Страница:
* * *
К трем часам дня с неохотой вышел в сырой и серый день и поехал в поликлинику долечивать зуб. Вчера по телевизору обещали, что к выходным у нас будет погода "как на юге", но, глядя на постоянно беременное дождями небо, поверить в это очень и очень непросто. Вон - прошло уже полтора весенне-летних месяца, а мы ещё ни одного дня не пожили на даче! И зачем только, спрашивается, выбросили на неё такие далеко не лишние в нашем бюджете десять тысяч рублей? Ты это можешь мне объяснить, Господи?..
* * *
...По дороге в стоматологическую поликлинику купил выходящее приложением к "Независимой газете" издание "Кулиса-НГ" (№ 10 от 15 июня) и газету "Культура" (№ 22 за 14-20 июня). В "Культуре" опубликован уже знакомый мне президентский Указ о присуждении Государственных премий. В области литературы таких премий две: Владимиру Войновичу - за роман "Монументальная пропаганда" и Андрею Волосу - за роман "Хуррамабад". Кроме того, присуждена также Пушкинская премия в области поэзии, которую получил Александр Кушнер.
Здесь же - сообщение о присвоении звания "Народный артист Российской Федерации" Александру Розенбауму, репортаж о праздновании очередной годовщины смерти Булата Окуджавы с фотографией закатившего в экстазе глаза Андрея Макаревича, заметка о краже из Еврейского музея в Нью-Йорке картины Марка Шагала "Над городом", оцениваемой в один миллион долларов, и так далее...
Самый интересный материал номера - статья Павла Нуйкина о положении дел в Союзе писателей Румынии, рассказывающая о том, что в Парламенте этой страны насчитывается 40 писателей, и что там принят целый ряд законов о различных отчислениях, позволяющих им не только выживать, но и издавать 12 литературных журналов на румынском языке (четыре из которых - еженедельные) и два на венгерском, а также содержать два издательства.
В "Кулисе" - статья Марии Ремизовой о всё тех же Волосе и Войновиче, а также интервью с нобелевским лауреатом 1998 года - португальским писателем Жозе Сарамаго и стихи Алексея Цветкова. Размышляя над тем, что могут сделать сегодняшние португальские писатели в противостоянии антинародным курсам политиков, Жозе Сарамаго без обиняков признался: "...Очень мало. В нашем обществе превалирует идея ЛИЧНОГО успеха, ЛИЧНОГО триумфа. Ведь все мы в той или иной мере ЭГОИСТЫ, ибо само общество постоянно внушает каждому: "не верь и не доверяй никому", "добивайся своего собственного успеха", "куй свою собственную победу, даже если для этого тебе придется убирать, уничтожать других".
Увы, но то же самое сегодня проповедуется и НАШИМ обществом тоже...
У Алексея Цветкова запомнились строчки: "Зачем же ласточки старались? / Над чем работали стрижи? / Так быстро в воздухе стирались / Тончайших крыльев чертежи..." Остальное как-то растворилось в похожести на все читанное ранее.
* * *
...Поздно вечером звонил поэт Николай Беседин, поговорили о его бесконечно дописываемой поэме о художнике, в частности, о последней главе, которую он мне давал читать, описывающей искушение. Поэма откровенно богоискательская, в ней много хороших в ритмическом, стилистическом и образном плане кусков, но в основе лежит гипотеза, по которой Христос является не Сыном, а всего только творением Бога (тогда как человек в противовес Ему - творением дьявола). Есть также и другие отклонения от догматов Священного Писания, которые представляют собой определенный интерес с точки зрения философии, но с позиций православной веры с трудом балансируют на грани ереси...
* * *
И ещё одна новость: сегодня умер Михаил Глузский - актер, сумевший при всех наших сволочных режимах и продажных правителях сохранить свою глубокую внутреннюю порядочность. К сожалению, я не был знаком с ним лично, хотя прошлой зимой мы и были вместе на презентации книги нашего самарского друга писателя Алексея Солоницына "Я всего лишь трубач", посвященной его знаменитому брату - актеру Анатолию Солоницыну, исполнителю главных ролей почти во всех фильмах Андрея Тарковского, начиная с его "Андрея Рублева" и до таких работ как "Сталкер" и другие. Что-то много последнее время смертей в мире искусства. Любовь Соколова, Савва Кулиш...
16 - 17 июня. ...Ну наконец-таки и в нашу Москву заглянуло лето! В субботу утром, увидев освободившееся от насупленных туч небо, поехали с Мариной в Загорянку разбирать сваленные на веранде кучей в наш прошлый приезд вещи, однако разгулялась такая замечательная погода, что мы не захотели уезжать и остались там ночевать. Спать, правда, пришлось при включенном электрообогревателе и в одежде, так как ночью ещё довольно холодно, но два прошедших дня были просто чудесными - грело солнце и, разложив наше имущество по полочкам, мы ходили осматривать окрестности, глядели на пасущихся на лугу лошадей, бродили по берегу Клязьмы, балдели от запахов цветущего шиповника, пения соловьев, вида воды и зелени, и если бы не забыли захватить с собой купальники, то обязательно бы залезли в речку...
Впечатления от встречи с природой были настолько острыми, что я думал, не смогу в эти дни даже смотреть на книги. Однако между делом все же успел прочитать роман Александра Трапезникова "Проект "Мегаполис" патриотический боевик, герой которого то и дело влипает в опасные для жизни криминально-политические авантюры, но движимый чувством любви выходит из всего этого чистым, успев при этом вернуть Родине чуть было не вывезенную за границу историческую ценность, наказать подлецов и спасти от уничтожения столицу. Роман написан превосходно - лихо закрученный сюжет не дает отложить его в сторону ни на минуту, но при этом событийная сторона имеет отнюдь не самоценное значение. Главное в романе А. Трапезникова - его глубокая социальная значимость, автор не боится говорить о политическом курсе сегодняшней России, вскрывая антинародную сущность утверждаемого ныне в стране строя. Смущение вносит только по-американски киношная концовка, в которой преследуемый одновременно и бандюками, и всеми спецслужбами России герой и его юная возлюбленная, спасаясь с территории полыхающей огнем и штурмуемой фээсбэшниками базы, успевают вскочить под пулями в небольшой двухместный самолетик и подняться на нем в ночное российское небо. А дальше что? На следующее утро о них все вдруг забудут и прекратят пытаться их ликвидировать? Простят герою то, что он сорвал план сверхсекретной операции, узнал не предназначавшуюся для него информацию? У меня такие вот символические выходы из смертельно закрученных сюжетов вызывают обычно только раздражение...
