Страница:
— Понятно. И кто же твой новый идеал?
— У меня вообще нет идеалов.
— Ну да, как же. После встречи с синьором Мигелем ты по нескольку дней улыбаешься почти как он.
— Э-ээ, не замечал. Что, вправду? А в остальное время как?
— Обворожительно, — мечтательно проворковала Лариса — Набиваешься на комплименты? — полувопросительно добавила она.
— Не-е, это случайно получилось, — краснея от удовольствия и обворожительно улыбаясь, ответил я. — А синьор Мигель тоже не бросается обещаниями, я, во всяком случае, ни разу не слышал.
— Ладно, но ты моришь голодом мое любопытство.
— Ужасно. Пойдём, я напою тебя кофе и накормлю мороженым, или просто поужинаем? — предложил я.
— И то и другое.
Домой я вернулся на такси, довольно поздно. Я и раньше так возвращался, и сегодня проф меня отпустил бы, стоило только попросить. А делать так, как сделал я, — это нарушение какого-то своеобразного этикета, но проф на нём настаивает. Поэтому я явился доложить о своем прибытии. Мне, конечно, не влетит — не настолько сёрьезно, но нотация светит.
В кабинете профа, забившись в кресло в дальнем углу сидел Виктор. Что он тут делает?
— Вот, — наставительно произнес проф, — вернулся твой герой, у которого так болит голова, что он спит, как медведь в берлоге.
— Чего? — глупо спросил я, забыв поздороваться. Виктор покраснел и опустил голову, проф смотрел на него с насмешкой. Тут до меня дошло: этот несчастный решил меня прикрыть! Глупое вранье, конечно, я же предупредил профессора, что уезжаю, но это не главное. Я был растроган.
— Только не вздумай срочно сочинять, что это ты во всем виноват, — велел мне проф.
— Боюсь, в данном случае это даже мне не под силу, — ответил я.
— И что мне с вами делать? — спросил проф.
— Отпустить спать — как медведей в берлогу, — предложил я.
Странно он себя ведёт, не собирается же он ругать нас вместе!
— Ладно, — согласился проф. — Виктор, больше никогда не пытайся меня обмануть, понятно? Последствия будут самые тяжелые. Давай, топай.
Виктор ушёл. Проф посмотрел на меня испытующе:
— Получается, что неделю назад ты меня плохо понял?
Десять тысяч летучих котов! Это называется цунг-цванг[17]. Что бы ни решил проф, это будет неправильно, нарушение правил игры. Точнее, правила игры он нарушил неделю назад: каким бы замечательным лётчиком и программистом я ни был, как бы он ни был рад, что я остался жив, ему не следовало прощать мне тот полёт на «Феррари». Но если бы я хоть месяц все время спрашивал разрешения, прежде чем куда-нибудь уехать, это не имело бы значения. Опять я во всем виноват.
— Сейчас ты, кажется, меня понял, — сказал проф помягче. — Ладно, как ты говоришь в таких случаях проехали. Если ты не будешь специально нарываться' чтобы успокоить свою чуткую совесть.
— Не буду, — пробормотал я.
— Иди, медведь, в свою берлогу, — усмехнулся проф. Виктор ждал меня в столовой, в темноте. Я тихо вошел и включил свет, он зажмурился.
— Я тебя не услышал, — признался он, — а ведь специально дожидался.
— Я так и понял. Тебе ещё несколько лет надо заниматься, чтобы услышать меня и чтобы я не услышал тебя. Дышишь ты как Винни-Пух, медведь в берлоге.
— Это всё было так глупо, — всхлипнул он.
— Не бери в голову, — утешил его я, — зато профессор теперь держит тебя за человека. Только не нарывайся.
— А-а, понятно.
— Я серьёзно говорю. Любопытство сгубило кошку. Я подал ему руку, он её пожал, хлипкая у него ладонь…
Пока хлипкая.
— Спокойной ночи.
Глава 23
Глава 24
— У меня вообще нет идеалов.
— Ну да, как же. После встречи с синьором Мигелем ты по нескольку дней улыбаешься почти как он.
— Э-ээ, не замечал. Что, вправду? А в остальное время как?
— Обворожительно, — мечтательно проворковала Лариса — Набиваешься на комплименты? — полувопросительно добавила она.
— Не-е, это случайно получилось, — краснея от удовольствия и обворожительно улыбаясь, ответил я. — А синьор Мигель тоже не бросается обещаниями, я, во всяком случае, ни разу не слышал.
— Ладно, но ты моришь голодом мое любопытство.
— Ужасно. Пойдём, я напою тебя кофе и накормлю мороженым, или просто поужинаем? — предложил я.
— И то и другое.
Домой я вернулся на такси, довольно поздно. Я и раньше так возвращался, и сегодня проф меня отпустил бы, стоило только попросить. А делать так, как сделал я, — это нарушение какого-то своеобразного этикета, но проф на нём настаивает. Поэтому я явился доложить о своем прибытии. Мне, конечно, не влетит — не настолько сёрьезно, но нотация светит.
В кабинете профа, забившись в кресло в дальнем углу сидел Виктор. Что он тут делает?
— Вот, — наставительно произнес проф, — вернулся твой герой, у которого так болит голова, что он спит, как медведь в берлоге.
— Чего? — глупо спросил я, забыв поздороваться. Виктор покраснел и опустил голову, проф смотрел на него с насмешкой. Тут до меня дошло: этот несчастный решил меня прикрыть! Глупое вранье, конечно, я же предупредил профессора, что уезжаю, но это не главное. Я был растроган.
— Только не вздумай срочно сочинять, что это ты во всем виноват, — велел мне проф.
— Боюсь, в данном случае это даже мне не под силу, — ответил я.
— И что мне с вами делать? — спросил проф.
— Отпустить спать — как медведей в берлогу, — предложил я.
Странно он себя ведёт, не собирается же он ругать нас вместе!
— Ладно, — согласился проф. — Виктор, больше никогда не пытайся меня обмануть, понятно? Последствия будут самые тяжелые. Давай, топай.
Виктор ушёл. Проф посмотрел на меня испытующе:
— Получается, что неделю назад ты меня плохо понял?
Десять тысяч летучих котов! Это называется цунг-цванг[17]. Что бы ни решил проф, это будет неправильно, нарушение правил игры. Точнее, правила игры он нарушил неделю назад: каким бы замечательным лётчиком и программистом я ни был, как бы он ни был рад, что я остался жив, ему не следовало прощать мне тот полёт на «Феррари». Но если бы я хоть месяц все время спрашивал разрешения, прежде чем куда-нибудь уехать, это не имело бы значения. Опять я во всем виноват.
