Ничего себе прогулочка на свежем воздухе. Дема и солнцу-то обрадоваться не успел, как снова оказался в кромешной темноте.
Кикимора чувствовал себя здесь как дома. Этакий черепашка-ниндзя – пиццу ему в руки… Пробирался ловко вдоль туннеля, что открылся перед ними. Хлюпал своими кроссовками по щиколотку в вонючей черной жидкости. Дема светил фонариком ему в спину, водил лучом света по стенам, и все равно боялся воткнуться глазом в какую-нибудь железную арматурину, предательски торчащую из низкого потолка. Он едва успевал за шустрым Кикиморой.
Наверное, Кикимора специально напялил на Демида эту резиновую кирасу, чтобы лишить его возможности быстро двигаться. Сам-то он не был обременен ничем. И, таким образом, козыри были на его руках. Дема вздохнул. Сожрут его сейчас с тапочками. Заведет его Кикимора куда-нибудь в бетонный бункер, и людоеды с мельхиоровыми ножичками быстро приготовят из Демы антрекот "Мэтр д'отель". "Антрекот – кусок мяса, вырезанный между двумя ребрами. Предпочтительнее жарить на гриле. Решетку предварительно нагреть, а затем положить слегка посоленное и смазанное маслом (лучше оливковым) мясо на горячую решетку. При правильном приготовлении мясо не сгорает сразу, а прожаривается постепенно…"
Мясо для Короля Крыс.
– Слышь, Кикимора! – Демид прислонился к стене, покрытой склизкими мутными наростами и пятнами грибка – грязно-желтого и даже красного цвета. – Погоди бежать-то. Мы что, с тобой диггерами заделались?
– Чево? – Кикимора обернулся. Глаза его светились ярким зеленым светом. – Чево ты такое сказал?
– Диггеры. Я читал про них. Их в Москве до черта. Там ведь целый подземный город под Москвой. И есть такие люди, которые по этим туннелям шастают, сокровища ищут.
– Их сюда надо, тигеров твоих, – проворчал Кикимора. – Тут сокровищев до ежкиной матери понапихано. Увидишь скоро.
Демид нервно дернул головой. Вспомнил фотографии, которые показывала ему следователь Фоминых. Груды золотых побрякушек в запекшейся человеческой крови. Сокровища…
– Чьи сокровища? – спросил он. – Золото Короля Крыс? Откуда ты знаешь, где оно лежит?
– Ну ты ж сам говорил! – Кикимора развел руками. – Что я в этой кодле свой человек. Посвященный, вроде как. Чо ж удивляться-то?
– Ты и вправду там свой человек? – Демид вперился в лицо Кикиморы, пытаясь разглядеть хотя бы след раскаяния.
– Вправду.
– Как же так? И ты можешь спокойно смотреть, как людей разрывают на куски? Живьем жрут?
– А что мне люди? – буркнул Кикимора. – Чо их жалеть-то? Они со мной хорошо обошлись? Неча их жалеть, людей-то. Не заслужили.
– А я? А Лека? Мы ведь тоже люди?
– Вы? – Кикимора почесал в затылке. – Какие ж вы люди? Люди – это вроде свиней, только на двух ногах. А вы не такие. Вы больше на меня похожи. И поэтому я с вами так – с уважением.
– А ты – не человек?
– Нет, конечно. – Кикимора гордо выпятил грудь. – Человек… – сказал он брезгливо. – Сам, чтоль, не видишь? Какой же я человек?!
– И кто же ты?
– А никто! – чуть не выкрикнул Кикимора. – Никто! И не желаю, чтобы кто-то знал, кто я такой!
Повернулся спиной к Демиду и зашагал дальше. Уродливый, корявый и разобиженный человек, на мгновение забывший, что он жизнерадостный и почти всемогущий.
Или все же не человек?
***
Шли они около полутора часов. Вернее, не шли, а карабкались, протискивались в зловонные дыры с кусающимися краями – такие узкие, что, не будь на Демиде этого водолазного костюма, оставил бы он свою шкуру клочьями на зазубренных камнях, выполз бы из своей кожи как змея. Спускались, страхуя друг друга веревкой, в бездонные колодцы. Плюхали порою уже не по щиколотку, а по горло в маслянистой ледяной воде. Кикимора был неутомим. Ему, похоже, и свет-то не был нужен. Видел он в темноте как дикий зверь. Диггеры избрали бы его своим предводителем. Только плевать было Кикиморе на диггеров, он даже не знал, кто это такие. И вообще, слово "человек" было для него ругательным.
Дема понял, что они приближаются к своей цели, по запаху. Ну да, конечно! Ни с чем этот горячий, трупный, и все же живой смрад перепутать было нельзя. Запах разложившегося мяса, кислая собачья вонь. И что-то непонятное, незнакомое, страшное и древнее, как прах мертвецов, истлевших тысячи лет назад в своих безымянных, охраняемых проклятием, гробницах.
Запах Короля Крыс.
***
– У меня нет оружия, – сказал Демид.
– Зачем тебе оружие?
– Это логово карха. Я знаю.
Сердце Демида испуганно колотилось и никак он не мог унять мерзкую дрожь в коленях. Он чувствовал себя голым, беззащитным. Униженным.
– Это не логово карха. – Кикимора стоял, улыбался какой-то странной, слишком мягкой для него улыбкой. Подозрительно мягкой. – Чего ты, братишка? Неужто думаешь, что я тебя этому волкодаву на завтрак привел? Плохо ты обо мне думаешь. Плохо.
Что было делать Демиду? Зашагал он дальше за Кикиморой, собравшись в единый клубок мышц и нервов. Хотя какой в том был прок?
Здесь даже был свет – тусклая лампочка, показавшаяся после едва светящегося фонарика ослепительной. Бункер – вот как можно было назвать это помещение. Не слишком просторное, квадрат со стороной метров в пять. На полу валялись знакомые уже обрывки и ошметки, бывшие когда-то частями человеческих тел. И скромная горка всяких золотых украшений. Карх был верен своей традиции.
Вонь стояла жуткая. Задыхаясь, Демид натянул на свою физиономию респиратор. Кикиморе было все до лампочки.
– Великий Король Крыс свалил отсюда неделю назад, – сказал Кикимора. – Он не любит сидеть на месте – рвет когти, когда чует, что чтой-то не так. Тебя, поди, боится. Тебя, кимвер. Окромя тебя, бояться ему некого.
– А тебя?
– А меня-то чего? – Кикимора удивился. – Он, чай, и не знает, что я такой есть. Мы для него кто? Так, стадо людишек лапшевых. Он человеку в лицо смотрит, только когда хавать его собирается. Такой вот наш Король Крыс. Любит похавать.
– Что ж ты ему молишься, если не уважаешь?
– Не все так просто, погодь. – Кикимора вдруг посерьезнел. – Сейчас я тебе один фокус покажу, Дема. Вот, иди-ка сюда. Он подошел к стене. Стены здесь были странно сухие для подземелья, даже не покрытые плесенью. Только размалеваны они были отвратительно – бурой запекшейся кровью на сером бетоне были нарисованы пауки с треугольными телами. Шесть штук всего.
– Кто их рисовал? – спросил Демид. – Карх?
– Нет, он не может. Лапы у него, сам понимаешь, под хрен заточены. Это людишки мазюкали. Те, кто приволок Королю хавку.
– Зачем?
– Сейчас узнаешь. Может быть. Если ОН с тобой разговаривать будет.
– Кто – ОН?
– Вот сюда руку положь. – Кикимора ткнул пальцем в круглую растрескавшуюся выпуклость на стене, прямо под одним из пауков. Выпуклость выглядела так, словно кто-то пытался вылезти изнутри стены, проткнуть своей головой камень, и твердый монолитный бетон непостижимым образом выгнулся, натянулся, но не пустил это наружу.
Демид сглотнул слюну, сдерживая отвращение, и положил ладонь на выпуклость.
