, — сказал Стрелок. — И леди Дарль вернется.
Аннабел не видела уже замка, синего неба, солнца — сплошная серая пелена застилала глаза.
— Леди Дарль не вернется. Она смертельно больна.
Ни на миг, ни на шаг нельзя переступить порог. Артур хватается за голову, очаг и стол медленно вращаются перед глазами. Сидеть взаперти, в полнейшем бездействии! Лишь десять дней прошло с той минуты, как Либурне разрешил ему вставать, и он заново начал учиться ходить. Десять дней отчаянного, бессильного кружения по комнате — до тошноты, до головной боли. Когда все вокруг начинает вертеться, Артур поворачивается и идет в другую сторону, но никуда не может уйти.
Аннабел, Аннабел! Она изнывала взаперти полтора года. Менестрель год страдал в темнице.
Артур хватается за спинку кровати, переводит дыхание. За десять дней он дошел до такого состояния, что готов биться головой о стену.
А Плясунья… Плясунья проводила подле него дни и ночи — пока был слаб. Теперь избегает. Каждым взглядом, каждым жестом спрашивает: что дальше? Он не может ничего обещать ей, доколе со старыми долгами не разочтется. Злую шутку сыграл сам с собой. Приневолил Аннабел, и сам оказался в неволе.
Артур присаживается на кровать, но тут же вскакивает, продолжает свой нескончаемый путь.
…Плясунья резала морковь, Гильда чистила рыбу. Сыпалась на стол серебристая струйка чешуи. Плясунья поминутно оглядывалась на дверь. Полтора месяца провели они словно в осаде. Полтора месяца ходили на цыпочках, вздрагивали от малейшего шороха, прощались с жизнью при каждом стуке в дверь. Дважды являлись к Оружейнику стражи Магистра. Дважды удавалось ему отговориться больной рукой, и они уходили с угрозами. Что если, придя вновь, вздумают обыскать и мастерскую, и дом? Восемь человек в доме, восемь виселиц велит поставить Магистр. Никому пощады не будет. Ввечеру, ложась спать, каждый из обитателей дома думает: удалось прожить день. Просыпаясь поутру, гадает: переживет ли новый? А ежели ночью на площади стучат копыта и бряцают доспехи — прощай сон, всем восьмерым замирать от страха.
Девушки наклоняются ближе друг к другу, невольно понижают голоса.
— Он сказал что-нибудь? — спросила Гильда, тряпкой смахивая чешую со стола.
Плясунья покачала головой.
— Боится, — уверенно заявила Гильда. — Когда двое становятся одно, разделяют и вину друг друга, и расплату. Вот и хочет искупить, прежде чем…
Плясунья отложила нож и сделала несколько шагов к двери. Гильда застыла с тряпкой в руке, прислушиваясь. Плясунья постояла мгновение и вернулась к столу. Ей все время чудились стремительные и беспокойные шаги Артура.
— Он король, — прошептала Плясунья. — Легко каяться и видеть истину, когда близок к смерти. Поправится, наберется сил — захочет ли расстаться с венцом?
— Думаю, захочет расстаться с королевой, — откликнулась Гильда. — А она с ним уж непременно.
— Я боюсь. Он не бросит свою дружину. Прорываться в крепость — верная смерть, я слышала, Драйм говорил…
— Жены дружинников пробираются, — возразила Гильда. — Из города выскользнет, загримировавшись. А как Драйму уходить? Ни парик, ни фальшивая борода не спасут.
Некоторое время они молчали, и в тишине слышался только стук ножей. Затем раздались шаги. Плясунья вздрогнула.
— Это Либурне, — успокоила ее Гильда.
В кухню и впрямь заглянул Либурне.
— Настой готов? — по всеобщему обыкновению, тихо спросил он.
— Сейчас процежу. — Гильда потянулась к кувшину.
— Мне нужен подорожник, лист одуванчика и тимьян.
— Сегодня найду, — отозвалась Гильда.
Она уходила за город и приносила полный мешок всяких трав и цветов, вместе с Либурне разбирала по стебельку. Лекарь велел запасать побольше. Выйдет войско из Турга — все пригодится.
— После обеда отправлюсь, — пообещала Гильда.
Либурне удалился. В дверях столкнулся с Драймом. Гильда тотчас оставила стряпню и, не дожидаясь просьбы, налила воду в таз.
— Спасибо. — Он окунул испачканные руки.
— Устал? — Гильда коснулась его плеча.
Драйм помотал головой:
— Ковать нельзя, так хоть древки для стрел мастерим, ушки выпиливаем, наконечники прилаживаем — благо у твоего отца старый запас был.
Гильда подала ему полотенце. Драйм взял, поблагодарив. Плясунья неожиданно почувствовала себя лишней, попятилась к двери, но уйти не успела — в кухню ввалился Оружейник. Хмуро глянул на стоявших рядом Гильду и Драйма:
— Полей-ка мне на руки, дочка.
— Как твоя ладонь?
— На беду, заживает. Если из города не уйдем, Либурне придется ею заняться.
— В третий раз? — ахнула Гильда.
— Ладно, пока тремя руками справляемся. — Оружейник исподлобья оглядел Драйма. — Сноровистый ты. Или раньше умел?
— Умел. Лорд Гирэй просил оружейника Ансельма обучить Артура, а заодно и меня. Чтобы могли, если понадобится, и сломанный меч перековать, и подлатать кольчугу. — Отвечая, Драйм поглядывал на Гильду, а она на отца.
Оружейник тоже посмотрел на дочь и велел Драйму:
— Ну-ка пойдем. Поможешь…
— Мне тоже помощь нужна, — перебила Гильда. — Пусть… — она поискала глазами, — пусть воды принесет.
Драйм подхватил ведра и поспешил во двор, к колодцу. «Может, Оружейник смягчится, узнав, что я лорд? Нет, вряд ли… Да и лорд я нынче такой же, как Артур — король».
Оружейник поднялся наверх. Ушла и Плясунья. Вернувшись, Драйм застал Гильду одну. Она старательно терла закопченный котел. Спросила:
— О чем вы так долго разговаривали вчера со Скрипачом?
