Страница:
Не верит, что у меня не было мужчины. Он любит играть на моих слабостях. И подкалывать меня. Но не очень-то он меня хочет. Я, если подумать, совсем не нужна ему. Но он почему-то держит пока меня при себе. Все в его руках. Я всегда тянулась к таким мужчинам. Но с ним рискованно. Может бросить меня прямо сейчас. Может избить. Может убить. Может возненавидеть или влюбиться. У него столько было в жизни разного, что его ничто всерьез не трогает. Он остыл. Он холодный в душе. Но какой же он уверенный! Эта уверенность покоряет.
С ним невозможно спорить. Он не из тех, кто отказывается от своих намерений. Принцип? – не только. Стиль жизни. Непобедимый.
Я устала. Я ничего не чувствую. Ах, нет, чувство риска, когда я с ним. Я его боюсь. Ему нравится. Я к нему тянусь. Тоже не возражает. В общем-то, мне все равно. И ему. И нас обоих это устраивает.
Я ничего не могу объяснить в наших отношениях. Отношениях сумасшедших, как его глаза и моя печаль.
Я не знаю, что он решает, если решает. Если думает об этом. Будет, как будет. Мне снова странно. Он классный. Он шикарный. Но зачем мне это? И зачем ему я? Я ничего не знаю. Просто он появился в моей жизни. И мне это нравится. Пока. Если с Пашкой – высоко, то с Олегом – абсолютно невыразимо. Необратимо.
Риск – это единственный выход.
1.12. Он – не творческая личность. Тяги к искусству у него нет. Но его талант – творчество жизненных проявлений. Он убедил жизнь. И она расцеловала его в ответ. Жестоко и нежно.
Если он бросит меня сейчас, я не расстроюсь. День за окном ослепительно чист. Я – роковая. Я несу рок в себе как дар и как наказание. Я несу рок для других, рок для себя. Я прохожу по судьбам, маленькая незнакомка. Я оставляю в них память о запахе моих волос и о странности моих испугов. Я остаюсь в себе легкомысленной и трагичной русалкой, жаждущей жизни людей, но не умеющей быть живой с ними.
Во мне мало жизни? Но она уходит от меня, уходит. И что мне делать с этим? Он не привык, чтобы с ним играли. Он сам играет со всеми. Меня он может наказать за непослушание. Я не лучшим образом веду себя с его друзьями и братьями. Но я привыкла все делать по-своему. В этом мы похожи, но разве это хорошо? Совпадать в гордыни и в независимости – вот уж судьба столкнула.
Ты слишком независимая для женщины – говорил Паша.
А мне до чего хорошо-то. Давно так не было. И мне с высоты своей независимости и своего рока-судьбы больно и счастливо смотреть на свою жизнь. Которая уходит от меня, уходит.
«Великосветское безумие в каждом жесте».
Иду по жизни незнакомкой вечной. Мне слишком многое нравится. Иногда болезненно нравится, через печаль, через страх. Когда-то в детстве еще в три года я сказала об этом так, как потом, возможно, уже не смогла бы, сказала маме: «Я тебя так люблю, что мне плакать хочется». И потом так было всегда. Но моя жизнь – особа гениальная, к тому же из благополучной семьи.
Сердце замирает, захватывает, болит, не выдерживает этого бешеного накала чувств. И совершенно необъяснимо в этом кромешном забытьи и тревожной горячке я нахожу счастье.
Олег Витальевич – мужчина видный, состоятельный, благополучный.
Елена Викторовна – девушка хрупкая, утонченная, богемная.
Мы хорошо смотримся? Мы хорошо разыграли день и ночь. Нам аплодировали эстеты и чернь. Мы тронули сердца всех, всех без исключения. Вот именно к этому я стремилась. К этому самочувствию. И в этом самочувствии, и играя, все же настоящая. Неповторимая.
Все, пора прекращать гулянки и попробовать заниматься. Но если все предрешено, то разве я смогу что-то изменить.
Так странно чувствовать себя пропащей и счастливой одновременно. Меня всегда придумывают. Я сама себя придумываю.
4.12. Туда-обратно. Только что приехала. С кем бы я теперь ни встретилась, кто бы меня ни захотел перевоспитывать, все как будто предопределено и все настолько перемешалось, закрутилось необратимо, что уже не страшно.
Я приехала в Казань шалая и хмельная. На следующий день и того, и другого поубавилось. Но отчаянное ощущение необратимости осталось.
Полночи проговорили с Виталием в поезде. Я, видимо, с этим своим ощущением бесшабашности и безалаберности вызвала у него покровительственное отношение. Мне он сразу понравился как мужчина: видный, сильный, красивый. Воин, одним словом. Но наши мистически-провидческие разговоры – нечто. Он меня очень быстро раскусил и неплохо играл. Все твердил о неправильном образе жизни, и что меня нужно спасать. Красивая и сильная личность. Все в нем ярко. Но снова: я только для забавы. Поиграли в понимание. Я могла играть или не играть, он прекрасно понимал любое мое внутренне движение и понимал, что он мне нравится. И я нервничала из-за того, что он это понимает. А на самом-то деле ни черта он не понял. Мы просто встретились. Это судьба. И мне так нужен сильный и уверенный человек рядом. Пусть ненадолго. Независимая? Так решила судьба. Он не может думать обо мне плохо и вмешиваться в «мои пироги» он не будет. Ведь я – забава? Только не для него. Именно поэтому мы расстались, не попрощавшись.
Прекрасно отснятый эпизод, в котором я только разыгрывала, солировал – он.
Почему мне это нравится? Я не понимаю всех этих сумасшедших отношений с мужчинами, они меня тоже с ума сводят. А мне это нравится.
Мне нравится не само событие, не жесты, не успех, мне нравится безумие судьбы, для которой я – не эпизод.
Необратимость – девиз этого времени. И еще один девиз – ва-банк. И чувство опасности. В чувстве ритма. Бешеный и нежный ритм моей жизни.
Меня раздирают безумства. Страстная такая жизнь. Сладкая такая мука. Глоток нового, ворожащего, кружащего в бешенстве дней и ночей.
Что со мной творится. Не любовь. Вдохновение? Порыв? Лихорадка?
Ночь – 00.00. Вот оно – нулевое, единственное, истинное. Итак, мы расстались? Неистовство от этой мысли. Но я не люблю его. И не могу понять. Но мне хорошо. А он – это он. Меня тревожат мысли о его присутствии. Дело не в разности среды обитания и круга общения. А во мне и в нем. Мы вечно придумываем себе миражи среди реальных людей, а только появляется возможность сделать этот мираж реальной частью своей жизни, в испуге отталкиваем его, бежим. И тянемся. И снова отказываем ему в праве быть живым. И верим в его жизнь. Но всегда – издалека. Так легче. И больнее. Но легче – отказывающему. А больно – миражу, которому тоже иногда хочется обычного человеческого тепла и простоты. Не звездной, там ее нет, а настоящей. Ему надоело быть всегда миражом, быть всегда на расстоянии. Он становится циничнее и печальнее. Но все же он – это счастье. Но редко для самого себя.
