Выходные начинали угнетать ее. Казалось, что в жизни она ничего не умела делать.
   – Ты мне нравишься такой, какая ты есть. Не нужно ничего менять. Моя мама понятия не имела ни о каких взаимоотношениях. Она вышла замуж за отца с тем, чтобы избавиться от своего семейства. Причина тебе будет понятна, как только ты встретишься с нашими родственниками по линии матери.
   Рейчел рада была услышать о планах Чарльза на следующий раз. Она чувствовала, что Юлия никогда не примет девушку, которая не в состоянии заботиться о ее Чарльзе.
   – В любом случае, у нас с тобой этих проблем не возникнет. Помни, что дом и семья – вот удел жизни моей матери. У нас все будет по-другому.
   – Что ты имеешь в виду? – переспросила Рейчел, напрягая слух, чтобы разобрать слова сквозь шум мотора.
   – Если мы решим когда-нибудь пожениться, моя работа и твое состояние помогут нам вести хозяйство. Я не хочу видеть, чтобы ты вкалывала и истязала себя, как моя мать, заставляя всех чувствовать себя виноватыми всякий раз, когда гремит посуда.
   Рейчел была поражена: Чарльз действительно собирался жениться на ней. Она была так признательна ему за это. Положив ладонь ему на руку, Рейчел сказала:
   – Обещаю, даже в том случае, если у нас не окажется поддержки, я справлюсь. И никогда не буду давать тебе повода чувствовать себя виноватым.
   Чарльз одобрительно похлопал ее по руке, и в этот момент они как раз подъехали к дому Муни.
   Увидев Руфь, Рейчел успокоилась еще больше. Руфь обожала своего сына, и это сильно бросалось в глаза. Две ее дочки-близнецы умерли вскоре после рождения, и Руфь не могла больше иметь детей. Это стало настоящей трагедией для нее, поэтому она с головой ушла в работу, помогая своему мужу Берни в магазине и отдавая всю энергию своему первенцу, своему единственному Мунечке, «хрупкому» созданию, которое смогло выжить исключительно благодаря куриному супчику, который Руфь варила только для сыночка. Рейчел нашла их дом очень уютным и менее церемонным.
   Муня и в самом деле казался изнеженным и женоподобным, но Рейчел в то время нормально себя чувствовала в отношениях с гомосексуальными мужчинами из университетской среды. Она никакой угрозы для них не представляла и даже не требовала с их стороны какого бы то ни было внимания к себе, поэтому у нее обычно имелось несколько парней, которые были просто друзьями.
   Муня улыбнулся ей.
   – Держитесь, мамочка собирается впихнуть в вас кофе с пирожными. До сих пор не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь покинул этот дом без угощения. Даже Свидетели Иеговы получают кекс и наставление.
   Руфь, очевидно, перед их приходом занималась шитьем. Всюду была разбросана одежда. Она суетливо вошла в комнату с большим подносом всевозможного печива и небольшим кувшинчиком, наполненным крепким кофе.
   – Входите. Присаживайтесь. Бросьте одежду на пол. Это все для благотворительной распродажи в храме. Смелее, Чарльз, угощайся. Рейчел, кофе?
   Потом подошел Берни. Это был маленький приветливый мужчина. Он был настолько пухленьким, что трудно было поверить, что похожий на эльфа Муня – его сын. Лицо Муни, казалось, просвечивало насквозь.
   Рейчел вполне допускала, что в детстве Муня был хрупким ребенком.
   – Как в городе? – спросил Чарльз у Муни.
   – Я еще не приступил к работе, но у меня уже сложилось обо всем свое собственное мнение. Знаешь, Чарльз, возможно, тебе покажется забавным, но я подумываю над тем, чтобы выучиться на раввина.
   Чарльз чуть не выронил свою тарелку от неожиданности.
   – Раввина? Ты, Муня, – раввин! До меня доходили слухи, что ты сильно изменился. – Внезапно ему вспомнилось, как они вдвоем катались на велосипедах, мчались во весь опор по летним проселкам, рассказывали друг другу истории, хвастались своими познаниями в сексе.
