* * *
   Продолжаю находить в старых блокнотах свои ранние стихи, которые и издавать отдельной книжкой уже поздно, и терять вообще жалко.
   "Баб-гора": "Как телевышка, смотрит - буровая. / Цепляя краем за верхушки сосен, / садится солнце красным караваем / за эту гору в золотую просинь. // Закат огнем поджег берез макушки / и кедры в небо высятся столбами. / ...Здесь двести лет назад тому старушка / пошла за ягодой... а может - за грибами. // Тайга листвой шуршала, и ручьями / журчала так же, как и в наше время, / но вместо визга пил, машин рычанья - / скрипели ревматичные деревья... // Судьбу старушки знают только месяц / да звезды, что вокруг сгрудились роем. / Но с той поры вокруг горы всю местность / зовут доныне люди "Баб-горою". // По ней дороги, как лоза, кривые / ведут к палаткам, рудникам и драгам, / как телевышки, встали буровые, / лишь так же с неба льется солнца брага. // Да иногда, в прозрачный вечер летний, / вдруг всхлипнет птица на сосны макушке, / как будто к нам летит через столетья / плач одинокой маленькой старушки... // ...А у костра, из кружек чай хлебая, / геологи сидят до ночи поздней. / Вокруг - тайга туманно-голубая / да в небо искры рвутся к сестрам-звездам. // В глуши о чем-то тихо кедры бредят. / Я отдыхаю от жары и гнуса. / И лишь боюсь сильнее, чем медведя, - / что эта жизнь / придется мне по вкусу..."
   "Зной": "Широкий Лог, чуть дальше - Ангара. / Жара. / Палатка разогрета солнцем. / Визг бензопил ликующий несётся. / Под тягачами стонет Баб-гора. / И топора / иканье раздается, / и древо гнется, / и летит кора. / И спят ветра, / и зной потоком льется, / и гнус повсюду черной тучей вьется, / и проклинают полдень шофера... // И лишь когда вечерняя пора / земли горячей ласково коснется / и тонкий месяц с неба улыбнется, / и не пищит вокруг ни комара... // Дым сигарет да песни у костра... / По полведра / густого чая пьется... / И сердце сладко-сладко окунется, / как в глубь колодца, / в негу до утра... // А там опять - жара, жара, жара."
   28 января. Решил остаться дома. У Алинки никак не пройдет сильная ангина и надо кому-то быть с ней и следить, чтобы она вовремя принимала лекарства, а то сама она ни о чем не помнит. Из-за этого я целыми днями сочиняю ей небольшие стихотворные экспромты, напоминающие о необходимости умываться, заправлять после сна кровать, убирать в комнате и так далее. Марина записывает всю эту дребедень и говорит, что из этого может получиться хорошая книга - скажем, "Разговоры с дочкой" или что-нибудь в таком духе. Вот и сегодня, услышав, как она хвалит Алинку за успехи в овладении английским языком, которым они прямо с утра занимались, я, вставая с постели, сказал Алинке: "Сумма знаний твоих нарастает. / Пусть она, как сугроб, не растает".
   - Ты бы записывала все папины советы, - подсказала ей Марина,
   Но Алинка в ответ на это только врубила вибрирующий сигнал пейджера, с которым она играет все время, как со звуковой игрушкой.
   - А вот пусть он сочинит мне сейчас стишок про пейджер! - потребовала она.
   Мне - что о пейджерах, что о рейнджерах, все равно, и я сразу же продекламировал: "Пикал пейджер все утро у Али... / Как меня эти звуки достали!.." (А про себя добавил: "Был бы я погрубей, то давно - / уронил эту штуку в окно!") Минуту подумав, Алинка начала говорить мне свой ответ: "Нет, не пикал мой пейджер с утра..." - но, почувствовав секундную паузу в её ответе, я тут же за неё закончил: "...а гудел, как в лесу мошкара". Мы, как всегда, немного поспорили, а потом я ей сказал, что она не обязательно должна оправдываться за свои пристрастия, наоборот, если речь идет не о подлостях, то она имеет полное право отстаивать свою позицию, гордо заявляя: "Да, пиликал мой пейджер с утра! / Но мне нравится..."