* * *
...Вернувшись в Москву, узнали, что Вячеслав Полунин проводит сегодня на Тверской улице парад карнавалов. В честь чего, правда, неизвестно. Да и сами такие карнавалы вроде бы исконно русскими праздниками никогда не являлись. Но разве кому-нибудь сейчас для организации шоу ещё нужны народные традиции или хотя бы какие-нибудь даты? Чем диковиннее и экзотичнее - тем лучше. Как, например, день святого Валентина, который в этом году праздновали во всех школах русской столицы. Да ещё и заставляли детей писать кому-нибудь из своих одноклассников признания в любви. Я, правда, своей Алинке не разрешил этого делать - думаю, что для третьего класса такой опыт несколько преждевременен. Если, конечно, не мечтать увидеть свою дочь - проституткой...
* * *
...Перед сном посмотрели по телевизору фильм "Брат-2", против показа которого по ТV протестовали украинцы, говоря, что он сеет межнациональную вражду и рознь. Но протестовать, на мой взгляд, надо было скорее американцам, так как в первую очередь этот фильм создает отрицательный образ Соединенных Штатов. По сути дела, именно эта его - редкая для нашего откровенно прозападного искусства - антиамериканская заряженность единственно и отличают этот фильм от потока аналогичной кинопродукции о суперменах-одиночках, заваливающих зрителя трупами, как доказательствами существования высшей справедливости. Я и сам когда-то написал похожую повесть под названием "Прости, брат, мне приказано тебя убить", в которой в противовес распространявшимся тогда по России культам американских супергероев попытался создать образ своего русского Рэмбо - этакого паренька, метр с кепкой ростом, который бы мочил бандюков не хуже героев Сталлоне или Шварценнегера. Я даже хотел тогда создать журнал под названием "Русский Рэмбо", который был бы посвящен русским, патриотически ориентированным боевикам.
И вот - "Брат-2", продолжающий эту мою идею. Фильм, в котором полтора часа мочат всех и в сортирах, и где это только возможно, и при этом говорят о Родине. Антиамериканизм и органично дополняющая его (и что особенно невероятно - откровенно декларируемая создателями фильма) любовь к России это то, что можно отнести чуть ли не к революционным подвижкам в отечественном кинематографе последнего десятилетия. Всё же остальное - то есть сами горы трупов, которые Бодров наворачивает на пути своего шествия через сюжет - это, по сути, только копирование образцов кинопродукции той самой Америки, против которой якобы и нацелен фильм. Потому что психологическая основа у него уже не русская, а американская, и схема развития сюжета - тоже. Подобно множеству американских фильмов, "Брат-2" рассказывает, как герой отомстил мафии за убитого ими брата, легко и хладнокровно перестреляв для этого кучу народа в Москве и Чикаго. Для героя не существует ни расстояний, ни языковых, ни финансовых проблем, волей создателей сюжета он свободно перемещается по свету и валит, валит, валит вокруг себя трупы приговоренных им к высшей мере наказания людей...
САМОСУД - вот та главная черта, которая выводит и этот фильм, и аналогичные ему произведения за рамки исконно русского искусства. Никогда в истории нашей литературы (и позднее - кино) физическое отмщение преступнику или обидчику не являлось, так сказать, самоцелью акта возмездия. Главным для русского человека всегда было - восстановление справедливости на внутреннем, духовно-нравственном уровне, а не путем самочинной расправы над злодеем (что равнозначно опусканию себя до уровня такого же самого убийцы, как и он). И если в Америке, выросшей с судом Линча в крови, совершение самочинного акта возмездия воспринимается как законное завершение истории о восстановлении попранной справедливости, то у нас оно вызывает целый ряд вопросов. Ибо для меня как раз важно знать, не то, как герой превзошел американских бандюков и полицейских, а что с ним будет, когда он выйдет из самолета в России, где его ждет либо суд за совершенные убийства, либо пуля от охотящихся за ним мафиози. Так что концовка вызывает такое же раздражение, как и прочитанный днем раньше роман Александра Трапезникова.
18 июня, понедельник. Отдал на прочтение рукопись своего романа о Москаленко - один экземпляр в "Роман-журнал, ХХI век", а другой в "Наш современник".
Днем в кабинете Геннадия Иванова встретил Сашу Кана - мы с ним одновременно учились в Литинституте, я у Валентина Сидорова, а потом у Всеволода Алексеевича Сурганова, а он, кажется, у Вячеслава Шугаева. Его считали надеждой курса, он опубликовал в каком-то коллективном сборнике роман, много писал. Но в Алма-Ате жизнь не сложилась и он переехал в Москву к другому нашему сокурснику - Леониду Артюшенко, который руководит сейчас рекламно-издательской фирмой и смог предоставить ему работу.
К Иванову же Саша пришел, чтобы узнать об условиях приема в члены СП. Я помог ему написать заявление.
19 июня. Полистал с утра принесенный вчера из Правления "Роман-журнал, ХХI век", а также поэтический сборник Станислава Золотцева "Летописец любви", который он передал в МСПС через Марину. Стержневая публикация "Роман-журнала" - это, без сомнения, цикл очерков покойного Д.М. Балашова "Города страны", посвященный портретам Киева, Смоленска, Пскова и других исторических центров Руси-России. Но запоминаются в них не столько даже заметки о самих городах, сколько высказывания писателя об искусстве и литературе. Говоря, например, в "киевской" главе о Гоголе, Дмитрий Михайлович восклицает: "...И тут я, человек верующий и убежденный православный, скажу, может быть, ересь, но ересь, в которую верую и на которой стою и буду стоять, выстрадав её многими десятилетиями и размышлений, и наблюдений, и исторических исследований, и творческого труда. А именно: художник не подчинен никому, никакой земной (даже церковной!) власти, ибо творческая реальность есть высшая реальность, по которой выстраивается всякая другая..." И чуть далее еще: "...Конкретные наблюдения за талантом приводят к убеждению, что талант дается свыше, нисходит, так сказать. Его можно загубить, но создать искусственно невозможно..."
Потом следуют воинская повесть Кавада Раша "Железные солдаты" - о железнодорожных войсках и истории железных дорог России, и целый ряд других материалов в жанре прозы, поэзия и очерка...