— Сейчас ты, кажется, меня понял, — сказал проф помягче. — Ладно, как ты говоришь в таких случаях проехали. Если ты не будешь специально нарываться' чтобы успокоить свою чуткую совесть.
— Не буду, — пробормотал я.
— Иди, медведь, в свою берлогу, — усмехнулся проф. Виктор ждал меня в столовой, в темноте. Я тихо вошел и включил свет, он зажмурился.
— Я тебя не услышал, — признался он, — а ведь специально дожидался.
— Я так и понял. Тебе ещё несколько лет надо заниматься, чтобы услышать меня и чтобы я не услышал тебя. Дышишь ты как Винни-Пух, медведь в берлоге.
— Это всё было так глупо, — всхлипнул он.
— Не бери в голову, — утешил его я, — зато профессор теперь держит тебя за человека. Только не нарывайся.
— А-а, понятно.
— Я серьёзно говорю. Любопытство сгубило кошку. Я подал ему руку, он её пожал, хлипкая у него ладонь…
Пока хлипкая.
— Спокойной ночи.
Глава 23
В воскресенье Алекс появился с огромным синяком под глазом. Лео присвистнул:
— Красавчик! С мараканом подрался? Алекс покраснел и покачал головой.
— Колись, — велел я.
— Он был один, — пояснил Алекс. Потом широко улыбнулся и добавил:
— А Джесси как даст ему по физиономии, он и понял, что ему ничего не светит.
— Ну чтобы это узнать, стоит и с фонарем походить, — заметил я.
— Угу, но он теперь в нашем классе учится, здоровый такой, как медведь, и подраться не дурак.
— Поспаррингуй с Марио, тогда тебе этот медведь большим не покажется, — предложил я.
— Я и собирался его попросить.
— А вы не пойдете ему мстить? — удивленно спросил Виктор.
— За что? — изумился я.
— Ну… — С точки зрения Виктора, это было очевидно.
— Ну и порядочки у вас на Новой Сицилии, — осуждающе проговорил Лео.
— Это у вас порядочки, — храбро огрызнулся Виктор.
— А что? — не понял Алекс. — Вот если бы он был на пару лет постарше, тогда да, он был бы сильно не прав.
— Понятно, — озадаченно сказал представитель чуждой нам цивилизации.
— Давайте работать, — предложил я и представил вниманию публики два доклада лейтенанта Верреса. Написание их не отняло у него много времени.
Доклад 1
Что я точно знаю о кремонской СБ? Ничего.
Доклад 2
Кремонская СБ глазами рядового кремонца.
1. Секретная, большая, страшная организация, мимо здания которой лучше не проходить.
2. Попавший внутрь этого здания имеет хорошие шансы вернуться домой лет через десять, если повезёт.
3. Каждый второй — осведомитель этой организации, поэтому они всё про всех знают. Поэтому о чём ты думаешь, следует помалкивать даже в постели с женой.
4. Провинившись, следует самому бежать признаваться, и заложить при этом ещё кого-нибудь, тогда дело может ограничиться избиением и вербовкой.
5. Лагеря, где сидят заключенные этой организации, находятся на Южном континенте, на краю джунглей и там жуткие условия для жизни.
6. СБ обеспечивает безопасность корпорации Кремона от жестоких и страшных врагов из всех других корпораций (даже тех, с которыми мы сейчас в союзе). Поэтому все, что они делают, правильно.
P.S. Пункты 1, 2, 3 и 5, скорее всего, чистая правда. 4 — сам нарушал, и пронесло.
Мы молчали минуты две. Это, конечно, доклад уже другого Верреса, человека, который полгода прожил, ничего не боясь. СБ ни в одной корпорации свадеб не устраивает и младенцев не крестит. И если вас в чём-то заподозрили, могут арестовать и допросить с пентатолом. Дальше по итогам допроса извинятся и отпустят или передадут судье, от нескольких месяцев на шахтах до расстрела (последнее редко и в основном для самих эсбэшников). На Этне, прямо скажем, нет переизбытка населения, предельная жестокость непопулярна. Если лояльные граждане имеют основания бояться вашей СБ, они просто переедут под защиту другой корпорации.
Кстати, уничтоженное полтора года назад семейство Алькамо было союзником не только Джела, но и Кремоны, это им принадлежала муниципальная структура Палермо, в том числе приюты, в том числе тот, где жил я. Вот откуда у меня были тогда всякие дикие идеи, что все сволочи и что со мной могут сделать что угодно. И кто угодно. Проф, конечно, вел себя со мной не самым разумным образом, когда не говорил мне правды о том, чем я занимаюсь, но тех грехов, которые я ему охотно приписывал, не совершал. А относиться к собакам и кошкам так, как я, он, конечно, не мог. И не может. Он же с ними не разговаривает.
— Планируй, стратег, — немного насмешливо приказал Алекс.
— Угу, — согласился я, — значит, так, Гвидо, ты уже скачал себе «Историю Земли и колоний…»?
Гвидо кивнул.
— Значит, ты ищешь в истории Земли похожие на Кремону государства.
— Э-э, а как?
— Если бы я знал как, уже бы все нашел. Думай. Читай. Должны быть какие-то приметы. Ну, например, рост населения. У этих должен быть меньше, чем у соседей. А то и убыль.
— Угу, — заметил Алекс, — а они, например, запретят предохраняться…
— Это как? — спросил Лео.
— Найдут способ, не волнуйся.
Виктор покраснел как вареный омар, но промолчал — невиннейшее существо, до сих пор считает, что детей находят в капусте.
— Тогда смертность выше, — сказал я, — запретить людям умирать невозможно. И ещё, сайт-то создавали лет триста назад из баз данных, которым тоже не больше пятисот лет, тогда уже такие людоедские идеи были непопулярны. Авторы сайта должны были их осуждать. Надо посмотреть в нашем досье на коммунистов, которое мы собирали летом, часто встречающиеся оценочные эпитеты, ну там «жестокий», «человеконенавистнический», и поискать, к кому они ещё относятся.
— Понятно, — задумчиво проговорил Гвидо.
— Так, и ещё надо разобрать скачанные Алексом Досье и понять, какие сведения о своих гражданах их СБ собирает, что они считают опасным, и если действительно у них половина народу стучит на другую половину, это должно быть как-то отражено. Лео, займешься?
— Могу, а зачем?
