Пайзи Эрин. Водоворот жизни

   – Что, Рейчел, замечталась?
   Рейчел покраснела и понадеялась, что Ли не прочтет ее мысли: довольно странно сидеть за одним столом с одетой Ли, когда всего несколько часов назад обе лежали в постели абсолютно голыми. И к Муне, и к Ли, Рейчел испытывала почти что родственные теплые чувства.
   Ресторан был переполнен. Рейчел никак не могла привыкнуть к этому шуму.
   – Американцы всегда так кричат? – спросила Рейчел у Муни.
   – Нет, Рейчел, только нью-йоркцы.
   – Мы все много вопим, – вставила Ли.
   – Перебиваем друг друга, – поддразнил ее Муня. – В самом деле, Ли, тебе стоило бы немного позаимствовать сдержанности от англичан.
   Ли покачала головой.
   – Слушай, Муня, я буду восторгаться вашими прекрасными старинными зданиями, но отнюдь не вашими эмоционально оцепенелыми мужланами. – Она передернула плечами. – Однажды я провела в Англии целое лето. Дождь шел не переставая…
   – Так уж и не переставая, – засмеялась Рейчел.
   – И, – продолжила Ли, – в картинной галерее мне сделал предложение мужчина без подбородка и выступавшими, как у кролика, зубами.
   – Неужели? – удивилась Рейчел. – А я-то думала, что ты до смерти была запугана англичанами.
   Ли рассмеялась.
   – Вообрази, можно ли получить наслаждение с человеком, который говорит: «Позвольте, не будете ли вы так любезны отобедать со мной?» – она весело передразнила своего потенциального соблазнителя.
   – Я думала, такое бывает только в кино.
   – К сожалению, не только в старых фильмах, – сухо сказала Рейчел. – Наша английская система школьного образования на самом деле поставляет своеобразных евнухов. Положение дел немного улучшилось с тех пор, как я закончила школу, но, честно, Ли, какое это испытание для маленького мальчика. Французы или итальянцы, по крайней мере, позволяют своим детям визжать, а мы должны держать все в себе наглухо застегнутым. Женщины в Англии страшатся, что прослывут агрессивными или крикливыми. Мэгги Тэтчер называют «Железная Леди», и вряд ли она умеет повышать свой голос. Она призналась, что однажды кричала. Газеты подняли такую шумиху!
   – Вот почему я выбрал жизнь в Нью-Йорке, – Муня посмотрел на Рейчел. – Теперь ты поняла, почему?
   Рейчел кивнула.
   – Словно ты находишься в бутылке с шампанским, – она слегка захмелела. – И я чувствую себя одним из маленьких золотистых пузырьков, вырывающихся вместе с сотнями других пузырьков.
   – Эй, что вы хотите делать сегодня? – спросила Ли.
   – Как насчет Таймс-сквер?
   – О, Рейчел, – запротестовал Муня, – если честно, то это не лучшее место в мире. Там гораздо хуже, чем в Сохо в феврале.
   – Неважно. Тебе следует помнить, что почти все мои представления об окружающем мире были твореньем кинотеатра в Лайм Реджис. Многие фильмы были американскими. Ей богу, мы не танцевали под джазовую музыку в кладовке. У нас в спортивном зале устраивался рок-н-ролл, а монахиня-надзирательница караулила, чтобы все было пристойно.
   – А в наши дни в моде были подплечики и русские чайни, – засмеялась Ли.
   – Отличная идея, – сказал Муня. – Пошли отсюда. Хочу показать Рейчел настоящую русскую чайню, – он посмотрел на Рейчел. – Это недалеко от Карнеги-Холл.
   – Чудесно, но мне нужно вовремя вернуться домой, чтобы позвонить Клэр и детям.
   – Сделаешь это завтра. Ты же вчера только звонила, помнишь? – напомнил ей Муня.
   – Если честно, Муня, то не помню. Забыла. Мне бы попить. Целую бочку бы выпила.
   – Ты можешь это повторить, – согласилась Ли. Все трое рассмеялись.
 
   Таймс-сквер оказалась именно такой, какой ее представляла Рейчел.