   "...Эта игра", - закончила за меня Алинка.
   * * *
   В вечерних новостях сообщили, что в возрасте 95 лет в Стокгольме умерла писательница Астрид Линдгрен, создавшая книги "Малыш и Карлсон" и "Пеппи Длинныйчулок". Сегодня же американская подводная лодка "Гринвилл" (класса "Лос-Анджелес") столкнулась с кораблем американских ВМС, нанеся ему пробоину. После этого оба судна уползли своим ходом в доки на ремонт.
   Интересно, что почти ровно год тому назад, 10 февраля 2001 года, эта же самая "Гринвилл" при неожиданном всплытии протаранила японский рыболовецкий траулер "Эхиме-мару", на борту которого помимо 20 членов команды находилось также 13 несовершеннолетних учащихся и два преподавателя. То ли этой субмариной управляет пьяный экипаж, то ли имеет место какой-то дефект в системе её управления...
   А в Москве сегодня вручали учрежденную ещё Борисом Березовским и им же до сих пор финансируемую премию "Триумф", которой в числе прочих удостоилась и Татьяна Толстая, заметку о романе которой "Кысь" я в прошлом году опубликовал в "Литературной газете".
   29 января, вторник. Сегодня Ганичев два раза собирал у себя всех секретарей. Первый раз мы обсуждали открытое письмо Путину с требованием выделить один канал ТВ под русские духовно-культурные программы (чуть позже мы узнали, что практически тем же сегодня было озабочено и руководство Русской Православной Церкви, подавшее от имени своего издательского отдела заявку на получение 6 канала), а второй раз - говорили о необходимости обращения к народу и Президенту России по поводу царящего в стране разгула преступности. "Дерево узнаете по плодам его", - сказал нам Господь. Вот мы и видим сегодня плоды отмены смертной казни, приведшие к полной разнузданности криминала, торжеству насилия, неслыханному распутству, наркоторговле, попранию всех нравственных устоев, законов и норм морали...
   * * *
   В перерыве между нашими летучками приходил мой земляк из Донбасса Владимир Пимонов, выпускающий здесь в Москве небольшой литературный журнальчик "Родомысл", представляющий донбасских авторов. В предыдущем номере газеты "День литературы" я опубликовал о нем свой отклик: "Донбасс всегда был охоч до подхватывания разных передовых идей - что в смысле развития стахановского движения, что в плане освоения забастовочного движения. Не удивительно, что именно в этом регионе Украины появился и новый литературный журнал, имеющий сразу две редакции: одну, возглавляемую Александром Кораблевым, в Донецке, а другую, под руководством Владимира Пимонова, в Москве. Учредителем же издания значится отдел культуры исполкома города Енакиева.
   "Родомысл" № 2 (4) за 2001 год открывается приветственным словом писателя Владимира Крупина, и это говорит о том, что его создателям не безразлично признание московских авторитетов, а значит, они ориентируются на настоящую литературу, в которой собираются существовать "всерьез и надолго". Из знакомых по доперестроечной поре имен в журнале присутствуют Леонид Талалай, Борис Ластовенко, Наталья Хаткина, Иван Костыря... Очень много имен незнакомых (надо полагать, молодых, но в журнале отсутствуют биографические справки, и поэтому узнать что-либо о его авторах невозможно) - Олег Губарь, Сергей Жадан, Владимир Авцен, а то и просто Глумер.
   Говорить о сложившемся творческом лице журнала ещё очень рано, так как никакой отчетливой концепции в нем пока что не просматривается, но зато, словно играющая брага через край бочки, из него хлещет на читателя избыточная творческая энергия, а это свидетельствует о том, что в Донбассе перестают думать о забастовках и начинают думать о реализации данного каждому из нас от Бога таланта. И это - не может не вселять в душу добрых ожиданий и чувства благодарности к создателям и издателям нового журнала."
