— Да. — Лицо Плясуньи начала заливать краска.
   — Танцевали там?
   Девушка кивнула. Словоохотливость ей явно изменила.
   — Вероятно, это было необыкновенное зрелище, — предположила Аннабел. — Мои друзья до сих пор вспоминают о нем.
   Плясунья продолжала краснеть.
   — В тот день вы встретили человека, который стал вам особенно дорог?
   За сравнение с щеками Плясуньи могли спорить свекла, гранат и вишня.
   — Стрелок проводил вас в дом Оружейника?
   Плясунья, радуясь перемене темы, живо откликнулась:
   — Нет, нет. Со Стрелком мы встретились год спустя на арчинской ярмарке.
   Тут она, полагая, что королеве приятно будет узнать о подвиге своего возлюбленного, поведала, как Стрелок их спас.
   Аннабел внимала ей затаив дыхание, но буйной радости не обнаружила. Спросила:
   — И… с тех пор вы не разлучались?
   — Со Стрелком? Разлучались, конечно. Мы же бродили по всему королевству с труппой Овайля. Под Рофтом в такую переделку попали — страшно вспомнить. Если бы не господин Драйм…
   Плясунья рассказала о встрече с королевскими воинами. Дойдя до того места, где Драйм предложил ей поехать в лагерь, Плясунья запнулась, опасливо взглянула на королеву, выдохнула:
   — Я отказалась.
   — Не поехали в лагерь? — переспросила королева. — Однако Стрелок в это время был в столице?
   — В столице или у лорда Гаральда, не знаю, — легко откликнулась Плясунья и со значением повторила: — Я считала, что не должна появляться в лагере.
   Тонкая морщинка залегла меж бровей Аннабел.
   — Вы встретились с ним, когда вернулись в город?
   — Да, — тихо отвечала Плясунья.
   — Обрадовались встрече?
   — Да. — Голос Плясуньи звучал еле слышно.
   Королева поднялась. Плясунья тоже вскочила. Аннабел поглубже вдохнула.
   — Любите его?
   — Да.
   — А он?
   — Говорит, что тоже любит. — Плясунья вскинула на королеву круглые глаза: — Ваше величество, я осмелилась выслушать признание лишь потому, что твердо знаю: ваше сердце принадлежит другому. Ничего, кроме слов, между нами не было. Для меня, как и для всех, он король и ваш супруг.
   Аннабел снова села. Опустила голову, скрывая улыбку: «Мне следовало догадаться. Рыжеволосая красавица… Ох, Артур! Стрелок тоже хорош…»
   Она дружелюбно посмотрела на Плясунью, испуганную собственной дерзостью. Теперь Аннабел находила, что девушка стройна, у нее замечательный румянец и волосы цвета заката.
   — Садитесь же, — мягко проговорила королева. — Я еще раз хочу поблагодарить вас за заботу о короле. Вы проявили немалое мужество…
   Плясунья перевела дыхание. Села. Позволила себе нерешительно улыбнуться.
   — Мужество? Я умирала от страха. — Плясунья вновь улыбнулась — в душе у нее все пело. — Меня Магистр ненавидит столь же пламенно. — И она рассказала о Шорке.
   — Право, — заметила Аннабел, выслушав ее, — надо мне почаще вспоминать о собственной вине, едва захочется взроптать: «За что такие беды?»
   — Разве вы в чем-нибудь виноваты, королева?
   — Доверие ко лжи, — сказала Аннабел. — Доверие ко лжи. Страшный грех.
 
* * *
   Впервые Стрелок, Аннабел и Артур встретились наедине. На несколько мгновений воцарилось неловкое молчание. Артур с преувеличенным вниманием оглядывал зал. По каменным стенам тянулись узкие высокие арки из светлого дерева. В каждой арке — картина: люди в доспехах или богатых одеяниях, строгие, холодные лица… Артур отступил на шаг, рассматривая один из портретов. С холста сурово взирал чернобородый мужчина в тяжелой пурпурной мантии и золотом венце — король Август Славный. Артур повернулся к Аннабел и Стрелку:
   — Я отослал Драйма с отрядом в Борч. Лазутчики уверяют, будто город свободен. Заняв его, мы закроем дорогу на столицу. Каралдорцы на подходе к Милипу. Через десять дней могут быть здесь. — Он помолчал. — Вы многое успели. И город, и лагерь прекрасно укреплены. Я слышал, лорд Гаральд отправился в Бархазу. Приведет помощь?
