Полупуднев Виталий Максимович. У Понта Эвксинского (Том 2)

   - Ну как, - спросил он с издевкой и злорадством, - хорошо на царской дыбе?.. Хлеб-то царский приелся, так вот тебе для разносола - бревно к ногам!.. Скотина! Давно надо было тебе руки выкрутить!.. Бунтовать вздумал? Тайные сборища собирал?.. Собака, сучий ублюдок!.. Свободным быть захотел?.. Вот тебе!
   И маленькая морщинистая ладонь звонко шлепнула по багровому лицу. Но Савмак и не почувствовал этого удара. Он лишь видел, как старик озлобленно скалился, кричал на него, а, ударив, брезгливо сморщился и вытер ладонь полой кафтана. В ушах звенело, все окружающее как-то отдалилось и стало походить на страшное видение. Неведомое чудовище терзало его своими когтями, вырывало руки, раздирало тело, выламывало ребра. Непередаваемая ясность соображения в первый миг пытки сменилась вдруг густым кровавым туманом. Узник чувствовал, как тошнота наполнила рот сладковатой слюной, струи пота потекли по телу. Последним мелькнуло в голове решительное и злое: "Не скажу ничего!"
   - Хватит! - резко приказал Саклей палачам, видя, что Савмак потерял сознание. - Облейте его ледяной водой, пусть очухается. Жаль, что нет времени сегодня продолжить допрос. Но завтра ты у меня заговоришь!..
   Но на другой день не пришлось пытать заключенного. Он горел, бредил, не узнавал никого. Саклей ругался, хлестал палкой по спинам перепуганных палачей. Приказал отливать узника ледяной водой, но это не помогло. Решил было прикончить несчастного, но вовремя спохватился. Смерть Савмака означала бы потерю нити от сложного клубка, который нужно было во что бы то ни стало размотать. От этого зависело если не все, то многое.
   - Он не от пытки бредит,- с поклоном доложил раб-лекарь, осмотрев больного.- У него внутренний жар. Внешний холод, войдя в человека, легко превращается в жар. Здесь нужно применить заячий корень и траву шандра. А также натирание тела смесью масла и вина.
   - Какие там корни и натирания! - огрызнулся недовольный лохаг,Отправить его в рыбные ямы! Там с рабами пусть и находится. Скоту лечение не нужно, сам поправится. А потом мы еще раз допросим его. Огнем развяжем язык ему! Не выдержит, сдохнет - тем хуже для него!
   Савмака отнесли в холодный сарай с ямами для засолки рыбы, сейчас порожними или заполненными до половины вонючим тузлуком и остатками рыбы.
   6
   - Тише вы! - сердито прикрикнул Абраг на рабов, что громко обсуждали судьбу Савмака, брошенного в угол на солому.- Разве не видите, душа в человеке еле держится... И бесы безумия овладели им... Бандак, принеси воды!
   Молодой говорливый раб метнулся в темноту и скоро принес черепок с водой. Старый Абраг строго взглянул на Бандака и осторожно взял сосуд обезображенными от труда и сырости руками.
   - А ну, брат, испей водицы, - произнес он тоном терпеливой няньки, став на колени около больного. Но тот резким движением руки расплескал воду.Безумен, безумен,- покачал головой старый раб. - А ну, несите воды еще раз!
   После нескольких неудачных попыток удалось влить в рот Савмаку глоток воды. Абраг стал осматривать ссадины и раны на теле нового товарища, все время покачивая головой.
   - Ай, ай, - говорил он,- все руки порвали веревками и на ногах следы веревок... Горько тебе было, брат, на дыбе, верю тебе, ибо сам испытал эту долю.
   С удивительным терпением Абраг возился с бредящим больным, укрывал его соломой и лохмотьями, кормил тюрей из размоченных кусочков ячменной лепешки и часами сидел около, слушая бессвязные, иногда удивительные речи.
   - Слушай, дядя Абраг,- с лукавыми искорками в глазах говорил Бандак,- а ведь здорово он придумал - завести девку-то Саклееву в склеп?.. Вот это парень по мне!.. Эх, я бы хотел так же!