— Со Скрипачом? — Драйм хотел перелить воду в кадку, но обнаружил, что она полна. Поставил ведра на пол, присел рядом с Гильдой. — Рассказывал легенды о затонувшем городе. Леди Арна их очень любила и записывала… Мы с Артуром прочли уже после ее смерти. Случайно я припомнил одну в разговоре, Скрипач попросил все поведать. Утверждает, — голос Драйма торжественно звучал в полутемной кухне, — что после этих сказаний ему снится музыка…
Гильда оставила работу.
— Я никогда не слышала о затонувшем городе.
— Говорят, в давние времена море плескалось там, где ныне шумит лес. И сейчас еще охотники находят осколки больших раковин или скелеты невиданных рыб… А тогда был белый ровный песок, синяя вода и город на сваях. Богатый, цветущий. Уверяют, что его можно увидеть и ныне, только это не всем дано. И тот, кто повидал волшебный город, не может жить по-прежнему. Короли слагают с себя венцы и отправляются странствовать. Воины вгоняют мечи в ножны и начинают пахать землю. Торговцы забывают о мешках с золотом и мастерят крылья. А иные получают дар прозрения… — Драйм помолчал. — Еще толкуют, будто многие жители прекрасного города прикипели к земле всем сердцем. Среди них была королева Инир. Она сказала подданным: «Море отступает. Нам надо уходить из этих краев». И подданные ответили: «Мы хотим остаться».
«Судьба наша связана с морем, — промолвила королева. — Если решим изменить судьбу, должны изменить обличье».
«Мы согласны», — ответили подданные.
Тогда королева спросила: «Кем пожелаете стать — чайками, тоскующими о море? Змеями, постигшими мудрость земли? Или королями зеленых лесов — прекрасными оленями?»
Драйм смотрел на Гильду. Королева Инир могла быть так же белолица и темноволоса. Наверное, в самые страшные минуты с губ ее не сходила улыбка, а голос звучал мягко и приветливо. Ей можно было довериться всей душой, не страшась измены, — королева Инир не боялась разделить судьбу отверженных.
«В быстрых оленей преврати нас, о королева, в быстрых оленей, летящих зеленой чащей».
— С тех пор появились в здешних лесах белые олени. Говорят, есть среди них олениха с золотой короной на голове.
— Драйм… — начала Гильда и осеклась на полуслове.
В кухню вбежала запыхавшаяся Плясунья:
— Плут вернулся!
Артур прищуренными глазами обвел собравшихся. На губах его появилась прежняя чарующая улыбка, так что у Плясуньи забилось сердце и слезы чуть не навернулись на глаза. Даже мрачный Оружейник оттаял.
— Чудесный дом и добрые хозяева, — промолвил Артур.
В два шага пересек комнату, остановился подле стола, жестом пригласил всех садиться. Драйм поместился по правую руку, Либурне — по левую. Остальные сгрудились на противоположном конце. Артур будто и не заметил разделявшего их пространства.
— Наверное, здесь нет ни одного человека, который не пострадал бы по моей вине, — спокойно проговорил он. — Вы отплатили мне добром за зло, я этого не забуду. Сейчас, однако, надо подумать, как справиться с общим врагом — Магистром. — Артур выдержал паузу. — Сегодня вечером я должен уйти из города. Надо и вам бежать в Дарль под прикрытием королевской дружины.
«Он рассуждает так, будто дружинники уже свободны», — удивился Оружейник.
— Из города лучше выбираться порознь, — подчеркнул Артур. — Вы согласны?
Все сидевшие за столом кивнули.
— Важен совет каждого, — настаивал Артур. Поглядел на Оружейника.
— Вам идти первому, — буркнул тот, невольно вставая. — Если вас поймают, какой толк бежать остальным?
— Прямой, — мягко откликнулся Артур. — Пока я под пытками не выдал, где скрывался.
Он перевел взгляд на Флейтиста.
— Может, нам проскользнуть уже после того, как дружина будет на свободе? — спросил тот. — В суматохе это легче сделать.
— Беда в том, — объяснил Артур, — что дружинники вырвутся ночью, а на ночь ворота запирают.
— Лучше миновать ворота днем, — подал голос Плут. — Дожидаться вечера не стоит — стражники будут особо бдительны. А днем и народу побольше…
Артур на мгновение задумался, остальные ждали его решения.
— Нет, — с явным сожалением произнес он, — днем грим заметнее.
Больше никто ничего придумать не смог.
— Предлагаю, — начал Артур, — двинуться в путь на закате, за час до закрытия ворот. В это время самый большой поток народа, все торопятся вернуться домой до темноты.
Остальные молча согласились и заерзали на скамьях, придвигаясь ближе друг к другу.
Артур продолжал:
— Я пойду первым. Со мной… — Он поглядел на Драйма.
— Нельзя мне с вами, — воспротивился тот. — Мне грим не поможет, на любого навлеку беду.
Артур заметно рассердился, но сказать ничего не успел, вмешалась Плясунья:
— Артур, вы должны сделать все, чтобы спастись. Слишком многие ради этого рисковали.
Взгляд Артура остановился на ней. Странное выражение появилось в его глазах. Так радуется человек, наконец-то решив дать себе свободу.
— Как понимаю, — негромко начал он, — после нас с Драймом наибольшей опасности подвергаешься ты. Именно ты узнала Шорка.
Плясунья слушала, затаив дыхание.
— Думаю, поступлю правильно, если возьму тебя с собой.
Плясунья начала подниматься с места, всем видом выражая полную готовность.
Артур скользнул взглядом по лицам остальных:
— Вы согласны?
Оружейник покачал головой:
— Уходить надо поодиночке.
Плясунья в досаде обернулась к хозяину. Сколько можно ее опекать? На прошлой неделе ей исполнилось восемнадцать лет, она уже взрослая и вполне может о себе позаботиться.
— Уходить надо поодиночке, — настаивал Оружейник. — Если одного поймают, у другого останется возможность спастись.
Музыканты одобрительно закивали. Плясунья хотела сказать, что, если Артура поймают, ей будет уже все равно.
