Страница:
«Пропуск в наше прошлое – взгляды, потерявшие свои пути к Богу».
26.09. Нужно развивать свою мысль. Нужно ее оттачивать и совершенствовать. Большую пользу приносят записи. Они помогают ясно и четко формулировать мысль и образ. Развивают определенные навыки. Пусть даже это простая наработка.
Я заметила, что, много читая и входя в мир авторов, сложный, многомерный и яркий, все же остаюсь собой. Я запоминаю, впитываю их культуру и неповторимость, но, садясь писать, не ощущаю ничьего влияния. Я – всегда я. Понимая многое, чего раньше не знала и о чем даже не задумывалась. Я не копирую и, надеюсь, не повторяюсь. Я говорю свое. Конечно же, обогащаюсь знанием и опытом, но, причащаясь к их культуре, стараюсь сохранить и развить свою собственную. Это очень приятное ощущение. Чувствуешь в себе многое, неделимое ощущение качества, образовавшегося из количества узнанного, и того, что чувствуешь в себе себя, свой мир и свой взгляд на мир, не задавленный грузом чужих мировоззрений и аксиом. Все это существует одновременно, нерасторжимо. И только здесь сейчас я разделила эти составные души и ума.
Я живу в Москве, учусь в университете на театроведении. Я читаю замечательные книги и занимаюсь у великолепных преподавателей. Но сама придумываю себе проблемы. И все во мне страдает от невыносимости. И одиночество – горечь и очарование одновременно.
Когда поступала сюда, думала: богема, творчество. «Это только начало», – говорил К., когда мы шли с ним после беседы с Лановым и Гаевским, в которой все эти известные люди меня, девчонку, наперебой развлекали. Неужели я потерялась в толпе? Прошел всего лишь месяц, а столько разочарований. Конечно, это слишком маленький срок, чтобы делать выводы, и я еще никаких усилий не приложила, чтобы достигнуть высот творческой интеллигенции, о которых мечтаю. Я мало занимаюсь науками, мне уже мало того, что есть, хочу выше, и интенсивнее, и ярче. Но что я делаю? Безумствую и мучаю свое сердце.
Хотелось уважения и равенства общения. Думала, все придет. И что же? Банальная студентка. Высоко себя ценю, а на деле боюсь это показать, стесняюсь своей независимости суждений. Я так люблю в себе страстность и глубину чувств (без кокетства и ложной скромности), а в жизни стараюсь скрыть эту импульсивность под маской простой и обычной жизни. Я все время умеряюсь, становлюсь не собой. Я боюсь в себе всего яркого и индивидуального, и становлюсь в позу непонятого таланта (но про себя). Я завидую свободе поведения и речи, хотя знаю, во мне это тоже есть. