Страница:
На игре мне не повезло. Меня подстрелили, причём в самом конце. Хорошо хоть отмываться не пришлось: почти вся краска попала на комбинезон. Зрелище, кстати, не для слабонервных: огромное красное пятно, окруженное брызгами, очень похоже на жуткую кровавую рану; даже не знаю, каким оружием можно нанести такую. Бутылкой кетчупа разве что.
Весь вечер я готовился к завтрашним занятиям в университете.
Утром в четверг я заметил, что так и не разобрал сумку, с которой ездил на Селено. Полез туда за отмычкой (всегда носи с собой) и наткнулся на бластер. О Мадонна, клептоман я, клептоман. Пора бы отвыкнуть. Семь лет уже кошельков не краду. Хм, а почему проф ни разу меня не поймал? Не меньше ста всяких краж, в том числе из его кармана. Хоть раз он должен был об этом узнать. Никогда я его не пойму!
Передо мной, как перед Энрико Стромболи несколько дней назад, встал вопрос, что же делать с бластером. Не игрушка… Ох, опаздываю. Бластер я оставил на столе, чтобы не забыть сдать его в оружейную, когда вернусь. Ну не убьют меня за него. А горничная его не тронет, лучше стол оставит невытертым.
Когда я, счастливый и довольный: утер нос Линаро, Ориоло и всем остальным, — посадил «Феррари» в парке, на посадочной площадке меня поджидал очень сердитый синьор Соргоно.
— Добрый день, — сказал я озадаченно.
— Пойдем-ка со мной, — поманил он меня.
Я пошел. И увидел: один из трехсотлетних нью-британских дубов, гордость Джорджо, оказался сожжённым мощным импульсом, явно из боевого бластера. О, Мадонна, что это случилось?
— Жертвы? — спросил я севшим голосом.
— Обошлось, — так же кратко ответил синьор Соргоно. — Подробности тебе синьор Галларате расскажет.
Я срочно связался с Гераклом, Диоскурами и Самураем: синьор Соргоно может не воспринимать их как жертв. Все целы. Слава богу. Я побежал в кабинет профа.
Там на столе лежал бластер, а за столом съежился Виктор. Всё ясно, можно уже ничего не объяснять.
Я прислонился к стенке около двери.
— Идиот! Дебил! — застонал я.
Виктор посмотрел на меня глазами больной, виноватой, побитой собаки.
— Я думал, он учебный.
— Я не про тебя, я про себя.
— Правильно, — заметил проф.
Потрясенный увиденной мною картиной, я на него не отреагировал. Боевой бластер в руках полного профана! Он мог застрелиться, покалечиться или убить либо покалечить кого-нибудь другого.
— Энрик, сколько раз ты держал в руках заряженный бластер? — спросил проф.
— Семь, — ответил я, — если считать две ночи охоты на Джильо отдельно. Я уже всё понял.
— Я никогда не говорил тебе банальную фразу, что все инструкции пишутся кровью разных болванов? — поинтересовался проф. — В данном случае меня, тебя и ещё одного человека. Виктор, это не ты. Вы оба можете идти. В данном случае это не разрешение, а приказ.
Виктор догнал меня в парадной гостиной и встал у меня на дороге, просительно заглядывая в глаза. Вот уж действительно напроказивший щенок.
— Да ладно, обошлось же, — утешил его я, — ты только и учебное оружие без разрешения не бери. Во избежание, как написал один древний историк.
Глава 30
Глава 31
Весь вечер я готовился к завтрашним занятиям в университете.
Утром в четверг я заметил, что так и не разобрал сумку, с которой ездил на Селено. Полез туда за отмычкой (всегда носи с собой) и наткнулся на бластер. О Мадонна, клептоман я, клептоман. Пора бы отвыкнуть. Семь лет уже кошельков не краду. Хм, а почему проф ни разу меня не поймал? Не меньше ста всяких краж, в том числе из его кармана. Хоть раз он должен был об этом узнать. Никогда я его не пойму!
Передо мной, как перед Энрико Стромболи несколько дней назад, встал вопрос, что же делать с бластером. Не игрушка… Ох, опаздываю. Бластер я оставил на столе, чтобы не забыть сдать его в оружейную, когда вернусь. Ну не убьют меня за него. А горничная его не тронет, лучше стол оставит невытертым.
Когда я, счастливый и довольный: утер нос Линаро, Ориоло и всем остальным, — посадил «Феррари» в парке, на посадочной площадке меня поджидал очень сердитый синьор Соргоно.
— Добрый день, — сказал я озадаченно.
— Пойдем-ка со мной, — поманил он меня.
Я пошел. И увидел: один из трехсотлетних нью-британских дубов, гордость Джорджо, оказался сожжённым мощным импульсом, явно из боевого бластера. О, Мадонна, что это случилось?
— Жертвы? — спросил я севшим голосом.
— Обошлось, — так же кратко ответил синьор Соргоно. — Подробности тебе синьор Галларате расскажет.
Я срочно связался с Гераклом, Диоскурами и Самураем: синьор Соргоно может не воспринимать их как жертв. Все целы. Слава богу. Я побежал в кабинет профа.
Там на столе лежал бластер, а за столом съежился Виктор. Всё ясно, можно уже ничего не объяснять.
Я прислонился к стенке около двери.
— Идиот! Дебил! — застонал я.
Виктор посмотрел на меня глазами больной, виноватой, побитой собаки.
— Я думал, он учебный.
— Я не про тебя, я про себя.
— Правильно, — заметил проф.
Потрясенный увиденной мною картиной, я на него не отреагировал. Боевой бластер в руках полного профана! Он мог застрелиться, покалечиться или убить либо покалечить кого-нибудь другого.
— Энрик, сколько раз ты держал в руках заряженный бластер? — спросил проф.
— Семь, — ответил я, — если считать две ночи охоты на Джильо отдельно. Я уже всё понял.
— Я никогда не говорил тебе банальную фразу, что все инструкции пишутся кровью разных болванов? — поинтересовался проф. — В данном случае меня, тебя и ещё одного человека. Виктор, это не ты. Вы оба можете идти. В данном случае это не разрешение, а приказ.
Виктор догнал меня в парадной гостиной и встал у меня на дороге, просительно заглядывая в глаза. Вот уж действительно напроказивший щенок.
— Да ладно, обошлось же, — утешил его я, — ты только и учебное оружие без разрешения не бери. Во избежание, как написал один древний историк.