   — Нет, — ответил Стрелок.
   — Почему? — поразился Артур.
   — Легко привлечь чужеземцев, отвоевывая свою страну. Но и хозяйничать в ней будут чужеземцы.
   — Вы правы. И все же нам трудно рассчитывать на собственные силы.
   — Если лорд Гаральд добьется успеха, бархазцы придвинут свои отряды к границам Каралдора. Каралдорский король не сможет собрать здесь все войско.
   Артур кивнул.
   — Леди Дарль сопровождает своего супруга?
   Ответила Аннабел — после паузы:
   — Леди Дарль вернулась в Лильтере. Постарается прислать к нашим северным крепостям лильтерские корабли.
   — Если бы я имел такой тыл, когда сдерживал врагов под Рофтом! — воскликнул Артур. — Каралдорцы не посмели бы вновь подступить к нашим границам. — И тоном ниже добавил: — Сам виноват, что помощи не имел.
   Стрелок с Аннабел переглянулись. Артур вскинул голову:
   — Полагаю, я должен был первым заговорить об этом. Вы простили, но я себе не простил.
   — И я себе не простила, — откликнулась Аннабел.
   Вспомнились ей последние дни лета — черные дни траура по отцу. Лепестки роз, усыпавшие дорожки в саду. Тронутый рыжиной мох на каменной скамье. Артур тогда уговаривал не спешить со свадьбой. Уступила. Испугалась — подданные взволнуются. Будто их могло волновать что-то кроме скорой войны! Артура в соблазн ввела.
   А потом пришли страшные зимние дни. Артур предложил выйти за него замуж. Согласилась. От страха — тяготы правления принять на себя не пожелала. Открытой лжи поверила. Артуру обман давался нелегко. Могла узнать правду — по дрожи его голоса, по бегающему взгляду. И все же предпочла его умом жить — не своим. Своим слишком трудно.
   Теперь поняла: истина сокрыта лишь от того, кто не желает ее видеть. Дорогая цена заплачена за урок.
   — И я себе не простил, — промолвил Стрелок.
   Представил дом в лесу, мелькание зеленых ветвей за окном, игру солнечных бликов в кадке с водой. Менестрель тогда сказал: «Времени не осталось. Нельзя ошибиться — исправлять ошибки будет некогда». А сам он ответил: «День свадьбы назначать не мне». Как сказал, так и сделал. Не стал торопить Аннабел. И вся тяжесть выбора легла на нее одну. В ошибке Аннабел — его вина.
   — На третьем году правления король Артур оставил венец и королеву, которую не называл женой… Так или примерно так напишут в летописях. — Артур улыбнулся. — Разрешение Церкви получено, и Совет лордов даст согласие…
   Стрелок с Аннабел внимательно смотрели на него. К лицу Артура прихлынула кровь. Он резко сказал:
   — По сути, я королем никогда и не был. Правил Магистр. Я водил войска в битву. Если пожелаете, поведу и теперь.
   — Да, — в один голос ответили Аннабел и Стрелок.
   Аннабел продолжала:
   — Я не уверена в согласии лордов. До решающей битвы они не захотят тревожить поданных таким известием.
   — Подданных? — переспросил Артур. — Все вокруг — и в замке, и в лагере — знают правду.
   Аннабел невольно улыбнулась. Артур торопил ее выйти замуж за Стрелка с той же горячностью, с какой два года назад умолял обождать. Только теперь ее сердце вторило его словам. Да и у Артура, кроме заботы о королевстве, была еще одна причина спешить — Аннабел вспомнила о рыжеволосой Плясунье.
   Между тем Артур говорил:
   — Для жителей страны я давно мертв. Весть о моем воскресении встревожит их не меньше, чем весть о вашем новом замужестве. Скажут… в королевстве появился оборотень.