Часто живешь на автопилоте.
5.12. Даже если я не нужна тебе. Жаркий день в преддверии чудес. Даже если ты делаешь больно моей судьбе, я тобой любуюсь, гордец красивый и страшный, красивый внешне, в душе опасный. Ты не со мной. И я не бью стекло и не говорю: жизнь прошла. Я боюсь чужого звонка и запаха полночной беды. Я не с тобой. И тебе не так уж наплевать на это. Но ты жестокий, а я – печаль. У нас не может быть вечного лета. У нас будет весна, когда остынет боль. Жестокий, я не с тобой. Но даже когда так: ты не мой, и я не твоя, почему мы злимся? И где причина? Ты желаешь мне зла, я тебе – муки, мы посланы как наказание за прошлые отказы и прошлые беспечности. У нас не может быть вечной разлуки. А мне страшно и высоко. Но что тебе за дело до моих потерь. Ведь ты – победа. Ты ведешь партию. Она – твоя. Но даже если я соглашусь не быть собой, и свора твоих псов уничтожит меня, я скажу: «Я не с тобой. И ты все равно не мой».
6.12. Так напугана этими жуткими непонятными звонками, этой грубостью в телефонной трубке, что тошно. Сейчас ехала в машине по дневной запруженной машинами Москве, под беззаботную музыку «Европы+» и думала о таком снотворном, которое наверняка. Всерьез. Думала, если они меня достанут, то умру. Потому что… Но даже сейчас, когда так невыносимо безнадежно, такого отчаянно опасного положения никогда не было, даже сейчас – хорошо. И все так перемешалось – погибаю, смеюсь, плачу… Вулкан. Угасание. Творчество. Любовь. А вот любви нет и не будет для меня. Не будет. Безлюбый мир.
Только для забавы. Всегда.
Я умру от этого.
7.12. Знакомая Паши Таня, с которой вместе мы должны «»вписаться в «новое радио», – из женщин, полностью противоположных мне. В аспирантуре искусствоведения МГК. Сухая, рационалистического склада девушка соответствующей наружности. Прикид – наплевать: джинсы и свитер. (Нет, у меня тоже бывает, но наши плевки – не чета.) Прямые, не очень чистые волосы до плеч, темные, на пробор. Ни грамма косметики на не очень чистом лице. При удачном макияже мог бы быть хоть какой-то эффект, но вряд ли очень… Подозреваю – это для нее вторично. Засыпала меня вопросами-допросами про РГГУ, учебу, с уже привычными для меня в таких случаях мелкими уколами. Некоторые меня сражают наповал: как у вас (поколения? компании?) принято?! относиться к Годару? Я теряюсь – за кого отвечать? Какое кино принято?! считать перспективным? Это идиотизм, по-моему. У нас ничего общего. С такими людьми я сразу чувствую себя напряженно и обычно не могу найти точек соприкосновения. Она тоже со своей стороны и не будет пытаться что-то изменить. Я Паше так и сказала: «С ней работать я не смогу». Идея, увы, скорее всего, провалится. Во-первых, команда не получится. Во-вторых, с Пашей сейчас сложные отношения.
9.12. Дома. Мелкий-мелкий снег на улице. Противно. И мигрень. Но все равно я не расстроена. Скорее, взволнована и увлечена жизненным спектаклем.
Забыть уже не могу. Впечаталось в память. И понимаю, что он совершенно прав, решив прекратить все отношения. И понимаю, что разные и не нужны друг другу. Могу без и не страдаю. Но память! Не буду больше ничего знать о нем, о его судьбе? Странно…
Когда я говорила Паше, что все у нас будет хорошо, я не обманывала и не фальшивила. Я и сейчас так думаю. У меня все будет так, как нужно мне. И у него – как захочет сам. Мы наверняка еще пересечемся в жизни профессиональной и деловой. Но в личной… Не осталось ничего, что могло бы возвратить нам, разочаровавшимся, нас, влюбленных. Да нет, я не разочарована. Была готова.
Я никогда не буду такой, какой вы меня придумываете, господа.
Разве что совпадут наши выдумки и не захотят больше расставаться.
Когда мы последний раз говорили, я поняла – bye-bye, baby!
Я всегда это знала. Но по инерции как-то играла. Не хочу больше о нем, пройденный этап. Не такой уж плохой. Я запомнила о нас больше хорошее.
С Олегом – чертовски опасно, но замечательно. С ним риск и кайф, все – люкс. И мне бешено нравится жить такой. И жить Москвой. Разной. Сумасшедшей и трогательной. Прелестной, улыбчивой и грустной. Но все-таки обворожительно счастливой и завораживающей этим счастьем лучших. Спасибо, королева.
Какое странное захватывающее, восторженное чувство от Олега. От его присутствия. Вообще. Не во мне. В пространстве.
Описываю свою жизнь через мельтешение событий, лиц, своих и чужих чувств.
К Паше – через иронию, спокойствие и понимание, что мы – не.
К Олегу – с восхищением от его отношений с жизнью, с непреодолимостью, неодолимостью тяги к нему. Я не знаю, что со мной. И мне это нравится.
Описываю себя и других. Я знаю, понимаю, что не писать не смогу. Это сильнее меня. Мне сейчас нет дела до того, кто и как отнесется к этим писаниям. Просто они уже есть. И что-то значат для меня. И не только для меня.
Я рада, что заколдована. Нет, расколдована от сна жизни. Я никогда не скажу, что он – случайность. И он не скажет. Напротив, слишком много в нас судьбы. Судьбы быть разными. Судьбы быть не вместе. Это тоже сила. Но магия эта не опасна. А чувство опасности? Ну да, в ритме, совпадающем, как и стрелки часов в полдень и в полночь. В нас так же мало общего, как в этих полюсах времени. И мы так же необратимы, как то мгновение, когда они замирают в одной точке.
13.12. Новый год подарит тебе праздник. Ты поймешь себя. Будет и горе. Но справишься.
Крепись, будут потери. Я не скажу. Но крепись. Декабрь твой, летай, это очень редко случается, чтобы так благоприятствовали звезды. Не все, но всё.
Я пропаду? Нет, останешься. И имя у тебя будет.
Мое пробуждение временно? Нет, это единственно возможный путь. Ты сама выбрала. И поняла. Не бойся не бояться. Бойся не быть собой. Сейчас главное – победить скверну, и тогда сама увидишь, как по-новому все обернутся на тебя. И оценят. Ты уже на пути исправления. Но постарайся быть терпимой. И еще раз терпимой.
Твое беспокойство небезосновательно. Но не томись. Декабрь благословит. И рассудит всех. И всем – по делам их. Мастер.