Глава 30
Опять у меня нет времени на проект «Кремона». А это теперь мой долг. Раньше можно было поразвлекаться и забыть: не моё дело. Теперь вот моё. Завтра мы будем рассказывать друг другу, чего мы достигли за последние две недели. А у меня ничего нет. Хорош стратег, всех загрузил работой, а сам филоню.
Так что после возвращения из университета я сразу занялся руководством клана Кремона.
Страшное подозрение возникло у меня, когда я читал третье досье: ангелы небесные да и только. У Кремоны культивируются аскетизм, преданность интересам клана, семейные добродетели, но не все. Мужу нельзя изменить, но можно донести на него в СБ, это такой нравственный подвиг. Так вот, светлые (по кремонским понятиям) образы синьора Кремона, командующих ВВС, ВМФ и армии можно на иконах малевать. Не может этого быть. Вывод: мы попались на удочку, эти досье и предназначены для несанкционированного доступа. Естественно, если есть Интернет, значит, есть и хакеры, и сделать с этим ничего нельзя. Любопытство непобедимо. Проблема решается просто — делаем красивые картинки и закрываем их. Слегка. Любознательные клюнут: ну конечно, это правда, я же её с трудом выкопал!
Кстати, синьор Арциньяно поступает похожим образом. Мог бы и раньше догадаться: ни разу я не смог узнать из нашей закрытой сети ни одной по-настоящему серьёзной военной тайны. Те сайты, на которые я могу проникнуть, для меня и таких, как я, и сделаны. Там, разумеется, лежит правда, та, которая станет известна всем через пару дней. Врать бессмысленно и вредно: юный хакер догадается, что его водят за нос. А отдел электронной безопасности имеет с этого реальную безопасность настоящих секретов и заранее обученные кадры. Если из десяти ребят вроде Алекса один пойдёт потом работать в СБ, уже игра стоит свеч, да и остальные тоже не поглупеют, а это прямая выгода. Вот почему Алекс летом говорил, что ничего с нами не сделают. Действительно не сделают. Зачем? Как в древней Спарте: мальчиков не кормили, чтобы они воровали — тренировка полезных для воина качеств, а если их ловили, то наказывали не за воровство, а за неловкость. Синьор Арциньяно гораздо добрее, играть в его игру мы не обязаны, а если мы взламываем чужие сайты и сообщаем ему об этом, то за это даже дают пряники. Так я обижаюсь или нет? Пожалуй, нет. Со мной играли честно. Я, правда, не знал, что это игра. Ну и что? Всё, чем я занимаюсь, — игра. Когда я облил всех краской — это тоже была честная игра: «Какие же вы солдаты, если вас можно так поймать?» Потому-то проф тогда и не рассердился. Ладно, это неактуально.
А где же искать настоящие досье? Они существуют, в этом я не сомневаюсь. Интриги есть в любой корпорации, не может их не быть. Правда, в тех, что быстро развиваются, их должно быть поменьше: некогда ерундой заниматься. Дел и так много, и лучший способ сделать карьеру — хорошо работать. А как измерить скорость развития? Ну-у, есть чисто экономические показатели, надо их только как-нибудь корректно проинтегрировать. Это нам завтра Виктор доложит, будем надеяться.
Корпорация Кремона вряд ли развивается быстро. Страх не так сделать, не так сказать должен придушить всякую инициативу ещё в зародыше. Почтительные лётчики плохо летают, почтительные врачи плохо лечат, почтительные администраторы не могут сами решить простейшего вопроса, а уж понятие «почтительный учёный» и вовсе не лезет ни в какие ворота. Сам факт существования такого парня, как Линаро, уже удивителен. Там никто не должен уметь думать своей головой. Э-ээ, он что, флуктуация? А вот это легко проверить. Списки студентов Палермского университета никакой тайны не представляют. Смотрим, сортируем. При такой численности населения, как в Кремоне, их студентов должно быть раз в пять больше. Это во-первых, а во-вторых (и в главных), стипендиатов среди них три человека! Остальные — «золотая молодежь». Итак, я угадал. Некому там думать. Это одна из причин, вторая — закрытость общества. Нельзя позволить, чтобы сразу многие толковые ребята увидели, как живут другие: смертельно опасно для власти.
Итак, работает всё это следующим образом: ограниченный круг людей управляет всем, имеет всё и никого к этому «всему» не подпускает. Детки шишек становятся шишками следующего поколения. Социальная динамика — около нуля. А флуктуации вроде Линаро нужны: должен же хоть кто-то выполнять полезную работу. Кстати, у Кремоны должны быть свои высшие учебные заведения. Инженеров, программистов низшего уровня, да и продажных писак надо довольно много. А «золотая молодежь» не может делать даже этого.
Осталось выяснить подробности. А потом подбросить в этот гадюшник какую-нибудь лакомую наживку, и пусть они сами себя едят. Это будет справедливо: месть за солдат, которым приказывали убивать своих. Есть же среди них те, кто никогда этого себе не простит. Интриг в кремонском руководстве должно быть выше крыши: жизненная необходимость, надо защищаться, а то тебя съедят. А в отставку, как я подозреваю, там уходят так: сразу в гроб, цинковый, заваренный, чтобы никто не видел, что с покойником делали, пока он был жив.
Надо было стащить не бластер, а селенит, карат на десять, полмиллиарда — хорошая наживка. За такую они друг друга сами перебьют. Неправильно я клептоманю. Король селенитов, кстати, не подойдет — его нельзя купить или продать, ни у кого нет таких денег. Всё равно уже поздно жалеть. Зато самое время не жалеть: что сказал бы проф, узнай он, что я украл такую вещь? Нет, не хочу этого знать. Проехали.
Так что после возвращения из университета я сразу занялся руководством клана Кремона.
Страшное подозрение возникло у меня, когда я читал третье досье: ангелы небесные да и только. У Кремоны культивируются аскетизм, преданность интересам клана, семейные добродетели, но не все. Мужу нельзя изменить, но можно донести на него в СБ, это такой нравственный подвиг. Так вот, светлые (по кремонским понятиям) образы синьора Кремона, командующих ВВС, ВМФ и армии можно на иконах малевать. Не может этого быть. Вывод: мы попались на удочку, эти досье и предназначены для несанкционированного доступа. Естественно, если есть Интернет, значит, есть и хакеры, и сделать с этим ничего нельзя. Любопытство непобедимо. Проблема решается просто — делаем красивые картинки и закрываем их. Слегка. Любознательные клюнут: ну конечно, это правда, я же её с трудом выкопал!
