Страница:
– Но у нас же нет таких денег, Чарльз. Все равно у нас мебель гораздо лучше, чем у них.
– Знаю, как ты любишь старый хлам тетушки Беа, дорогая моя, но должен честно тебе признаться в том, что предпочитаю более современную мебель. Она должна соответствовать моему престижу.
Рейчел хранила молчание, пока Чарльз разглагольствовал. Самолюбие ее было задето. Она не понимала, как это кому-то может не нравиться старинный, благородно поблескивающий обеденный стол из красного дерева с такими же стульями эпохи правления принца-регента или элегантный письменный стол. – «Все в доме было гармонично подобрано, – сказала она про себя, – хотя, может быть, Чарльз прав. Деловые люди стараются устроить свою жизнь посовременнее, чтобы было удобно справляться с огромными объемами работы».
– Мы можем разместить тетушкину мебель в свободных спальнях, – предложила Рейчел.
– Я склоняюсь к тому, чтобы продать ее. Мы можем выручить огромные деньги за этот стол со стульями. Один парень на Сотби назвал пару тысяч, если они в хорошем состоянии.
– Чарльз, я совсем не хочу продавать мебель.
– Но нам ведь нужны деньги на то, чтобы отремонтировать дом. Пройдет несколько месяцев, пока мы ощутим весомый доход от моего нового жалования, а мне прямо сейчас нужно приглашать людей и приниматься за дело. Рейчел, это все ради нашего будущего. Помни о том, что дети начнут ходить в частную школу. Считай, что деньги за мебель пойдут на их образование.
– Ладно, пусть так. Но я ни за что не продам письменный стол.
«Черт с ним, – подумал Чарльз, – хотя в этой деревянной рухляди гораздо больше денег, чем во всем остальном вместе взятом».
– Разумеется, нет. Думаю, если понадобится, я всегда лучше возьму деньги в банке.
– Спасибо, Чарльз, – Рейчел пожала руку мужа.
Следующие шесть месяцев промелькнули с быстротой молнии. Дети были определены в местную частную школу Ричмонда, а Чарльз стал заявляться домой в любое время дня и ночи. Он был в своей стихии. Оставлял листки с инструкциями для Рейчел и строителей, звонил ей со своими распоряжениями из любой точки земного шара.
– Дорогая, ковер привезли? – спросил он в одной из обычных ночных телефонных бесед с ней.
– Нет, а ты откуда звонишь?
– Я на Цейлоне.
– Как там? – она представила жаркое звездное небо и ароматы Востока.
– Жутко скучаю. Ненавижу это место. Здесь такая вонь. Как там с кухонными шкафами? Установили уже?
– Господин Барстоу говорит, что будет в форме завтра и установит их.
– Хорошо. А что телефоны? Они проложили провода по всем комнатам? Ты проверила цвет? Должны быть не белые, а цвета слоновой кости.
– Да, проверила. Они будут здесь на следующей неделе.
– Мне пора. Должен быть на ужине и хочу успеть переодеться в костюм, обязательный даже в этой проклятой жаре.
– Скучаю по тебе, Чарльз. По ночам мне так одиноко.
– Я тоже без тебя скучаю, любимая. Знаешь, мне так одиноко.
– Понимаю. Должно быть, ужасно тебе, ведь и дети со мной.
– До свидания, любовь моя. Позвоню завтра. – Чарльз положил трубку.
Он дождался стука в дверь. Сума слыла в городе самой лучшей дамочкой для развлечений. Бедняжка Рейчел. Должно быть, ей немножко одиноко без меня: теперь даже соседей поблизости нет, с кем бы можно было перекинуться парой слов и посплетничать. Он почувствовал знакомый укол совести от ощущения своей вины в волне охватившего его неутолимого сладострастия. Руки Чарльза покоились на сочных и пышных ягодицах Сумы, а взор пронзал затылок девушки, чье лицо утонуло в мягких подушках. Нанять горничную – проблема не из легких. Его разгоряченная фантазия вдруг подсказала ему образ златовласой полногрудой красавицы-горничной, лежавшей под ним в свободной комнате нового дома. Чарльз утолил свою страсть очень быстро.
Рейчел ожидала на обед Анну. Положив телефонную трубку, она отправилась на кухню, чтобы заняться необходимыми приготовлениями. Она уже так долго жила в доме в походных условиях, что научилась виртуозно готовить еду для себя и детей на скорую руку.
– Господи! Зрелище, словно после взрыва бомбы, – сказала Анна, прошествовав через парадную дверь и осмотревшись. – Что с тобой, Рейчел? Ты что, начиталась журнала «Дом и сад»? Такое впечатление, будто здесь готовятся проводить смотр лучших архитектурных работ. Рейчел стыдливо рассмеялась.
– Знаю. Но это все Чарльз, его затеи. Ты же знаешь мои вкусы. Он принимает решения, а я только выполняю его приказы, хотя не представляю, как буду справляться с этим светло-голубым ковром от стены до стены, по которому будут топтаться дети и их друзья.
Анна уставилась не белоснежные стены. На все деревянные вещи было нанесено блестящее белое глянцевое покрытие. От этого комнаты становились светлее и просторнее.
– Ну и ну, конечно, в этом есть своя прелесть, но здесь абсолютно противопоказано открывать консервные банки с фасолью.
– Все равно я не умею их открывать. Чарльз взрывается и начинает читать мне лекции о детском питании, если я готовлю что-то из банок. Он начинает цитировать свою мамочку, которая, как ты успела уже заметить, никогда не имела даже консервного ножа. – Сейчас они были в кухне. – Но,– продолжала Рейчел, – должна признаться, когда его нет, я пирую и ем все, что хочу. Поэтому угощайся. Тушеная фасоль с поджаренным хлебом. Беда в том, что Доминик ябедничает.
– Этот мальчишка всегда был вредным крысенком. Тебе не следовало надолго оставлять его с бабушкой.
– Но у меня не было иного выхода. Я была уверена в том, что из меня вышла никудышная мать, а она такая безупречная во всем, поэтому мне казалось, лучше оставлять его у нее на каникулы, нежели он будет крутиться возле меня. Он же трудный ребенок, ты знаешь это прекрасно, Анна. Я даже не думаю, что он меня сильно любит. Но хватит утомлять тебя разговорами о детях. Мы с тобой сто лет не виделись. Что случилось с Алисой?
Анна плюхнулась в кресло.
– Не знаю. Она бросила меня из-за женщины по имени Лу. Она говорит, что я слишком деспотична, что не для того покинула мир мужчин-тиранов, чтобы оказаться в руках ревнивой женщины.
