Полупуднев Виталий Максимович. У Понта Эвксинского (Том 2)

   Всадники, не разбирая дороги, помчались вниз с кургана. Конь третьего споткнулся и рухнул на песчаный грунт, подпруга лопнула, и деревянное седло отлетело в сторону вместе со всадником. Последний со стоном плюхнулся в песчаную осыпь и на мгновение исчез в мутных волнах пыли.
   - Помоги ему, - досадливо крикнул старший второму всаднику, сам же, не уменьшая аллюра, поскакал к намеченной цели.
   - О духи степей! - воскликнул второй всадник, осадив коня и соскакивая с седла.- Что с тобой, Алмагир, ты цел или нет?
   Он неуклюже подбежал к товарищу. Тот сидел на земле, отплевывался и охая.
   - Кажется, кости целы... Будь все проклято!.. Помоги мне подняться. Тьфу, полный рот песку набрал! Я всегда думал, что эта княжеская затея - гоняться за своими братьями и убивать их в угоду понтийцам и грекам противна богам... Тьфу!.. Ох, как больно в боку!.. Это я наскочил на рукоять своего меча. А этот,- он кивнул головой вслед старшему,- из кожи рад выскочить, чтобы угодить Гориопифу. Нашел преславного князя, что стал подручным у Диофанта и кланяется херсонесским торгашам!
   - Тише ты, не ругайся! Он уже возвращается обратно. Услышит!
   - Ну и пусть услышит! А я всегда скажу, что не за братьями-сколотами следует гоняться, как за зайцами, а с пришельцами воевать! А мы своих бьем!
   - Верно, ты прав, Алмагир,- вздохнул второй скиф. - И Дуланак тоже ненавидит этого предателя Гориопифа, но не знает, как отделаться от него.
   - И Дуланак твой хорош, нечего сказать? Со своими дружинниками сколько селений разорил, дома пожег, народ в рабство обратил! Мятежному князю, отцу молодого Андирака, глаза велел выколоть! Это ли сколотский воевода?! А ведь в цари метит!
   - Тише! Умерь свой гнев, пойдем лошадь твою посмотрим.
   Соловый конь еле поднялся на ноги и, когда хозяин дернул его за поводья, осел на правую заднюю ногу. Подскакал старшой на горячем скакуне.
   - Я так и знал! - прогудел он.- Там валяется дохлый жеребец князя Андирака, я сразу узнал его! Видно, загнал его князь, спасая свою шкуру. Следы свежие, ведут вправо. Надо скакать, доложить князьям, что ослушники далеко не уйдут, кони у них измучены... А ну, быстро на коней!
   - Куда там! - махнул рукой Алмагир.- Конь мой охромел. И я весь измят.
   - Сан виноват, отпустил повод на скаку, ворона! Из-за тебе мы врага упустим! Какой ты наездник - упал с коня! Бабы засмеют тебя!
   - Скачите одни, без меня,- пожал плечами пострадавший, отводя запачканное лицо от сердитых глаз начальнике,- а я в поводу поведу коня. Ведь Гориопиф мне другого не даст.
   - Верно,- с готовностью услужить подхватил второй слова старшего,надо скакать к князьям, а Алмагир сам дорогу найдет! Доберется! А вернее, мы сами его встретим, раз вдогон за мятежниками двинемся.
   Старшой на мгновение задумался, окинул глазами степь и своих спутников.
   - Добро! Мы вдвоем поскачем вперед, а ты веди коня! Авось князь не взыщет с тебя за неумение сидеть в седле и не переведет в конюхи. А что батогов даст, так в этом не сомневайся!
   Алмагир ничего не ответил, он, склонившись, ощупывая больную ногу своего скакуна. Когда он выпрямился с озабоченным лицом, товарищи его уже скрылись за курганом и топот их лошадей стих вдали.
   Сморщившись, воин потер поясницу и огляделся. Не спеша поднял седло с вьюками, заменил подпругу запасным ремнем и оседлая хромую лошадь. Потом хлебнул воды из тыквенной бутыли и, смочив ладонь, обтер лицо. Грязная жижа потекла по лбу и щекам.