   – Не разубеждай его, Чарльз, – твердо заявила Руфь. – Разве ты не знаешь, что любая еврейка только и мечтает иметь сына раввина.
   Чарльз взглянул на Муню, который потупил взор и внимательно изучал свои тонкие изящные пальцы. Чарльз чувствовал себя виноватым в том, что давно не поддерживал с Муней дружеских отношений. Что-то здесь не так. Руфь продолжала болтать и, разговаривая, поглаживала сына по плечу или подкладывала пирожное на его тарелку. Берни все время как бы оставался в стороне.
   – Пойдемте, – предложила Руфь Рейчел, – я покажу комнату Муни, где хранятся его награды.
   Рейчел послушно последовала за ней. Битых полчаса Руфь рассказывала о биографии сына и о его выдающихся успехах. Чарльз воспользовался предоставленной возможностью поговорить с другом начистоту.
   – Муня, – обратился Чарльз, оглядев комнату. Берни незаметно выскользнул, они остались одни. – Муня, что случилось? Ты так сильно похудел! Ты стал сам на себя не похож! И что это еще за бред о раввине?
   – Ты слышал о нашей тусовке в Оксфорде? Чарльз беспокойно заерзал на стуле.
   – Ну, если честно, то в Бридпорте говорят, что ты стал гомиком… Нет, ты пойми меня правильно, я ничего не имею против.
   – Нет-нет, не говори так. Это равносильно пословице «Некоторые из моих самых лучших друзей – евреи». Это истинная правда. Я – гомосексуалист. Многие из нашей толпы зашли слишком далеко. Нарисовались. Их заметили. Однажды вечером наше сборище накрыли. Нас временно исключили, а тех, кого застукали в постели вдвоем, выгнали из университета совсем. Я приехал сюда и пошел к раввину. Он сказал, что знает только один способ, как мне помочь. Он встретился с деканом и объяснил, что мне просто необходимо окончить Оксфорд, если я решил посвятить свою жизнь служению в храме. Декан согласился принять меня и разрешил сдавать выпускные экзамены. Я был в шоке, когда осознал, насколько враждебны люди по отношению к таким, как мы, и, по-видимому, моя жизнь будет спокойнее в тихой заводи храма. Моя мать ничего не знает. Это убило бы ее.
   Они услышали в коридоре шаги возвращающихся женщин.
   – Извини, – сказал Муня, – если мое признание показалось тебе горьким и неприятным.
   В комнату суетливо вошла Руфь, следом – Рейчел.
   – Ну, вот и мы. Рейчел ознакомилась с домом. Позвольте показать вам мои последние рисунки.
   Выразив восторги по поводу ужасной мазни, которая якобы изображала цветы, Чарльз извинился, сказав, что им пора возвращаться домой.
   – Отец скоро придет обедать. Мы обещали вернуться. Мне так мало удается побыть с родителями.
   Руфь обняла Муню.
   – Не передать, как я счастлива, что мой сын вернулся домой.
 
   На обед подали жареные свиные котлеты, яблочный соус, брюссельскую капусту, жареный картофель с подливой, а на десерт – пудинг. Юлия занималась приготовлением еды, едва убрав посуду после завтрака. После обеда Рейчел предложила Чарльзу:
   – Давай прогуляемся, иначе я лопну от такого количества пищи.
   – Знаешь, весьма забавно, – улыбнулся Чарльз, – что так бывало всегда. Я никогда не замечал, сколько мы едим, потому что все мои тетушки точь-в-точь такие же. Но теперь, когда я побывал у тебя и у Майкла, я не могу продолжать по-прежнему столько есть.
   – Давай пойдем на участок и посмотрим овощи твоего отца.
   – Рейчел, дорогая, иди сюда и помоги мне. – Рейчел застонала, услышав раздавшийся из кухни голос Юлии. Девушка представила, что творится на кухне, которую ей довелось увидеть в этом состоянии накануне вечером. Частенько, если кухарка оказывалась занята или у них были гости, Рейчел помогала мыть посуду, но кухарка всегда все вычищала, прежде чем Рейчел приступала к работе. У Юлии кухня выглядела так, словно там происходила кровавая бойня.