   Артур встретился взглядом со Стрелком. Теплыми и ясными были глаза лучника.
   — Да, важно, кем тебя называют. Но много важнее — кто ты на самом деле.
   — Кто я? — медленно повторил Артур. — Сперва я пытался играть роль Великого Лорда. Потом — воображал себя королем. Мне только предстоит узнать: кто я такой, какое дело мое. Боюсь, правда, — он слегка усмехнулся, — времени на это не осталось.
   — Времени не осталось, — подтвердил лучник. «Семь лет потеряно со смертью Маргарет. И еще два года — из-за моей ошибки». — Идя в битву, нельзя оставлять лжи за спиной, — сказал Стрелок. — Нам может просто не выпасть случая открыть правду.
   На лице Артура появилась прежняя чарующая улыбка.
   — Что ж, воины, собираясь на смертный бой, надевают чистое.
   Аннабел ничего не сказала — просто подошла и встала рядом со Стрелком. Артур смотрел — и удивлялся себе. Как мог некогда надеяться разъединить их? Как мог не видеть: эти двое — одно целое. «Теперь, — подумал он со злорадством, — в том же предстоит убедиться и каралдорцу».
 
* * *
   Гильда не знала, что заставило ее отшвырнуть кисточку и краски и, едва не опрокинув стол, кинуться к дверям. Горшки, расписанные и поставленные рядком для просушки, с грохотом посыпались на пол. Испуганно закричала Плясунья, танцевавшая с ложкой варенья в руке:
   — Гильда, Гильда, что случилось, куда ты?
   Выскочила на лестницу следом. Обычно медлительная Гильда летела по узкой винтовой лестнице, не касаясь перил.
   — Гильда, осторожнее, убьешься, Гильда! — надрывалась Плясунья.
   Гильда бежала полутемным коридором. Как далеко светлый прямоугольник дверей! Гильда не понимала, что бросило ее вперед. Почему сердце ноет от нетерпения? Услышала тревожный хор голосов во дворе? Но слов не могла различить, а нынче всякий разговор тревожен.
   Гильда выскочила за порог. Добрый десяток дружинников — кто верхом, кто спешившись — сгрудились у ворот. Лица красные, потные, бока коней словно водой облиты. Один за другим выбегали во двор слуги, останавливались в отдалении. Гильда машинально откинула косу за спину. У слуг чутье острое, по малейшему ветерку бурю угадывают.
   — Гильда, что случилось?
   «Чей это шепот? Да, Плясунья…» Гильда хотела ответить, что не знает, но тотчас забыла о подруге. Обводила взглядом дружинников. Многих помнила в лицо — это были воины из отряда Драйма. Но где же сам Драйм?
   Словно из-под земли вырос Стрелок:
   — В чем дело?
   Дружинники — все уже спешились — вытолкнули вперед двух мужчин в серых дорожных плащах. Один так низко склонил голову, что Гильда видела лишь огненно-рыжие вихры. Второй — обмякнув, словно пустой мешок, закатил мутные глаза, прижал руку к груди, трясся мелкой дрожью.
   — Плут! — вскричал Стрелок. — Живой!
   Только теперь Гильда признала Плута. Оплошала, да и не диво: Плут с лица был сер, на радостный возглас Стрелка не ответил и, вообще, казалось, едва на ногах держался.
   Артур стремительно прошел сквозь раздавшуюся толпу. Спросил резко:
   — Что случилось?
   Королева Аннабел пересекла двор, остановилась рядом с Артуром. Лицо ее ожило — увидела Плута. Затем уголки губ опустились, тревожно затрепетали ресницы.
   — Где Драйм? — Голос Артура сорвался на крик.
   Один из дружинников выступил вперед:
   — Мы были в полумиле от ворот Борча, когда увидели этих людей. Они бежали по дороге, а следом гнались конники Магистра…
   — Где мой брат?!
   — Господин Драйм велел нам с Тойлом взять беглецов на коней и скакать в Дарль. Сам вместе с остальными прикрывал отступление.
   — Убит? — перебил Артур.
   — Захвачен живым. Воинов Магистра было больше, из наших спаслись только эти. — Он махнул рукой в сторону безмолвного полукруга.