   - Батогами? - горько усмехнулся воин.- А потом в конюхи?.. А за что? За то, что степные духи противятся нашей войне против одноплеменников и подставная подножку моему соловому?.. Видно, так!.. Только против степных духов не устоять Гориопифу, хотя он и князь!
   Продолжая ворчать, воин накрутил на руку повод и, дернув за удила, повел за собою охромевшую лошадь. Ему не хотелось лезть через курган, и он решил обойти его с восточной стороны.
   Он не успел отойти и на сто шагов от места своего падения, как лошадь захрапела и издала легкое ржание. Воин удивленно вскинул голову я произнес:
   - Видно, наши!.. И как они успели так скоро вернуться!
   Из синей мглы вынырнули тени всадников. Сверкнули шлемы, застежки панцирей и стальные наконечники копий.
   - Стой! - раздалась скифская речь.- Здесь человек!
   Всадники на добрых конях окружили Алмагира. Тот с удивлением смотрел на незнакомые лица и масти лошадей, на богатое вооружение и одежду незнакомцев, и чувство страха закралось к нему в душу.
   - Мир вам! - произнес он, не ожидая вопроса.- Вот упал я вместе с конем и сейчас бреду к себе на кочевье пешком. А друг мой хромает.
   - На кочевье? - строго и недоверчиво спросил передовой на гнедом коне и в богатых греческих доспехах, по-видимому князь, как решил мысленно Алмагир.- А почему ты обряжен по-походному? У тебя меч, копье, лук со стрелами и вьюки у седла!.. Чей ты?.. Говори правду, нам некогда долго с тобою беседовать!
   - Врет он! - вскричал другой.- Это воин из вражьей дружины! Нечего нам голову морочить! Говори, чей ты, пока голова с плеч не слетела!
   Алмагир молчал в испуге, не зная, что отвечать. Что встречные не мятежники - говорило их богатое одеяние и вооружение. Мятежные толпы простого люда не имели такого оружия, а их князей он знал наперечет... Ох! Неожиданно перед оробелым скифом выросла свирепая фигура чернобородого Мирака, хорошо известного ему. Мирак порвал с князьями-предателями Гориопифом и Дуланаком и ушел в степи. Там он стал одним из вожаков мятежного люда, не желающего признавать над собою власть понтийцев и херсонесских надсмотрщиков, которыми кишели Неаполь и другие города Скифии.
   Удар нагайкой обжег Алмагира как огнем. Мирак, гарцуя на коне, оскалил зубы и гневно крикнул:
   - Из их шайки, изменник! Продал могилы отцов!.. Чего молчишь?
   Воин понял, что пришел его последний час, и упал на колени.
   - Не молчу я, преславный князь. Сам обижен Гориопифом и недоволен понтийским рабством! Но встретил вас - и не знал, кто вы. Теперь все скажу. Я же сколот, а не грек!
   Торопясь, весь в поту, Алмагир рассказал, что Дуланак и Гориопиф со своим войском гонятся за остатками разбитой рати повстанцев и вот-вот нагрянут сюда.
   - А повстанцы, братья наши,- добавил он,- ушли вон туда! Свежий след обнаружен нами. Сам погляди, стервятники клюют палую лошадь Андирака!
   Сказанное походило на правду. Всадники отъехали в сторону и стали совещаться, показывая руками и иногда взглядывая на Алмагира. Наконец что-то решили.
   - Эй, ты! - обратился Мирак к скифу.- Садись на круп одного из наших коней и поедешь с нами. А своего хромого брось. Если ты обманул нас шкуру с живого сдерем! Так и знай!
   Алмагир с трудом взобрался на широкий зад вороного коня, уселся за спиной могучего воина, сотворил про себя молитву и отдался на волю богов. "Съедят волки хромого-то!" - подумал с сожалением и вздохнул, стараясь не глядеть на солового.
   2
   Между тремя курганами расположился полевой лагерь, окруженный тяжелыми возами, увязанными смолеными веревками, наспех вырытым рвом и часовыми, охраняющими его безопасность. На курганах неусыпно дежурили самые зоркие и сообразительные воины.