   – Я попрошу Чарльза тоже нам помочь, – предложила Рейчел. – Иначе одним нам сто лет не справиться.
   – Мытье посуды – женское дело. Когда мы одни, я не возражаю, если отец помогает мне на кухне после обеда в воскресенье, однако женщине следует держать мужчину от кухни как можно подальше. Точно так же, как мужчине не нравится, когда женщина сует нос в сугубо его дела. – Юлия говорила так убедительно, что Рейчел просто не осмелилась возразить ей.
   Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем они с Чарльзом смогли выбраться на прогулку.
   – Я уже давно вас здесь жду, – обрадовался Уильям, и лицо его просияло от удовольствия. – Пойдемте, посмотрите мой урожай морковки. – Он вытащил из земли одну морковку, сполоснул ее в стоявшей поблизости бочке с дождевой водой и звонко разломил на две части, вручив одну из них Рейчел. – Когда покупаете морковь, всегда ломайте одну вот так. Если не хрупнет, значит – не свежая.
   Морковка была сладкой и хрустящей.
   – Ваш огород просто потрясающий! – воскликнула Рейчел. – Это истинное произведение искусства.
   Этот человек изливал всю свою нежность на любовно и с большим вкусом расположенные островки осенних цветов. Розы элегантно красовались среди разноцветья невысоких диких английских растений.
   – Не люблю однообразные ряды клумб. Мне больше нравится представлять, как бы они росли вместе в естественных условиях. А вот мои маленькие любимцы, – показал он на кочаны поздней капусты.
   – Вам бы хотелось проводить на участке все время, если была бы такая возможность? – поинтересовалась Рейчел.
   – Да. Если бы не Юлия, я бы отказался от работы в аптеке. Мне больше бы пришлась по душе работа в качестве главного садовника какого-нибудь большого имения. Тогда бы у меня был такой простор для посадок.
   Чарльз искренне удивился.
   – А я и не знал, что у тебя есть свои амбиции, – пошутил он.
   – В том-то и дело, что их нет, – Уильям шутку не воспринял.
   – Не расстраивайся! У матери их хватит на двоих, – засмеялся Чарльз. Они еще побродили среди растений, пока Чарльз не напомнил, что пора пить чай.
   По пути к дому Рейчел сказала Чарльзу:
   – Я понимаю, не мое это дело, но твой отец вынужден столько есть, что становится страшно за его сердце.
   Чарльз задумался.
   – Матери просто нечем больше заняться. У нее только одна подруга – Руфь, поэтому ей ничего не остается, как устраивать весь этот чертовский тарарам из-за домашней работы и стряпни. Даже я, будучи не в состоянии есть столько вообще, пытаюсь запихнуть в себя все, иначе, если не сделаю этого, становится как-то не по себе: появляется гадкое чувство. Бедняжка Элизабет пытается все время сидеть на диете. Ей дьявольски трудно бороться с матерью.
   Когда они пришли к чаю домой, Элизабет уже вернулась. Рейчел была поражена: брат и сестра оказались, как небо и земля, полными противоположностями. Ростом с Чарльза, Элизабет была абсолютной блондинкой с голубыми глазами.
   – Элизабет, иди помоги мне подать чай! – закричала из кухни Юлия. Чайная церемония повторилась точь-в-точь как накануне, за исключением того, что на столе отсутствовали бутерброды с паштетом из лосося.
   – Чем благословил тебя Господь в эти выходные? – подтрунивал Чарльз.
   – Ой, Чарльз, не будь такой скотиной! Мы прекрасно провели время.
   – Я могу позаботиться и подыскать тебе варианты получше, куда деть свое время, – резко оборвала Юлия. – Я действительно не могу понять тебя, Элизабет. Никто из нас не тратит столько сил и времени на всю эту религиозную чепуху. Не представляю, что ты там нашла. Кроме того, тебе следует делать то, чем занимаются девочки твоего возраста.
