Страница:
зло различны. И для утверждения нового порядка вещей не остается другого
средства, кроме насилия:
"... внешнего, обязательного для всех определения зла нет и не может
быть /с. 150/... Если социалисты и коммунисты считают злом
индивидуалистическое капиталистическое устройство общества, анархисты
считают злом и самое правительство, то есть и монархисты, консерваторы,
капиталисты, считающие злом социалистическое, коммунистическое устройство и
анархию; и все эти партии не имеют иного, кроме насилия, средства соединить
людей. Какая бы из этих партий не восторжествовала, для введения в жизнь
своих порядков, так же, как и для удержания власти, она должна употребить не
только все существующие средства насилия, но и придумать новые... будет не
только то же, но более жестокое насилие и порабощение, потому что вследствие
борьбы усилится ненависть людей друг против друга и вместе с этим усилятся и
выработаются новые средства порабощения.
Так всегда и было после всех революций и всех попыток революций, всех
заговоров, всяких насильственных перемен правительств".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 150. 156/
Таким образом главное общественное зло, - насилие, - не уничтожается, а
торжествует, и потому Толстой отстаивает иной путь - воспитание
нравственности каждого человека и на ее основе неучастие в насилии,
последовательный отказ от поддержания его. Это путь, хотя и бескровный, но
для большинства людей куда более трудный, чем участие в массовой
политической борьбе:
"Выяснить своими усилиями свое отношение к миру и держаться его,
установить свое отношение к людям на основании вечного закона делания
другому того, что хочешь, чтобы тебе делали, подавлять в себе те дурные
страсти, которые подчиняют нас власти других людей, не быть ничьим
господином и ничьим рабом, не притворяться, не лгать ни ради страха, ни
выгоды, не отступать от требований высшего закона своей совести - все это
требует усилий; вообразить же себе, что установление известных форм каким-то
мистическим путем приведет всех людей, в том числе и меня, ко всякой
справедливости и добродетели, и для достижения этого, не делая усилий мысли,
повторять то, что говорят все люди одной партии, суетиться спорить, лгать,
притворяться, браниться и драться, - все это делается само собой и для этого
не нужно усилия".
"Об общественном движении в России", 1905 /36, 160/
Только путь духовного развития людей может привести к уничтожению
общественной системы насилия, какой бы могущественной она не казалась:
"...разрушаются все самые кажущиеся непоколебимыми оплоты насилия не
тайными заговорами, не парламентскими союзами или газетными полемиками, а
тем менее бунтами и убийствами, а только уяснением каждым отдельным
человеком для самого себя смысла и назначения своей жизни и твердым, без
компромиссов, бесстрашным исполнением во всех условиях жизни требований
высшего, внутреннего закона жизни".
Из письма В.Г. Черткову, 1904 /36, 154/
Уяснение смысла жизни, как мы видели, суть религия и потому:
"Только бы люди поняли, что никакие парламенты, стачки, союзы,
потребительные и производственные общества, изобретения, школы, университеты
и академии, никакие революции никакой существенной пользы не могут сделать
людям с ложным религиозным миросозерцанием, и тогда сами собой все силы
лучших людей направились бы на причину, а не на последствия - не на
государственную деятельность, не на революцию, не на социализм, а на
обличение ложного религиозного учения и восстановление истинного".
"Неужели это так надо?", 1900 /34, 237/
Это - путь небыстрый.
"Но обличение лживой религии и утверждение истинной есть очень
отдаленное и медленное средство, - говорят на то. Отдаленное, но по крайней
мере такое, без которого никакие другие средства не могут быть
действительны".
Там же /с. 238/
Подлинное восприятие истинной религии достигается большинством людей
лишь путем личного, долгого и трудного, нравственного опыта:
"Новое же понимание жизни не может быть предписано, а может быть только
свободно усвоено. Свободно же усвоено новое жизнепонимание может быть только
двумя способами: духовным - внутренним и опытным - внешним.
Одни люди - меньшинство - тотчас же, сразу, пророческим чувством
указывают истинность учения, отдаются ему и исполняют его. Другие -
большинство - только длинным путем ошибок, опытов и страданий приводятся к
познанию истинности учения и необходимости усвоения его".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 146/
Нетерпение и поспешность в деле общественного развития, и особенно в
осуществлении еще не подготовленных этим развитием политических
преобразований, - пагубны. Толстой пишет:
"Я думаю, что большая часть мирового зла происходит от нашего желания
видеть осуществление того, к чему мы стремимся, но к чему еще не готовы".
Из письма в Англию членам "Братской церкви", 1896 /Бирюков/
В 1882 г. он записывает в дневнике:
"Сей, сей, зная, что не ты, человек, пожнешь. Один сеет, другой жнет.
Ты, человек, Л.Н., не сожнешь..."
/49, 59/
В свете цитированных общественно-политических взглядов Толстого понятна
его реакция на события революции 1905 года. Он выступает с призывом к
неповиновению правительству и к неучастию в насилии, как правительственном,
так и в том, к которому призывают революционеры:
"Деятельность участников прежних революций состояла в насильственном
свержении власти и захвате ее. Деятельность участников теперешнего
переворота должна и может состоять только в прекращении потерявшего смысл
повиновения какой бы то ни было насильнической власти и в устроении своей
жизни независимо от правительства".
"Конец века", 1905 /36, 257/
И далее там же /с. 259/:
"Русскому народу, большинству его, крестьянам, нужно продолжать жить,
как они всегда жили - своей земледельческой, мирской, общинной жизнью и без
борьбы подчиняться всякому, как правительственному, так и
неправительственному насилию, но не повиноваться требованиям участия в каком
бы то ни было правительственном насилии, не давать добровольно податей, не
служить добровольно ни в полиции, ни в администрации, ни в таможне, ни в
войске, ни во флоте, ни в каком бы то ни было насильническом учреждении.
Точно так же, и еще строже, надо крестьянам воздерживаться от насилий, к
которым возбуждают их революционеры".
6. Цивилизация и нравственность
Толстого наша критика, вслед за Лениным, называет идеологом
крестьянства, апологетом крестьянской общины. Это, конечно, недооценка
значения философских и общественно-политических взглядов Толстого, многие из
которых, как читатель сам может убедиться, сохраняют значение и в век
научно-технической революции. Тем не менее, некоторые основания для такого
суждения имеются. Наблюдая изощренную роскошь и развращенность богатых,
рабский труд, вопиющую нищету и вырождение рабочего люда и вообще
противоестественные, как ему казалось, условия жизни населения крупных
городов, а также бурное развитие средств взаимного истребления людей,
Толстой приходит к заключению, что в условиях безнравственной жизни общества
технический прогресс /то, что он называет цивилизацией или культурой/ есть
зло:
"Бессознательная, а иногда и сознательная ошибка, которую делают люди,
защищающие цивилизацию, состоит в том, что они цивилизацию, которая есть
только орудие, признают за цель и считают ее всегда благом. Но ведь она
будет благом только тогда, когда властвующие в обществе силы будут добрыми.
