Полупуднев Виталий Максимович. У Понта Эвксинского (Том 2)

   Находились такие, что боялись прикоснуться к страшному трофею, охваченные мистическим ужасом. Им казалось, что голова наблюдает из-под опущенных век, видит все, запоминает, чтобы после отомстить. Мертвые вообще опасны, а те, над которыми надругались, особенно.
   Другие, наоборот, с любопытством протягивали руки, стараясь поймать теплый, влажный шар, и громко кричали:
   - Огня!..
   - Голова самого царя!.. Да может ли быть такое?
   Это ошеломляло, как нечто сказочное, невероятное. Царя казнили!..
   - Нет Перисада! Хо-хо-хо! - захохотал полоумный Пойр на весь широкий двор, вернее - площадь акрополя. Он плясал в исступлении и взывал высоким голосом:- Эй, вы, рабы! Поглядите! Я, раб Пойр, держу в руках голову, что носила диадему! Вот она, царская кровь! Она такая же, как и наша, красная. Я часто видел кровь рабов, нередко и свою, когда меня били и пытали, а вот царскую кровь вижу впервые. Пусть царская кровь принесет мне счастье!
   Все как зачарованные смотрели на полубезумного, кривляющегося человека и повторяли вслед за ним:
   - Царская голова!.. Царская кровь!.. Как же это так?.. Значит, нет больше царя, нет эргастериев?.. Неужели это могло случиться?..
   - Xo-xo! - продолжал неистовствовать и приплясывать Пойр.- Нет царства Спартокидов! Перисада - нет!.. Он есть, но он в моих руках! Кто убил его, кто осмелился убить царя?
   - Его не убили, Пойр,- отвечали рабы,- он погиб в честном бою. Савмак победил его!
   - Савмак?.. Это он поднял руку на порфироносца, пращур которого был признан богом! Нет! Такие дела не совершаются простыми смертными без участия в благословения богов!
   - А разве ты не знаешь, что Савмак колдун?! Он получил свои тайные знания от деда-колдуна!
   - Нет! - вдруг выпрямился Пойр.- Нет! Не колдуны вольны освобождать рабов и убивать тиранов. Они могут лишь наслать порчу на скот или причаровать красотку. А рушить царства по силам лишь великим богам! Савмак избранник богов!.. Где он?
   Пойр приблизился к ступеням дворца, где стоял подобно статуе Геракла Савмак.
   - Ты, ты! - кликушеским голосом вскричал Пойр.- Ты победил в честном бою Перисада, ты отсек ему голову! Ты - избранный богами для подвига! Ты сразил царя, так скажи: кто же теперь будет новым царей вашим? Рабским царем?
   - Нет больше царей на Боспоре! - отвечал с улыбкой Савмак.
   - Нет царей?.. Нет царя на Боспоре?.. Как же жить будем?
   - Да! - раздался голос в толпе.- Как без царя жить будем? Или разбредемся всюду, как скот, вернутся хозяева и переловят нас!
   Толпа ответила на эти слова нарастающим гулом. Всем показалось, что почва не столь уж крепка под ними. Как жить без царя? Может ли жить тело без головы?
   Выскочил на ступени Атамаз, весь залитый кровью врагов, опаленный пламенем пожара. Поднял руку.
   - Нет одного царя - жестокого! - зычно, как медная труба, гаркнул он на всю площадь.- Не есть царь другой, которого сами боги указали нам!..
   - Что он говорит?.. Где?.. Какой другой царь?..
   - Вот он! - продолжая Атамаз.- Разве не видите? Ослепли, что ли? Савмак - царь наш рабский!.. Поглядите - Пойр тоже говорит не свое, он изрекает волю богов!
   Пойр корчился в припадке на ступенях дворца и пронзительным голосом выкликал:
   - Ты, Савмак, поднял меч рада свободы нашей! Ты обрушил смерть на головы хозяев! Ты убил Перисада! Ты теперь царь наш! Царь Савмак!..
   - Царь Савмак! - выкрикнул Атамаз.- Царствуй на Боспоре!
