Страница:
Интересно, какой из меня театральный критик? За это время начиталась театральных журналов. Мне, в общем-то, нравится атмосфера театральных новинок, ежедневных спектаклей, богемных разборок и скандалов и творчества. Главное – творчества, которую я там почувствовала. Все это близко мне, я думаю. И не толь-
ко внешне. Я обожаю осуществляться изяществом, изяществом мысли и жеста, строчек и взглядов, отточенностью как остроумия, так и манер. Я жажду этого. Но… – бесконечное множество «но». Хотя терпеть не могу жаловаться. Не мои правила.
8.09. Только что вернулась с вокзала. Провожала мамочку. Боже, до чего я небрежна бываю с ней. И понимаю это всегда, когда ее рядом нет. Тоска такая бездонная. Бесконечная. Одна. Независимая. А ей каково? Я понимаю, рано или поздно это должно было произойти. Самостоятельную жизнь начинать необходимо. У меня последнее время был довольно благополучный период. А сейчас сердце сжимается и поскуливает брошенным замерзшим щенком. До чего я мерзкая. Я всегда на ней срываю злобу. Ругаю себя, обещаю не делать так. И все равно пакостничаю. Она меня так любит. Она всю себя отдает. Я – просто дрянь. Она меня выше, чище. Вот и сейчас, сижу, расписываю тут, плачу. А чтобы просто неделю не конфликтовать и взять все по дому хозяйство, тут нет меня. Я презираю себя в такие моменты. Но жить приходится дальше. И нужно быть крутой и самостоятельной. Со стороны выглядело заманчиво: престижный вуз, своя квартира, независимость. А как же все сложнее, противоречивее. Как бесконечно неуютно в пустой квартире. А ей каково? У меня будущее. Я не хочу никого, я хочу с ней быть. Хоть понимаю, глупости говорю. Против судьбы не выступишь. Грустно. Но нужно выдержать. Мамочка, люблю тебя. Сколько мне можно быть гнусью. Я должна состояться. Единственное. Чтобы иметь многое, нужно выкладываться и добиваться. Чтобы была возможность жить вместе, нужно быть. Твержу себе. Заставляю поверить. Не хочу никого. Пусть одна. Как она. Я заслужила одиночество.
9.09. Убита своей тупостью и закомплексованностью. Люди у нас подобрались способные и более раскованные. Впрочем, обычность умеет притворяться и прихорашиваться. И может даже сойти за аристократку. А впрочем, может, действительно, они – особенные? А я – однодневка? Но почему же эта глухая уверенность не пропадает?
Сегодня было первое занятие с К. Он, как всегда, самоуверен и напыщен. Не понравилось. А объяснить толком не могу. Вроде и атмосфера (будто бы) раскрепощенная – говори, что хочешь, и он сам резюмирует здорово, выкладки теоретические неслабые, ловит на слове, удачно доказывает, вроде действительно учишься дискутировать, себя держать, узнаешь новое, интересное, и время быстро летит. А что-то не то. Не нравится. И где та ниточка, то главное, что вызывает неприятие и даже неприязнь? Его безапелляционный тон? Его нарочитые реплики-комментарии? Его позиция, когда он слушает, но не слышит? И не желает принять позицию другого, я чувствую. Хотя на словах, внешне призывает к дискуссии, но доказывает обратное. С другой стороны, любой преподаватель будет стремиться убедить своих учеников в своей правоте, в верности своей позиции. Это естественно. В чем же дело? Мои личные антипатии? Мои комплексы, когда я боюсь, что не смогу выразить свою мысль, внутренне зажимаюсь? Когда – есть многое, что хотелось бы сказать, а смелости и уверенности не хватает. В обществе взрослых умных людей я часто могу вести себя, держаться на равных, говорю, как умею, и иногда произвожу неплохое впечатление. Даже на собеседовании. Ведь понравилась же я им тогда. А сейчас? Комплексы. Страх.
Ну, К., ладно! Я не выношу в нем отсутствие истинной интеллигентности, его дешевую, по сути своей, натуру, его претензии быть значительным и влиятельным, и педагогом. Бог с ним! Но что будет на худ. критике Г-го и семинарах филологических? То же самое? Но это гибель моя. Я не продержусь долго в этом вузе. И не надо делать гордой мины. Надо искать ответы в себе, в своих недостатках. Но как же сломать себя и быть свободной? Полностью. По-настоящему. Не знаю. Интуитивно? На
ощупь искать выходы из душевных тупиков? Или разрабатывать некую систему, подобную Карнеги? В любом случае, если я ничего не изменю, я вылечу из РГГУ, а там из Москвы, т. к. пока никакими другими связями я с ней не соединена. А Москву потерять – это погибель моя. По крайней мере, сейчас. Судьба предоставила великолепный шанс. Упустить его было бы непростительным хамством и неблагодарностью. Тем более из-за каких-то своих выпендрежей самовлюбленных, боязни показаться не тем, чем хочется. Я никогда не стану собой до конца, если буду бояться излагать свои взгляды. Но еще один вопрос встает – умение их излагать просто, красиво и убедительно. Сегодня наши девочки неплохо справлялись с этой задачей. А я сказала несколько слов и замолкла. В спорах не участвовала, хотя свое мнение было, и желание говорить было. Но страх снова победил. Опять «оправдался страх».
Как выкручиваться из этих сетей, снова спрашиваю себя. Просто размышлять, сидя дома, вот в следующий раз соберусь и скажу? Ерунда. Никогда так нельзя. А как же по-другому? Все во мне. А я кто? Бездарность? Нет! Нет! И нет снова. А стихи? А душа? А «слышу его каждым мгновеньем»? Этого нет во мне? А что же тогда я? Имеет ли смысл дальше, с осознанием своей ничтожности? Неужели смирюсь с положением плетущейся в конце неудачницы? Неужели же действительно хуже, дурее других? А какого черта тогда поступала сюда? Выдержала все эти сложности.
Умению внятно и даже хорошо излагать свои мысли можно научиться, «набить руку», то бишь, язык, а умению хорошего вкуса, чутья, таланту быть во всем незаурядностью можно?
По меньшей мере, в глубине души я в себе уверена. Но как творческая личность. А как театровед? Понятия не имею. Но зачем-то я сюда поступала. Нужно все попробовать, а не получится, найду в себе силы уйти.