— В воротах обычно стоят четверо алебардщиков, — вкрадчиво начал Артур. — Прочие отдыхают в караульной. По тревоге выбегут не сразу. Предположим, девушку или меня узнают. Попробуем прорваться силой. — Он провел пальцами по рукояти меча. — Во всяком случае, я сумею задержать стражей, пока она убежит. Если же пойдет одна… — Артур закончил обворожительной улыбкой.
Новых возражений не последовало, все только уселись еще плотнее.
Либурне с музыкантами решили уходить втроем; Плут, как всегда, в одиночку. Оружейник с Гильдой могли беспрепятственно покинуть город. А вот Драйм…
— Попытаю счастья, — заявил он. — Последним.
— Нет.
Впервые за столом прозвучал голос Гильды. Артур мгновение разглядывал девушку, удивляясь, почему все с таким вниманием ждут ее слов и почему это Драйму кровь бросилась в лицо.
— Мне кажется, лучше поступить так. — Гильда изложила нехитрый план.
Оружейник сидел мрачнее тучи.
— Но это же смертельно опасно для вас с отцом! — воскликнул Драйм в отчаянии.
Подобные заявления не могли смутить Гильду. Артур взглядом и жестом пресек возражения Драйма, заключил:
— На том и порешим.
Артур поднялся из-за стола, начали вставать и остальные. И тут только заметили, что все оказались рядом; пустое пространство, разделившее их, исчезло.
Либурне рассовывал по мешочкам целебные травы, писал названия, морщился, бормотал что-то: мало, мало успели собрать!
Скрипачу доверили расчесывать парики и бороды, готовить клей. Он изо всех сил старался быть прилежным, но то и дело застывал, устремив взгляд в пространство, руки его опускались, а когда приходил в себя, обнаруживал, что парик лежит на полу, а стол залит клеем.
Плут спал сном праведника — много дней провел в дороге без сна и отдыха.
Плясунья сидела у зеркала, раздумывая, какой грим выбрать, — актеры Дейла и Овайля многому ее научили. Поднялась и сделала несколько шагов по комнате — странной, скользящей походкой, чуть покачивая станом, словно тростник на ветру.
Гильда задумчиво поглядела на нее, завязала в узелок бесценные кисти и краски, помедлила, размышляя, как быть. Взять с собой она могла лишь самое необходимое, Плясунье с Артуром и вовсе предстояло уходить налегке. К тому же следовало позаботиться о еде на дорогу — для всех.
В дверь постучали. Гильда отворила. Посторонилась, пропуская Артура, сама выскользнула за дверь. У Плясуньи тотчас пересохло в горле. Артур неслышными шагами пересек комнату. В руках он держал знаменитый «Грифон».
— Меч придется спрятать тебе. Возьми под накидку.
Плясунья кивнула, не в силах ответить. Приняла из его рук «Грифон». Не удержалась, вынула из ножен, коснулась пальцами сияющего клинка. Артур медлил, не уходил.
— Станцуй для меня.
Плясунья вскинула глаза, спросила севшим голосом:
— Без музыки?
— Без.
— Я давно не танцевала… — начала она, оправдываясь.
Артур ждал. Плясунья заметила, что у него дрожат руки. Он тоже волновался, и это ее ободрило.
Плясунья зажгла свечу и вышла на середину комнаты. Был полдень, но за окном сгустился сумрак. Грозовые тучи ходили с самого утра, никак не могли пролиться дождем. Парило.
Плясунья прыгнула, свернулась в воздухе кольцом, пальцами ног коснулась головы. В руке она держала свечу. Язычок пламени метнулся вверх и опал, казалось, погаснет — осталась только маленькая искорка на фитиле, но пламя вспыхнуло вновь.
Девушка танцевала, перекидывая свечу из руки в руку. Маленький огонек вился в полумраке комнаты.
Огненные точки так же перечеркивали темное небо — далеко на западе, в краю яблоневых садов. Артуру сразу вспомнился теплый летний сумрак, падающие на землю белые лепестки, мягкое дуновение ветра, напоенного ароматами ночных цветов. Рои светлячков. Маленькие летучие огоньки — леди Арна украшала ими прическу.
Пламя свечи трепетало, желтый язычок тянулся к потолку, сменялся голубым лепестком, а тот — красной искрой. Свеча не гасла в быстрых руках Плясуньи. Девушка остановилась, поднесла огонек к губам. На мгновение высветились ее лицо и руки — и растворились в полумраке. Плясунья задула свечу.
— Я должен сказать тебе, — начал Артур. — Я должен многое тебе сказать…
…На кухне Гильда хлопотала подле очага. Последнее время обитатели дома питались скудно — карман Оружейника не был бездонным, лучшие куски отдавали раненому. Гильде хотелось напоследок порадовать домочадцев. Жирный гусь был ощипан и нанизан на вертел. Присев перед очагом, Гильда поливала гуся стекавшим с него жиром.
По лестнице вприпрыжку спускалась Плясунья. Ворвалась в кухню, встала к столу, осведомилась:
— Чем помочь?
Гильда вручила ей каравай и вернулась к очагу, ни о чем не спрашивая. Плясунья, пританцовывая, резала хлеб.
— А мне он сказал, — выпалила она через минуту, — что, выбери он в первую нашу встречу в таверне меня, а не корону, был бы счастливее. И ему следовало потерять королевство, чтобы это понять…
Тут она умолкла, потому что в кухню заглянул Драйм. Плясунья тотчас вспомнила о каком-то важном деле и упорхнула.
— Я искал тебя, — сказал Драйм Гильде.
— Да? — Она вытерла руки о передник и повернулась к нему. В спокойных глазах ее пряталась улыбка.
— Я никуда не уйду из города, — рубанул Драйм.
Гильда взглянула на гуся — не подгорит ли? Сняла передник. Спокойно промолвила:
— Тогда и я останусь.
— Зачем? — опешил Драйм.
— Чтобы тебе не было одиноко, — откликнулась Гильда, подходя ближе и кладя руки ему на грудь.