   – Все равно, – обратилась она к Ли. – Вот я стою возле Таймс-Тауэр. Ты не можешь себе представить мои чувства. Знаешь, мне всегда хотелось быть Дорис Дей, – Рейчел пальцем приподняла кончик носа. – Я сто лет потратила на то, чтобы сделать свой нос чуточку вздернутым, как у американок.
   – Если ты это сделаешь, то будешь больше похожа на английскую мужеподобную женщину, – пошутила Ли.
   – Ли, до меня только сейчас дошло. Я же оставила свое вечернее платье у тебя. Я одета в твои джинсы, а мы собираемся вечером в русскую чайню. Мне нужно прийти в себя и собраться с мыслями, как вы говорите в Нью-Йорке.
   – Ладно, поехали ко мне, – сказал Муня. Он остановил такси.

* * *

   Муня предложил обеим женщинам выпить чаю. Пока он возился на кухне, Ли положила руки Рейчел на плечи и серьезно посмотрела на нее.
   – Как ты себя сейчас чувствуешь, Рейчел?
   – Немного странно, – призналась Рейчел. – Немного растерянно… Пойти в постель с другой женщиной, как я полагаю, всегда считалось в моей жизни чем-то из ряда вон выходящим. Если Чарльз выходил из себя, то самое обидное оскорбление, которое он мог придумать, так это обозвать меня и моих подруг лесбиянками. Когда он сердился на кого-то из мужчин, то называл их «извращенец» или «гомик». Так трудно сделать что-то, за чем бы скрывалась любовь и сердечное тепло… – она замолчала. – Я хочу, чтобы ты знала, Ли, это была не только терапия моей души. Пребывание с тобой прошлой ночью вернуло мне множество хороших чувств. Я вновь почувствовала себя ребенком, каким была до встречи с Чарльзом. Ли нежно улыбнулась.
   – Не нужно извиняться, Рейчел. Каждый должен определять свои сексуальные пристрастия сам. Проблема состоит в том, что слишком многие люди отказываются принимать на себя груз ответственности за это. Вместо этого они зарываются носом в книги или смотрят фильмы, пытаясь найти там ответ на свой вопрос. Я долгие годы воображала себя Лорен Бакол, и мне нравилось раздавать своим мужчинам оплеухи.
   Вошел Муня с восхитительным японским чайником.
   – Мне всю жизнь хотелось быть Джеймсом Дином, – сказал он.
   Ли убрала руки от Рейчел и села на диван.
   – Вынужденные обстоятельства, – сказала она. – Я позволю Муне быть мамой и разлить чай.
   Муня ухмыльнулся.
   – Я-то думал, что ты не любишь стереотипов. Рейчел засмеялась.
   – Замолчите, вы. Похожи на престарелую семейную парочку. Брюзжите точно так же.
   – А мы и так давно знаем друг друга, правда, Муня?
   Он кивнул. Рейчел взглянула на них.
   – Надеюсь, я всегда буду знать, что вы оба в Нью-Йорке, даже в том случае, если не смогу видеться с вами довольно часто. Мысленно я всегда смогу представить, что с вами, когда только захочу. Знаете, как только я вернусь в Лондон, займусь поисками квартиры. Что-нибудь, типа вот этой, оказалось бы для меня идеальным вариантом. Когда устроюсь, вы вдвоем обязательно приедете ко мне в гости.
   Ли поморщилась.
   – Не выношу Англию. Говорила же, что там жуткий холод. Мне так и хочется щипать там всех прохожих, чтобы посмотреть, какая будет реакция. Должно быть, я – единственная американка, которая не пришла в восторг от мысли поехать в Лондон. Но все равно, большое спасибо. Запомню. Нет ничего лучше шести недель дождя для усовершенствования моего повествовательного стиля.
   Муня и Ли пустились в долгий литературный спор. Рейчел это скоро наскучило. Она пошла в свою комнату и прилегла отдохнуть. «Жду не дождусь, когда смогу рассказать Клэр», – подумала она. Рейчел представила лицо Анны. Преподобной матушки-настоятельницы. Затем ее сморил сон.