Очень полезны взрывчатые газы для прокладки путей, но губительны в бомбах.
Полезно железо для плугов, но губительно в ядрах, тюремных запорах.
Печать может распространять добрые чувства и мудрые мысли, но с еще
большим, как мы это видим, успехом - глупые, развратные и ложные. Вопрос о
том, полезна или вредна цивилизация, решается тем, что преобладает в данном
обществе - добро или зло. В нашем же христианском мире, где большинство
находится в рабском угнетении у меньшинства, она есть только лишнее орудие
угнетения".
"Конец века", 1905 /36, 266/
И далее, спустя два года:
"Говорят, говорю и я, что книгопечатание не содействовало благу людей.
Этого мало. Ничто, увеличивающее возможность воздействия людей друг на
друга: железные дороги, телеграфы, телефоны, пароходы, пушки, все военные
приспособления, взрывчатые вещества и все, что называется культурой, никак
не содействовало в наше время благу людей, а напротив. Оно и не могло быть
иначе среди людей, большинство которых живет безрелигиозной, безнравственной
жизнью. Если большинство безнравственно, то средства воздействия, очевидно,
будут содействовать только распространению безнравственности. Средства
воздействия культуры могут быть благодетельны только тогда, когда
большинство, хотя и небольшое, религиозно-нравственное. Желательное
отношение нравственности и культуры такое, чтобы культура развивалась только
одновременно и немного позади нравственного движения. Когда же культура
перегоняет, как это теперь, то это - великое бедствие.
Может быть, и даже я думаю, что оно бедствие временное; что вследствие
превышения культуры над нравственностью... отсталость нравственная вызовет
страдания, вследствие которых задержится культура и ускорится движение
нравственности и восстановится правильное отношение".
Из дневника, 1907 /56, 72/
Последний абзац вызывает невольную дрожь у современного человека.
Неужели нам суждено пройти через "страдания" атомной войны для того, чтобы
оставшиеся в живых люди смогли установить правильное отношение
нравственности и технического прогресса?
Живя в России в ту пору, когда 80% ее населения еще составляли сельские
жители, Толстой питал наивную надежду на то, что процесс перемещения их в
города может быть обращен вспять. Нравственный прогресс среди городского
населения казался ему делом безнадежным:
"Я сначала думал, что возможно установление доброй жизни между людьми
при удержании тех технических приспособлений и тех форм жизни, в которых
теперь живет человечество, но теперь я убедился, что это невозможно...
городские жители не годятся уже для справедливой жизни, не понимают, не
хотят ее".
Из дневника, 1904 /55,4/
О просвещении
Противовесом необузданному техническому прогрессу /"цивилизации"/,
средством обуздания его пагубных последствий должно, по мысли Толстого,
стать просвещение народа - дело несравненно более трудное, гонимое
правительствами и всегда наталкивающееся на равнодушие и сопротивление
толпы:
"Как легко усваивается то, что называется цивилизацией - и отдельными
людьми, и народами. Пройти университеты, отчистить ногти, воспользоваться
услугами портного и парикмахера, съездить за границу - и готов самый
цивилизованный человек. А для народов побольше железных дорог, академий,
фабрик, дредноутов, крепостей, газет, книг, партий, парламенты - и готов
самый цивилизованный народ. От этого и хватаются люди за цивилизацию, а не
за просвещение, и отдельные люди, и народы. Первое легко, не требует усилия
и вызывает одобрение; второе же, напротив, требует напряженного усилия, и не
только не вызывает одобрения, но всегда презираемо, ненавидимо большинством,
потому что обличает ложь цивилизации".
Из дневника, 1910 /58, 50/
Толстой имеет в виду не просто образование, а именно просвещение -
несение людям света нравственной жизни, основанной на началах добра и любви.
И самым эффективным средством такого просвещения является личный пример
просветителя:
"Пора понять, что просвещение распространяется не одними туманными и
другими картинами, не одним устным и печатным словом, но заразительным
примером всей жизни людей, и что просвещение, не основанное на нравственной
жизни, не было и никогда не будет просвещением, а будет всегда только
затемнением и развращением".
"Праздник просвещения", 1889 /26, 450/
Просвещение людей взрослых, в массе своей уже глубоко развращенных
современной цивилизацией, вряд ли имеет большие шансы на успех. Главные
усилия просвещения должны быть направлены на детей:
"...очень занимает меня мысль о том, что устройство общества, отношений
людских между собою, хотя немного менее зверское, чем теперь, и хотя немного
приближающееся к тому христианскому - не идеалу даже, а весьма осуществимому
представлению, которое сложилось и укрепилось в нас, что устройство такое
всего общества недостижимо не только нашим, моим, но и вашим поколением, но
что оно отчасти или вполне должно быть достигнуто следующим поколением,
детьми, которые растут теперь. Но для того, чтобы это было, мы, наше
поколение, должны работать для того, чтобы избавить следующее поколение от
тех обманов, гипнотизации, из которых мы с таким трудом выпутывались, и не
только избавить, но и дать им всю, какую можем, помощь идти по единому
истинному пути, не какому-нибудь нашему специальному, а по пути свободы и
разума, который неизбежно приводит всех к соединяющей истине. Для того же,
чтобы это было, надо, чтобы были такие школы... были образцы, попытки
образцов".
Из письма П.И. Бирюкову, 1901 /73, 52/
Общеизвестно, сколько усилий в своей жизни Толстой посвятил школьному
делу. Его педагогический опыт, мысли о воспитании заслуживают отдельного
рассмотрения. В качестве иллюстрации приведем здесь только одно, характерное
его высказывание по этому вопросу:
"В воспитании вообще, как в физическом, так и в умственном, я полагаю,
что главное не навязывать ничего насильно детям, а, выжидая, отвечать на
возникающие в них требования, тем более это нужно в главном предмете
воспитания, в религиозном... только отвечать, но отвечать с полной
правдивостью, на предлагаемые ребенком вопросы. Кажется очень просто... но в
действительности это может сделать только тот, кто сам себе уже ответил
правдиво на религиозные вопросы о Боге, жизни, смерти, добре и зле, те самые
вопросы, которые дети всегда ставят очень ясно и определенно".
