Почки присоединились позже – поползли по дну стеклянной посудины как тупые моллюски, не находя выхода. Кишечник вздрогнул от холода и поднял внимательную луковичку прямой кишки – как кобра, с любопытством озираясь вокруг. Этот-то явно знал, что делать. Он заскользил через край сосуда, переваливая одно за другим змеиные кольца через край, пополз, оставляя блестящие полосы слизи. Пополз к мозгу.
Мозг лежал неподвижно. Лежал неподвижно, хотя все органы уже ожили и двигались к нему – кто-то медленно барахтался, не в силах преодолеть стенок своей темницы, кто-то спешил с неумолимым упорством, расталкивая всех на своем пути.
"Господи, почему мы не сожгли все это сразу?» – Демид сидел бледный и мокрый. Его тошнило – не от отвращения, а от страха. Никогда ему не было так страшно.
Мозг Короля Крыс, наполовину уничтоженный выстрелом, вздрогнул. Это нельзя было назвать движением куда-то. Он просто вздрогнул и слегка увеличился в размерах. А потом еще раз. Мозг никуда не собирался ползти, все остальные и так ползли к нему. Он просто вздрагивал как серый студень, раз за разом увеличивая свой объем. Он регенерировался. И когда кишечник, опередив всех в безумной гонке, плюхнулся в поднос к мозгу, и присосался к нему (с чавкающим звуком?) поцеловал его, своего любимого гуру, и обвил его своими дрожащими кольцами и остальные органы, одинаково серо-блестящие, собрались в единую шевелящуюся кучу, ожило тело.
Оно лежало на нижней полке, занимая всю ее – выпотрошенное тело без внутренних органов, с разверстой, оскалившейся желтыми сломанными ребрами грудной клеткой, пустой брюшной полостью, отрезанными гениталиями, распиленной головой. Вполне хорошее и целое тело – со шкурой, мышцами, костями и хрящами, с передними и задними лапами и жуткими когтями, способными разорвать лошадь.
Задняя конечность зашарила в воздухе – она искала нечто, причиняющее ей раздражение, но не могла вспомнить, что именно. Она сгибалась в суставах, металась во всех направлениях, пока не уткнулась в бок. И тогда успокоилась, и
(с удовлетворенным рычанием?)
начала чесать бок. Король Крыс чесался как обыкновенная собака.
Дальше все произошло очень быстро. Куча внутренних органов перевалилась со своей полки и плюхнулась на туловище монстра. Органы деловито поползли к местам, предназначенным им природой. Грудная клетка захлопнулась, разрез живота стал срастаться с немыслимой скоростью – словно живая застежка-молния решила, что довольно ей пребывать в распахнутом состоянии. Через две минуты король Крыс был цел-целехонек.
Он повернулся на бок, слегка сгорбил спину – ему было тесно там, на нижней полке холодильника. И стекло разлетелось вдребезги. Демид едва удержался, чтобы не закрыть лицо рукой от осколков.
Стекло холодильника лопнуло с оглушительным звуком – до сих пор все происходило беззвучно. Король Крыс стоял на полу и довольно облизывался. Он был очень доволен – этот король Крыс.
А потом он поднялся на задние лапы, придвинулся к самой камере и ухмыляющаяся клыкастая его физиономия заняла весь экран.
– Привет, Дема, – сказал Король Крыс. – Ты получил мой подарочек? Ты должен его получить, Защитник. Ты получишь от меня еще много подарочков, прежде, чем получить последний. Самый последний.
Король Крыс опустился на четыре конечности и помочился на ножку стола. А потом лениво затрусил по полу и исчез из поля зрения камеры.
"Рак схватил меня, – подумал Демид. – Схватил за самые яйца".
Он закрыл рукой лицо. Он не хотел никого видеть. Не хотел видеть экран, не хотел видеть эксперта Антонова, втянувшего его в это дело.
Хотя Антонов был тут не причем. Он был просто пешкой в этой игре. Игре, королем в которой был Король Крыс. А кем был Демид? Он был Иксом – большим неизвестным. Неизвестным прежде всего для самого себя. Он совершенно не знал своей роли. Не знал ничего.