 
   Остальное время Рейчел воспринимала сквозь дымку. Если Муня был занят, то ее вывозила куда-нибудь Ли. Иногда они собирались все втроем. Одно событие запечатлелось в памяти Рейчел навечно. Ли пригласила их с Муней поужинать в кругу своих друзей. Мужчина, Поль Горовиц, оказался известным писателем. Его жена Эмили тоже состояла «при искусстве». Рейчел никогда раньше не приходилось видеть подобные картины.
   – Что это? – простодушно спрашивала Рейчел.
   – Это мужской член, – просияла Эмили. – Видите? Это написала Франц, моя приятельница. Она намеревалась выразить мужское превосходство. Видите? Это Белый Дом.
   – А, да. – Рейчел подошла к картине вплотную и еле-еле разглядела знаменитое здание, угнездившееся где-то среди волос мошонки.
   – Ли, вы помните идеологическую борьбу, которую мы вели по поводу того, должен ли член вписываться в какую-то окружающую обстановку или нет?
   – Слава Богу, большинство из нас переросло эту стадию, – рассмеялась Ли.
   – Кто же победил? – не унималась Рейчел, которую разбирало любопытство по столь животрепещущему вопросу.
   – О, конечно же, Франц, – ласково рассмеявшись, ответила Эмили. Она была крупной и на вид очень сердечной женщиной. – Пошли, Рейчел. Пора к ужину.
   Рейчел чуть было не забыла о существовании внешнего мира, пока она кружилась в вихре развлечений Нью-Йорка, увлекаемая энергичной Ли или нежным и предупредительным Муней. Втроем они жили среди кипящего люда Нью-Йорка, используя толпу в качестве театрального задника в своем наслаждении обществом друг друга. Внезапно Рейчел, сидя за безупречно накрытым столом, осознала, что волшебному времени подходит конец. В мире живут не только такие как Анна, Клэр, Муня или даже Ли. Девяносто пять процентов населения всего мира составляют такие люди, как Поль Горовиц.
   – Мы здесь очень беспокоились о вашей Лейбористской партии, – заявил Поль. – Я все время следил за левым крылом, – он умолк. – Единственный выход для вашей страны – социалистическое правительство, которое эффективно перераспределит состояние нации.
   Рейчел охватил страх.
   – Надеюсь, этого не произойдет, – сказала она. – Все деньги достались мне по наследству.
   Ноздри Поля алчно зашевелились.
   – Вы голосуете за консерваторов?
   – Я не голосую вообще, – Рейчел начала потихоньку выходить из себя. – Я стараюсь избегать политики. Наслышана, что существует правая оппозиция и левая оппозиция, но остальные, причем, их большинство, скромных и самых лучших, остаются в тени. – Она самодовольно рассмеялась.
   Поль и Эмили посмотрели на нее.
   – Поль, – вмешалась Ли. – Оставь свои политические амбиции при себе. Я же знаю, что ты республиканец, но скрываешь это от всех. Сколько стоили эти хрустальные бокалы? – она подняла изысканный бокал для вина Григорианской эпохи.
   Рейчел заговорила, прежде чем Поль успел ответить.
   – Могу сказать, что в Англии это стоило бы сто двадцать фунтов за каждый. Именно этот рисунок очень редкий, – Рейчел взглянула на Поля. – У вас есть полный набор? – Поль кивнул. – Тогда вы можете удвоить цену.
   – Сто двадцать фунтов… за каждый? – Муня присвистнул. – Целое состояние!
   Вечер подходил к концу. Складывалось такое впечатление, что Поль и Эмили знали каждую собаку в Нью-Йорке, а все время проводили в ресторанах и театрах. Поль сидел рядом с Рейчел, поэтому в какой-то момент ему не оставалось ничего, кроме как поддерживать с ней разговор. Между Муней, Ли и Эмили разгорелась жаркая баталия по поводу новой книги о феминизме, а Рейчел, которая вдоволь наслушалась о феминизме от Анны и была сыта этими разговорами на всю жизнь, обрадовалась предоставившейся возможности передохнуть.