10.09. Познакомилась получше с Ю. Ал-й. Действительно, интересный она человек. Пересмотрела все спектакли театральной Москвы прошлого сезона, довела себя этим до отвращения к театру, и сейчас ей очень трудно. Вся она какая-то с надломом, болезная, что ли. Трудно это объяснить. Но когда с ней общаюсь, не покидает ощущение тревоги за ее судьбу. В ней есть что-то за рамками, словно над пропастью все время балансирует ее душа, не совсем здесь. Она мне нравится, в общем-то. Но и пугает. Я все-таки скажу это, хотя, может быть и грешно, я поняла, что в ней вызывает у меня настороженность, я думаю, она потенциальная самоубийца. Это страшно, конечно. Но что делать, если появилось такое ощущение. Она уже сейчас слишком многое в себя впустила, слишком сложная натура, и надломленность эта все увеличивается. Я буду рада, если ошибусь. Но я боюсь за нее, и это, наверное, будет держать меня на расстоянии. Вокруг нее существует какое-то тревожное поле, я почувствовала сегодня. Не злое, нет. Чего-то щемящего, мятущегося, нестабильного. Даже не так. Чего-то неестественного, сильного, может быть, творчески, но идущего именно против естества. Она просила принести ей мои стихи. А я почему-то боюсь. Странно, обычно не комплексую, тем более с людьми, которые нравятся. Посмотрим там.
Она меня привлекает, но опять же, что-то меня удерживает на расстоянии. Пока не понимаю. Ее «сверхъестественность» необычного свойства. Она плохо кончит в любом случае. Прости меня, Господи, но это несчастная судьба. Будто бы подписываю приговор. Себе. Но наши дороги вряд ли пересекутся в будущем. А такое чувство, что я в ответственности за нее. И если что-то хорошее придет ко мне, то у нее будет плохо. И наоборот. Словно двойники. Взаимосвязь, но всегда почему-то в одну сторону. Я будто бы всегда знала о ее присутствии, о ее существовании и только сейчас увидела воочию. Это словно я, какой могла бы быть одна из бесчисленных копий души. Как мои Эливия и Алина. Из разных измерений и форм существований. Но вот встретились. И, наверное, это чутье, это чувство, узнавание в ней себя, пугает меня. Она пишет стихи тоже, но сама не ставит их высоко. Мне страшно за нее. Я понимаю, в чем теперь дело. На ходу, рассуждая, раскрутила все эти противоречия, растревожила сердце. Я догадываюсь о нашем будущем. Об ее отдельно, и обо мне. Но судьба послала мне это испытание. Может быть, самое серьезное. Со стороны, все, что я написала, выглядит полнейшим бредом, и поделиться с кем-то этими мыслями было бы убийственно. Но я поверила. Я просто знаю, что это так. И не поддается законам физики и логики. Это запредельно, как души. И как что-то, что в ней так привлекает.
11.09. Рецензент из меня никуда не годный. Вчера была на «Собачьем вальсе» в театре им. Моссовета. Пришла и сразу села записывать впечатления. Пробовала оценить именно с профессионально-критической позиции – полная чушь. Стала записывать поток мыслей – это более интересно. Шиза…на тему. Мне всегда это было ближе. Но все равно уверена, критик из меня невозможен. Не люблю даже слова этого. Оно мертвое и низкое. Но как придумать что-то другое? Или просто писать все, что хочется? Записывать все те ощущения, возникающие как художественное впечатление после спектакля и во время его?
Завидую В. во всем. В умении быть раскрепощенной и свободной, в остроумии, в полном отсутствии «совка» в ней. Она меня не выносит, а, может, даже презирает. И не упускает случая показать это. Сегодня обозвала «гадкой и подлой». Я так и не поняла, за что. Но обидно было безумно, хотя я и не подала виду. Но унижения, видимо, будут продолжаться. А у меня не хватает душевных сил давать отпор. Мне так плохо сейчас. Осознаю себя бездарностью и трусихой, не смеющей за себя постоять, и даже не смеющей высказать свои взгляды. Учебы приятной не получится. Она раздавит меня. Хотя снова и от меня что-то зависит. Но я слаба. Вокруг – одни разочарования. Уничтожена ее словами, ее отношением. Она сильная личность, а я ее раздражаю. Просто, видимо, потому что другая. И при ней я чувствую себя тусклым и ничтожным существом.
В В. есть то, чего никогда не было у меня и к чему меня всегда влекло – умение быть душой общества и нравиться всем, за исключением таких вот убогих, как я. Я чувствую свою внутреннюю правоту. Но это ведь разные уровни. Спор невозможен и бессмыслен. Да и где моя уверенность и силы? Выдохлась. Сдалась?
13.09. Я сама не знаю, что будет со мной через мгновение, час, день. Я вся существую из противоречий, зыбкостей и предчувствий. Иногда кажусь себе чем-то аморфным, лишенным четких очертаний, как внешне, так и по душевному состоянию. Меня знобит мое одиночество, моя избранность, моя бездонная тоска. Но не в надломе дело, как у Юльки. Я – цельная. Но я чувствую – на меня смотрят миллионы разных, из разных миров. Я болею этой огромностью. Я не боюсь их, мне просто трудно выдерживать эту постоянную раздвоенность. Быть связанной с теми, другими, и жить в нашем мире. Я в чем-то очень земная: люблю вкусные изысканные блюда, хороший макияж и одежду, я люблю флиртовать и влюбляться. Но всегда есть что-то во мне над этим. Не обязательно в каждую минуту своего бытия я осознаю эту надсущность, просто есть во мне их присутствие. И ничего тут нельзя поделать. Мне бывает хорошо и плохо, и одно состояние неизбежно сменяется другим. И я справляюсь часто с гадостями дурных периодов, или плачу, хоть знаю, все временно. Я со стороны наблюдаю свой внутренний мир и знаю, что сама могу предсказать себе будущее. Но не делаю этого. Неинтересно, да и страшновато. И просто глупо. Иногда чувствую в себе такую глубинную мудрость, что становится тошно от своей абсолютности, от этой сверхгипертрофированной информации. Будто я сама становлюсь понятием.
Я разочарована сейчас. Поняла, что поступила, не куда хотела, что занимаю не свое место. Я не сумею писать рецензии, т. к. не ощущаю в себе потребности, желания этого делать. Без этого все мертво и бессмысленно. В любом случае любое – ведение – не творчество, не настоящее. Мне тошно от этой ошибки. Вы удивлены? Я живу в Москве, в отдельной квартире, учусь в одном из престижнейших вузов, имею возможность наслаждаться культурными прелестями столицы и общением с интереснейшими людьми. Что же еще надо? А я «стенаю» и страдаю. И самое мерзкое, что не могу выбраться из этого состояния, не могу четко сформулировать, чего я хочу, в чем найти отдушину. Все вокруг кажется безрадостным и скучным. В первую очередь я сама. Я еще потому не хочу сейчас встречать Б., что понимаю, он может меня вывести из этого мрака, но это будет не излечением, а забытьем. Я же хочу справиться сама, контролировать свои эмоции, а не зависеть от сиюминутных случайностей. Я не хочу в нем искать утешения, я хочу прийти к нему уверенной в себе и здоровой духовно.