14.12. Наконец-то дома. Приняла ванну и успокоилась. На каком краю оказалась я по своей вине! Не хотела ведь садиться в машину, увидев эту морду. Но села. Как удалось выпутаться, что меня спасло – сама не пойму. Спасибо, Господи, что спас. Спасибо, что не хуже, но и то, что случилось, – до чего мерзость. Может, у меня нервный шок, и я не могу опомниться, но странно спокойна. Ни слез, ни отчаяния. Унижение понимаю. И жить с этим дальше придется. И я уже после этого стала другая. И прежней быть не сумею. Но спасибо, говорю себе. И это единственная мысль. Спасибо, что не хуже.
«А завтра она снова выйдет из дома, и снова будет ловить попутку». Циничный город усмехнется, скажет: «Неугомонная». Я не спорю с тобой, столица, и ничего не доказываю. Я просто явилась такая, какая есть, и ты ничего не в силах сделать с этим. Женщине нужно многое испытать. Когда все слишком благополучно, жди опасности. Неважно какой. Она придет. И уведет за собой покой. Не обязательно в личной жизни. Но где-то да порвется. Закон равновесия. Закон жизни.
16.12. Что за странное легкомысленное отчаянное состояние? Я буду вылетать из вуза и буду улыбаться. Потом осознаю, возможно. Но, боже мой, ничего ведь не изменилось: я веду себя так же, и всё и все со мной как раньше. И нет, все странным образом перевернулось, изменилось, стало по-другому. В чем дело, не пойму. И не в каких-то конкретных людях, хотя многим благодарна, что были милы со мной. И не в приступе самоуверенности. Не только в них. Не надо искать ответов, не надо их придумывать. Я не знаю, что со мной. И все равно мне это нравится.
Вот только окно и сумасшедшие глаза, которые не видела две недели. И мое отчаянное веселье. И что, что мне со всем этим делать?
Отчаяние грозит перейти в истерику. Меня занесло на такую ликующую высоту самочувствия, что отказали все тормоза и системы управления. Возможно, я лечу уже по инерции. И срыв неизбежен. Это вопрос времени. А сейчас – смутные позывные судьбы. Я ее ощущаю сейчас близостью. И то самое чувство необратимости. Оно продолжается. Иногда кажется: все они отвернулись от меня. Но что-то растет в душе сильное и несокрушимое. И они смотрят на меня глазами прохожих. И остаются со мной. И оставляют меня. А что дальше? Необратимость. Довольно гадкого. Я про-консервировалась долго во внутренних тех годовалой давности депрессиях. И отчаянно кинулась во вновь открывшуюся жизнь. Меня предупредили: осторожней. Мимо. Предупредили еще раз. Но я уже неслась на полном ходу в расставленную собой же ловушку. Она прищемила мне душу, но я вырвалась, зареванная и ошалевшая. Добал-делась Могло быть хуже. Опять пожалели и предупредили. В последний раз.
Слушаюсь и повинуюсь. Но они-то знают все. И я, пропащая и счастливая, уже с именем. Прозвучавшим. И подарком будет. Не скажут. Но подумают. И я догадаюсь. Но тоже не скажу.
Она любила деревья мая. Она любила сниться тебе. Но когда опаздывают трамваи К полнолунию, ее судьбе Задают вопросы О наваждениях. Она-то знает,
19.12. Еще раз про себя. Любимую и не очень.
Власть светских глаз. Ветер в голове. И рифмы, рифмы. Меня и ночи, меня и счастья, меня и безумия. Меня рифмуют с потерями, а я только улыбаюсь. Пропадать буду в печали и продолжать улыбаться. Улыбкой, не умеющей объяснять, назвавшей каждого из вас по имени. Ведь каждому из вас показалось, что она – ваша. Но она ничья. Даже не моя. Она приходит, непутевая. Нет, она врывается, забаламутив форточки, балконные двери и занавески. Она обрушивается наваждением. И я улыбаюсь вам, замечательные мои мужчины. И я ухожу от вас навсегда. Как же ненавистно мне это слово. Я смею только писать его, но не пускаю в речь, в свет, в жизнь. Оно не стоит их. А я? Любимая и не очень. Это «не очень» делает меня бурей, делает меня маской. Не совпадаем на самых крутых виражах. Не совпадаем в печали, в радости, в странностях. Ветер в голове и тот разный.
И тогда неистовствует молитва: «Не место мое – человек. Чужая я здесь. Отпустите»
Молчат. Болеют. Тревожатся. Не отвечают. Рифмуют меня с тишиной. Я иду мимо тишины. В праздник, карнавальное сумасшествие огней и цветов. Праздничная лихорадит жизнь. Страстная такая, беспечная.
Какой предстаю я взглядам, взглядам разных и чужих? Иногда мне все равно. Чаще, нет. Я обожаю быть в центре внимания, я обожаю быть недоступной. Но вы все думаете, что поняли меня, вы все говорите: «Почему мне так хорошо с тобой?» Я начинаю думать, что это – общемужское, современная традиция. Пароль. Но вы все мелькаете, таете. И нет вас. И где моя печаль?
Снежная простыня городской ночи колдует над моими стихами. Я давно не жду. Флиртую привычно. Это становится образом жизни. Даже сама с собой флиртую постоянно. С воображаемой судьбой и представлениями о счастье. Когда же сброшу условности и разбегусь и полечу в свободе настоящей?
Почему, ну почему мне так непутево пусто и счастливо, грустно и восхитительно? Почему я пьяна от жизни и болею жизнью? Я научилась читать подсказки телефонных звонков и телефонных молчаний. Я пронизана этими молчаниями насквозь. Набираю номер. Меня набирают, набирают и сдают в камеру хранения зимы, лета, весны, осени. Листопадит жизнь, лихорадит, надеется. А где я? Нет меня.
Ночь не оборачивается. Засыпает на подушке шумных огней. Город баламутит талантливо. Я не изменяю ему с рассветом. Я люблю его даже в отчаяньи, даже циничный. Но когда его огромные глаза плачут осенними лужами, я кричу об этом строчками бесшабашными и мудрыми. Я пишу про себя, про него. Я пишу для него. Когда летом он задыхается в астматической горячке асфальта, я сижу у его изголовья и дую на закрытые веки его площадей. И иду по бульварам его пустым. Нет никого. А я? Почему телефон умер?
И вдруг я поняла, что задохнусь от отчаяния. Меня замуровали, и нечем дышать. Слышу музыку. Чувствую сердце, себя в сердце. Все там. Ничего из декабря. Какое время года? Март? Тот самый, умирающий на ладонях площадей пьяными лужами.
Вдруг я поняла – даже плакать не получается. Не муторно, не пусто. Изнурительно, не по-моему. Великосветское безумие выдернуло меня из зимы и закружило в вихре лиц. Лиц и машин. С этой машиной я сегодня поссорилась. А той не могу дозвониться который день. Ну, а любимая машина в отпуске, и у нее нет моего телефона.
А где-то сумасшедшие глаза, делающие мне больно, даже когда им нет дела до меня. Даже когда меня нет для них. И все так некстати. Новый год некстати. Приторно до бездарности. Приступ трагической… Вины? Мечты? Перемены?