   Как только разведывательный отряд князя Мирака приблизился к лагерю, он дал знать о себе сиплым ревом охотничьего рога. В ответ послышались голоса и словно из-под земли выросли конные катафрактарии на мохнатых тяжелых конях, с длинными сарматскими копьями-ратищами наперевес.
   Алмагир с удивлением и страхом смотрев на этих сказочных богатырей, лица которых скрывались под козырьками шлемов, а руки в непробиваемых рукавицах казались страшными клешнями.
   Выглядывая из-за спины воина, Алмагир еще больше изумился, увидев лагерь-крепость, построенную из телег с исключительной тщательностью, на которую обычно скифские войска не были способны. Он не выдержал и ткнул кулаком в спину воина. Тот повернул к нему ухо и спросил:
   - Чего тебе?
   - Великий Папай, уж не с неба ли свалились вы все, что у вас такие бойцы и столько телег и лошадей!.. Кто же у вас старшой? Мирак, что ли?
   - Фарзой у нас старшой! - с простодушной откровенностью ответил воин.- Он всю нашу рать с Боспора привел на помощь немирному народу!
   - Ого!
   Алмагира внезапно осенило. Сразу стало ясно, с кем он встретился. Это войско оттуда, с Боспора, где, как рассказывают сказители, как гласит народная молва, произошло нечто небывалое. Там рабы и скифы-сатавки убили царя, прогнали хозяев и эллинских поселенцев и захватили власть и все богатства в свои руки. А ведет войско Фарзой! Сейчас не было человека в степи, который не узнал бы из уст степных гусляров о судьбе славного воина-богатыря князя Фарзоя, что попал в плен к Диофанту, но не склонил голову перед ним. Не то что Дуланак и Гориопиф. Те сразу продались иноплеменному воеводе и народ свой обидели в угоду чужеземцам. А вот Фарзой не уступил, не сдался, пошел в железный хомут, но не запятнал себя изменой! Недаром даже имя его опасно произносить в Неаполе. Сразу схватят. Но все же народ узнал, что Фарзой жив и что новый царь Савмак пожаловал его высокими почестями. А теперь, оказывается, смелый князь уже здесь, в степи, а с ним несметное войско, много оружия и обозы!..
   Все это быстро промелькнуло в голове сообразительного Алмагира. Вспомнив о своем падении с лошади, он сразу догадался, что это было подстроено богами и степными лукавыми духами. Это они сделали так, чтобы он, Алмагир, оказался не в лагере князей-предателей, но в священном войске князя-героя, прибывшем на помощь народу скифскому!
   Даже в жар бросило от таких мыслей. Раз боги вспомнили о нем, значит, хотят уготовать ему какую-то необыкновенную судьбу!
   В окружении сторожевых катафрактариев они проникли внутрь лагеря через оставленный между телегами охраняемый проход и очутились между многочисленными юртами и шатрами, что пестрым хороводом окружили круглую поляну в центре. Посреди поляны горделиво возвышался черно-желтый шатер воеводы. Всюду проглядывал строгий порядок. Лошади не стояли как попало, но в полной сбруе ожидали у коновязей своих всадников. Воины не толклись, как на базаре, но отдыхали под шатрами и телегами, положив под голову щит и нагайку. Или сидели вокруг костров и делили горячую жидкую кашу с кусочками мяса, от запаха которого в кишках Алмагира зашевелились какие-то жернова и засосало под ложечкой.
   - Слезай,- обратился к нему воин,- приехали! Сейчас тебя допросят. И если соврешь, не обессудь! У нас все делается скоро. Раз! - и голова покатится по траве!
   - Зачем же я врать-то буду! - поспешил заверить Алмагир, ежась от зябкой дрожи.- Разве я не сколот?
   - А чего же воевал против народа? - опять прогремел голос Мирака.
   Пленник притих, оробел и сразу стал похож на старца. Он вдруг согнулся, словно на его плечи взвалили непосильную тяжесть.
   - Не убивал я своих, с народом душой был,- совсем тихо сказал он,но не знал, чьей стороны держаться... И многие не знают...
