Наш крыс не без труда узнавал дорогу. А всяких агрессоров я пугал: «Я такой могучий и страшный!». Тяжёлая работа.
   А это что такое? Пуговица. И лежит здесь недавно: верхняя сторона даже не успела запачкаться. Значит, не заблудились. Хм, а вот дальше их не было. Скобы наверх: там люк. Я бы забрался без труда. А Диоскуры? Отпускаем крыса. Хватит с него. И с меня тоже хватит этого… Умаешься такого удерживать. Диоскуры полезут по стеночке: бетон тут старый, пораскрошился. О, и люк решётчатый, прекрасно! Благослови бог того скупердяя, который пожалел на папермские люки чугуна. Вылезли.
   А тут пусто. Какой-то большой подвал. И капли крови на полу высохли, но слабый запах ещё держится. Хм, похоже, здесь лейтенант вырвался из рук своих похитителей и устроил драку, но с ним справились. На пыль ном полу остались следы: кто-то проехался по полу на спине, кто-то падал, а эти отпечатки ботинок… Ясно: кто-то упал, и его несколько раз пнули ногами. Это, конечно, был Верчелли. Ему, наверно, разбили лицо, потому что капли крови попадались через каждые двадцать сантиметров. Его, что, тащили на вывернутых руках лицом вниз? Иначе я не понимаю, как могут остаться такие следы.
   Вперед, мышки! Нюхом чую — мы у цели. По следам крови мы добрались до железной двери. Закрытой. Мышам эту преграду не одолеть. Неважно, там за дверью кто-то говорит, громко и угрожающе. Потом тридцать секунд тишины и чей-то вскрик. «Это здесь», — отбиваю я по подлокотнику. «Да, все нормально, мы отследили, — отвечает проф. — Спасательная команда будет через десять минут».
   Я отвел Диоскуров в сторонку: ещё не хватало, чтобы нас затоптали свои.
   Спасательная команда была на месте через семь минут пятьдесят шесть секунд: я считал; за это время Верчелли вскрикнул пять раз; наверное, его пытали электрошокером.
   А теперь наши ребята очень тихо вскрывают замок, внезапно открывают дверь и закатываются внутрь.
   Капитан Стромболи останавливается, чтобы подобрать моих мышек. «Ангелы-хранители, — шепчет он, — так вот вы какие!»
   Что было дальше, мы не видели (карманы у Стромболи непрозрачны), только слышали. Командир спасательной команды экстренно потрошил главаря этих ублюдков… Хм, вот как оказывается это делается: не давай своему врагу ни секунды на размышление, дави его, пугай. Грози, что сожрёшь его печень, он всё равно не поймет, что ты врёшь: слишком напуган.
   Похоже, эти наши энтузиасты сегодня же ночью ещё один налет устроят. Если начальство не остановит. Не остановило, но мне в этом участия не принимать. Стромболи что-то приказал своим спасателям и куда-то пошёл. Прерывать Контакт прямо сейчас нельзя — Диоскуры испугаются, они же всё-таки не домашние животные. Доверия к человеку вообще у них нет.
   Всё, можно расслабиться: мы в катере, летим явно в резиденцию, рядом с нами врач уговаривает Верчелли потерпеть. Хм, лейтенант и так не стонет. Он, наверное, никогда не узнает, как его нашли.
   И вот наконец я вижу самого себя, расслабленно лежащего в кресле. Диоскуры обиделись: мы тут бегаем, выбиваемся из сил, а ты спишь! Пришлось объясняться.
   Открываю глаза.
   — В порядке? — обеспокоено, а не сердито спросил проф. Он уже перекипел: не то чтобы победителей не судят, но вряд ли он что-нибудь скажет о моей любви к риску. Не в этот раз.
   Я кивнул. Всё, домой меня на руках, как Диоскуров. Хотя вроде бы ничего такого страшного не случилось, но умерять чужую агрессивность слишком утомительно. Людей это, наверное, тоже касается.