Из письма М.С. Дудченко, 1903 /74, 253/
7. Общественное мнение
Из всего цитированного выше может сложиться представление, что
общественная позиция Толстого сугубо пассивна: неподчинение власти,
нравственное совершенствование граждан, распространение истинно христианской
религии, просвещение и так до той поры, когда сами собой исчезнут
государства и правительства. Такое представление было бы ошибочным. Наряду с
названным, Толстой настойчиво рекомендует каждому человеку, в меру его
возможности, вступить на путь доступной уже сегодня, очень нелегкой, на
первый взгляд сугубо личной, а в конечном счете чрезвычайно важной
общественной деятельности, ведущей к изменению такого решающего фактора
существования современного общества, каким является общественное мнение.
Можно насильно одеть людей в шинели и заставить стрелять, но нельзя
заставить их целиться; можно заставить рабочего работать, но нельзя
заставить работать хорошо; можно запереть ученого в лаборатории, инженера -
в цеху или конструкторском бюро, но нельзя заставить их думать. Для
нормального функционирования общественного организма, насилия недостаточно -
необходимо еще и желание каждого гражданина добросовестно, с максимальной
отдачей выполнять свои обязанности, его личная приверженность общественному
долгу. Такое отношение формируется общественным мнением. Конечно, помимо
него есть еще фактор материальной заинтересованности, но самые насущные
потребности человека в более или менее развитых странах удовлетворяются
легко, а ценность повышенного уровня потребления определяется тоже
общественным мнением и, все таки, "не хлебом единым жив человек".
Ни одно правительство не может быть прочным и всесильными без поддержки
общественного мнения. Поэтому-то и затрачивают правительства столько усилий
на его формирование:
"Власть правительства держится теперь уже давно на том, что называется
общественным мнением... обладая же властью, правительства посредством всех
своих органов, чиновников, суда, школы, церкви, прессы даже, всегда могут
поддержать то общественное мнение, которое им нужно".
"Христианство и патриотизм", 1894 /39, 71/
Но общественное мнение, несмотря на задержки, а порой и отступления,
неизбежно и незаметно эволюционирует:
"Свойство общественного мнения есть постоянное и неудержимое движение".
Там же /с. 72/
Правительства, правящие классы стараются задержать его развитие на уже
отжитом этапе, но...
"Чем дольше будет удержано выражение нового общественного мнения, тем
более оно нарастает и с тем большею силою выразится... удержать старое и
остановить новое можно только до известных пределов".
Там же /с. 73/
Толстой замечает, что в современном ему обществе благодаря
трансформации общественного мнения:
"Положение участника в правительстве и богача уже не представляется...
несомненно почтенным и достойным уважения... Люди наиболее чуткие,
нравственные /большею частью они же и наиболее образованные/ избегают этих
положений и предпочитают им более скромные, но не зависимые от насилия
положения... предпочитают деятельность врачей, технологов, учителей,
художников, писателей, даже просто земледельцев, живущих своим трудом...
Лучшие люди нашего времени стремятся в эти наиболее чтимые положения, и
потому круг, из которого отбираются люди правительственные и богатые,
становится все меньше и низменнее, так что по уму, образованию и в
особенности по нравственным качествам уже теперь люди, стоящие во главе
управления, и богачи не составляют, как это было в старину, цвет общества,
а, напротив, стоят ниже среднего уровня. Да и власть имеющие и ей
непосредственно служащие уже нередко поступают обратно своему
предназначению... под влиянием общественного мнения...
Это общественное мнение будет влиять и дальше, расширяя сферу своего
влияния до тех пор, пока не изменит всю деятельность людей".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 211/
И далее:
"...власть, прежде вызывавшая в народе восторг и преданность, теперь в
большей и лучшей части людей вызывает не только равнодушие, но часто
презрение и ненависть".
"К политическим деятелям", 1903 /35, 204/
Утрачивая поддержку общественного мнения, правительства все в большей
мере вынуждены опираться на силу и этим все более настраивают против себя
общественное мнение:
"...власть в наше время уже не опирается на духовные начала:
помазанничество, избрание народа или святых людей, а держится одним
насилием. Держась же на одном насилии, власть вследствие этого еще более
теряет доверие народа. Теряя же доверие, она вынуждена прибегать к все
большему и большему захвату всех проявлений народной жизни и вследствие
этого захвата вызывает еще большее недовольство собою".
Там же
Вера Толстого в силу общественного мнения настолько велика, что он даже
предполагает неизбежность уничтожения насильственной власти под его
давлением:
"Общественное мнение все более осуждает и отрицает насилие, и потому
люди, все более и более подчиняясь общественному мнению, все менее и менее
охотно занимают положения, поддерживаемые насилием; те же, которые занимают
эти положения, все менее и менее могут употреблять насилие. Не употребляя же
насилие, но оставаясь в положении, обусловливаемом насилием, люди,
занимающие эти положения, все более и более становятся ненужными. И
ненужность эта, все более и более чувствуясь и теми, которые поддерживают
эти положения, и теми, которые находятся в них, сделается, наконец, такова,
что не найдется более людей для того, чтобы поддерживать эти положения, и
таких, которые бы решились занимать их".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 217/
И еще:
"Для того, чтобы совершились самые великие и важные изменения в жизни
человечества, не нужны никакие подвиги:... ни революции, ... ни изобретения,
... а нужно только изменение общественного мнения, ... нужно только не
поддаваться ложному, уже умершему, искусственно возбуждаемому общественному
мнению прошедшего, нужно только, чтобы каждый отдельный человек говорил то,
что он действительно думает и чувствует или хоть не говорил того, чего он не
думает. И только бы люди, хоть небольшое количество людей, делали это, и
тотчас само собой спадет отжившее общественное мнение и проявится молодое,
живое, настоящее. А изменится общественное мнение, и без всякого усилия само
собой заменится все то внутреннее устройство жизни людей, которое томит и
мучает их".
"Христианство и патриотизм", 1894 /39, 75/
Правительства понимают силу общественного мнения и потому более всего
боятся и преследуют свободное выражение общественной мысли, способствующей
его формированию:
"Правительства... знают, что сила не в силе, а в мысли и ясном
выражении ее, и потому боятся выражения независимой мысли больше, чем армий,
устраивают цензуры, подкупают газеты, захватывают управления религиями,
школами. Но та духовная сила, которая движет миром, ускользает от них, она
даже не в книге, не в газете, она неуловима и всегда свободна, она в глубине
сознания людей. Самая могущественная и неуловимая, свободная сила эта есть
та, которая проявляется в душе человека, когда он один, сам собою обдумывает
явления мира и потом невольно высказывает свои мысли своей жене, брату,
другу, всем тем людям, с которыми он сходится и от которых считает грехом
скрыть то, что он считает истиной".