– Ты – ревнивица, Анна?
– Не думаю. Просто, согласно моим принципам, я уверена, люди должны оставаться верными в своих привязанностях. Суть не в том, что ей хотелось оставить меня, просто она добивалась права вступать в любовные связи со всеми, с кем пожелает. Она считала, что это ни в коем случае не отразится на нашей с ней симпатии. Так или иначе, но однажды во время вечеринки я, обнаружив ее в постели с хозяйкой, напала на нее. Она знала, что я найду ее, и самое ужасное, наслаждалась тем, что я поколотила ее. В тот вечер я поняла, дальше это продолжаться не может. Она всегда доводила меня. Я сама себе была противна из-за своего безволия, что всегда прощала ее и оставалась, ненавидела ее за то, что она вынуждала меня испытывать ненависть к самой себе. Стоило ей только взглянуть на другую женщину, как я сходила с ума от гнева.
– Ох, Анна, – Рейчел положила ладонь на руку своей подруги. – Дорогая Анна, это так на тебя непохоже. Ты же не жестокая по характеру. У тебя доброе сердце. Мне всегда казалось, что двум женщинам гораздо проще ужиться вместе, не имея проблем с мужчинами.
– Неужели ты и в самом деле веришь, что Чарльз у тебя безупречен во всех отношениях?
– Не уходи от темы разговора, Анна.
– Думаю, у тебя очень романтическое представление о том, что такое быть лесбиянкой, потому что ты жила со своими тетушками.
– Но они же не были лесбиянками, хотя, кто их знает.
– В том-то и суть, что они ими не были, Рейчел. Даже если они бы и хотели каких-то взаимоотношений друг с другом, то ни за что бы не допустили их. За период двух мировых войн тысячи женщин были обречены оставаться старыми девами и не получать сексуального удовлетворения. Кажется, моя мать никогда не имела ничего даже ни с одним мужчиной.
– Она когда-нибудь рассказывала тебе правду, кто ты есть, Анна?
Вид у Анны был жалкий. Ногти обгрызены до мяса. Короткие волосы, обычно аккуратно уложенные, выглядели неряшливо.
– Она говорила, что моя настоящая мать убирала конюшни, а конюх, мой отец, не захотел жениться на ней. Он, подлец, сбежал и бросил ее. Поэтому моя мать, которая пожалела бедняжку, взяла меня на воспитание. А до этого семь лет старшая уборщица в конюшне была исключительно добра ко мне. Ее звали Бриджит. Она и была моей матерью, которая воспитывала меня. Моя приемная мать всегда рассказывала истории обо мне, как я приехала из Найтсбриджа, только ради того, чтобы все выглядело пристойно. Очевидно, Бриджит встретила жокея-ирландца и уехала с ним в Ирландию. Они были родом, по-моему, из Мэйо.
– Тебе не хотелось бы снова с ней увидеться?
– Нет. Она не хотела бы, чтобы я испортила ее репутацию в ирландской католической общине. Все равно моя другая мать относилась ко мне с большой добротой, поэтому я чувствовала бы себя предательницей.
– А почему у тебя такая ненависть к мужчинам?
– Лично я не выношу мысли о главном мужском отличии. Это орудие так отвратительно: выступающие вены, багрово-красная плоть.
– А я и не знала, что ты сталкивалась с мужскими прелестями.
– Не сама. Мальчишки в конюшне забавлялись, когда я приезжала на каникулы.
– Неудивительно, что ты не любишь мужчин.
– Объясняю популярную психологию, Рейчел. Суть в том, что я не испытываю отрицательных эмоций к мужчинам как к личностям или политикам. Но не могу понять, почему они должны диктовать свою волю в финансовой, биологической или эмоциональной сферах моей жизни.
– Анна, твои рассуждения – копия твоих политических памфлетов. Что же ты собираешься делать, если вдруг захочешь ребенка, предположим, ты хочешь ребенка?
– Должно быть, ты – психоаналитик, Рейчел. Действительно, за этим я к тебе и пришла. Очень странно. Я дожила до 30 лет в абсолютной уверенности, что никогда не захочу ребенка. После скандалов с Алисой и всех связей, которые имела в прошлом, я поняла, что столько времени потратила на то, чтобы нянчиться с так называемыми беспомощными маленькими девочками, пока они не дадут мне в зубы. Теперь мне 34, я обеспечена в финансовом отношении. Могу всегда поехать домой, если что-то не удастся в Лондоне. Но я поняла, что в самом деле хочу ребенка. Рейчел растерялась.
– Как ты сделаешь это, если мысль об интимных отношениях с мужчиной тебе невыносима?
– Знаю, что некоторые женщины подцепляют мужчину, уговаривают его несколько месяцев, затем строят глазки и терпят секс, а потом беременеют. Но Йо, моя подруга, говорит, что ты по-настоящему должна быть в состоянии вытерпеть все это гадкое занятие.
– Эй, перестань. Это не так уж и плохо, – засмеялась Рейчел. – Мне иногда очень даже нравится.
Анна серьезно посмотрела на нее.
– Ты ничего не поймешь в сексе, пока не попробуешь заняться любовью с искушенной женщиной, которая знает толк в ласках.
Рейчел быстро сменила тему разговора. Ей становилось неловко, когда Анна напрямую обсуждала секс с другими женщинами.
– Давай вернемся к твоей дилемме, Анна.
– Йо сказала, что, в конечном итоге, она договорилась и легла в постель с парнем из технического колледжа. На первый взгляд он был хорошим любовником. Она рассчитала и подгадала по времени под свой цикл или как вы там еще ухитряетесь. Легла с ним в постель. Как только он пытался войти в нее, она начинала капризничать и чудачиться. Через какое-то время он вышел из себя, обозвал ее и они устроили чудовищную драку.
– Господи, какой ужас, – Рейчел всю передернуло.
– Как бы там ни было, но она решила найти другой способ. Она откопала американский способ самоосеменения. Очевидно, мне лучше подыскать гомосексуалиста. Я уже все продумала. Гомосексуалисты – народ сердобольный, они согласятся. У меня есть приятель Юлиан, который, в принципе, ждет моего звонка, как только буду готова к зачатию. Он принесет мне баночку свежего семени, оставит его, а мне только останется взять спринцовку и впрыснуть его себе.
– Звучит немного однобоко, – сказала Рейчел.
– Все лучше, чем связываться с мужчинами. Где-нибудь лет через десять станет вполне возможно взять женскую клеточку и провести с ней процесс, называемый вегетативным размножением. Клетки порождают еще клетки, пока не получится личность. Таким образом смогут воспроизводить точные копии самих себя – только девочек. Мужчины постепенно станут абсолютно ненужными и отомрут.