Господи, зачем я здесь учусь? Прошло две недели, а мне уже все ясно и с этим вузом, и со мной. И от этой великой безнадеги слезы подступают к глазам и так тошно, что хочется превратиться в облако в этот серый тусклый день за окном. Хочется собрать в себе всю боль и страдание земли и стать всепоглощающим смыслом и просто унестись далеко, в небо, где нет воспоминаний, настоящего, будущего, где нет даже сознания, а только бесконечное обморочное молчание Вселенной. Я не думаю о самоубийстве. Это безнравственно и низко. Просто я терзаю себя размышлениями, силясь, пусть случайно, найти что-то новое, обнадеживающее в себе. Просто живу. А ничего во мне не осталось. Пустота. Присутствие здесь. А жизнь где-то за пределами домыслов. Но я вернусь. Разве могу не вернуться? Одна. Тоска и муть. Довожу себя. И не нахожу выходов. «Жизнь превращается в ожидание…»
16.09. Сегодня было второе занятие с К. Внутренне уже меньше зажималась. И даже «рвалась в бой». Многое хотела бы сказать и не сказала только потому, что он слишком увлечен своей персоной, сосредоточен на своих словах и часто просто не дает никому заикнуться или перебивает. Разыгрывается спектакль, одного актера – добавила Ирка. Он устраивает дискуссии, поощряет нас спорить, а в конце концов «гонит» свою (т. е. общепринятую, традиционную) концепцию о жанрах. И это является непререкаемой истиной. Спорить бесполезно. Он утрирует, преувеличивает. Интонационно давит на любого, кто осмелится возразить. В результате люди просто устают и отмахиваются: пусть будет, как хочешь, лишь бы закончить этот нудный и неравный спор. Его безапелляционный тон, его абсолютная самоуверенная позиция раздражают. Сегодня анализировали жанры: отличие трагедии от драмы, фарса от комедии. Во-первых, насчет трагедии и драмы я знала раньше. Я могла бы сказать это в самом начале, но в потоках речи, в основном его, иногда В., не было возможности, а, может быть, и моей смелости что-то вставить. Позже мне все же удалось высказать несколько предложений, но хотелось большего, отсюда чувство неудовлетворенности собой. У него академическая точка зрения на все (ГИТИС дает себя знать). Само по себе знание основ неплохо, необходимо даже. Но можно было дать нам вначале информацию саму по себе, а потом спрашивать наше мнение на этот счет, импровизировать. Он же решил идти «путем проб и ошибок». Он заставлял как бы копаться в себе, искать взаимосвязи и обобщения и требовал ясно сформулированных мнений. Мы же, в большинстве своем, смотрим на мир, на театр в частности, не так упрощенно. Нам скучно подводить все под некие схемы. Мы ищем. У нас свое. Новое. Но, почувствовав, что «раскручивается» что-то интересное, возникает личностное восприятие, наталкиваешься на преграду его «но». Ограничения убивают. Ему мало просто просветить нас по поводу жанров, например. Ему хочется, узнав наши непохожие, отличные от его взгляды, заставить нас отказаться от них, чтобы мы безоговорочно признали его правоту. Логика у него безупречна. Спорить поднатас-кался. К тому же этот не терпящий возражений тон, перед которым все пасуют.
Итак, каждый остался при своем (впрочем, могу быть уверена только за себя, еще за 2-3 человека, остальных он, может, и переубедил), но смолчал, внешне это выглядело как согласие с его позицией. Его безупречная логика торжествует. Мы под конец занятия уже не успевали разобрать ряд жанров (мелодраму, гротеск), как следует, не поговорили о комедии и водевиле, вернее, не договорили. Началась гонка, т. к. обязательно нужно было «закончить с жанрами» сегодня, чтобы в следующий раз перейти к мастерству актера. Конец был смазанным. Все говорили, ну, и так все ясно. Вот водевиль, он такой-то, а комедия такая-то. Вот их отличия, чего еще. К. снова при этом пытался провоцировать. Но конец был невнятным.
В целом-то занятие довольно интересное, но больше за счет того, что мимоходом он рассказывает занимательное из жизни актеров, вспоминает что-то интересное про себя. Но его тон, его манера держаться… Это олицетворение кича. Это рафинированный плебей. Не то, чтобы я к нему испытываю неприязнь, но ощущение чего-то не на уровне не покидает. Для меня так важен масштаб личности. Уровень манер, интеллекта, умения говорить, дискутировать. Это так сильно чувствуется в общении с Г. и Н. Здесь же… Он неисправим. Хроническая самовлюбленность. Самодостаточность ее. Уже не переубедить. Сложившийся взрослый характер, помноженный на популярность и достаточно видное положение в мире людей творческих. Бесполезно. Но может быть, мы сможем как-нибудь устроить «крестовый поход» все вместе? Про это сегодня И. говорила. Я только формулирую по-своему.
Теперь «Соборяне» в театре им. Вахтангова. Реж.: Р. Виктюк.
Аплодировать я не могла. Мне было обидно за замечательных артистов. Впечатления самые отрицательные.
Мизансцены, как всегда у Виктюка, завершенные, выразительные и очень точные, четкие. Они прекрасно передают стиль постановки, в них есть своя символика, образность, но, мне кажется, что это уже становится самоцелью, изыском. Без гармонического соединения с внутренней тканью спектакля, его энергетикой, они мертвы и теряют смысл. Торжествует форма. Может быть, здесь особенно ярко отразился пресловутый кэмп, о котором писала М. Туровская.
Длинные монологи на авансцене вызывали у меня чувство неловкости. Нарочитая многозначность, откровенные лобовые сопоставления эпох, намеки слишком очевидные, слишком прямолинейные на нашу действительность. Грубовато. Безвкусно даже. Кич элементарный. Вот сама как штампую. Но это мой дневник ведь. Никаких вторых планов я не почувствовала, все здесь «материально», до всего можно дотронуться. Символика православной веры не ощущается внутренним порывом. Это поверхность сознания, больше схожее с внешней атрибутикой, чем с Богом внутри каждого.
Рецензии в «М. Н.». Если бы я была редактором, то обязательно заказала бы статью на этот спектакль, невзирая на лица и авторитеты. Я считаю, что нельзя проходить мимо таких неудач, это развращает и зрителя, и режиссера. Но то, что имеется в журнале, меня не устраивает. Я бы не печатала у себя подобное. Может быть, со многими выводами я согласна, более того, я согласна в основном с главной идеей автора, что постановка нехороша. Но нельзя, мне кажется, огульно ругать не столько конкретно постановку, сколько режиссера как такового. Это не уровень спора. Не хватает доказательств. Эмоции с восклицательными знаками (самих знаков в тексте не так много, но их неповторимо передает тон статьи). Длительные рассуждения в начале статьи об интерпретации классических текстов патетичны и затянуты. Это не оправдано построением статьи. Она нудная по структуре. В ней нет нерва, живинки. Она выглядит невыигрышно. Чувствуется, что автор недолюбливает режиссера, хоть это не должно иметь особого значения. Он же отвлекается на мелкие уколы, не упуская случая показать его недостатки, даже ущербность.