25.12. С Рождеством, мнимая католичка! Загул прошел, безумие осталось
Безумие необдуманных поступков, гонора и судьбы. Ничто не способно разрушить этот симбиоз. Когда все соединилось… А когда? Когда закружил роман с Пашкой? Когда нахлынул приступ автомобильной болезни? Или стоило заглянуть в сумасшедшие глаза Олега и сойти с ума мира, уносясь в безумства дней и ночей? И балдея, балдея, балдея, жить взахлеб, безвременно и бездумно. И почему, ну почему, мне все это так бешено нравится? Почему я ничего не могу поделать с собой?
Даже когда неизбежные накладки, мелкие и не очень мелкие пакости пытаются смести с меня пыльцу этого непонятного, бормочущего от счастья блаженства, я улыбаюсь и уношусь «в Москву булыжников влажных». И я безнадежна в этой стремительности и в этом водовороте жизни. Жизни жаркой, как горячка, и обжигающе холодной, как предательство. Я неисправима, неизлечима. И не хочу исправляться и излечиваться.
Когда есть кто-то, то возникает множество знакомств. Мужчины, как пчелы, слетаются ко мне. Я уверена и неповторима. Я – прелесть. Но… Прелесть я и в другое время, когда рядом никого нет. И с каждым разом, когда я в очередной раз остаюсь одна, я все легче к этому отношусь и держусь все более уверенно. Я переживаю жизненные поражения и остаюсь жить дальше. Становлюсь тверже, немного циничнее и, наверное, все же лучше. Мне легче жить в разных самочувствиях. Я привыкаю. Выдерживаю. Мои знакомства меня забавляют, мучают или сводят с ума. Но я владею собой теперь уже почти всегда. Я учусь на собственных ошибках. И даже это мне почему-то нравится. Я – свободна. Что может быть лучше? Безумие чарующего танца, которое рано или поздно сделает нас равными с Олегом. И мы будем свободны. В своем безумии и в своей любви.
И даже сейчас, когда одни белые пятна в судьбе, когда ничего толком не ясно про сессию, про окружение, про любовь, когда подступает что-то вязко-болотное, я улыбаюсь. Мне искренне хорошо. И муть уходит, уходит, уходит. А небо сегодня такое голубое и близкое. Пусть меня обвиняют в сентиментальности, я не откажусь от своего безумия. Потому что оно само выбрало меня. И я благодарна каждому, кто появился в моей судьбе, независимо от того, как он ко мне относился и относится.
Мир рифмует не тебя, а с тобой.
26.12. Все равно как бы и что бы ни произошло теперь, все неподвластно старому ходу времени, нет возврата ко мне прежней. Где-то произошел сбой, в результате которого я, наконец, проснулась, и все привычное течение жизни разрушилось. Пашка взбаламутил пространство вокруг, автомобильная лихорадка переродила мою природу, Олег, циничный, ворвался, разбил сердце, перевернул, уничтожил, чтобы дать начало новому стилю, новой эпохе. Все это было во мне всегда, но сейчас, все последнее время, я живу этой жизнью. Сдвиг произошел не сразу, не вдруг, но он произошел и продолжается. Это необратимо, это слово висит Семирамидиными садами над невнятностью моей жизни, пугает, притягивает и знобит. И я, полоумная, то пытаюсь заниматься, то думаю об Олеге, то поедаю лакомства, запивая их шампанским. Лакомства жизни под шампанское судьбы. Легко от беззаботности и от знания, что никто не поменяет. Любви нет? Ну и что? Будет. Чарующий танец в ритм наших строчек-тостов жизни.
Я ничего не знаю о будущем. Ничего не знаю про институт, Олега, здоровье. Но что поделаешь. Но почему я так восхитительно пьяна от моей сумбурной жизни? Где произошел взрыв, какое землетрясение опустило в пучины вод монолити-ну моей тоски? И кто же, кто тот человек, который расколдовал меня от горячки мути и депрессий, вывел на чистый воздух солнечной долины и заколдовал заново своей легкостью, щедростью и благородством судьбы, восторгом искреннего обожания жизни? Заколдовал и оставил одну нежиться на солнце новой эпохи. Это колдовство блаженное, не колдовство вовсе, а самое настоящее пробуждение и возвращение. А человека этого я чувствую уже не близостью эфемерного дыхания судьбы, не высшей сущностью, а теплом живого тепла, мужского и доброго, любящего жизнь и, может быть, полюбящего когда-нибудь меня.
28.12. Знакомства тают на глазах снежинками. И старое самочувствие властно стучится в дверь. Что я делаю? Распахиваю дверь, встречаюсь с ним глазами и спускаю с лестницы. Никаких поблажек и никаких оговорок.
Осталось 2 зачета из 7 и 4 экзамена.
Почему я так неисправимо упрямо верю в свою особенность? Потому что она есть.
29.12. До Нового года – два дня. Какая, в сущности, это условность. Но не можем без нее и благословляем ее.
Какая благодать, что вот уже полтора года живу здесь. Настоящее счастье. Мечтаю о своей квартире. И страстно – о судьбе. О творческой судьбе и о судьбе любви.
Так что там вокруг? Бзик прошел, прошел год. Достойное завершение. Продолжение следует?
Продолжения не будет. Потому что я настолько разлетелась, что уже на полном ходу проскочила нужный поворот. И в непутевых хитросплетениях московских автотрасс еще довольно проплутаю, прежде чем найду выезд на нужную мне улицу.
31.12. Совсем не праздничное настроение. Нет ощущения праздника. Непонятно как-то. Но и не плохо. С прошлым 31 декабря – по контрасту. Вот бы и год так же!
Прошедший год – это сводящие с ума депрессии и безумства желаемой любви, творческое совершенствование, и рост, и невозможность поделиться этим с другими. Это невнятное бормотание и комплексы. Это восторги, нахлынувшие вдруг. Это потери, ноющие постоянно. Прошлый год – это замечательные знакомства и непонимание. Это и да, и нет. И никогда – не, наконец-то, и получилось. Это издевки судьбы. Это ее ласки. Это проверка на прочность. Это одиночество.
В ноябре началась новая эпоха. Она переносит меня на своих крыльях в новый год. Она воплотилась в меня, поверила в меня. Это радостно. Я ее чувствую. И ничего с ощущением этим, совершенно некомфортным, поделать не могу. Оно тревожит меня. Мне странно счастливо от этого. Она не обещает подарков. Ну и что? Она не признает легкости. Ну и пожалуйста. Она смотрит на меня сумасшедшими глазами, и я вижу в зеркале отражение. Я вижу события пугающие, чарующие и громадные. Мне странно, мне высоко, мне прекрасно. И я ни на какие богатства не променяю это чувство, я останусь верна своей вере, как бы она меня ни испытывала.
С ним невозможно спорить. Он не из тех, кто отказывается от своих намерений. Принцип? – не только. Стиль жизни. Непобедимый.