   Поговорили с ним о его творческих и личных проблемах, я сводил его в редакцию "Роман-журнала, ХХI век" и познакомил с Сергеем Перевезенцевым и Мариной Ганичевой, которые дали ему несколько экземпляров журнала с рецензией В.Н. Крупина на один из выпусков "Родомысла". Свел его также с Сашей Дориным, который пообещал опубликовать заметку о журнале в "Российском писателе". Расставаясь, я пообещал ему предоставить для последующих номеров материалы московских авторов, ну и вообще договорились в дальнейшем не терять друг друга из вида...
   * * *
   ...Вечером, опираясь на наброски Марьяны Васильевны, набрасывал примерный состав "Антологии переводов украинской поэзии", которую мы затеяли выпустить с издательством "Русский Двор". С учетом того, что, помимо широко известных и уже не раз переводившихся на русский язык украинских поэтов, антология должна представить также волну репрессированных в тридцатые годы авторов, а также творчество уморенного в тюрьме уже в восьмидесятые годы Василя Стуса и произведения молодых поэтов-модернистов, получился весьма-таки внушительный (хотя пока и неполный) список:
   Иван Вышенский, Мелетий Смотрицкий ("Перенос, или плач Святой Вселенской апостольской Восточной Церкви", 1610 г.), Памва Берында ("На Рождество Господа Бога...", 1616 г.), Феофан Прокопович ("Сатирическая коляда"), Григорий Сковорода (1722-1794 гг., "Всякому городу нрав и права", "Сад божественных песней"), Иван Котляревский (1769-1838 гг., поэмы "Энеида", "Наталка-полтавка", "Солдат-заброда"), Петро Гулак-Артемовский (1790-1865 гг., басня "Баран и пес", баллада "Рыбак"), Евген Гребенка (романсы; поэма "Богдан"; лирика), Леонид Глебов ("Стоит гора высокая..."), В. Забела ("Гляжу я на небо..."), П. Кулиш (поэмы), Русская троица (Буковина) - Иван Вагилевич, Маркиян Шашлевич, Яков Головацкий ("Русская Днестровая"), М.А. Максимович ("Сборник украинских песен"), Тарас Шевченко (1814-1861 гг.), А.С. Афанасьев-Чужбинский (1817-1875 гг.), Г.С. Кузьменко (1831-1867 гг.), П.П. Чубинский (1839-1884 гг.), Я.И. Щоголев (1823-1898 гг.), Степан Руданский ("Повей, ветер, на Вкраину..."), В.С. Кулик (1830-1870 гг.), А.А. Навроцкий (1823-1892 гг.), Иван Франко (1856-1916 гг., "Смерть Каина", "Моисей" и др.), Павло Грабовский (1864-1902 гг., "По Сибири", "Кобза" и т. д.), Иван Рудченко, Олесь Федькович, Михайло Старицкий (1840-1904 гг.), Иван Манжура (1851-1893 гг.), Алёна Пчелка, Леся Украинка, А. Олесь (А.И. Кандыба), Максим Рыльский (1895-1964 гг.), Павло Тычина (1891-1967 гг.), К.М. Эллан (Блакитный), В.Г. Чумак, Василь Симоненко, Микола Бажан. А.Ф. Досвитный, Т.К. Кулик, Б. - И. Антонич, Мыкола Хвыльовый, Мыкола Зеров, Леонид Первомайский, Валерьян Полищук, Андрей Малышко, Мыкола Нагнибеда, Любомир Дмитренко, Павел Беспощадный, Степан Олейник, Платон Воронько, Александр Пидсуха, Дмитро Павлычко, Иван Вырган, Любовь Забашта, Василь Швец, Наталья Забила, Виталий Коротич, Лина Костенко, Иван Драч, Мыкола Сынгаевский, Борис Олейник, Мыкола Винграновский, Владимир Коломиец, Павло Мовчан, Василь Стус, Тарас Мельничук, Леонид Талалай, Иван Дрозд, Виктор Баранов ("Притча о поэте и сытом народе"), Петро Куценко, Виктор Терен, Тарас Девдюк, Оксана Забужко и иолодые поэты сегодняшней Украины.
   * * *
   ...Только перед самым сном вспомнил, что был сегодня приглашен на творческий вечер режиссера театра и кино, поэта и журналиста Антона Васильева, мужа певицы Татьяны Петровой. Но к 18 часам я все равно не успел бы в Центральный Дом Российской Армии, где он проводился. Увы...