   — Моё любопытство вы будете удовлетворять не сегодня, ладно? — попросил я синьора Мигеля.
   — Ладно.
   — А зачем? — спросил Стромболи. — Энрик и так хорошо работает.
   — Потому и работает, — возразил я, — что кое-что знает.
   — Какая тебе разница?
   — Большая. Ну например, вы бы смогли работать на Кремону?
   — Ну если бы я там родился… — неуверенно начал капитан.
   — Угу, они, наверное, тоже вытаскивают своих офицеров, чтобы торжественно расстрелять в назидание другим, — заметил я.
   — Что?!
   — Энрик прав, — сказал синьор Мигель. — Не знаю, как там с эсбэшниками, но побывавших в плену армейских офицеров расстреливают, это точно.
   — Э-ээ, а-аа, как это может быть?
   — Может, — ответил синьор Мигель. — Кстати, Энрик, мое любопытство ты дразнишь уже давно. Ты ведь занимаешься Кремоной, правда?
   — Угу, мы ещё не придумали, что с ней делать. Но как только придумаем, сразу скажем.
   — Ясно.
   Я попытался встать. Фернану пришлось меня подхватить. Проф нахмурился:
   — Что такое, малыш? Вроде все прошло спокойно.
   — Понравиться крысе — тяжёлая работа, — ответил я.
   — Сядь обратно, — велел проф, взяв медсканер. Р-рр, лучше бы он пошёл лечить Верчелли, а со мной ничего такого нет.
   — В кардиорезонатор, — сказал проф, — срочно.
   Очнулся я утром, в своей постели. Медицинский монитор слегка пискнул, сообщая кому-то, что Его Нежнейшее Высочество изволили проснуться. Не всё так просто: проф зря паниковать не будет. Значит, держать Контакт с двумя Диоскурами и ещё крысой сверх того небезопасно. Мое сердце перестало правильно стучать, если так можно выразиться. В комнату вошел проф:
   — Доброе утро.
   — Доброе, — ответил я.
   — Скольких ты там приконтачивал одновременно, что получилась такая какофония?
   — Диоскуры и всего одна крыса, вы же видели.
   — Я мог что-то видеть только с двух точек — ты же меня не предупредил! Я, конечно, понял, что ты там вытворяешь, но подробностей не знаю.
   — Ну ещё иногда приходилось кого-то пугать, чтобы на нас не напали, — признался я.
   — Я много чего хочу тебе сказать о твоих идеях и манере экспериментировать, даже не предупредив меня.
   — Иначе мы бы его не нашли, — возразил я.
   — Ещё чуть-чуть, и пришлось бы делать тебе пересадку сердца.
   — Ну так вырастите и заморозьте, — предложил я.
   — Энрик, у меня очень давно есть полный банк твоих органов.
   — Ясно, и ни разу не понадобилось.
   — Можно подумать, ты огорчён.
   — Не-е, не люблю болеть. Скучно.
   — Но это тебя ни разу не остановило.
   — Те, кого это останавливало, уже давно убежали с Этны, — ответил я.
   — Особенности национального сумасшествия.
   — Угу. Что-то вроде. Кстати, синьор Мигель обещал удовлетворить моё любопытство.
   — Во влип! — совершенно по-мальчишески отреагировал проф. — И что же ты хочешь узнать?
   — Много чего. Во-первых, раз вы, синьор Кальтаниссетта и синьор Мигель уже двадцать лет знаете, какая полезная штука история, нет ли в нашей СБ отдела, который её изучает? Конкретно меня интересует история Этны.
   — Отдел есть. И история Этны тоже.
   — Слава Мадонне, а то я опасался, что придётся нам этим заняться, слишком большая работа для маленькой компании. Э-ээ, а насколько это секретно? Можно будет это прочитать не только мне?
   — Можно, не беспокойся, скоро это, наверное, войдёт в школьную программу.
   — Не боитесь потерять преимущество?
   — Мы приобретем больше, чем потеряем.