Кстати, синьор Арциньяно поступает похожим образом. Мог бы и раньше догадаться: ни разу я не смог узнать из нашей закрытой сети ни одной по-настоящему серьёзной военной тайны. Те сайты, на которые я могу проникнуть, для меня и таких, как я, и сделаны. Там, разумеется, лежит правда, та, которая станет известна всем через пару дней. Врать бессмысленно и вредно: юный хакер догадается, что его водят за нос. А отдел электронной безопасности имеет с этого реальную безопасность настоящих секретов и заранее обученные кадры. Если из десяти ребят вроде Алекса один пойдёт потом работать в СБ, уже игра стоит свеч, да и остальные тоже не поглупеют, а это прямая выгода. Вот почему Алекс летом говорил, что ничего с нами не сделают. Действительно не сделают. Зачем? Как в древней Спарте: мальчиков не кормили, чтобы они воровали — тренировка полезных для воина качеств, а если их ловили, то наказывали не за воровство, а за неловкость. Синьор Арциньяно гораздо добрее, играть в его игру мы не обязаны, а если мы взламываем чужие сайты и сообщаем ему об этом, то за это даже дают пряники. Так я обижаюсь или нет? Пожалуй, нет. Со мной играли честно. Я, правда, не знал, что это игра. Ну и что? Всё, чем я занимаюсь, — игра. Когда я облил всех краской — это тоже была честная игра: «Какие же вы солдаты, если вас можно так поймать?» Потому-то проф тогда и не рассердился. Ладно, это неактуально.
А где же искать настоящие досье? Они существуют, в этом я не сомневаюсь. Интриги есть в любой корпорации, не может их не быть. Правда, в тех, что быстро развиваются, их должно быть поменьше: некогда ерундой заниматься. Дел и так много, и лучший способ сделать карьеру — хорошо работать. А как измерить скорость развития? Ну-у, есть чисто экономические показатели, надо их только как-нибудь корректно проинтегрировать. Это нам завтра Виктор доложит, будем надеяться.
Корпорация Кремона вряд ли развивается быстро. Страх не так сделать, не так сказать должен придушить всякую инициативу ещё в зародыше. Почтительные лётчики плохо летают, почтительные врачи плохо лечат, почтительные администраторы не могут сами решить простейшего вопроса, а уж понятие «почтительный учёный» и вовсе не лезет ни в какие ворота. Сам факт существования такого парня, как Линаро, уже удивителен. Там никто не должен уметь думать своей головой. Э-ээ, он что, флуктуация? А вот это легко проверить. Списки студентов Палермского университета никакой тайны не представляют. Смотрим, сортируем. При такой численности населения, как в Кремоне, их студентов должно быть раз в пять больше. Это во-первых, а во-вторых (и в главных), стипендиатов среди них три человека! Остальные — «золотая молодежь». Итак, я угадал. Некому там думать. Это одна из причин, вторая — закрытость общества. Нельзя позволить, чтобы сразу многие толковые ребята увидели, как живут другие: смертельно опасно для власти.
Итак, работает всё это следующим образом: ограниченный круг людей управляет всем, имеет всё и никого к этому «всему» не подпускает. Детки шишек становятся шишками следующего поколения. Социальная динамика — около нуля. А флуктуации вроде Линаро нужны: должен же хоть кто-то выполнять полезную работу. Кстати, у Кремоны должны быть свои высшие учебные заведения. Инженеров, программистов низшего уровня, да и продажных писак надо довольно много. А «золотая молодежь» не может делать даже этого.
Осталось выяснить подробности. А потом подбросить в этот гадюшник какую-нибудь лакомую наживку, и пусть они сами себя едят. Это будет справедливо: месть за солдат, которым приказывали убивать своих. Есть же среди них те, кто никогда этого себе не простит. Интриг в кремонском руководстве должно быть выше крыши: жизненная необходимость, надо защищаться, а то тебя съедят. А в отставку, как я подозреваю, там уходят так: сразу в гроб, цинковый, заваренный, чтобы никто не видел, что с покойником делали, пока он был жив.
Надо было стащить не бластер, а селенит, карат на десять, полмиллиарда — хорошая наживка. За такую они друг друга сами перебьют. Неправильно я клептоманю. Король селенитов, кстати, не подойдет — его нельзя купить или продать, ни у кого нет таких денег. Всё равно уже поздно жалеть. Зато самое время не жалеть: что сказал бы проф, узнай он, что я украл такую вещь? Нет, не хочу этого знать. Проехали.
Глава 31
Очередное собрание борцов за свободу началось с вопроса: «А что по субботам и воскресеньям делают наши девочки?» Месяц уже прошёл, и ни одна не проговорилась. Я вспомнил Винни Пуха и сказал:
— «Что делает Кристофер Робин по утрам? Кристофер Робин обалдевает знаниями».
— Ну допустим, — потянул Алекс, — а почему втайне от нас?
— А ты похвастался Джессике, что учишься летать? — спросил Лео.
— Нет, сделаю ей сюрприз.
— Ну и она так же.
— Понятно, — согласился я, — это логично. Ходить на разведку не будем. У них столько же прав, сколько у нас.
— Э-э, — возразил Алекс, — интересно же. Ну ладно, переживу.
— Гвидо, — поинтересовался Лео, — что у тебя случилось?
Между прочим, это я должен был заметить; в конце концов, это я взял на себя обязательство быть ему старшим братом, хотя, может быть, Лео поступил так же.
Гвидо покраснел, опустил голову и отвернулся. Мы переглянулись. Алекс поднялся и направился в гостиную царя Миноса, Лео подцепил Виктора за локоть и пошёл следом.
— В чем дело? За что-нибудь влетело?
Гвидо помотал головой. Я обнял его за плечи, усадил на диван и сел рядом.
— У меня скоро день рождения, — произнес Гвидо, чуть не плача.
— Да, в этот четверг, я помню. Тебе ещё не так много лет, чтобы грустить по этому поводу.
— Знаешь, как его всегда отмечали? Собираются папины деловые партнеры и обсуждают свои дела.
— Понятно, а пригласить нас тебе не разрешили? Гвидо кивнул.
— Так, ну и когда ты должен изображать счастливого именинника и пай-мальчика?
— В четверг и должен буду.