   - Не знал? - рассмеялся Мирак, тряся смоляной бородой.- А теперь узнал?
   - Теперь узнал! - вдруг осмелел Алмагир.- Узнал, за кем идти, и пойду за ним хоть на смерть!
   - Ох ты! За кем же это?
   - За князем Фарзоем! - выпалил Алмагир, выпрямляясь.- Веди меня к нему, я ему все расскажу!
   Мирак вскинул брови не то с удивлением, не то с каким-то другим чувством. Он как бы не ожидал таких слов. И трудно было решить, судя по игре его лица, понравилось ли ему смелое заявление пленного воина или, наоборот, было неприятно. Но он сразу перестал смеяться, и на лицо его легло обычное мрачное выражение. Угрюмо взглянув на пленника, он сказал:
   - Ну, пойдем к князю Фарзою! Расскажешь ему обо всем, что знаешь!
   Они пересекли поляну и остановились перед шатром. Из последнего доносились голоса, видимо, шел совет.
   - Обожди здесь.
   Мирак откинул полу шатра и вошел внутрь. Через минуту выглянул и кивнул воину:
   - Заходи!
   С замиранием сердца тот шагнул под колеблемые ветром своды походного жилища и сразу оказался перед группой людей, расположившихся на кошмах. Некоторые ели, вытирая руки о полы своих кафтанов. Один черномазый, с виду не скиф, с кудрявыми волосами и быстрым взглядом, рассмеялся, показывая пальцем на вошедшего.
   - Гляди, князь Фарзой! - заговорил он звонким и каким-то заразительно веселым голосом, от звуков которого пленнику стало сразу легче.Пленник-то на баранину как воззрился!.. Хе-хе!.. Видно, Дуланак и Гориопиф не жирно кормят дружину свою!
   Послышался смех. Теперь пленник заметил, что в глубине шатра стоит человек с гладко выбритым лицом, совсем не похожий на скифа. И одет он был в сарматский обтянутый кафтан, каких не носили здесь. А слева у него висел тяжелый меч с халцедоновым набалдашником на рукояти, как это принято у сарматов. Человек пристально смотрел на пленника, и тот сразу догадался, что это не кто иной, как сам князь Фарзой. Не ожидая вопросов, он упал на колени и, разорвав ворот рубахи, обнажил шею. Это означало, что он отдает себя в руки князя в будет преданным ему навсегда.
   - Князь Фарзой! - высоким голосом провозгласил пленник.- Прими меня в свою дружину! Если бы я не встретился в степи с князем Мираком, то все равно явился бы к тебе и стал под твое знамя, как только узнал бы, что ты в степях. И многие сделают так же, если узнают, что, ты выступил.
   Черномазый весело закатился мальчишеским смехом. Алмагир взглянул на него и не удержался от застенчивой улыбки.
   - Хорошо,- прозвучал голос Фарзоя,- хорошо! Я верю тебе. Скажи мне все, что знаешь о рати князей Дуланака и Гориопифа, только не повторяй того, что уже сказал Мираку.
   - Что спросишь - все скажу!
   - Есть ли в войске князей-предателей понтийцы и эллины?
   - Нет, князь, в их рати одни сколоты.
   - Много ли понтийских войск в Неаполе?
   - Сотен пять наберется. Все гоплиты в тяжелом снаряжении.
   - А оба князя в степи?
   - Оба - Дуланак и Гориопиф.
   - Ты в чьей дружине?
   - Гориопифа.
   - Разве ты из рода вепря?
   - Нет, мой род угас. И принят в дружину за смекалку.
   - Хватит. После я еще поговорю с тобой. А сейчас забирай его, Пифодор, в свою сотню. Накорми его в дай отдохнуть.
   Черномазый вскочил, махнул рукой:
   - Пойдем!
   Алмагир вышел из княжеского шатра. Все происшедшее казалось ему необыкновенным сном. Но в душе что-то ликовало. Он почувствовал себя увереннее и не столь одиноким. В его глазах стоял бритый человек с роксоланским мечом.