Там же /с. 76/
И все же эта свободная сила каждого человека лишь тогда участвует в
создании коллективной силы общественного мнения, когда человек находит в
себе мужество открыто высказывать свои мысли в более широком кругу людей:
"Для того, ... чтобы старое, отжившее общественное мнение уступило
место новому, живому, нужно, чтобы люди, сознающие новые требования жизни,
явно высказывали их. А между тем все люди, сознающие все эти новые
требования, один во имя одного, другой во имя другого не только умалчивают
их, но словом и делом утверждают то, что прямо противоположно этим
требованиям. Только истина и высказывание ее может установить то новое
общественное мнение, которое изменит отсталый и вредный порядок жизни, а
между тем мы не только не высказываем той истины, которую знаем, а часто
даже прямо высказываем то, что сами считаем неправдой".
Там же /с. 78/
"Один не говорит той правды, которую он знает, потому, что он чувствует
себя обязанным перед людьми, с которыми он связан, другой - потому, что
правда могла бы лишить его того выгодного положения, посредством которого он
поддерживает семью, третий - потому, что он хочет достигнуть славы и власти
и потом уже употребить их на служение людям; четвертый - потому, что не
хочет нарушать старинные, священные предания, пятый - потому, что не хочет
оскорблять людей, шестой - потому, что высказывание правды вызовет
преследование и нарушит ту добрую общественную деятельность, которой он
отдается или намерен отдаться".
Там же /с. 77/
Нередко отказ от явного высказывания своих мыслей и защиты правды
обусловлен сомнением в возможности изменения существующего порядка вещей, а
между тем...
"На этом признании необходимости и потому неизменности существующего
порядка зиждется и то всегда всеми участниками государственных насилий
приводимое в свое оправдание рассуждение о том, что так как существующий
порядок неизменен, то отказ отдельного лица от исполнения возлагаемых на
него обязанностей не изменит сущности дела, а может сделать только то, что
на месте отказавшегося будет другой человек, который может исполнить дело
хуже, т.е. еще жесточе, еще вреднее для тех людей, над которыми производится
насилие".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 234/
А действительно, может ли установившийся, опирающийся на силу, на
отлаженную машину государственного принуждения порядок пошатнуться от
каких-то слов и малых деяний, доступных одному человеку? Толстой пишет по
этому поводу:
"Что же тут важного, чтобы прокричать... "ура"... или написать
статью... или пойти на патриотическое празднование и пить за здоровье и
говорить хвалебные речи людям, которых не любишь и до которых тебе нет
никакого дела... или в разговоре признать благотворность... или
промолчать...? Все это кажется так неважно. А между тем в этих-то кажущихся
нам неважными поступках, в воздержании нашем от участия в них, в указании по
мере сил наших неразумности того, неразумность чего очевидна нам, в этом
наше великое, непреодолимое могущество, то, из которого складывается та
непобедимая сила, которая составляет настоящее, действительное общественное
мнение".
"Христианство и патриотизм", 1894 /39, 76/
Но человек боится остаться в одиночестве перед лицом могущественного
государства и вместо того, чтобы отстаивать истину предпочитает вступить на
путь общественной деятельности. Но при этом он связывает себя по рукам и
ногам неизбежными компромиссами:
" А то каждый свободный человек говорит себе: "Что я могу сделать
против всего этого моря зла и обмана, заливающего нас? К чему высказывать
свое мнение?... если и можно что-нибудь сделать, то не одному, а только в
обществе с другими людьми". И оставляя то могущественное орудие мысли и
выражения ее, которое движет миром, каждый берется за орудие общественной
деятельности, не замечая того, что всякая общественная деятельность основана
на тех же самых началах, с которыми ему надлежит бороться, что вступая в
общественную деятельность, существующую среди нашего мира, всякий человек
должен хоть отчасти отступить от истины, сделать такие уступки, которыми он
уничтожает всю силу того могущественного орудия борьбы, которое дано ему".
Там же /с. 77/
Толстой убежден, что выступивший в защиту правды человек никогда не
останется одиноким:
"Один свободный человек скажет правдиво то, что он думает и чувствует
среди тысяч людей, своими поступками и словами утверждающими совершенно
противоположное. Казалось бы, что высказавший искренно свою мысль должен
остаться одиноким, а между тем большей частью бывает так, что все или
большинство уже давно думают и чувствуют то же самое, только не высказывают
этого. И то, что было вчера новым мнением одного человека, делается нынче
общим мнением большинства".
Там же /с. 76/
Для того, чтобы наступил перелом в общественном мнении вовсе не
обязательно, чтобы на защиту правды выступило большинство членов общества,
даже не необходимо, чтобы она была до конца понятна этим большинством. Если
мужественно отстаивать правду, то неизбежно наступит такой момент, когда...
"... огромная масса слабых, всегда извне руководимых людей, мгновенно
перевалит на сторону нового общественного мнения. И новое общественное
мнение станет царствующим на место старого...
Только бы люди понимали ту страшную власть, которая дана им в слове,
выражающем истину".
Там же /с. 79/
Мне хочется закончить этот реферат на ноте оптимизма и веры в будущее
человечества, которые, несмотря на всю горечь некоторых из приведенных выше
его суждений, Толстой сохранил до конца своих дней:
"...почему не предположить, что люди будут радоваться и соревноваться
не богатством, не роскошью, а простотой, умеренность и добротой друг к
другу? Почему не думать, что люди будут видеть прогресс не в том, чтобы все
больше и больше захватывать, а в том, чтобы все меньше и меньше брать от
других, а все больше и больше давать другим?"
"О значении русской революции", 1906 /36, 359/
В заключение процитирую заключительные строчки биографии Толстого,
написанной его учеником и помощником П.И. Бирюковым:
"Когда гроб стали опускать в могилу, водворилась полная тишина, и вся
толпа опустилась на колени. И вдруг среди безмолвной тишина раздались резкие
удары мерзлой земли, падающей на крышку гроба. Снова запели "вечную память",
и через полчаса вырос над землей небольшой холмик, скрывавший от нас прах
дорогого учителя. Речей не было. Минута была слишком торжественна, и никто
не решился нарушить ее обычным надгробным словом. Сумерки густели и толпа
тихо расходилась.
Любовь и Разум, озарявшие эту великую жизнь, освободились от оболочки
личности. И наступила новая эпоха распространения великих идей. Лев
Николаевич оставил нам неисчислимое наследие. Кто жаждет, иди и пей".
27.5.1984
* Я позволил себе для ясности современного прочтения этой цитаты
заменить в ней термином "технический прогресс" слово "культура", которое
использовал Толстой, так как в этой же дневниковой записи (ранее) он
поясняет, что подразумевает под этим словом: "...железные дороги, телеграфы,
телефоны, пароходы, пушки, все военные приспособления, взрывчатые вещества и
все, что называется культурой".
* Старшая дочь брата Сережи - танкистка. 13 апреля 1945 г. в боях за
Вену сгорела в своем танке.
* "Делай что должно и будь, что будет" (фр.).