И все время, покуда я сидел и листал журнал, в голове вертелся один странный вопрос: почему, когда оцениваешь каждый материал в отдельности, он кажется вроде бы и весомым, и значимым, и интересным, а от всего номера в целом веет ярко выраженной скукой? То же самое - и со стихами Золотцева: каждое само по себе вроде замечательно, а вся книга целиком кажется уже неоднократно ранее читанной... Я давно разлюбил поэзию Андрея Вознесенского, но я ведь не забыл, с каким чувством брал много лет назад его новые книги - это было действительно ожидание встречи с НОВЫМ, поэт всегда удивлял своей неожиданностью, выходом на какие-то новые уровни. И пускай это частенько было и чистым трюкачеством, эпатированием публики, но он (да и не только он один!) не позволял потерять к себе интереса, не давал читателю ПРИВЫКНУТЬ к своему творчеству, избегал предсказуемости. А в сегодняшней литературе этого почти не стало, и потому она сделалась скучноватой...
* * *
К часу дня я уже был у Марины в МСПС, где назначил встречу приехавшему из Самары писателю Александру Малиновскому. Когда-то, ещё во время моей жизни в Самаре, мы с Громовым помогли ему издать несколько книжек, вступить в члены Союза писателей, позже я организовал его творческий вечер у нас в Правлении... В свою очередь, А.С. Малиновский помог нам при создании журнала "Русское эхо", выделив для этого компьютер (он тогда работал директором Новокуйбышевского завода синтетического спирта), так что нас связывают давние отношения. Революции в русской литературе он, правда, не сделал, но некоторые написанные им вещи достойны читательского внимания - к примеру, документальная повесть о земляке Малиновского из села Утевка, родившемся без рук и без ног художнике Григории Журавлеве, научившемся по Божьей милости держать кисть в зубах и ставшем впоследствии знаменитым иконописцем. А также книга новелл "Степной чай" или роман "Черный ящик".
Недавно у Малиновского опубликовали несколько небольших рассказов в журнале "Москва", на которые я откликнулся в своем обзоре в газете "День литературы", за что он и зашел меня поблагодарить. Но были и другие темы для разговора, и мы пошли в ресторан МСПС, где Марина угостила нас на свои талоны обедом, после чего мы ещё посидели в её кабинете и, заканчивая свою беседу, пили чай.
К трем часам дня мне нужно было идти в Центральный дом архитектора на презентацию серии книг по избирательным технологиям, куда меня пригласила критик Людмила Лаврова, поэтому пришлось проститься с Малиновским и бежать туда. Придя в ЦДА, тут же встретился с прозаиком Сергеем Сибирцевым, потом увидел Людмилу Лаврову и нашего консультанта Николая Сергованцева. Получил несколько презентуемых книг, послушал выступления, после чего всех пригласили на фуршет. После того, как я в мае прошлого года бросил пить, это стало для меня самой скучной частью таких мероприятий, а потому, наевшись минут за двадцать бутербродов с красной рыбой и винограда, я поболтал немного с встреченной здесь директором Марьинского учебного центра № 491 Валентиной Ивановной Ипатовой, в учреждении которой мы с Мариной три года подряд проводили заключительные вечера литературных конкурсов "Марьинская Муза", потом попрощался с знакомыми и вернулся в МСПС к Марине. Оставив у неё полученные книги и рукопись повести Малиновского (которую тот попросил передать в журнал "Час России"), пошел с ней в сад "Эрмитаж", где в эти дни шло непрерывное карнавальное представление Вячеслава Полунина. Однако, оказалось, что один только вход в парк стоит 200 рублей, само же представление ещё 2500, так что мы развернулись и пошли искать мороженное. Но, видимо, сегодня был "не наш" день, потому что и мороженого мы, протопав пол-Москвы, нигде не нашли (и это - при рыночных-то отношениях, Господи?!.), так что на всё плюнули и поехали домой в Марьино. Здесь, практически рядом со своим подъездом, купили, наконец, в магазинчике по два стаканчика сливочного мороженного по 3 рубля 50 копеек и, поднявшись в квартиру, тут же съели.
* * *
В сегодняшней газете "Московский литератор" напечатана передовица Владимира Ивановича Гусева под названием "Обман", в которой он, попинав для порядка Чубайса и Ельцина, обрушивается вдруг на меня (а получается, что на патриарха Алексия да на Ганичева, который является его правой рукой по Всемирному Русскому Народному Собору) говоря, что в то время, как "риммы казаковы борются с "русским фашизмом" <...>, ПРАВОСЛАВНЫЕ ИЕРАРХИ и их ЛИТЕРАТУРНЫЕ СЛУГИ снова поддакивают геноциду собственного народа и неустанно, неустанно призывают к смирению. Причем, литслуги при этом обвиняют собственно русских в... американизме."
Но, заключает он в интригующе оборванном двустишии: "Не Гусев из американцев, / А Недояслов из за..."
Хотя чего уж тут не договаривать - "из засранцев", читатель-то у нас не дурак, сумеет дорифмовать начатое. Да и фамилию знающие люди легко расшифруют, заменив "Недо-" на "Пере-", суть ведь не в этом. Она - в том, что вступив однажды в полемику с Гусевым, который требовал "усовершенствовать" Православие, слишком много, по его мнению, требующее от русских людей смирения и покаяния, я спорил в общем-то даже не столько с ним, сколько с высказываемыми им идеями, тогда как в ответ от него слышу не опровержения моих аргументов, а лишь откровенно хамскую брань в свой адрес, вызванную не столько содержанием того, что я говорю, сколько самим фактом того, что я осмеливаюсь противоречить его мнению! Ну что это в самом деле за критические "аргументы"? То - недозашифрованный "засранец", то "остановил бы ты на заднице пропеллер, / чтоб боле не жужжал критический бестселлер..." (это его же эпиграмма на мою книгу, опубликованная в "Московском литераторе" недели три назад под псевдонимом "Георгий Косцов"). Разве это - литературная полемика? Это самое натуральное неприкрытое хамство, выдающее в нем амбициозного, распустившегося самодура. И такой человек - руководит крупнейшей писательской организацией России и ведет творческий семинар в Литинституте! То-то вырастит себе литературную смену...
И не хотелось бы больше связываться, но тут все-таки надо ответить. Причем основательно, чтоб это не осталось незамеченным. Иначе мое молчание могут расценить как трусость.