Рак схватил его. А рак, как известно, болезнь смертельная.
"Интересно, может ли хирург оперировать сам себя? Без наркоза, по живому?.."
– Как это случилось? – хрипло спросил Демид.
– Прихожу я утром на работу, – уныло сказал Антонов, – а там, бляха-муха, полный кавардак. Стекло разбито, в холодильнике пусто. Ну, понятное дело, мне и в голову придти не могло, что ЭТОТ сам оттуда вылез. Разве ж нормальному такое в башку придет? На тебя, понятно, в первую очередь согрешил. Думаю: побывал чертов маньяк-генетик Коробов в моей лаборатории и выкрал своего чертового Короля Крыс. Ты ж смотрел на него, как на конфетку! Слава Богу, не бросился я сразу начальству докладывать. Чувствую, что-то тут не так. Не мог ты просто так, без шума, в наше учреждение пролезть! Охрана у нас – по высшему классу, тебя если бы не задержали, то просто пристрелили. Но все тихо, никакой тревоги. Смотрю – камера одна работает.
– Так это не ты ее включил?
– Нет, конечно. – Антонов посмотрел на Демида, как на слабоумного. – Мы что, миллионеры, пустые помещения по ночам на пленку снимать?
– Может, забыл выключить?
– Нет, исключено. – Антонов помахал ладонью. – У меня вся аппаратура – полный автомат. Мне ее по заказу собирали. Я ее знаю, как свои пять пальцев… Знаешь что, – он приблизился к Демиду, задевая носом демино ухо. – Это ОН ее включил. Специально, не знаю уж как. Включил, чтобы себя во всей красе показать. Как он регенерироваться будет.
– А он там трупов не оставил? В конторе вашей?
– Нет! Исчез, как в воду канул. Никаких следов, даже дверь заперта.
– А может, он там в это время и сидел? – волосы Демида аж зашевелились от такого предположения. – Где-нибудь в лаборатории под столом?
– Нет. – Антонов глядел совершенно уверенно. – Я опасность нутром чую.
– Значит, никто вообще об этом не знает?
– Об этом, – Антонов ткнул пальцем в кассету, – не знает ни одна живая душа, кроме нас с тобой. – Как посмотрел я эту пленку – так мне хреново стало, как вообще живому человеку быть не может. Ладно, когда на войне людей убивают. Это хоть объяснить можно. А это не объяснить никак… Никак, хоть ты тресни! Я думал, хоть ты что-то знаешь.
– Не знаю… – Демид потер лоб. Боль в его голове разгоралась все сильнее. – Может быть, раньше мог бы… Но теперь, с этими провалами в памяти, я просто инвалид…
– Жаль, я на тебя рассчитывал. Ну куда, скажи, со всей этой научной фантастикой идти? К генералу? К психиатру? Я на дверь табличку повесил – "Дезинфекция. Не открывать. Опасно для жизни". И в магазин отправился. Что было после первой бутылки, я еще помню, хотя и смутно. А дальше… Видать, ноги сами к тебе привели.
– Об этом не должен знать никто, – твердо сказал Демид. – Это только мое дело.
– Ну ты скажешь… – Антонов горестно усмехнулся. – У нас так не бывает. В нашем учреждении порядок, знаешь ли. Дело заведено, мутант наличествовал, извольте предъявить следственный материал. А он-то… Тю-тю. Ожил, с позволения сказать, и сделал ноги. Да еще и наговорил кучу гадостей.
– Ты сделаешь нового Короля Крыс, – сказал Демид.
– Да ты сдурел, парень! – отшатнулся Антонов.
– Изготовишь подделку, и очень быстро. Не думаю, что это будет так уж трудно. Собак много по улицам бегает.
– Это что мне, самому собаку отстреливать?
– Отстрелишь, – холодно сказал Демид. – Людей же отстреливал. Больше проблемы с его зубами будет. Говорил же я тебе – ненормальные у него зубы!
– А я что, говорил, что они нормальные? – огрызнулся Антонов. – Ты лучше предложи что-нибудь путное.