— Я так чувствую, не могу пока сформулировать может, я и не прав.
— Хорошо, я начну этим заниматься, и если ты не прав, я это пойму.
— А я? — спросил Алекс.
— Нет у тебя терпения, — ответил я, — куда ж без тебя. Я скачал кучу их информационных лент с их же комментариями. Надо построить образ мира такой каким его видит кремонец. Сравнить с реальностью насколько мы можем считать то, что знаем сами, реальностью.
— Э-э?
— Честных журналистов почти не бывает. Это так не только у Кремоны, наши тоже, знаешь ли…
— Угу. Отслеживать сразу все новостные ленты.
— Ну не все, но кремонские, а к ним — наши, Джела, Вальгуарнеро и Больцано, благо последние две стараются держаться в стороне. Поэтому врать целенаправленно им особого резона нет.
— Ясно, а ты?
— Я займусь их верхушкой. Кто и как у них на самом деле дергает за ниточки. Не по названию. И литературой, кино, поп-музыкой: главный способ психологического давления. Какие там культивируются добродетели и что вообще считается хорошим или плохим? Ну что сдаться в плен — это предательство, мы уже знаем. Но для того чтобы в это все поверили, мало написать об этом в уставе.
— А я? — разочарованно потянул Виктор.
Все воззрились на него с подозрением. Лео открыл рот, наверное собирался сказать что-нибудь нелестное, но потом передумал.
— А тебе это интересно? — серьёзно спросил я.
— Ну да!
— А взламывать ты умеешь? Виктор помотал головой и покраснел.
— Его, — заметил Алекс, — будешь учить ты. Не то чтобы я обещал этого не делать, но в общем…
— Понятно, — согласился я, потом опять посмотрел Виктора: — Так у вас в школе изучают историю?
— Ага, но только Новой Сицилии.
— Да уж, не слишком интересно. Что, победные фанфары, терраформирование, колонизация Этны и Адриатики, а они потом, неблагодарные, откололись.
— Ну да.
— Тяжёлый случай, это действительно бесполезно. А полезно нам узнать, какой у Кремоны уровень жизни, производительность труда и что они производят, импортируют и экспортируют?
— Ага! — просиял Виктор.
Вид у него все равно неуверенный. Как у Гвидо… Был… Ничего, на клавиши все нажимать умеют, а остальное — в процессе…
Выглянувший из-за туч Феб был встречен громкими криками «ура» и предложением поплавать. А как же, больше же ни у кого бассейна нет. Я буду просто свинья, если не организую ребятам возможность поплескаться. Вода в бассейне двадцать шесть градусов, а воздух пятнадцать, поэтому вылезать не хочется. Вылезли мы, когда Виктор уже почти утоп. А желающих превращаться в виновников его гибели не нашлось.
Потом я ещё немного проконсультировал Гвидо относительно того, что от него требуется.
После хорошей тренировки все, кроме бедного одинокого сицилийца, отправились на свидания. Мне пришлось объяснить Виктору, что ему одному или даже в компании других ребят, без взрослых, появляться в центре небезопасно. Драка один на один считается честной, за него никто не имеет права заступаться а защитить себя сам он не может. Так что он отправился лазать по Интернету, собирать кремонскую статистику.
— Красавчик! С мараканом подрался? Алекс покраснел и покачал головой.
— Колись, — велел я.
— Он был один, — пояснил Алекс. Потом широко улыбнулся и добавил:
— А Джесси как даст ему по физиономии, он и понял, что ему ничего не светит.
— Ну чтобы это узнать, стоит и с фонарем походить, — заметил я.
— Угу, но он теперь в нашем классе учится, здоровый такой, как медведь, и подраться не дурак.
— Поспаррингуй с Марио, тогда тебе этот медведь большим не покажется, — предложил я.
— Я и собирался его попросить.
— А вы не пойдете ему мстить? — удивленно спросил Виктор.
— За что? — изумился я.
— Ну… — С точки зрения Виктора, это было очевидно.
— Ну и порядочки у вас на Новой Сицилии, — осуждающе проговорил Лео.
— Это у вас порядочки, — храбро огрызнулся Виктор.
— А что? — не понял Алекс. — Вот если бы он был на пару лет постарше, тогда да, он был бы сильно не прав.
— Понятно, — озадаченно сказал представитель чуждой нам цивилизации.
— Давайте работать, — предложил я и представил вниманию публики два доклада лейтенанта Верреса. Написание их не отняло у него много времени.
Доклад 1
Что я точно знаю о кремонской СБ? Ничего.
Доклад 2
Кремонская СБ глазами рядового кремонца.
1. Секретная, большая, страшная организация, мимо здания которой лучше не проходить.
2. Попавший внутрь этого здания имеет хорошие шансы вернуться домой лет через десять, если повезёт.
3. Каждый второй — осведомитель этой организации, поэтому они всё про всех знают. Поэтому о чём ты думаешь, следует помалкивать даже в постели с женой.
4. Провинившись, следует самому бежать признаваться, и заложить при этом ещё кого-нибудь, тогда дело может ограничиться избиением и вербовкой.
5. Лагеря, где сидят заключенные этой организации, находятся на Южном континенте, на краю джунглей и там жуткие условия для жизни.
6. СБ обеспечивает безопасность корпорации Кремона от жестоких и страшных врагов из всех других корпораций (даже тех, с которыми мы сейчас в союзе). Поэтому все, что они делают, правильно.
P.S. Пункты 1, 2, 3 и 5, скорее всего, чистая правда. 4 — сам нарушал, и пронесло.
Мы молчали минуты две. Это, конечно, доклад уже другого Верреса, человека, который полгода прожил, ничего не боясь. СБ ни в одной корпорации свадеб не устраивает и младенцев не крестит. И если вас в чём-то заподозрили, могут арестовать и допросить с пентатолом. Дальше по итогам допроса извинятся и отпустят или передадут судье, от нескольких месяцев на шахтах до расстрела (последнее редко и в основном для самих эсбэшников). На Этне, прямо скажем, нет переизбытка населения, предельная жестокость непопулярна. Если лояльные граждане имеют основания бояться вашей СБ, они просто переедут под защиту другой корпорации.
Кстати, уничтоженное полтора года назад семейство Алькамо было союзником не только Джела, но и Кремоны, это им принадлежала муниципальная структура Палермо, в том числе приюты, в том числе тот, где жил я. Вот откуда у меня были тогда всякие дикие идеи, что все сволочи и что со мной могут сделать что угодно. И кто угодно. Проф, конечно, вел себя со мной не самым разумным образом, когда не говорил мне правды о том, чем я занимаюсь, но тех грехов, которые я ему охотно приписывал, не совершал. А относиться к собакам и кошкам так, как я, он, конечно, не мог. И не может. Он же с ними не разговаривает.