Драйм и прежде красноречием не отличался, а теперь утратил всякую способность облекать мысли в слова. Не дождавшись ничего, кроме нескольких бессвязных восклицаний, Гильда добавила:
— Должно быть, я в тебя влюбилась.
Драйм резко провел ладонью по лицу.
— Разве в меня можно влюбиться? — спросил он почти грубо.
Впервые в глазах Гильды вспыхнул гнев.
— Моя мать искала отца на пожарище. Неужто не приняла бы его из-за ожогов?
С шипением лопнула на гусе кожица, брызнул жир. «Пускай горит», — подумала Гильда, оказавшись в объятиях Драйма.
Когда они вновь смогли спокойно заговорить, Гильда сказала:
— Сам решай, уходить нам или оставаться. Как только станет известно, что Оружейник бежал, на этот дом найдется много желающих. Вряд ли убережемся.
И, решительно отвергнув всякие попытки Драйма задержаться на кухне, выпроводила его прочь. Кинулась к очагу, спасая гуся.
Оружейник вошел и остановился за ее спиной. Воскликнул с отчаянием:
— Гильда, ну почему именно он, можешь ты объяснить?!
— Могу, — не оборачиваясь, откликнулась Гильда, подула на обожженный палец. — Разве ты не видишь? Этот человек умеет жалеть и любить.
Алебардщик Герн отер рукавом влажное лицо, сплюнул — на зубах скрипел песок. В душном, сгустившемся воздухе пыль стояла столбом. Уже слышались далекие глухие раскаты. Близилась гроза. Крестьяне торопились вернуться домой до дождя, беспокойно поглядывали на небо. Герн выборочно останавливал — одного, другого. Задавал вопросы, позевывая, заглядывал в котомки. Многих знал в лицо: каждый день являлись в город торговать. Герн лениво переругивался с Тоглом. Тот слишком уж тщательно разбирался с входившими в город. Особенно если попадалась хорошенькая девчонка — тут уж всякое движение замирало. Не пропустит, пока не выспросит: кто такая да откуда.
— Не успеешь до дождя толпу спровадить, сам будешь мокнуть, — ворчал Герн.
— Гляди, всыплет тебе капитан за небрежение, — огрызался Тогл.
Герн только плечом дернул. Он в своем деле не новичок. Ему и спрашивать не надо, и так видит, что вот тот человек, шагающий легко и размеренно, — воин, возвращающийся в лагерь под Тургом. А другой, судя по тяжелой, медлительной походке, — землепашец. Верхом, словно не замечая пеших, зазеваешься — задавят, выезжают слуги Магистра. Герн, и закрыв глаза, скажет, что так скрипят колеса тяжелой повозки, влекомой волами; так шаркает ногами старик, а следом стучит каблучками юная красавица…
— Прибыл гонец из столицы, — как бы извиняясь, промолвил паж.
Лорд Гаральд разжал пальцы и шагнул к двери.
Оставшись одна, леди Дарль посмотрела в окно. Ястреб все так же кружил в безоблачном небе. Вот он камнем ринулся вниз и вновь взмыл в поднебесье, — промахнулся.
Леди Дарль медленно ходила по комнате, с нежностью касалась янтарных безделушек, некоторые брала в руки, подолгу не отпускала. Смотрела на них так, словно хотела запомнить на всю жизнь.
…Королева Аннабел переступила порог янтарных покоев. Леди Дарль — в сером дорожном одеянии — шагнула ей навстречу. Королева мягко и обеспокоенно спросила:
— Почему вы отказались от охраны, леди Дарль? Мы хотели дать вам втрое больше людей.
— Маленькому отряду легче проскользнуть, — улыбнувшись бледными губами, ответила леди Дарль. — А при встрече с войском Магистра и сотня человек не поможет. Полагаюсь на Менестреля. Он вызвался проводить нас до побережья тайными тропами.
— Леди Дарль, — волнуясь, заговорила Аннабел, — вы проявляете такую отвагу и милосердие, что я… Я никогда не смогу вознаградить вас.
Все сказанное казалось Аннабел неважным и ненужным. Она непременно должна найти другие слова… слова, которые вспомнятся в разлуке, утешат и придадут сил… слова любви и благодарности…
— Вы очень похожи на королеву Ивену, — неожиданно сказала леди Дарль. — Особенно когда краснеете… И волосы поправляете так же…
Леди Дарль, повторяя движение Аннабел, подняла руки к вискам.
— Вы хорошо знали королеву Ивену? Мне не было и трех дней, когда мама умерла.
— Я мало жила в столице… Думаю, если кто из знатных дам и был достоин венца, то разве леди Ивена. И я, и муж мой радовались, когда выбор короля пал на нее.
— Они любили друг друга? — спросила Аннабел.
— Они были достойны друг друга, — ответила леди Дарль, помолчав. — Тогда мне казалось, что любви их не достает пыла… Но ваш отец не женился вторично. А ему едва минуло тридцать, когда королева Ивена умерла. Они встретились совсем юными. — Она перевела взгляд на Аннабел: — Я рада, что и вы, королева, так скоро нашли свою судьбу. Когда я выходила замуж за лорда Гаральда, мне исполнилось тридцать, а ему — тридцать пять. Почему мы не повстречались раньше! Теперь у нас было бы лет десять в запасе…
И вновь Аннабел не нашла слов, достойных подобной минуты. А еще подумала, что им со Стрелком тоже вечно будет не хватать полутора лет, проведенных в разлуке.
— Радует меня и ваш выбор, — продолжала леди Дарль. — Признаюсь, я никогда не любила Артура, хотя дружила с леди Арной — она была родом из Лильтере. И лорд Гирэй казался мне человеком славным.
— Мне жаль, что вы увезете дурные воспоминания об Артуре… — начала Аннабел, но тут в янтарную комнату вошел лорд Гаральд:
— Пора. Кони оседланы.
Леди Дарль посмотрела на королеву:
— Я приложу все силы к тому, чтобы убедить короля Лильтере отправить корабли к этим берегам. Тогда северные лорды не смогут прийти на помощь Магистру.
Аннабел склонила голову и тихо отступила к двери.