   * * *
   ...И опять - вынырнувшие откуда-то из памяти стихи из моих старых блокнотов:
   "Лёвка": "Ну что за трелёвка - / без Лёвки? / Без Лёвки, / что дьявольски ловкий, / хоть сам - только шея да уши, / да рой золотистых веснушек. // Откуда в нем столько сноровки? / Он бог, он король чокеровки, / хоть сам - чуть потолще от троса, / хоть сам - лишь в зубах папироса. // Но вновь - на участке, в столовке / всё слышится: "Лёвка" да "Лёвка". / "Орёл!" "Не боится работы!" / "Умеет травить анекдоты!" / "Всегда угостит папиросой!.." / Ну в общем - душа леспромхоза! // А Лёвка порхает, как птица, / а сам потихоньку косится / тайком на учетчицу Таню... / И смена плывет, как в тумане / отлаженным будничным тактом: / есть хлыст, тонкомеры и трактор, / вокруг мужики и трелёвка, / и должен он помнить: он - Лёвка! // И ловко летает он с тросом, / и лихо дымит папиросой, / и бодро рычат лесовозы: / "Ай, Лёвка! Душ-ша леспр-р-р-ромхоза!" // Ай, Лёвка! Улыбка и уши, / да рой золотистых веснушек, / да вихров пылающий кустик, / да взгляд с незамеченной грустью... // Откуда он в этом-то парне? / Быть может, учетчице Тане / причина той грусти известна? / А может - лишь тихому лесу, / где шепчут печально березы: / "Ах, Лёвка, душа леспромхоза..."
   30 января, среда. В 12 часов дня у нас на Комсомольском проспекте в рамках Десятых Международных Рождественских чтений состоялся круглый стол по теме "Православие и Интернет", который вел Сергей Котькало.
   В сегодняшней "Литературке" наконец-то опубликованы интервью Марины (под псевдонимом "Марина Ларина") с Левоном Григоряном, а также рецензия Надежды Горловой на книгу Александра Малиновского "Радостная встреча".
   * * *
   ...Придя вечером домой, составлял новый вариант замысленного нами вчера на секретариате "ВОЗЗВАНИЯ К НАРОДУ И ПРЕЗИДЕНТУ РОССИИ", так как написанный кем-то ранее проект Ганичеву по какой-то причине не понравился. Итак:
   "Дорогие соотечественники! Уважаемый Владимир Владимирович!
   С огромной болью в сердце мы вынуждены заявить, что сегодня наше Отечество снова - уже в который раз за свою историю! - оказалось на грани смертельной опасности, грозящей нам не откуда-то из-за границы (хотя и оттуда к нам идут не одни только добрые советы), а что особенно страшно изнутри нашей собственной державы. Имя этой опасности - КРИМИНАЛЬНЫЙ БЕСПРЕДЕЛ, а расцвесть ему помогли бездействие и неэффективность нашей судебно-правовой системы.
   Достаточно взглянуть на то, чем обернулось для России введение моратория на смертную казнь за уголовные преступления, и отпадет всякая необходимость в выслушивании любых аргументов в пользу этого поспешно принятого российскими властями решения. Обратимся к цифрам, которые, как известно, говорят сами за себя (тем более, что за каждой из них - чья-то искалеченная, а то и преждевременно оборванная жизнь и слезы близких людей). Так в 2001 году в Российской Федерации от насильственной смерти и самоубийств погибло 50 тысяч человек, от дорожно-транспортных происшествий и ЧП на дорогах - 70 тысяч человек, и от недоедания, переохлаждения, алкогольного и наркотического отравления, а также всевозможных заболеваний, включая СПИД - более 700 тысяч человек.
   Мы не просто вымираем как нация, нас открыто убивают сегодня прямо на улицах наших родных городов, в подъездах домов, где мы выросли, а иногда и в своих собственных квартирах, и при этом почти никто и никогда не несет ощутимой уголовной ответственности за совершенное. Складывается такое впечатление, что наша милиция крайне не заинтересована в эффективной борьбе с преступными группировками и нередко сращивается с ними, суды коррумпированы, а прокуратура близорука. А потому так безнаказанно гремят по России выстрелы и так обильно проливается человеческая кровь. Преступность превысила сегодня все допустимые пределы: процветают наркомания и проституция, расхищаются национальные достояния и недра страны, а наш золотой фонд, надежда России - её дети - пополняют собой двухмиллионную армию беспризорников, которые становятся легкой добычей наркоторговцев, преступников и поставщиков "живого товара" для борделей всего мира...