— Планируй, стратег, — немного насмешливо приказал Алекс.
— Угу, — согласился я, — значит, так, Гвидо, ты уже скачал себе «Историю Земли и колоний…»?
Гвидо кивнул.
— Значит, ты ищешь в истории Земли похожие на Кремону государства.
— Э-э, а как?
— Если бы я знал как, уже бы все нашел. Думай. Читай. Должны быть какие-то приметы. Ну, например, рост населения. У этих должен быть меньше, чем у соседей. А то и убыль.
— Угу, — заметил Алекс, — а они, например, запретят предохраняться…
— Это как? — спросил Лео.
— Найдут способ, не волнуйся.
Виктор покраснел как вареный омар, но промолчал — невиннейшее существо, до сих пор считает, что детей находят в капусте.
— Тогда смертность выше, — сказал я, — запретить людям умирать невозможно. И ещё, сайт-то создавали лет триста назад из баз данных, которым тоже не больше пятисот лет, тогда уже такие людоедские идеи были непопулярны. Авторы сайта должны были их осуждать. Надо посмотреть в нашем досье на коммунистов, которое мы собирали летом, часто встречающиеся оценочные эпитеты, ну там «жестокий», «человеконенавистнический», и поискать, к кому они ещё относятся.
— Понятно, — задумчиво проговорил Гвидо.
— Так, и ещё надо разобрать скачанные Алексом Досье и понять, какие сведения о своих гражданах их СБ собирает, что они считают опасным, и если действительно у них половина народу стучит на другую половину, это должно быть как-то отражено. Лео, займешься?
— Могу, а зачем?
— Я так чувствую, не могу пока сформулировать может, я и не прав.
— Хорошо, я начну этим заниматься, и если ты не прав, я это пойму.
— А я? — спросил Алекс.
— Нет у тебя терпения, — ответил я, — куда ж без тебя. Я скачал кучу их информационных лент с их же комментариями. Надо построить образ мира такой каким его видит кремонец. Сравнить с реальностью насколько мы можем считать то, что знаем сами, реальностью.
— Э-э?
— Честных журналистов почти не бывает. Это так не только у Кремоны, наши тоже, знаешь ли…
— Угу. Отслеживать сразу все новостные ленты.
— Ну не все, но кремонские, а к ним — наши, Джела, Вальгуарнеро и Больцано, благо последние две стараются держаться в стороне. Поэтому врать целенаправленно им особого резона нет.
— Ясно, а ты?
— Я займусь их верхушкой. Кто и как у них на самом деле дергает за ниточки. Не по названию. И литературой, кино, поп-музыкой: главный способ психологического давления. Какие там культивируются добродетели и что вообще считается хорошим или плохим? Ну что сдаться в плен — это предательство, мы уже знаем. Но для того чтобы в это все поверили, мало написать об этом в уставе.
— А я? — разочарованно потянул Виктор.
Все воззрились на него с подозрением. Лео открыл рот, наверное собирался сказать что-нибудь нелестное, но потом передумал.
— А тебе это интересно? — серьёзно спросил я.
— Ну да!
— А взламывать ты умеешь? Виктор помотал головой и покраснел.
— Его, — заметил Алекс, — будешь учить ты. Не то чтобы я обещал этого не делать, но в общем…
— Понятно, — согласился я, потом опять посмотрел Виктора: — Так у вас в школе изучают историю?
— Ага, но только Новой Сицилии.
— Да уж, не слишком интересно. Что, победные фанфары, терраформирование, колонизация Этны и Адриатики, а они потом, неблагодарные, откололись.
— Ну да.
— Тяжёлый случай, это действительно бесполезно. А полезно нам узнать, какой у Кремоны уровень жизни, производительность труда и что они производят, импортируют и экспортируют?
— Ага! — просиял Виктор.
Вид у него все равно неуверенный. Как у Гвидо… Был… Ничего, на клавиши все нажимать умеют, а остальное — в процессе…
Выглянувший из-за туч Феб был встречен громкими криками «ура» и предложением поплавать. А как же, больше же ни у кого бассейна нет. Я буду просто свинья, если не организую ребятам возможность поплескаться. Вода в бассейне двадцать шесть градусов, а воздух пятнадцать, поэтому вылезать не хочется. Вылезли мы, когда Виктор уже почти утоп. А желающих превращаться в виновников его гибели не нашлось.
Потом я ещё немного проконсультировал Гвидо относительно того, что от него требуется.
После хорошей тренировки все, кроме бедного одинокого сицилийца, отправились на свидания. Мне пришлось объяснить Виктору, что ему одному или даже в компании других ребят, без взрослых, появляться в центре небезопасно. Драка один на один считается честной, за него никто не имеет права заступаться а защитить себя сам он не может. Так что он отправился лазать по Интернету, собирать кремонскую статистику.
Глава 24
В понедельник притихшая было (ко всеобщему облегчению) синьора Будрио сменила тактику и предложила Виктору пойти вечером в театр, в цирк, к черту к дьяволу, лишь бы не на тренировку. Он твёрдо отказался. Она начала было скандалить, но проф её как-то очень легко остановил. Она как будто поняла что-то важное, и я даже представил себе, что она «поняла»: хитрый сыночек старается понравиться богатому дядюшке. Вряд ли у Виктора такие меркантильные соображения, хитростью он не отличается. Можно, конечно, быть хитрым настолько, чтобы с таким простодушием сначала пытаться меня подставить, потом защитить и, скрипя зубами от боли, ходить на тренировки. Но я играл с ним в шахматы: не может этого быть. То есть понравиться профу он хочет, и очень сильно, но не из-за наследства.
Ночью я изучал самые плохие книги, которые только мог себе вообразить, и составлял список «кремонских добродетелей и пороков». Жуть. Как можно это читать? Только подростковая приключенческая литература мало отличалась от той, к которой я привык. Ну разве что ещё прокремонский антураж и периодически вставляемые лозунги. Мне показалось, что авторы сначала писали свои книги, а потом вставляли туда пропаганду, кое-где были даже заметны белые нитки швов. Но их дети этого не заметят, они же живут среди непрекращающихся патриотических воплей! Были среди этих книг и такие, в которых настойчиво утверждалось, что в плен могут сдаваться только последние мерзавцы, а носить одежду, сделанную в другой корпорации, или слушать тамошние песенки — только предатели. Нельзя поддаваться тлетворному влиянию чужих и оттягиваться под «Поцелуй меня в попочку». Ну мне эта, с позволения сказать, музыка тоже не нравится, но я не вижу в ней решительно ничего опасного. Тот, кто способен это слушать, настолько глуп, что ему уже ничто не может повредить. Но глупость — это не криминал.