Сначала ничего не было. Тишина… Потом едва заметная вибрация пробежала мурашками по пальцам, усилилась, наросла. Демид попытался убрать руку, но она намертво приросла к камню. Коробова уже трясло, колошматило с ног до головы. Он попытался крикнуть что-то Кикиморе, но только хриплый клекот вырвался из горла его. Он услышал голоса. Сперва это был тихий шепот, странный шепот, бормотание и далекий отзвук смеха разбуженных обитателей потустороннего мира, но вал голосов покатился на него с ревом, как поезд, и скоро превратился в невыносимо голосящий, визжащий, стонущий, рыдающий нестройный хор, облепивший голову его, как рой разъяренных шершней, жалящий его барабанные перепонки. Он даже смог различить отдельные слова, бессмысленные в своем нагромождении. И только два слова повторялись с четкостью метронома, глухим стуком колес – "ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ. ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ. ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ. ЧЕЛОВЕК. ЖИВОЙ".
– Заткнитесь!!! – заорал Демид. – Заткнитесь, сволочи!!!
И вдруг все стихло.
– Человек. Живой. – неуверенно произнес тихий голос.
– Кто вы? – спросил Демид, вовсе не будучи уверен, что его услышат.
– Души. Мы души. – Голос перемещался в пространстве, метался, как футбольный мяч, пинаемый ногами. – Души тех, кто не может уйти отсюда.
– Души людей?
– Да. Мы в плену здесь, Живой Человек. Почему ты живой здесь? Почему карх не сожрал тебя?
– Он ушел. – Демид снова попытался отодрать ладонь от камня, и почти смог это сделать, но что-то сразу дернуло его руку обратно, присосавшись к ней огромной пиявкой. – Вас убил карх?
– Да, убил нас. Сожрал наши тела. А мы оказались здесь, в ловушке камня.
– Зачем тут нарисованы пауки?
– Это магия. Ритуал, чтобы закрепостить наши души. Каждый знак удерживает одну душу. Так делал еще Гоор-Гота. Он придумал знак паука.
– Вы не можете уйти?
– Не можем. Не можем. Карх сожрал нашу плоть, а души отдал.
– Кому отдал? Гоор-Готе?
– Гоор-Готы нет. Он изгнан. Но есть Карлик. Он придет за нами.
– Карлик? Кто это? Где он находится?
– Никто не знает. Никто. Но он придет. Карлик растет. Он стал сильнее. Он питается нашими душами.
– Что он хочет, этот Карлик?
– Он набирает силу. Он хочет убить Бессмертного.
– Почему?
– Когда будет убит Бессмертный, срок человеков закончится. Люди станут беззащитны и он сможет забирать их души сколько хочет. Он очень голоден, этот Карлик. Он сожрет души всех людей.
– Откуда вы это знаете?
– Отсюда виднее. Видно многое. Как ты проник сюда, Живой Человек? Как ты сумел? Может быть, ты – кимвер, Бессмертный?..
Руку Демида пронзила резкая ледяная боль, пальцы с хрустящим звуком углубились в бетон на полсантиметра. Круглая каменная голова едва заметно зашевелилась и новые трещины змейками поползли от нее в стороны.
– Ну все, баста! – Кикимора рванулся к Демиду, размахнулся киркой. Дема аж зажмурился – уверен был, что воткнется сейчас острие ему в череп. Но кирка с тупым звуком ударила в каменный желвак, к которому приросла его рука. Камень шевельнулся снова, хватка вдруг ослабла, Демид с криком оторвал руку и шлепнулся на пол, не удержавшись на ногах.
– А, черт! – Демид дул на ладонь, горящую огнем. Кожа на ней покраснела и вздулась пузырями. Посередине ладони шли две кровоточащие ссадины – словно кто-то полоснул клыками, острыми, как бритвы.
– Хорошо он тебя приложил! – Кикимора выглядел довольным, стервец этакий. – Вовремя мы, значит, оторвалися. Это уж так заведено – как он жевать руку начнет, значиться, пора сваливать. Тут и бей его по маковке…
– Он – это кто?
– Кровохлеб, – сказал Кикимора. – Кровохлеб это, крутить его мать. Ишь, какой большой вымахал! Я таких здоровенных лет двести не видывал. Обнакновенные кровохлебы-то, которые спят, они, значится, чуток поменьше твоего кулака будут.