– Не совсем, если останутся такие женщины, как я, например. Анна, ты серьезно говоришь обо всем этом? Что с тобой будет, если родится мальчик?
– В большинстве случаев, когда женщины чувствуют себя не в силах обращаться с существом мужского пола, они отдают их на усыновление. Придет время, когда мы сумеем узнавать пол еще нерожденных детей, тогда все станет очень просто.
– Анна, ты нарисовала такую мрачную картину будущего для мужчин.
– Поверь мне, что так и будет.
– Я склонна искренне думать, что ты переоцениваешь воздействие такого отношения к мужчинам. Ведь не все женщины так думают, как ты. Не каждый воспримет это как блестящую идею. Помни, что я – выражение мнения большинства женщин. У меня есть муж, двое детей и чудесный дом.
– Тогда скажи мне, Рейчел, почему ты несчастлива? – сказала Анна, глядя на нее. – Что случилось с задумчивой, смеющейся Рейчел? С каждым разом, как мы вновь встречаемся, ты делаешься все худее, мрачнее и реже смеешься.
– Честно, Анна, я счастлива. Просто сейчас озабочена этим домом, Чарльз все время в отъезде. Когда я жила в маленьком домике на Эшли Роуд, у меня действительно была черная полоса в жизни: нечем было заняться, но теперь у меня столько дел, что я чувствую себя вполне нормально.
– Ты можешь только наводить порядок в своих домах, возиться с мужем и детьми целыми днями, но наступит день, когда тебе придется обратиться к самой себе. В движении гомосексуалистов полно замужних женщин, которые объединяются в свои группы.
– Идея каких-то группировок меня всегда отталкивала от политики. Я могу иметь дело только с вещами, имеющими отношение к личностному плану, Анна. Пока я не вижу, чтобы твои отношения были более или менее успешными, чем те отношения, которые я наблюдала между мужчинами и женщинами. Напрочь отвергать мужчин кажется мне слишком легким выходом.
– Не думаю, что твое решение будет очень быстрым и окончательным после тысячелетнего господства мужчин. Женщины никак не могут быстро взять и в одно прекрасное утро все отказаться от мужчин. Разве мужчины когда-нибудь смогут по своей инициативе освободить поле деятельности, уступив место женщинам в плане личности, финансов, эмоций? Они крепко держат свои позиции повсюду: в семье, как Чарльз, например, абсолютный монарх, вокруг которого все ходят на задних лапках, или в деловом мире, где очень мало женщин сумели проложить себе дорогу в верхних слоях. И, конечно же, мужчины ничего не предложили женщинам эмоционально. Старый школьный галстук по-прежнему туго стягивает верхнюю губу британцев, так как нет подбородка, который бы принял этот галстук на себя.
– Анна, тебя понесло куда-то не в ту сторону, – Рейчел взглянула на часы. – Нужно забирать детей. Так чудесно, что ты пришла ко мне сюда. Ты мне нужна как воздух, чтобы помогать сохранять связь с внешним миром, но я для себя приняла твердое решение, что, как только приведу этот дом в полный порядок, найду какое-то занятие для себя. Неважно, какое, пусть это будет разборка бумаг по утрам в офисе.
– Существует множество женских центров, которые нуждаются в твоей помощи, – с жаром сказала Анна.
– Нет, Анна, благодарю. Мне достаточно познакомиться с твоими рассуждениями и твоими подругами, чтобы получить полное представление о том, что происходит в вашем движении, но я обязательно иногда буду посещать ваши собрания, посвященные абортам и контрацепции. Это мне интересно. Анна, ты серьезно говорила о малыше?
– Да. Вполне серьезно. Я позвоню Юлиану на следующей неделе.
– Не могу представить тебя за этим занятием, – хихикнула Рейчел.
– Не так-то просто отыскать все принадлежности для этого дела. Мне пришлось даже съездить в Селфридж.
Глава 24
– Знаю, как ты любишь старый хлам тетушки Беа, дорогая моя, но должен честно тебе признаться в том, что предпочитаю более современную мебель. Она должна соответствовать моему престижу.
Рейчел хранила молчание, пока Чарльз разглагольствовал. Самолюбие ее было задето. Она не понимала, как это кому-то может не нравиться старинный, благородно поблескивающий обеденный стол из красного дерева с такими же стульями эпохи правления принца-регента или элегантный письменный стол. – «Все в доме было гармонично подобрано, – сказала она про себя, – хотя, может быть, Чарльз прав. Деловые люди стараются устроить свою жизнь посовременнее, чтобы было удобно справляться с огромными объемами работы».
– Мы можем разместить тетушкину мебель в свободных спальнях, – предложила Рейчел.
– Я склоняюсь к тому, чтобы продать ее. Мы можем выручить огромные деньги за этот стол со стульями. Один парень на Сотби назвал пару тысяч, если они в хорошем состоянии.
– Чарльз, я совсем не хочу продавать мебель.
– Но нам ведь нужны деньги на то, чтобы отремонтировать дом. Пройдет несколько месяцев, пока мы ощутим весомый доход от моего нового жалования, а мне прямо сейчас нужно приглашать людей и приниматься за дело. Рейчел, это все ради нашего будущего. Помни о том, что дети начнут ходить в частную школу. Считай, что деньги за мебель пойдут на их образование.
– Ладно, пусть так. Но я ни за что не продам письменный стол.
«Черт с ним, – подумал Чарльз, – хотя в этой деревянной рухляди гораздо больше денег, чем во всем остальном вместе взятом».
– Разумеется, нет. Думаю, если понадобится, я всегда лучше возьму деньги в банке.
– Спасибо, Чарльз, – Рейчел пожала руку мужа.
Следующие шесть месяцев промелькнули с быстротой молнии. Дети были определены в местную частную школу Ричмонда, а Чарльз стал заявляться домой в любое время дня и ночи. Он был в своей стихии. Оставлял листки с инструкциями для Рейчел и строителей, звонил ей со своими распоряжениями из любой точки земного шара.
– Дорогая, ковер привезли? – спросил он в одной из обычных ночных телефонных бесед с ней.
– Нет, а ты откуда звонишь?
– Я на Цейлоне.
– Как там? – она представила жаркое звездное небо и ароматы Востока.
– Жутко скучаю. Ненавижу это место. Здесь такая вонь. Как там с кухонными шкафами? Установили уже?
– Господин Барстоу говорит, что будет в форме завтра и установит их.