   – Вам нравится в Нью-Йорке? – Поль говорил очень тихо, поэтому Рейчел пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать вопрос. Она улыбнулась и утвердительно кивнула. – Вы очень красивая молодая женщина, знаете ли. – Он не улыбался. – Молодым красавицам вовсе не обязательно разбираться в политике. С них довольно того, что им известно, как нужно ублажать мужчин. – Рейчел выпрямилась. Поль продолжил. – Я тоже знаю, как доставить удовольствие женщине. – Он в упор посмотрел на Рейчел. – Уверен, что Эмили каждый вечер засыпает после восхитительного чувственного экстаза. Что вы об этом думаете?
   Рейчел опешила. У нее даже язык не поворачивался, чтобы ответить на столь откровенный вопрос. Не могла же она ему ответить то, что думала на самом деле – какая скука, сидеть за его собственным столом.
   – Пожалуй, я выпью еще немножко вина, – сказала она наконец. Она, кажется, здорово напивалась.
   Муне и Ли пришлось тащить ее в такси. Рейчел заливалась от смеха.
   – Что ж здесь смешного? – спросил ее Муня, усадив в машину.
   – Поль устраивает Эмили оргазм каждый вечер… Бедняжка Эмили!
   Ли улыбалась.
   – Поль не ведает, что у Эмили есть подружка.
   – Франц? – спросил Муня, взглянув на Ли. Та ухмыльнулась. – Так он никогда об этом не догадывался, глядя на картину?
   – Нет. В том и вся соль. Рейчел взглянула на Ли.
   – Выходит, все кругом обманывают?
   Ли нежно потрепала Рейчел по плечу. Она прекрасно понимала, что смех Рейчел может мгновенно превратиться в слезы.
   – Почти все, Рейчел. Относись ко всему проще, и самой станет легче. Люди обманывают друг друга не потому что они плохи, а просто оттого, что им бывает грустно.
   – Пожалуй, так и есть, – Рейчел обхватила голову руками. – Кажется, меня сейчас стошнит.
   Ли придерживала ладонью лоб Рейчел, когда они вместе высунулись в окно. Муня был тоже рядом. Водитель такси с отвращением сказал:
   – Уплатите по двойной таксе, я не вожу в своей машине пьяных дамочек.
   – Мне так стыдно, Ли, – пробормотала Рейчел в перерывах между приступами рвоты.
   – Не думай об этом, – сказала Ли. – Наклонись еще немножко подальше. Вот для чего нужны друзья.
 
   Рейчел завороженно смотрела на рождественское убранство. Вся атмосфера русской чайни восхищала ее.
   – Как здорово, когда Рождество круглый год! – воскликнула она.
   – Попробуй сибирских пельменей. Их подают только сегодня, – сказал Муня.
   Наступил последний вечер Рейчел в Нью-Йорке. Прощальный ужин в русской чайне был устроен по ее выбору, потому что ей очень понравился ужин здесь в первый раз. Муня мелкими глотками пил какой-то экзотический напиток.
   – Что это? – спросила Рейчел.
   – «Харви Уолбангер».
   – Мне так понравились американские коктейли.
   – Я хочу борщ и блины, – заказала для всех Ли.
   Один из казаков, обслуживавших зал, подошел к их столику.
   – Глаз не отвести от вас, красавица, – сказал он Рейчел. – Приготовлю коктейль лично для вас, для вашего милого ротика, – Рейчел улыбнулась. – Ах, – бармен протянул к ней руки. – Какие зубки! А улыбка! Как у мадонны… – он жестом указал Муне и Ли. – Перед такой красотой мое сердце не устоит. – Он стремглав бросился к стойке бара.
   – Я мигом! – бросил он через плечо.
   – Он в самом деле русский, Ли? – Рейчел слегка взволновалась.
   – Нет, итальянец, но с русским акцентом. Не волнуйся, они все себя так ведут, – Ли улыбнулась Рейчел.
   Расторопный официант через мгновение подлетел к столу вновь.
   – Как вас зовут? – спросил он у Рейчел.
   – А ваше имя? – осторожно спросила она.
   – Джорджио, – наклонился он к ней.
   – Рейчел Кавендиш, – растаяла она от его улыбки.
   – Выпейте, – предложил он, ставя перед ней стакан.