   - О, вот это настоящий сколотский князь! Он прокалывает своим взором насквозь! - не удержался он.- Вот этими глазами он и на Диофанта смотрел!
   - Наверное, этими,- рассмеялся Пифодор,- если не купил себе новые на базаре.
   Воин захохотал в ответ на шутку нового начальника, который все больше привлекал его своей веселостью и непринужденной дружественностью. "Видно, боги заметили меня!" - решил про себя Алмагир и уверенно зашагал вперед.
   3
   Уже поздно вечером, когда сумерки быстро окутывали лагерь, Алмагира опять вызвали к князю.
   Фарзой прохаживался по шатру при свете двух светильников, беседуя с Танаем.
   - А, дружинник Гориопифа! - встретил он пленника.- Теперь расскажи нам все, что знаешь о положении восставших.
   - Многого не знаю. Но они потерпели поражение и сейчас бегут. Там настоящих князей осталось немного, лучшие из них Мирак и Андирак. Раз Мирак здесь, значит, там одна Андирак, а с ним несколько победнее. У Андирака лошадь пала. Если его догонят, худо будет!.. Правда, там еще есть смелая княгиня Табана, что из Агарии, но она все-таки баба!
   - И Табана с ними? - удивился Фарзой, останавливаясь среди шатра.Как же она попала в мятежное войско?
   - Да не врешь ли ты? - не удержался Танай.
   - Клянусь Папаем! Готов свою кровь пить!.. Очень ее преследовал Гориопиф, все любви ее домогался. Вот она и решила уехать в Агарию, к своему племени, а оказалась в лагере мятежных князей. Почему - не знаю.
   Воевода переглянулся с князем. Танай незаметно пожал плечами.
   - Разреши, князь! - сказал Алмагир.
   - Говори.
   - Думаю я, сейчас самый раз ударить прямо на Неаполь и захватить город! Понтийцы не готовы и будут захвачены врасплох!
   - Ну, это не твоего ума дело!.. Сколько воинов у князей-изменников?
   - Не меньше как по тысяче всадников.
   - Лошади хорошие?
   - И лошади хорошие, и оружие неплохое, хотя и похуже, чем у вас.
   Фарзой внимательно поглядел в лицо воину и приказал ему выйти.
   - Повинуюсь!
   Оставшись наедине, Фарзой и Танай опять заговорили.
   - Возможно, этот воин и не предатель,- сказал Танай,- но следить за ним нужно. Он смекалист и все примечает.
   - Говорлив и уверен в себе... Но вот насчет Табаны - для меня новость! Удивительная женщина, она рискует жизнью и честью, находясь в Скифии в такие изменчивые и неспокойные времена!.. Но она жена моего друга Борака, и я обязан позаботиться об ее безопасности. Мне не хотелось бы, чтобы она попала в руки моего заклятого врага Гориопифа. Он домогался ее любви. Ах, пьяница!
   Чуть заметная улыбка мелькнула под стрижеными усами Таная. Но он промолчал.
   - Завтра надо сниматься - и в поход!.. А твои люди соберутся?
   - Уверен, князь, что по первому зову все будут под твоими знаменами!
   - Тогда не теряй времени. Собирай дружину. И - в бой!
   Танай задумчиво смотрел на мошкару, кружащуюся вокруг светильников. Мошки падали в огонь и сгорали мгновенно.
   - А я думаю, князь, что с отрядом, который ты привел за собою,вздохнул он,- нам нельзя сейчас начинать драку... Ведь у нас дорогой обоз!.. А людей-то всего около четырех сотен!.. Да и люди-то разные, в битвах не сплочены... Хотя вооружены, и неплохо.
   - Что же делать?
   - Кликнуть клич по кочевьям и селениям - собирать войско! Тебя в Скифии любят, ты соберешь немалую рать. Вот тогда и надо действовать! Сам видишь, что и Алмагир шел против народа, пока не узнал, что ты появился. Пусть народ степной узнает, что ты прибыл к нему на помощь, пусть окружат тебя войском, как пчелы матку!.. Надо накопить силы!.. А гоняться по степи с обозами да с малым отрядом нельзя!