Во дворе собрались все обитатели замка Дарль. Аннабел подошла к стоявшим рядом Менестрелю и Мелпу. Первому предстояло проводить Янтарную леди до побережья, второму — в столицу Лильтере.
Две борзые собаки, лежавшие в тени, вскочили и завиляли хвостами. Появились лорд Гаральд и леди Дарль. Во дворе поднялась суматоха, крики, плач. Каждый из обитателей замка стремился оказаться поближе к леди Дарль.
Она остановилась подле конных носилок. Обернувшись, поблагодарила слуг, простилась с дамами и кавалерами своей свиты, улыбнулась Аннабел и Стрелку.
— Будьте счастливы, королева. Ваш избранник наделен спокойным умом и твердым сердцем.
И тут Аннабел нашла наконец желанные слова:
— Госпожа Тантанирэй, если судьба мне носить венец, я возведу на побережье город и назову его Песней моря.
Лорд Гаральд подошел проститься с женой. Она ничего ему не сказала, лишь коснулась руки.
Всадники взлетают в седла, Мелп подсаживает леди Дарль в носилки, занавески задернуты, отряд выезжает за ворота, борзые собаки бегут по бокам носилок.
На мгновение занавеска откинулась, мелькнуло лицо — белое, застывшее. Отряд удалялся, исчезли за горизонтом всадники, остались лишь клубы пыли на дороге.
Лорд Гаральд повернулся и, не обменявшись ни с кем ни словом, ушел к себе.
Стрелок с Аннабел остались в опустевшем дворе, думая о том, что им самим вскоре предстоит расстаться. Аннабел не отрываясь смотрела на лучника.
— Понимаю, что просьба «Будь осторожен» прозвучит впустую. Но… мне однажды приносили известие о твоей смерти. Обещай, что не заставишь меня услышать такое вновь.
Улыбка осветила его лицо.
— Меня уже похоронили, Аннабел. Могу обещать: худшего не случится.
Они все смотрели и смотрели друг на друга, словно стремясь вознаградить себя за время, проведенное в разлуке.
— Впереди у нас целых три дня…
— Только три дня, — тихо поправила Аннабел. — Я ненасытна. Раньше, сидя взаперти, мечтала лишь о миге встречи. А теперь… Вечности не хватит — наглядеться…
— Я вернусь, — сказал Стрелок. — И леди Дарль вернется.
Аннабел не видела уже замка, синего неба, солнца — сплошная серая пелена застилала глаза.
— Леди Дарль не вернется. Она смертельно больна.
* * *
Полтора месяца взаперти! Артур подходит к окну, возвращается к двери, снова бросается к окну. Час за часом, день за днем мечется он по комнате, и даже ночью обитатели дома слышат его нервные, торопливые шаги. Драйм хмурится, у Плясуньи слезы наворачиваются на глаза.Ни на миг, ни на шаг нельзя переступить порог. Артур хватается за голову, очаг и стол медленно вращаются перед глазами. Сидеть взаперти, в полнейшем бездействии! Лишь десять дней прошло с той минуты, как Либурне разрешил ему вставать, и он заново начал учиться ходить. Десять дней отчаянного, бессильного кружения по комнате — до тошноты, до головной боли. Когда все вокруг начинает вертеться, Артур поворачивается и идет в другую сторону, но никуда не может уйти.
Аннабел, Аннабел! Она изнывала взаперти полтора года. Менестрель год страдал в темнице.
Артур хватается за спинку кровати, переводит дыхание. За десять дней он дошел до такого состояния, что готов биться головой о стену.
А Плясунья… Плясунья проводила подле него дни и ночи — пока был слаб. Теперь избегает. Каждым взглядом, каждым жестом спрашивает: что дальше? Он не может ничего обещать ей, доколе со старыми долгами не разочтется. Злую шутку сыграл сам с собой. Приневолил Аннабел, и сам оказался в неволе.
Артур присаживается на кровать, но тут же вскакивает, продолжает свой нескончаемый путь.
…Плясунья резала морковь, Гильда чистила рыбу. Сыпалась на стол серебристая струйка чешуи. Плясунья поминутно оглядывалась на дверь. Полтора месяца провели они словно в осаде. Полтора месяца ходили на цыпочках, вздрагивали от малейшего шороха, прощались с жизнью при каждом стуке в дверь. Дважды являлись к Оружейнику стражи Магистра. Дважды удавалось ему отговориться больной рукой, и они уходили с угрозами. Что если, придя вновь, вздумают обыскать и мастерскую, и дом? Восемь человек в доме, восемь виселиц велит поставить Магистр. Никому пощады не будет. Ввечеру, ложась спать, каждый из обитателей дома думает: удалось прожить день. Просыпаясь поутру, гадает: переживет ли новый? А ежели ночью на площади стучат копыта и бряцают доспехи — прощай сон, всем восьмерым замирать от страха.
Девушки наклоняются ближе друг к другу, невольно понижают голоса.
— Он сказал что-нибудь? — спросила Гильда, тряпкой смахивая чешую со стола.
Плясунья покачала головой.
— Боится, — уверенно заявила Гильда. — Когда двое становятся одно, разделяют и вину друг друга, и расплату. Вот и хочет искупить, прежде чем…
Плясунья отложила нож и сделала несколько шагов к двери. Гильда застыла с тряпкой в руке, прислушиваясь. Плясунья постояла мгновение и вернулась к столу. Ей все время чудились стремительные и беспокойные шаги Артура.
— Он король, — прошептала Плясунья. — Легко каяться и видеть истину, когда близок к смерти. Поправится, наберется сил — захочет ли расстаться с венцом?
— Думаю, захочет расстаться с королевой, — откликнулась Гильда. — А она с ним уж непременно.
— Я боюсь. Он не бросит свою дружину. Прорываться в крепость — верная смерть, я слышала, Драйм говорил…
— Жены дружинников пробираются, — возразила Гильда. — Из города выскользнет, загримировавшись. А как Драйму уходить? Ни парик, ни фальшивая борода не спасут.
Некоторое время они молчали, и в тишине слышался только стук ножей. Затем раздались шаги. Плясунья вздрогнула.