— А в субботу мы отметим твой день рождения здесь, и даже метеоритный дождь нам не помешает!
Гвидо улыбнулся.
— Тоже мне, ослик Иа-Иа, — насмешливо сказал я, — топай приглашай. — Я подтолкнул его в сторону гостиной. — Я пошел договариваться. Тебе шоколадного мороженого бочку или, чтобы не мелочиться, египетскую пирамиду?
— Э-ээ, надо подумать, — ухмыльнулся Гвидо. — А девчонок можно позвать?
— Это же твой день рождения, — ответил я.
— Я позову, — решительно заявил он, преодолевая смущение.
Я пошел договариваться.
Проф не возражал, даже предложил использовать парадную анфиладу, если я обязуюсь не бегать по стенам в грязных кроссовках.
— А парк? — спросил я, у меня начал вырисовываться один красивый план. — Весна, погода хорошая, не то что когда отмечали мой.
— Что это ты задумал? — подозрительно спросил проф.
— М-мм, ну… это если синьор Соргоно не против. Маленькая военная игра.
— Я не против. Так ему и передай.
— Ага, спасибо!
Синьор Соргоно, само собой, тоже не возражал.
Тетушка Агата не возражала с энтузиазмом: я сам и мои друзья кажемся ей невероятно худыми и недокормленными.
Осталось договориться с несколькими ребятами из охраны, и мы устроим Гвидо незабываемый день рождения. Теперь это станет моим хобби: в промежутках между боями против всяких там Кремон и Каникатти буду устраивать праздники.
Когда я вернулся, у ребят был такой довольный вид, будто мы уже победили всех врагов и разбираем благодарственные письма от жителей бывших зон Кремоны и Каникатти.
— Ладно, давайте работать, — предложил Лео.
— Докладывай, именинник, — велел я.
— Угу, — откликнулся Гвидо. — В общем так, Кремона похожа на империю инков, на Древний Египет от трехтысячного года до нашей эры до римского завоевания, на Ассирию, на государство ацтеков, на Китай от древнейших времен до XXI столетия, без перерывов… Э-ээ, все перечислять?
— А что? — удивился Алекс.
— Проще перечислить на кого они не похожи.
— Понятно, — тихо потянул я. — Я неправильно сформулировал задачу. Ясно, что все, кого может назвать Гвидо, погибли в результате военного вторжения. Ну и что? Сначала они несколько вторжений пережили, а от какого-то все-таки загнулись. Так что вторжение — это просто coup de grase[23].
— И что мы будем делать? — спросил Гвидо.
— А у тебя не появилось никаких идей? Что значит «похожи»? — поинтересовался Алекс.
— Ну те, в которых считали, что государство — это всё, а человек — ничто. Например, Великий Инка владел всей своей империей безраздельно. Он был там единственным человеком, у которого вообще были какие-то права. С Китаем почти та же история, только там даже многочисленные завоеватели ничего не могли поделать. Там все изменилось уже в двадцать первом веке. Без военного вмешательства. Ещё Россия. Тоже без прямого военного вмешательства, но в результате военного поражения.
— Как это? — не понял Лео.
— Ну там была такая война — «холодная», просто все делали очень много ядерного оружия, и проиграл тот, у кого первого не выдержала экономика. А само оружие не применяли, по счастью. И территорию друг другу танками не утюжили. Только всякие локальные конфликты на территории непричастных, то есть тех, кто вообще не мог позволить себе иметь ядерное оружие. Они-то больше всех и пострадали.
— Понятно, — сказал я, — тогда так: возьмем парочку таких государств века с двадцатого или даже двадцать первого, они больше похожи. Ну я имею в виду, что управлять неграмотными, да ещё при отсутствии каких-либо средств связи и информации проще.
— Может, и не проще, но уж точно не так, как сейчас, — заметил Лео.
— Чем они ещё характерны, кроме отсутствия всяких прав? — спросил Алекс.
— Ну им там все время вкручивали, что они лучше всех, а кругом одни враги, которые прямо-таки жаждут их съесть. Например, Германия с 1933-го по 1945 год. А потом их просто победили и оккупировали. Они считали себя лучше всех потому, что они немцы, а все остальные, само собой, нет.
— Придурки! — отреагировал я.
— Нам тут просто… А им все это так долго и старательно втюхивали… — объяснил Гвидо.
— Ну и что? Есть такие школы, в которых стыдно быть первым учеником!
— А в России тоже почти весь двадцатый век, — продолжил Гвидо, — только они самые лучшие, потому что они коммунисты, а значит, самые передовые.
— А на самом деле? — заинтересовался Виктор. — У нас на Сицилии они тоже есть. Обещают всеобщее процветание, но им в общем-то никто не верит.
— На самом деле коммунистические государства были очень бедные и «злые», понятно, что я имею в виду, — ответил я, — это много где написано. Так что верить им не стоит никогда. Опыт показывает, что вера одного человека в коммунизм стоит жизни десяти другим, которые никому ничего плохого не сделали.
— Вот и Кремона такая же, — заметил Алекс, — им такое втюхивают… А проверить-то они не могут. Мы, например, если верить кремонским сказкам, выиграли последнюю войну за счет помощи новосицилийцев и отменили все пенсии, и с тех пор наши старики мрут с голоду. Всё мрут и мрут. С самой осени. А с боевой техникой у нас всё в порядке, потому что все присутствующие, вместо того чтобы ходить в школу, по двенадцать часов вкалывают на каких-то там заводах. Правда, заводов этих нет, я проверил, но какое это имеет значение.
— Да-а, — насмешливо потянул я. — Как это они узнали, что Виктор тогда летал с нами на «Феррари»? Придется тебе, Вик, где-нибудь клясться, что ты не трогал гашетку.
Мы посмеялись. Виктор покраснел. Вот не умеет парень проезжать.
— Я же сказал: проехали! — тихо, но твёрдо заметил я ему.
— Лео, а ты что накопал? — спросил Алекс. — То, что накопал я, вполне согласуется с тем, что сказал Гвидо.
— Про доносчиков он ещё ничего не говорил, — заметил Лео.
— А я и не знаю.