– Есть идея, – Демид поднялся с места. – Пошли к Алику.
***
Далеко к Алику идти не пришлось, он жил по соседству – через дорогу от Демида. Дема и майор Антонов поднялись на последний этаж. Демид нажал на звонок.
– Кто такой Алик? – хмуро поинтересовался Антонов.
– Алик – мой друг.
– Что, на троих соображать будем?
– Альберт – зубной техник, – пояснил Демид. – Мастер непревзойденный. Он зубы не то что для собаки – для курицы сделает, от настоящих не отличишь.
– А что, у курицы зубы есть? – Антонов выглядел озадаченно.
– Есть. Только маленькие.
Дема хмыкнул. Майор начал терять чувство юмора – наверное, в самом деле устал.
За железной дверью вдалеке раздавался сонный женский голос. Непрестанно бухала собака – простуженным басом.
– Большая собачка у него?
– Большая, – сказал Демид. – Туркменский волкодав, размером с нашего Короля Крыс. Только прыть у него уже не та, старый он. Руку не откусит, разве только соплями измажет.
– Амир, заткнись, кому сказал! – дверь приоткрылась и появился невероятно заспанный молодой человек небольшого роста. Человек был гол по пояс, недостаток волос на его голове с успехом компенсировался мужественной растительностью на жилистом теле. Одной рукой Алик поддерживал сваливающиеся штаны, другой удерживал за ошейник здоровенную псину – по виду смесь дога и овчарки.
– Estas cansado, amigo mio? – участливо спросил Демид. – Tienes un aspecto como la mierdа[17].
– Отвянь со своим испанским, Дем… – вяло отреагировал Алик. – Случилось чего?
– Дело есть. Необычайной важности. – Дема протиснулся в дверь. Собака Амир бросился к нему с дружескими объятиями, но Демид брезгливо отпихнул его огромную башку. – Слушай, Алик? Чего он у тебя облезлый какой?
– Сам ты облезлый! – Алик глянул на Амира с плохо скрываемой гордостью. – Амир, сожри его! Я разрешаю.
Правая бровь Амира поползла вверх, левая вниз – в точности как у Элтона Джона во время исполнения "Yellow brick road[18]". Агрессии в умном взгляде пса не читалось.
– Альберт, шутки в сторону. – Демид посерьезнел. – Поговорить нужно. Это Валера. – Он кивнул на Антонова.
Антонов выглядел так, словно боролся с желанием немедленно расстрелять из своего пистолета Демида, Алика, а заодно и Амира. Напряженно он выглядел.
– Очень приятно. – Альберт мило осклабился, и сразу стало видно, какой он симпатичный человек – добрый и голубоглазый. – Извините, что в таком виде… Галстук не успел одеть… В три часа ночи… Может,на кухню пройдем?
Алик потрепал Амира по голове и тот устало поплелся вдаль по коридору, стуча копытами по линолеуму. Кухня оказалась уютной – небогато, но со вкусом отделанной. Алик оседлал табуретку и закурил.
– Чего?
– Слушай, зубы надо срочно сделать. Полный комплект. Металлопластмасса.
– Сейчас? – Алик вытаращил глаза.
– Ага, сейчас. До утра – полный комплект.
– Значит, так. – Алик ткнул бычком в пепельницу. – Я тебе сейчас, Дем, все зубы выбью за такие шутки. А потом полный комплект поставлю. Из дверной ручки их вырежу, если тебе пластмасса нужна.
– Алик! – Демид сохранял спокойствие. – Зубы ты начнешь делать сейчас, и сделаешь до утра. Ну, до девяти тебе время дам. И не для меня. Звериные зубы надо сделать. Я же помню – ты делал для своей собаки, тебе ее на выставку надо было вести, а одного зуба не хватало. – Он обернулся к Антонову. – Между прочим, первое место тогда его псина заняла.
– Что же это у вас за собака такая – совсем без зубов? – Алик ни черта уже не понимал. – Там что, выставка собачьих инвалидов? Не, Дем, ты рехнулся. Не буду я делать. Ты прикинь: полный набор зубов – это дня три надо. И слепки хоть какие. Раньше надо было приходить.