   Все притихли от неожиданности. Отрубленная голова прекратила свою скачку и словно в немом удивлении застыла в чьих-то руках. Савмак был ошарашен выходкой Атамаза и обратился к нему с растерянной улыбкой, желая спросить о чем-то. Но тот, пользуясь мгновенным затишьем, продолжал, подняв руки:
   - Теперь у нас будет свой царь, рабский, сколотский Тот, что сам только что снял цепи рабства и будет грудью защищать нашу свободу! Вот он, народный царь! Смотрите на него! Имя нашему царю - Савмак! Пусть он правит нами, как того хотят боги! Слава! Слава!
   Все это не понравилось Савмаку, так как походило на насмешку некстати.
   - Полно тебе, Атамаз, дурить! - с досадой бросил он.- Не ко времени языку волю даешь. Ведь не для шуток собрались мы здесь, дело делаем великое. Ярмо рабства сбросили, народ ликует. Зачем же меня на смех выставлять? Пойру я прощаю - безумен он. А ты-то зачем его слова повторяешь?!
   Но столь неожиданное и смелое предложение нашло отклик в сердцах большинства. Слова горластого Атамаза показались повстанцам остроумными и удачными. Действительно, без царя люди жить не могут. А если они выберут царя из своей среды, то это придаст захвату власти видимость законности. Один царь сменил другого. Хороший, справедливый - плохого и жестокого. А Савмак вышел всем - и внешностью, и храбростью, и ученостью. Сам царя убил! И, говорят, знает науку чародейства. С таким ничто не страшно.
   Самые веселые на горячий выкрик Атамаза ответила оглушительным хохотом, сочли его за шутку и были рады позабавиться. Но смех утих, сменился невнятным гомоном. Речь шла о выборе вожака, военного предводителя. А Савмак таким и показал себя с начала восстания, прошел во главе мятежных толп от рабских эргастериев до опочивальни Перисада!..
   И после минутного замешательства, стоившего Атамазу большого душевного напряжения (он и сам не знал, насколько удачно или нет его внезапно возникшее предложение), многотысячная толпа ответила глухим шумом, который перерос в громоподобный рев, выражающий волю народа, его восторг и удовлетворение.
   - Раб Савмак вместо царя Перисада!
   - Савмак - царь наш!
   - Слава рабскому царю Савмаку!
   - Слава!.. Слава!..
   Лайонак, Атамаз и группа друзей Савмака поняли, что произошло нечто большее, нежели они ожидала. Народ оказался единодушным в своей волеизъявлении. Их сердца забились в горделивой тревоге. Они выхватили мечи и стали по сторонам Савмака, как телохранители нового царя, готовые защищать его до последнего вздоха. Танай, Абраг, слабый еще, но полный возбуждения Бунак оказались тут же, вооруженные, торжествующие, решительные.
   - Царю нашему рабскому - внимание и повиновение!
   Савмак переживал небывалое томление, однако и он осознал, что все это не шутка - он в самом деле избран народом в руководители восстания - и что теперь на него ложится тяжкая ноша забот о завтрашнем дне, о судьбе всех этих людей. Ведь борьба-то далеко не окончена.
   8
   Словно в ответ на его мысли, в воротах акрополя показались бегущие люди. Они махали руками и кричали:
   - Измена!.. Измена!..
   Оказалось, Диофант со своими людьми, застигнутый событиями на месте ночлега, быстро вооружился и навел порядок среди растерявшихся вначале воинов царской стражи, что охраняли его покой. Оп построил их квадратной колонной, впереди поставил понтийцев и, отразив натиск оборванных и плохо вооруженных бунтовщиков, сумел короткими атаками рассеять их разношерстную толпу. Теперь он двигался к акрополю, имея намерение помочь дворцовой страже защитить царя от посягательства мятежников.
   - Да,- говорил он, шагая рядом с Бритагором,- мы упустили время, задержались с прибытием на Боспор. Хотя вы, политики, хитры, но иногда чутье солдата стоит дороже ваших ухищрений.