– Кровохлеб?.. – Демид растерянно озирался. – Где – кровохлеб?
– А вот это. – Кикимора ткнул киркой в бетонную "макушку". – Кровохлеб – это камень такой, с виду обычный. Только он это, вроде как живой бывает – временами. Лежит себе на земле, никого не трогает. Спит. Только вдруг наступит на него какой-нибудь зверь или птица, а еще лучше сядет. И энтот-то кровохлеб и просыпается. И начинает эту животную в себя внутрь вбирать. Медленно, пока всю не проглотит. Кровохлеб тогда и увеличивается. Наелся, вроде как. А потом снова засыпает, лет на сто. А пока спит, снова маленьким становится. Я думаю, этот кровохлеб сюда в бетон вместе с другими камнями по нечаянности замешали. Кто его знает-то? Булыжник как булыжник…
– Нет, подожди! – до Демида начало доходить. – А чего ж это зверь не уйдет с кровохлеба? Чего он сидит на нем, ждет, пока его сожрут?
– А этом-то все и дело! – Кикимора наставительно поднял палец. – Кровохлеб-то его убаюкивает! Он ведь совсем не простой камень, этот кровохлеб. Еще батюшка мой мне говаривал, что кровохлебы Создателем нашим для того сотворены, чтоб вроде бы как воротцами в другие миры быть. А батюшка мой большой знаток всяких природных чудес был. Дак вот, сидит, значит, птичка-то на камне этом, а он вроде как ей картинки из другого мира показывает. Она засмотрится, птаха-то, залюбуется, и не заметит, как он ее живьем сглотает.
– Занятно рассказываешь… – Демид с отвращением посмотрел на каменную макушку. – А что ж меня он не сглотал?
– Великоват ты для него. Не по зубам.
– А на кой черт ты тогда меня ему скормить пытался?!
– Да ладно, Дема, брось придуриваться, что не понял! – Кикимора сердито сдвинул брови. – Специально это я проделал, чтобы пробило тебя, обормота такого. Чтоб доверился мне, в прятки перестал играть. Потому как вижу я, что не доверяешь ты мне ни на граммульку малую. Чуть ли не за главного прислужника карха считаешь. И, хоть я выше башки своей прыгну, верить ты бы мне не стал. Такой уж ты человек недоверчивый, крутить-колотить! И решил я тебе очную ставку устроить. Этот кровохлеб-то я давно заприметил. Проснулся он, когда знак на нем случайно нарисовали, кровью намазали. Ну, он и шевельнулся, а я это дело засек. Глаз у меня наметанный на всякие чудесности. Потом, когда Король свалил отсюда, я сюда вернулся. Прикормил маленько этого кровохлеба. Пригодится, думаю…
– Кем прикормил-то?
– Крысами! – раздраженно рявкнул Кикимора. – А ты думал – кем? Младенцами некрещеными? Достал ты меня, братишка, своим неверием! Я тебе помочь хочу, а ты…
– Объясняй, – сказал Демид.
– Этот кровохлеб – он тебя с тонким миром связал. А тонкий мир, который с этим бункером связан, и для обыкновенного человека не виден, он души здесь убиенных содержит. Ты с ними разговаривал?
– Разговаривал.
– Они сказали тебе про Карлика?
– Сказали.
– Вот! – Кикимора удовлетворенно скрестил руки на груди. – То-то! Карлик – он в этом кодле главный. Карх жрет тела людей, а карлик получает их души.
– Ну и что? Слушай, Кикимора, ты-то тут причем? Зачем мы приплелись сюда – ты что, мне это дома не мог сказать? Чего ты вообще лезешь в эту историю?