К тому же автор отходит от темы, рассуждая об особенностях лесковского отношения к «соборянам». По-моему, это вторично и неубедительно, т. к. главное все же замысел режиссера. Я бы сделала акцент непосредственно на слабостях постановки, не обращая особого внимания на режиссерскую интерпретацию. Это разные темы разговора. Если это рецензия, нужно выбрать что-то одно, в данном случае практическую часть. (Ведь я редактор и вправе высказать свое мнение.)
Итак, минусы:
– негативное, подчеркнуто отрицательное отношение к режиссеру,
– акцент на изменении текста,
– упоминание авторского отношения к тексту (можно «надергать» разных цитат, это несерьезно),
– пространные рассуждения об интерпретациях текста (лишнее, слишком нравоучительно и сразу настраивает на восприятие статьи как отповеди).
Мне кажется, разгромная статья должна быть проникнута настоящим юмором, недостатки нужно проанализировать спокойно, с сочувствием даже, отметив положительное. В то же время не подкалывать.
Нужно отличать здоровый юмор от занудствующих поучений и злорадных подколов. Такая критическая статься не должна быть излишне серьезной, менторской.
Трудно избежать штампов. Но можно попытаться с юмором подойти. Я понимаю, что может быть больно и горько за неудачу театра, за искажение любимого произведения, но все же, если ты взялся писать, то берешь на себя ряд обязательств. Нужно сохранять уровень разговора, который не позволяет впадать в пошлость. И держаться достойно. Не скатываясь до сведения личных счетов и обнародования своих антипатий.
Я бы попросила автора переработать полностью статью, скорее даже написать новую, сохраняя главную идею, с учетом моих замечаний. Если бы я была редактором.
18.09. Снова все внутри измучилось, исстрадалось. А почему, не могу ясно ответить. Тоскливо и больно. Такое бесконечное одиночество и грусть, что слезы уже не являются освобождением. Слишком много всего. Мутного. Страшного. Бывают моменты забытья, но тяжесть душевная не излечивается. Это сильнее физической боли. Меня на части раздирают сомнения, размышления, бесчисленные вопросы, на которые не вижу ответов. Я занудствую и мучаюсь. Не в силах вырваться из этих тисков. Может, только одиночество виновато? Но знаю, не в этом дело. Сегодня не пошла на занятие Г. (боялась разбора рецензий). Да просто не хотела. На людях я держусь. А наедине с собой – накатывает. Не могу освободиться. Может, нужен внешний толчок, чтобы вывести меня из этой мерзости? Или все во мне самой? И от этого страшно. Потому что, когда начинаю копаться в своей душе, догадываюсь о таких бездонных пропастях, что на грани разума и смысла.
Нет пощады. И нет покоя. Да я его и не хочу. Но тяжесть хуже равнодушия, она пожирает все внутренние силы. Опускаюсь на дно сознания. Не хочу никому звонить, ни с кем разговаривать, видеть, слышать. Мне плохо…
20.09. Вчера были на выставке картин Куинджи. Замечательно. Тонкое чувствование и мастерство передачи настроения.
Сегодня снова в штопоре. Ругаю себя за то, что пропустила занятия. Это не выход. Снова сомнения и вопросы. Снова непробудное непонимание и ощущение своей ненужности. Не за что уцепиться, никак не могу найти точку опоры, необходимый настрой, который помогает быть настоящей и объясняет все поступки и порывы, благодаря своей внутренней логике. Где то главное, чего нет во мне сейчас? Сейчас – зыбкость состояния. Кажется, в любую минуту могу растаять, растворится в воздухе, разлететься множеством капелек-слез по Вселенной. И нет меня совсем. И не было. А дальше? И снова терзаю себя, и нет освобождения. Делаю все автоматически, даже читая и получая удовольствие от книги. Но чего-то главного, что так любила в себе всегда, нет. Я потеряла это. И больше никогда не почувствую? Но не может же жизнь моя кончиться. Я не хочу только присутствовать. Я хочу радоваться. Нет, не отдых и веселье. Не только это. Я хочу быть собой. Уверенной и счастливой и приносить уверенность и счастье другим. И быть для всех прелестной и умной, и для себя тоже. Когда жила в Москве прошлый учебный год, так все было неопределенно, неизвестно. Но я была по-настоящему счастлива. Жизнь в МГУ. Путешествия. Кенигсберг, Вильнюс, С. – Петербург. Март. Слава Б. «Безумная неделя». Жизнь исчисляется не временем, а счастьем и бедами. Вспоминаешь прошлое по каким-то ярко запомнившимся эпизодам. И только когда проходит, понимаешь – счастье было. Ценишь себя в прошлом. Но жить лишь воспоминаниями невозможно. И только мечтами тоже. Вот мечтаю встретить Гр. Я по-прежнему его люблю. Но время, время разделяет нас. Прошел кусочек Вечности. И я не знаю о нем ни-че-го. Безнадежно и бесконечно. Глупо звучит? Но обреченность эта во мне. И я не в силах с ней справиться.
За окном очаровательный солнечный сентябрь. Небо голубое и невинное. А я чувствую себя старше, опытнее и мудрее этого дня. Странно. Иногда кажусь себе еще маленькой девочкой, сознание мое не желает взрослости и обыденности. Но подчас такой «груз лет», такая грустная мудрость в душе, как у много пожившей и повидавшей старухи. И никогда равновесия. «Покой нам только снится». Нет, гармония бывает. Была, вернее. Когда-то. «В прошлую Вечность моего голоса». В декабре, марте, июле. Когда-то. Но сейчас все так же безвыходно. Без? Раскисла? Чувствую в себе все-таки что-то, не поддающееся до конца мерзости депрессии и неуверенности. Где-то на подступах к мыслям. Еще не оформившееся даже в предчувствие. Только блики, как тучки прозрачные, но во мне же. Но не произошло еще, не состоялось как независимо существующая реальность.
«Новое поколение моих песен…» Каким оно будет? Какой будет «следующая Вечность моего голоса»? Что зависит от меня, человека, и что – от Судьбы, ЕЯ Величества? Умом все понимаю, умом все могу изменить и даже настроить себя на определенный лад и получать удовольствие. И понимаю: «царство Божие внутри нас». И человек счастлив настолько, насколько хочет быть счастливым. Но что-то в мире моем, моей реальности, мире моих пространств и далей случилось. Это болезнь. От нее не отмахнешься. Но лекарства несовершенны и труднодоступны. Душевный комфорт, дружеское участие, откровенная расположенность и понимание. Этого так мало в жизни. Мне это сейчас необходимо, как никогда. Нужна «ударная доза». Чтобы воздух был напоен запахом роз и влюбленности, чтобы была атмосфера легкого флирта, остроумия и умных мыслей, чтобы люди улыбались, пели и смотрели друг на друга глазами детей, и забывались бы страхи и гадости. Пусть ненадолго, но ворвалось бы это чудо в мою жизнь, в жизнь мира.