2
средства, кроме насилия:
"... внешнего, обязательного для всех определения зла нет и не может
быть /с. 150/... Если социалисты и коммунисты считают злом
индивидуалистическое капиталистическое устройство общества, анархисты
считают злом и самое правительство, то есть и монархисты, консерваторы,
капиталисты, считающие злом социалистическое, коммунистическое устройство и
анархию; и все эти партии не имеют иного, кроме насилия, средства соединить
людей. Какая бы из этих партий не восторжествовала, для введения в жизнь
своих порядков, так же, как и для удержания власти, она должна употребить не
только все существующие средства насилия, но и придумать новые... будет не
только то же, но более жестокое насилие и порабощение, потому что вследствие
борьбы усилится ненависть людей друг против друга и вместе с этим усилятся и
выработаются новые средства порабощения.
Так всегда и было после всех революций и всех попыток революций, всех
заговоров, всяких насильственных перемен правительств".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 150. 156/
Таким образом главное общественное зло, - насилие, - не уничтожается, а
торжествует, и потому Толстой отстаивает иной путь - воспитание
нравственности каждого человека и на ее основе неучастие в насилии,
последовательный отказ от поддержания его. Это путь, хотя и бескровный, но
для большинства людей куда более трудный, чем участие в массовой
политической борьбе:
"Выяснить своими усилиями свое отношение к миру и держаться его,
установить свое отношение к людям на основании вечного закона делания
другому того, что хочешь, чтобы тебе делали, подавлять в себе те дурные
страсти, которые подчиняют нас власти других людей, не быть ничьим
господином и ничьим рабом, не притворяться, не лгать ни ради страха, ни
выгоды, не отступать от требований высшего закона своей совести - все это
требует усилий; вообразить же себе, что установление известных форм каким-то
мистическим путем приведет всех людей, в том числе и меня, ко всякой
справедливости и добродетели, и для достижения этого, не делая усилий мысли,
повторять то, что говорят все люди одной партии, суетиться спорить, лгать,
притворяться, браниться и драться, - все это делается само собой и для этого
не нужно усилия".
"Об общественном движении в России", 1905 /36, 160/
Только путь духовного развития людей может привести к уничтожению
общественной системы насилия, какой бы могущественной она не казалась:
"...разрушаются все самые кажущиеся непоколебимыми оплоты насилия не
тайными заговорами, не парламентскими союзами или газетными полемиками, а
тем менее бунтами и убийствами, а только уяснением каждым отдельным
человеком для самого себя смысла и назначения своей жизни и твердым, без
компромиссов, бесстрашным исполнением во всех условиях жизни требований
высшего, внутреннего закона жизни".
Из письма В.Г. Черткову, 1904 /36, 154/
Уяснение смысла жизни, как мы видели, суть религия и потому:
"Только бы люди поняли, что никакие парламенты, стачки, союзы,
потребительные и производственные общества, изобретения, школы, университеты
и академии, никакие революции никакой существенной пользы не могут сделать
людям с ложным религиозным миросозерцанием, и тогда сами собой все силы
лучших людей направились бы на причину, а не на последствия - не на
государственную деятельность, не на революцию, не на социализм, а на
обличение ложного религиозного учения и восстановление истинного".
"Неужели это так надо?", 1900 /34, 237/
Это - путь небыстрый.
"Но обличение лживой религии и утверждение истинной есть очень
отдаленное и медленное средство, - говорят на то. Отдаленное, но по крайней
мере такое, без которого никакие другие средства не могут быть
действительны".
Там же /с. 238/
Подлинное восприятие истинной религии достигается большинством людей
лишь путем личного, долгого и трудного, нравственного опыта:
"Новое же понимание жизни не может быть предписано, а может быть только
свободно усвоено. Свободно же усвоено новое жизнепонимание может быть только
двумя способами: духовным - внутренним и опытным - внешним.
Одни люди - меньшинство - тотчас же, сразу, пророческим чувством
указывают истинность учения, отдаются ему и исполняют его. Другие -
большинство - только длинным путем ошибок, опытов и страданий приводятся к
познанию истинности учения и необходимости усвоения его".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 146/
Нетерпение и поспешность в деле общественного развития, и особенно в
осуществлении еще не подготовленных этим развитием политических
преобразований, - пагубны. Толстой пишет:
"Я думаю, что большая часть мирового зла происходит от нашего желания
видеть осуществление того, к чему мы стремимся, но к чему еще не готовы".
Из письма в Англию членам "Братской церкви", 1896 /Бирюков/
В 1882 г. он записывает в дневнике:
"Сей, сей, зная, что не ты, человек, пожнешь. Один сеет, другой жнет.
Ты, человек, Л.Н., не сожнешь..."
/49, 59/
В свете цитированных общественно-политических взглядов Толстого понятна
его реакция на события революции 1905 года. Он выступает с призывом к
неповиновению правительству и к неучастию в насилии, как правительственном,
так и в том, к которому призывают революционеры:
"Деятельность участников прежних революций состояла в насильственном
свержении власти и захвате ее. Деятельность участников теперешнего
переворота должна и может состоять только в прекращении потерявшего смысл
повиновения какой бы то ни было насильнической власти и в устроении своей
жизни независимо от правительства".
"Конец века", 1905 /36, 257/
И далее там же /с. 259/:
"Русскому народу, большинству его, крестьянам, нужно продолжать жить,
как они всегда жили - своей земледельческой, мирской, общинной жизнью и без
борьбы подчиняться всякому, как правительственному, так и
неправительственному насилию, но не повиноваться требованиям участия в каком
бы то ни было правительственном насилии, не давать добровольно податей, не
служить добровольно ни в полиции, ни в администрации, ни в таможне, ни в
войске, ни во флоте, ни в каком бы то ни было насильническом учреждении.
Точно так же, и еще строже, надо крестьянам воздерживаться от насилий, к
которым возбуждают их революционеры".
6. Цивилизация и нравственность
Толстого наша критика, вслед за Лениным, называет идеологом
крестьянства, апологетом крестьянской общины. Это, конечно, недооценка
значения философских и общественно-политических взглядов Толстого, многие из
которых, как читатель сам может убедиться, сохраняют значение и в век
научно-технической революции. Тем не менее, некоторые основания для такого
суждения имеются. Наблюдая изощренную роскошь и развращенность богатых,
рабский труд, вопиющую нищету и вырождение рабочего люда и вообще
противоестественные, как ему казалось, условия жизни населения крупных
городов, а также бурное развитие средств взаимного истребления людей,
Толстой приходит к заключению, что в условиях безнравственной жизни общества
технический прогресс /то, что он называет цивилизацией или культурой/ есть
зло:
"Бессознательная, а иногда и сознательная ошибка, которую делают люди,
защищающие цивилизацию, состоит в том, что они цивилизацию, которая есть
только орудие, признают за цель и считают ее всегда благом. Но ведь она
будет благом только тогда, когда властвующие в обществе силы будут добрыми.