   - Пустяки,- отозвался Бритагор, все еще хмельной после пира,- если сотня рабов обнаглела и подняла руку на порядок в царском городе, то к утру трупы наглецов будут сброшены с городской стены в ров!
   - Как знать! - сердито возразил полководец.- Ты видишь - на улицах никого, кроме толп рабов, нет. И у многих, я заметил, в руках оружие царских дружинников. Это плохой признак.
   - Ты, победитель двух царей, покоритель Скифии, придаешь значение рабским волнениям?! Я не узнаю тебя, непобедимый стратег.
   - Я всему придаю должное значение. Ибо в ратном деле надо учитывать все. Погляди!
   Они увидели, что все улицы, ведущие к акрополю, заполнены повстанцами. Копья сплошным лесом стояли в ночном небе, пылая в огнях факелов. Во многих местах города дымили пожары. В акрополе слышались выкрики, подхватываемые тысячами глоток.
   - Копья на руку, сомкнитесь плотнее! - грозно приказал Диофант своим воинам.
   Но их приближение уже стало известно всюду. Савмак преобразился и сразу перестал думать о своем неожиданном избрании. Он громко сзывал повстанцев в колонны, резко приказал Атамазу и Лайонаку стать во главе отрядов.
   - Не время веселиться! Праздновать победу рано! Враг еще жив!.. Эй, Атамаз, не забудь в голову поставить своих парней, они лучше сплочены!.. Лайонак, Танай, где те люди, с которыми вы шли по улицам? Стройте их в фалангу!.. А ну, рабы, если не хотите к утру лежать с выпущенными кишками, вперед! Хозяева очнулись, они нас не пощадят!
   Новоизбранный царь, не стесняясь, подталкивал медлительных и робких, сам строил копейщиков, бегал по двору, потрясая скребком. Вскочив на каменный алтарь у ворот акрополя, смотрел, как проходят мимо наспех собранные колонны, напутствуя их словами:
   - Братья! Против нас выступил Диофант. Это ему продал Перисад наши тела и души. Стратег Диофант хочет стать нашим новым жестоким хозяином. Неужели для того мы порвали цепи, чтобы пасть под ноги иноземцам?.. Смерть Диофанту! Вперед, братья сколоты!
   Ровно и плотно шла колонна понтийских и херсонесских воинов, убивая на своем пути все живое.
   Восставшие рабы с горящими глазами спешили вперед, понимая, что от их решимости зависит судьба восстания. В понтийскую фалангу полетели камни, топоры, копья и дротики.
   - Бей царских защитников!.. Бей чужеземцев!..
   Началась страшная в своем ожесточении свалка. Теперь понтийцы оказались обороняющейся стороной. Бунтовщики были многочисленны и дрались отчаянно. Диофант сообразил, что он сам всунул голову в пасть льву. Акрополь уже пал перед натиском рабов, нигде и в помине не было ни одного царского наемника. Ревущие толпы управлялись рослыми, горластыми парнями и, несмотря на их внешнюю нестройность, быстро охватывали соседние улицы, окружая крепкую, но немногочисленную рать Диофанта. Было очевидно, что если они отрежут пути отхода к порту, то незадачливым гостям придется бесславно погибнуть под ударами рабских топоров и копий.
   - Это не простой бунт,- отрывисто сказал стратег своему самоуверенному советнику,- Пантикапей в руках повстанцев!
   Он окинул взором нижнюю часть города и ужаснулся. Со всех сторон бежали новые толпы разъяренных людей, размахивая дрекольем. Удар камня чуть не свалил его с ног. Бритагор побледнел. Выпучив глаза, он в ужасе выхватил меч и махал им без толку, рискуя задеть своих. Что-то круглое мягко ударило в грудь понтийского воеводы и упало, вернее, шлепнулось, на мостовую. При свете факелов Диофант разглядел странный снаряд, оказавшийся человеческой головой. Он не мог удержаться от возгласа удивления и ужаса. На него смотрело прищуренными глазами мертвое, помятое лицо Перисада, царя боспорского!
   Понтиец при виде такого ужасного свидетельства серьезности положения решил, что единственно правильной тактикой его может быть лишь поспешное отступление в сторону порта, где их ждали "Арголида" и два херсонесских корабля.
   Отбиваясь мечом н прикрываясь от камней щитом, он приказал Бритагору подобрать голову царя и завернуть ее в плащ.
   Понтийцы, херсонесцы и кучка царских стражей отбивались с храбростью вояк, осознавших, что их последний долг - умереть с честью, не дав полонить себя взъяренным рабам.
   Они начали отступление двумя волнами, разделившись поровну. Одна половина сдерживала напор врага, другая отходила на двадцать шагов. Затем, не выдержав напора рабов, первая половина быстро отбегала за спины товарищей и там, передохнув, опять строилась в правильную колонну. С каждой перебежкой воинов становилось меньше, и Диофант рассчитал, что последний из них падет гораздо ранее, чем они с Бритагором доберутся до порта.
   - Дорилай! - хрипло, преодолевая одышку, позвал он.
   - Я здесь! - отозвался тот, размахивая мечом. От каждого его удара падал человек. Он отступал, оставляя путь, заваленный трупами.
   - Ты понимаешь, что так нас всех перебьют?.. Надо стать намертво стеной и сдержать натиск!.. За полчаса можно добежать до порта и вернуться с воинами, что остались на кораблях, и рассеять толпу этих скотов!
   - Я готов! - отозвался понятливый Дорилай.- Беги, стратег, на корабль, твоя жизнь нужна Митридату, но не возвращайся, так как, если ты приведешь сюда не только воинов, но и гребцов с кораблей, этого будет слишком мало, чтобы одолеть всех рабов города!.. Отплывай скорее и передай Митридату, что Дорилай свой долг выполнил!.. Р-раз! Р-раз!..
   Железо с хряском рубило кости и мягко входило в трепещущие тела тех, кто умирал за свободу.
   Воины Дорилая были построены в неподвижную фалангу и перегородили улицу. Нужно отдать должное выучке и выдержке понтийцев. Они беспрекословно исполнила приказ и решили стоять насмерть.
   - Братья мои! - обратился к ним Диофант взволнованно.- Через полчаса подоспеет помощь! А ты, Дорилай, кроме того, получишь должность тысячника и надел земли с рабами! Я сказал!
   Диофант, объятый ужасом Бритагор, а с ними кучка воинов-телохранителей бежала с поля битвы, спеша найти спасение на борту кораблей.
   Они не знали, что события этой ночи не могли миновать и порта с его кораблями. Увидев впереди, снующую толпу людей, Диофант принял их за своих воинов и хотел окликнуть. Но его предупредило появление странной фигуры, которую в темноте трудно было разглядеть. Херсонесец Бабон уже занес было меч над головой неизвестного, но тот рухнул на землю и слабым голосом произнес:
   - Спасите, не оставляйте меня!.. Это я - Бесс с "Арголиды"!.. Гребцы восстали!.. Они грабят и убивают!
   Сказав это, Бесс застонал и испустил дух.
   Положение стало безнадежным. Но Диофант был человеком дела. Он лучше и быстрее соображал на поле сражения, с глазу на глаз со смертью, нежели в приемных залах царей и вельмож. Он схватил за руку полумертвого от страха Бритагора и, приказав остальным не топать громко ногами, быстро побежал в соседний переулок.
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   ФАРЗОЙ
   1
   Пифодор, при всей своей осторожности и расчетливости, любил дерзкие предприятия, ибо того, что называется боязнью за свою шкуру, у него не было. Когда надо, он бросался смело в любую опасность, находя наслаждение в обстановке тревоги, ему нравилось играть острием ножа, о который легко обрезаться. И наоборот, в атмосфере благополучия и бездеятельности становился мнительным и робким, быстро начинал болеть серой болезнью скуки.
   После беседы с Табаной и Лайонаком на могиле Борака он решил сделать все зависящее от него, чтобы выручить из рабской доли плененного Фарзоя. Чутье прожженного искателя приключений не обманывало его. В громовых раскатах, доносившихся из восточной Тавриды, он слышал нечто такое, что могло сыграть немалую роль в его судьбе.
   Болтаясь на своем судне в волнах Черного Понта, он сидел в сырой каюте, тянул вино маленькими глоточками и обдумывал разные способы освобождения князя, один смелее и фантастичнее другого. Следуя за кораблями Диофанта, он ночью оказался в виду боспорской столицы. Дым пожаров, осветивших Пантикапей зловещим светом, толпы на улицах и муравьиная суета позволили ему понять, что рабский заговор, о котором он уже немало слыхал, перерос в восстание. Бунт охватил столицу Спартокидов.
   Буйной радостью забилось сердце пиратского вожака. Сим беглый раб, ненавидящий хозяев, отдавший жизнь бесстрашному ремеслу скитальца и морского разбойника, он горел боевым задором, если речь шла о разрушении хозяйских имений и уничтожении самих хозяев. Эта неутолимая жажда мести тому миру, который поработил его, отверг его притязания на настоящую человеческую жизнь, была истинным толкачом в его рискованных предприятиях.
   Увидев, как пылают дома пантикапейских богатеев, как рабы толпами штурмуют царские склады, лавки и винные подвалы, Пифодор не выдержал н заплясал на палубе от восторга. Показывал пальцем на огни и кричал:
   - Это лишь начало!.. Ломай, жги!.. То ли еще будет!..
   Тавры, сидя за веслами, смотрели на неистовое веселье Пифодора серьезно и внимательно. Они видели в нем некий демонический ритуал, связанный с почитанием духов моря и разрушения.
   В глазах своей команды Пифодор был провидцем и заклинателем. Он умел заговаривать волны и безошибочно угадывал, откуда и когда появится опасность. Ему верили. И теперь, когда он направил корабль прямо в гавань, никто не назвал его поступок безумным. Раз Пифодор так решил, значит, так лучше. Он знает, что их ожидает, и зря на рожон не полезет.
   "Евпатория" на всех веслах с пиратской стремительностью вошла в гавань Пантикапея.
   - Вот стоит "Арголида",- показал родосец.- Ручаюсь головой, что ее экипаж на берегу и пьян. Подходи борт к борту. Сейчас посудина будет наша!
   Борта глухо стукнулись. "Арголида" покачнулась от удара. На палубе показались стражи, они сердито окликнули:
   - Кто там?.. Или пьяны, что лезете на судно самого Диофанта?..- Но тут же умолкли, пораженные стрелами и дротиками морских разбойников.
   - Расковывай рабов! - распоряжался Пифодор.- Эй, гребцы! Свобода! Рви цепи, бей надсмотрщиков! Эге-гей!
   Бесс находился на корабле и сейчас крепко спал после обильного ужина. Он даже не подозревал о близкой опасности. Его разбудили крики и топот ног. Он выскочил полуодетый на палубу и сразу же получил рану в голову. Однако успел броситься через борт и добраться вплавь до берега, где встретил Диофанта и умер у его ног.
   Небывалое чувство торжества охватило гребцов, когда к ним вместо надсмотрщика с кнутом ворвались страшные в своем веселье люди, вооруженные мечами и топорами. Они хохотали, радовались. Сами рабы в прошлом, пираты испытывали какое-то упоение, когда снимали цепи с других.
   - Хватит, молодцы! Поскребли море! Не пора ли на волю?! А?
   - Снимайте, братья, ваши браслеты в ожерелья, довольно красоваться! Тяжелы хозяйские украшения!
   - А ну ты, лохматый, хлебни хозяйского винца, прежде чем пролить хозяйскую кровь!
   Пираты грубо, с размаху хлопали ладонями по спинам гребцов. Те сначала были как бы оглушены этим вторжением, потом ответили восторженными криками. Многое рыдали, обнимая освободителей, другие смеялись от внезапного возбуждения, гремели кандалами.
   На убитых надсмотрщиках нашлись ключи. Цепи мгновенно были сняты. Их тут же торжественно опускали в воду, как символ потопления своего рабского состояния. Как должник жаждая сожжения своей долговой расписки, так раб спешил утопить свои цепи и ошейник. Впрочем, с ошейниками дело обстояло хуже. Они не размыкались, а были заклепаны наглухо. Их разбивали, как могли, вскрикивая от боли, когда задевали живое тела.
   - Князь Фарзой! Где ты? Князь Фарзой!..
   Гребцы недоуменно крутили головами. При свете факелов было плохо видно, кто кричит. Один из освобожденных, потирая руки, натертые ржавыми браслетами, заметил со смехом:
   - Тут у нас князей нет... Еще не выбрали себе князя.
   Пифодора охватило сомнение. Уж не ошибся ли он? Может, на корабле никогда и не бывало Фарзоя, его просто обманули?
   - А ну, давай сюда кривого надсмотрщика, которого мы пощадили! крикнул грек в нетерпения.
   Появился перепуганный человек в грязном хитоне, хорошо знакомый всем гребцам.
   - Вот он, изверг, что хлестал нас! Убить его!
   - Не сметь его трогать,- предупредил Пифодор, - это мой пленник, а я на корабле старший. Подчинение!
   Гребцы склонили головы, бросая на своего истязателя грозные, многообещающие взгляды.
   - Покажи мне раба Сколота, которому ты, помнишь, говорил десять слов! Или обманул и не сказал? Если это так, сейчас же отдам тебя им!
   Пифодор кивнул головой на гребцов.
   - Нет, господин,- заговорил надсмотрщик заплетающимся от страха языком,- все исполнено. А раб Сколот - вот он!
   Удивительно, что Сколот не разделяя общего веселья, он сидел, подавленный, на своем месте. Кандалы висели на его запястьях, и он не спешил снять их.
   - Этот? - в недоумении воскликнул Пифодор.- Да...может ли это быть?.. Князь, князь! Ты ли это? Князь Фарзой!
   Медленно поднялась всклокоченная шапка спутанных волос, и на Пифодора взглянули острые глаза, прикрытые свалявшимися космами.
   - Нет князя Фарзоя, - глухо отозвался гребец, - остался лишь раб Сколот.
   - Он, он! - вскричал радостно грек.- Протри глаза, князь! Свобода и счастье - все наше! Бери меч, руби головы врагам твоим!.. Пойдем, тебя ждет чаша такого вина, каким, я думаю, Диофант не поил тебя. Прости, что сразу не узнал тебя. Зазнался я, клянусь родосским маяком, зазнался. Забыл, что сам ходил вот в таком же наряде и с такой же прической.
   Пифодор был полон воодушевления и яркого солнечного веселья. Среди гребцов он выглядел сказочным героем Орфеем, попавшим в преисподнюю. Или легендарным Энеем в царстве Персефоны. Красивый, черноглазый, одетый как богатый человек, Пифодор казался воплощением самодовольства и уверенности в личном успехе.
   - А ну-ка, ты, мастер бича,- обратился он к надсмотрщику,- давай ключи, отмыкай цепи князя! Да пошевеливайся! Думаю, ты не медлил, когда бичом замахивался!.. Прости, князь, заболтался я от радости.
   Гребцы в крайнем изумлении толпились вокруг, и каждый с каким-то совсем новым чувством и любопытством старался взглянуть на давно известного им раба Сколом. Они будто впервые увидели его.
   - Князя благодарите! - обратился Пифодор к гребцам.- Ради него я рискнул проникнуть в эту проклятую гавань... А чем это так нехорошо воняет?
   - Спасибо, спасибо! - в один голос заговорили гребцы.
   - Спасибо! - с некоторым усилием отозвался Фарзой.- Теперь я должник твой. Рад свободе, но предпочел бы завоевать ее сам... А воняет - моя безрукавка.
   Все, в том числе и Пифодор, расступились, дали пройти князю. Тот поспешно поднялся на палубу. Он шел склонив голову, как бы объятый смущением. Ему было стыдно, что он, большой скифский князь, оказался среди гребцов и освобожден пиратами из милости. Что-то унизительное чувствовал он в том и другом. Лучше было бы остаться неизвестным, умереть за веслом, как и полагается рабу, чем получить из чужих рук свободу, запятнанную невольничеством, несмываемым позором.