   — Ладно, а встать мне можно?
   — Сейчас посмотрим. Поумнел немножко на Джильо?
   — Ага. Лишние две недели лежания кого угодно научат.
   Проф просканировал меня, отключил монитор и разрешил мне вставать.
   — Повезло, — с облегчением произнёс он, — даже на тренировку можешь сходить. И никогда больше так не делай! — возвысил он голос.
   Он явно догадывался, что отдавать мне подобные приказы бесполезно.

Глава 35

   Синьор Мигель приехал к нам в гости к ужину, выполнять свое обещание. Синьора Будрио была потрясена такой честью. Надо было попросить синьора Мигеля поддержать стремление Виктора заниматься кемпо, жаль, что я не догадался, а теперь поздно.
   Говорили мы о Новой Сицилии. С одной стороны, Этну колонизовали именно с неё, с другой — они душители нашей свободы и независимости. Из многословных пассажей синьоры Будрио я понял, что Новая Сицилия — планета скучная и заорганизованная, слишком много там законов, бюрократов и юристов. Тете Бланке это нравится: всё предсказуемо, одинаково. Дни похожи друг на друга, как горошины из одного стручка. Я бы там умер со скуки.
   После ужина проф играл с Виктором в шахматы в гостиной, синьора Будрио болела за сыночка, а мы с синьором Мигелем шептались в кабинете.
   Диск с «Историей Этны» синьор Мигель мне пришлёт.
   А лейтенант Верчелли влип в процессе операции против каких-то торговцев наркотиками. Меня это не слишком заинтересовало, откровенно говоря: пили, пьют и будут пить, обдолбывались, обдолбываются и будут поступать так же.
   В четверг я позвонил Гвидо и поздравил его с днём рождения. Слегка его утешил, а то допекли беднягу отцовские деловые партнеры.
   А вечером я держал в руках настоящее сокровище — диск с историей Этны.
   Итак, откуда что пошло?
   Этну начали колонизовать с двумя целями. Во-первых, чтобы перегнать Новую Британию по числу колоний, а во-вторых, на Новой Сицилии решили искоренить организованную преступность. Всех выловленных мафиози (и не только мафиози, но и подозреваемых, а заодно тех, с кем полиция сводила счёты) высылали терраформировать новооткрытую планету. Тогда она совсем не была благодатной: огромные болота, полные ядовитых растений и опасных животных, занимали большую часть Северного континента и островов тропической и субтропической зоны так же, как сейчас занимают большую часть Южного. А когда на Этне нашли тетрасиликон… Месторождения на Северном континенте уже истощились. А вот как их истощали: доставить на Этну несколько сотен каторжников гораздо дешевле, чем большой горнодобывающий комбайн. Да и эксплуатация их обходится дешевле. А бежать попросту некуда.
   Корпорация Трапани, самая старая из корпораций Этны — вполне традиционный мафиозный клан, на каторжных работах они начали специализироваться на стукачестве и другой «организующей» деятельности в интересах колониальной администрации.
   Вальгуарнеро — тоже слегка привилегированные: ссыльные фермеры, когда-то кормившие всю планету. На терраформированных чьей-то кровью территориях.
   Кремонцы так до сих пор и терраформируют. Они — потомки колониальной администрации с Новой Сицилии. Вот это да! Новосицилийцев они ненавидят за «предательство». Когда-то эта корпорация контролировала все шахты Северного, а после их истощения — Южного континента. До сих пор вся их экономика только на этом и держится.
   Джела — потомки каторжников с одной из тетрасиликоновых шахт. Взбунтовались, смогли отстоять свою свободу, а несколько грамотных инженеров не позволили обмануть себя на цене тетрасиликона. Шахта с тех пор давно уже выработана. Теперь Джела — это лучшая на Этне электроника и софт. Хм, ну это ещё как посмотреть, наши тоже хороши.