Очень полезны взрывчатые газы для прокладки путей, но губительны в бомбах.
Полезно железо для плугов, но губительно в ядрах, тюремных запорах.
Печать может распространять добрые чувства и мудрые мысли, но с еще
большим, как мы это видим, успехом - глупые, развратные и ложные. Вопрос о
том, полезна или вредна цивилизация, решается тем, что преобладает в данном
обществе - добро или зло. В нашем же христианском мире, где большинство
находится в рабском угнетении у меньшинства, она есть только лишнее орудие
угнетения".
"Конец века", 1905 /36, 266/
И далее, спустя два года:
"Говорят, говорю и я, что книгопечатание не содействовало благу людей.
Этого мало. Ничто, увеличивающее возможность воздействия людей друг на
друга: железные дороги, телеграфы, телефоны, пароходы, пушки, все военные
приспособления, взрывчатые вещества и все, что называется культурой, никак
не содействовало в наше время благу людей, а напротив. Оно и не могло быть
иначе среди людей, большинство которых живет безрелигиозной, безнравственной
жизнью. Если большинство безнравственно, то средства воздействия, очевидно,
будут содействовать только распространению безнравственности. Средства
воздействия культуры могут быть благодетельны только тогда, когда
большинство, хотя и небольшое, религиозно-нравственное. Желательное
отношение нравственности и культуры такое, чтобы культура развивалась только
одновременно и немного позади нравственного движения. Когда же культура
перегоняет, как это теперь, то это - великое бедствие.
Может быть, и даже я думаю, что оно бедствие временное; что вследствие
превышения культуры над нравственностью... отсталость нравственная вызовет
страдания, вследствие которых задержится культура и ускорится движение
нравственности и восстановится правильное отношение".
Из дневника, 1907 /56, 72/
Последний абзац вызывает невольную дрожь у современного человека.
Неужели нам суждено пройти через "страдания" атомной войны для того, чтобы
оставшиеся в живых люди смогли установить правильное отношение
нравственности и технического прогресса?
Живя в России в ту пору, когда 80% ее населения еще составляли сельские
жители, Толстой питал наивную надежду на то, что процесс перемещения их в
города может быть обращен вспять. Нравственный прогресс среди городского
населения казался ему делом безнадежным:
"Я сначала думал, что возможно установление доброй жизни между людьми
при удержании тех технических приспособлений и тех форм жизни, в которых
теперь живет человечество, но теперь я убедился, что это невозможно...
городские жители не годятся уже для справедливой жизни, не понимают, не
хотят ее".
Из дневника, 1904 /55,4/
О просвещении
Противовесом необузданному техническому прогрессу /"цивилизации"/,
средством обуздания его пагубных последствий должно, по мысли Толстого,
стать просвещение народа - дело несравненно более трудное, гонимое
правительствами и всегда наталкивающееся на равнодушие и сопротивление
толпы:
"Как легко усваивается то, что называется цивилизацией - и отдельными
людьми, и народами. Пройти университеты, отчистить ногти, воспользоваться
услугами портного и парикмахера, съездить за границу - и готов самый
цивилизованный человек. А для народов побольше железных дорог, академий,
фабрик, дредноутов, крепостей, газет, книг, партий, парламенты - и готов
самый цивилизованный народ. От этого и хватаются люди за цивилизацию, а не
за просвещение, и отдельные люди, и народы. Первое легко, не требует усилия
и вызывает одобрение; второе же, напротив, требует напряженного усилия, и не
только не вызывает одобрения, но всегда презираемо, ненавидимо большинством,
потому что обличает ложь цивилизации".
Из дневника, 1910 /58, 50/
Толстой имеет в виду не просто образование, а именно просвещение -
несение людям света нравственной жизни, основанной на началах добра и любви.
И самым эффективным средством такого просвещения является личный пример
просветителя:
"Пора понять, что просвещение распространяется не одними туманными и
другими картинами, не одним устным и печатным словом, но заразительным
примером всей жизни людей, и что просвещение, не основанное на нравственной
жизни, не было и никогда не будет просвещением, а будет всегда только
затемнением и развращением".
"Праздник просвещения", 1889 /26, 450/
Просвещение людей взрослых, в массе своей уже глубоко развращенных
современной цивилизацией, вряд ли имеет большие шансы на успех. Главные
усилия просвещения должны быть направлены на детей:
"...очень занимает меня мысль о том, что устройство общества, отношений
людских между собою, хотя немного менее зверское, чем теперь, и хотя немного
приближающееся к тому христианскому - не идеалу даже, а весьма осуществимому
представлению, которое сложилось и укрепилось в нас, что устройство такое
всего общества недостижимо не только нашим, моим, но и вашим поколением, но
что оно отчасти или вполне должно быть достигнуто следующим поколением,
детьми, которые растут теперь. Но для того, чтобы это было, мы, наше
поколение, должны работать для того, чтобы избавить следующее поколение от
тех обманов, гипнотизации, из которых мы с таким трудом выпутывались, и не
только избавить, но и дать им всю, какую можем, помощь идти по единому
истинному пути, не какому-нибудь нашему специальному, а по пути свободы и
разума, который неизбежно приводит всех к соединяющей истине. Для того же,
чтобы это было, надо, чтобы были такие школы... были образцы, попытки
образцов".
Из письма П.И. Бирюкову, 1901 /73, 52/
Общеизвестно, сколько усилий в своей жизни Толстой посвятил школьному
делу. Его педагогический опыт, мысли о воспитании заслуживают отдельного
рассмотрения. В качестве иллюстрации приведем здесь только одно, характерное
его высказывание по этому вопросу:
"В воспитании вообще, как в физическом, так и в умственном, я полагаю,
что главное не навязывать ничего насильно детям, а, выжидая, отвечать на
возникающие в них требования, тем более это нужно в главном предмете
воспитания, в религиозном... только отвечать, но отвечать с полной
правдивостью, на предлагаемые ребенком вопросы. Кажется очень просто... но в
действительности это может сделать только тот, кто сам себе уже ответил
правдиво на религиозные вопросы о Боге, жизни, смерти, добре и зле, те самые
вопросы, которые дети всегда ставят очень ясно и определенно".