– Слепков нет. И зубы не собачьи. Я же сказал – звериные. Я тебе сейчас нарисую примерно – какие. – Демид полез за ручкой и начал рисовать на бумажке жуткие кинжалы Короля Крыс. – Вот, все разной длины, в два ряда, премоляры с острой кромкой, примерно как у рыси…
– По-моему, ему нужен психиатр… – Алик переводил взгляд с Демида на Антонова. – Вы чего сегодня пили, Валер? БФ-6, что ли? Белая горячка, вот как это называется. Я, к примеру, с этим делом завязал. Здоровье замучило.
– Зубы сделать надо, – голос Антонова прозвучал глухо, но стало понятно: ни малейших возможностей для саботажа у Алика нет. – Ты их сделаешь, братишка. Ты же любишь своего друга Демида? Небось, не раз ему по пьянке клялся, что сделаешь для него что угодно. Мол, ночью к тебе приди – сделаешь все, что ни попросит. Вот он и пришел. Неужели ты думаешь, что мы по пустяку стали бы по ночам шарахаться? Ты посмотри на эти зубки – это что, по-твоему, рядовой случай? Ты их сделаешь. И мы тебе даже не заплатим. Потому что ты не просто пластмассу точишь – ты человека от тюряги спасаешь.
– Понял, – Алик как-то резко проснулся. – Значит так, Валера. Сгоняй в киоск. Он во дворе, всю ночь работает. Там Люська обычно дрыхнет, продавщица. Стучи погромче.
– Водки?
– Сказал же тебе – завязал я! – Алик обиделся. – Кофе купишь. Большую банку, мне всю ночь не спать. И три пачки сигарет – «LM». Или… Ладно, хоть что-то с вас содрать. "Парламент". Блок.
Антонова как ветром сдуло.
– Может, хоть что-то объяснишь? – Алик почесал в затылке. – Это как-то связано с ТОЙ твоей историей?
– Мне бы кто-нибудь хоть что-то объяснил… – Дема ткнул пальцем в рисунок. – Работай быстро, Альберт. Халтурь, как можешь. Я знаю, ты не умеешь плохо делать, но на этот раз постарайся побыстрее. Как ты это сделаешь – неважно. Зубки всего на один раз, главное, чтобы они выглядели естественно. Колор пожелтее выбери. И парочку клыков обломай. По-моему, там так было.
***
В полдевятого две огромных зубастых челюсти были готовы. Антонов аккуратно завернул их в газету, кинул в дипломат, из-за отсутствия замков перетянутый клейкой лентой, и отправился на работу. Алик, с жуткой головной болью, принял таблетку баралгина, потом две рюмки коньяка, потом горячую ванну, но заснул только в пять вечера. Спал он беспокойно, ему снилось непонятное существо с жуткими, острыми, окровавленными зубами. Зубами, которые он сделал собственными руками.
ГЛАВА 7
Конечно, Лека снова сидела на приеме у своего психотерапевта. Дурной сон снова повторился и не давал ей покоя. Но еще больше беспокоил ее Демид. Сегодня утром снова устроил разборку – его неприязнь к доктору Панкратову принимала уже характер бреда ревности. Опять был раздраженный утренний разговор – как утренняя разминка перед боем. Все эти разговоры были одинаковыми – Лека могла бы уже написать стандартный сценарий их перепалки с Демидом. Примерно такой:
Демид: Слушай, ты опять пойдешь к этому своему… Панкратову?
Лека: Да. А что?
Демид: Ничего хорошего. Дурь все это.
Лека (повышенным тоном): Что – дурь?!
Демид (с чувством и расстановкой): Дурь то, что ты хочешь ЭТО вспомнить.
Лека: Не лезь не в свое дело.
Демид: Это мое дело.
Лека: Дем, да не будь же ты дитем малым, в конце концов! Тебе что, нравится, что я неврастеничкой стала? Что сосредоточиться ни на чем не могу? Что по дому ничего не делаю? Я хочу вылечиться – это все, чего я хочу! Оставайся ненормальным, если хочешь. А я так больше не могу!