Кстати, вся та куча замечательных открытых сайтов с историей, мировой классической литературой, живописью и музыкой, доступная всем на Этне, кто умеет на кнопки нажимать, закрыта для кремонцев. Слушать Моцарта и Бетховена — это преступление. Читать Шекспира — тоже.
Вечером во вторник мы с Ларисой опять гуляли в парке. Я чувствовал, что её что-то угнетает, но она почему-то не решается мне сказать.
— А вот сейчас я обижусь! — потеряв терпение, заявил я грозным голосом. — Что случилось?
Лариса посмотрела на меня испытующе. Я притянул её поближе к себе.
— Ну… У нас в классе появился один новенький парень…
— Такой здоровый, как медведь.
— Ты откуда знаешь?!
— В воскресенье Алекс сверкал фингалом.
— Угу, он пытался отбить Джессику. Ко мне он тоже пристаёт. Я его послала подальше, но он не понял.
— Ясно, завтра я встречу тебя после уроков. Больше он к тебе не приблизится.
— Он такой здоровый. Алекс ведь хорошо дерется, да?
— Ты из-за этого боялась мне сказать?
— Да, — прошептала Лариса.
— Ну-у вот, ты не веришь в мои способности?
— Я боюсь!
— Это не страшно.
— Самоуверенный тип!
— Это в любом случае не страшно, — возразил я — если он тебе не нравится, всё равно отвалит, даже если мне больше достанется.
— Никак я вас, мальчишек, не пойму. Вот например почему Ружеро тогда ушел, ну когда мы познакомились помнишь?
— Он хотел похвастаться. Тебе это не понравилось, ты решила ему отомстить. Он тоже не дурак, это понял. А кто из нас победил в драке, неважно. Ты не обязана выбирать победителя. Ну разве что он бы меня побил, и я, допустим, сбежал или попросил пощады. Тогда бы получилось, что ты выбрала недостойного.
— То есть тогда я могла не пойти с тобой гулять, а остаться утешать Ружеро?
— В общем, да, а я бы кусал себе локти в сторонке. Правда, не думаю, что он нуждался в утешении.
Лариса недоверчиво хмыкнула.
— Он слаб, в крови, — но раскалённый взор. — Никто не может выдержать в упор[18] — процитировал я.
— Понятно, — задумчиво проговорила Лариса.
По средам у меня нет занятий в университете. Работы сейчас тоже никакой нет, так что я могу располагать своим временем.
За завтраком я попросил у профа разрешения съездить днем в центр. Теперь мне долго придется быть таким паинькой, непривычные ощущения.
— Зачем? — поинтересовался проф, по-моему, для порядка.
— Подраться, — признался я.
Тетя Бланка замерла с открытым ртом.
— Ладно, — согласился проф, — поезжай.
Что тут может сказать синьора Будрио? Вот такие мы дикие. И её бедный сыночек туда же.
— А с кем ты будешь драться? — спросил Виктор, когда мы с ним шли в мою комнату.
— С тем самым парнем, что посадил Алексу фингал, — ответил я.
— То есть ты все-таки за него отомстишь?
— Нет! Сколько раз тебе объяснять, один на один каждый защищается сам.
— А чего тогда? Ты с ним поругался?
— Ни разу в жизни его не видел.
— Э-э?
— Моя девушка учится в том же классе.
— Понятно.
— Слушай, Виктор, ты умеешь водить мобиль?
— Умею.
— И права есть?
— Есть.
— Отлично, тогда ты сможешь полюбоваться на эту драку. Только из машины не выходи, ладно?
— Ну ладно.
— Просто если он меня сильно побьёт, ты меня отвезёшь домой, хорошо?
— Ага, а сенсей говорил, что мастер может справиться с любым противником, хоть с шестируким великаном.
— Ты правильно запомнил, мастер может.
— А сколько надо заниматься, чтобы стать мастером?
— Много лет.
— Сколько?!
— Ну этот парень занимается лет восемь, я, как подкидыш, ты, наверное, это про меня слышал, почти пять. Марио занимается двадцать лет, и он настоящий мастер. Профессор и сенсей — лет сорок. Они тоже.
— Понятно, — печально потянул Виктор.
— А ты как думал?
— Да, в общем… Понятно.
За десять минут до звонка с последнего урока я припарковал мобиль с обратной стороны школьного скверика (по-моему, он специально предназначен для выяснения отношений).
— Значит, так, — последний раз проинструктировал я Виктора, — драка будет там. — Я махнул рукой в сторону сквера. — Если я буду более или менее в порядке, я провожу Ларису домой и вернусь, а если нет — приползу сразу. В любом случае не выходи из машины. Здесь будет слишком много ребят твоего возраста, чтобы это было безопасно. Любитель побить слабого найдется, и формально он будет в своём праве.
Виктор сверкнул глазами, когда я назвал его слабым.
— Не злись, это реальность. Ты занимаешься девять дней, а твои ровесники — девять лет. Обещаешь сидеть в машине?
— Ага, обещаю.
— Ну вот и хорошо. Я пошёл.
— Удачи!
Когда прозвенел звонок, я уже был на крылечке. Алекс, Джессика и Лариса вышли из школы вместе. А за ними — слегка уменьшенный вариант Марио. Алекс все-таки заставил его уважать себя, повязываться этот тип не смел.
— О! Привет! — сказали мне. Тип подошел поближе:
— Ну что, Ларис, давай я тебя провожу!
Он взялся рукой за ремешок её сумки. Очень разумно: он её не обидел и пальцем не тронул, но что она может сделать? Вырвать сумку из его лапищ для неё нереально. А на слова он может не отреагировать. А рассердившись, побиться кулачками в широкую грудь можно только своему парню.
Недооценил он Ларисино чувство собственного достоинства: она спокойно оставила сумку в его руках и шагнула ко мне. Я её обнял. И поиграл с ним в гляделки. Бедолага, мне его даже жаль.
— Сейчас, — предложил я, когда он отвёл взгляд, — вон там. — Я махнул рукой в сторону скверика.