ко внешне. Я обожаю осуществляться изяществом, изяществом мысли и жеста, строчек и взглядов, отточенностью как остроумия, так и манер. Я жажду этого. Но… – бесконечное множество «но». Хотя терпеть не могу жаловаться. Не мои правила.
8.09. Только что вернулась с вокзала. Провожала мамочку. Боже, до чего я небрежна бываю с ней. И понимаю это всегда, когда ее рядом нет. Тоска такая бездонная. Бесконечная. Одна. Независимая. А ей каково? Я понимаю, рано или поздно это должно было произойти. Самостоятельную жизнь начинать необходимо. У меня последнее время был довольно благополучный период. А сейчас сердце сжимается и поскуливает брошенным замерзшим щенком. До чего я мерзкая. Я всегда на ней срываю злобу. Ругаю себя, обещаю не делать так. И все равно пакостничаю. Она меня так любит. Она всю себя отдает. Я – просто дрянь. Она меня выше, чище. Вот и сейчас, сижу, расписываю тут, плачу. А чтобы просто неделю не конфликтовать и взять все по дому хозяйство, тут нет меня. Я презираю себя в такие моменты. Но жить приходится дальше. И нужно быть крутой и самостоятельной. Со стороны выглядело заманчиво: престижный вуз, своя квартира, независимость. А как же все сложнее, противоречивее. Как бесконечно неуютно в пустой квартире. А ей каково? У меня будущее. Я не хочу никого, я хочу с ней быть. Хоть понимаю, глупости говорю. Против судьбы не выступишь. Грустно. Но нужно выдержать. Мамочка, люблю тебя. Сколько мне можно быть гнусью. Я должна состояться. Единственное. Чтобы иметь многое, нужно выкладываться и добиваться. Чтобы была возможность жить вместе, нужно быть. Твержу себе. Заставляю поверить. Не хочу никого. Пусть одна. Как она. Я заслужила одиночество.
9.09. Убита своей тупостью и закомплексованностью. Люди у нас подобрались способные и более раскованные. Впрочем, обычность умеет притворяться и прихорашиваться. И может даже сойти за аристократку. А впрочем, может, действительно, они – особенные? А я – однодневка? Но почему же эта глухая уверенность не пропадает?
Сегодня было первое занятие с К. Он, как всегда, самоуверен и напыщен. Не понравилось. А объяснить толком не могу. Вроде и атмосфера (будто бы) раскрепощенная – говори, что хочешь, и он сам резюмирует здорово, выкладки теоретические неслабые, ловит на слове, удачно доказывает, вроде действительно учишься дискутировать, себя держать, узнаешь новое, интересное, и время быстро летит. А что-то не то. Не нравится. И где та ниточка, то главное, что вызывает неприятие и даже неприязнь? Его безапелляционный тон? Его нарочитые реплики-комментарии? Его позиция, когда он слушает, но не слышит? И не желает принять позицию другого, я чувствую. Хотя на словах, внешне призывает к дискуссии, но доказывает обратное. С другой стороны, любой преподаватель будет стремиться убедить своих учеников в своей правоте, в верности своей позиции. Это естественно. В чем же дело? Мои личные антипатии? Мои комплексы, когда я боюсь, что не смогу выразить свою мысль, внутренне зажимаюсь? Когда – есть многое, что хотелось бы сказать, а смелости и уверенности не хватает. В обществе взрослых умных людей я часто могу вести себя, держаться на равных, говорю, как умею, и иногда произвожу неплохое впечатление. Даже на собеседовании. Ведь понравилась же я им тогда. А сейчас? Комплексы. Страх.
Ну, К., ладно! Я не выношу в нем отсутствие истинной интеллигентности, его дешевую, по сути своей, натуру, его претензии быть значительным и влиятельным, и педагогом. Бог с ним! Но что будет на худ. критике Г-го и семинарах филологических? То же самое? Но это гибель моя. Я не продержусь долго в этом вузе. И не надо делать гордой мины. Надо искать ответы в себе, в своих недостатках. Но как же сломать себя и быть свободной? Полностью. По-настоящему. Не знаю. Интуитивно? На
ощупь искать выходы из душевных тупиков? Или разрабатывать некую систему, подобную Карнеги? В любом случае, если я ничего не изменю, я вылечу из РГГУ, а там из Москвы, т. к. пока никакими другими связями я с ней не соединена. А Москву потерять – это погибель моя. По крайней мере, сейчас. Судьба предоставила великолепный шанс. Упустить его было бы непростительным хамством и неблагодарностью. Тем более из-за каких-то своих выпендрежей самовлюбленных, боязни показаться не тем, чем хочется. Я никогда не стану собой до конца, если буду бояться излагать свои взгляды. Но еще один вопрос встает – умение их излагать просто, красиво и убедительно. Сегодня наши девочки неплохо справлялись с этой задачей. А я сказала несколько слов и замолкла. В спорах не участвовала, хотя свое мнение было, и желание говорить было. Но страх снова победил. Опять «оправдался страх».
Как выкручиваться из этих сетей, снова спрашиваю себя. Просто размышлять, сидя дома, вот в следующий раз соберусь и скажу? Ерунда. Никогда так нельзя. А как же по-другому? Все во мне. А я кто? Бездарность? Нет! Нет! И нет снова. А стихи? А душа? А «слышу его каждым мгновеньем»? Этого нет во мне? А что же тогда я? Имеет ли смысл дальше, с осознанием своей ничтожности? Неужели смирюсь с положением плетущейся в конце неудачницы? Неужели же действительно хуже, дурее других? А какого черта тогда поступала сюда? Выдержала все эти сложности.
Умению внятно и даже хорошо излагать свои мысли можно научиться, «набить руку», то бишь, язык, а умению хорошего вкуса, чутья, таланту быть во всем незаурядностью можно?
По меньшей мере, в глубине души я в себе уверена. Но как творческая личность. А как театровед? Понятия не имею. Но зачем-то я сюда поступала. Нужно все попробовать, а не получится, найду в себе силы уйти.
10.09. Познакомилась получше с Ю. Ал-й. Действительно, интересный она человек. Пересмотрела все спектакли театральной Москвы прошлого сезона, довела себя этим до отвращения к театру, и сейчас ей очень трудно. Вся она какая-то с надломом, болезная, что ли. Трудно это объяснить. Но когда с ней общаюсь, не покидает ощущение тревоги за ее судьбу. В ней есть что-то за рамками, словно над пропастью все время балансирует ее душа, не совсем здесь. Она мне нравится, в общем-то. Но и пугает. Я все-таки скажу это, хотя, может быть и грешно, я поняла, что в ней вызывает у меня настороженность, я думаю, она потенциальная самоубийца. Это страшно, конечно. Но что делать, если появилось такое ощущение. Она уже сейчас слишком многое в себя впустила, слишком сложная натура, и надломленность эта все увеличивается. Я буду рада, если ошибусь. Но я боюсь за нее, и это, наверное, будет держать меня на расстоянии. Вокруг нее существует какое-то тревожное поле, я почувствовала сегодня. Не злое, нет. Чего-то щемящего, мятущегося, нестабильного. Даже не так. Чего-то неестественного, сильного, может быть, творчески, но идущего именно против естества. Она просила принести ей мои стихи. А я почему-то боюсь. Странно, обычно не комплексую, тем более с людьми, которые нравятся. Посмотрим там.