20 июня, среда. Перед работой зашел на почту и отправил письмо с купоном розыгрыша ДОМИКА В ДЕРЕВНЕ. Марина надо мной откровенно посмеивается, да я и сам понимаю, что всё это наивная глупость, но надо довести дело до конца, а то ведь оно не даст мне делать ничего другого...
* * *
...Возвращаясь домой из Правления, купил "Литературную газету". Хороша статья Павла Басинского "Из рук в руки", без всяких экивоков рисующая систему раздачи Государственных премий в области литературы членам одной и той же идеологической тусовки (мы с Геной Ивановым только позавчера отослали факс в Комиссию по Госпремиям о необходимости расширения в ней квоты для членов нашего СП, так как на сегодня в ней нет ни одного русского писателя!). С такой же жесткой прямотой написана и статья Сергея Яковлева "Привет от бомжа", раскрывающая более чем сомнительный принцип раздачи стипендий "Альфа-Банка" и Московского Литфонда. Любопытна также статья Всеволода Сахарова "Слово в Сетях", посвященная российскому Интернету. А вот колонка Льва Пирогова меня сильно удивила. Говорить о Дмитрии Пригове, Льве Рубинштейне и Мирославе Немирове как о лидерах современной российской поэзии - это уже даже не вчерашний день, а прямо какой-то литературный мезозой, перебирание истлевающей словесной ветоши, отброшенной новой эпохой в кювет истории...
К поистине революционным переменам в "Литературке" можно отнести появление в ней (в анкете "Как вы встретили первый день войны?") рассказ Михаила Лобанова о 22 июня 1941 года, заканчивающийся словами: "О, какое это было величайшее счастье для моего поколения, что мы вступали в жизнь и борьбу под сенью Сталина!.."
Впрочем, это я дочитывал уже дома.
* * *
...Едва я сварил пельмени и собрался садиться ужинать, как раздались длинные трели междугородки - звонил министр культуры Пензенской области Евгений Семенович Попов, уточнял, приедем ли мы с Мариной на 105-летие Петра Замойского и Лермонтовский праздник. Мы хотели было отделаться одним лишь Замойским, но Евгений Семенович такой чудный человек, что его просто жалко обидеть. Он с таким горением бьется за поддержание высокого уровня культуры у себя в области, что я бы дал ему звание министр-подвижник. Ну как к такому не поедешь?..
* * *
Чуть позже раздался звонок от Юры Полякова, который попросил заехать к нему в пятницу, чтобы обсудить возможность ведения мною постоянной критической колонки в возглавляемой им ныне "Литературке". Поговорили о газете, о только что прочитанных мною статьях, в том числе и не понравившейся мне колонке Льва Пирогова. Юра сказал, что как раз и зовет меня к сотрудничеству, чтобы было что противопоставить материалам подобного рода, а не запрещать их в директивном порядке...
Я пообещал ему к пятнице всё обдумать.
21 июня, четверг; праздник Владимирской иконы Божией Матери. Днесь светло красуется славнейший град Москва. Яко зарю солнечную воспиимши, Владычице, чудотворную Твою икону, к нейже ныне мы притекающе и молящеся, Тебе взываем сице: о, пречудная Владычице Богородице, молися из Тебе воплощенному Христу Богу нашему, да избавит град сей и вся грады и страны христианския невредимы от всех навет вражиих, и спасет души наша, яко Милосерд.
* * *
С утра съездил в журнал "Свет" за небольшим гонораром, а потом писал статью для Полякова. Не знаю, подойдет ли ему, ведь "Литературка" не совсем ещё патриотической издание, а мои рассуждения носят откровенно патриотический характер.
Вот, что получилось:
ИГРА НА ПОНИЖЕНИЕ
Судя по разговорам, которые я иногда слышу вокруг себя, для многих ещё и сегодня остается непонятной причина возвеличения солунских братьев Мефодия и Кирилла до уровня равноапостольного чина. В чем же, мол, их подвиг-то христианский? Ну придумали для славян кириллицу... Хотя в их собственном "Житии" ясно сказано, что по прибытии в Херсонес им принесли "Евангелие и псалтирь, русскими письмены писана", так что и создавать вроде нечего было, поскольку "русские письмена" (то есть азбука) уже давно существовали.
И так для многих и остается неразъясненным, что значение труда святых первоучителей словенских заключается не в том, что они научили русичей писать на горшках слово "гороухша" да выцарапывать на храмовых стенах, кто кому и сколько заплатил за купленную землю, а в том, что существовавшие начертания славянских букв были ими приведены в соответствие с сакральным пониманием сущности языка как установленного свыше кода бытия народа. С этой целью буквенный массив славянской азбуки был разделен ими на две половины, которые помимо числовых значений были наделены как индивидуальными прочтениями ("аз", "буки", "веди", "глаголь", "добро" и т. п.), так и соединенными в краткие смысловые формулы ("како люди мыслете", "наш он покой", "рцы слово твердо"), причем каждая из этих половин рисовала в своем тайном звучании два диаметрально противоположных пути земного существования - ПРАВЕДНЫЙ ("изначально стремись к знаниям, говори-поступай добронравно; по-естеству живи; крепко люби землю и, мысля как люди, станешь всем братом духовным; изречешь слово твердое, укрепишь закон; обретешь славу вечную") и ГРЕХОВНЫЙ ("безродный, пустой, утробная тварь, шваль суетная, вор, пьянюга, еретик, враг, прими долю горькую: изгнанником измаешься, изловят, свяжут, заточат в темнице, казнен будешь").
В этом ключе вся история России предстаёт перед нами как наглядная иллюстрация к её отклонению от заданного Богом кода бытия, который нам как раз и открыли в своей азбуке святые Кирилл и Мефодий. А великая русская литература - это не что иное, как своего рода стенограмма огреховления народа, фиксирующая и в своих сюжетах, и в самом языке степень нашего удаления от пути праведного и уклонения в сторону пути греховного. Именно так воспринимаются сегодня (и думается, что воспринимались всегда) "Слово о полку Игореве", "Дубровский", "Песня про купца Калашникова", "Тихий Дон", "Доктор Живаго", "Архипелаг ГУЛАГ", "Лолита", "Чевенгур" да и по сути всё, что создано писателями России за это время, вплоть до романов Леонида Бородина, Юрия Бондарева, Александра Проханова и произведений других авторов последних лет. Сильное отклонение - и книга получается полной крови и боли, заставляя читателя страдать и мучиться вместе с её героями. Меньшее отклонение - и она оказывается полной света и любви, несет в себе торжество и радость...