Я устала. Я ничего не чувствую. Ах, нет, чувство риска, когда я с ним. Я его боюсь. Ему нравится. Я к нему тянусь. Тоже не возражает. В общем-то, мне все равно. И ему. И нас обоих это устраивает.
Я ничего не могу объяснить в наших отношениях. Отношениях сумасшедших, как его глаза и моя печаль.
Я не знаю, что он решает, если решает. Если думает об этом. Будет, как будет. Мне снова странно. Он классный. Он шикарный. Но зачем мне это? И зачем ему я? Я ничего не знаю. Просто он появился в моей жизни. И мне это нравится. Пока. Если с Пашкой – высоко, то с Олегом – абсолютно невыразимо. Необратимо.
Риск – это единственный выход.
1.12. Он – не творческая личность. Тяги к искусству у него нет. Но его талант – творчество жизненных проявлений. Он убедил жизнь. И она расцеловала его в ответ. Жестоко и нежно.
Если он бросит меня сейчас, я не расстроюсь. День за окном ослепительно чист. Я – роковая. Я несу рок в себе как дар и как наказание. Я несу рок для других, рок для себя. Я прохожу по судьбам, маленькая незнакомка. Я оставляю в них память о запахе моих волос и о странности моих испугов. Я остаюсь в себе легкомысленной и трагичной русалкой, жаждущей жизни людей, но не умеющей быть живой с ними.
Во мне мало жизни? Но она уходит от меня, уходит. И что мне делать с этим? Он не привык, чтобы с ним играли. Он сам играет со всеми. Меня он может наказать за непослушание. Я не лучшим образом веду себя с его друзьями и братьями. Но я привыкла все делать по-своему. В этом мы похожи, но разве это хорошо? Совпадать в гордыни и в независимости – вот уж судьба столкнула.
Ты слишком независимая для женщины – говорил Паша.
А мне до чего хорошо-то. Давно так не было. И мне с высоты своей независимости и своего рока-судьбы больно и счастливо смотреть на свою жизнь. Которая уходит от меня, уходит.
«Великосветское безумие в каждом жесте».
Иду по жизни незнакомкой вечной. Мне слишком многое нравится. Иногда болезненно нравится, через печаль, через страх. Когда-то в детстве еще в три года я сказала об этом так, как потом, возможно, уже не смогла бы, сказала маме: «Я тебя так люблю, что мне плакать хочется». И потом так было всегда. Но моя жизнь – особа гениальная, к тому же из благополучной семьи.
Сердце замирает, захватывает, болит, не выдерживает этого бешеного накала чувств. И совершенно необъяснимо в этом кромешном забытьи и тревожной горячке я нахожу счастье.
Олег Витальевич – мужчина видный, состоятельный, благополучный.
Елена Викторовна – девушка хрупкая, утонченная, богемная.
Мы хорошо смотримся? Мы хорошо разыграли день и ночь. Нам аплодировали эстеты и чернь. Мы тронули сердца всех, всех без исключения. Вот именно к этому я стремилась. К этому самочувствию. И в этом самочувствии, и играя, все же настоящая. Неповторимая.
Все, пора прекращать гулянки и попробовать заниматься. Но если все предрешено, то разве я смогу что-то изменить.
Так странно чувствовать себя пропащей и счастливой одновременно. Меня всегда придумывают. Я сама себя придумываю.
4.12. Туда-обратно. Только что приехала. С кем бы я теперь ни встретилась, кто бы меня ни захотел перевоспитывать, все как будто предопределено и все настолько перемешалось, закрутилось необратимо, что уже не страшно.
Я приехала в Казань шалая и хмельная. На следующий день и того, и другого поубавилось. Но отчаянное ощущение необратимости осталось.
Полночи проговорили с Виталием в поезде. Я, видимо, с этим своим ощущением бесшабашности и безалаберности вызвала у него покровительственное отношение. Мне он сразу понравился как мужчина: видный, сильный, красивый. Воин, одним словом. Но наши мистически-провидческие разговоры – нечто. Он меня очень быстро раскусил и неплохо играл. Все твердил о неправильном образе жизни, и что меня нужно спасать. Красивая и сильная личность. Все в нем ярко. Но снова: я только для забавы. Поиграли в понимание. Я могла играть или не играть, он прекрасно понимал любое мое внутренне движение и понимал, что он мне нравится. И я нервничала из-за того, что он это понимает. А на самом-то деле ни черта он не понял. Мы просто встретились. Это судьба. И мне так нужен сильный и уверенный человек рядом. Пусть ненадолго. Независимая? Так решила судьба. Он не может думать обо мне плохо и вмешиваться в «мои пироги» он не будет. Ведь я – забава? Только не для него. Именно поэтому мы расстались, не попрощавшись.
Прекрасно отснятый эпизод, в котором я только разыгрывала, солировал – он.
Почему мне это нравится? Я не понимаю всех этих сумасшедших отношений с мужчинами, они меня тоже с ума сводят. А мне это нравится.
Мне нравится не само событие, не жесты, не успех, мне нравится безумие судьбы, для которой я – не эпизод.
Необратимость – девиз этого времени. И еще один девиз – ва-банк. И чувство опасности. В чувстве ритма. Бешеный и нежный ритм моей жизни.
Меня раздирают безумства. Страстная такая жизнь. Сладкая такая мука. Глоток нового, ворожащего, кружащего в бешенстве дней и ночей.
Что со мной творится. Не любовь. Вдохновение? Порыв? Лихорадка?
Ночь – 00.00. Вот оно – нулевое, единственное, истинное. Итак, мы расстались? Неистовство от этой мысли. Но я не люблю его. И не могу понять. Но мне хорошо. А он – это он. Меня тревожат мысли о его присутствии. Дело не в разности среды обитания и круга общения. А во мне и в нем. Мы вечно придумываем себе миражи среди реальных людей, а только появляется возможность сделать этот мираж реальной частью своей жизни, в испуге отталкиваем его, бежим. И тянемся. И снова отказываем ему в праве быть живым. И верим в его жизнь. Но всегда – издалека. Так легче. И больнее. Но легче – отказывающему. А больно – миражу, которому тоже иногда хочется обычного человеческого тепла и простоты. Не звездной, там ее нет, а настоящей. Ему надоело быть всегда миражом, быть всегда на расстоянии. Он становится циничнее и печальнее. Но все же он – это счастье. Но редко для самого себя.
Часто живешь на автопилоте.