Она меня привлекает, но опять же, что-то меня удерживает на расстоянии. Пока не понимаю. Ее «сверхъестественность» необычного свойства. Она плохо кончит в любом случае. Прости меня, Господи, но это несчастная судьба. Будто бы подписываю приговор. Себе. Но наши дороги вряд ли пересекутся в будущем. А такое чувство, что я в ответственности за нее. И если что-то хорошее придет ко мне, то у нее будет плохо. И наоборот. Словно двойники. Взаимосвязь, но всегда почему-то в одну сторону. Я будто бы всегда знала о ее присутствии, о ее существовании и только сейчас увидела воочию. Это словно я, какой могла бы быть одна из бесчисленных копий души. Как мои Эливия и Алина. Из разных измерений и форм существований. Но вот встретились. И, наверное, это чутье, это чувство, узнавание в ней себя, пугает меня. Она пишет стихи тоже, но сама не ставит их высоко. Мне страшно за нее. Я понимаю, в чем теперь дело. На ходу, рассуждая, раскрутила все эти противоречия, растревожила сердце. Я догадываюсь о нашем будущем. Об ее отдельно, и обо мне. Но судьба послала мне это испытание. Может быть, самое серьезное. Со стороны, все, что я написала, выглядит полнейшим бредом, и поделиться с кем-то этими мыслями было бы убийственно. Но я поверила. Я просто знаю, что это так. И не поддается законам физики и логики. Это запредельно, как души. И как что-то, что в ней так привлекает.
11.09. Рецензент из меня никуда не годный. Вчера была на «Собачьем вальсе» в театре им. Моссовета. Пришла и сразу села записывать впечатления. Пробовала оценить именно с профессионально-критической позиции – полная чушь. Стала записывать поток мыслей – это более интересно. Шиза…на тему. Мне всегда это было ближе. Но все равно уверена, критик из меня невозможен. Не люблю даже слова этого. Оно мертвое и низкое. Но как придумать что-то другое? Или просто писать все, что хочется? Записывать все те ощущения, возникающие как художественное впечатление после спектакля и во время его?
Завидую В. во всем. В умении быть раскрепощенной и свободной, в остроумии, в полном отсутствии «совка» в ней. Она меня не выносит, а, может, даже презирает. И не упускает случая показать это. Сегодня обозвала «гадкой и подлой». Я так и не поняла, за что. Но обидно было безумно, хотя я и не подала виду. Но унижения, видимо, будут продолжаться. А у меня не хватает душевных сил давать отпор. Мне так плохо сейчас. Осознаю себя бездарностью и трусихой, не смеющей за себя постоять, и даже не смеющей высказать свои взгляды. Учебы приятной не получится. Она раздавит меня. Хотя снова и от меня что-то зависит. Но я слаба. Вокруг – одни разочарования. Уничтожена ее словами, ее отношением. Она сильная личность, а я ее раздражаю. Просто, видимо, потому что другая. И при ней я чувствую себя тусклым и ничтожным существом.
В В. есть то, чего никогда не было у меня и к чему меня всегда влекло – умение быть душой общества и нравиться всем, за исключением таких вот убогих, как я. Я чувствую свою внутреннюю правоту. Но это ведь разные уровни. Спор невозможен и бессмыслен. Да и где моя уверенность и силы? Выдохлась. Сдалась?
13.09. Я сама не знаю, что будет со мной через мгновение, час, день. Я вся существую из противоречий, зыбкостей и предчувствий. Иногда кажусь себе чем-то аморфным, лишенным четких очертаний, как внешне, так и по душевному состоянию. Меня знобит мое одиночество, моя избранность, моя бездонная тоска. Но не в надломе дело, как у Юльки. Я – цельная. Но я чувствую – на меня смотрят миллионы разных, из разных миров. Я болею этой огромностью. Я не боюсь их, мне просто трудно выдерживать эту постоянную раздвоенность. Быть связанной с теми, другими, и жить в нашем мире. Я в чем-то очень земная: люблю вкусные изысканные блюда, хороший макияж и одежду, я люблю флиртовать и влюбляться. Но всегда есть что-то во мне над этим. Не обязательно в каждую минуту своего бытия я осознаю эту надсущность, просто есть во мне их присутствие. И ничего тут нельзя поделать. Мне бывает хорошо и плохо, и одно состояние неизбежно сменяется другим. И я справляюсь часто с гадостями дурных периодов, или плачу, хоть знаю, все временно. Я со стороны наблюдаю свой внутренний мир и знаю, что сама могу предсказать себе будущее. Но не делаю этого. Неинтересно, да и страшновато. И просто глупо. Иногда чувствую в себе такую глубинную мудрость, что становится тошно от своей абсолютности, от этой сверхгипертрофированной информации. Будто я сама становлюсь понятием.
Я разочарована сейчас. Поняла, что поступила, не куда хотела, что занимаю не свое место. Я не сумею писать рецензии, т. к. не ощущаю в себе потребности, желания этого делать. Без этого все мертво и бессмысленно. В любом случае любое – ведение – не творчество, не настоящее. Мне тошно от этой ошибки. Вы удивлены? Я живу в Москве, в отдельной квартире, учусь в одном из престижнейших вузов, имею возможность наслаждаться культурными прелестями столицы и общением с интереснейшими людьми. Что же еще надо? А я «стенаю» и страдаю. И самое мерзкое, что не могу выбраться из этого состояния, не могу четко сформулировать, чего я хочу, в чем найти отдушину. Все вокруг кажется безрадостным и скучным. В первую очередь я сама. Я еще потому не хочу сейчас встречать Б., что понимаю, он может меня вывести из этого мрака, но это будет не излечением, а забытьем. Я же хочу справиться сама, контролировать свои эмоции, а не зависеть от сиюминутных случайностей. Я не хочу в нем искать утешения, я хочу прийти к нему уверенной в себе и здоровой духовно.