– Я, между прочим, для тебя стараюсь, – в голосе Кикиморы появилась обида. – Задницу свою рву, чтобы помочь тебе. Я, оно конечно, понимаю, что ты великий воин, Последний Кимвер и все такое. Что ты в таких самоявленных помощниках, как я, не нуждаешься. Только по мне, знаешь что? Осел ты, Демид! Тупой осел. Гонору в тебе выше крыши, и подозрительности, а еще не благодарный ты ни на грош! Если б не я, тебя еще там в тюряге грохнули бы. А и выжил бы тогда, все равно менты бы тебя скрутили – и пикнуть бы не успел. Ты, Дема – недоносок еще, тьмы от света отличать не научился. И понимать не понимаешь, когда перед тобой злыдень, а когда – друг настоящий! Можешь все свои победы одному себе приписывать, мне это по хрену, у меня от этого душа не заболит. Только теперя одному тебе в этом мире делать нечего. Тут на тебя такая армия ополчилась – у них-то раздоров нет, кому командовать, кому подчиняться. Ты даже помыслить себе не можешь, какая это силища! Они тебя сожрут, а ты даже понять не успеешь, что случилось. Тебе свою армию собирать надо, а ты заместо этого ото всех бегаешь, от друзей нос воротишь, да гордость свою лелеешь непомерную…
– Дай лапу, – сказал Демид.
– Что?!
– Руку пожать тебе хочу. – Дема шагнул к ошарашенному Кикиморе и обнял его крепко.
Так они и стояли, облапившись, и тискали друг друга, и Кикимора даже положил голову на плечо Демиду, и тонко подвывал, а Дема гладил его по башке и повторял:
– Прости, брат. Прости, жизнь такая сволочная, что не веришь никому. Я правда рад, что мы встретились…
Демид еще не знал, кто такой Кикимора на самом деле. Но сейчас ему не было до этого дела. Он был просто рад, что Кикимора оказался его другом, а не врагом. Иметь такого врага, как Кикимора, было бы ужасно.
Да нет, нет, нет! Правда состояла совсем в другом! Демид не любил сознаваться в своих истинных чувствах, но на этот раз вынужден был это сделать. Правда была в том, что он почувствовал привязанность к невероятному уродцу – Кикиморе. Демид Коробов, настороженно относящийся к замусоленному слову "любовь", не пускающий в мир свой никого, кроме самых дорогих и надежных людей, вдруг почувствовал, что может полюбить этого полумонстра-получеловека.
Демид улыбнулся и покачал головой, не веря сам себе.
У него никогда не было брата.
– Пойдем, – сказал Кикимора, вдоволь наобнимавшись, и даже смахнув пальцем с носа сентиментальную слезу. – Тебе ж чего сказали? Карлик сюда должен придти, за этими душами. Уходить нам надо, пока не зашухерились.
– Нет уж, хрен этому Карлику! – Демид схватил тряпку, лежащую на полу, обмакнул ее в лужицу грязной воды и начал остервенело стирать знаки со стен. – Шиш тебе, Карлик вонючий! Сегодня ты без обеда останешься, – бормотал он, смывая со стен одного паука за другим. – Надо ж, чего выдумал, нечисть дьявольская – душами питаться. Я тебе попитаюсь, отродье ты адово, я тебе устрою дьяблотены из камамбера…
Кикимора сперва смотрел на него как на ненормального, а потом выхватил из кармана носовой платок, заляпанный высохшими соплями почти до твердости фанеры, размочил его в луже и присоединился к Демиду.
– Слушай, Дема, а ты ведь молодец! Может, и в самом деле сработает?
– Сработает, обязательно сработает! – Дема вовсе не был уверен в эффективности метода, но готов был сделать сейчас что угодно, чтобы хоть немножко досадить ненавистному и неизвестному Карлику. А главное, он чувствовал движение. С каждым стертым, размытым в кровавое пятно пауком слышался странный вздох облегчения – словно измученная, истощенная заключением душа выпархивала на свободу и в последний раз окидывала взглядом юдоль земную, перед тем, как свободно вспорхнуть и унестись в новый мир, который люди называют раем или адом, понятия до сих пор не имея, что в действительности таится в этом самом загадочном из тонких миров.
И Демид был прав. Он здорово испортил настроение Карлику в тот день.
Карлик не любил, когда раскрывали его секреты.
ГЛАВА 28
Демид наотрез отказался идти назад тем же путем, каким они тащились сюда.
– Где мы сейчас находимся? – спросил он.