   – Большинство моих друзей учатся в университете, – защищалась Элизабет. – Остальные девчонки в Бридпорте только и ждут, как бы выскочить замуж.
   – Что ж в этом плохого?
   – Ничего, мама. Просто я не хочу, чтобы вся моя жизнь заключалась только в том, чтобы найти достойного человека и благополучно выйти за него замуж.
   Юлия начала сердито поджимать губы.
   – Ты стала так рассуждать, как только связалась с этими фанатиками.
   – Оставь, мама, ее в покое, – вмешался Чарльз. Уильям улыбнулся Элизабет.
   – Если тебе лучше от этого, то почему бы и нет. Они кажутся такими милыми ребятами.
   – У нас в университете у этой группы очень достойные принципы… Они не пьют и не курят, – добавила Рейчел в надежде как-то разрядить атмосферу. – Некоторые из них собираются стать миссионерами и по окончании университета отправиться в Африку.
   Лицо Элизабет вспыхнуло внезапным румянцем.
   – Именно это я и собираюсь сделать. – Нависла угрожающая тишина. – Я хотела давно вам все сама рассказать, но не делала этого до тех пор, пока не наступил мой черед поступать в миссионерский колледж.
   Все взоры устремились на Юлию.
   – Ты не собираешься стать миссионеркой и отправиться в какую-то богом забытую страну, чтобы подцепить какую-нибудь страшную болячку. Это мое последнее и бесповоротное решение по этому вопросу.
   – Я собираюсь в колледж, затем поеду туда, куда позовет Господь.
   «А она бесстрашная», – подумала Рейчел.
   – Не можем ли продолжить обсуждение этого вопроса в другое время, – проворковал Чарльз. – В конце концов, Рейчел здесь в гостях.
   – Элизабет, – продолжала Юлия, проигнорировав замечание Чарльза, – если ты только посмеешь поступить в этот колледж, домой можешь не возвращаться!
   – Остынь, не горячись так… – Уильям встревожился не на шутку столь крутым поворотом событий, – девочка только…
   – А ты, ты – помалкивай! Тебе нечего сказать по этому поводу! Я пахала до седьмого пота, чтобы вырастить и воспитать детей. Я отдала им всю свою жизнь. – Она повернулась к Элизабет. – Я держала тебя в чистоте и благочестии, в то время как другие твои сверстницы шлялись по улицам. Я на пушечный выстрел не подпускала к тебе дерзких испорченных юнцов… – Она резко умолкла, задыхаясь, начала ловить ртом воздух и схватилась рукой за грудь.
   – Что с тобой, любимая? – Уильям тут же подскочил к ней. – Что сделать, чтобы тебе помочь? На тебе лица нет…
   Она сидела покачиваясь и закрыв глаза. Рейчел испугалась не на шутку. Вдруг это сердечный приступ? Рейчел тревожно взглянула на Чарльза. В его глазах светилось озорство. «Она все еще дурачит старика, причем, подумать только, ей удается это уже столько лет!»
   – Элизабет, извинись перед мамой!
   – Извини, мама, – сдалась Элизабет, – я не хотела тебя расстраивать.
   – Пойду немножко прилягу, – ответила Юлия.
   – Я провожу тебя наверх, – сказал Уильям.
   – Все в порядке, дорогой, сама справлюсь. Допейте чай. – Она медленно вышла из комнаты, и они слышали, как она с трудом поднималась по лестнице.
   – Ладно, Элизабет, мать всегда говорила, что для тебя нет мужа достойней, чем сам Господь! – пошутил Чарльз, но никто не засмеялся.
   – Ты думаешь, она станет миссионеркой? – поинтересовалась Рейчел, когда они остались одни.
   – Не знаю. Но старушка зря пыжится изо всех сил. Она прочит себе в зятья ни больше ни меньше, чем королевского пэра.
   Юлия к ужину не вышла. Элизабет приготовила омлет, и они все вместе поели на кухне.