   Она пригубила бокал.
   – Чудесно, Джорджио. – Рейчел передала Ли напиток для дегустации.
   – Коктейль Кавендиш, – объявил Джорджио на весь ресторан. Посетители смолкли. Народ смотрел на Джорджио. Официант поднял бокал. – Новый коктейль – мы все пьем за самую красивую женщину Нью-Йорка.
   Рейчел смутилась. Все посмотрели на нее. Ли и Муня были в восторге.
   – Каковы ощущения Королевы бала? – спросила Ли.
   – Весьма странные! – воскликнула Рейчел. – Я столько лет оставалась жалким ничтожеством. Джорджио, – обратилась она к официанту. – Как ты готовишь мой напиток?
   – На ваших губках – клубничный ликер, – улыбнулся он. – Водка – для задора, а апельсиновый сок – за вашу чистоту.
   Рейчел рассмеялась.
   – Продолжай, Джорджио. Он весело улыбнулся.
   – Я режу клубничку, добавляю кусочки льда. Вдруг он залихватски крикнул и пустился лихо отплясывать между столиками. Еще один бармен и официанты присоединились к нему. Некоторые посетители повскакивали со своих мест, и весь ресторан наполнился буйным весельем. Люди кружились и пели.
   «Только в Нью-Йорке», – подумала Рейчел. Ли улыбнулась и положила руку на плечо Рейчел.
   – Мы будем скучать по тебе, – грустно сказала она.
   Комок подкатился к горлу Рейчел.
   – Ли, ты никогда не узнаешь, как много для меня сделала.
   Ли кивнула.
   – Верю, что людские пути пересекаются. Можно сотворить другому человеку добро или причинить зло. Нам всем недостает умения прощать. Большинству из нас труднее всего научиться расставаться. – Она улыбнулась.
   Рейчел кивнула.
   – У меня в душе борьба все еще продолжается. Физически я уже избавилась от Чарльза, но эмоционально он все еще незримо довлеет надо мной, боюсь, в основном, осуждает.
   Ли покачала головой.
   – Без его осуждения тебе еще очень долго не обойтись, Рейчел, если ты думаешь об этом. Многие женщины позволяют своим мужьям осуждать их, потому что в том случае, если они чувствуют свою никчемность, им не придется изо всех сил бороться, прокладывая себе путь к освобождению из этой трясины. У меня было нечто похожее очень долго.
   – Иногда бороться за свое освобождение оказывается сложнее, чем смириться и плыть по течению, – вздохнув, ответила Рейчел. Если бы Чарльз никогда не признался мне, я бы все еще находилась в Ричмонде. Это мертвая хватка…
   Ее прервал Джорджио.
   – Танцуем, моя прекрасная леди! Танцуем! – он стремительно закружил ее по залу.

Глава 45

   Клэр послала лимузин из «Савоя», чтобы встретить Рейчел, к аэропорту Хитроу. Роскошные мягкие сидения располагали к философским размышлениям. Рейчел задумчиво смотрела в окно. Никогда и не предполагала, как отвратителен автомобильный подъезд к Лондону со стороны Хитроу. Ей вдруг стало грустно от того, что люди, со всего света стекающиеся в Англию, должны видеть Лондон как красавицу, одетую в замызганную юбчонку. «Ничего, – успокаивала она себя, – «Савой» – это отдельный город. Как только я попаду внутрь отеля, снова окажусь в безопасности». Рейчел вдруг удивилась, насколько вновь стала уязвимой, как только покинула теплую компанию Муни и Ли.
   Сидевший рядом с ней в самолете мужчина беспрестанно задавал вопросы, пока Рейчел не повернулась к нему спиной. «Слава Богу, что я могу себе позволить лететь первым классом», – подумала она. Она вспомнила, в каких стесненных условиях один раз была с Чарльзом и детьми, когда они летели во Францию. Промелькнула мимолетная мысль. Интересно, как бы все обернулось, если бы у нее на пальце сейчас было одето обручальное кольцо. «Оно спасло бы меня от всяких неотесанных мужланов», – подумала она. Но затем вспомнила об упоительной свободе, которую ощутила, вручив кольцо Чарльзу. С рабством теперь покончено. Она взглянула на палец, на котором до сих пор оставался след от долгих лет ношения широкого золотого кольца.