– Ну… – Кикимора замялся. – Если честно, то до верху совсем недалеко. Если б мы с тобой сейчас вверх полезли, то вышли бы рядом с Гордеевкой.
– Елки-палки! Это ж всего три остановки на автобусе от нашего дома! Стоило два часа червяками извиваться, чтоб уйти так недалеко? Ты что, голову мне морочил? Или тренировал, чтоб жизнь сладкой не казалась?
– Ты не понимаешь! – Кикимора смотрел встревоженно. – Не можешь ты сейчас поверху внаглую разгуливать, Дема. Свинтят тебя мусора, как пить дать! В автобус он полезет… Совсем, что ли, крыша съехала?
– Тачку возьмем, – уверенно сказал Демид. – Ничего не случится. Под мою ответственность.
В глухом закоулке, около маленькой частной станции ремонта машин, крышка канализационного люка приподнялась, поползла в сторону, и оттуда показалась голова существа в дурацкой пластиковой шапке с опущенными ушами. Потом существо выползло на волю, оказавшись невероятно грязным человеком в джинсах и сырой рубашке, прилипшей к тощему телу. Оно опустило руку в люк и помогло выбраться на волю второму человеку, выглядевшему не менее экзотично. На втором был войсковой резиновый плащ, резиновые сапоги и перчатки. Лицо его украшали усы и наполовину отклеившаяся бородка.
Водитель серой тачки "Ауди" коротал время обеденного перерыва, прислонившись к своей машине и лениво куря сигаретку Он усмехнулся, хотя, честно говоря, ему стало не по себе при виде этой парочки. Но потом ему и вовсе поплохело. Потому что парочка переглянулась и резво направилась к нему.
– Подвези, братан, – сказал один из них, с рожей такой исковерканной, словно припечатался ей об асфальт, свалившись с десятого этажа. – Денежку уплотим хорошую.
– Н-нет! – Водитель неожиданно стал заикаться. – Н-нет, ребята, извините. П-п-правда, не в обиду. М-м-машина сломалась. В-видите, ремонтироваться п-п-приехал.
– Слышь, братан, ты мне уши не топчи в натуре, а? – Кикимора полез пальцем в нос, вытащил оттуда засохшую козявку и начал разглядывать ее с интересом и даже с любовью. – Ты видишь, в натуре, кто перед тобой стоит? – Он показал водителю козявку, словно она должна была мгновенно разъяснить водителю все и вся. – Мы – спецподразделение, со спецзадания шкандыбаем. С преступностью, значит, едрить ее налево, боролися. Таких, как ты, лохов, защищали. Так что ежли ты, фраер, нас сейчас не повезешь, то мы твою лайбу арендуем именем Расейской Федерации. Потом повестку пришлем, где ее забрать. Цельность механизма, правда, опосля этого не гарантирую.
Владелец Ауди со стуком захлопнул пасть и полез за руль.
– Погодь маненько! – Кикимора открыл дверцу багажника, вытащил полку, и жестом показал Демиду – добро, мол, пожаловать. Дема влез в багажник, свернулся клубком. Кикимора накинул на него сверху резиновый плащ. – Порядок, – сказал он, шлепнувшись на переднее сиденье. – Трогай, савраска!
– Гражданин, вы не бойтесь, – гнусавым голосом сказал из багажника Демид. – Мы вам ничего плохого не сделаем. Мы не преступники. Вы нас только аккуратненько довезите – тут недалеко. И никому ничего не рассказывайте. Договорились?
– Д-д-д-д-д-да, – ответил водитель, стуча зубами.
***
Они высадились в квартале от своей девятиэтажки. Дема вытащил из багажника свой резиновый плащ и запихнул его в мусорный контейнер. Сунул водителю хорошую купюру.
– Д-да что вы, ребята, – глаза мужика были вытаращены, он еще не верил, что так легко отделался. – Н-не надо денег. Вы же от преступ-пников нас…
– Берите, – Дема улыбнулся. – Купите себе какую-нибудь запчасть. Тормозные колодки. Задние. Они у вас совсем ни к черту не годятся. И соблюдайте правила уличного движения, товарищ.
Демид даже отдал честь. Играл свою роль. Хотя и непонятно, зачем. Принять Кикимору за сотрудника спецназа мог только шизофреник.