Демид: Ты решила, что если восполнишь провалы в своей дырявой памяти, ты сразу станешь веселой и работящей? Будешь пылесосить ковер, класть свои шмотки на место в шкаф, жарить котлеты, гладить брюки и кропать диссертацию? И при этом являться образцом умиротворенного оптимиста? Ха-ха!
Лека: Да!!! Доктор сказал, что я стану нормальной. Я тебе сейчас все объясню, Дем. Понимаешь, подавленные воспоминания могут быть причиной невроза. Лучше вспомнить это, чем таскать в подсознании. В человеке есть такое "ОНО", и оно может вести себя, как враг…
Демид: Знаю. Папаша Фрейд. Читал я такое. Читал про все эти "ОНО", "Я" и "Сверх-Я". А знаешь, был еще такой поэт хороший, его звали Мэтью Арнольд. Психотерапевтом он не был, но тоже был мужичок не дурак. Он сказал: "Мы забываем потому, что должны это сделать, а не потому что хотим забыть."
Лека: Поконкретнее, пожалуйста.
Демид: Память – это не только искусство помнить. В еще большей мере это искусство забывать. Я уж не говорю обо всякой мелкой ненужной дребедени, которую ты забываешь каждый час, каждую минуту и тем самым освобождаешь свою голову от бесполезного хлама. Это само собой. Но бывают такие ситуации – когда ЗАБЫТЬ что-то, произошедшее с тобой – единственный способ выжить. Спасти свое Я от полного разрушения.
Лека: ??? (упрямое молчание).
Демид: У нас как раз такой случай. Мы с тобой не должны ничего вспоминать.
Лека: Но это же делает меня психопаткой! Это лезет из меня! Это требует, чтобы его вспомнили! Какой ценой я могу сохранять свой пробел в памяти?
Демид: Любой ценой. Я не знаю, что у меня сидит в подкорке, во всяком случае, у меня ОНО ведет себя не менее агрессивно, чем у тебя. Тебе ОНО сны дурные показывает. А со мной так вообще запросто разговаривает – хочу я того или нет. Знаешь, мерзкий такой голосочек в ушах. Причем, мой же голосочек. Мой! Вспомни, мол, Дема, и будет тебе за это счастье. Но я не хочу ничего вспоминать! Ты что, думаешь, у нас с тобой вправду энцефалит был? Черта с два! Не бывает такого энцефалита на пустом месте. Это наши с тобой бедные организмы работали – мы валялись без сознания, а мозги наши трудились день и ночь, стирая опасные воспоминания. Они сделали важную работу, а ты хочешь пустить ее насмарку. Очень хорошую работу – блок понадежнее любого секретного сейфа. Неспроста вы со своим доктором уже месяц ни черта сделать не можете. Единственное, что мне не нравится – то, что ты нашла хорошего доктора. Слишком хорошего. Твой Панкратов – психотерапевт от Бога. Какой-нибудь старичок-невропатолог, который лечит своих неврастеничек бормотанием с магнитофона "Тембр", давно бы махнул на тебя рукой. А этот – упорный. Он может сломать твою блокировку, и тогда начнется самое страшное. Не трогай ЭТО, Лека, умоляю! Копание в твоих личных воспоминаниях – это так, детские игры. Панкратов знает штучки посильнее, и скоро захочет их применить.
Лека: И что же применит ко мне мой гениальный доктор? Электрический стул со встроенным вибратором? Прыжки с самолета без парашюта?
Демид: Гипноз. Вот как все это называется одним словом: гипноз. Какую бы разновидность гипноза он тебе не предлагал – отказывайся. Ты не должна терять контроля над собой, ни в коем случае. Иначе ЭТО убьет тебя. Не во сне, а на самом деле.
Лека: Мне очень страшно! (фыркает, встает и уходит).