Господи, зачем я здесь учусь? Прошло две недели, а мне уже все ясно и с этим вузом, и со мной. И от этой великой безнадеги слезы подступают к глазам и так тошно, что хочется превратиться в облако в этот серый тусклый день за окном. Хочется собрать в себе всю боль и страдание земли и стать всепоглощающим смыслом и просто унестись далеко, в небо, где нет воспоминаний, настоящего, будущего, где нет даже сознания, а только бесконечное обморочное молчание Вселенной. Я не думаю о самоубийстве. Это безнравственно и низко. Просто я терзаю себя размышлениями, силясь, пусть случайно, найти что-то новое, обнадеживающее в себе. Просто живу. А ничего во мне не осталось. Пустота. Присутствие здесь. А жизнь где-то за пределами домыслов. Но я вернусь. Разве могу не вернуться? Одна. Тоска и муть. Довожу себя. И не нахожу выходов. «Жизнь превращается в ожидание…»
16.09. Сегодня было второе занятие с К. Внутренне уже меньше зажималась. И даже «рвалась в бой». Многое хотела бы сказать и не сказала только потому, что он слишком увлечен своей персоной, сосредоточен на своих словах и часто просто не дает никому заикнуться или перебивает. Разыгрывается спектакль, одного актера – добавила Ирка. Он устраивает дискуссии, поощряет нас спорить, а в конце концов «гонит» свою (т. е. общепринятую, традиционную) концепцию о жанрах. И это является непререкаемой истиной. Спорить бесполезно. Он утрирует, преувеличивает. Интонационно давит на любого, кто осмелится возразить. В результате люди просто устают и отмахиваются: пусть будет, как хочешь, лишь бы закончить этот нудный и неравный спор. Его безапелляционный тон, его абсолютная самоуверенная позиция раздражают. Сегодня анализировали жанры: отличие трагедии от драмы, фарса от комедии. Во-первых, насчет трагедии и драмы я знала раньше. Я могла бы сказать это в самом начале, но в потоках речи, в основном его, иногда В., не было возможности, а, может быть, и моей смелости что-то вставить. Позже мне все же удалось высказать несколько предложений, но хотелось большего, отсюда чувство неудовлетворенности собой. У него академическая точка зрения на все (ГИТИС дает себя знать). Само по себе знание основ неплохо, необходимо даже. Но можно было дать нам вначале информацию саму по себе, а потом спрашивать наше мнение на этот счет, импровизировать. Он же решил идти «путем проб и ошибок». Он заставлял как бы копаться в себе, искать взаимосвязи и обобщения и требовал ясно сформулированных мнений. Мы же, в большинстве своем, смотрим на мир, на театр в частности, не так упрощенно. Нам скучно подводить все под некие схемы. Мы ищем. У нас свое. Новое. Но, почувствовав, что «раскручивается» что-то интересное, возникает личностное восприятие, наталкиваешься на преграду его «но». Ограничения убивают. Ему мало просто просветить нас по поводу жанров, например. Ему хочется, узнав наши непохожие, отличные от его взгляды, заставить нас отказаться от них, чтобы мы безоговорочно признали его правоту. Логика у него безупречна. Спорить поднатас-кался. К тому же этот не терпящий возражений тон, перед которым все пасуют.
Итак, каждый остался при своем (впрочем, могу быть уверена только за себя, еще за 2-3 человека, остальных он, может, и переубедил), но смолчал, внешне это выглядело как согласие с его позицией. Его безупречная логика торжествует. Мы под конец занятия уже не успевали разобрать ряд жанров (мелодраму, гротеск), как следует, не поговорили о комедии и водевиле, вернее, не договорили. Началась гонка, т. к. обязательно нужно было «закончить с жанрами» сегодня, чтобы в следующий раз перейти к мастерству актера. Конец был смазанным. Все говорили, ну, и так все ясно. Вот водевиль, он такой-то, а комедия такая-то. Вот их отличия, чего еще. К. снова при этом пытался провоцировать. Но конец был невнятным.
В целом-то занятие довольно интересное, но больше за счет того, что мимоходом он рассказывает занимательное из жизни актеров, вспоминает что-то интересное про себя. Но его тон, его манера держаться… Это олицетворение кича. Это рафинированный плебей. Не то, чтобы я к нему испытываю неприязнь, но ощущение чего-то не на уровне не покидает. Для меня так важен масштаб личности. Уровень манер, интеллекта, умения говорить, дискутировать. Это так сильно чувствуется в общении с Г. и Н. Здесь же… Он неисправим. Хроническая самовлюбленность. Самодостаточность ее. Уже не переубедить. Сложившийся взрослый характер, помноженный на популярность и достаточно видное положение в мире людей творческих. Бесполезно. Но может быть, мы сможем как-нибудь устроить «крестовый поход» все вместе? Про это сегодня И. говорила. Я только формулирую по-своему.
Теперь «Соборяне» в театре им. Вахтангова. Реж.: Р. Виктюк.
Аплодировать я не могла. Мне было обидно за замечательных артистов. Впечатления самые отрицательные.
Мизансцены, как всегда у Виктюка, завершенные, выразительные и очень точные, четкие. Они прекрасно передают стиль постановки, в них есть своя символика, образность, но, мне кажется, что это уже становится самоцелью, изыском. Без гармонического соединения с внутренней тканью спектакля, его энергетикой, они мертвы и теряют смысл. Торжествует форма. Может быть, здесь особенно ярко отразился пресловутый кэмп, о котором писала М. Туровская.
Длинные монологи на авансцене вызывали у меня чувство неловкости. Нарочитая многозначность, откровенные лобовые сопоставления эпох, намеки слишком очевидные, слишком прямолинейные на нашу действительность. Грубовато. Безвкусно даже. Кич элементарный. Вот сама как штампую. Но это мой дневник ведь. Никаких вторых планов я не почувствовала, все здесь «материально», до всего можно дотронуться. Символика православной веры не ощущается внутренним порывом. Это поверхность сознания, больше схожее с внешней атрибутикой, чем с Богом внутри каждого.
Рецензии в «М. Н.». Если бы я была редактором, то обязательно заказала бы статью на этот спектакль, невзирая на лица и авторитеты. Я считаю, что нельзя проходить мимо таких неудач, это развращает и зрителя, и режиссера. Но то, что имеется в журнале, меня не устраивает. Я бы не печатала у себя подобное. Может быть, со многими выводами я согласна, более того, я согласна в основном с главной идеей автора, что постановка нехороша. Но нельзя, мне кажется, огульно ругать не столько конкретно постановку, сколько режиссера как такового. Это не уровень спора. Не хватает доказательств. Эмоции с восклицательными знаками (самих знаков в тексте не так много, но их неповторимо передает тон статьи). Длительные рассуждения в начале статьи об интерпретации классических текстов патетичны и затянуты. Это не оправдано построением статьи. Она нудная по структуре. В ней нет нерва, живинки. Она выглядит невыигрышно. Чувствуется, что автор недолюбливает режиссера, хоть это не должно иметь особого значения. Он же отвлекается на мелкие уколы, не упуская случая показать его недостатки, даже ущербность.
К тому же автор отходит от темы, рассуждая об особенностях лесковского отношения к «соборянам». По-моему, это вторично и неубедительно, т. к. главное все же замысел режиссера. Я бы сделала акцент непосредственно на слабостях постановки, не обращая особого внимания на режиссерскую интерпретацию. Это разные темы разговора. Если это рецензия, нужно выбрать что-то одно, в данном случае практическую часть. (Ведь я редактор и вправе высказать свое мнение.)
Итак, минусы:
– негативное, подчеркнуто отрицательное отношение к режиссеру,
– акцент на изменении текста,
– упоминание авторского отношения к тексту (можно «надергать» разных цитат, это несерьезно),
– пространные рассуждения об интерпретациях текста (лишнее, слишком нравоучительно и сразу настраивает на восприятие статьи как отповеди).
Мне кажется, разгромная статья должна быть проникнута настоящим юмором, недостатки нужно проанализировать спокойно, с сочувствием даже, отметив положительное. В то же время не подкалывать.
Нужно отличать здоровый юмор от занудствующих поучений и злорадных подколов. Такая критическая статься не должна быть излишне серьезной, менторской.
Трудно избежать штампов. Но можно попытаться с юмором подойти. Я понимаю, что может быть больно и горько за неудачу театра, за искажение любимого произведения, но все же, если ты взялся писать, то берешь на себя ряд обязательств. Нужно сохранять уровень разговора, который не позволяет впадать в пошлость. И держаться достойно. Не скатываясь до сведения личных счетов и обнародования своих антипатий.
Я бы попросила автора переработать полностью статью, скорее даже написать новую, сохраняя главную идею, с учетом моих замечаний. Если бы я была редактором.
18.09. Снова все внутри измучилось, исстрадалось. А почему, не могу ясно ответить. Тоскливо и больно. Такое бесконечное одиночество и грусть, что слезы уже не являются освобождением. Слишком много всего. Мутного. Страшного. Бывают моменты забытья, но тяжесть душевная не излечивается. Это сильнее физической боли. Меня на части раздирают сомнения, размышления, бесчисленные вопросы, на которые не вижу ответов. Я занудствую и мучаюсь. Не в силах вырваться из этих тисков. Может, только одиночество виновато? Но знаю, не в этом дело. Сегодня не пошла на занятие Г. (боялась разбора рецензий). Да просто не хотела. На людях я держусь. А наедине с собой – накатывает. Не могу освободиться. Может, нужен внешний толчок, чтобы вывести меня из этой мерзости? Или все во мне самой? И от этого страшно. Потому что, когда начинаю копаться в своей душе, догадываюсь о таких бездонных пропастях, что на грани разума и смысла.
Нет пощады. И нет покоя. Да я его и не хочу. Но тяжесть хуже равнодушия, она пожирает все внутренние силы. Опускаюсь на дно сознания. Не хочу никому звонить, ни с кем разговаривать, видеть, слышать. Мне плохо…
20.09. Вчера были на выставке картин Куинджи. Замечательно. Тонкое чувствование и мастерство передачи настроения.
Сегодня снова в штопоре. Ругаю себя за то, что пропустила занятия. Это не выход. Снова сомнения и вопросы. Снова непробудное непонимание и ощущение своей ненужности. Не за что уцепиться, никак не могу найти точку опоры, необходимый настрой, который помогает быть настоящей и объясняет все поступки и порывы, благодаря своей внутренней логике. Где то главное, чего нет во мне сейчас? Сейчас – зыбкость состояния. Кажется, в любую минуту могу растаять, растворится в воздухе, разлететься множеством капелек-слез по Вселенной. И нет меня совсем. И не было. А дальше? И снова терзаю себя, и нет освобождения. Делаю все автоматически, даже читая и получая удовольствие от книги. Но чего-то главного, что так любила в себе всегда, нет. Я потеряла это. И больше никогда не почувствую? Но не может же жизнь моя кончиться. Я не хочу только присутствовать. Я хочу радоваться. Нет, не отдых и веселье. Не только это. Я хочу быть собой. Уверенной и счастливой и приносить уверенность и счастье другим. И быть для всех прелестной и умной, и для себя тоже. Когда жила в Москве прошлый учебный год, так все было неопределенно, неизвестно. Но я была по-настоящему счастлива. Жизнь в МГУ. Путешествия. Кенигсберг, Вильнюс, С. – Петербург. Март. Слава Б. «Безумная неделя». Жизнь исчисляется не временем, а счастьем и бедами. Вспоминаешь прошлое по каким-то ярко запомнившимся эпизодам. И только когда проходит, понимаешь – счастье было. Ценишь себя в прошлом. Но жить лишь воспоминаниями невозможно. И только мечтами тоже. Вот мечтаю встретить Гр. Я по-прежнему его люблю. Но время, время разделяет нас. Прошел кусочек Вечности. И я не знаю о нем ни-че-го. Безнадежно и бесконечно. Глупо звучит? Но обреченность эта во мне. И я не в силах с ней справиться.
За окном очаровательный солнечный сентябрь. Небо голубое и невинное. А я чувствую себя старше, опытнее и мудрее этого дня. Странно. Иногда кажусь себе еще маленькой девочкой, сознание мое не желает взрослости и обыденности. Но подчас такой «груз лет», такая грустная мудрость в душе, как у много пожившей и повидавшей старухи. И никогда равновесия. «Покой нам только снится». Нет, гармония бывает. Была, вернее. Когда-то. «В прошлую Вечность моего голоса». В декабре, марте, июле. Когда-то. Но сейчас все так же безвыходно. Без? Раскисла? Чувствую в себе все-таки что-то, не поддающееся до конца мерзости депрессии и неуверенности. Где-то на подступах к мыслям. Еще не оформившееся даже в предчувствие. Только блики, как тучки прозрачные, но во мне же. Но не произошло еще, не состоялось как независимо существующая реальность.
«Новое поколение моих песен…» Каким оно будет? Какой будет «следующая Вечность моего голоса»? Что зависит от меня, человека, и что – от Судьбы, ЕЯ Величества? Умом все понимаю, умом все могу изменить и даже настроить себя на определенный лад и получать удовольствие. И понимаю: «царство Божие внутри нас». И человек счастлив настолько, насколько хочет быть счастливым. Но что-то в мире моем, моей реальности, мире моих пространств и далей случилось. Это болезнь. От нее не отмахнешься. Но лекарства несовершенны и труднодоступны. Душевный комфорт, дружеское участие, откровенная расположенность и понимание. Этого так мало в жизни. Мне это сейчас необходимо, как никогда. Нужна «ударная доза». Чтобы воздух был напоен запахом роз и влюбленности, чтобы была атмосфера легкого флирта, остроумия и умных мыслей, чтобы люди улыбались, пели и смотрели друг на друга глазами детей, и забывались бы страхи и гадости. Пусть ненадолго, но ворвалось бы это чудо в мою жизнь, в жизнь мира.