— Хм, ну, судя по этим досье, стучат вовсю — если не каждый второй, то каждый десятый точно. А интересует их СБ очень многое. Смотрят ли соседи новости по стереовизору? Как комментируют или молчат? По средствам ли живут? Что болтают в пьяном виде?.. Но самое главное, — продолжил Лео, — я даже сначала не поверил: они отслеживают всех прилично учащихся детей с первого класса. Как-то их сортируют. Некоторым дают зелёную улицу, а некоторых стараются «оглупить». Ну сделать что-нибудь такое, чтобы ребёнок перестал учиться, перестал думать, любыми средствами. Я нашёл десяток описаний. Одному парню устроили несколько несчастных случаев, пока дело не дошло до ушиба головного мозга. Сначала они, правда, пытались справиться с ним иначе: специально организовали травлю в классе, где он учился, и не одну, притом что у них там такие обезьяньи порядки в школе!
— Э-ээ, — остановил его Вик, — обезьяньи, это как? Лео слегка смутился:
— Ну это по косвенным данным. Я прочитал кремонскую статью, где это высочайше осуждается. Но что-то не похоже, чтобы они хотя бы пытались с этим бороться. А как это объяснить? Ну например, Гвидо, что будет, если ты сговоришься с одним одноклассником и вы вдвоем отлупите другого твоего одноклассника?
— Ну мы ж не отморозки какие!.. — неуверенно начал Гвидо. — Выгонят из школы, — добавил он решительно, — с гарантией, сразу и без всяких разговоров. Был случай в прошлом году, причём с восьмилетками. На младенческое недомыслие свалить не удалось.
— Твоя школа — не показатель, — заметил я, — слишком уж престижная. Лео, а у вас как?
— Ну всякая шантрапа, вроде той, что мы лупили осенью, у нас, собственно, учится. Но «подвиги» они совершают на улице. На виду у учителей — тоже чревато исключением. Второй раз попадешься — точно исключат, и иди куда хочешь. Со мной пытались драться вдвоём, давно уже, ну и попались директору на глаза прямо в процессе, уже три года обходят по широкой дуге. Так вот, в Кремоне всякие там «стадом на одного» официально осуждаются, а негласно поощряются, ну и направляются, в случае необходимости. Понятно куда.
— В общем-то и направлять не надо, — заметил Алекс, — дурак завидует умному по собственной инициативе.
— «Ни одна голова не должна подняться выше уровня, предустановленного императорской рукой»[24], — процитировал я, — это, кстати, из истории России, только в девятнадцатом веке. Виктор, а что ты можешь сказать об их экономике?
— Тетрасиликон, — коротко ответил Виктор, — всё остальное неконкурентоспособно. Плюс низкий уровень жизни, и за счёт этого они могут себе позволить огромные военные расходы. Кстати, контролировать рождаемость они и впрямь запрещают.
— Э-ээ? Понятно, — сказал я, — только без подробностей, и так тошнит. Вредно и опасно иметь много природных ресурсов, можно упасть в такую яму… У Каникатти тоже тетрасиликон. На Этне двадцать сестерциев за грамм, на Новой Сицилии и Адриатике — почти сто, дальше больше.
— А почему нам не испортили жизнь селениты? — поинтересовался Лео.
Я вздрогнул.
— Потому что без них можно жить, — ответил Алекс. — У нас, кстати, тоже появился тетрасиликон.
— Кажется, на Джильо оказалось бедное месторождение, — заметил Лео, — так что это неважно.
— Хорошо бы. А то, может, вешают макароны на уши?
— Теперь я, — сказал я. — Во-первых, литература. Читать им можно только то, что написано за последние несколько десятилетий в зоне Кремона. То же самое с музыкой, а живописи там нет вовсе, только монументальная скульптура: памятники ныне здравствующему синьору Кремона. Гениальных произведений их писаки не накропали. Все идеи укладываются в несколько расхожих лозунгов вроде: «Да здравствует наш синьор Кремона! Самый лучший человек на свете!», «Наши храбрые солдаты умирают, но не сдаются!», «Наши дети — самые счастливые дети в мире!», ну и — чуть-чуть развлекательных книжек для подростков, в десять лет я бы прочитал не без удовольствия. Есть ещё запрещенная литература, она издаётся здесь, там за нее сажают в лагерь. Я пока не прочитал ничего — для диагонального чтения это не приспособлено. Но там-то её никто, ну почти никто не читал и даже не знает, что она есть. А с руководством нам не повезло. Мы попали в ловушку: это не настоящие досье, это сказочки для храбрых кремонских хакеров.
— Э-э, ты уверен? — спросил Лео.
— Почитай сам, с такими досье этих скотов пора в святцы заносить.
— Что же делать? — Гвидо до сих пор уверен, что я могу справиться с любой проблемой.
— Ну была у меня одна идея, — неохотно признался я, — но это пока так… В порядке полного бреда. Устраивать гонку вооружений себе дороже. С такой глупостью синьор Мигель ни за что не согласится. Так что можно попробовать сделать так, чтобы они сами себя перебили. Подбросить голодным псам вкусную косточку. Там небось и так интриг полно, а уж если появится какой-нибудь приз победителю…
— Почему ты так думаешь? Им там и так неплохо, — заметил Алекс.
— Э-э, нет! Им именно плохо! Никто из них не уверен, что завтра его не арестуют и не прикончат, да и с семьей могут сделать всё что угодно. И никаких реальных поводов для этого не нужно. Вывод: никто из них не отказался бы выбраться оттуда при условии, что в другом месте он тоже займёт высокое положение в обществе.
— Контора по эмиграции для кремонских шишек! — провозгласил Алекс.
— Обойдутся! — заявил Лео.
— Угу, — согласился я, — лично я не стал бы спасать никого из них, даже если бы мне за это хорошо платили.
— А что мы тогда будем делать с этими толпами мазохистов? — спросил Алекс.
— Чёрт его знает! — ответил я. — Больше я пока ничего не придумал.
— Нет, — заметил Лео, — твою идею разрабатывать бессмысленно.
— Почему?
— Ну представь себе машину, которая как-то работает, и рядом робота, который заменяет в ней испорченные детали…
— Я понял, — сказал я, — ну выкрутили несколько винтиков, их тут же заменят. На работу машины это никакого влияния не окажет. Механизм надо ломать как-то иначе.
Гвидо смотрел на меня с надеждой.
— Не смотри на меня так, — попросил я, — ты же только что перелопатил всю мировую историю. И что? Думаешь, там не находилось желающих всё изменить?
— Ну почему же, — ответил Гвидо, — например, в Китае успешные крестьянские восстания случались примерно раз в двести лет. Их удачливый предводитель садился на нефритовый трон, и всё оставалось по-прежнему, если не становилось хуже.