К трем часам дня с неохотой вышел в сырой и серый день и поехал в поликлинику долечивать зуб. Вчера по телевизору обещали, что к выходным у нас будет погода "как на юге", но, глядя на постоянно беременное дождями небо, поверить в это очень и очень непросто. Вон - прошло уже полтора весенне-летних месяца, а мы ещё ни одного дня не пожили на даче! И зачем только, спрашивается, выбросили на неё такие далеко не лишние в нашем бюджете десять тысяч рублей? Ты это можешь мне объяснить, Господи?..
* * *
...По дороге в стоматологическую поликлинику купил выходящее приложением к "Независимой газете" издание "Кулиса-НГ" (№ 10 от 15 июня) и газету "Культура" (№ 22 за 14-20 июня). В "Культуре" опубликован уже знакомый мне президентский Указ о присуждении Государственных премий. В области литературы таких премий две: Владимиру Войновичу - за роман "Монументальная пропаганда" и Андрею Волосу - за роман "Хуррамабад". Кроме того, присуждена также Пушкинская премия в области поэзии, которую получил Александр Кушнер.
Здесь же - сообщение о присвоении звания "Народный артист Российской Федерации" Александру Розенбауму, репортаж о праздновании очередной годовщины смерти Булата Окуджавы с фотографией закатившего в экстазе глаза Андрея Макаревича, заметка о краже из Еврейского музея в Нью-Йорке картины Марка Шагала "Над городом", оцениваемой в один миллион долларов, и так далее...
Самый интересный материал номера - статья Павла Нуйкина о положении дел в Союзе писателей Румынии, рассказывающая о том, что в Парламенте этой страны насчитывается 40 писателей, и что там принят целый ряд законов о различных отчислениях, позволяющих им не только выживать, но и издавать 12 литературных журналов на румынском языке (четыре из которых - еженедельные) и два на венгерском, а также содержать два издательства.
В "Кулисе" - статья Марии Ремизовой о всё тех же Волосе и Войновиче, а также интервью с нобелевским лауреатом 1998 года - португальским писателем Жозе Сарамаго и стихи Алексея Цветкова. Размышляя над тем, что могут сделать сегодняшние португальские писатели в противостоянии антинародным курсам политиков, Жозе Сарамаго без обиняков признался: "...Очень мало. В нашем обществе превалирует идея ЛИЧНОГО успеха, ЛИЧНОГО триумфа. Ведь все мы в той или иной мере ЭГОИСТЫ, ибо само общество постоянно внушает каждому: "не верь и не доверяй никому", "добивайся своего собственного успеха", "куй свою собственную победу, даже если для этого тебе придется убирать, уничтожать других".
Увы, но то же самое сегодня проповедуется и НАШИМ обществом тоже...
У Алексея Цветкова запомнились строчки: "Зачем же ласточки старались? / Над чем работали стрижи? / Так быстро в воздухе стирались / Тончайших крыльев чертежи..." Остальное как-то растворилось в похожести на все читанное ранее.
* * *
...Поздно вечером звонил поэт Николай Беседин, поговорили о его бесконечно дописываемой поэме о художнике, в частности, о последней главе, которую он мне давал читать, описывающей искушение. Поэма откровенно богоискательская, в ней много хороших в ритмическом, стилистическом и образном плане кусков, но в основе лежит гипотеза, по которой Христос является не Сыном, а всего только творением Бога (тогда как человек в противовес Ему - творением дьявола). Есть также и другие отклонения от догматов Священного Писания, которые представляют собой определенный интерес с точки зрения философии, но с позиций православной веры с трудом балансируют на грани ереси...
* * *
И ещё одна новость: сегодня умер Михаил Глузский - актер, сумевший при всех наших сволочных режимах и продажных правителях сохранить свою глубокую внутреннюю порядочность. К сожалению, я не был знаком с ним лично, хотя прошлой зимой мы и были вместе на презентации книги нашего самарского друга писателя Алексея Солоницына "Я всего лишь трубач", посвященной его знаменитому брату - актеру Анатолию Солоницыну, исполнителю главных ролей почти во всех фильмах Андрея Тарковского, начиная с его "Андрея Рублева" и до таких работ как "Сталкер" и другие. Что-то много последнее время смертей в мире искусства. Любовь Соколова, Савва Кулиш...
16 - 17 июня. ...Ну наконец-таки и в нашу Москву заглянуло лето! В субботу утром, увидев освободившееся от насупленных туч небо, поехали с Мариной в Загорянку разбирать сваленные на веранде кучей в наш прошлый приезд вещи, однако разгулялась такая замечательная погода, что мы не захотели уезжать и остались там ночевать. Спать, правда, пришлось при включенном электрообогревателе и в одежде, так как ночью ещё довольно холодно, но два прошедших дня были просто чудесными - грело солнце и, разложив наше имущество по полочкам, мы ходили осматривать окрестности, глядели на пасущихся на лугу лошадей, бродили по берегу Клязьмы, балдели от запахов цветущего шиповника, пения соловьев, вида воды и зелени, и если бы не забыли захватить с собой купальники, то обязательно бы залезли в речку...
Впечатления от встречи с природой были настолько острыми, что я думал, не смогу в эти дни даже смотреть на книги. Однако между делом все же успел прочитать роман Александра Трапезникова "Проект "Мегаполис" патриотический боевик, герой которого то и дело влипает в опасные для жизни криминально-политические авантюры, но движимый чувством любви выходит из всего этого чистым, успев при этом вернуть Родине чуть было не вывезенную за границу историческую ценность, наказать подлецов и спасти от уничтожения столицу. Роман написан превосходно - лихо закрученный сюжет не дает отложить его в сторону ни на минуту, но при этом событийная сторона имеет отнюдь не самоценное значение. Главное в романе А. Трапезникова - его глубокая социальная значимость, автор не боится говорить о политическом курсе сегодняшней России, вскрывая антинародную сущность утверждаемого ныне в стране строя. Смущение вносит только по-американски киношная концовка, в которой преследуемый одновременно и бандюками, и всеми спецслужбами России герой и его юная возлюбленная, спасаясь с территории полыхающей огнем и штурмуемой фээсбэшниками базы, успевают вскочить под пулями в небольшой двухместный самолетик и подняться на нем в ночное российское небо. А дальше что? На следующее утро о них все вдруг забудут и прекратят пытаться их ликвидировать? Простят герою то, что он сорвал план сверхсекретной операции, узнал не предназначавшуюся для него информацию? У меня такие вот символические выходы из смертельно закрученных сюжетов вызывают обычно только раздражение...