   Гильда видела, как качнулись назад дружинники, — верно, лицо у Артура сделалось страшным. Вновь откинула косы — мешают. Нет, известие не сбило ее с ног. Собственно, она все знала — с первого мгновения, как кисточка обожгла ей ладонь.
   Аннабел, порывисто обернувшись, коснулась руки Артура. Нет, она могла поклясться, зла Драйму не желала. И все же… все же не простила. Не этим ли навлекла беду?
   Плут стоял повесив голову. Он и слова вымолвить не мог, лицом почернел. Из-за него Драйм попал в беду. Верно, отряд был выслан за ним. Теперь Драйму головы не сносить. Да еще венцы эти, будь неладны! Ясно, Магистр взбеленился. Отличиться им с Албом захотелось! Отличились, ничего не скажешь.
   — Ральд, в погоню! Сколько…
   Дружинники с полуслова угадали его вопрос.
   — Не меньше двух сотен.
   — Ральд, возьми втрое больше людей!
   Приказ дважды повторять не пришлось. Дождавшись, пока на дороге осядет пыль, Артур кивком велел Плуту с Албом следовать за ним.
   — Примут с распростертыми объятиями, — бурчал Алб, поднимаясь по лестнице, — спасибо, если не повесят. Одна надежда на венцы.
   Он зашептал что-то на ухо Плуту, тот яростно отмахнулся.
   Они оказались в зале совета. Алб осмотрелся. Сурово, холодно взирали со стен закованные в латы рыцари, облаченные в шелка вельможи. Алб невольно втянул голову в плечи. Они с Плутом замерли у дверей, не смея сделать ни шагу. Артур, казалось, забыл о них. Стоял, слепо глядя перед собой. Аннабел сжала руки. Какие слова найти? В подобной беде не утешишь. Артур повернулся к ней:
   — Они убьют его. Если почувствуют, что окружены и пленника могут освободить, — убьют.
   — Капитан не станет рисковать, — убежденно откликнулась королева. — Будет действовать наверняка.
   — Если не догонит… — Артур беззвучно шевельнул губами.
   — Что?
   — Драйму лучше умереть, нежели живым попасть в руки Магистра…
   — Подождите, Артур, — рассудительно заговорила королева. — Не стоит отчаиваться. В конце концов, Магистр не безумен. Должен понимать: вдруг победа останется за нами? Что тогда вы сотворите с ним?
   Артур чуть оживился:
   — Вы правы, Аннабел. Магистр попытается с нами сторговаться. Не знаю, чего он может потребовать? Чтобы мы пропустили каралдорцев без боя?
   Невеселая улыбка скользнула по губам Аннабел.
   — Думаю, желания его окажутся скромнее. Магистр не поверит, будто ради брата вы готовы отказаться от венца.
   Артур вспыхнул. Хорошо помнил: в день, когда объявил Стрелка оборотнем, Аннабел бросила ему в лицо: «Хотите мира? Согласна. В обмен на жизнь вашего брата!» Был миг — он колебался…
   — Только бы Магистру хватило ума пощадить Драйма! Только бы ему хватило ума, — повторял Артур как заклинание.
   Тут он вспомнил наконец о Плуте. Поманил пальцем. Взглянул неласково на невольных виновников. Плут, и прежде проклинавший себя на чем свет стоит, под этим взглядом совсем съежился.
   — Рассказывай, как дело было.
   — За нами выслали погоню… — едва смог выговорить Плут.
   Алб в ужасе толкнул Плута локтем:
   — Неправда! Не за нами гнались, не мог Магистр знать, в какую сторону мы направились. Это случайность.
   — Конечно случайность, — поддержала Алба королева. — Ради двух человек Магистр такой большой отряд не отправил бы. Думаю, они торопились в Борч, Магистр прослышал о бегстве лорда Накса.
   Плут с надеждой взглянул на нее.
   — Тебе не в чем себя винить, — продолжала Аннабел. — Боюсь, Драйм неминуемо встретился бы с отрядом Магистра не на дороге, так в Борче.