   Больцано — группа преподавателей первого, а когда-то единственного колледжа на Этне. Теперь — десяток университетов и ещё бог знает сколько колледжей. Ужасно мирные люди. Попробуй их тронь: огребёшь войну со всеми сразу.
   Каникатти — коммунистическая секта, на Этну прибыли по доброй воле и поначалу занимались только сельским хозяйством. Продолжают им заниматься, а ещё делают кучу хлама, который называют военной техникой. А ещё продают на Новую Сицилию какой-то особенный кофе. Хм, разве мы у них не все плантации отобрали? Или это устаревшие сведения. И тетрасиликон этот, вот надоел!
   Наконец, Кальтаниссетта — самые неисправимые бунтари. Место ссылки — Селено, только чтобы замерзли там насмерть и под ногами не путались. Бог помогает тому, кто сам себе помогает. О селенитах колониальная администрация узнала уже тогда, когда они превратились в контрабандные, привезённые с Новой Британии бластеры, катера, ракетные установки, снаряжение… Жаль, что мы не задержались на острове, там есть памятник этим бунтарям. И музей. Не всегда этнийцы пренебрегали историей.
   Кстати, традиции всеобщей военной подготовки возникли именно там и тогда. Похожие традиции есть у клана Джела, у всех остальных их нет, но быть новосицилийским пентюхом в общем нигде не принято. А в тяжёлом положении двадцать лет назад мы оказались потому, что лет сорок назад эти традиции начали забываться. Учимся на собственном горьком опыте? Не самое разумное решение.
   Попасть в другую корпорацию я не мог: ни у кого больше не могла возникнуть такая безумная идея.
   Небольшие корпорации появляются и исчезают, добровольно или принудительно вливаясь в большие. Вместо них тут же возникают новые. Кальтаниссетта — последняя маленькая корпорация, которая смогла стать большой. С тех пор такого не случалось.
   Девяносто три года назад все корпорации, кроме Кремоны, объединились в первый и последний раз для того, чтобы свергнуть новосицилийское иго. Свергнув каковое, сразу же передрались снова.

Глава 36

   Вечер пятницы я потратил на превращение Лабораторного парка почти в настоящие джунгли. Виктор бродил вслед за мной, послушно перетаскивая с места на место огромную бухту каната, и печально вздыхал в надежде растопить мое ледяное сердце: я категорически отказался принимать его в завтрашнюю игру. Поэтому время от времени, изгрызенный своей не знающей техники безопасности совестью, я вновь объяснял, почему нельзя, и соблазнял его возможностью полюбоваться на все это с вышки в обществе наших девочек.
   Когда канат почти кончился, Виктор смирился со своим поражением.
   — А когда мы через год снова приедем, можно будет? — жалобно спросил он.
   — От тебя зависит, — ответил я со всей присущей мне жестокостью. — Будешь весь год заниматься как проклятый, научишься падать, бегать, ползать, лазать по деревьям — будет можно.
   Мне его жаль. Черт, вдруг его мама откажется приезжать сюда через год? И тут меня осенило: пусть проф пообещает Виктору премию за достижения в спорте. И проверять эти достижения раз в год на Этне. Тут уж тетя Бланка сама погонит сыночка в спортзал, если он начнет лениться, — для неё деньги много значат. Хорошая идея, странно, что она так поздно пришла мне в голову. У меня в голове зазвенел звоночек: «Опасность!» Маленькая, но всё-таки не нулевая. Хм, синьора Будрио ждет смерти своего брата? После того, как он включит её или Виктора в завещание? Может быть. Предупредить профа? Понадеяться, что он сам догадается? Вообще-то, скорее всего, проф уже догадался, и давно, и даже мне намекнул, а я, дурак, не понял. Ладно, если проф решит переписать завещание, он мне об этом скажет: сказал же он, когда меня усыновлял, что я его законный наследник. На меня это, помнится, не произвело впечатления: у меня было много других проблем. И до сих пор есть.