   - Пора уходить в морс,- подсказал рулевой, которому грек доверял больше, чем другим.
   - В море? - словно оторвался от внезапного раздумья Пифодор.
   - Да, в море, а то нас окружат, как только на берегу станет известным, что мы совершили.
   - В море?..- Пифодор ожил, встряхнулся.- Нет, братцы, в море рано! Надо воспользоваться этой суматохой и пограбить город Спартокидов! Как же мы уйдем в море, не добыв кафтаны для наших освобожденных? Не могу же я оставить князя в вонючей безрукавке!
   Это понравилось. Началась суета. На воду спускали легкие камары, прыгали в них, передавали из рук в руки оружие. "Евпатория" оставалась на веслах. На "Арголиде" хозяйничала половина таврских гребцов под главенством Агамара. Пифодор предложил Фарзою отдохнуть в своей каюте, пока они вернутся с добычей, но князь решительно отмахнулся и спрыгнул в лодку.
   - Там,- указал он на город,- идет сражение! Не ошибусь, если скажу, что Диофант наверняка окружен и дело его плохо! Я хочу быть среди тех, кто дерется с понтийцами! И вернусь на корабль с головой Диофанта!
   - Будь нашим предводителем! - поднял руку Пифодор.- Эй, все, кто есть, теперь мы подчиняемся князю Фарзою! Лучшему мечнику Скифии! Пошарпаем боспорские подвалы! Прольем кровь богатых и знатных!
   Князь и пират сидели рядом в лодке. Пифодор поглядывал искоса на задумчивого Фарзоя. Тот думал, что, окунувшись в огненное море ночного восстания и разыскав Диофанта, смоет кровью ненавистного понтийца скверну невольничества или погибнет в бою. Гордость и самолюбие его были непомерно велики, чувство пережитого позора мучило его, как долгая жажда, которую трудно утолить. Он жаждал крови.
   - Прости, князь,- вполголоса оправдывался Пифодор,- если я что сказал невпопад. Уж очень обрадовался, увидев тебя. Как будто сам вырвался из ошейника.
   - Напрасно ты выдал меня, назвал по имени. Опорочил имя сколотского князя, родича царского. В этом наряде - я только Сколот. А князем опять буду, когда сяду на коня и проскачу по Пантикапею с отрубленной головой Диофанта на острие меча!
   - Ай-ай! Не сообразил. Прости еще раз. Недодумал я этого. Только какая печаль тебе от того, узнали тебя остальные гребцы или нет? Ты здесь хозяин! Прикажи молчать - и каждому, кто разинет рот, мы вырвем язык и выпустим кишки!.. Я тоже был рабом. Рабство делает человека несчастным, но не отнимает у него души и сердца. Аполлон и то был, рабом. Даже пас стада.
   - Его поработил на время сам Зевс. А перед Зевсом все равны.
   - Все ли?.. Я убедился, что нет большой разницы быть рабом у бога или демона. Хозяева всегда жестоки и подлы, а раб всегда обижен. А быть обиженным и униженным хотя бы у самого Зевса - я не хочу! Я против тех богов, которые порабощают или поддерживают рабство! Я готов молиться лишь тем богам, что делают людей свободными! Только о таких богах я что-то не слыхивал...
   Фарзой с иным выражением взглянул на грека, сразу смягчившись. Пифодор заметил это и, облегченно вздохнув, рассмеялся.
   - Смотри, князь,- показал он рукой вперед,- какие пожары в городе. Это рабы поджаривают своих хозяев!.. Ты помнишь, как Лайонак склонял Палака идти на Боспор? Вот это-то восстание он и обещал царю скифскому!.. Сейчас Палак при помощи рабов весь Боспор захватил бы голыми руками. Но он не согласился, погордовал перед маленьким человеком. А что получилось?.. Палак - погиб, а Лайонак, бывший раб, простой конюх, оказался мудрее царя Скифии! Каково?.. Вот и говори после этого, что рабство делает человека глупым, а цари и богачи всегда умны и всегда правы. Чепуха, я в этом давно убедился.