— Это Либурне, — успокоила ее Гильда.
В кухню и впрямь заглянул Либурне.
— Настой готов? — по всеобщему обыкновению, тихо спросил он.
— Сейчас процежу. — Гильда потянулась к кувшину.
— Мне нужен подорожник, лист одуванчика и тимьян.
— Сегодня найду, — отозвалась Гильда.
Она уходила за город и приносила полный мешок всяких трав и цветов, вместе с Либурне разбирала по стебельку. Лекарь велел запасать побольше. Выйдет войско из Турга — все пригодится.
— После обеда отправлюсь, — пообещала Гильда.
Либурне удалился. В дверях столкнулся с Драймом. Гильда тотчас оставила стряпню и, не дожидаясь просьбы, налила воду в таз.
— Спасибо. — Он окунул испачканные руки.
— Устал? — Гильда коснулась его плеча.
Драйм помотал головой:
— Ковать нельзя, так хоть древки для стрел мастерим, ушки выпиливаем, наконечники прилаживаем — благо у твоего отца старый запас был.
Гильда подала ему полотенце. Драйм взял, поблагодарив. Плясунья неожиданно почувствовала себя лишней, попятилась к двери, но уйти не успела — в кухню ввалился Оружейник. Хмуро глянул на стоявших рядом Гильду и Драйма:
— Полей-ка мне на руки, дочка.
— Как твоя ладонь?
— На беду, заживает. Если из города не уйдем, Либурне придется ею заняться.
— В третий раз? — ахнула Гильда.
— Ладно, пока тремя руками справляемся. — Оружейник исподлобья оглядел Драйма. — Сноровистый ты. Или раньше умел?
— Умел. Лорд Гирэй просил оружейника Ансельма обучить Артура, а заодно и меня. Чтобы могли, если понадобится, и сломанный меч перековать, и подлатать кольчугу. — Отвечая, Драйм поглядывал на Гильду, а она на отца.
Оружейник тоже посмотрел на дочь и велел Драйму:
— Ну-ка пойдем. Поможешь…
— Мне тоже помощь нужна, — перебила Гильда. — Пусть… — она поискала глазами, — пусть воды принесет.
Драйм подхватил ведра и поспешил во двор, к колодцу. «Может, Оружейник смягчится, узнав, что я лорд? Нет, вряд ли… Да и лорд я нынче такой же, как Артур — король».
Оружейник поднялся наверх. Ушла и Плясунья. Вернувшись, Драйм застал Гильду одну. Она старательно терла закопченный котел. Спросила:
— О чем вы так долго разговаривали вчера со Скрипачом?
— Со Скрипачом? — Драйм хотел перелить воду в кадку, но обнаружил, что она полна. Поставил ведра на пол, присел рядом с Гильдой. — Рассказывал легенды о затонувшем городе. Леди Арна их очень любила и записывала… Мы с Артуром прочли уже после ее смерти. Случайно я припомнил одну в разговоре, Скрипач попросил все поведать. Утверждает, — голос Драйма торжественно звучал в полутемной кухне, — что после этих сказаний ему снится музыка…
Гильда оставила работу.
— Я никогда не слышала о затонувшем городе.
— Говорят, в давние времена море плескалось там, где ныне шумит лес. И сейчас еще охотники находят осколки больших раковин или скелеты невиданных рыб… А тогда был белый ровный песок, синяя вода и город на сваях. Богатый, цветущий. Уверяют, что его можно увидеть и ныне, только это не всем дано. И тот, кто повидал волшебный город, не может жить по-прежнему. Короли слагают с себя венцы и отправляются странствовать. Воины вгоняют мечи в ножны и начинают пахать землю. Торговцы забывают о мешках с золотом и мастерят крылья. А иные получают дар прозрения… — Драйм помолчал. — Еще толкуют, будто многие жители прекрасного города прикипели к земле всем сердцем. Среди них была королева Инир. Она сказала подданным: «Море отступает. Нам надо уходить из этих краев». И подданные ответили: «Мы хотим остаться».
«Судьба наша связана с морем, — промолвила королева. — Если решим изменить судьбу, должны изменить обличье».
«Мы согласны», — ответили подданные.
Тогда королева спросила: «Кем пожелаете стать — чайками, тоскующими о море? Змеями, постигшими мудрость земли? Или королями зеленых лесов — прекрасными оленями?»
Драйм смотрел на Гильду. Королева Инир могла быть так же белолица и темноволоса. Наверное, в самые страшные минуты с губ ее не сходила улыбка, а голос звучал мягко и приветливо. Ей можно было довериться всей душой, не страшась измены, — королева Инир не боялась разделить судьбу отверженных.
«В быстрых оленей преврати нас, о королева, в быстрых оленей, летящих зеленой чащей».
— С тех пор появились в здешних лесах белые олени. Говорят, есть среди них олениха с золотой короной на голове.
— Драйм… — начала Гильда и осеклась на полуслове.
В кухню вбежала запыхавшаяся Плясунья:
— Плут вернулся!
* * *
Впервые Артур поднялся в трапезную. Оружейник, его дочка, Плясунья, музыканты и Плут столпились в противоположном конце комнаты, испытывая явное замешательство. Артур застыл в дверях. Свиту его составляли Драйм и Либурне. Драйм мучился сильнее всех. Все это время он был на короткой ноге с обитателями дома, а теперь ему отводилось место подле короля — пусть короля низложенного.Артур прищуренными глазами обвел собравшихся. На губах его появилась прежняя чарующая улыбка, так что у Плясуньи забилось сердце и слезы чуть не навернулись на глаза. Даже мрачный Оружейник оттаял.
— Чудесный дом и добрые хозяева, — промолвил Артур.
В два шага пересек комнату, остановился подле стола, жестом пригласил всех садиться. Драйм поместился по правую руку, Либурне — по левую. Остальные сгрудились на противоположном конце. Артур будто и не заметил разделявшего их пространства.