— Победил дракон, — тихо сказал Алекс.
— Что?
— Есть такая древняя сказка. Злобный дракон правил какой-то страной, ну всех там угнетал, разумеется.
— В смысле ел? — поинтересовался Гвидо.
— Нет, именно угнетал, и все там жили в нищете и страхе. Периодически находились славные герои, которые приходили и сражались с драконом. Кто бы ни победил, управляющий выходил на балкон драконовского дворца и кричал: «Победил дракон!». Потому что если побеждал человек, он шёл в сокровищницу, видел все драконовское золото — и не мог устоять. И со временем сам превращался в дракона.
— Понятно, а конец там какой? — спросил Лео.
— Ну это же сказка. Конец хороший. Нашёлся кто-то, кто устоял. В жизни так не бывает.
— То есть задача не имеет решения, — заметил я.
— То есть как это не имеет? — возмутился Лео. — Все древние цивилизации были такими, если я правильно понял. А потом появлялись какие-то другие, все чаще и чаще. В конце концов, сейчас Кремона — не правило, а исключение.
— А мы что же, больше никогда никуда не полетим? — спросил Гвидо. — Они и нас заперли в клетку?
— Вот ещё! — сказал я. — Только я пойду спрошу, куда сейчас не слишком опасно лететь. Э-э, Виктор, я тогда был не прав, ты же не знал, что значат слова «безопасность не гарантируется». Так вот, она никогда не гарантируется. Осенью мы, например, успели повоевать против Кремоны, потому что полетели полазать по скалам всего-то километров за сто. И нас совершенно спокойно отпустили.
— А вы меня возьмете? — с надеждой спросил Виктор.
Быстрый обмен взглядами.
— Ладно, на сегодня твоя задача: храбро молчать, если, конечно, мы влипнем. Справишься?
— Угу, я постараюсь, — ответил Виктор.
Хм, да он уже прямо сейчас подрагивает. Что за унылое болото эта Новая Сицилия?
Я пошел спрашивать разрешения у профа.
— А кто тебя заставляет выходить из нашей воздушной зоны? — поинтересовался проф.
— В общем, никто. Так значит можно?
— Можно, можно. А то я уже удивляюсь, что ты никуда, кроме университета, не летаешь. Только из зоны не выходи. Она большая, тебе хватит.
— Ага, ладно.
Я побежал обратно к друзьям:
— Полетели! Говорят, кальтаниссеттовская зона достаточно большая даже для нас.
— «Что делает Кристофер Робин по утрам? Кристофер Робин обалдевает знаниями».
— Ну допустим, — потянул Алекс, — а почему втайне от нас?
— А ты похвастался Джессике, что учишься летать? — спросил Лео.
— Нет, сделаю ей сюрприз.
— Ну и она так же.
— Понятно, — согласился я, — это логично. Ходить на разведку не будем. У них столько же прав, сколько у нас.
— Э-э, — возразил Алекс, — интересно же. Ну ладно, переживу.
— Гвидо, — поинтересовался Лео, — что у тебя случилось?
Между прочим, это я должен был заметить; в конце концов, это я взял на себя обязательство быть ему старшим братом, хотя, может быть, Лео поступил так же.
Гвидо покраснел, опустил голову и отвернулся. Мы переглянулись. Алекс поднялся и направился в гостиную царя Миноса, Лео подцепил Виктора за локоть и пошёл следом.
— В чем дело? За что-нибудь влетело?
Гвидо помотал головой. Я обнял его за плечи, усадил на диван и сел рядом.
— У меня скоро день рождения, — произнес Гвидо, чуть не плача.
— Да, в этот четверг, я помню. Тебе ещё не так много лет, чтобы грустить по этому поводу.
— Знаешь, как его всегда отмечали? Собираются папины деловые партнеры и обсуждают свои дела.
— Понятно, а пригласить нас тебе не разрешили? Гвидо кивнул.
— Так, ну и когда ты должен изображать счастливого именинника и пай-мальчика?
— В четверг и должен буду.
— А в субботу мы отметим твой день рождения здесь, и даже метеоритный дождь нам не помешает!
Гвидо улыбнулся.
— Тоже мне, ослик Иа-Иа, — насмешливо сказал я, — топай приглашай. — Я подтолкнул его в сторону гостиной. — Я пошел договариваться. Тебе шоколадного мороженого бочку или, чтобы не мелочиться, египетскую пирамиду?
— Э-ээ, надо подумать, — ухмыльнулся Гвидо. — А девчонок можно позвать?
— Это же твой день рождения, — ответил я.
— Я позову, — решительно заявил он, преодолевая смущение.
Я пошел договариваться.
Проф не возражал, даже предложил использовать парадную анфиладу, если я обязуюсь не бегать по стенам в грязных кроссовках.
— А парк? — спросил я, у меня начал вырисовываться один красивый план. — Весна, погода хорошая, не то что когда отмечали мой.
— Что это ты задумал? — подозрительно спросил проф.
— М-мм, ну… это если синьор Соргоно не против. Маленькая военная игра.
— Я не против. Так ему и передай.
— Ага, спасибо!
Синьор Соргоно, само собой, тоже не возражал.
Тетушка Агата не возражала с энтузиазмом: я сам и мои друзья кажемся ей невероятно худыми и недокормленными.
Осталось договориться с несколькими ребятами из охраны, и мы устроим Гвидо незабываемый день рождения. Теперь это станет моим хобби: в промежутках между боями против всяких там Кремон и Каникатти буду устраивать праздники.
Когда я вернулся, у ребят был такой довольный вид, будто мы уже победили всех врагов и разбираем благодарственные письма от жителей бывших зон Кремоны и Каникатти.
— Ладно, давайте работать, — предложил Лео.
— Докладывай, именинник, — велел я.
— Угу, — откликнулся Гвидо. — В общем так, Кремона похожа на империю инков, на Древний Египет от трехтысячного года до нашей эры до римского завоевания, на Ассирию, на государство ацтеков, на Китай от древнейших времен до XXI столетия, без перерывов… Э-ээ, все перечислять?
— А что? — удивился Алекс.
— Проще перечислить на кого они не похожи.
— Понятно, — тихо потянул я. — Я неправильно сформулировал задачу. Ясно, что все, кого может назвать Гвидо, погибли в результате военного вторжения. Ну и что? Сначала они несколько вторжений пережили, а от какого-то все-таки загнулись. Так что вторжение — это просто coup de grase[23].