* * *
...Вернувшись в Москву, узнали, что Вячеслав Полунин проводит сегодня на Тверской улице парад карнавалов. В честь чего, правда, неизвестно. Да и сами такие карнавалы вроде бы исконно русскими праздниками никогда не являлись. Но разве кому-нибудь сейчас для организации шоу ещё нужны народные традиции или хотя бы какие-нибудь даты? Чем диковиннее и экзотичнее - тем лучше. Как, например, день святого Валентина, который в этом году праздновали во всех школах русской столицы. Да ещё и заставляли детей писать кому-нибудь из своих одноклассников признания в любви. Я, правда, своей Алинке не разрешил этого делать - думаю, что для третьего класса такой опыт несколько преждевременен. Если, конечно, не мечтать увидеть свою дочь - проституткой...
* * *
...Перед сном посмотрели по телевизору фильм "Брат-2", против показа которого по ТV протестовали украинцы, говоря, что он сеет межнациональную вражду и рознь. Но протестовать, на мой взгляд, надо было скорее американцам, так как в первую очередь этот фильм создает отрицательный образ Соединенных Штатов. По сути дела, именно эта его - редкая для нашего откровенно прозападного искусства - антиамериканская заряженность единственно и отличают этот фильм от потока аналогичной кинопродукции о суперменах-одиночках, заваливающих зрителя трупами, как доказательствами существования высшей справедливости. Я и сам когда-то написал похожую повесть под названием "Прости, брат, мне приказано тебя убить", в которой в противовес распространявшимся тогда по России культам американских супергероев попытался создать образ своего русского Рэмбо - этакого паренька, метр с кепкой ростом, который бы мочил бандюков не хуже героев Сталлоне или Шварценнегера. Я даже хотел тогда создать журнал под названием "Русский Рэмбо", который был бы посвящен русским, патриотически ориентированным боевикам.
И вот - "Брат-2", продолжающий эту мою идею. Фильм, в котором полтора часа мочат всех и в сортирах, и где это только возможно, и при этом говорят о Родине. Антиамериканизм и органично дополняющая его (и что особенно невероятно - откровенно декларируемая создателями фильма) любовь к России это то, что можно отнести чуть ли не к революционным подвижкам в отечественном кинематографе последнего десятилетия. Всё же остальное - то есть сами горы трупов, которые Бодров наворачивает на пути своего шествия через сюжет - это, по сути, только копирование образцов кинопродукции той самой Америки, против которой якобы и нацелен фильм. Потому что психологическая основа у него уже не русская, а американская, и схема развития сюжета - тоже. Подобно множеству американских фильмов, "Брат-2" рассказывает, как герой отомстил мафии за убитого ими брата, легко и хладнокровно перестреляв для этого кучу народа в Москве и Чикаго. Для героя не существует ни расстояний, ни языковых, ни финансовых проблем, волей создателей сюжета он свободно перемещается по свету и валит, валит, валит вокруг себя трупы приговоренных им к высшей мере наказания людей...
САМОСУД - вот та главная черта, которая выводит и этот фильм, и аналогичные ему произведения за рамки исконно русского искусства. Никогда в истории нашей литературы (и позднее - кино) физическое отмщение преступнику или обидчику не являлось, так сказать, самоцелью акта возмездия. Главным для русского человека всегда было - восстановление справедливости на внутреннем, духовно-нравственном уровне, а не путем самочинной расправы над злодеем (что равнозначно опусканию себя до уровня такого же самого убийцы, как и он). И если в Америке, выросшей с судом Линча в крови, совершение самочинного акта возмездия воспринимается как законное завершение истории о восстановлении попранной справедливости, то у нас оно вызывает целый ряд вопросов. Ибо для меня как раз важно знать, не то, как герой превзошел американских бандюков и полицейских, а что с ним будет, когда он выйдет из самолета в России, где его ждет либо суд за совершенные убийства, либо пуля от охотящихся за ним мафиози. Так что концовка вызывает такое же раздражение, как и прочитанный днем раньше роман Александра Трапезникова.
18 июня, понедельник. Отдал на прочтение рукопись своего романа о Москаленко - один экземпляр в "Роман-журнал, ХХI век", а другой в "Наш современник".
Днем в кабинете Геннадия Иванова встретил Сашу Кана - мы с ним одновременно учились в Литинституте, я у Валентина Сидорова, а потом у Всеволода Алексеевича Сурганова, а он, кажется, у Вячеслава Шугаева. Его считали надеждой курса, он опубликовал в каком-то коллективном сборнике роман, много писал. Но в Алма-Ате жизнь не сложилась и он переехал в Москву к другому нашему сокурснику - Леониду Артюшенко, который руководит сейчас рекламно-издательской фирмой и смог предоставить ему работу.
К Иванову же Саша пришел, чтобы узнать об условиях приема в члены СП. Я помог ему написать заявление.
19 июня. Полистал с утра принесенный вчера из Правления "Роман-журнал, ХХI век", а также поэтический сборник Станислава Золотцева "Летописец любви", который он передал в МСПС через Марину. Стержневая публикация "Роман-журнала" - это, без сомнения, цикл очерков покойного Д.М. Балашова "Города страны", посвященный портретам Киева, Смоленска, Пскова и других исторических центров Руси-России. Но запоминаются в них не столько даже заметки о самих городах, сколько высказывания писателя об искусстве и литературе. Говоря, например, в "киевской" главе о Гоголе, Дмитрий Михайлович восклицает: "...И тут я, человек верующий и убежденный православный, скажу, может быть, ересь, но ересь, в которую верую и на которой стою и буду стоять, выстрадав её многими десятилетиями и размышлений, и наблюдений, и исторических исследований, и творческого труда. А именно: художник не подчинен никому, никакой земной (даже церковной!) власти, ибо творческая реальность есть высшая реальность, по которой выстраивается всякая другая..." И чуть далее еще: "...Конкретные наблюдения за талантом приводят к убеждению, что талант дается свыше, нисходит, так сказать. Его можно загубить, но создать искусственно невозможно..."
Потом следуют воинская повесть Кавада Раша "Железные солдаты" - о железнодорожных войсках и истории железных дорог России, и целый ряд других материалов в жанре прозы, поэзия и очерка...