Из письма М.С. Дудченко, 1903 /74, 253/
7. Общественное мнение
Из всего цитированного выше может сложиться представление, что
общественная позиция Толстого сугубо пассивна: неподчинение власти,
нравственное совершенствование граждан, распространение истинно христианской
религии, просвещение и так до той поры, когда сами собой исчезнут
государства и правительства. Такое представление было бы ошибочным. Наряду с
названным, Толстой настойчиво рекомендует каждому человеку, в меру его
возможности, вступить на путь доступной уже сегодня, очень нелегкой, на
первый взгляд сугубо личной, а в конечном счете чрезвычайно важной
общественной деятельности, ведущей к изменению такого решающего фактора
существования современного общества, каким является общественное мнение.
Можно насильно одеть людей в шинели и заставить стрелять, но нельзя
заставить их целиться; можно заставить рабочего работать, но нельзя
заставить работать хорошо; можно запереть ученого в лаборатории, инженера -
в цеху или конструкторском бюро, но нельзя заставить их думать. Для
нормального функционирования общественного организма, насилия недостаточно -
необходимо еще и желание каждого гражданина добросовестно, с максимальной
отдачей выполнять свои обязанности, его личная приверженность общественному
долгу. Такое отношение формируется общественным мнением. Конечно, помимо
него есть еще фактор материальной заинтересованности, но самые насущные
потребности человека в более или менее развитых странах удовлетворяются
легко, а ценность повышенного уровня потребления определяется тоже
общественным мнением и, все таки, "не хлебом единым жив человек".
Ни одно правительство не может быть прочным и всесильными без поддержки
общественного мнения. Поэтому-то и затрачивают правительства столько усилий
на его формирование:
"Власть правительства держится теперь уже давно на том, что называется
общественным мнением... обладая же властью, правительства посредством всех
своих органов, чиновников, суда, школы, церкви, прессы даже, всегда могут
поддержать то общественное мнение, которое им нужно".
"Христианство и патриотизм", 1894 /39, 71/
Но общественное мнение, несмотря на задержки, а порой и отступления,
неизбежно и незаметно эволюционирует:
"Свойство общественного мнения есть постоянное и неудержимое движение".
Там же /с. 72/
Правительства, правящие классы стараются задержать его развитие на уже
отжитом этапе, но...
"Чем дольше будет удержано выражение нового общественного мнения, тем
более оно нарастает и с тем большею силою выразится... удержать старое и
остановить новое можно только до известных пределов".
Там же /с. 73/
Толстой замечает, что в современном ему обществе благодаря
трансформации общественного мнения:
"Положение участника в правительстве и богача уже не представляется...
несомненно почтенным и достойным уважения... Люди наиболее чуткие,
нравственные /большею частью они же и наиболее образованные/ избегают этих
положений и предпочитают им более скромные, но не зависимые от насилия
положения... предпочитают деятельность врачей, технологов, учителей,
художников, писателей, даже просто земледельцев, живущих своим трудом...
Лучшие люди нашего времени стремятся в эти наиболее чтимые положения, и
потому круг, из которого отбираются люди правительственные и богатые,
становится все меньше и низменнее, так что по уму, образованию и в
особенности по нравственным качествам уже теперь люди, стоящие во главе
управления, и богачи не составляют, как это было в старину, цвет общества,
а, напротив, стоят ниже среднего уровня. Да и власть имеющие и ей
непосредственно служащие уже нередко поступают обратно своему
предназначению... под влиянием общественного мнения...
Это общественное мнение будет влиять и дальше, расширяя сферу своего
влияния до тех пор, пока не изменит всю деятельность людей".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 211/
И далее:
"...власть, прежде вызывавшая в народе восторг и преданность, теперь в
большей и лучшей части людей вызывает не только равнодушие, но часто
презрение и ненависть".
"К политическим деятелям", 1903 /35, 204/
Утрачивая поддержку общественного мнения, правительства все в большей
мере вынуждены опираться на силу и этим все более настраивают против себя
общественное мнение:
"...власть в наше время уже не опирается на духовные начала:
помазанничество, избрание народа или святых людей, а держится одним
насилием. Держась же на одном насилии, власть вследствие этого еще более
теряет доверие народа. Теряя же доверие, она вынуждена прибегать к все
большему и большему захвату всех проявлений народной жизни и вследствие
этого захвата вызывает еще большее недовольство собою".
Там же
Вера Толстого в силу общественного мнения настолько велика, что он даже
предполагает неизбежность уничтожения насильственной власти под его
давлением:
"Общественное мнение все более осуждает и отрицает насилие, и потому
люди, все более и более подчиняясь общественному мнению, все менее и менее
охотно занимают положения, поддерживаемые насилием; те же, которые занимают
эти положения, все менее и менее могут употреблять насилие. Не употребляя же
насилие, но оставаясь в положении, обусловливаемом насилием, люди,
занимающие эти положения, все более и более становятся ненужными. И
ненужность эта, все более и более чувствуясь и теми, которые поддерживают
эти положения, и теми, которые находятся в них, сделается, наконец, такова,
что не найдется более людей для того, чтобы поддерживать эти положения, и
таких, которые бы решились занимать их".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 217/
И еще:
"Для того, чтобы совершились самые великие и важные изменения в жизни
человечества, не нужны никакие подвиги:... ни революции, ... ни изобретения,
... а нужно только изменение общественного мнения, ... нужно только не
поддаваться ложному, уже умершему, искусственно возбуждаемому общественному
мнению прошедшего, нужно только, чтобы каждый отдельный человек говорил то,
что он действительно думает и чувствует или хоть не говорил того, чего он не
думает. И только бы люди, хоть небольшое количество людей, делали это, и
тотчас само собой спадет отжившее общественное мнение и проявится молодое,
живое, настоящее. А изменится общественное мнение, и без всякого усилия само
собой заменится все то внутреннее устройство жизни людей, которое томит и
мучает их".
"Христианство и патриотизм", 1894 /39, 75/
Правительства понимают силу общественного мнения и потому более всего
боятся и преследуют свободное выражение общественной мысли, способствующей
его формированию:
"Правительства... знают, что сила не в силе, а в мысли и ясном
выражении ее, и потому боятся выражения независимой мысли больше, чем армий,
устраивают цензуры, подкупают газеты, захватывают управления религиями,
школами. Но та духовная сила, которая движет миром, ускользает от них, она
даже не в книге, не в газете, она неуловима и всегда свободна, она в глубине
сознания людей. Самая могущественная и неуловимая, свободная сила эта есть
та, которая проявляется в душе человека, когда он один, сам собою обдумывает
явления мира и потом невольно высказывает свои мысли своей жене, брату,
другу, всем тем людям, с которыми он сходится и от которых считает грехом
скрыть то, что он считает истиной".