— И что мы будем делать? — спросил Гвидо.
— А у тебя не появилось никаких идей? Что значит «похожи»? — поинтересовался Алекс.
— Ну те, в которых считали, что государство — это всё, а человек — ничто. Например, Великий Инка владел всей своей империей безраздельно. Он был там единственным человеком, у которого вообще были какие-то права. С Китаем почти та же история, только там даже многочисленные завоеватели ничего не могли поделать. Там все изменилось уже в двадцать первом веке. Без военного вмешательства. Ещё Россия. Тоже без прямого военного вмешательства, но в результате военного поражения.
— Как это? — не понял Лео.
— Ну там была такая война — «холодная», просто все делали очень много ядерного оружия, и проиграл тот, у кого первого не выдержала экономика. А само оружие не применяли, по счастью. И территорию друг другу танками не утюжили. Только всякие локальные конфликты на территории непричастных, то есть тех, кто вообще не мог позволить себе иметь ядерное оружие. Они-то больше всех и пострадали.
— Понятно, — сказал я, — тогда так: возьмем парочку таких государств века с двадцатого или даже двадцать первого, они больше похожи. Ну я имею в виду, что управлять неграмотными, да ещё при отсутствии каких-либо средств связи и информации проще.
— Может, и не проще, но уж точно не так, как сейчас, — заметил Лео.
— Чем они ещё характерны, кроме отсутствия всяких прав? — спросил Алекс.
— Ну им там все время вкручивали, что они лучше всех, а кругом одни враги, которые прямо-таки жаждут их съесть. Например, Германия с 1933-го по 1945 год. А потом их просто победили и оккупировали. Они считали себя лучше всех потому, что они немцы, а все остальные, само собой, нет.
— Придурки! — отреагировал я.
— Нам тут просто… А им все это так долго и старательно втюхивали… — объяснил Гвидо.
— Ну и что? Есть такие школы, в которых стыдно быть первым учеником!
— А в России тоже почти весь двадцатый век, — продолжил Гвидо, — только они самые лучшие, потому что они коммунисты, а значит, самые передовые.
— А на самом деле? — заинтересовался Виктор. — У нас на Сицилии они тоже есть. Обещают всеобщее процветание, но им в общем-то никто не верит.
— На самом деле коммунистические государства были очень бедные и «злые», понятно, что я имею в виду, — ответил я, — это много где написано. Так что верить им не стоит никогда. Опыт показывает, что вера одного человека в коммунизм стоит жизни десяти другим, которые никому ничего плохого не сделали.
— Вот и Кремона такая же, — заметил Алекс, — им такое втюхивают… А проверить-то они не могут. Мы, например, если верить кремонским сказкам, выиграли последнюю войну за счет помощи новосицилийцев и отменили все пенсии, и с тех пор наши старики мрут с голоду. Всё мрут и мрут. С самой осени. А с боевой техникой у нас всё в порядке, потому что все присутствующие, вместо того чтобы ходить в школу, по двенадцать часов вкалывают на каких-то там заводах. Правда, заводов этих нет, я проверил, но какое это имеет значение.
— Да-а, — насмешливо потянул я. — Как это они узнали, что Виктор тогда летал с нами на «Феррари»? Придется тебе, Вик, где-нибудь клясться, что ты не трогал гашетку.
Мы посмеялись. Виктор покраснел. Вот не умеет парень проезжать.
— Я же сказал: проехали! — тихо, но твёрдо заметил я ему.
— Лео, а ты что накопал? — спросил Алекс. — То, что накопал я, вполне согласуется с тем, что сказал Гвидо.
— Про доносчиков он ещё ничего не говорил, — заметил Лео.
— А я и не знаю.
— Хм, ну, судя по этим досье, стучат вовсю — если не каждый второй, то каждый десятый точно. А интересует их СБ очень многое. Смотрят ли соседи новости по стереовизору? Как комментируют или молчат? По средствам ли живут? Что болтают в пьяном виде?.. Но самое главное, — продолжил Лео, — я даже сначала не поверил: они отслеживают всех прилично учащихся детей с первого класса. Как-то их сортируют. Некоторым дают зелёную улицу, а некоторых стараются «оглупить». Ну сделать что-нибудь такое, чтобы ребёнок перестал учиться, перестал думать, любыми средствами. Я нашёл десяток описаний. Одному парню устроили несколько несчастных случаев, пока дело не дошло до ушиба головного мозга. Сначала они, правда, пытались справиться с ним иначе: специально организовали травлю в классе, где он учился, и не одну, притом что у них там такие обезьяньи порядки в школе!
— Э-ээ, — остановил его Вик, — обезьяньи, это как? Лео слегка смутился:
— Ну это по косвенным данным. Я прочитал кремонскую статью, где это высочайше осуждается. Но что-то не похоже, чтобы они хотя бы пытались с этим бороться. А как это объяснить? Ну например, Гвидо, что будет, если ты сговоришься с одним одноклассником и вы вдвоем отлупите другого твоего одноклассника?
— Ну мы ж не отморозки какие!.. — неуверенно начал Гвидо. — Выгонят из школы, — добавил он решительно, — с гарантией, сразу и без всяких разговоров. Был случай в прошлом году, причём с восьмилетками. На младенческое недомыслие свалить не удалось.
— Твоя школа — не показатель, — заметил я, — слишком уж престижная. Лео, а у вас как?
— Ну всякая шантрапа, вроде той, что мы лупили осенью, у нас, собственно, учится. Но «подвиги» они совершают на улице. На виду у учителей — тоже чревато исключением. Второй раз попадешься — точно исключат, и иди куда хочешь. Со мной пытались драться вдвоём, давно уже, ну и попались директору на глаза прямо в процессе, уже три года обходят по широкой дуге. Так вот, в Кремоне всякие там «стадом на одного» официально осуждаются, а негласно поощряются, ну и направляются, в случае необходимости. Понятно куда.
— В общем-то и направлять не надо, — заметил Алекс, — дурак завидует умному по собственной инициативе.
— «Ни одна голова не должна подняться выше уровня, предустановленного императорской рукой»[24], — процитировал я, — это, кстати, из истории России, только в девятнадцатом веке. Виктор, а что ты можешь сказать об их экономике?
— Тетрасиликон, — коротко ответил Виктор, — всё остальное неконкурентоспособно. Плюс низкий уровень жизни, и за счёт этого они могут себе позволить огромные военные расходы. Кстати, контролировать рождаемость они и впрямь запрещают.