   М-мм, устроить, что ли, в воскресенье весёлую прогулку? Километров на тридцать. И взять с собой Виктора, может, он утешится? А что? Весна, погода хорошая, тепло… Только надо сначала спросить у профа. Вдруг он наметил на послезавтра маленькую победоносную войну.
   Войну проф не наметил. Точнее, конечно, наметил, но не на послезавтра. Я ехидно, как только мог, попросил его не портить моим друзьям весенние каникулы — они начинаются через неделю. Проф серьёзно сказал, что примет это во внимание при разработке планов на ближайшее будущее.
   — Кстати, — заметил я, — не кажется ли вам, что ваш бедный племянник зря старается, занимаясь кемпо. Он вернётся домой, и уж там его убедят не мучиться. И всё пойдет прахом.
   — Вполне возможно. А что? У тебя есть конкретное предложение?
   — Это невозможно, это точно! Заключите с ним официальный договор, и так, чтобы синьора Будрио знала: Виктор продолжает заниматься, через год возвращается, и вы оплачиваете его достижения. Сами же говорили, что синьора Будрио приехала, потому что узнала, что вы разбогатели.
   — Интересная идея, но нуждается в проработке.
   — Ничего сложного, — возразил я, — снабжаем его руководствами, через год он приезжает и сдаёт экзамен на девятый ки. Если премия, скажем, втрое превысит стоимость билетов туда и обратно, то синьора Будрио его сама будет на тренировки гонять.
   Проф расхохотался:
   — Хотел бы я на это посмотреть! Она всю жизнь с таким ужасом смотрела на спарринги.
   — Ну там ей не придется смотреть на спарринг. К тому же она, наверно, привыкла: смотрит же она боевики.
   — Это совсем другое дело. Ладно, я тебя понял, позаботиться о племяннике — мой долг, раз уж больше некому.
   — Да, и ещё: можно мы в воскресенье полетим в «Южную зону»? Через космос не опасно. А там уже почти лето.
   — М-мм, какая разница, куда вы полетите, лишь бы гуляли на нашей территории.
   — Здорово! Спасибо!
   Я договорился насчет десантного катера, позвонил всем друзьям, получил согласие от каждого и пошел радовать бедного Виктора. Виктор был доволен, и я предложил ему вместе проложить маршрут. Как немного надо некоторым людям для полного счастья.
   Утром в субботу, когда Рафаэль привёз Гвидо в Лабораторный парк, к прибытию виновника торжества уже все было готово. Алекс, Лео и я щеголяли в десантных комбинезонах и с учебными бластерами. Комплект для Гвидо дожидался его на столе. Именинник ещё никогда не участвовал в военных учениях (в летних лагерях это удовольствие доступно только тем, кому уже исполнилось тринадцать). Гвидо посмотрел на меня вопросительно, не осмеливаясь поверить такому счастью. Я кивнул:
   — Угу, можешь идти переодеваться, прямо сейчас и обновим.
   Гвидо просиял, схватил снаряжение в охапку и побежал переодеваться. Когда он вернулся, немного слишком солидный и важный, девочки уже разрисовывали нам лица маскировочным гримом, только Лаура поджидала Гвидо.
   — Размажь как следует, — занудно поучал я Ларису, — если ты, конечно, не хочешь увидеть, как меня подстрелят.
   — Конечно, хочу! — заявила Лариса. — Чтоб не воображал.
   — Р-рр, — возмутился я, — значит, так, играем мы вчетвером против Марио, Филиппо и Рафаэля.
   — Ого! — сказал Алекс. — А ещё что-нибудь похлеще ты не мог придумать?
   — Вообще-то, — признался я, — я просил профессора, но он отказался. А у него сейчас самый высокий рейтинг в парке. Но я принял кое-какие меры, чтобы уравнять шансы, — добавил я и сделал паузу.
   — Ну! — не выдержал Гвидо.
   — Вчера все эти трое были выходные, а мы с Виктором целую бухту каната извели: вешали искусственные лианы.
   — А они ничего не знают?!