   — Борч! — вскинулся Артур. — Если старшины не откроют ворота, я возьму город штурмом! Я… — Лицо его задергалось, и Артур, резко повернувшись на каблуках, покинул зал совета.
   Аннабел проводила его взглядом, коснулась кончиками пальцев виска. Голова наливалась болью.
   — Я очень рада, что ты… — Поправилась: — Что вы оба на свободе. Отдыхайте, набирайтесь сил. Боюсь, передышка выдастся небольшой.
   «Получить награду за венцы и бежать подальше, — внушал себе Алб. — Здесь вскоре такое начнется…»
   — Несчастье с Драймом омрачило нашу встречу, — королева повернулась к Плуту, — однако и я, и все твои друзья благословляем час, когда тебе удалось вырваться из рук Магистра.
   …Гильда ползала по полу, собирая в подол черепки.
   — Послушай, — твердила Плясунья, — послушай. Капитан Ральд их догонит.
   Гильда не отвечала, выковыривая осколок из трещины. Плясунья беспомощно сжала руки — хорошо знала этот отчаянный, невыносимый страх за дорогого человека. Не избавиться от этого страха, не спастись: если любишь, боишься потерять. Если любишь — чужая боль острее собственной пронзает.
   Как утешить Гильду?
   — Магистр не посмеет казнить Драйма. Побоится. Артур со Стрелком непременно выиграют битву. И тогда…
   Гильда наконец справилась с черепком. Сказала больным голосом:
   — Магистр отплатит Драйму и за спасение короля, и за Тург. Выместит на нем злобу.
   — Не посмеет.
   — Магистр сломает его. Заставит просить Артура об уступках.
   — Никогда! — Плясунья тряхнула рыжими кудрями. — Драйма не так-то просто сломать. Никогда он не согласится.
   — Никогда? — Гильда подняла глаза, и Плясунья села. — А если ему пригрозят огнем?
 
* * *
   Лорды раздумывали недолго. Не было времени препираться — каралдорцы приближались к Дарлю. Признали лорды: Артур не муж Аннабел, а потому не смеет носить корону. Но — в грозный час — трон пустовать не должен. Пусть поспешит королева, изберет себе мужа, стране — государя.
   Аннабел и сама медлить не желает. Избранник ее всем известен, успел себя показать — и в каралдорской сече, и когда гонцов Магистра перехватил, предательство открыл, королевство от внезапного вторжения спас, и когда дружинников из Турга вызволил. Отныне рядом с черным львом на королевском гербе появится белый олень.
   …Аннабел со Стрелком обвенчались в маленькой замковой часовне.
   Проста и строга церемония. Ни у жениха, ни у невесты нет положенной свиты, нет парадных одежд. Да и лорды не в парче, не в золоте — в доспехах.
   В глазах Аннабел — солнечные блики. Однажды в ее жизни все уже свершалось по обряду, свершалось как положено. Было и подвенечное платье, и столичный собор, и голос органа, и свита нарядных дам. И все это ничего не стоило. Драгоценны лишь глаза, зеленые, как лесное озеро; и крепкие руки, готовые укрыть от любой беды. Потому и свечи пылают ярко, как никогда, удивительно чист и весел перезвон колоколов, а случайные гости кажутся самыми близкими друзьями.
   Стрелок улыбается жене. В душе они давно называют друг друга мужем и женой. Чуть не в первую встречу решили: все дороги пройдут рука об руку, ни на день не разлучаясь. Два года минуло, пока единый путь обрели. Долгий ли? Короткий? Не стоит гадать. Главное, до конца — вместе.
   Коронация следует немедленно после свадьбы. Невольно все взгляды обращаются к Королю. В лице его что-то неуловимо изменилось. Словно проявились скрытые до поры черты, словно упал потертый плащ, прикрывавший шитое золотом одеяние. Два года назад Аннабел в нечаянном встречном узнала лесного короля. Теперь всем кажется, будто под королевскими изумрудами можно представить только эти зеленые глаза.
   Чудесно получилось с венцами! Как уцелели от огня? Видно, Магистр поспешил прибрать их к рукам еще до пожара, едва король с королевой бежали из своих покоев… Алб, вернув венцы владыкам, получил щедрую награду и поспешил скрыться. Лишней минуты задерживаться в Дарле не стал.