***
– Лена…
Голос доктора вернул Леку к реальности. Юрий Васильевич Панкратов. Юра, как она давно называла его про себя. Красивый, улыбчивый парень с умным, добрым, деликатным взглядом. Всегда в модерновом пиджаке с засученными рукавами, безукоризненной рубашке и идеально подобранном галстуке. Всегда причесанный. И невероятно умный. Лека знала только одного человека, который был умнее доктора Панкратова – это был Демид. Но быть умнее Демида было просто невозможно.
– Лена, я освободился. Пойдемте?
– Ага…
– Лена… Слушай, Лена, ты не хочешь выпить?
"Он назвал меня на "ты". В первый раз…"
"У меня получилось. Я назвал ее на "ты". О господи, что я делаю? Я просто теряю голову. Но я должен это сделать, ради ее же блага".
– Да, Юрий… Юрий Васильевич. Выпить… Можно немножко…
Два растерянных человека. Две красивых куклы в руках судьбы.
***
ИЗ ЗАПИСЕЙ ДОКТОРА ПАНКРАТОВА.
"…очень сложный случай. Состояние пациентки ухудшается. Я не уверен, что это уже дело психиатрии, но традиционная психопрактика не воздействует на нее абсолютно. Гипноз? Да, безусловно. Я не сторонник этого метода, но в данном случае показания для гипнотерапии стопроцентные. В чем проблема? В том, что Демид (черт бы его побрал!) намертво вдолбил бедной девушке, что гипноз ей абсолютно противопоказан! К множественным комплексам, которые сидят в подсознании бедной девочки, он добавляет новые табу, даже не подозревая, какое разрушительное воздействие они оказывают на ее психику. Похоже, он считает себя новоявленным сверхчеловеком, что вполне характерно для параноиков с бредом сверхценной идеи.
Я знаю, что делать, и я сделаю это. Сделаю! Надеюсь, эти записи не попадут в чужие руки. Потому что в руках следователя они могут стать уликой.
Разумеется, я сделаю все, чтобы дневник сей был спрятан надежнейшим образом. И все же, господин Следователь, ежели, паче чаяния, вы держите эти страницы в своих руках, прошу Вас понять одно: все, что я сделал, продиктовано только одним – благом моей пациентки. Поверьте моему опыту психотерапевта.
Сыворотка правды."
***
Нормального бара у доктора Панкратова не было. Бара с непременной водкой "Smirnoff", джином "Befeater", а также Мартини – белым и красным, армянским бренди и французским коньяком, виски ирландским и шотландским, дюжиной Vino blanco и Vino tinto всяческих сортов и годов разлива и ликера "Cuarenta y tres", и, разумеется, текилы в сплющенной бутылке. Бутылочек было несколько сотен – и все маленькие, на два глотка. Таких бутылочек, которые выдаются бесплатно в самолетах любой аэрокомпании мира (кроме родного "Аэрофлота", который, как известно, потчует своих пассажиров дешевым красненьким наразлив). Ну что такое маленькая бутылочка для пьющего человека? Какой-нибудь алкоголик осушил бы всю коллекцию Юрия Васильевича за два часа. Но доктор Панкратов не пил, он коллекционировал эти маленькие бутылки. И Лека не догадывалась, какую сокровищницу открывал сейчас перед ней добрый доктор.
– Лена… – Панкратов замялся. – Что ты предпочитаешь?
"Боже, до чего же я официален! Неужели я так и не смогу скинуть с себя эту деревянную маску?"
– Ух ты, блин! – Лека своей непосредственностью могла растопить любое ледяное сердце. – Сколько их тут! Это вы что, все в самолетах собрали?
– Нет, ну почему же? – Панкратов тут же почувствовал себя скрягой, в каждом рейсе набивающим свою авоську маленькими дармовыми бутылочками. – Конечно, я и сам много летал… Я тебе расскажу как-нибудь о других странах… Но в основном здесь – подарки. Знаешь, среди моих пациентов много богатых, уважаемых людей. Им приятно привезти мне из далекой страны какую-нибудь бутылочку, которой у меня еще нет. Разве ты не любишь получать подарки?