5.12. Даже если я не нужна тебе. Жаркий день в преддверии чудес. Даже если ты делаешь больно моей судьбе, я тобой любуюсь, гордец красивый и страшный, красивый внешне, в душе опасный. Ты не со мной. И я не бью стекло и не говорю: жизнь прошла. Я боюсь чужого звонка и запаха полночной беды. Я не с тобой. И тебе не так уж наплевать на это. Но ты жестокий, а я – печаль. У нас не может быть вечного лета. У нас будет весна, когда остынет боль. Жестокий, я не с тобой. Но даже когда так: ты не мой, и я не твоя, почему мы злимся? И где причина? Ты желаешь мне зла, я тебе – муки, мы посланы как наказание за прошлые отказы и прошлые беспечности. У нас не может быть вечной разлуки. А мне страшно и высоко. Но что тебе за дело до моих потерь. Ведь ты – победа. Ты ведешь партию. Она – твоя. Но даже если я соглашусь не быть собой, и свора твоих псов уничтожит меня, я скажу: «Я не с тобой. И ты все равно не мой».
6.12. Так напугана этими жуткими непонятными звонками, этой грубостью в телефонной трубке, что тошно. Сейчас ехала в машине по дневной запруженной машинами Москве, под беззаботную музыку «Европы+» и думала о таком снотворном, которое наверняка. Всерьез. Думала, если они меня достанут, то умру. Потому что… Но даже сейчас, когда так невыносимо безнадежно, такого отчаянно опасного положения никогда не было, даже сейчас – хорошо. И все так перемешалось – погибаю, смеюсь, плачу… Вулкан. Угасание. Творчество. Любовь. А вот любви нет и не будет для меня. Не будет. Безлюбый мир.
Только для забавы. Всегда.
Я умру от этого.
7.12. Знакомая Паши Таня, с которой вместе мы должны «»вписаться в «новое радио», – из женщин, полностью противоположных мне. В аспирантуре искусствоведения МГК. Сухая, рационалистического склада девушка соответствующей наружности. Прикид – наплевать: джинсы и свитер. (Нет, у меня тоже бывает, но наши плевки – не чета.) Прямые, не очень чистые волосы до плеч, темные, на пробор. Ни грамма косметики на не очень чистом лице. При удачном макияже мог бы быть хоть какой-то эффект, но вряд ли очень… Подозреваю – это для нее вторично. Засыпала меня вопросами-допросами про РГГУ, учебу, с уже привычными для меня в таких случаях мелкими уколами. Некоторые меня сражают наповал: как у вас (поколения? компании?) принято?! относиться к Годару? Я теряюсь – за кого отвечать? Какое кино принято?! считать перспективным? Это идиотизм, по-моему. У нас ничего общего. С такими людьми я сразу чувствую себя напряженно и обычно не могу найти точек соприкосновения. Она тоже со своей стороны и не будет пытаться что-то изменить. Я Паше так и сказала: «С ней работать я не смогу». Идея, увы, скорее всего, провалится. Во-первых, команда не получится. Во-вторых, с Пашей сейчас сложные отношения.
9.12. Дома. Мелкий-мелкий снег на улице. Противно. И мигрень. Но все равно я не расстроена. Скорее, взволнована и увлечена жизненным спектаклем.
Забыть уже не могу. Впечаталось в память. И понимаю, что он совершенно прав, решив прекратить все отношения. И понимаю, что разные и не нужны друг другу. Могу без и не страдаю. Но память! Не буду больше ничего знать о нем, о его судьбе? Странно…
Когда я говорила Паше, что все у нас будет хорошо, я не обманывала и не фальшивила. Я и сейчас так думаю. У меня все будет так, как нужно мне. И у него – как захочет сам. Мы наверняка еще пересечемся в жизни профессиональной и деловой. Но в личной… Не осталось ничего, что могло бы возвратить нам, разочаровавшимся, нас, влюбленных. Да нет, я не разочарована. Была готова.
Я никогда не буду такой, какой вы меня придумываете, господа.
Разве что совпадут наши выдумки и не захотят больше расставаться.
Когда мы последний раз говорили, я поняла – bye-bye, baby!
Я всегда это знала. Но по инерции как-то играла. Не хочу больше о нем, пройденный этап. Не такой уж плохой. Я запомнила о нас больше хорошее.
С Олегом – чертовски опасно, но замечательно. С ним риск и кайф, все – люкс. И мне бешено нравится жить такой. И жить Москвой. Разной. Сумасшедшей и трогательной. Прелестной, улыбчивой и грустной. Но все-таки обворожительно счастливой и завораживающей этим счастьем лучших. Спасибо, королева.
Какое странное захватывающее, восторженное чувство от Олега. От его присутствия. Вообще. Не во мне. В пространстве.
Описываю свою жизнь через мельтешение событий, лиц, своих и чужих чувств.
К Паше – через иронию, спокойствие и понимание, что мы – не.
К Олегу – с восхищением от его отношений с жизнью, с непреодолимостью, неодолимостью тяги к нему. Я не знаю, что со мной. И мне это нравится.
Описываю себя и других. Я знаю, понимаю, что не писать не смогу. Это сильнее меня. Мне сейчас нет дела до того, кто и как отнесется к этим писаниям. Просто они уже есть. И что-то значат для меня. И не только для меня.
Я рада, что заколдована. Нет, расколдована от сна жизни. Я никогда не скажу, что он – случайность. И он не скажет. Напротив, слишком много в нас судьбы. Судьбы быть разными. Судьбы быть не вместе. Это тоже сила. Но магия эта не опасна. А чувство опасности? Ну да, в ритме, совпадающем, как и стрелки часов в полдень и в полночь. В нас так же мало общего, как в этих полюсах времени. И мы так же необратимы, как то мгновение, когда они замирают в одной точке.
13.12. Новый год подарит тебе праздник. Ты поймешь себя. Будет и горе. Но справишься.
Крепись, будут потери. Я не скажу. Но крепись. Декабрь твой, летай, это очень редко случается, чтобы так благоприятствовали звезды. Не все, но всё.
Я пропаду? Нет, останешься. И имя у тебя будет.
Мое пробуждение временно? Нет, это единственно возможный путь. Ты сама выбрала. И поняла. Не бойся не бояться. Бойся не быть собой. Сейчас главное – победить скверну, и тогда сама увидишь, как по-новому все обернутся на тебя. И оценят. Ты уже на пути исправления. Но постарайся быть терпимой. И еще раз терпимой.
Твое беспокойство небезосновательно. Но не томись. Декабрь благословит. И рассудит всех. И всем – по делам их. Мастер.
14.12. Наконец-то дома. Приняла ванну и успокоилась. На каком краю оказалась я по своей вине! Не хотела ведь садиться в машину, увидев эту морду. Но села. Как удалось выпутаться, что меня спасло – сама не пойму. Спасибо, Господи, что спас. Спасибо, что не хуже, но и то, что случилось, – до чего мерзость. Может, у меня нервный шок, и я не могу опомниться, но странно спокойна. Ни слез, ни отчаяния. Унижение понимаю. И жить с этим дальше придется. И я уже после этого стала другая. И прежней быть не сумею. Но спасибо, говорю себе. И это единственная мысль. Спасибо, что не хуже.