— Давай, — согласился парень, возвращая Ларисе сумку.
— Билеты в первый ряд продаются? — поинтересовался Алекс.
— Тебе даже контрамарку, — ответил я и пошёл вслед за своим противником.
Он остановился посередине скверика, всякая возившаяся там мелкота (час ведь уже возятся, будет им, когда домой придут!) порскнула от него как стайка воробьев, хотя он не сделал ни одного угрожающего жеста и даже ничего не сказал.
Я остановился напротив, не доходя до него трёх шагов. Ох-ох-ох, и как я буду с ним драться? Двигается он — загляденье. И наверняка гораздо сильнее меня. Я не мог найти в нём никакой слабины. Ладно, поехали. Я церемонно поклонился, он ответил.
Я медленно пошел по кругу, он тоже. Черт, чего опасаюсь я — понятно. А он-то чего?
Он бросился вперед, стараясь сократить дистанцию, и я тут же пошёл ему в ноги, упал он немного неудачно — давно не приходилось. Тем не менее, спасла меня только скорость. Благодаря ей же я достал его раз двадцать, прежде чем он сумел всерьёз ответить. Ох, ещё пара таких ударчиков, и он победил, ну и броня у него, ничем не прошибёшь! А лупить с полной концентрацией я боюсь: его грудь все-таки не дюймовая доска из нью-британского дуба, которую я расколол на днях, придется ограничиться конечностями, в худшем случае я ему сломаю руку или ногу (или он мне, если сумеет захватить).
Мне элементарно повезло: после очередного подката, пока он вставал, я поймал его ногу и вывернул стопу. Он заколотил ладонью, забыл, где находится: не в спортзале. Всё, это уже означает его поражение. Я отпустил его ногу, повернулся и пошел к Ларисе. Он напал на меня сзади… В принципе это не запрещается: настоящего мастера нельзя застать врасплох, но после того, как я его пощадил, это — «фи». Я успел среагировать, потому что у Ларисы глаза расширились, крикнуть она не успела, Алекс тоже, он только рванулся к нам. Я отскочил в сторону и, теперь уже с полной концентрацией, ткнул его пальцем под ребро в точку *** (маленькие ниндзевские хитрости) и подбил под ноги. Парализованный, он рухнул на землю. Теперь он будет долго собирать себя с пола. Больше я к нему спиной не повернусь. Когда он добрался до стадии четверенек и поднял глаза, я всё ещё стоял над ним. Он покраснел: я поставил его в унизительное положение.
— Ну бей, — прохрипел он. Я покачал головой:
— А ты бы стал?
Вот теперь можно уходить, больше он сзади не нападёт. И вообще не похож он на записного любителя нападать сзади…
— Крут! — приветствовал меня Алекс. — В порядке?
— Кувалда, — пожаловался я, потирая пострадавшее плечо.
— Сам молотилка, — простонал сзади проигравший; значит, я его все-таки хорошо побил.
Лариса обняла меня осторожно, как будто опасалась, что я весь в синяках и мне будет больно. Да я всегда весь в синяках — и что? Я забрал у нее сумку и поцеловал в нос, такой же как у Нефертити.
— Вот и всё, а ты боялась.
— А проигрывать ты умеешь? — хитро спросила Лариса.
— А надо? — поинтересовался я.
— Свидетельствую, — торжественно произнес Алекс, подняв руку, как для присяги, — в субботу и в воскресенье, на моих глазах, Энрик проиграл два боя чемпиону города Палермо — и даже не пошел топиться.
— Та-ак, — потянул я, — до третьего боя ты не доживешь, я тебя самого утоплю!
— А кто это чемпион Палермо? — заинтересовалась Джессика.
— Марио, — хором ответили мы с Алексом, очень удивленные, что кто-то может этого не знать.
Девочки переглянулись.
— Ладно, с вами всё ясно, — заявила Лариса, — пошли, проводишь меня домой.
Бедный Виктор, обратно я пришёл только через полчаса. Ему не повезло: двое каких-то мелких пацанов дразнили его через стекло, пытаясь выманить из машины. Но он же обещал! Я подошел сзади, взял мальчишек за загривки и стукну и лбами.
— Ой!
Мальчишки обернулись.
— Брысь, — сказал я.
— Ну ты чего? — поинтересовался один из них воинственно, справедливо полагая, что возраст его защитит. А может, он об этом и не думал? Храбрый воробей! И все же издеваться над кем-нибудь — это «фи», гораздо хуже, чем нападать сзади!
— По заднице, — произнес я ласково, — бить не буду, вам и так по ней влетит, два часа уже, как у вас уроки кончились.
— Ой! — на сей раз почти горестно. Мальчишки испарились. Я сел в машину.
— Молодец, — похвалил я Виктора.
— Жаль, что я тебе обещал, — мрачно ответил он, — уж дать по шее этим я бы смог.
— Ты ошибаешься. И не дай тебе бог выяснить это на практике. Слишком неприятно.
— Что, тут все могут мне надавать?!
— Ну с семилетним щенком ты, пожалуй, справишься. Только зачем тебе это?
— Понятно, — вздохнул Виктор.
— Тебе потребуется очень много терпения, — сказал я, — целая гора, если ты, конечно, не сломаешься.
Виктор понимающе покивал: — а здорово ты его, тебя даже не всегда было видно, такой быстрый.
— Угу, иначе тебе пришлось бы везти меня обратно. Если бы это была лошадь, то я бы сказал, поперёк седла.
— Ну он ушёл своими ногами, я видел.
— Он умеет проигрывать, — объяснил я, — точнее так: он умеет проигрывать.
— А ты умеешь проигрывать. В шахматы, например, — догадался Виктор.
Как точно он меня понял.
Мы даже не опоздали к обеду, хотя я предвидел такую возможность и предупредил о ней профа! Паинька я, паинька, аж самому противно.
За столом Виктор с восторгом расписывал мой Тулон[19]. Синьора Будрио, кажется, смирилась со своим поражением. Хорошо, если так: этот парень уедет через три месяца на свою Новую Сицилию, и там ему придется одному противостоять родительскому давлению. А может, наоборот, она не смирилась, а выжидает. Что бы такого сделать, чтобы она смирилась? Надо подумать.