   …Король собирает военный совет. Полководцем называет лорда Артура. Тот предлагает дать бой у стен Борча.
   — Так мы преградим каралдорцам путь к столице.
   На совете присутствует и королева. Она говорит:
   — Мы обязаны попытаться решить дело миром. Понимаю, надежды на это почти нет. И все же…
   Король соглашается:
   — Отправим к каралдорцу гонца с письмом.
   Лорд Бертрам обводит взглядом собравшихся:
   — Кто захочет рискнуть головой?
   Советники смотрят в пол и начинают ерзать в креслах. Тогда раздается спокойный голос Короля:
   — Я знаю такого человека.
 
* * *
   Двойной ров и частокол со сторожевыми башнями окружали лагерь каралдорцев. Большое войско привел каралдорский король, да еще пополнил его пехотинцами и всадниками, спешно набранными в Баттии, Арче, Рассе и ближних к ним селениях. Впрочем, их в основной лагерь не допустили, наемники стояли в двух милях к югу.
   Часовые у ворот смотрели, как заклубилась пыль на дороге. Гостей не ждали, подняли тревогу. Всадники летели галопом.
   — Маловато для атаки, — засмеялся взбежавший на башню сотник.
   Перед самыми воротами скакавший во главе отряда осадил коня. Вскинул к губам рог, затрубил. Воины, сгрудившиеся за частоколом, удивленно переговаривались. Сигнал рога звучал непривычно, посланцы Магистра подавали иной. Юноша, ему едва ли сравнялось шестнадцать лет, отнял рог от губ, взмахнул рукой. Тогда один из верховых развернул знамя. Поднялся на задние лапы черный лев, запрокинул голову белый олень.
   Со всех сторон раздались изумленные восклицания.
   Уже бежал к расшитому золотом шатру воин.
   — О властелин! Посланцы короля, посланцы королевы.
   Каралдорец изогнул тугие губы. Улыбнулся? Поморщился?
   — Самозванцы… Что ж, я их выслушаю. Может, помилую.
   — О, как ты добр, повелитель!
   Каралдорец надевает кольчугу, перевязь, усыпанную рубинами, опускает пальцы на крестовину меча.
   — Пусть приведут гонцов.
   Меж двух рядов разноцветных шатров следуют юный паж и Менестрель. В руках пажа белый свиток, перехваченный алой лентой, скрепленный королевской печатью. В глазах пажа — страх и восторг. Он увидит грозного чужеземца. Паж распрямляет плечи, вздергивает подбородок. Он не смутится, не затрепещет под ужасным взглядом проклятого южанина. А если вероломный владыка вздумает их уничтожить, встретит смерть бестрепетно.
   Тут паж невольно споткнулся. Может, каралдорец не столь вероломен? Паж украдкой взглянул на своего спутника и почему-то сразу опустил глаза. Менестрель был спокоен, но подобному спокойствию паж не завидовал.
   Над сверкавшим золотом шатром веял стяг. Черный ворон распластал крылья, кружит над башнями крепости.
   …Трехзубый золотой венец, пунцовые губы на смуглом лице. Голос, подобный гулу камнепада.
   — Отчего это гости мне не кланяются?
   — На нашей земле мы хозяева, ты — незваный гость. Тебе надлежит кланяться первым, — выпалил паж и сам испугался собственной дерзости.
   Приближенные короля злорадно замерли. Сейчас вылетит из ножен волнистый клинок — и юнец распадется на две половинки. Никакая кольчуга не спасет.
   Почему медлит король? Смущен неприкосновенностью гонцов? Щадит юность? Изобретает достойную казнь?
   Каралдорец едва слышит вызывающий ответ, едва видит мальчишку — так занимает его тот, другой, что молчит.
   Менестрель встречается взглядом с каралдорцем. «Дай посмотрю на тебя, король. Давно хотелось мне встретиться с тобой лицом к лицу. Долгие годы думал я об убийце Маргарет. У него, должно быть, волчьи клыки, твердил я себе, глаза тигра, сердце шакала. Страшен он, словно ночной кошмар. Но нет. С виду ты похож на человека. Ростом, размахом плеч удался».