   «Я принадлежу сейчас только себе», – подумала она, когда машина бесшумно подкатила к отелю и въехала во внутренний двор.
   – С возвращением, мадам. Добро пожаловать! – швейцар подхватил чемоданы и прошел следом за ней в регистрационный зал. «Надо же, какая перемена», – подумал он. – Прошло всего пять месяцев, и серая мышка превратилась в великолепную принцессу». Рейчел вызывала у него особый восторг. Глядя на нее, он весь просиял.
   – Чудесная погода для этого времени года, – заметил он.
   Рейчел улыбнулась, вспоминая комментарий Ли по поводу того, что все англичане – эмоциональные калеки.
   – Я очень по вас соскучилась.
   Глаза швейцара подернулись влажной дымкой. Он смущенно прокашлялся.
   – Благодарю вас, мадам, – сказал он, убирая в карман чаевые. Женщин, размышлял он, возвращаясь на свое место снаружи парадного входа, никогда нельзя предугадать, что они скажут дальше. Он замер, тупо уставившись в пространство перед собой. «Она скучала без меня». Он задумался и позабыл придраться к новому швейцару.
   «Старик совсем спятил», – отметил про себя мужчина, что помоложе. – Скоро я получу его место».
   Он помчался к следующей машине такси, сигналившей на подъезде.
 
   Когда Рейчел вошла в номер, Клэр читала в гостиной.
   – Милая! Как замечательно выглядишь!
   – Правда? – Рейчел глянула в зеркало, висевшее над камином. – Я так великолепно провела время, Клэр. Мне сейчас кажется, что я пробыла там целую вечность. Находиться в Нью-Йорке – все равно, что бежать за странствующим цирком, – она остановилась и посмотрела на Клэр. – Ты выглядишь ужасно. Майклу лучше?
   Клэр отрицательно покачала головой.
   – Слишком рано говорить, но, думаю, он поправится в том смысле, какой вкладывают в это понятие во всем мире. Но для меня или людей, знавших его хорошо, Майкл, человек, которого мы привыкли считать Майклом, умер в тот день. Он ушел из Министерства иностранных дел и говорит, что собирается жить в предместье.
   – А ты что собираешься делать, Клэр? Клэр на мгновение задумалась.
   – Останусь с ним, Рейчел. Как только устану от сельского пейзажа, и мне потребуется передышка, буду приезжать и оставаться здесь столько, сколько захочу. Я не желаю похоронить себя в деревне. Майкл может заниматься охотой или рыбной ловлей, но я не принадлежу к тому типу женщин, которые млеют от жизни в деревне. Мы с Майклом привыкли друг к другу, – она улыбнулась бледной зимней улыбкой.
   Рейчел опустилась на колени возле стула Клэр.
   – Неужели ты не истосковалась по любви? Я имею в виду по тому, чтобы тебя обнимали и целовали? – Она вспомнила душевное тепло, которое ощущала от Муни и Ли. – Я не могу без этого, Клэр. Мне обязательно нужно чувствовать чью-то любовь и привязанность. Знаю, Чарльз не платил взаимным чувством, но мне просто необходимо дарить кому-то любовь без всяких условий. Теперь я ясно поняла это. – Рейчел засмеялась. – Буду коротать остаток своих дней с четырьмя зловонными пуделями и чайной грелкой на голове. Клэр улыбнулась.
   – Я не такая, как ты, Рейчел. Никогда столь страстно не относилась к жизни или Майклу. Мы заботимся друг о друге, и этого для меня достаточно. Иногда, если я вижу прекрасную картину или безупречной огранки бриллиант, во мне просыпается какое-то чувство, но люди… – Клэр брезгливо покачала головой. – Я напрочь отказалась от них еще с тех пор, когда была маленькой девочкой. Ты, Рейчел, естественно, в это число не входишь, – поспешно добавила Клэр. – Всегда отличалась и выделялась среди остальных. Это в самом деле так. – Она улыбнулась вытянувшейся возле нее Рейчел. – Ты на меня благотворно влияешь, ты и твое сумасбродство. Твои чувства опускают меня на землю и не дают вознестись.