Ночью я изучал самые плохие книги, которые только мог себе вообразить, и составлял список «кремонских добродетелей и пороков». Жуть. Как можно это читать? Только подростковая приключенческая литература мало отличалась от той, к которой я привык. Ну разве что ещё прокремонский антураж и периодически вставляемые лозунги. Мне показалось, что авторы сначала писали свои книги, а потом вставляли туда пропаганду, кое-где были даже заметны белые нитки швов. Но их дети этого не заметят, они же живут среди непрекращающихся патриотических воплей! Были среди этих книг и такие, в которых настойчиво утверждалось, что в плен могут сдаваться только последние мерзавцы, а носить одежду, сделанную в другой корпорации, или слушать тамошние песенки — только предатели. Нельзя поддаваться тлетворному влиянию чужих и оттягиваться под «Поцелуй меня в попочку». Ну мне эта, с позволения сказать, музыка тоже не нравится, но я не вижу в ней решительно ничего опасного. Тот, кто способен это слушать, настолько глуп, что ему уже ничто не может повредить. Но глупость — это не криминал.
Кстати, вся та куча замечательных открытых сайтов с историей, мировой классической литературой, живописью и музыкой, доступная всем на Этне, кто умеет на кнопки нажимать, закрыта для кремонцев. Слушать Моцарта и Бетховена — это преступление. Читать Шекспира — тоже.
Вечером во вторник мы с Ларисой опять гуляли в парке. Я чувствовал, что её что-то угнетает, но она почему-то не решается мне сказать.
— А вот сейчас я обижусь! — потеряв терпение, заявил я грозным голосом. — Что случилось?
Лариса посмотрела на меня испытующе. Я притянул её поближе к себе.
— Ну… У нас в классе появился один новенький парень…
— Такой здоровый, как медведь.
— Ты откуда знаешь?!
— В воскресенье Алекс сверкал фингалом.
— Угу, он пытался отбить Джессику. Ко мне он тоже пристаёт. Я его послала подальше, но он не понял.
— Ясно, завтра я встречу тебя после уроков. Больше он к тебе не приблизится.
— Он такой здоровый. Алекс ведь хорошо дерется, да?
— Ты из-за этого боялась мне сказать?
— Да, — прошептала Лариса.
— Ну-у вот, ты не веришь в мои способности?
— Я боюсь!
— Это не страшно.
— Самоуверенный тип!
— Это в любом случае не страшно, — возразил я — если он тебе не нравится, всё равно отвалит, даже если мне больше достанется.
— Никак я вас, мальчишек, не пойму. Вот например почему Ружеро тогда ушел, ну когда мы познакомились помнишь?
— Он хотел похвастаться. Тебе это не понравилось, ты решила ему отомстить. Он тоже не дурак, это понял. А кто из нас победил в драке, неважно. Ты не обязана выбирать победителя. Ну разве что он бы меня побил, и я, допустим, сбежал или попросил пощады. Тогда бы получилось, что ты выбрала недостойного.
— То есть тогда я могла не пойти с тобой гулять, а остаться утешать Ружеро?
— В общем, да, а я бы кусал себе локти в сторонке. Правда, не думаю, что он нуждался в утешении.
Лариса недоверчиво хмыкнула.
— Он слаб, в крови, — но раскалённый взор. — Никто не может выдержать в упор[18] — процитировал я.
— Понятно, — задумчиво проговорила Лариса.
По средам у меня нет занятий в университете. Работы сейчас тоже никакой нет, так что я могу располагать своим временем.
За завтраком я попросил у профа разрешения съездить днем в центр. Теперь мне долго придется быть таким паинькой, непривычные ощущения.
— Зачем? — поинтересовался проф, по-моему, для порядка.
— Подраться, — признался я.
Тетя Бланка замерла с открытым ртом.
— Ладно, — согласился проф, — поезжай.
Что тут может сказать синьора Будрио? Вот такие мы дикие. И её бедный сыночек туда же.
— А с кем ты будешь драться? — спросил Виктор, когда мы с ним шли в мою комнату.
— С тем самым парнем, что посадил Алексу фингал, — ответил я.
— То есть ты все-таки за него отомстишь?
— Нет! Сколько раз тебе объяснять, один на один каждый защищается сам.
— А чего тогда? Ты с ним поругался?
— Ни разу в жизни его не видел.
— Э-э?
— Моя девушка учится в том же классе.
— Понятно.
— Слушай, Виктор, ты умеешь водить мобиль?
— Умею.
— И права есть?
— Есть.
— Отлично, тогда ты сможешь полюбоваться на эту драку. Только из машины не выходи, ладно?
— Ну ладно.
— Просто если он меня сильно побьёт, ты меня отвезёшь домой, хорошо?
— Ага, а сенсей говорил, что мастер может справиться с любым противником, хоть с шестируким великаном.
— Ты правильно запомнил, мастер может.
— А сколько надо заниматься, чтобы стать мастером?
— Много лет.
— Сколько?!
— Ну этот парень занимается лет восемь, я, как подкидыш, ты, наверное, это про меня слышал, почти пять. Марио занимается двадцать лет, и он настоящий мастер. Профессор и сенсей — лет сорок. Они тоже.
— Понятно, — печально потянул Виктор.
— А ты как думал?
— Да, в общем… Понятно.
За десять минут до звонка с последнего урока я припарковал мобиль с обратной стороны школьного скверика (по-моему, он специально предназначен для выяснения отношений).
— Значит, так, — последний раз проинструктировал я Виктора, — драка будет там. — Я махнул рукой в сторону сквера. — Если я буду более или менее в порядке, я провожу Ларису домой и вернусь, а если нет — приползу сразу. В любом случае не выходи из машины. Здесь будет слишком много ребят твоего возраста, чтобы это было безопасно. Любитель побить слабого найдется, и формально он будет в своём праве.
Виктор сверкнул глазами, когда я назвал его слабым.
— Не злись, это реальность. Ты занимаешься девять дней, а твои ровесники — девять лет. Обещаешь сидеть в машине?
— Ага, обещаю.
— Ну вот и хорошо. Я пошёл.
— Удачи!
Когда прозвенел звонок, я уже был на крылечке. Алекс, Джессика и Лариса вышли из школы вместе. А за ними — слегка уменьшенный вариант Марио. Алекс все-таки заставил его уважать себя, повязываться этот тип не смел.
— О! Привет! — сказали мне. Тип подошел поближе:
— Ну что, Ларис, давай я тебя провожу!
Он взялся рукой за ремешок её сумки. Очень разумно: он её не обидел и пальцем не тронул, но что она может сделать? Вырвать сумку из его лапищ для неё нереально. А на слова он может не отреагировать. А рассердившись, побиться кулачками в широкую грудь можно только своему парню.