– Хорошо. А что телефоны? Они проложили провода по всем комнатам? Ты проверила цвет? Должны быть не белые, а цвета слоновой кости.
– Да, проверила. Они будут здесь на следующей неделе.
– Мне пора. Должен быть на ужине и хочу успеть переодеться в костюм, обязательный даже в этой проклятой жаре.
– Скучаю по тебе, Чарльз. По ночам мне так одиноко.
– Я тоже без тебя скучаю, любимая. Знаешь, мне так одиноко.
– Понимаю. Должно быть, ужасно тебе, ведь и дети со мной.
– До свидания, любовь моя. Позвоню завтра. – Чарльз положил трубку.
Он дождался стука в дверь. Сума слыла в городе самой лучшей дамочкой для развлечений. Бедняжка Рейчел. Должно быть, ей немножко одиноко без меня: теперь даже соседей поблизости нет, с кем бы можно было перекинуться парой слов и посплетничать. Он почувствовал знакомый укол совести от ощущения своей вины в волне охватившего его неутолимого сладострастия. Руки Чарльза покоились на сочных и пышных ягодицах Сумы, а взор пронзал затылок девушки, чье лицо утонуло в мягких подушках. Нанять горничную – проблема не из легких. Его разгоряченная фантазия вдруг подсказала ему образ златовласой полногрудой красавицы-горничной, лежавшей под ним в свободной комнате нового дома. Чарльз утолил свою страсть очень быстро.
Рейчел ожидала на обед Анну. Положив телефонную трубку, она отправилась на кухню, чтобы заняться необходимыми приготовлениями. Она уже так долго жила в доме в походных условиях, что научилась виртуозно готовить еду для себя и детей на скорую руку.
– Господи! Зрелище, словно после взрыва бомбы, – сказала Анна, прошествовав через парадную дверь и осмотревшись. – Что с тобой, Рейчел? Ты что, начиталась журнала «Дом и сад»? Такое впечатление, будто здесь готовятся проводить смотр лучших архитектурных работ. Рейчел стыдливо рассмеялась.
– Знаю. Но это все Чарльз, его затеи. Ты же знаешь мои вкусы. Он принимает решения, а я только выполняю его приказы, хотя не представляю, как буду справляться с этим светло-голубым ковром от стены до стены, по которому будут топтаться дети и их друзья.
Анна уставилась не белоснежные стены. На все деревянные вещи было нанесено блестящее белое глянцевое покрытие. От этого комнаты становились светлее и просторнее.
– Ну и ну, конечно, в этом есть своя прелесть, но здесь абсолютно противопоказано открывать консервные банки с фасолью.
– Все равно я не умею их открывать. Чарльз взрывается и начинает читать мне лекции о детском питании, если я готовлю что-то из банок. Он начинает цитировать свою мамочку, которая, как ты успела уже заметить, никогда не имела даже консервного ножа. – Сейчас они были в кухне. – Но,– продолжала Рейчел, – должна признаться, когда его нет, я пирую и ем все, что хочу. Поэтому угощайся. Тушеная фасоль с поджаренным хлебом. Беда в том, что Доминик ябедничает.
– Этот мальчишка всегда был вредным крысенком. Тебе не следовало надолго оставлять его с бабушкой.
– Но у меня не было иного выхода. Я была уверена в том, что из меня вышла никудышная мать, а она такая безупречная во всем, поэтому мне казалось, лучше оставлять его у нее на каникулы, нежели он будет крутиться возле меня. Он же трудный ребенок, ты знаешь это прекрасно, Анна. Я даже не думаю, что он меня сильно любит. Но хватит утомлять тебя разговорами о детях. Мы с тобой сто лет не виделись. Что случилось с Алисой?
Анна плюхнулась в кресло.
– Не знаю. Она бросила меня из-за женщины по имени Лу. Она говорит, что я слишком деспотична, что не для того покинула мир мужчин-тиранов, чтобы оказаться в руках ревнивой женщины.
– Ты – ревнивица, Анна?
– Не думаю. Просто, согласно моим принципам, я уверена, люди должны оставаться верными в своих привязанностях. Суть не в том, что ей хотелось оставить меня, просто она добивалась права вступать в любовные связи со всеми, с кем пожелает. Она считала, что это ни в коем случае не отразится на нашей с ней симпатии. Так или иначе, но однажды во время вечеринки я, обнаружив ее в постели с хозяйкой, напала на нее. Она знала, что я найду ее, и самое ужасное, наслаждалась тем, что я поколотила ее. В тот вечер я поняла, дальше это продолжаться не может. Она всегда доводила меня. Я сама себе была противна из-за своего безволия, что всегда прощала ее и оставалась, ненавидела ее за то, что она вынуждала меня испытывать ненависть к самой себе. Стоило ей только взглянуть на другую женщину, как я сходила с ума от гнева.
– Ох, Анна, – Рейчел положила ладонь на руку своей подруги. – Дорогая Анна, это так на тебя непохоже. Ты же не жестокая по характеру. У тебя доброе сердце. Мне всегда казалось, что двум женщинам гораздо проще ужиться вместе, не имея проблем с мужчинами.
– Неужели ты и в самом деле веришь, что Чарльз у тебя безупречен во всех отношениях?
– Не уходи от темы разговора, Анна.
– Думаю, у тебя очень романтическое представление о том, что такое быть лесбиянкой, потому что ты жила со своими тетушками.
– Но они же не были лесбиянками, хотя, кто их знает.
– В том-то и суть, что они ими не были, Рейчел. Даже если они бы и хотели каких-то взаимоотношений друг с другом, то ни за что бы не допустили их. За период двух мировых войн тысячи женщин были обречены оставаться старыми девами и не получать сексуального удовлетворения. Кажется, моя мать никогда не имела ничего даже ни с одним мужчиной.
– Она когда-нибудь рассказывала тебе правду, кто ты есть, Анна?
Вид у Анны был жалкий. Ногти обгрызены до мяса. Короткие волосы, обычно аккуратно уложенные, выглядели неряшливо.
– Она говорила, что моя настоящая мать убирала конюшни, а конюх, мой отец, не захотел жениться на ней. Он, подлец, сбежал и бросил ее. Поэтому моя мать, которая пожалела бедняжку, взяла меня на воспитание. А до этого семь лет старшая уборщица в конюшне была исключительно добра ко мне. Ее звали Бриджит. Она и была моей матерью, которая воспитывала меня. Моя приемная мать всегда рассказывала истории обо мне, как я приехала из Найтсбриджа, только ради того, чтобы все выглядело пристойно. Очевидно, Бриджит встретила жокея-ирландца и уехала с ним в Ирландию. Они были родом, по-моему, из Мэйо.