   Думается, что каждому, в ком остается ещё хотя бы малая капля совести, сегодня ясно, что дальше так продолжаться не может. Необходимо срочное принятие мер, которые бы положили конец разгулу преступности и обеспечили народу его дарованное от Господа право на жизнь и на безопасность. Страна, в которой бездействует Закон, это не страна. Поэтому мы обращаемся к Президенту и Правительству России с требованием немедленно отменить мораторий на смертную казнь, способствующий разгулу криминала, и заняться реальной, а не декларируемой борьбой с бандитизмом и организованной преступностью, очистить российские суды и органы МВД от коррумпированных лиц и ужесточить наказания за все виды преступлений, особенно за организацию наркоторговли и малолетней проституции.
   И ещё - обязательно установить контроль народа над СМИ, и в особенности над телевидением, которое как раз и готовит будущих преступников, развращая умы подрастающего поколения своими аморальными и бесчеловечными программами.
   К сожалению, ни одно из существующих сегодня в России правозащитных движений не защищает наш народ от криминального беспредела, а потому мы обращаемся к народу России с призывом создать Движение "За справедливость, социальный порядок и безопасность личности". Порядок на улицах наших городов и оборона наших домов от бандитов - необходимы в первую очередь нам самим, а потому нужно вспоминать положительный опыт прежних десятилетий и организовывать свои народные дружины.
   Если же власть в лице Президента и Правительства РФ не способна услышать голос народа и заняться восстановлением в стране надлежащего Порядка и Закона, мы призываем всех объявить март этого года месячником массовых манифестаций и митингов в поддержку изложенных выше требований. Жить в стране, превращающейся в бандитскую зону, больше невозможно - своим молчанием мы обрекаем на криминальное рабство не только себя, но и наших детей и внуков. Так скажем же наше "НЕТ" преступности хотя бы во имя их будущего. И скажем наше категорическое "НЕТ" власти, если она окажется не способной обеспечить самое главное право своих граждан - ПРАВО НА ЖИЗНЬ."
   * * *
   Из рифм сегодняшнего дня:
   1. Приобщение к литературе / возвышает, бля, душу, в натуре...
   2. Одни собой в Чечне рискуют, / другие - голых баб рисуют...
   3. Не поеду в Баден-Баден - / вдруг там лечится бен Ладен?..
   4. Все дерьмовые идеи / к нам идут из Иудеи...
   (Если этот дневник когда-нибудь будет опубликован, то за последнюю строчку на меня немедленно навесят ярлык "антисемита". Но я не хочу ни себя, ни кого бы то ни было представлять здесь лучше или хуже, чем это есть на самом деле, а потому не вымарываю ни сцену с пьяным В.И. Беловым, ни своих отрицательных высказываний о Путине, ни признаний в том, что меня обидело присуждение "Хрустальной розы" не мне, а Сибирцеву, ни эту "преступную" строчку. Во всем должна быть только правда, правда и ничего, кроме правды.)
   31 января, четверг. Сегодня я должен был вести работавшую у нас в Правлении секцию Рождественских чтений "Возрождение русской словесности". По пути в Союз писателей зафиксировал рядом с собой в метро трех девущек, одна из которых читала книгу Хоруки Мураками, другая - Милана Кундера и третья - Михаила Булгакова. В зоне видимости находились также три или четыре покет-бука - Полякова, Словин и кто-то еще. На эскалаторе же сплошная Дарья Донцова...
   В 10 часов утра Ганичев произнес на открытии секции свое вступительное слово и передал её ведение мне. Но у меня, похоже, началась перешедшая от Алинки ангина, вследствие чего стал хрипеть и садиться голос, а потому, помучившись полчаса, я переуступил свою роль референту Отдела религиозного образования В.С. Миловатскому, а сам просто молча сидел в президиуме до перерыва.