«А завтра она снова выйдет из дома, и снова будет ловить попутку». Циничный город усмехнется, скажет: «Неугомонная». Я не спорю с тобой, столица, и ничего не доказываю. Я просто явилась такая, какая есть, и ты ничего не в силах сделать с этим. Женщине нужно многое испытать. Когда все слишком благополучно, жди опасности. Неважно какой. Она придет. И уведет за собой покой. Не обязательно в личной жизни. Но где-то да порвется. Закон равновесия. Закон жизни.
16.12. Что за странное легкомысленное отчаянное состояние? Я буду вылетать из вуза и буду улыбаться. Потом осознаю, возможно. Но, боже мой, ничего ведь не изменилось: я веду себя так же, и всё и все со мной как раньше. И нет, все странным образом перевернулось, изменилось, стало по-другому. В чем дело, не пойму. И не в каких-то конкретных людях, хотя многим благодарна, что были милы со мной. И не в приступе самоуверенности. Не только в них. Не надо искать ответов, не надо их придумывать. Я не знаю, что со мной. И все равно мне это нравится.
Вот только окно и сумасшедшие глаза, которые не видела две недели. И мое отчаянное веселье. И что, что мне со всем этим делать?
Отчаяние грозит перейти в истерику. Меня занесло на такую ликующую высоту самочувствия, что отказали все тормоза и системы управления. Возможно, я лечу уже по инерции. И срыв неизбежен. Это вопрос времени. А сейчас – смутные позывные судьбы. Я ее ощущаю сейчас близостью. И то самое чувство необратимости. Оно продолжается. Иногда кажется: все они отвернулись от меня. Но что-то растет в душе сильное и несокрушимое. И они смотрят на меня глазами прохожих. И остаются со мной. И оставляют меня. А что дальше? Необратимость. Довольно гадкого. Я про-консервировалась долго во внутренних тех годовалой давности депрессиях. И отчаянно кинулась во вновь открывшуюся жизнь. Меня предупредили: осторожней. Мимо. Предупредили еще раз. Но я уже неслась на полном ходу в расставленную собой же ловушку. Она прищемила мне душу, но я вырвалась, зареванная и ошалевшая. Добал-делась Могло быть хуже. Опять пожалели и предупредили. В последний раз.
Слушаюсь и повинуюсь. Но они-то знают все. И я, пропащая и счастливая, уже с именем. Прозвучавшим. И подарком будет. Не скажут. Но подумают. И я догадаюсь. Но тоже не скажу.
Она любила деревья мая. Она любила сниться тебе. Но когда опаздывают трамваи К полнолунию, ее судьбе Задают вопросы О наваждениях. Она-то знает,
Как с ними справиться.
Ей предлагают угощенья
Из всех окон кричат
«Красавица»
Но она пойдет одна
По Москве, Москве сомнений
И страсть свою
Ни одному из живущих ныне
Она не откроет.
Но это печаль?
Она не ответит. Молчит улыбка.
Ее позвали? Назвали имя?
Королева мая, к Рождеству
Вы встретитесь с памятью.
Но молчит.
И вас увидят те…
Кому уже не докажешь
Печаль и страх.
Но Вас позвали.
В моих руках
Ключи от самых страшных табу.
Она любила лица зимы
И уносила их в свое лето.
Но когда трамвай, наконец, пришел,
Она посмотрела ему в глаза
И сказала: «Прости, я уже не здесь»
Имя ее унеслось в века.
19.12. Еще раз про себя. Любимую и не очень.
Власть светских глаз. Ветер в голове. И рифмы, рифмы. Меня и ночи, меня и счастья, меня и безумия. Меня рифмуют с потерями, а я только улыбаюсь. Пропадать буду в печали и продолжать улыбаться. Улыбкой, не умеющей объяснять, назвавшей каждого из вас по имени. Ведь каждому из вас показалось, что она – ваша. Но она ничья. Даже не моя. Она приходит, непутевая. Нет, она врывается, забаламутив форточки, балконные двери и занавески. Она обрушивается наваждением. И я улыбаюсь вам, замечательные мои мужчины. И я ухожу от вас навсегда. Как же ненавистно мне это слово. Я смею только писать его, но не пускаю в речь, в свет, в жизнь. Оно не стоит их. А я? Любимая и не очень. Это «не очень» делает меня бурей, делает меня маской. Не совпадаем на самых крутых виражах. Не совпадаем в печали, в радости, в странностях. Ветер в голове и тот разный.
И тогда неистовствует молитва: «Не место мое – человек. Чужая я здесь. Отпустите»
Молчат. Болеют. Тревожатся. Не отвечают. Рифмуют меня с тишиной. Я иду мимо тишины. В праздник, карнавальное сумасшествие огней и цветов. Праздничная лихорадит жизнь. Страстная такая, беспечная.
Какой предстаю я взглядам, взглядам разных и чужих? Иногда мне все равно. Чаще, нет. Я обожаю быть в центре внимания, я обожаю быть недоступной. Но вы все думаете, что поняли меня, вы все говорите: «Почему мне так хорошо с тобой?» Я начинаю думать, что это – общемужское, современная традиция. Пароль. Но вы все мелькаете, таете. И нет вас. И где моя печаль?
Снежная простыня городской ночи колдует над моими стихами. Я давно не жду. Флиртую привычно. Это становится образом жизни. Даже сама с собой флиртую постоянно. С воображаемой судьбой и представлениями о счастье. Когда же сброшу условности и разбегусь и полечу в свободе настоящей?
Почему, ну почему мне так непутево пусто и счастливо, грустно и восхитительно? Почему я пьяна от жизни и болею жизнью? Я научилась читать подсказки телефонных звонков и телефонных молчаний. Я пронизана этими молчаниями насквозь. Набираю номер. Меня набирают, набирают и сдают в камеру хранения зимы, лета, весны, осени. Листопадит жизнь, лихорадит, надеется. А где я? Нет меня.
Ночь не оборачивается. Засыпает на подушке шумных огней. Город баламутит талантливо. Я не изменяю ему с рассветом. Я люблю его даже в отчаяньи, даже циничный. Но когда его огромные глаза плачут осенними лужами, я кричу об этом строчками бесшабашными и мудрыми. Я пишу про себя, про него. Я пишу для него. Когда летом он задыхается в астматической горячке асфальта, я сижу у его изголовья и дую на закрытые веки его площадей. И иду по бульварам его пустым. Нет никого. А я? Почему телефон умер?
И вдруг я поняла, что задохнусь от отчаяния. Меня замуровали, и нечем дышать. Слышу музыку. Чувствую сердце, себя в сердце. Все там. Ничего из декабря. Какое время года? Март? Тот самый, умирающий на ладонях площадей пьяными лужами.
Вдруг я поняла – даже плакать не получается. Не муторно, не пусто. Изнурительно, не по-моему. Великосветское безумие выдернуло меня из зимы и закружило в вихре лиц. Лиц и машин. С этой машиной я сегодня поссорилась. А той не могу дозвониться который день. Ну, а любимая машина в отпуске, и у нее нет моего телефона.
А где-то сумасшедшие глаза, делающие мне больно, даже когда им нет дела до меня. Даже когда меня нет для них. И все так некстати. Новый год некстати. Приторно до бездарности. Приступ трагической… Вины? Мечты? Перемены?
25.12. С Рождеством, мнимая католичка! Загул прошел, безумие осталось
Безумие необдуманных поступков, гонора и судьбы. Ничто не способно разрушить этот симбиоз. Когда все соединилось… А когда? Когда закружил роман с Пашкой? Когда нахлынул приступ автомобильной болезни? Или стоило заглянуть в сумасшедшие глаза Олега и сойти с ума мира, уносясь в безумства дней и ночей? И балдея, балдея, балдея, жить взахлеб, безвременно и бездумно. И почему, ну почему, мне все это так бешено нравится? Почему я ничего не могу поделать с собой?
Даже когда неизбежные накладки, мелкие и не очень мелкие пакости пытаются смести с меня пыльцу этого непонятного, бормочущего от счастья блаженства, я улыбаюсь и уношусь «в Москву булыжников влажных». И я безнадежна в этой стремительности и в этом водовороте жизни. Жизни жаркой, как горячка, и обжигающе холодной, как предательство. Я неисправима, неизлечима. И не хочу исправляться и излечиваться.
Когда есть кто-то, то возникает множество знакомств. Мужчины, как пчелы, слетаются ко мне. Я уверена и неповторима. Я – прелесть. Но… Прелесть я и в другое время, когда рядом никого нет. И с каждым разом, когда я в очередной раз остаюсь одна, я все легче к этому отношусь и держусь все более уверенно. Я переживаю жизненные поражения и остаюсь жить дальше. Становлюсь тверже, немного циничнее и, наверное, все же лучше. Мне легче жить в разных самочувствиях. Я привыкаю. Выдерживаю. Мои знакомства меня забавляют, мучают или сводят с ума. Но я владею собой теперь уже почти всегда. Я учусь на собственных ошибках. И даже это мне почему-то нравится. Я – свободна. Что может быть лучше? Безумие чарующего танца, которое рано или поздно сделает нас равными с Олегом. И мы будем свободны. В своем безумии и в своей любви.
И даже сейчас, когда одни белые пятна в судьбе, когда ничего толком не ясно про сессию, про окружение, про любовь, когда подступает что-то вязко-болотное, я улыбаюсь. Мне искренне хорошо. И муть уходит, уходит, уходит. А небо сегодня такое голубое и близкое. Пусть меня обвиняют в сентиментальности, я не откажусь от своего безумия. Потому что оно само выбрало меня. И я благодарна каждому, кто появился в моей судьбе, независимо от того, как он ко мне относился и относится.
Мир рифмует не тебя, а с тобой.
26.12. Все равно как бы и что бы ни произошло теперь, все неподвластно старому ходу времени, нет возврата ко мне прежней. Где-то произошел сбой, в результате которого я, наконец, проснулась, и все привычное течение жизни разрушилось. Пашка взбаламутил пространство вокруг, автомобильная лихорадка переродила мою природу, Олег, циничный, ворвался, разбил сердце, перевернул, уничтожил, чтобы дать начало новому стилю, новой эпохе. Все это было во мне всегда, но сейчас, все последнее время, я живу этой жизнью. Сдвиг произошел не сразу, не вдруг, но он произошел и продолжается. Это необратимо, это слово висит Семирамидиными садами над невнятностью моей жизни, пугает, притягивает и знобит. И я, полоумная, то пытаюсь заниматься, то думаю об Олеге, то поедаю лакомства, запивая их шампанским. Лакомства жизни под шампанское судьбы. Легко от беззаботности и от знания, что никто не поменяет. Любви нет? Ну и что? Будет. Чарующий танец в ритм наших строчек-тостов жизни.
Я ничего не знаю о будущем. Ничего не знаю про институт, Олега, здоровье. Но что поделаешь. Но почему я так восхитительно пьяна от моей сумбурной жизни? Где произошел взрыв, какое землетрясение опустило в пучины вод монолити-ну моей тоски? И кто же, кто тот человек, который расколдовал меня от горячки мути и депрессий, вывел на чистый воздух солнечной долины и заколдовал заново своей легкостью, щедростью и благородством судьбы, восторгом искреннего обожания жизни? Заколдовал и оставил одну нежиться на солнце новой эпохи. Это колдовство блаженное, не колдовство вовсе, а самое настоящее пробуждение и возвращение. А человека этого я чувствую уже не близостью эфемерного дыхания судьбы, не высшей сущностью, а теплом живого тепла, мужского и доброго, любящего жизнь и, может быть, полюбящего когда-нибудь меня.
28.12. Знакомства тают на глазах снежинками. И старое самочувствие властно стучится в дверь. Что я делаю? Распахиваю дверь, встречаюсь с ним глазами и спускаю с лестницы. Никаких поблажек и никаких оговорок.
Осталось 2 зачета из 7 и 4 экзамена.
Почему я так неисправимо упрямо верю в свою особенность? Потому что она есть.
29.12. До Нового года – два дня. Какая, в сущности, это условность. Но не можем без нее и благословляем ее.
Какая благодать, что вот уже полтора года живу здесь. Настоящее счастье. Мечтаю о своей квартире. И страстно – о судьбе. О творческой судьбе и о судьбе любви.
Так что там вокруг? Бзик прошел, прошел год. Достойное завершение. Продолжение следует?
Продолжения не будет. Потому что я настолько разлетелась, что уже на полном ходу проскочила нужный поворот. И в непутевых хитросплетениях московских автотрасс еще довольно проплутаю, прежде чем найду выезд на нужную мне улицу.
31.12. Совсем не праздничное настроение. Нет ощущения праздника. Непонятно как-то. Но и не плохо. С прошлым 31 декабря – по контрасту. Вот бы и год так же!
Прошедший год – это сводящие с ума депрессии и безумства желаемой любви, творческое совершенствование, и рост, и невозможность поделиться этим с другими. Это невнятное бормотание и комплексы. Это восторги, нахлынувшие вдруг. Это потери, ноющие постоянно. Прошлый год – это замечательные знакомства и непонимание. Это и да, и нет. И никогда – не, наконец-то, и получилось. Это издевки судьбы. Это ее ласки. Это проверка на прочность. Это одиночество.
В ноябре началась новая эпоха. Она переносит меня на своих крыльях в новый год. Она воплотилась в меня, поверила в меня. Это радостно. Я ее чувствую. И ничего с ощущением этим, совершенно некомфортным, поделать не могу. Оно тревожит меня. Мне странно счастливо от этого. Она не обещает подарков. Ну и что? Она не признает легкости. Ну и пожалуйста. Она смотрит на меня сумасшедшими глазами, и я вижу в зеркале отражение. Я вижу события пугающие, чарующие и громадные. Мне странно, мне высоко, мне прекрасно. И я ни на какие богатства не променяю это чувство, я останусь верна своей вере, как бы она меня ни испытывала.