И все время, покуда я сидел и листал журнал, в голове вертелся один странный вопрос: почему, когда оцениваешь каждый материал в отдельности, он кажется вроде бы и весомым, и значимым, и интересным, а от всего номера в целом веет ярко выраженной скукой? То же самое - и со стихами Золотцева: каждое само по себе вроде замечательно, а вся книга целиком кажется уже неоднократно ранее читанной... Я давно разлюбил поэзию Андрея Вознесенского, но я ведь не забыл, с каким чувством брал много лет назад его новые книги - это было действительно ожидание встречи с НОВЫМ, поэт всегда удивлял своей неожиданностью, выходом на какие-то новые уровни. И пускай это частенько было и чистым трюкачеством, эпатированием публики, но он (да и не только он один!) не позволял потерять к себе интереса, не давал читателю ПРИВЫКНУТЬ к своему творчеству, избегал предсказуемости. А в сегодняшней литературе этого почти не стало, и потому она сделалась скучноватой...
* * *
К часу дня я уже был у Марины в МСПС, где назначил встречу приехавшему из Самары писателю Александру Малиновскому. Когда-то, ещё во время моей жизни в Самаре, мы с Громовым помогли ему издать несколько книжек, вступить в члены Союза писателей, позже я организовал его творческий вечер у нас в Правлении... В свою очередь, А.С. Малиновский помог нам при создании журнала "Русское эхо", выделив для этого компьютер (он тогда работал директором Новокуйбышевского завода синтетического спирта), так что нас связывают давние отношения. Революции в русской литературе он, правда, не сделал, но некоторые написанные им вещи достойны читательского внимания - к примеру, документальная повесть о земляке Малиновского из села Утевка, родившемся без рук и без ног художнике Григории Журавлеве, научившемся по Божьей милости держать кисть в зубах и ставшем впоследствии знаменитым иконописцем. А также книга новелл "Степной чай" или роман "Черный ящик".
Недавно у Малиновского опубликовали несколько небольших рассказов в журнале "Москва", на которые я откликнулся в своем обзоре в газете "День литературы", за что он и зашел меня поблагодарить. Но были и другие темы для разговора, и мы пошли в ресторан МСПС, где Марина угостила нас на свои талоны обедом, после чего мы ещё посидели в её кабинете и, заканчивая свою беседу, пили чай.
К трем часам дня мне нужно было идти в Центральный дом архитектора на презентацию серии книг по избирательным технологиям, куда меня пригласила критик Людмила Лаврова, поэтому пришлось проститься с Малиновским и бежать туда. Придя в ЦДА, тут же встретился с прозаиком Сергеем Сибирцевым, потом увидел Людмилу Лаврову и нашего консультанта Николая Сергованцева. Получил несколько презентуемых книг, послушал выступления, после чего всех пригласили на фуршет. После того, как я в мае прошлого года бросил пить, это стало для меня самой скучной частью таких мероприятий, а потому, наевшись минут за двадцать бутербродов с красной рыбой и винограда, я поболтал немного с встреченной здесь директором Марьинского учебного центра № 491 Валентиной Ивановной Ипатовой, в учреждении которой мы с Мариной три года подряд проводили заключительные вечера литературных конкурсов "Марьинская Муза", потом попрощался с знакомыми и вернулся в МСПС к Марине. Оставив у неё полученные книги и рукопись повести Малиновского (которую тот попросил передать в журнал "Час России"), пошел с ней в сад "Эрмитаж", где в эти дни шло непрерывное карнавальное представление Вячеслава Полунина. Однако, оказалось, что один только вход в парк стоит 200 рублей, само же представление ещё 2500, так что мы развернулись и пошли искать мороженное. Но, видимо, сегодня был "не наш" день, потому что и мороженого мы, протопав пол-Москвы, нигде не нашли (и это - при рыночных-то отношениях, Господи?!.), так что на всё плюнули и поехали домой в Марьино. Здесь, практически рядом со своим подъездом, купили, наконец, в магазинчике по два стаканчика сливочного мороженного по 3 рубля 50 копеек и, поднявшись в квартиру, тут же съели.
* * *
В сегодняшней газете "Московский литератор" напечатана передовица Владимира Ивановича Гусева под названием "Обман", в которой он, попинав для порядка Чубайса и Ельцина, обрушивается вдруг на меня (а получается, что на патриарха Алексия да на Ганичева, который является его правой рукой по Всемирному Русскому Народному Собору) говоря, что в то время, как "риммы казаковы борются с "русским фашизмом" <...>, ПРАВОСЛАВНЫЕ ИЕРАРХИ и их ЛИТЕРАТУРНЫЕ СЛУГИ снова поддакивают геноциду собственного народа и неустанно, неустанно призывают к смирению. Причем, литслуги при этом обвиняют собственно русских в... американизме."
Но, заключает он в интригующе оборванном двустишии: "Не Гусев из американцев, / А Недояслов из за..."
Хотя чего уж тут не договаривать - "из засранцев", читатель-то у нас не дурак, сумеет дорифмовать начатое. Да и фамилию знающие люди легко расшифруют, заменив "Недо-" на "Пере-", суть ведь не в этом. Она - в том, что вступив однажды в полемику с Гусевым, который требовал "усовершенствовать" Православие, слишком много, по его мнению, требующее от русских людей смирения и покаяния, я спорил в общем-то даже не столько с ним, сколько с высказываемыми им идеями, тогда как в ответ от него слышу не опровержения моих аргументов, а лишь откровенно хамскую брань в свой адрес, вызванную не столько содержанием того, что я говорю, сколько самим фактом того, что я осмеливаюсь противоречить его мнению! Ну что это в самом деле за критические "аргументы"? То - недозашифрованный "засранец", то "остановил бы ты на заднице пропеллер, / чтоб боле не жужжал критический бестселлер..." (это его же эпиграмма на мою книгу, опубликованная в "Московском литераторе" недели три назад под псевдонимом "Георгий Косцов"). Разве это - литературная полемика? Это самое натуральное неприкрытое хамство, выдающее в нем амбициозного, распустившегося самодура. И такой человек - руководит крупнейшей писательской организацией России и ведет творческий семинар в Литинституте! То-то вырастит себе литературную смену...
И не хотелось бы больше связываться, но тут все-таки надо ответить. Причем основательно, чтоб это не осталось незамеченным. Иначе мое молчание могут расценить как трусость.