   Рабы, что сидели поодаль вокруг грубого очага, сдержанно смеялись.
   - Говорят,- продолжал веселый молодой раб,- они шли голые по улице и все смотрели на них.
   - Перестань болтать, мельница пустая,- остановил его дядька,ничего ты не понимаешь! Тут дело, оказывается, куда побольше бабьего... О великие боги!.. Не то диво, что такой видный парень с девкой в склепе спрятался, а другое...
   - Что? Что? - в один голос зашумели рабы, всегда мучимые любопытством, как и голодом. - Что узнал ты, говори!
   - Многое узнал, да надо держать язык за зубами! Мы сидим в своей протухлой яме, да на свою долю горькую плачемся, а люди-то, оказывается, дело делают! Борьбу готовят!
   - Борьбу? - словно проснулся мрачный Мукунаг.- Борьбу?.. С кем?.. С хозяевами?
   - А то с кем же еще, с девками, что ли?!
   - О!.. - сжал кулаки Мукунаг.- Я убивая бы всех подряд! От мала до велика! Весь город спалил бы начисто!.. Неужели Савмак этот, что у царя в друзьях был, тоже?
   - Что "тоже"?
   - Ну, бороться хотел?
   - Да еще как! - оживился Абраг.- Вы только помалкивайте! Не время говорить об этом, не наша это тайна - не нам ее и обсуждать!
   - Хо-хо-хо! - залился смехом полоумный Пойр.- Я тоже хочу бить надсмотрщиков!
   - Тише ты!
   Кто-то неизвестный передал в рабское общежитие хлеб, мясо и вино. Абраг с большими трудностями вливая в рот Савмаку вино с тюрькой. Через несколько дней больному стало легче, он перестал бормотать, уснул спокойно.
   - Крепок парень! - удовлетворенно заметил вслух Абраг.- Видно, такого и дыба не берет!.. Поправится!
   На следующий день вся невольничья артель сгрудилась вокруг ложа больного, когда он впервые пришел в сознание и, полулежа на соломе, водил глазами по бородатым лицам, возможно принимая их за продолжение бреда.
   - Успокойся, приди в себя, брат,- с нежностью, так странно звучащей в хриплом голосе, произнес Абраг, гладя корявой рукой свалявшиеся в войлок кудри Савмака,- среди друзей ты, среди своих.
   - Среди своих? - порывисто, но словно сквозь сон проговорил тот.Так Лайонак уже вернулся?.. Палак в Пантикапее?
   Все было рассмеялись, но Абраг зашипел на них в разогнал по углам.
   - Нет, не вернулся еще Лайонак, видно, скоро вернется... Да ты не думай о нем, ведь еще болен ты...
   Послышался окрик, надсмотрщик приказал идти в засолочные ямы для очистки их, пока не настали морозы. Это была большая работа перед началом зимы.
   - Идите,- сказал Абраг, - а я задержусь. Ты, Мукунаг, будь за меня.
   Оставшись наедине с бывшим царским слугой и стражем, а теперь невольником, Абраг стал вытаскивать откуда-то спрятанные хлеб и вино, желая накормить товарища.
   На другой день, отправляясь на работу, рабы увели с собой и Савмака, который хотя и не имел сил работать, но, находясь возле них, не мог быть тайно уведенным стражами. Зная, что Савмака снова ждет пытка, Абраг и вся артель решили не выдавать его страже, даже если бы пришлось оказать сопротивление.
   - Нельзя его сейчас отпускать,- говорил Абраг товарищам, - он после болезни слаб стал, а вдруг не выдержит и выдаст все, что знает. Тогда многие головы полетят прочь.
   - Не выдадим его! - пробурчал решительно Мукунаг.
   - Отстоим! - согласились остальные.
   Для них появление Савмака было чем-то вроде проблеска в безрадостной жизни. Тайна, на которую намекнул Абраг, заставляла всех строить предположения и с любопытством поглядывать на загадочного узника со столь удивительной судьбой.