– Тебе не хотелось бы снова с ней увидеться?
– Нет. Она не хотела бы, чтобы я испортила ее репутацию в ирландской католической общине. Все равно моя другая мать относилась ко мне с большой добротой, поэтому я чувствовала бы себя предательницей.
– А почему у тебя такая ненависть к мужчинам?
– Лично я не выношу мысли о главном мужском отличии. Это орудие так отвратительно: выступающие вены, багрово-красная плоть.
– А я и не знала, что ты сталкивалась с мужскими прелестями.
– Не сама. Мальчишки в конюшне забавлялись, когда я приезжала на каникулы.
– Неудивительно, что ты не любишь мужчин.
– Объясняю популярную психологию, Рейчел. Суть в том, что я не испытываю отрицательных эмоций к мужчинам как к личностям или политикам. Но не могу понять, почему они должны диктовать свою волю в финансовой, биологической или эмоциональной сферах моей жизни.
– Анна, твои рассуждения – копия твоих политических памфлетов. Что же ты собираешься делать, если вдруг захочешь ребенка, предположим, ты хочешь ребенка?
– Должно быть, ты – психоаналитик, Рейчел. Действительно, за этим я к тебе и пришла. Очень странно. Я дожила до 30 лет в абсолютной уверенности, что никогда не захочу ребенка. После скандалов с Алисой и всех связей, которые имела в прошлом, я поняла, что столько времени потратила на то, чтобы нянчиться с так называемыми беспомощными маленькими девочками, пока они не дадут мне в зубы. Теперь мне 34, я обеспечена в финансовом отношении. Могу всегда поехать домой, если что-то не удастся в Лондоне. Но я поняла, что в самом деле хочу ребенка. Рейчел растерялась.
– Как ты сделаешь это, если мысль об интимных отношениях с мужчиной тебе невыносима?
– Знаю, что некоторые женщины подцепляют мужчину, уговаривают его несколько месяцев, затем строят глазки и терпят секс, а потом беременеют. Но Йо, моя подруга, говорит, что ты по-настоящему должна быть в состоянии вытерпеть все это гадкое занятие.
– Эй, перестань. Это не так уж и плохо, – засмеялась Рейчел. – Мне иногда очень даже нравится.
Анна серьезно посмотрела на нее.
– Ты ничего не поймешь в сексе, пока не попробуешь заняться любовью с искушенной женщиной, которая знает толк в ласках.
Рейчел быстро сменила тему разговора. Ей становилось неловко, когда Анна напрямую обсуждала секс с другими женщинами.
– Давай вернемся к твоей дилемме, Анна.
– Йо сказала, что, в конечном итоге, она договорилась и легла в постель с парнем из технического колледжа. На первый взгляд он был хорошим любовником. Она рассчитала и подгадала по времени под свой цикл или как вы там еще ухитряетесь. Легла с ним в постель. Как только он пытался войти в нее, она начинала капризничать и чудачиться. Через какое-то время он вышел из себя, обозвал ее и они устроили чудовищную драку.
– Господи, какой ужас, – Рейчел всю передернуло.
– Как бы там ни было, но она решила найти другой способ. Она откопала американский способ самоосеменения. Очевидно, мне лучше подыскать гомосексуалиста. Я уже все продумала. Гомосексуалисты – народ сердобольный, они согласятся. У меня есть приятель Юлиан, который, в принципе, ждет моего звонка, как только буду готова к зачатию. Он принесет мне баночку свежего семени, оставит его, а мне только останется взять спринцовку и впрыснуть его себе.
– Звучит немного однобоко, – сказала Рейчел.
– Все лучше, чем связываться с мужчинами. Где-нибудь лет через десять станет вполне возможно взять женскую клеточку и провести с ней процесс, называемый вегетативным размножением. Клетки порождают еще клетки, пока не получится личность. Таким образом смогут воспроизводить точные копии самих себя – только девочек. Мужчины постепенно станут абсолютно ненужными и отомрут.
– Не совсем, если останутся такие женщины, как я, например. Анна, ты серьезно говоришь обо всем этом? Что с тобой будет, если родится мальчик?
– В большинстве случаев, когда женщины чувствуют себя не в силах обращаться с существом мужского пола, они отдают их на усыновление. Придет время, когда мы сумеем узнавать пол еще нерожденных детей, тогда все станет очень просто.
– Анна, ты нарисовала такую мрачную картину будущего для мужчин.
– Поверь мне, что так и будет.
– Я склонна искренне думать, что ты переоцениваешь воздействие такого отношения к мужчинам. Ведь не все женщины так думают, как ты. Не каждый воспримет это как блестящую идею. Помни, что я – выражение мнения большинства женщин. У меня есть муж, двое детей и чудесный дом.
– Тогда скажи мне, Рейчел, почему ты несчастлива? – сказала Анна, глядя на нее. – Что случилось с задумчивой, смеющейся Рейчел? С каждым разом, как мы вновь встречаемся, ты делаешься все худее, мрачнее и реже смеешься.
– Честно, Анна, я счастлива. Просто сейчас озабочена этим домом, Чарльз все время в отъезде. Когда я жила в маленьком домике на Эшли Роуд, у меня действительно была черная полоса в жизни: нечем было заняться, но теперь у меня столько дел, что я чувствую себя вполне нормально.
– Ты можешь только наводить порядок в своих домах, возиться с мужем и детьми целыми днями, но наступит день, когда тебе придется обратиться к самой себе. В движении гомосексуалистов полно замужних женщин, которые объединяются в свои группы.
– Идея каких-то группировок меня всегда отталкивала от политики. Я могу иметь дело только с вещами, имеющими отношение к личностному плану, Анна. Пока я не вижу, чтобы твои отношения были более или менее успешными, чем те отношения, которые я наблюдала между мужчинами и женщинами. Напрочь отвергать мужчин кажется мне слишком легким выходом.
– Не думаю, что твое решение будет очень быстрым и окончательным после тысячелетнего господства мужчин. Женщины никак не могут быстро взять и в одно прекрасное утро все отказаться от мужчин. Разве мужчины когда-нибудь смогут по своей инициативе освободить поле деятельности, уступив место женщинам в плане личности, финансов, эмоций? Они крепко держат свои позиции повсюду: в семье, как Чарльз, например, абсолютный монарх, вокруг которого все ходят на задних лапках, или в деловом мире, где очень мало женщин сумели проложить себе дорогу в верхних слоях. И, конечно же, мужчины ничего не предложили женщинам эмоционально. Старый школьный галстук по-прежнему туго стягивает верхнюю губу британцев, так как нет подбородка, который бы принял этот галстук на себя.