— Э-ээ? Понятно, — сказал я, — только без подробностей, и так тошнит. Вредно и опасно иметь много природных ресурсов, можно упасть в такую яму… У Каникатти тоже тетрасиликон. На Этне двадцать сестерциев за грамм, на Новой Сицилии и Адриатике — почти сто, дальше больше.
— А почему нам не испортили жизнь селениты? — поинтересовался Лео.
Я вздрогнул.
— Потому что без них можно жить, — ответил Алекс. — У нас, кстати, тоже появился тетрасиликон.
— Кажется, на Джильо оказалось бедное месторождение, — заметил Лео, — так что это неважно.
— Хорошо бы. А то, может, вешают макароны на уши?
— Теперь я, — сказал я. — Во-первых, литература. Читать им можно только то, что написано за последние несколько десятилетий в зоне Кремона. То же самое с музыкой, а живописи там нет вовсе, только монументальная скульптура: памятники ныне здравствующему синьору Кремона. Гениальных произведений их писаки не накропали. Все идеи укладываются в несколько расхожих лозунгов вроде: «Да здравствует наш синьор Кремона! Самый лучший человек на свете!», «Наши храбрые солдаты умирают, но не сдаются!», «Наши дети — самые счастливые дети в мире!», ну и — чуть-чуть развлекательных книжек для подростков, в десять лет я бы прочитал не без удовольствия. Есть ещё запрещенная литература, она издаётся здесь, там за нее сажают в лагерь. Я пока не прочитал ничего — для диагонального чтения это не приспособлено. Но там-то её никто, ну почти никто не читал и даже не знает, что она есть. А с руководством нам не повезло. Мы попали в ловушку: это не настоящие досье, это сказочки для храбрых кремонских хакеров.
— Э-э, ты уверен? — спросил Лео.
— Почитай сам, с такими досье этих скотов пора в святцы заносить.
— Что же делать? — Гвидо до сих пор уверен, что я могу справиться с любой проблемой.
— Ну была у меня одна идея, — неохотно признался я, — но это пока так… В порядке полного бреда. Устраивать гонку вооружений себе дороже. С такой глупостью синьор Мигель ни за что не согласится. Так что можно попробовать сделать так, чтобы они сами себя перебили. Подбросить голодным псам вкусную косточку. Там небось и так интриг полно, а уж если появится какой-нибудь приз победителю…
— Почему ты так думаешь? Им там и так неплохо, — заметил Алекс.
— Э-э, нет! Им именно плохо! Никто из них не уверен, что завтра его не арестуют и не прикончат, да и с семьей могут сделать всё что угодно. И никаких реальных поводов для этого не нужно. Вывод: никто из них не отказался бы выбраться оттуда при условии, что в другом месте он тоже займёт высокое положение в обществе.
— Контора по эмиграции для кремонских шишек! — провозгласил Алекс.
— Обойдутся! — заявил Лео.
— Угу, — согласился я, — лично я не стал бы спасать никого из них, даже если бы мне за это хорошо платили.
— А что мы тогда будем делать с этими толпами мазохистов? — спросил Алекс.
— Чёрт его знает! — ответил я. — Больше я пока ничего не придумал.
— Нет, — заметил Лео, — твою идею разрабатывать бессмысленно.
— Почему?
— Ну представь себе машину, которая как-то работает, и рядом робота, который заменяет в ней испорченные детали…
— Я понял, — сказал я, — ну выкрутили несколько винтиков, их тут же заменят. На работу машины это никакого влияния не окажет. Механизм надо ломать как-то иначе.
Гвидо смотрел на меня с надеждой.
— Не смотри на меня так, — попросил я, — ты же только что перелопатил всю мировую историю. И что? Думаешь, там не находилось желающих всё изменить?
— Ну почему же, — ответил Гвидо, — например, в Китае успешные крестьянские восстания случались примерно раз в двести лет. Их удачливый предводитель садился на нефритовый трон, и всё оставалось по-прежнему, если не становилось хуже.
— Победил дракон, — тихо сказал Алекс.
— Что?
— Есть такая древняя сказка. Злобный дракон правил какой-то страной, ну всех там угнетал, разумеется.
— В смысле ел? — поинтересовался Гвидо.
— Нет, именно угнетал, и все там жили в нищете и страхе. Периодически находились славные герои, которые приходили и сражались с драконом. Кто бы ни победил, управляющий выходил на балкон драконовского дворца и кричал: «Победил дракон!». Потому что если побеждал человек, он шёл в сокровищницу, видел все драконовское золото — и не мог устоять. И со временем сам превращался в дракона.
— Понятно, а конец там какой? — спросил Лео.
— Ну это же сказка. Конец хороший. Нашёлся кто-то, кто устоял. В жизни так не бывает.
— То есть задача не имеет решения, — заметил я.
— То есть как это не имеет? — возмутился Лео. — Все древние цивилизации были такими, если я правильно понял. А потом появлялись какие-то другие, все чаще и чаще. В конце концов, сейчас Кремона — не правило, а исключение.
— А мы что же, больше никогда никуда не полетим? — спросил Гвидо. — Они и нас заперли в клетку?
— Вот ещё! — сказал я. — Только я пойду спрошу, куда сейчас не слишком опасно лететь. Э-э, Виктор, я тогда был не прав, ты же не знал, что значат слова «безопасность не гарантируется». Так вот, она никогда не гарантируется. Осенью мы, например, успели повоевать против Кремоны, потому что полетели полазать по скалам всего-то километров за сто. И нас совершенно спокойно отпустили.
— А вы меня возьмете? — с надеждой спросил Виктор.
Быстрый обмен взглядами.
— Ладно, на сегодня твоя задача: храбро молчать, если, конечно, мы влипнем. Справишься?
— Угу, я постараюсь, — ответил Виктор.
Хм, да он уже прямо сейчас подрагивает. Что за унылое болото эта Новая Сицилия?
Я пошел спрашивать разрешения у профа.
— А кто тебя заставляет выходить из нашей воздушной зоны? — поинтересовался проф.
— В общем, никто. Так значит можно?
— Можно, можно. А то я уже удивляюсь, что ты никуда, кроме университета, не летаешь. Только из зоны не выходи. Она большая, тебе хватит.
— Ага, ладно.
Я побежал обратно к друзьям:
— Полетели! Говорят, кальтаниссеттовская зона достаточно большая даже для нас.