   - Но можем ли мы оставить в беде Андирака с людьми? За ним гонятся. Настигнут - уничтожат!.. Там жена Борака!
   Фарзой зашагал по шатру, волнуясь. Он был порывист, опрометчив. Ему казалось, что надо немедля соединиться с войском немирных скифов, вооружить их и дать отпор врагу. Но доводы Таная также были понятны ему. Опытный боец знал дело малой войны и не ошибался.
   "Не послушать его будет ошибкой. Но что же тогда делать? Стоять на месте и копить силы или идти на соединение с Андираком?"
   4
   Войско двух князей, поставленных Диофантом властителями скифского народа, тащилось по иссохшей степи, изнемогая от зноя и жажды.
   Воины обливались потом, лошади перепали. Движение уже не имело той стремительности, как в начале преследования, после удачного налета на отряд Андирака.
   Давно остался позади курган, возле которого лежал павший конь мятежного князя. Поймали и хромого солового коня, оставленного Алмагиром. Коня вечером забили и устроили сытный ужин воинам. Однако в бурдюках воды уже не было, а степные речки пересохли. Находили кое-где в сухих руслах лужи грязи, но они отвратительно пахли гнилью и кишели головастиками.
   Дуланак, как всегда, внешне спокойный, но крайне озабоченный в душе, покачивался в седле. Он не слушал хвастливых и высокомерных речей Гориопифа, уже стареющего и тучного, но по-прежнему заносчивого и спесивого. Оба князя ненавидели один другого. Дуланак считал себя законным преемником власти Палака и претендовал на роль народного вождя, не считаясь с тем, что скифы проклинали его за жестокость, ненавидели и презирали за низкопоклонство перед понтийцами.
   - Продал Дуланак честь и родную землю за власть, за сытую жизнь! говорили в народе.
   Но не это печалило князя. Он ночи не спал, думая, как отделаться от Гориопифа, подавить его родичей, объявить себя сначала старшим из князей, а потом и царем всей Скифии.
   Гориопиф не менее неистовствовал в своем безумном стремлении к царскому венцу. Он твердо решил при случае покончить с Дуланаком и основать новую династию скифских царей. Пусть под властью Митридата, вопреки всем чаяниям и желаниям народа. С народом можно справиться при помощи понтийских солдат. Только бы сжить со свету Дуланака!
   Сейчас оба князя наперегонки старались выслужиться перед Диофантом. Оба дали слово стратегу, что покончат с бунтарями, для чего собрали немалое войско. Предательски напали на лагерь повстанцев и устроили резню. А теперь преследовали убегающих врагов.
   Удаче их нападения способствовало отсутствие среди бунтарей Мирака, отбывшего на Боспор. Андирак же, несмотря на свою взбалмошную храбрость, не обладал талантами полководца, любил пить вино и в эту ночь после сытного ужина в хмельного питья крепко заснул, не выставив караулы. В результате такого недосмотра половина отряда его легла костьми, а сам Андирак и его соратники едва спаслись на быстроногих конях.
   Преследовать разбитого врага не было в обычае скифов. Но сейчас Дуланак и Гориопиф изнуряли войско в бесплодной погоне, так как помнили обещание понтийскому воеводе привезти в Неаполь головы Мирака и Андирака.
   Кроме того, Гориопиф знал, что в лагере мятежников оказалась и княгиня Табана. Он горел желанием захватать вдову. Агарская княгиня не выдержала его грубых домогательств и тайно покинула Неаполь. Сначала думали, что она бежала в Агарию. Весть о том, что она нашла убежище в стане мятежников, поразила Гориопифа.
   - Не могла княгиня по своей воле попасть в их вшивый табор,возмущался он,- разбойники пленили ее! Я освобожу княгиню агарскую и сделаю своей женой! Я породнюсь через нее с сильными агарскими родами н буду иметь поддержку самого Тасия!
   - А я считаю, что Табана - изменница! - упрямо басил Дуланак.- Она просто бежала к Мираку, он моложе тебя! И сожительствует с ним, распутница!
   - Нет! - раздраженно вскидывал бороду Гориопиф.- Нет!