   — А кто им скажет?
   — М-мм, так нечестно, — сказал Лео, — надо им сказать.
   — Э-ээ, нет, это наш единственный шанс, — ответил я. — Я взял с них слово, что они не будут играть с нами в поддавки.
   — Да? Ну ладно.
   Я выдал девчонкам и Виктору по биноклю, и мы всей компанией отправились к наблюдательной вышке.
   Команда противников и синьор Соргоно — наш судья — уже поджидали нас там.
   — Десять минут, — предупредил нас синьор Соргоно, — время пошло.
   Обе команды сорвались с места и побежали в разные стороны занимать позиции. Сделав небольшую петлю, я повёл ребят обратно, пользуясь подвешенными на деревьях канатами. Сломав поначалу несколько веток, мы приноровились перелетать с дерева на дерево почти бесшумно. Почти… Я недовольно покачал головой.
   — Марио слышит не хуже Геракла, — предупредил я друзей.
   Мы разделились на две пары и затаились в ветвях рядом с двумя наиболее вероятными дорожками, по которым проползут наши противники — отправятся же они нас искать.
   Через двадцать минут Гвидо начал проявлять нетерпение. Я покачал головой и приложил палец к губам: «тихо». Потом показал на часы и продемонстрировал Гвидо пять пальцев: «пять минут терпения». Гвидо кивнул. Прошло пять минут, потом ещё три. И тут…
   Внизу в отдалении шевельнулась ветка. Мы с Гвидо выстрелили одновременно, но тот, кто там прятался, успел откатиться в сторону. Черт! Я впихнул в руку Гвидо канат и толкнул его, чтобы он перелетел на другое дерево. Чпок, чпок! Шарики с краской разбрызгались по стволам деревьев. Гвидо проскочил. Теперь я. Я полетел в другую сторону. Чпок, чпок, чпок! Выстрелы прозвучали уже после того, как я достиг пышной кроны новобританского дуба. Я спрятался за толстым стволом и взглядом отыскал Гвидо. Он показал мне большой палец: здорово! Я помахал рукой, показывая ему, куда нам надо двигаться. Он согласно кивнул. Несколько безопасных перелетов — и мы натолкнулись на Алекса и Лео. Они тоже стреляли, никого не подстрелили, но и сами не пострадали.
   — И где теперь их искать? — поинтересовался Лео.
   — На деревьях, наверное, — ответил я.
   — Тогда слезаем? — спросил Алекс. Я помотал головой:
   — Не стоит. Потеряем единственное преимущество. Я объяснил ребятам, где именно у меня развешаны лианы.
   — Они же этого не знают, — добавил я. — Так что попробуем подловить их в узком месте.
   Рассредоточившись, мы, как настоящие тарзаны, отправились ловить своих противников. Они нас разочаровали: наверху их не было. Мы опять разделились на пары и отправились в свободный поиск.
   Внизу промелькнула чья-то тень. Мы замерли. Похоже, охранники пройдут там, где их поджидают Алекс и Лео.
   Мы с Гвидо приготовились перелететь на соседнее дерево: ребятам может понадобиться наша помощь.
   Громко хрустнула какая-то ветка. «Чпок, чпок, чпок!» — послышались выстрелы.
   Противникам сейчас не до нас, мы перелетели на соседнее дерево, потом ещё раз. Оп! Внизу, ни от кого не скрываясь, стояли Рафаэль, Алекс и Лео — значит их уже подстрелили. Мы замерли.
   «Убитые» отправились к наблюдательной вышке. Все трое громко топали ногами и старались произвести как можно больше шума — помогают своим. Смешно, жаль, нельзя посмеяться. Гвидо тоже оценил юмор ситуации.
   Я внимательно оглядел окрестности. Марио и Филиппо скорее всего прячутся вон в той купе кустов: лучшее место. М-мм, не стоит недооценивать Марио: он тугодум, но далеко не дурак, сделает что-нибудь неочевидное.