   Первым выступал священник Алексей Мороз из Санкт-Петербурга, говоривший о том, что художественная литература балансирует на очень тонкой грани между добром и злом, так как для целого ряда писателей движущей силой их творчества является не что иное как ГОРДЫНЯ, которая, как известно, является одним из самых сильных грехов человека. Некоторые, мол, вообще не могут написать ни строчки, пока не заведут себя, повторяя, точно буддийские мантры, заклинания типа "я - самый гениальный писатель на земле", "мне нет равных в литературе", "Лев Толстой может отдыхать" и тому подобные...
   Соглашаясь в целом с батюшкиными доводами, я подумал, что, наверное, да, возноситься в самолюбовании выше наших отечественных классиков - это, несомненно, означает, культивировать в себе грех гордыни; но в то же время и писать после Достоевского или Шолохова, не будучи уверенным в том, что именно тебе дано сказать то, чего не смогли сказать до тебя они, это тоже преступление, так как эта неуверенность порождает в пишущем сомнения в дарованном ему от Господа таланте и в результате приводит к его "закапывании в землю", что является ничуть не меньшим грехом, чем и выше названный. А потому, я думаю, при всем понимании вреда гордыни, писатель просто ОБЯЗАН быть уверенным в своей творческой исключительности и не бояться говорить себе: "я пишу - лучше всех", ибо без этого ему никогда не взяться за по-настоящему важные и художественно значимые вещи...
   * * *
   ...Выходя в коридор, чтобы принять таблетки, я встретился с приехавшим из Самары Алексеем Алексеевичем Солоницыным, который когда-то брал у меня интервью для своей православной телепрограммы "Путь", и передал через него привет всем самарцам. Потом пришел Владимир Лесовой и принес свою поэтическую книжку, к которой я писал предисловие, а также гонорар за нее. Стихи у него, надо признать, довольно-таки слабые в профессиональном отношении, но в то же время очень чистые в смысле души и веры, а потому я и согласился сказать о них небольшое вступительное слово.
   Спустившись вниз, я отдал младшему Бондаренко дискету с информационной полосой для "Дня литературы", а подошедшему Саше Хабарову - дискету с полным вариантом моей статьи "Не с тем ключом" для его сайта "IN CULTURE" (адрес: http://www.vcu.ru).
   После этого я ещё немного покрутился в Правлении и уехал домой лечиться.
   * * *
   ...Из Уфы сегодня прислали двенадцатый номер журнала "Бельские просторы" за прошлый год, в котором опубликованы мои "Три этюда о Гоголе". А по телевизору вечером сообщили, что Путин подписал Указ о присуждении президентских премий в области литературы за 2001 год Жванецкому, Стругацкому и Дольскому. И в этих же самых новостях сообщили, что сегодня в Москве был убит директор Института психологии, член-корреспондент Российской Академии наук Андрей Владимирович Брушлинский, а в Сочи скончался от полученных день назад ножевых ран 32-летний депутат городского Совета, политик и бизнесмен Владимир Ефрюшкин, а сегодня был застрелен глава местного самоуправления Борис Москвич. Последний после избрания на эту должность начал вести борьбу с наркоторговлей и на его жизнь уже один раз покушались.
   Вот и скажите мне, что это, если не маразм или не полное пренебрежение к судьбам нации: страна обливается кровью, а Президент в это время поощряет хохмачей!..
   1 - 3 февраля. Остался дома бороться с ангиной. Читал исследование пророчеств Нострадамуса, немного писал, смотрел телевизор и пил лекарства. Звонили Виктор Широков, Костя Рассадин, Ирэна Сергеева, Полина Рожнова. После её звонка сразу вспомнилась Вологда, где мы года два назад проводили выездной Секретариат нашего СП, а чуть позднее - Конгресс в защиту книги. Я тогда ещё написал стихотворение: "Морозная зимняя Вологда. / Скрип снега как хруст огурцов. / Над речкою, с поднятым воротом, / навек застыл Коля Рубцов. // Похоже, что жизнь наша клонится / не к счастью, а к взрыву беды... / Но Русь, словно матушка в горнице, / хлопочет при свете звезды. // Идет с коромыслом кленовеньким / под горку себе за водой. / И вечно поют колоколенки. / И вечно поэт молодой. // И ни одному в мире Воланду / Господь не попустит вовек / сгубить эту жизнь, эту Вологду, / где рифмы идут, словно снег. // Где, влив в себя водки от холода, / не то, чтобы я согрешил, / но понял, что зимняя Вологда - / есть родина русской души..."