20 июня, среда. Перед работой зашел на почту и отправил письмо с купоном розыгрыша ДОМИКА В ДЕРЕВНЕ. Марина надо мной откровенно посмеивается, да я и сам понимаю, что всё это наивная глупость, но надо довести дело до конца, а то ведь оно не даст мне делать ничего другого...
* * *
...Возвращаясь домой из Правления, купил "Литературную газету". Хороша статья Павла Басинского "Из рук в руки", без всяких экивоков рисующая систему раздачи Государственных премий в области литературы членам одной и той же идеологической тусовки (мы с Геной Ивановым только позавчера отослали факс в Комиссию по Госпремиям о необходимости расширения в ней квоты для членов нашего СП, так как на сегодня в ней нет ни одного русского писателя!). С такой же жесткой прямотой написана и статья Сергея Яковлева "Привет от бомжа", раскрывающая более чем сомнительный принцип раздачи стипендий "Альфа-Банка" и Московского Литфонда. Любопытна также статья Всеволода Сахарова "Слово в Сетях", посвященная российскому Интернету. А вот колонка Льва Пирогова меня сильно удивила. Говорить о Дмитрии Пригове, Льве Рубинштейне и Мирославе Немирове как о лидерах современной российской поэзии - это уже даже не вчерашний день, а прямо какой-то литературный мезозой, перебирание истлевающей словесной ветоши, отброшенной новой эпохой в кювет истории...
К поистине революционным переменам в "Литературке" можно отнести появление в ней (в анкете "Как вы встретили первый день войны?") рассказ Михаила Лобанова о 22 июня 1941 года, заканчивающийся словами: "О, какое это было величайшее счастье для моего поколения, что мы вступали в жизнь и борьбу под сенью Сталина!.."
Впрочем, это я дочитывал уже дома.
* * *
...Едва я сварил пельмени и собрался садиться ужинать, как раздались длинные трели междугородки - звонил министр культуры Пензенской области Евгений Семенович Попов, уточнял, приедем ли мы с Мариной на 105-летие Петра Замойского и Лермонтовский праздник. Мы хотели было отделаться одним лишь Замойским, но Евгений Семенович такой чудный человек, что его просто жалко обидеть. Он с таким горением бьется за поддержание высокого уровня культуры у себя в области, что я бы дал ему звание министр-подвижник. Ну как к такому не поедешь?..
* * *
Чуть позже раздался звонок от Юры Полякова, который попросил заехать к нему в пятницу, чтобы обсудить возможность ведения мною постоянной критической колонки в возглавляемой им ныне "Литературке". Поговорили о газете, о только что прочитанных мною статьях, в том числе и не понравившейся мне колонке Льва Пирогова. Юра сказал, что как раз и зовет меня к сотрудничеству, чтобы было что противопоставить материалам подобного рода, а не запрещать их в директивном порядке...
Я пообещал ему к пятнице всё обдумать.
21 июня, четверг; праздник Владимирской иконы Божией Матери. Днесь светло красуется славнейший град Москва. Яко зарю солнечную воспиимши, Владычице, чудотворную Твою икону, к нейже ныне мы притекающе и молящеся, Тебе взываем сице: о, пречудная Владычице Богородице, молися из Тебе воплощенному Христу Богу нашему, да избавит град сей и вся грады и страны христианския невредимы от всех навет вражиих, и спасет души наша, яко Милосерд.
* * *
С утра съездил в журнал "Свет" за небольшим гонораром, а потом писал статью для Полякова. Не знаю, подойдет ли ему, ведь "Литературка" не совсем ещё патриотической издание, а мои рассуждения носят откровенно патриотический характер.
Вот, что получилось:
ИГРА НА ПОНИЖЕНИЕ
Судя по разговорам, которые я иногда слышу вокруг себя, для многих ещё и сегодня остается непонятной причина возвеличения солунских братьев Мефодия и Кирилла до уровня равноапостольного чина. В чем же, мол, их подвиг-то христианский? Ну придумали для славян кириллицу... Хотя в их собственном "Житии" ясно сказано, что по прибытии в Херсонес им принесли "Евангелие и псалтирь, русскими письмены писана", так что и создавать вроде нечего было, поскольку "русские письмена" (то есть азбука) уже давно существовали.
И так для многих и остается неразъясненным, что значение труда святых первоучителей словенских заключается не в том, что они научили русичей писать на горшках слово "гороухша" да выцарапывать на храмовых стенах, кто кому и сколько заплатил за купленную землю, а в том, что существовавшие начертания славянских букв были ими приведены в соответствие с сакральным пониманием сущности языка как установленного свыше кода бытия народа. С этой целью буквенный массив славянской азбуки был разделен ими на две половины, которые помимо числовых значений были наделены как индивидуальными прочтениями ("аз", "буки", "веди", "глаголь", "добро" и т. п.), так и соединенными в краткие смысловые формулы ("како люди мыслете", "наш он покой", "рцы слово твердо"), причем каждая из этих половин рисовала в своем тайном звучании два диаметрально противоположных пути земного существования - ПРАВЕДНЫЙ ("изначально стремись к знаниям, говори-поступай добронравно; по-естеству живи; крепко люби землю и, мысля как люди, станешь всем братом духовным; изречешь слово твердое, укрепишь закон; обретешь славу вечную") и ГРЕХОВНЫЙ ("безродный, пустой, утробная тварь, шваль суетная, вор, пьянюга, еретик, враг, прими долю горькую: изгнанником измаешься, изловят, свяжут, заточат в темнице, казнен будешь").
В этом ключе вся история России предстаёт перед нами как наглядная иллюстрация к её отклонению от заданного Богом кода бытия, который нам как раз и открыли в своей азбуке святые Кирилл и Мефодий. А великая русская литература - это не что иное, как своего рода стенограмма огреховления народа, фиксирующая и в своих сюжетах, и в самом языке степень нашего удаления от пути праведного и уклонения в сторону пути греховного. Именно так воспринимаются сегодня (и думается, что воспринимались всегда) "Слово о полку Игореве", "Дубровский", "Песня про купца Калашникова", "Тихий Дон", "Доктор Живаго", "Архипелаг ГУЛАГ", "Лолита", "Чевенгур" да и по сути всё, что создано писателями России за это время, вплоть до романов Леонида Бородина, Юрия Бондарева, Александра Проханова и произведений других авторов последних лет. Сильное отклонение - и книга получается полной крови и боли, заставляя читателя страдать и мучиться вместе с её героями. Меньшее отклонение - и она оказывается полной света и любви, несет в себе торжество и радость...