   Внезапно Гвидо дернул меня за рукав, я обернулся. Он показал на дерево, на котором ещё недавно прятался Алекс. Точно, там кто-то сидит, но от нас его защищает ствол. А мы сидим прямо на виду. Медленно и осторожно мы поменяли позицию так, чтобы нас не подстрелили.
   Я знаками показал Гвидо, чтобы он был готов стрелять, как только противник приоткроется, он кивнул. Потом я достал из кармана маленький камешек и бросил его в сторону: уловка старая, но нестареющая. Никакого эффекта. Я схватился за канат и осторожно покачал соседнее дерево. Сработало! Чпок! На комбинезоне охранника расплылось красное пятно. Отлично! Ещё один есть. Я показал Гвидо большой палец.
   Могу спорить на что угодно, что последний наш противник не кто иной, как Марио, а это очень и очень серьёзно. Пора слезать с деревьев. Не знаю как, но здесь он нас теперь точно подловит. «Вниз», — показал я. Гвидо кивнул и соскользнул по стволу. Я перевел дыхание: самый опасный момент. Теперь я. Удачно. Мы отползли подальше от уже вскрытой позиции. И где теперь искать Марио? Он где-то рядом. Мы поделили мир на два сектора и начали внимательно их разглядывать: тишина и неподвижность, только верхушки деревьев покачиваются от слабого ветерка.
   Попробуем подловить его на ту же уловку: я протянул руку и ухватился за очередную веревку (да, колоссальную работу мы с Виктором вчера проделали). Дерево над нашими головами качнулось. «Чпок!» — Марио не выдержал, выстрелил наугад. Гвидо тоже. Я прикрыл его от второго выстрела, шарик с краской сильно ударил меня по спине: мы, наверное, проиграем, но Гвидо должны подстрелить последним. Я скорчил недовольную гримасу, дал ему возможность отползти в сторону, поднялся и пошел к наблюдательной вышке. Минут через десять игра кончится: у Гвидо против Марио никаких шансов.
   Игра кончилась даже раньше, чем я думал: через пару минут меня догнали Марио (чистенький, аж противно) в обнимку с заляпанным краской Гвидо. Именинник был не слишком огорчен.
   — Здорово! — сказал он.
   — Изобретатель, — проворчал мне Марио, — но тебе не повезло.
   Я удивленно поднял брови.
   — Как тебе удалось устроить нам с Рафаэлем лишний выходной?
   — Секрет! — ответил я.
   — Пусть будет секрет, — легко согласился Марио. — Но этим ты себя выдал, я сегодня рано утром обошел парк и канаты твои заметил.
   — Понятно, — потянул я. — Настоящий солдат!
   — Не снимай их; кстати, мне понравилось, поиграем ещё.
   — Новое измерение?
   — Ну-у, да.
   — А мне можно? — спросил Гвидо.
   — Это к синьору Соргоно, но в общем, почему нет? Около вышки нас с нетерпением ждали друзья. Девочкам тоже очень понравилось.
   — Я бы тоже хотела поиграть! — заявила Лариса. — Ну почему девчонкам ничего нельзя?
   — Показать тебе синяк от этого маленького шарика? — поинтересовался я.
   — Э-ээ, понятно. — Она помолчала. — Ну всё равно…
   Я посмотрел на её красивое платье, на свой грязный комбинезон и отказался от идеи обнять Ларису покрепче.
   — Нет, — сказал я, — никаких игр. Мало вам было того боя? И госпиталя на Джильо?
   — Угу. Война — это чисто мужское развлечение, — ехидно заметила Лариса. — Только оно мне не нравится, не хочешь его отменить?
   — Эта задача точно не имеет решения!
   — А почему?
   — Ну… — Я и сам точно не знал, почему так ляпнул, и начал срочно импровизировать: — Нельзя же организовать, чтобы все сразу по всей Галактике… А если кто-нибудь откажется в одностороннем порядке, он погибнет, и очень быстро.