— Наверное, здесь нет ни одного человека, который не пострадал бы по моей вине, — спокойно проговорил он. — Вы отплатили мне добром за зло, я этого не забуду. Сейчас, однако, надо подумать, как справиться с общим врагом — Магистром. — Артур выдержал паузу. — Сегодня вечером я должен уйти из города. Надо и вам бежать в Дарль под прикрытием королевской дружины.
«Он рассуждает так, будто дружинники уже свободны», — удивился Оружейник.
— Из города лучше выбираться порознь, — подчеркнул Артур. — Вы согласны?
Все сидевшие за столом кивнули.
— Важен совет каждого, — настаивал Артур. Поглядел на Оружейника.
— Вам идти первому, — буркнул тот, невольно вставая. — Если вас поймают, какой толк бежать остальным?
— Прямой, — мягко откликнулся Артур. — Пока я под пытками не выдал, где скрывался.
Он перевел взгляд на Флейтиста.
— Может, нам проскользнуть уже после того, как дружина будет на свободе? — спросил тот. — В суматохе это легче сделать.
— Беда в том, — объяснил Артур, — что дружинники вырвутся ночью, а на ночь ворота запирают.
— Лучше миновать ворота днем, — подал голос Плут. — Дожидаться вечера не стоит — стражники будут особо бдительны. А днем и народу побольше…
Артур на мгновение задумался, остальные ждали его решения.
— Нет, — с явным сожалением произнес он, — днем грим заметнее.
Больше никто ничего придумать не смог.
— Предлагаю, — начал Артур, — двинуться в путь на закате, за час до закрытия ворот. В это время самый большой поток народа, все торопятся вернуться домой до темноты.
Остальные молча согласились и заерзали на скамьях, придвигаясь ближе друг к другу.
Артур продолжал:
— Я пойду первым. Со мной… — Он поглядел на Драйма.
— Нельзя мне с вами, — воспротивился тот. — Мне грим не поможет, на любого навлеку беду.
Артур заметно рассердился, но сказать ничего не успел, вмешалась Плясунья:
— Артур, вы должны сделать все, чтобы спастись. Слишком многие ради этого рисковали.
Взгляд Артура остановился на ней. Странное выражение появилось в его глазах. Так радуется человек, наконец-то решив дать себе свободу.
— Как понимаю, — негромко начал он, — после нас с Драймом наибольшей опасности подвергаешься ты. Именно ты узнала Шорка.
Плясунья слушала, затаив дыхание.
— Думаю, поступлю правильно, если возьму тебя с собой.
Плясунья начала подниматься с места, всем видом выражая полную готовность.
Артур скользнул взглядом по лицам остальных:
— Вы согласны?
Оружейник покачал головой:
— Уходить надо поодиночке.
Плясунья в досаде обернулась к хозяину. Сколько можно ее опекать? На прошлой неделе ей исполнилось восемнадцать лет, она уже взрослая и вполне может о себе позаботиться.
— Уходить надо поодиночке, — настаивал Оружейник. — Если одного поймают, у другого останется возможность спастись.
Музыканты одобрительно закивали. Плясунья хотела сказать, что, если Артура поймают, ей будет уже все равно.
— В воротах обычно стоят четверо алебардщиков, — вкрадчиво начал Артур. — Прочие отдыхают в караульной. По тревоге выбегут не сразу. Предположим, девушку или меня узнают. Попробуем прорваться силой. — Он провел пальцами по рукояти меча. — Во всяком случае, я сумею задержать стражей, пока она убежит. Если же пойдет одна… — Артур закончил обворожительной улыбкой.
Новых возражений не последовало, все только уселись еще плотнее.
Либурне с музыкантами решили уходить втроем; Плут, как всегда, в одиночку. Оружейник с Гильдой могли беспрепятственно покинуть город. А вот Драйм…
— Попытаю счастья, — заявил он. — Последним.
— Нет.
Впервые за столом прозвучал голос Гильды. Артур мгновение разглядывал девушку, удивляясь, почему все с таким вниманием ждут ее слов и почему это Драйму кровь бросилась в лицо.
— Мне кажется, лучше поступить так. — Гильда изложила нехитрый план.
Оружейник сидел мрачнее тучи.
— Но это же смертельно опасно для вас с отцом! — воскликнул Драйм в отчаянии.
Подобные заявления не могли смутить Гильду. Артур взглядом и жестом пресек возражения Драйма, заключил:
— На том и порешим.
Артур поднялся из-за стола, начали вставать и остальные. И тут только заметили, что все оказались рядом; пустое пространство, разделившее их, исчезло.
* * *
Несколько часов оставалось на сборы. Оружейник с Флейтистом выкатили во двор большую телегу и осторожно сгружали в нее оружие из тайника. Бережно оборачивали полотном, укладывали на дно, забрасывали соломой.Либурне рассовывал по мешочкам целебные травы, писал названия, морщился, бормотал что-то: мало, мало успели собрать!
Скрипачу доверили расчесывать парики и бороды, готовить клей. Он изо всех сил старался быть прилежным, но то и дело застывал, устремив взгляд в пространство, руки его опускались, а когда приходил в себя, обнаруживал, что парик лежит на полу, а стол залит клеем.
Плут спал сном праведника — много дней провел в дороге без сна и отдыха.
Плясунья сидела у зеркала, раздумывая, какой грим выбрать, — актеры Дейла и Овайля многому ее научили. Поднялась и сделала несколько шагов по комнате — странной, скользящей походкой, чуть покачивая станом, словно тростник на ветру.
Гильда задумчиво поглядела на нее, завязала в узелок бесценные кисти и краски, помедлила, размышляя, как быть. Взять с собой она могла лишь самое необходимое, Плясунье с Артуром и вовсе предстояло уходить налегке. К тому же следовало позаботиться о еде на дорогу — для всех.
В дверь постучали. Гильда отворила. Посторонилась, пропуская Артура, сама выскользнула за дверь. У Плясуньи тотчас пересохло в горле. Артур неслышными шагами пересек комнату. В руках он держал знаменитый «Грифон».
— Меч придется спрятать тебе. Возьми под накидку.
Плясунья кивнула, не в силах ответить. Приняла из его рук «Грифон». Не удержалась, вынула из ножен, коснулась пальцами сияющего клинка. Артур медлил, не уходил.