   Рейчел положила голову на сложенные ладони.
   – Чувства, – резко оборвала она. – Сколько месяцев мне потребовалось, чтобы выпутаться из клубка этих пресловутых эмоций. Знаешь, когда я была в Нью-Йорке, то переспала с женщиной.
   Клэр удивленно подняла брови дугой.
   – Неужели, Рейчел? И как ощущения?
   – Восхитительно, – сказала Рейчел и вздохнула. – Знаешь, Клэр, было бы гораздо легче послать всех мужиков к черту и жить с кем-нибудь, типа Ли. Загвоздка не в сексе, а в том душевном комфорте, который я испытываю. – Она замолчала. – Если бы мы с Ли были вместе, то подходили друг другу идеально, в особенности я успела заметить это, когда мы с ней вместе готовили. Если Чарльз оказывался на кухне, он все время путался под ногами, и мне стоило больших трудов не наступить на его собственное «Я». Теперь, оглядываясь на свое прошлое, я сознаю, что моя жизнь была похожа на минное поле. Ничего удивительного, что я грызла ногти. Клэр кивнула.
   – Я часто ловила себя на мысли о том, что сама отнюдь не прочь позаниматься любовью с женщиной. Смешно, но всегда думала, что на это отважусь первой именно я, а не ты. Я многое попробовала в жизни. Возможно, меня всегда останавливало то, что я могу обнаружить в себе. А мне нужна моя крепость.
   – В самом деле, я для себя после этого многое прояснила. С одной стороны, грустно. Мысль о том, чтобы состоять в интимных отношениях с женщиной, всегда успокаивала меня. Однако той ночью с Ли я поняла, что нахожу больше эротики в мужском теле, – Рейчел передвинулась на пол.
   – По-моему, я всегда жаждала ласк тетушки Эмили, – вздохнула она. – От ее мягкой груди веяло умиротворением и спокойствием.
   Клэр сидела выпрямившись в своем кресле. Лицо ее было хмурым, а кулаки – сжаты.
   – У тебя, по крайней мере, была тетушка Эмили, – сказала она.
 
   Следующие месяцы оказались беспокойными. Клэр и Рейчел были все в хлопотах, прочесывая улицы Челси в поисках подходящей квартиры. Рейчел продала дом в Девоне за 268 000 фунтов стерлингов. Большую часть содержимого дома она продала с аукциона, что принесло ей еще 100 ООО фунтов стерлингов. В конце концов она решилась приобрести одну из очень мрачных, похожих на подземелье, квартир на улице Бофор.
   – Там все-таки четыре спальни, и она стоит не таких баснословных денег, как все эти новомодные квартиры, кроме того, если встать на цыпочки и высунуться из окна, можно увидеть реку, – рассказывала Рейчел Анне по телефону. – Как дела у Сэма?
   – У него режутся зубки, и он много кричит, – ответила Анна. – Скорее покупай квартиру. Умираю, как хочу приехать и повидаться с тобой. Юлиан просил разрешить ему взять Сэма на выходные, поэтому у меня будет свободное время вновь почувствовать себя человеком. Рейчел рассмеялась.
   – Я же говорила тебе, что это работа с утра до ночи. Помнишь, сколько раз ты ворчала на меня из-за того, как скучно и утомительно быть просто домохозяйкой.
   – Перестань, Рейчел. Не напоминай мне об этом, – засмеялась она. – Знаешь, я поймала себя на мысли, с каким удовольствием рассказываю одной из служащих о том, что Сэм кушает морковку. Мне… стало не о чем поговорить, кроме как о пристрастиях своего ребенка в еде. Я все время била себя кулаком в грудь и говорила, что скорее убью себя, чем сделаю подобное. Мамочке везет больше. Она только и делает, что лодырничает и обожает Сэма. А мне постоянно приходится иметь дело с двумя его концами, которые все время текут, – ее голос стал мягче. – Но знаешь, Рейчел, у него такая сказочная улыбка. Проклятье, слышу, как он вопит. Должна идти, Рейчел, он упал.