Недооценил он Ларисино чувство собственного достоинства: она спокойно оставила сумку в его руках и шагнула ко мне. Я её обнял. И поиграл с ним в гляделки. Бедолага, мне его даже жаль.
— Сейчас, — предложил я, когда он отвёл взгляд, — вон там. — Я махнул рукой в сторону скверика.
— Давай, — согласился парень, возвращая Ларисе сумку.
— Билеты в первый ряд продаются? — поинтересовался Алекс.
— Тебе даже контрамарку, — ответил я и пошёл вслед за своим противником.
Он остановился посередине скверика, всякая возившаяся там мелкота (час ведь уже возятся, будет им, когда домой придут!) порскнула от него как стайка воробьев, хотя он не сделал ни одного угрожающего жеста и даже ничего не сказал.
Я остановился напротив, не доходя до него трёх шагов. Ох-ох-ох, и как я буду с ним драться? Двигается он — загляденье. И наверняка гораздо сильнее меня. Я не мог найти в нём никакой слабины. Ладно, поехали. Я церемонно поклонился, он ответил.
Я медленно пошел по кругу, он тоже. Черт, чего опасаюсь я — понятно. А он-то чего?
Он бросился вперед, стараясь сократить дистанцию, и я тут же пошёл ему в ноги, упал он немного неудачно — давно не приходилось. Тем не менее, спасла меня только скорость. Благодаря ей же я достал его раз двадцать, прежде чем он сумел всерьёз ответить. Ох, ещё пара таких ударчиков, и он победил, ну и броня у него, ничем не прошибёшь! А лупить с полной концентрацией я боюсь: его грудь все-таки не дюймовая доска из нью-британского дуба, которую я расколол на днях, придется ограничиться конечностями, в худшем случае я ему сломаю руку или ногу (или он мне, если сумеет захватить).
Мне элементарно повезло: после очередного подката, пока он вставал, я поймал его ногу и вывернул стопу. Он заколотил ладонью, забыл, где находится: не в спортзале. Всё, это уже означает его поражение. Я отпустил его ногу, повернулся и пошел к Ларисе. Он напал на меня сзади… В принципе это не запрещается: настоящего мастера нельзя застать врасплох, но после того, как я его пощадил, это — «фи». Я успел среагировать, потому что у Ларисы глаза расширились, крикнуть она не успела, Алекс тоже, он только рванулся к нам. Я отскочил в сторону и, теперь уже с полной концентрацией, ткнул его пальцем под ребро в точку *** (маленькие ниндзевские хитрости) и подбил под ноги. Парализованный, он рухнул на землю. Теперь он будет долго собирать себя с пола. Больше я к нему спиной не повернусь. Когда он добрался до стадии четверенек и поднял глаза, я всё ещё стоял над ним. Он покраснел: я поставил его в унизительное положение.
— Ну бей, — прохрипел он. Я покачал головой:
— А ты бы стал?
Вот теперь можно уходить, больше он сзади не нападёт. И вообще не похож он на записного любителя нападать сзади…
— Крут! — приветствовал меня Алекс. — В порядке?
— Кувалда, — пожаловался я, потирая пострадавшее плечо.
— Сам молотилка, — простонал сзади проигравший; значит, я его все-таки хорошо побил.
Лариса обняла меня осторожно, как будто опасалась, что я весь в синяках и мне будет больно. Да я всегда весь в синяках — и что? Я забрал у нее сумку и поцеловал в нос, такой же как у Нефертити.
— Вот и всё, а ты боялась.
— А проигрывать ты умеешь? — хитро спросила Лариса.
— А надо? — поинтересовался я.
— Свидетельствую, — торжественно произнес Алекс, подняв руку, как для присяги, — в субботу и в воскресенье, на моих глазах, Энрик проиграл два боя чемпиону города Палермо — и даже не пошел топиться.
— Та-ак, — потянул я, — до третьего боя ты не доживешь, я тебя самого утоплю!
— А кто это чемпион Палермо? — заинтересовалась Джессика.
— Марио, — хором ответили мы с Алексом, очень удивленные, что кто-то может этого не знать.
Девочки переглянулись.
— Ладно, с вами всё ясно, — заявила Лариса, — пошли, проводишь меня домой.
Бедный Виктор, обратно я пришёл только через полчаса. Ему не повезло: двое каких-то мелких пацанов дразнили его через стекло, пытаясь выманить из машины. Но он же обещал! Я подошел сзади, взял мальчишек за загривки и стукну и лбами.
— Ой!
Мальчишки обернулись.
— Брысь, — сказал я.
— Ну ты чего? — поинтересовался один из них воинственно, справедливо полагая, что возраст его защитит. А может, он об этом и не думал? Храбрый воробей! И все же издеваться над кем-нибудь — это «фи», гораздо хуже, чем нападать сзади!
— По заднице, — произнес я ласково, — бить не буду, вам и так по ней влетит, два часа уже, как у вас уроки кончились.
— Ой! — на сей раз почти горестно. Мальчишки испарились. Я сел в машину.
— Молодец, — похвалил я Виктора.
— Жаль, что я тебе обещал, — мрачно ответил он, — уж дать по шее этим я бы смог.
— Ты ошибаешься. И не дай тебе бог выяснить это на практике. Слишком неприятно.
— Что, тут все могут мне надавать?!
— Ну с семилетним щенком ты, пожалуй, справишься. Только зачем тебе это?
— Понятно, — вздохнул Виктор.
— Тебе потребуется очень много терпения, — сказал я, — целая гора, если ты, конечно, не сломаешься.
Виктор понимающе покивал: — а здорово ты его, тебя даже не всегда было видно, такой быстрый.
— Угу, иначе тебе пришлось бы везти меня обратно. Если бы это была лошадь, то я бы сказал, поперёк седла.
— Ну он ушёл своими ногами, я видел.
— Он умеет проигрывать, — объяснил я, — точнее так: он умеет проигрывать.
— А ты умеешь проигрывать. В шахматы, например, — догадался Виктор.
Как точно он меня понял.
Мы даже не опоздали к обеду, хотя я предвидел такую возможность и предупредил о ней профа! Паинька я, паинька, аж самому противно.
За столом Виктор с восторгом расписывал мой Тулон[19]. Синьора Будрио, кажется, смирилась со своим поражением. Хорошо, если так: этот парень уедет через три месяца на свою Новую Сицилию, и там ему придется одному противостоять родительскому давлению. А может, наоборот, она не смирилась, а выжидает. Что бы такого сделать, чтобы она смирилась? Надо подумать.