— Станцуй для меня.
Плясунья вскинула глаза, спросила севшим голосом:
— Без музыки?
— Без.
— Я давно не танцевала… — начала она, оправдываясь.
Артур ждал. Плясунья заметила, что у него дрожат руки. Он тоже волновался, и это ее ободрило.
Плясунья зажгла свечу и вышла на середину комнаты. Был полдень, но за окном сгустился сумрак. Грозовые тучи ходили с самого утра, никак не могли пролиться дождем. Парило.
Плясунья прыгнула, свернулась в воздухе кольцом, пальцами ног коснулась головы. В руке она держала свечу. Язычок пламени метнулся вверх и опал, казалось, погаснет — осталась только маленькая искорка на фитиле, но пламя вспыхнуло вновь.
Девушка танцевала, перекидывая свечу из руки в руку. Маленький огонек вился в полумраке комнаты.
Огненные точки так же перечеркивали темное небо — далеко на западе, в краю яблоневых садов. Артуру сразу вспомнился теплый летний сумрак, падающие на землю белые лепестки, мягкое дуновение ветра, напоенного ароматами ночных цветов. Рои светлячков. Маленькие летучие огоньки — леди Арна украшала ими прическу.
Пламя свечи трепетало, желтый язычок тянулся к потолку, сменялся голубым лепестком, а тот — красной искрой. Свеча не гасла в быстрых руках Плясуньи. Девушка остановилась, поднесла огонек к губам. На мгновение высветились ее лицо и руки — и растворились в полумраке. Плясунья задула свечу.
— Я должен сказать тебе, — начал Артур. — Я должен многое тебе сказать…
…На кухне Гильда хлопотала подле очага. Последнее время обитатели дома питались скудно — карман Оружейника не был бездонным, лучшие куски отдавали раненому. Гильде хотелось напоследок порадовать домочадцев. Жирный гусь был ощипан и нанизан на вертел. Присев перед очагом, Гильда поливала гуся стекавшим с него жиром.
По лестнице вприпрыжку спускалась Плясунья. Ворвалась в кухню, встала к столу, осведомилась:
— Чем помочь?
Гильда вручила ей каравай и вернулась к очагу, ни о чем не спрашивая. Плясунья, пританцовывая, резала хлеб.
— А мне он сказал, — выпалила она через минуту, — что, выбери он в первую нашу встречу в таверне меня, а не корону, был бы счастливее. И ему следовало потерять королевство, чтобы это понять…
Тут она умолкла, потому что в кухню заглянул Драйм. Плясунья тотчас вспомнила о каком-то важном деле и упорхнула.
— Я искал тебя, — сказал Драйм Гильде.
— Да? — Она вытерла руки о передник и повернулась к нему. В спокойных глазах ее пряталась улыбка.
— Я никуда не уйду из города, — рубанул Драйм.
Гильда взглянула на гуся — не подгорит ли? Сняла передник. Спокойно промолвила:
— Тогда и я останусь.
— Зачем? — опешил Драйм.
— Чтобы тебе не было одиноко, — откликнулась Гильда, подходя ближе и кладя руки ему на грудь.
Драйм и прежде красноречием не отличался, а теперь утратил всякую способность облекать мысли в слова. Не дождавшись ничего, кроме нескольких бессвязных восклицаний, Гильда добавила:
— Должно быть, я в тебя влюбилась.
Драйм резко провел ладонью по лицу.
— Разве в меня можно влюбиться? — спросил он почти грубо.
Впервые в глазах Гильды вспыхнул гнев.
— Моя мать искала отца на пожарище. Неужто не приняла бы его из-за ожогов?
С шипением лопнула на гусе кожица, брызнул жир. «Пускай горит», — подумала Гильда, оказавшись в объятиях Драйма.
Когда они вновь смогли спокойно заговорить, Гильда сказала:
— Сам решай, уходить нам или оставаться. Как только станет известно, что Оружейник бежал, на этот дом найдется много желающих. Вряд ли убережемся.
И, решительно отвергнув всякие попытки Драйма задержаться на кухне, выпроводила его прочь. Кинулась к очагу, спасая гуся.
Оружейник вошел и остановился за ее спиной. Воскликнул с отчаянием:
— Гильда, ну почему именно он, можешь ты объяснить?!
— Могу, — не оборачиваясь, откликнулась Гильда, подула на обожженный палец. — Разве ты не видишь? Этот человек умеет жалеть и любить.
* * *
В золотистых лучах заходящего солнца лежала дорога — пыльная, истоптанная сотнями ног. Трава по обеим сторонам была скошена, в вечернем воздухе разливался аромат подсыхающего сена.Алебардщик Герн отер рукавом влажное лицо, сплюнул — на зубах скрипел песок. В душном, сгустившемся воздухе пыль стояла столбом. Уже слышались далекие глухие раскаты. Близилась гроза. Крестьяне торопились вернуться домой до дождя, беспокойно поглядывали на небо. Герн выборочно останавливал — одного, другого. Задавал вопросы, позевывая, заглядывал в котомки. Многих знал в лицо: каждый день являлись в город торговать. Герн лениво переругивался с Тоглом. Тот слишком уж тщательно разбирался с входившими в город. Особенно если попадалась хорошенькая девчонка — тут уж всякое движение замирало. Не пропустит, пока не выспросит: кто такая да откуда.
— Не успеешь до дождя толпу спровадить, сам будешь мокнуть, — ворчал Герн.
— Гляди, всыплет тебе капитан за небрежение, — огрызался Тогл.
Герн только плечом дернул. Он в своем деле не новичок. Ему и спрашивать не надо, и так видит, что вот тот человек, шагающий легко и размеренно, — воин, возвращающийся в лагерь под Тургом. А другой, судя по тяжелой, медлительной походке, — землепашец. Верхом, словно не замечая пеших, зазеваешься — задавят, выезжают слуги Магистра. Герн, и закрыв глаза, скажет, что так скрипят колеса тяжелой повозки, влекомой волами; так шаркает ногами старик, а следом стучит каблучками юная красавица…