– Анна, тебя понесло куда-то не в ту сторону, – Рейчел взглянула на часы. – Нужно забирать детей. Так чудесно, что ты пришла ко мне сюда. Ты мне нужна как воздух, чтобы помогать сохранять связь с внешним миром, но я для себя приняла твердое решение, что, как только приведу этот дом в полный порядок, найду какое-то занятие для себя. Неважно, какое, пусть это будет разборка бумаг по утрам в офисе.
– Существует множество женских центров, которые нуждаются в твоей помощи, – с жаром сказала Анна.
– Нет, Анна, благодарю. Мне достаточно познакомиться с твоими рассуждениями и твоими подругами, чтобы получить полное представление о том, что происходит в вашем движении, но я обязательно иногда буду посещать ваши собрания, посвященные абортам и контрацепции. Это мне интересно. Анна, ты серьезно говорила о малыше?
– Да. Вполне серьезно. Я позвоню Юлиану на следующей неделе.
– Не могу представить тебя за этим занятием, – хихикнула Рейчел.
– Не так-то просто отыскать все принадлежности для этого дела. Мне пришлось даже съездить в Селфридж.
Глава 24
В школу Рейчел прибыла в необычайно приподнятом настроении. «Сидение дома, в четырех стенах, можно сравнить с умственным застоем, – подумала она. – Стоило всего несколько часов поговорить о чем-то другом, кроме детей, мужа и дома, как я почувствовала себя совершенно иначе». Она припарковала «Вольво» на подъездной дороге и медленно пошла к зданию школы. Пока она находила всех мамочек внешне устрашающими особами. Альтернативные Науки Обучения Студентов (АНОС) на Ричмонд Хилл являлась самой знаменитой по прогрессивности школой в округе. Она славилась не только своими академическими стандартами, но и благосостоянием ее высокопоставленных родителей, которые поддерживали ее разнообразные либеральные веяния. Школа АНОС, известная среди ее учеников под ласковым прозвищем «Анус», предлагала совершенно нетрадиционные образовательные программы, предназначенные не только для того, чтобы предоставить детям знания, которые они хотели бы получить, но также давала возможность развивать в детях чувство самоуважения, позволяющее им вырасти и стать полноценными, всесторонне и гармонично развитыми взрослыми людьми. Идеал казался Рейчел весьма привлекательным. Другие школы в районе произвели на нее тягостное впечатление, поэтому она была бесконечно благодарна тому, что годы ревматизма, когда она лежала без движения в кровати, избавили ее саму от этого кошмара на долгие годы.
В том, что касалось Доминика, он уже не любил чтение из-за тиранической системы обучения в начальной школе. Он также был очень дерзким вследствие кошмара, творившегося на игровой площадке в бывшей школе: дети, в основном, оставались там без присмотра, многие вели себя грубо и жестоко. Пыткой были даже школьные туалеты, где старшие мальчики бахвалились своей сексуальной доблестью или обижали малышей.
– Надеюсь, в АНОС он немножко утихомирится, – сказала Рейчел Чарльзу, когда они возвращались в свой новый дом после собеседования с директором, господином Бэконом.
– Он должен научиться постоять за себя. Мне пришлось через это пройти, – Чарльз млел от воспоминаний о занятиях онанизмом со своими школьными дружками. – Доминик пошел весь в меня: не даст себя в обиду.
– Тебе нравится школа?
– Она просто замечательная. Ты видела Джона Равенсборна, актера, в списке родителей? Я насчитал двух режиссеров, о которых только слышал, 9 актеров и несколько звезд телевизионного экрана.
Рейчел вспомнила сейчас этот разговор в машине, стоя в школьном дворе и дожидаясь окончания занятий. Обычно она стояла одна в уголке, наблюдая за модно разодетыми мамашами, беспечно болтавшими, словно скворцы весной, собравшиеся в небольшие стайки.
– Ты была у Присциллы, дорогая? Там было так весело. Генри говорит, что мы должны устроить в этом году ужин, подумав об экономии. – «Богатые в лохмотьях», – так я бы его назвала. Все могут приходить в лохмотьях. Как ужасно, что не удастся покататься на лыжах в этом году. Жиль поступает в частный пансионат, и плата за обучение – астрономическая.
Рейчел находила большинство из этих женщин невероятными. Для себя она каждой из них дала прозвище. Женщину, говорившую про ужин, она, к примеру, назвала «Зубы пираньи» и была далеко не обрадована, увидев Доминика в компании Жиля. Мальчики подружились. «Зубы пираньи», по имени госпожа Джеймсон, увидев Рейчел, спустилась к ней, широко разметая в стороны полы японского пальто.
– Рейчел, Жиль говорит, что ваш супруг работает в «Репортере». Отличная газета, отличная. Генри говорит, нам нужно собраться всем вместе. Давайте назначим дату.
Рейчел промямлила, что Чарльз в отъезде.
– Ничего, как только он приедет. – «Зубы пираньи» устремилась к другой группе сплетниц.
Рейчел вздохнула с облегчением. Это получилось настолько громко, что стоявшая рядом с ней смуглая, внешне броская женщина рассмеялась. Рейчел обернулась и удивилась: ее взгляд светился дружеской теплотой.
– Думаю, нужно представиться. Я – Джейн Хаусман. В Англии недавно. Все время наблюдала за вами. Среди этих женщин чувствую себя словно Кейп Код, но вам, похоже, здесь тоже не по себе.
– Меня зовут Рейчел Хантер. Да, вы, пожалуй, правы. Это происходит, скорее всего, потому, что я большую часть жизни провела в деревне, а сюда мы тоже приехали недавно, поэтому не успели освоиться. Мой муж только что приступил к работе на новом месте, поэтому…
– У меня все точно так же, – перебила ее Джейн. – Мы жили в Нью-Йорке, но Джерри перевели в отделение американского банка сюда, в Лондон. У нас нет в Британии ни души, кроме банковских служащих, но они все тоже американцы. – В голосе Джейн чувствовалась нотка страшного отчаяния, что тронуло Рейчел. Она прекрасно понимала, как чувствует себя Джейн. Дни напролет находясь только в компании детей, она понимала, что значит встретить первого взрослого человека и обрушить на него лавину слов, если он окажется еще и благодарным слушателем.
– Мне так чертовски одиноко здесь. Ричмонд кажется столь удаленным от больших зданий. Я привыкла к небоскребам Нью-Йорка. Я и не думала, что английский окажется для меня иностранным, пока не приехала сюда.