   - Не она ли давала деньги сказителям, чтобы они прославляли Фарзоя, врага твоего?.. И говорят - хочет пробраться к нему в Пантикапей. Фарзой там в большом почете у рабского царя Савмака! Подожди, он еще сюда пожалует!
   - Не посмеет! А пожалует - попадет на кол!.. А вдова Борака уже сегодня будет моей добычей! Я поступлю с нею как с пленницей!
   Гориопиф взмахивал нагайкой и часто мигал покрасневшими глазами, разъедаемыми потом. Верховой слуга протягивал руку с полотенцем и осторожно проводил им по княжескому лбу.
   Наступил вечер, а повстанцев и след простыл. Дуланак давно повернул бы в Неаполь, но опасался, что это сразу будет использовано Гориопифом для обвинения его в нерадивости и нежелания искоренить крамолу в степи. Да и кто знает, Гориопиф мог без него нагнать Андирака и привезти его голову Диофанту. Это было бы непоправимым ударом для доброго имени Дуланака.
   5
   Пока князья-соправители мотались по степям в бесплодных поисках мятежного войска, в Херсонесе шла лихорадочная подготовка похода против рабского государства Савмака.
   Переворот в Пантикапее и успех рабского восстания в других городах и местностях Боспорского царства явились той неожиданной грозой, оглушительные удары которой эхом прокатились по всем припонтийским государствам и заставили насторожиться властителей заморских рабовладельческих держав, в том числе и Митридата Шестого.
   Не было ничего более страшного для хозяев и владык того времени, как восстание угнетенных, "говорящих орудий" - рабов!
   Истории известен целый ряд восстаний, что предшествовали боспорскому. Таково древнее восстание египетской бедноты - хевера - за полторы тысячи лет до описываемых событий, когда Египет, по словам древнего папируса, "перевернулся, подобно гончарному кругу", и те, кто был впереди, оказались сзади, верхние - внизу.
   Восстания Евна-Антиоха и Сальвия в Сицилии, неоднократные бунты в Аттике, кровопролитные возмущения илотов в Спарте, именуемые Мессенскими войнами, резня на Хиосе, замечательное движение рабов под руководством Аристоника, что хотел создать Государство Солнца!.. Всех не перечислишь!
   И взрыв, от которого разлетелось вдребезги царство Спартокидов, явился лишь одним из таких народных возмущений, все чаще потрясавших основы рабовладельчества во всем древнем мире.
   Известно, что после восстания Савмака последовали революции рабов в Капуе, на Делосе - извечном невольничьем рынке, в Аттике и других местах. Взрывы возмущения угнетенных не только участились, но становились все более грозными, пока не достигли наибольшей силы в Риме. Тысячи рабов, руководимые талантливым вожаком Спартаком, заставили дрогнуть своды величественного здания Римской державы.
   Революции рабов имели одну особенность: если происходила одна, то она вызывала ряд других. Писатель Орозий назвал первое сицилийское восстание "вспыхнувшим трутом, от которого посыпались искры и вспыхнули пожары в различных местах".
   Поэтому рабские бунты подавлялись с предельной жестокостью и всеми силами, какие были в распоряжения рабовладельцев.
   Диофант, чудом спасшийся из восставшего Пантикапея, сразу утратил душевное равновесие и уверенность в собственных силах. Спокойный и непоколебимый на поле сражения, он терял самообладание перед той страшной и загадочной стихией, которая, подобно землетрясению, рушила все, что считалось нерушимым. Он уже сталкивался с рабами-мятежниками. Но для него оставалась непонятной та нечеловеческая сила и энергия, что проявлялись в рабских возмущениях. Казалось, забитые и презренные рабы перерождались, получая откуда-то свыше сверхъестественную мощь и страсть, из робких становились отважными, из слабых - сильными, из темных и невежественных - полными внутреннего огня и творчества. Сверкающий ум, благородство, отвага и самопожертвование, все, что считалось высшим даром богов, проявлялось в поступках восставших рабов наряду с безжалостной жестокостью и демонической мстительностью, порождая в сердцах рабовладельцев изумление и суеверный ужас.