   Однажды, когда все уже спали, Савмак сидел в углу и, глядя на угли очага, думал о том, с какой теплотой и дружественностью отнеслись к нему рыбные рабы, эти парии среди невольнического мира. Его потрясла картина их жизни и труда. Одетые в лохмотья, они копошились в вонючих ваннах, выгребая оттуда остатки гнилой рыбы, вычерпывая соленую жижу. А потом, вечером, сидя перед очагом, промывали и сушили свои язвы и красные, мокнущие пятна на руках и ногах. Питание этих людей едва ли удовлетворило бы самое неприхотливое животное. К тому же они были ослаблены недоеданием и сыростью своих жилищ, вернее - убежищ, многие страдали болями в животе и стонали по ночам. Казалось, солнце отвернулось от этой провонялой трущобы, а свежий ветер старался обходить ее стороной. Вечный полумрак и спертый воздух являлись той средой, в которой жили и умирали эти несчастные. Савмаку показалось, что деревня, в которой он родился и рос, была раем по сравнению с этой преисподней.
   И несмотря на все, он встретил под лохмотьями и страшными лицами настоящие человеческие души, способные чувствовать, как и у всех остальных людей. Неправдоподобным видением представлялась отсюда жизнь акрополя с его дворцами, роскошью и пирами. Чудовищная разница в жизни той и этой рождала острое чувство протеста и разжигала жажду того всеобщего разрушения, О котором всегда твердил Мукунаг, этот озлобленный, рычащий раб.
   - Не спишь? - спросил негромко Абраг, подсаживаясь рядом.
   - Не спится.
   - Да, брат, трудно уснуть, когда одна пытка за спиной, а другая впереди. Не иначе, как вспомнит о тебе Саклей и пришлет людей взять тебя. Но не пугайся, наша артель, а за нею и все остальные, что на рыбном деле работают, порешили не отдавать тебя в руки палачей!
   - Да разве вас спросят?
   - Спросят, брат мой, да ответа не получат!
   - Не следует делать этого! Пускай я один пострадаю за свои дела, а не все вы!
   - Нет, Савмак, мы уже все обсудили, и ничто ее помешает нам сделать как задумали. Ибо известно стало, что ты за свободу рабов ратуешь вместе с такими смелыми молодцами, как Пастух! А раз так, то нам с тобою по пути. Ты - наш, мы - твои. Вместе будем бороться!
   - Откуда ты взял это?
   - Все ты в бреду высказал!.. Саклею не надо было тебя пытать, а посидеть около тебя одну ночь - ой, много узнал бы он!.. Ну, да теперь этого не будет... Сейчас хозяева слабы, хотя и мы не так уж сильны. Но если сплотимся, то многое можем сделать!.. Рабы решили драться за свободу!
   - Правда? - схватился Савмак за жесткую руку Абрага.- Надо бороться, только через великую драку вырвемся мы из Перисадовой тюрьмы! Вот подойдет Палак к границам, так надо сразу начинать!
   Абраг рассмеялся горько.
   - Палак с войском уже месяцы стоит под стенами Херсонеса и не может одолеть его. Не пошел он на Боспор, брат мой. Опять уперся лбом в херсонесскую твердыню. И сказывают, скоро флот Диофанта вновь прибудет - в опять повторится то, что уже было в прошлом году. Разобьют его!
   - Как? - отшатнулся пораженный Савмак.- Ты смеешься, старик!
   - Поздно смеяться. Да и не привык я зубы скалить. Верно говорю не жди Палака. Свободу надо добывать своими руками!
   - Но там Лайонак, посланный наш!
   - Знаю в это... Да, видно, не послушал гордый царь совета рабского. Ибо каждый царь - хозяин рабам своим и всегда жаждет лишь добычи и власти!
   Только после пытки чувствовал. Савмак такой душевный упадок и боль. Сказанное Абрагом сразило его, как отравленная стрела. Все горделивые мечты сразу померкли и сменились горьким разочарованием. Представлялось нелепым, что Палак не внял голосу разума. Или Лайонак не попал к нему, а оказался в руках Перисадовых палачей и давно уже замучен ими в застенке?..
   - Нет, старик,- тихо вздохнул он, стараясь не показать своей печали,- без сильного царя скифского не бороться нам и свободы не видеть!
   - А я думаю, слабы мы лишь поодиночке, а народ - силен! Если весь подымется да ударит - так все царство разлетится вдребезги, как глиняный горшок!
   - Нет, нет! Если Диофант Палака бивал, то уж с нашими рабскими ратями он всегда справится! Не в одном Перисаде сила, а в том, что Митридат, царь заморский, не позволит нам освободиться. А Боспор он уже сторговал у Перисада и вот-вот станет нашим строгим хозяином. Тогда - берегись, рабы! Вы уже не сможете прятать у себя какого-то Савмака. Ибо придут Митридатовы железные ратники и всех заставят работать покорно.
   - Не бывать этому! - решительно возразил Абраг.- Не бывать!.. Надо, Савмак, рабам захватывать свою волю сейчас, пока не явился сюда этот Диофант! А добудем свободу - сразу видно будет, что дальше делать. Так я считаю. Ждать нечего!
   Савмак с сомнением покачал головой. Он продолжал смотреть в огонь очага, а на душе у него было темно-темно.
   7
   Поздно осенью, когда снег уже покрыл опустевшие поля, царь и его друзья возликовали. Всюду стало слышно, как глашатаи бегали по улицам и рынкам и гремели в трубы, сзывая народ.
   - Боспорцы! - кричали они.- Радуйтесь и веселитесь! Доблестный полководец царя Митридата Диофант разгромил диких скифов и роксоланов! А сейчас преследует разбитые войска двух царей и приближается к Неаполю! Теперь Палак уже не отделается клятвой верности, как в прошлом году, но сложит свою голову. Конец царству Палака! Слава богам!
   Одновременно с этими сообщениями, горделиво распространяемыми во всех городах царства для устрашения простого народа и рабов, поползли иные слухи.
   Говорили, что Перисад спешно призывает Диофанта на Боспор и тот обещал после взятия Неаполя прибыть в Пантикапей с частью флота и войск.
   - Зачем? - недоумевали одни.
   - Затем,- разъясняли им более осведомленные,- чтобы расправиться с рабами, а то они обнаглели и готовы взбунтоваться. И крестьян наказать, особенно тех, которые разделили самовольно зерно еще до того, как его успели увезти в царские амбары.
   Странные слухи росли и становились все более тревожными. Они проникли в самые низы боспорского люда, волновали рабов и крестьян. Последние имели все основания бояться появления заморских войск. Говорили, что понтийцы казнят всех строптивых рабов, других отправят на железные рудники, третьих закуют в кандалы навсегда. И с крестьянами расправятся. Тех, что растаскивали царский хлеб, на кол посадят, девок и ребятишек будут собирать и отправлять за море. А на освободившиеся земли поселят солдат Митридата. Всех сатавков превратят в рабов.
   Возбуждение в народе росло. Власти ловили распространителей слухов, но их было так много, что трудно было что-либо выяснить и наказать настоящих виновных. По указу царя хватали подозрительных людей, пытали их, казнили. Наступила очередь и Савмака.
   - Ну, если меня станут пытать, то в последний раз! - сжимал он кулаки.- Вырвусь из рук палачей и задушу этого Саклея!
   - Мы не выдадим тебя! - в один голос отвечали рабы-рыбники.- Не пустим сюда царскую стражу!..
   От Форгабака Алкмена узнала, что Саклей решил повторить пытку Савмака и добиться его признания. Обоим казалось, что теперь Савмак не выдержит и расскажет все, как было, что будет равносильно оправданию Гликерии перед царем и народом. Раскрытие заговора возвысит Саклея в глазах Перисада, чего Алкмена не могла допустить.
   - Надо заставить Савмака молчать! - коротко сказала она.
   - Это можно сделать только одним путем - убить Савмака.
   - Да? - встрепенулась Алкмена. - Ты, пожалуй, прав. Так убей же его!
   - Нет,- решительно покачал головой осторожный танаит, - я и так много делаю для тебя, государыня. А убивать - это дело твоих воинов. Пусть и они приносят пользу. Прикажи сделать это Зоилу.
   8
   Зоил с двумя дандариями явился в провонявший рыбой сарай, битком набитый рабами, среди которых, по сведениям, находился и Савмак. Кефалон с готовностью проводил гостей к засолочным ваннам. В темных углублениях копошились люди. Посолки рыбы сейчас не было, рабы занимались очисткой цементированных ванн, орудуя тяжелыми скребками. Никакой сытной пищи и отдыха, обещанных Сак леем, они не дождались.
   Огромный, как медведь, Зоил смело вошел под крышу рыбозасолочного помещения, морща нос от дурного запаха. Разглядев в полутьме тени двигающихся людей, он вопросил указать, который из них Савмак. Кефалон протянул руку в сторону высокой фигуры, вооруженной скребком.
   - Теперь уходи! - приказал надменно Зоил: - Если услышишь крик не пугайся! Понял ли?
   - Понял,- коротко ответил Кефалон и с бьющимся сердцем поспешил покинуть сарай.
   - А ну, раб Савмак, подойди сюда, не бойся! - пробасил Зоил, держа за спиной секиру.
   Савмак хотел отозваться, но Мукунаг остановил его, шепнув:
   - Подожди, я узнаю, чего ему надо. Не мешай мне.
   - Берегись! - успел сказать ему Савмак, предчувствуя недоброе.
   - Я Савмак! - выглянул из ямы Мукунаг, обтирая лоб рукой.- Чего тебе?
   Остальные рабы подняли головы я, вскинув скребки на плечи, приблизились.
   - А вот чего! - вскрякнул Зоил и молниеносно взмахнул секирой.
   Удар в полутьме оказался неверным, пришелся не по голове, а по плечу, сорвав лоскут кожи вместе с мясом. Этого никто не ожидал, так как все полагали, что дандарии явились с целью увести Савмака на допрос.
   - Ты что, убивать пришел? - успел крикнуть Мукунаг, но другой удар стального лезвия раскроил ему череп.
   Bee пришло в движение. Рабы стали выбираться из ванн, окружили убийцу и его воинов.
   - Не шумите! - спокойно, но грозно окрикнул их Зоил.- Мы никого больше не тронем! Мы укокошили лишь этого пса Савмака, а больше нам никого не надо!
   - Савмака? Так я здесь! - вырос рядом высокий, широкоплечий раб.Вы убили друга моего - Мукунага.
   - Это же дандарии, враги наши! - закричал громким голосом Кукунаг.- Они убили Мукунага!..
   - Бей их! - высоким голосом поддержал его Пойр. - Бей!..
   - Дандарии убивают рабов! Смерть им!..
   Словно эхо пронеслось по всем отсекам. и ваннам. Нарастающий шум и крики слились в сплошной рев. Отовсюду сбегались толпы рабов. Зоил увидел, что его окружили со всех сторон. На его глазах от страшных ударов пали оба сопровождающих его воина.
   - Кефалон, на помощь, зови стражу! - заревел телохранитель царицы.
   Это были его последние слова. Его повалили и буквально искромсали железными скребками, после чего неузнаваемые останки трех людей были выброшены во двор. Тут же положили трупы двух убитых в схватке рабов и тело Мукунага.
   - Троих за троих! - мрачно сказал Абраг.
   Царские стражи никого не застали возле трупов. Рабы окрылись в сараях и готовились к обороне. Появились дандарийские всадники. Они хотели было начать немедленную расправу с бунтовщиками, но примчался верхом на коне Саклей и, разобравшись, в чем дело, закричал на дандариев:
   - Куда вы лезете?! Вас сомнут! Здесь надо тысячу панцирных воинов, а не сотню таких, как вы! И добавил Кефалону почти шепотом:
   - Убитых закопать и не начинать никакого сыска! Иначе мы прежде времени развяжем узел Пандоры! Начнутся беспорядки, рабы хлынут на улицы - и тогда...
   - Я понимаю...-пробормотал перетрусивший Кефалон.
   - Кого они убили?
   - Зоила и двух дандариев. А со стороны рабов- кажется, Савмака и еще двух.
   - Савмака? Жаль! Теперь он ускользнул из моих рук.
   Рабов не тронули. Более того, им дали отдых и улучшенный корм. Рыбные рабы роптали все громче, они были обозлены более других, однако что-либо предпринять против них сейчас было бы ошибкой. Саклей ждал помощи Диофанта.
   - Может быть, начать самим? - воинственно предлагал Перисад.Вывести рабов за город под предлогом работ, а там учинить сыск и расправу!.. Мятежники не иначе как среди рыбников!
   - Нет, нет, что ты, государь! - махал руками Саклей. - Рыбные рабы сейчас сплочены и возбуждены! Пускай немного успокоятся, потом мы подошлем к ним своих людей, постараемся поссорить их между собою, вызовем раздоры. Рабы злы, но недружны, часто ссорятся. Вот тогда их можно брать голыми руками. А там и Диофант прибудет с войском!
   - Ну, делай как знаешь, я верю тебе.
   9
   Пришла печальная зима.
   Саклей докладывал царю, что дела у Диофанта, несмотря на победу, не блестящие и он вместе с потрепанными войсками решил зимовать в западных портах, не возвращаясь в голодный Херсонес и не решаясь штурмовать Неаполь.
   - Раньше весны нельзя ожидать продолжения войны. А прежде чем будет окончена война с Палаком, Диофант пальцем не пошевельнет для помощи нам.
   Перисад слушал такие доклады, нервничал, ломал худые руки, трещал пальцами и скалился, словно от приступа внутренней боли.
   Более острого положения в царстве никогда не бывало. Перисад потерял покой, перестал дуться на Саклея. Старик был распорядителен, имел ясный ум, на него можно было положиться. Но тревога росла. Две неравные половины боспорского населения -угнетенные и угнетатели - стояли лицом к лицу, готовые ринуться в свалку. Однако ни та, ни другая сторона не решалась вызвать начало роковых событий. Обе напряженно вглядывались в сторону Скифии. Власти ждали окончательной победы Диофанта, а рабы в крестьяне - его поражения царем Палаком.
   Это были памятные и грозные дни ожидания и накопления внутренних сил. Они затянулись страшно долго. Пантикапей словно вымер. На его улицах гуляла метель, в порту стояли корабли, вмерзшие в лед, ночами всюду расхаживали царские стражи в меховых полушубках и остроконечных скифских колпаках. Они хлопали рукавицами и дышали паром.
   А сверху, с зубчатых стен акрополя и из окон дворца, смотрели те, кто боялся народного гнева, трепетал перед темной в страшной, по убеждению хозяев, силой легиона рабов. Рабские жилища, присыпанные снегом, парили. Там дышали спертым воздухом тысячи несчастных, стиснув зубы.
   - Боги, что творится! - возбужденно говорили Перисаду старшие жрецы, поднимая к небу холеные руки.- Нищие пелаты переполнили город, они заселили многие храмы, превратили их в скотники! Они ночуют у ног божественных кумиров, а если мы их тревожим, то они заявляют, что они "умоляющие". Такое право убежища в храмах существует, но не для тысяч людей!
   - О чем они умоляют? - угрюмо спрашивал Перисад.
   - О спасении от голода и холода, ибо потеряли все, что имели. Они не могли выплатить долгов и налогов, разорились.
   - Нужно крепко запирать храмы и ставить сторожен вокруг храмовых оград!
   - Многие из нищих нашли место ночлега в крепостных башнях и внутри городских стен. Ибо фракийцы совсем разленились и не несут ночной стражи. Кого же ставить у храмов? Такое переполнение города черным людом грозит повальными болезнями.
   - Верно,- согласился просвещенный царь,- еще отец истории Фукидид сказал, что лимос порождает лоймос! Голод - чуму!
   Теперь акрополь походил на укрепленный и осажденный форпост, ожидающий штурма. Во дворце прятали драгоценности, рассовывая их по тайникам и подвалам. Царица сидела на узлах и тюках, собираясь выехать к отцу в Фанагорию. Она уже сделала бы это, но тайный совет постановил оставаться ей в Пантикапее. Царь согласился. Внезапный отъезд царицы был бы истолкован как проявление паники и сам по себе мог явиться толчком к началу беспорядков. Кроме того, Саклей не оставил намерения вытянуть у Карзоаза несколько сот воинов в помощь столице. Но тот медлил, ссылаясь на то, что и у него обстановка не лучше.
   - Карзоаз все, более напоминает самостоятельного тирана,пробурчал Саклей в присутствия царя. Тот промолчал.
   Рабам выдавали для питания сухую чечевицу. Ограничивались внешней охраной рабских жилищ. Выигрывали время.
   - О, скорее бы прибывали войска Диофанта!.. Дотянуть бы!..
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   ОПЯТЬ В СКИФИИ
   1
   Скифская столица Неаполь встретила весну мрачным куревом пожарищ и криками бесчисленных ворон, что кружились над оттаявшими трупами. Волки стаями рыскали под самыми стенами города. Смерть, разрушение, печальные картины похорон, торопливые передвижения всадников и пеших воинов, запуганный вид поредевших жителей - вот чем теперь определялось бытие гордой столицы Скилура Палака.
   Уже нет бесчисленных полчищ Палака, что с таким шумом в уверенностью в своих силах шли штурмовать Херсонес. Разгромленные под Керкинитидой поздней осенью, они были окончательно разбиты с первой оттепелью. Это произошло в самом начале весны, когда только что стаял снег, обнажилась бурая поверхность засохших степных трав, на припеках стал появляться зеленый бархат молодых побегов, а холодный ветер принес первые волнующие запахи жизни.
   Опять, как и два года назад, понтийские солдаты и херсонесские мужи в панцирях и шлемах ворвались в ворота Неаполя. В памяти жителей надолго сохранятся страшные картины их расправы с защитниками города. Кровь текла ручьями и за ночь замерзала длинными полосами вдоль домов.
   Смертельно раненный Палак успел бежать в степь с горстью преданных ему людей. Остальные легли костьми во время штурма или попали в плен. Большая часть вооруженного народа рассеялась по степи, голодная, истекающая кровью, но все-таки не покоренная.
   Народ, уходя в степи, оборачивался и грозил врагу кулаком, обещая вернуться и опять взять свою судьбу в собственные руки.
   Но пока что Диофант воздвиг горделивый трофей победы на площади Неаполя и наслаждался сознанием своей власти над Скифией.
   Князь Дуланак, окруженный понтийской пехотой, сложил оружие и, когда его привели к Диофанту, поклонился ему и поклялся в верности на крови. Диофант принял Дуланака со снисходительностью победителя, проявил милость к поверженному врагу.
   -Что же ты, князь,- заметил он, насмешливо прищуривая левый глаз, - раньше моих людей тайных и слушать не хотел! Хотя они тебе говорили, что Митридат милостив к покорным. А теперь решил смириться? Видно, умирать неохота?
   - Только боги могут противостоять тебе, великий полководец! Но и боги за тебя!.. Зачем же мне идти против судьбы? Вели казнить меня, на то твоя воля!
   Гориопиф стоял около, краснел и пыхтел от досады, слушая этот разговор. Он страстно желал смерти Дуланака. Тогда он один остался бы у Диофанта, и, кроме него, некого было бы посадить на место Палака.
   Но Диофант думал другое. Князь Гориопиф был предателем и успел снискать в народе всеобщее презрение и ненависть. Дуланак же сохранил влияние в собственном роду, был одним из близких соратников скифского царя и умел внушать страх и почитание черному люду. И в то же время не был настолько любим народом, чтобы стать опасным.
   Понтиец принял клятву Дуланака и приказал вернуть ему меч.