– Сколько у вас детей? – спросила Рейчел. Она чувствовала сострадание к Джейн, а заодно успокоилась, что не будет больше так одиноко в компании мамаш, которые чувствовали себя слишком самоуверенно в своем избалованном обществе богатых.
– У меня трое ребятишек: Лиза, двенадцати лет. Знаю, что учится она в одном классе с Домиником, Сюзанна – семи лет, и Джейк, ему 5.
Рейчел улыбнулась Джейн.
– Давайте как-нибудь соберемся.
– Я, правда, была бы так этому рада. Иногда дети приходят домой и просят у меня пудинг. А я понятия не имею, что это такое.
– Придется учить вас английскому языку… – засмеялась Рейчел. – Позвоню вам, и мы посидим за чашечкой кофе. Боюсь, только в доме у меня неразбериха, разве что на кухне найдется пока более-менее подходящее место.
Глаза Джейн увлажнились.
– Вы не представляете, как это здорово. Как я рада вашему приглашению.
– О, да, я тоже, – сказала Рейчел и ласково похлопала Джейн по плечу. – Я действительно очень рада. Лондон – поистине место для одиночества.
– Понимаю. В Нью-Йорке, по крайней мере, все с тобой разговаривают.
– У британцев иначе. Знаете поговорку, что «дом англичанина – его крепость…»
– А жены в ней – узницы, – добавила Джейн. – Я здесь уже три месяца, но никто из моих соседей даже близко ко мне не подходит.
– Вам первой полагается пригласить их выпить.
– Ой, это совсем не так, как у нас. Там, где я выросла, в маленьком городке, все наши соседи заходили к нам в первые несколько дней, кто с шоколадным домашним тортиком, кто с печеньем.
– Здесь все совершенно иначе. Англичане думают, что их сочтут навязчивыми, если они вторгаются в личную жизнь соседей, приходя в гости без приглашения.
– Ах, Рейчел, вы меня так обрадовали, а я-то думала, что мы им не нравимся.
Как раз в этот момент распахнулась дверь, и ватага детей устремилась в школьный двор. – «У всех вид счастливый», – подумала Рейчел.
– Можно пойти к Жилю на чай? – спросил Доминик.
– Нет, мой хороший, не сегодня. Я не могу развозить вас, потому что в доме спланированы работы водопроводчика и мне нужно быть там.
Доминик надулся.
– Ты никогда не позволяешь мне сходить на чай.
– Позволю, Доминик, но я же не могу одновременно находиться в нескольких местах, и, кроме того, я не твой личный шофер.
Возвращаясь в автомобиле домой, Рейчел размышляла над произошедшими в их жизни переменами. В АНОСе не только родители вели активную светскую жизнь, но и дети – тоже.
– Доминик, как остальные мамы, черт возьми, все успевают?
– У них есть прислуга, а в том случае, если семья очень богата, заводят гувернантку. Ты видела их, они в полосатых платьях. У родителей Жиля есть яхта. Они содержат ее на юге Франции. Он сказал, что хочет, чтобы я поехал в это лето на каникулы с ними. Они все, даже взрослые, купаются без одежды.
– Да что ты говоришь! – опешила Рейчел. – Ты уверен?
– Ну, они и по дому так ходят. Помнишь, я был у них в гостях две недели тому назад. Когда я сидел в ванной, госпожа Джеймсон вошла туда и пописала прямо рядом со мной.
– Ты не растерялся?
– Немножко. Но она сделала это совершенно свободно, как будто так и надо… Запах был ужасный.
– Почему ты не рассказал мне, Доминик?
– Я говорил об этом папе.
– Да, понятно. – Вполне естественно мальчику делиться такими вещами с отцом, – успокоила она сама себя. – Ему двенадцать, и матери кажутся им такими скучными и глухими к их проблемам. Все, что я делаю, так это утром поднимаю его с кровати, сбрасывая одеяло, стираю, убираю… как старая карга. – Извини, но я не могу именно сегодня отпустить тебя на чай, Дом. Как только мы закончим ремонт в доме, я позвоню госпоже Джеймсон и договорюсь, чтобы она отпустила к нам Жиля ночевать.
– Только если отец будет дома. Иначе Жилю станет скучно.
Рейчел рассмеялась.
– Разумеется, – успокоила она сына. Поздно вечером она подошла к зеркалу. – «Мне действительно нужно заняться собой. – Рейчел сняла с себя всю одежду и принялась внимательно изучать свое отражение. – У меня, по крайней мере, нет дряблой кожи и складок на теле, как у некоторых других женщин. Груди, хотя и маленькие, выглядят упругими. Жаль, что не могу прибавить немного в весе».
В том, что касалось Доминика, он уже не любил чтение из-за тиранической системы обучения в начальной школе. Он также был очень дерзким вследствие кошмара, творившегося на игровой площадке в бывшей школе: дети, в основном, оставались там без присмотра, многие вели себя грубо и жестоко. Пыткой были даже школьные туалеты, где старшие мальчики бахвалились своей сексуальной доблестью или обижали малышей.
– Надеюсь, в АНОС он немножко утихомирится, – сказала Рейчел Чарльзу, когда они возвращались в свой новый дом после собеседования с директором, господином Бэконом.
– Он должен научиться постоять за себя. Мне пришлось через это пройти, – Чарльз млел от воспоминаний о занятиях онанизмом со своими школьными дружками. – Доминик пошел весь в меня: не даст себя в обиду.
– Тебе нравится школа?
– Она просто замечательная. Ты видела Джона Равенсборна, актера, в списке родителей? Я насчитал двух режиссеров, о которых только слышал, 9 актеров и несколько звезд телевизионного экрана.
Рейчел вспомнила сейчас этот разговор в машине, стоя в школьном дворе и дожидаясь окончания занятий. Обычно она стояла одна в уголке, наблюдая за модно разодетыми мамашами, беспечно болтавшими, словно скворцы весной, собравшиеся в небольшие стайки.
– Ты была у Присциллы, дорогая? Там было так весело. Генри говорит, что мы должны устроить в этом году ужин, подумав об экономии. – «Богатые в лохмотьях», – так я бы его назвала. Все могут приходить в лохмотьях. Как ужасно, что не удастся покататься на лыжах в этом году. Жиль поступает в частный пансионат, и плата за обучение – астрономическая.
Рейчел находила большинство из этих женщин невероятными. Для себя она каждой из них дала прозвище. Женщину, говорившую про ужин, она, к примеру, назвала «Зубы пираньи» и была далеко не обрадована, увидев Доминика в компании Жиля. Мальчики подружились. «Зубы пираньи», по имени госпожа Джеймсон, увидев Рейчел, спустилась к ней, широко разметая в стороны полы японского пальто.