– Люблю. – Лека шарила глазами по полкам. – Вот это, может быть? Или это? Ой, я совсем не разбираюсь в напитках. Мы ведь с Демидом не пьем почти. Ну, он, бывает, вмажет маленько, а я сто лет уже не употребляла… У вас джин-тоник есть? – вспомнила она наконец хоть что-то знакомое. – Только сладкий такой джин… Не помню, как он называется.
– Он называется "Larios" – произнес Панкратов. – Я сейчас сделаю тебе… У меня в холодильнике есть тоник хороший. Я сейчас…
Он торопливо схватил бутылочку с "Ларьосом" и ретировался на кухню. Лека осталась одна.
"Доктор мандражирует, – сказала себе Лека. – Он называет меня на "ты", он хочет угостить меня выпивкой. Что это – маленькое начало большого съема? Или просто проявление дружелюбия?"
Ей хотелось верить во второе.
Лека была неглупой девочкой. Она была весьма умной девочкой, несмотря на то что мастерски умела изображать из себя полную дуру. Но на этот раз она обсчиталась по всем статьям.
Потому что прав оказался Демид.
***
Доктор Панкратов колдовал на кухне. Он налил в высокий фужер положенное количество джина, добавил положенное количество тоника, бросил два кубика льда. А потом достал из холодильника коричневый флакончик, сорвал с него жестяную крышку и точно отмерил в стакан два миллилитра прозрачной, почти безвкусной жидкости.
Снотворного.
Панкратов очень волновался.
***
– Вот, пожалуйста, – Панкратов протянул Леке фужер. – Тебе понравится. Садись. Вот сюда, в кресло. Пить стоя неудобно.
"Не хватало еще только, чтобы она свалилась и расквасила себе затылок".
– Спасибо. – Лека примостилась на краешке кресла и скрестила длинные свои ноги. – М-м, и вправду вкусно. А позвольте поинтересоваться, Юрий Васильевич, к чему все это? Джин в стаканчике, некоторая, я бы сказала, интимность обстановки… Это что, новая метода? Новый психологический подход?
– Да, именно так. – Доктор еле сдерживал себя от желания нетерпеливо зашагать по комнате, сцепив руки за спиной. – Я хочу, чтобы ты расслабилась, Лена. Ты очень напряжена. А нам с тобой предстоит очень важный разговор.
– О чем?
– О тебе. И о Демиде. О ваших с ним взаимоотношениях.
– Опять?
– Почему опять? Мы с тобой почти не говорили на эту тему. Сегодня я попытаюсь бесстрастно, без малейшей тени эмоций, проанализировать вашу ситуацию. Только факты, только спокойный психологический анализ. Ты согласна?
– Зачем? – На лице Леки отразилось легкое недоумение.
– Потому что то, что Демид делает с тобой, тормозит твое продвижение по пути к душевному здоровью…
– Нет, так нечестно! – Лека вспыхнула и осушила одним глотком полстакана. – Нечестно по отношению к Демиду. Я знаю, что психотерапевт должен проводить такие беседы только в присутствии обоих партнеров. Надо позвать Демида… Ничего он со мной такого не делает. Он любит меня…
Лека почувствовала легкое головокружение. Черт, надо ложиться спать пораньше. Впрочем, какой тут сон – одни кошмары.
– Зависимость, вот как это называется, – сказал Панкратов. – Психологическая зависимость. Даже сейчас ты не в состоянии принять собственное решение и обойтись без Демида. Ты не хочешь взваливать на себя ни малейшей ответственности, в том числе за саму себя. Ты привыкла, что все решает Демид. В принципе, это могло бы быть нормальным. Но только не для тебя.
– Почему? – разговор уже начал надоедать Леке. – Я женщина. Мне приятно, что у меня такой мужчина – сильный и умный, что он заботится обо мне.
– Твой тип личности – совершенно иной. Ты сама – прирожденный лидер. И то, что ты полностью подчиняешься Демиду, идешь у него на поводу, нарушает природное равновесие твоего внутреннего ядра, глубинной твоей сущности. И это приводит в беспорядок твое сознание. Внутренний протест – вот основная причина бурь, которые бушуют в твоей душе.