   – Жаль, что ты уезжаешь, Рейчел, – сказал Уильям. – Мне не удастся с тобой завтра попрощаться: я рано уйду на работу. Но мне очень приятно было с тобой познакомиться. Спасибо, что ты приехала к нам погостить. Не стесняйся, приезжай в любое время запросто.
   Щеки Рейчел зарделись.
   – Спасибо. Все было настолько чудесно. Мы поедем завтра пораньше, чтобы успеть повидаться с тетушкой Эмили, а затем вернемся в Эксетер на все несколько недель, оставшихся до Рождественских каникул. Конечно обязательно приеду к вам во время каникул.
   Последнюю ночь Рейчел провела в комнате вместе с Элизабет, постелившей себе на раскладной кровати. Рейчел почти уже засыпала, как вдруг в темноте раздался резкий голос Элизабет:
   – Знаешь, я ведь вполне серьезно. Я буду миссионеркой. Я должна в этой жизни сделать еще что-то, кроме того, чтобы быть домохозяйкой.
   Рейчел приподняла голову, упираясь локтем в подушку, и сказала:
   – Знаешь, очень забавно, что все вы тут жаждете свободы, а я мечтаю о своем доме, в котором было бы все, как следует. Думаю, тебе очень повезло, что у тебя есть и мать, и отец. Мне всегда было так одиноко… Я действительно получила большое удовольствие, побывав у вас в гостях. Как ты думаешь, твоя мама изменит свое решение по поводу твоих планов?
   – Скорее всего, едва ли. Однако ей придется смириться с этим, так как через два года мне исполнится двадцать один и я смогу беспрепятственно ехать на все четыре стороны. Кстати, ты очень благотворно повлияла на Чарльза.
   – Неужели? – изумилась Рейчел.
   – Да. Он стал не таким высокомерным. Он привык слыть всезнайкой. Все время строил из себя старшего, этакого снисходительного покровителя. А мать поощряла его дурные наклонности.
   – У меня он не избалуется. Я не умею даже готовить. – Они обе рассмеялись и вскоре заснули.
   На следующее утро Юлия проснулась очень рано.
   – Рейчел, голубушка, так прелестно, что ты погостила у нас. Уверена, Чарльз снова вас привезет.
   – Надеюсь, – ответила Рейчел.
   – Нет, мама, в следующий раз я привезу девушку номер два, а затем – три, четыре и так далее.
   Юлия рассмеялась.
   – У вас обоих так много друзей.
   – Да, у нас довольно широкий круг друзей, спасибо, – ответил Чарльз.
   Она стояла в дверях и махала им вслед на прощанье.
   – Несомненно, так чудесно иметь маму, – вздохнула Рейчел.
   – Время от времени, – сдержанно ответил Чарльз.

Глава 18

   Клэр лежала перед газовой плитой, уставившись в потолок, когда Рейчел зашла навестить подругу. Ей не терпелось поделиться с ней впечатлениями от проведенных в доме Чарльза выходных днях.
   – Что-то ты какая-то кислая, – поморщилась Рейчел, увидев лицо Клэр.
   – Да уж, будешь тут кислой. Мать Майкла, эта продувная старая бестия, попросила его составить ей компанию и провести Рождество на горно-лыжном курорте.
   – И что же, он согласился?
   – Еще бы! «Любовь моя, мне так нужно развеяться от рождественских воспоминаний нашей жизни, когда был жив наш папочка», – передразнила Клэр со злостью. – Ты же знаешь, как она умеет его дурачить. Возле нее он сразу тает и становится таким сентиментальным. Ну, погоди, – пригрозила она, усаживаясь на пол, – еще осталось кое-что такое, чего она не сможет сделать для Майкла, а я – смогу. Я, по крайней мере, на это надеюсь. – Она сменила гнев на милость и рассмеялась. – Как прошли выходные у Чарльза?
   – Здорово. Я в жизни столько не ела. Думала, прямо лопну.