– Рейчел, Жиль говорит, что ваш супруг работает в «Репортере». Отличная газета, отличная. Генри говорит, нам нужно собраться всем вместе. Давайте назначим дату.
Рейчел промямлила, что Чарльз в отъезде.
– Ничего, как только он приедет. – «Зубы пираньи» устремилась к другой группе сплетниц.
Рейчел вздохнула с облегчением. Это получилось настолько громко, что стоявшая рядом с ней смуглая, внешне броская женщина рассмеялась. Рейчел обернулась и удивилась: ее взгляд светился дружеской теплотой.
– Думаю, нужно представиться. Я – Джейн Хаусман. В Англии недавно. Все время наблюдала за вами. Среди этих женщин чувствую себя словно Кейп Код, но вам, похоже, здесь тоже не по себе.
– Меня зовут Рейчел Хантер. Да, вы, пожалуй, правы. Это происходит, скорее всего, потому, что я большую часть жизни провела в деревне, а сюда мы тоже приехали недавно, поэтому не успели освоиться. Мой муж только что приступил к работе на новом месте, поэтому…
– У меня все точно так же, – перебила ее Джейн. – Мы жили в Нью-Йорке, но Джерри перевели в отделение американского банка сюда, в Лондон. У нас нет в Британии ни души, кроме банковских служащих, но они все тоже американцы. – В голосе Джейн чувствовалась нотка страшного отчаяния, что тронуло Рейчел. Она прекрасно понимала, как чувствует себя Джейн. Дни напролет находясь только в компании детей, она понимала, что значит встретить первого взрослого человека и обрушить на него лавину слов, если он окажется еще и благодарным слушателем.
– Мне так чертовски одиноко здесь. Ричмонд кажется столь удаленным от больших зданий. Я привыкла к небоскребам Нью-Йорка. Я и не думала, что английский окажется для меня иностранным, пока не приехала сюда.
– Сколько у вас детей? – спросила Рейчел. Она чувствовала сострадание к Джейн, а заодно успокоилась, что не будет больше так одиноко в компании мамаш, которые чувствовали себя слишком самоуверенно в своем избалованном обществе богатых.
– У меня трое ребятишек: Лиза, двенадцати лет. Знаю, что учится она в одном классе с Домиником, Сюзанна – семи лет, и Джейк, ему 5.
Рейчел улыбнулась Джейн.
– Давайте как-нибудь соберемся.
– Я, правда, была бы так этому рада. Иногда дети приходят домой и просят у меня пудинг. А я понятия не имею, что это такое.
– Придется учить вас английскому языку… – засмеялась Рейчел. – Позвоню вам, и мы посидим за чашечкой кофе. Боюсь, только в доме у меня неразбериха, разве что на кухне найдется пока более-менее подходящее место.
Глаза Джейн увлажнились.
– Вы не представляете, как это здорово. Как я рада вашему приглашению.
– О, да, я тоже, – сказала Рейчел и ласково похлопала Джейн по плечу. – Я действительно очень рада. Лондон – поистине место для одиночества.
– Понимаю. В Нью-Йорке, по крайней мере, все с тобой разговаривают.
– У британцев иначе. Знаете поговорку, что «дом англичанина – его крепость…»
– А жены в ней – узницы, – добавила Джейн. – Я здесь уже три месяца, но никто из моих соседей даже близко ко мне не подходит.
– Вам первой полагается пригласить их выпить.
– Ой, это совсем не так, как у нас. Там, где я выросла, в маленьком городке, все наши соседи заходили к нам в первые несколько дней, кто с шоколадным домашним тортиком, кто с печеньем.
– Здесь все совершенно иначе. Англичане думают, что их сочтут навязчивыми, если они вторгаются в личную жизнь соседей, приходя в гости без приглашения.
– Ах, Рейчел, вы меня так обрадовали, а я-то думала, что мы им не нравимся.
Как раз в этот момент распахнулась дверь, и ватага детей устремилась в школьный двор. – «У всех вид счастливый», – подумала Рейчел.
– Можно пойти к Жилю на чай? – спросил Доминик.
– Нет, мой хороший, не сегодня. Я не могу развозить вас, потому что в доме спланированы работы водопроводчика и мне нужно быть там.
Доминик надулся.
– Ты никогда не позволяешь мне сходить на чай.
– Позволю, Доминик, но я же не могу одновременно находиться в нескольких местах, и, кроме того, я не твой личный шофер.
Возвращаясь в автомобиле домой, Рейчел размышляла над произошедшими в их жизни переменами. В АНОСе не только родители вели активную светскую жизнь, но и дети – тоже.
– Доминик, как остальные мамы, черт возьми, все успевают?
– У них есть прислуга, а в том случае, если семья очень богата, заводят гувернантку. Ты видела их, они в полосатых платьях. У родителей Жиля есть яхта. Они содержат ее на юге Франции. Он сказал, что хочет, чтобы я поехал в это лето на каникулы с ними. Они все, даже взрослые, купаются без одежды.
– Да что ты говоришь! – опешила Рейчел. – Ты уверен?
– Ну, они и по дому так ходят. Помнишь, я был у них в гостях две недели тому назад. Когда я сидел в ванной, госпожа Джеймсон вошла туда и пописала прямо рядом со мной.
– Ты не растерялся?
– Немножко. Но она сделала это совершенно свободно, как будто так и надо… Запах был ужасный.
– Почему ты не рассказал мне, Доминик?
– Я говорил об этом папе.
– Да, понятно. – Вполне естественно мальчику делиться такими вещами с отцом, – успокоила она сама себя. – Ему двенадцать, и матери кажутся им такими скучными и глухими к их проблемам. Все, что я делаю, так это утром поднимаю его с кровати, сбрасывая одеяло, стираю, убираю… как старая карга. – Извини, но я не могу именно сегодня отпустить тебя на чай, Дом. Как только мы закончим ремонт в доме, я позвоню госпоже Джеймсон и договорюсь, чтобы она отпустила к нам Жиля ночевать.
– Только если отец будет дома. Иначе Жилю станет скучно.
Рейчел рассмеялась.
– Разумеется, – успокоила она сына. Поздно вечером она подошла к зеркалу. – «Мне действительно нужно заняться собой. – Рейчел сняла с себя всю одежду и принялась внимательно изучать свое отражение. – У меня, по крайней мере, нет дряблой кожи и складок на теле, как у некоторых других женщин. Груди, хотя и маленькие, выглядят упругими. Жаль, что не могу прибавить немного в весе».