   Каралдорец сдвигает черные брови. Грозная морщина прорезает высокий лоб. «Уж не вздумал ли ты судить меня, бродяга? Кто ты предо мною? Могущество мое безмерно. Стоит мне нахмурить брови — двинутся войска, стоит сжать губы — народы падут ниц, стоит шевельнуть пальцем — богатства мира будут мои».
   Холодны глаза Менестреля. «Могущество твое призрачно, король. Разве можешь ты повелевать сердцами? Острослов, умеющий нас рассмешить, скрипач, заставляющий нас плакать, поэт, пробуждающий нашу совесть и мужество, обретают большую власть над нами, нежели ты».
   «Даже через века имя мое будет внушать страх!»
   «Безрадостный удел — внушать страх, не любовь».
   «Эта страна покорится мне!»
   «Перед тобой склонятся лишь воры и глупцы».
   Чернее тучи стал каралдорец.
   «Опусти глаза, бродяга. Или не знаешь — твоя жизнь в моей руке!»
   «Я готов к смерти. Готов ли ты? Разве знаешь свой час? Что если не через год, не завтра, а сегодня, в сей миг исполнится твой срок? С чем покинешь этот мир? Уйдешь, улыбаясь? Или, вцепившись обеими руками в землю, захрипишь-застонешь: не сейчас, не успел, не так думал…»
   Каралдорец опустил коричневые веки. Бестрепетно выезжал он на поле брани. Отваживался бродить ночами в самых разбойничьих закоулках столицы. Он еще молод, силен. Пусть другие умирают за него. Сам он уйдет не прежде, чем вкусит всю сладость человеческого века… Отчего же захолонуло сердце? Отчего вспомнилось, как тяжко умирала мать? Отчего Маргарет предстала перед глазами, темное платье, зеленый шарф… Маргарет сама виновата! Полюби она его, как должно супруге, согласись служить его замыслам, он бы ее пощадил. Объявил бы безумной, запер в высокой башне, навещал…
   И королевство это не он обрек гибели! Он лишь покупал, продавал Магистр.
   Почему так ноет сердце? Почему холод подступает к груди? Гонцов обыскали перед входом в шатер, оружия при них нет… Почему же он чувствует дыхание смерти? Бежать… Повернуть войска… Возвратиться в Каралдор, в замок из черного гранита, затворить двери, молить о прощении тень Маргарет…
   Гневом вспыхнул каралдорец. Или зря он ждал столько лет? Или грозный враг перед ним? Чего испугался? Даже не слов — взгляда! Этот королевский посланец и рта раскрыть не посмел!
   — Говорите, с чем пришли.
   Паж на негнущихся ногах сделал пару шагов, подал свиток. Каралдорец сорвал печать, развернул. Бурой кровью налилось лицо его. Король поднял глаза в красных прожилках. Сказал с натугой:
   — Я оставляю вам жизнь только для того, чтобы передали мои слова. Самозванку, именующую себя королевой Аннабел, я велю отстегать кнутом на главной площади столицы. Что до мнимого короля, то голова его украсит ворота моего замка.
   …Юный паж ускорял и ускорял шаги. Неужто их отпускают? Нет, он поверит в это, лишь когда окажется за воротами. Вот и частокол. Скорее бы миновать. Скорее на свободу. Что такое, почему задержка? Паж невольно ухватил Менестреля за локоть. Певец поднял голову.
   В ворота лагеря въезжал небольшой отряд. Впереди — худенький юноша в черной одежде приверженца Магистра. За спиной его виднелся лук, у седла покачивался щит с изображенными на нем перекрещенными стрелами. Лицо юноши показалось Менестрелю знакомым. Спустя мгновение вспомнил: этот невысокий паренек был главным соперником Стрелка на состязаниях. Два года прошло, а повзрослел он на все двадцать. Гирсель повернул голову, встретился взглядом с певцом. И было в глазах юноши нечто такое, что заставило Менестреля обернуться и посмотреть ему вслед.