Там же /с. 76/
И все же эта свободная сила каждого человека лишь тогда участвует в
создании коллективной силы общественного мнения, когда человек находит в
себе мужество открыто высказывать свои мысли в более широком кругу людей:
"Для того, ... чтобы старое, отжившее общественное мнение уступило
место новому, живому, нужно, чтобы люди, сознающие новые требования жизни,
явно высказывали их. А между тем все люди, сознающие все эти новые
требования, один во имя одного, другой во имя другого не только умалчивают
их, но словом и делом утверждают то, что прямо противоположно этим
требованиям. Только истина и высказывание ее может установить то новое
общественное мнение, которое изменит отсталый и вредный порядок жизни, а
между тем мы не только не высказываем той истины, которую знаем, а часто
даже прямо высказываем то, что сами считаем неправдой".
Там же /с. 78/
"Один не говорит той правды, которую он знает, потому, что он чувствует
себя обязанным перед людьми, с которыми он связан, другой - потому, что
правда могла бы лишить его того выгодного положения, посредством которого он
поддерживает семью, третий - потому, что он хочет достигнуть славы и власти
и потом уже употребить их на служение людям; четвертый - потому, что не
хочет нарушать старинные, священные предания, пятый - потому, что не хочет
оскорблять людей, шестой - потому, что высказывание правды вызовет
преследование и нарушит ту добрую общественную деятельность, которой он
отдается или намерен отдаться".
Там же /с. 77/
Нередко отказ от явного высказывания своих мыслей и защиты правды
обусловлен сомнением в возможности изменения существующего порядка вещей, а
между тем...
"На этом признании необходимости и потому неизменности существующего
порядка зиждется и то всегда всеми участниками государственных насилий
приводимое в свое оправдание рассуждение о том, что так как существующий
порядок неизменен, то отказ отдельного лица от исполнения возлагаемых на
него обязанностей не изменит сущности дела, а может сделать только то, что
на месте отказавшегося будет другой человек, который может исполнить дело
хуже, т.е. еще жесточе, еще вреднее для тех людей, над которыми производится
насилие".
"Царство божье внутри вас", 1893 /28, 234/
А действительно, может ли установившийся, опирающийся на силу, на
отлаженную машину государственного принуждения порядок пошатнуться от
каких-то слов и малых деяний, доступных одному человеку? Толстой пишет по
этому поводу:
"Что же тут важного, чтобы прокричать... "ура"... или написать
статью... или пойти на патриотическое празднование и пить за здоровье и
говорить хвалебные речи людям, которых не любишь и до которых тебе нет
никакого дела... или в разговоре признать благотворность... или
промолчать...? Все это кажется так неважно. А между тем в этих-то кажущихся
нам неважными поступках, в воздержании нашем от участия в них, в указании по
мере сил наших неразумности того, неразумность чего очевидна нам, в этом
наше великое, непреодолимое могущество, то, из которого складывается та
непобедимая сила, которая составляет настоящее, действительное общественное
мнение".
"Христианство и патриотизм", 1894 /39, 76/
Но человек боится остаться в одиночестве перед лицом могущественного
государства и вместо того, чтобы отстаивать истину предпочитает вступить на
путь общественной деятельности. Но при этом он связывает себя по рукам и
ногам неизбежными компромиссами:
" А то каждый свободный человек говорит себе: "Что я могу сделать
против всего этого моря зла и обмана, заливающего нас? К чему высказывать
свое мнение?... если и можно что-нибудь сделать, то не одному, а только в
обществе с другими людьми". И оставляя то могущественное орудие мысли и
выражения ее, которое движет миром, каждый берется за орудие общественной
деятельности, не замечая того, что всякая общественная деятельность основана
на тех же самых началах, с которыми ему надлежит бороться, что вступая в
общественную деятельность, существующую среди нашего мира, всякий человек
должен хоть отчасти отступить от истины, сделать такие уступки, которыми он
уничтожает всю силу того могущественного орудия борьбы, которое дано ему".
Там же /с. 77/
Толстой убежден, что выступивший в защиту правды человек никогда не
останется одиноким:
"Один свободный человек скажет правдиво то, что он думает и чувствует
среди тысяч людей, своими поступками и словами утверждающими совершенно
противоположное. Казалось бы, что высказавший искренно свою мысль должен
остаться одиноким, а между тем большей частью бывает так, что все или
большинство уже давно думают и чувствуют то же самое, только не высказывают
этого. И то, что было вчера новым мнением одного человека, делается нынче
общим мнением большинства".
Там же /с. 76/
Для того, чтобы наступил перелом в общественном мнении вовсе не
обязательно, чтобы на защиту правды выступило большинство членов общества,
даже не необходимо, чтобы она была до конца понятна этим большинством. Если
мужественно отстаивать правду, то неизбежно наступит такой момент, когда...
"... огромная масса слабых, всегда извне руководимых людей, мгновенно
перевалит на сторону нового общественного мнения. И новое общественное
мнение станет царствующим на место старого...
Только бы люди понимали ту страшную власть, которая дана им в слове,
выражающем истину".
Там же /с. 79/
Мне хочется закончить этот реферат на ноте оптимизма и веры в будущее
человечества, которые, несмотря на всю горечь некоторых из приведенных выше
его суждений, Толстой сохранил до конца своих дней:
"...почему не предположить, что люди будут радоваться и соревноваться
не богатством, не роскошью, а простотой, умеренность и добротой друг к
другу? Почему не думать, что люди будут видеть прогресс не в том, чтобы все
больше и больше захватывать, а в том, чтобы все меньше и меньше брать от
других, а все больше и больше давать другим?"
"О значении русской революции", 1906 /36, 359/
В заключение процитирую заключительные строчки биографии Толстого,
написанной его учеником и помощником П.И. Бирюковым:
"Когда гроб стали опускать в могилу, водворилась полная тишина, и вся
толпа опустилась на колени. И вдруг среди безмолвной тишина раздались резкие
удары мерзлой земли, падающей на крышку гроба. Снова запели "вечную память",
и через полчаса вырос над землей небольшой холмик, скрывавший от нас прах
дорогого учителя. Речей не было. Минута была слишком торжественна, и никто
не решился нарушить ее обычным надгробным словом. Сумерки густели и толпа
тихо расходилась.
Любовь и Разум, озарявшие эту великую жизнь, освободились от оболочки
личности. И наступила новая эпоха распространения великих идей. Лев
Николаевич оставил нам неисчислимое наследие. Кто жаждет, иди и пей".
27.5.1984
* Я позволил себе для ясности современного прочтения этой цитаты
заменить в ней термином "технический прогресс" слово "культура", которое
использовал Толстой, так как в этой же дневниковой записи (ранее) он
поясняет, что подразумевает под этим словом: "...железные дороги, телеграфы,
телефоны, пароходы, пушки, все военные приспособления, взрывчатые вещества и
все, что называется культурой".
* Старшая дочь брата Сережи - танкистка. 13 апреля 1945 г. в боях за
Вену сгорела в своем танке.
* "Делай что должно и будь, что будет" (фр.).
2