   – Типичная привычка для работяг-гегемонов. Тебе, можно сказать, повезло. А эти буржуи морят себя голодом, зато кормят от пуза своих собак и лошадей. Как его мамочка?
   – С первого взгляда, наводит страх. Она, как я полагаю, само совершенство в качестве жены и матери. Мне никогда не достичь ее уровня, даже через миллион лет. Чтобы правильно научиться вести хозяйство, нужно обязательно иметь мать, а монахини не научили меня даже шить и вязать. А отец у него классный! Такой добрый и ласковый!
   – Потрясающе. Все, что я усвоила от своей мамы, так это как правильно смешивать алкогольные коктейли. Знаешь, у меня предчувствие, что туго придется с матерью Майкла. Он говорит, что она обходится так со всеми девушками, которых он приводит в свой дом. Не знаю, как остальные, но я чувствую себя третьим лишним с парочкой влюбленных. А потом, когда я совсем дохожу до белого каления, видя, как она целый день лапает Майкла, заявляет, как ни в чем не бывало: «А теперь пора баиньки, мои маленькие голубки!»
   – Она позволяет вам спать вместе?
   – В первый же вечер, когда я осталась у них, для нас была приготовлена большая спальня. Это надо было расценить как разрешение Майклу заниматься сексом. У меня от нее мурашки по телу бегают. Вне всякого сомнения, она и простыни за нами проверяет.
   – А вы с Майклом уже занимались любовью по-настоящему?
   – Нет, – ответила Клэр. – Мы подождем до свадьбы.
   – И мы – тоже, – улыбнулась Рейчел. – Чарльз впервые за это время заговорил о женитьбе.
   – Как замечательно! – Клэр порывисто вскочила и бросилась на шею Рейчел. – Я так за вас рада. Знаешь, перед тем как тебе войти, я тут голову ломала, каким образом выудить у Майкла обручальное кольцо перед его отъездом в Швейцарию. Как ни крути, а лучше всего подходит старина Джеймс. Он весь год ходит за мной хвостом. Если я окажу ему несколько знаков внимания… это всегда срабатывает без промаха. Ничто так не рождает ненависть в сердце мужчины, как мысль о том, что он делит девушку с кем-то еще. В особенности – Майкл. Иногда он кажется ненормальным. Если я только взгляну на другого, он просто сходит с ума. Рейчел покачала головой.
   – Временами, Клэр, я не понимаю, как в твоей голове такое укладывается.
   – Рейчел, тебе нужно иметь четкое представление о том, как выжить. Ты невероятно наивна. Полагаю, у тебя у самой нет никакого плана выживания. В самом деле, тетушки пылинки с тебя до сих пор сдували. Не знаю, хорошо это для тебя или плохо.
   – По всей видимости, ты права. Ведь я не знаю, как устроены настоящие семьи. Я хочу сказать, что мне трудно определить, в чем они правы, а в чем ошибаются. Юлия, например, расстроилась, потому что Элизабет хочет стать миссионеркой. Она отказалась отпустить ее. Теперь мне кажется это странным. Мои тетушки позволили бы мне делать все, что угодно, лишь бы я была счастлива и у меня все получалось.
   Вскоре Рейчел обнаружила, что поведение Юлии было куда более мягким в сравнении с жизнью семейства Клэр, которая с большой неохотой пригласила Рейчел к себе.
   – Моя мама настаивает, чтобы я пригласила кого-нибудь на второй день Рождества. У нас нет друзей. Сама увидишь, почему. Мне еще предстоит кошмар, когда придется его знакомить со своими.
   – Если он любит тебя, то поймет.
   – Рейчел, – сказала Клэр, – жизнь отнюдь не такая, какой ты ее себе представляешь. Ты – неисправимый романтик. Большинству мужчин достаточно одним глазком взглянуть на мое семейство, чтобы их ветром сдуло от меня.
   – Не может быть, – ответила Рейчел. – Я приеду на обед в день подарков на Рождество. Только не беспокойся – никаких хлопот, ладно? Я люблю тебя. И мне вовсе необязательно любить твою семью.
   В глазах Клэр заблестели слезы.
   – Спасибо, Рейчел. – На какое-то мгновение ее ореховые глаза потеплели и потеряли свой обычный колючий блеск. – Очень хочется верить, что мы с Майклом сможем подарить друг другу счастье.
   – Конечно. Я верю в это.
 
   Рейчел уже надела свое обручальное колечко, когда кухарка подвезла ее к дому Клэр на второй день Рождества. Все время, пока они ехали в машине, Рейчел подставляла руку к окну, чтобы видеть, как солнечные лучики, отражаясь в крошечном бриллиантике на ее пальце, играют и сверкают огнем.
   – Он не очень большой, – сказал Чарльз, когда дарил его ей на Рождество, но, обещаю, подарю тебе самый крупный в мире бриллиант.
   – Мне не нужен самый крупный бриллиант, эх, ты, шутник. Я ведь его потеряю, – и Рейчел обняла Чарльза. – Я так счастлива с тобой.
   Подъезжая к дому Клэр, она улыбалась, вспоминая этот волшебный миг. Где-то в глубине своего воображения она хранила дерево, и это был огромный могучий дуб, такой старый, что он уже потерял способность одеваться листвой с наступлением весны. Его ветви искривились, заскорузли и почернели от старости. И Рейчел рисовала на дереве вместо листвы свои самые сокровенные моменты. Этому приему она научилась, пока годами лежала прикованной к постели. Теперь ветви дуба были украшены множеством волшебных моментов. Внизу красовалась первая кукла Рейчел, разорванная Пенни на мелкие клочки. Рядом – первый рождественский чулок с подарками. Она любовно пробегает по всем его выпуклостям и неровным выступам, храня в памяти апельсины, конфеты и цветные карандаши, рассыпавшиеся перед ней многоцветьем красок.
   Выходя из машины и благодаря кухарку за оказанную любезность, Рейчел была все еще окутана счастливым облаком волшебных грез. Кухарка едет навестить своих друзей в Шафтсбери.
   – Рейчел, позвони мне, когда будешь готова поехать домой.
   – Хорошо. – И Рейчел звонит в дверь. Ее встречает Клэр. Она выглядит усталой и измотанной. Наклонившись, чтобы обнять подругу, Рейчел чувствует напряженность ее маленьких плечиков.
   – Что-то случилось?
   – Ужасно. Просто очень ужасно. Они гудели все Рождество. Брат вчера уехал. Ему хватило до краев. – Клэр помогла Рейчел снять пальто. – Ты не говорила мне, что Чарльз подарил тебе обручальное колечко.
   – Это случилось только вчера. А как Майкл? Удачно?
   Клэр опустила глаза.
   – Он должен получить кольцо от своей матери. Это фамильная драгоценность.
   – Ты хочешь сказать, что она должна снять со своего пальца кольцо и дать его Майклу, чтобы он подарил его тебе? Вряд ли она способна на такое. Едва ли она пойдет на это ради Майкла.
   – Но ему придется сделать это, – лицо Клэр стало серьезным и строгим. – Или Майкл сделает это, или все между нами кончено. Я не собираюсь тратить всю свою жизнь на борьбу из-за денег с богатой свекровью, которая прибрала к своим рукам все денежки. Не хочу быть бедной родственницей в богатом семействе всю свою жизнь. Не буду больше никогда бедной!
   Вдруг из столовой донесся раскатистый бас:
   – Эй, вы там собираетесь чесать языки весь день, а мы будем сидеть голодными и дожидаться вас? Иди сюда немедленно! – отец Клэр сидел во главе стола. Это был небольшой человечек с головой, вытянутой в форме пули. Лицо – худое, с обтянутыми кожей скулами. У него были такие же, как у Клэр, крупные, чуть выпученные глаза, и она унаследовала его лицо невинного младенца. Увидев Рейчел, он улыбнулся и встал, чтобы поздороваться за руку. Брюк на нем не было, рубашка внизу – расстегнута, поэтому Рейчел заметила, что и нижнего белья на нем тоже не было.