   Звонила также Вера Галактионова, приглашала выступить на её вечере. У неё не по-женски серьезная и стилистически оригинальная проза, но какой из меня в этой ситуации выступальщик? С моим горлом сейчас только роль Сиплого в "Оптимистической трагедии" играть... А потому я сижу все эти дни дома, и отгоняю лезущие в голову дурацкие рифмы типа: "Плод разделав субтропический, / повар варит суп тропический", "Ты картины верни, Саш, / обокрав наш вернисаж", и им подобные. Или же читаю газеты, в которых сплошным потоком идет информация о безнаказанно вершащихся по всей России убийствах. Единственное светлое пятно - это заметка Александра Калинина о городе Старице в газете "Трибуна". Это друг моих старицких друзей Виктора и Валентины Хотулёвых, он упоминает также и краеведческие работы Саши Шиткова, с которым мы вместе сотрудничали в газете "Старицкий Вестник". Надо с ним как-нибудь все же созвониться...
   Чтобы заполнить свободное время чем-нибудь полезным, перевел с белорусского языка (а он для меня почти как мой родной украинский) ещё одно стихотворение Алеся Писарика, начинающееся в оригинале строками "Кахання як нi беражы, / а усё-ткi знойдзецца прычына...", которые у меня обрели следующий вид: "Как ни храни любовь, а всё ж - / порой отыщется причина, / чтобы вошла в твой голос дрожь... / Но ты держись, ведь ты - мужчина! // Сожмись в кулак! Не допусти / раздуть скандал, что всё погубит! / И как ни больно, а прости: / ревнует - только та, что любит..."
   Вечером в воскресенье начал писать давно уже проклевывавшийся в моем в сознании роман "Стивен Кинг на русской почве". Хочу изобразить трех русских дураков, решивших заработать деньги на издании всего иллюстрированного Кинга, и на примере материализации тиражируемых ими ужасов, которые начинают захлестывать город, показать губительность всей этой американской заразы для нашей культуры. Вот его начало:
   "Если бы я хоть в сотой доле мог предвидеть, каким ужасом это обернется в дальнейшем и для нас троих, и для всех ста тысяч жителей города Красногвардейска, я бы этого мудака Лёху и слушать не стал - вытолкал бы взашей, и катись колбасой со своими бредовыми идеями! Потому что началось-то всё это именно с него - с того самого момента, когда в последних числах мая он прибежал ко мне перевозбужденный, как всегда, и, перескакивая с пятого на десятое, потребовал сию же минуту пойти и купить какое-то универсальное штатовское мини-издательство вместе с прилагаемыми к нему эксклюзивными правами на первое в России издание полного иллюстрированного собрания сочинений американского короля романов ужасов Стивена Кинга и почти целым вагоном бумаги. Денег у нас тогда было в наличии ровно шесть с половиной тысяч баксов - всё, что оставалось от нашей недавней работы "челноками", когда мы целый год таскали на себе из Турции, Польши и нашей милой матушки-столицы пренеподъемнейшие клетчатые сумки со всевозможным барахлом, которое потом месяцами пытались толкануть на местном рынке своим полунищим землякам, с горем пополам отрабатывая на этом одолженные под проценты на закупку товара кредиты. Когда это нас в конце концов окончательно измотало, у нас еле-еле накопились на троих (третьим, само собой, был мой давний кореш Виталька Великодный, с которым я целую кучу лет тому назад сидел за одной партой) эти самые шесть с половиной тысяч "зеленых", и теперь мы целые дни и ночи думали, как бы понадежнее вложить их в дело, чтобы наконец-то хоть немного вылезти из засасывающей нас хуже, чем трясина, безнадеги.