– Ага! – Дядя юркнул в машину и понесся галопом, нарушив за минуту все правила движения, которые только существовали на свете.
– Дема! – Кикимора поманил Демида пальцем. – Ты домой не спеши. Позвонить нужно домой. Узнать надоть, нет ли стрема какого.
Демид зашел в телефонную будку, набрал номер.
– Але! – голос Леки, такой близкий и родной. – Кто это?
– Это я. – сказал Демид.
– Ой, как хорошо! Я уж заждалась тебя. Как добрался из Москвы?
– Хорошо добрался, – Демид настороженно сдвинул брови. – Слушай, дома все в порядке?
– Да, все нормально, – сказала Лека бодрым голосом. – Да, вот еще что. Купи "Амаретто". Ну тот самый, мой любимый. Отметим твой приезд.
– Хорошо. Жди.
Демид повесил трубку и прислонился лбом к телефону. Лицо его побелело.
– Чего там? – поинтересовался Кикимора.
– Хреново там.
Лека пила редко. Могла иногда выпить фужерчик сухого вина, или даже водки, в случае необходимости. Но она никогда не пила "Амаретто". Она не переносила даже запаха этого ликера. И она знала, что Дема знает это.
– Засада там, – сказал Демид. – Нас с тобой дожидаются.
– Леку надо выручать…
– Козе понятно. – Демид тяжело вздохнул. – Пойдем, брат. Нас приглашают на белый танец.
***
Лека сидела в кресле, около телефона. Ее не связали, даже наручники не надели. Только сделать хоть что-нибудь не было у нее ни малейшей возможности. Потому что два здоровенных типа сидели с двух сторон от нее и держали ее под прицелом.
– Позвонил-таки, – произнесла женщина. – Наверное, заподозрил что-то, стервец. Он хитрый, этот Коробов. Хитрый, сволочь. Но он придет, деваться ему некуда. Слышишь, ты? – Она схватила Леку за воротник и приподняла, сдавив горло. – Он придет? Ты ничего такого ему лишнего не сказала?
– Ничего! – прохрипела Лека. – Придет он сейчас!
Она впервые в жизни видела эту женщину, красивую стерву с ледяными глазами. Но она узнала ее. Демид рассказывал про Фоминых достаточно. Черт его знает, за что Фоминых так невзлюбила Демида, это было как-то связано с Королем Крыс… Лека не помнила подробностей. Душа ее была слишком измучена, ослаблена событиями последнего месяца, Лека с трудом осознавала, что с ней происходит. Только Кикимора приносил ей некоторое успокоение. Плохая она была помощница для Демида. Ей не дали ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ. Ее наказали. И теперь она застряла между двумя мирами, не в состоянии думать, действовать и просто жить.
Ей хотелось вернуться домой.
Она, конечно, читала газеты. То, о чем Демид шутил в поезде, сбылось. Только это не было похоже на шутку. Люди в городе продолжали исчезать. Это был настоящий кровавый террор – с принесением человеческих жертв, со жуткими, отвратительными ритуалов. И во главе всего этого, если верить газетам, стоял Демид Коробов – беглый преступник, сумасшедший ученый, зверь в человеческом обличье. Город находился на осадном положении. Отряды ОМОНа были стянуты сюда из всех соседних регионов. После десяти вечера милиции на улицах было больше, чем прохожих. А люди все равно исчезали – каждый день. И только кровавые обрывки оставались от тех, кому не повезло.
– Дема тут не причем, – произнесла Лека. – Товарищ следователь, я вам клянусь, что он совершенно не виноват. Это Король Крыс…
– Я знаю, милочка, – холодная улыбка появилась на лице Фоминых. – Все я знаю, лапочка моя. Я знаю гораздо больше, чем знаешь ты и твой чертов Демид, вместе взятые. Только это не имеет значения. Все идет своим путем, воробушек мой. И не мы решаем, как тому быть, не мы…
Телефон неожиданно затренькал. Лека схватила трубку и глаза ее изумленно расширились. Что-то она услышала не такое, что ожидала услышать.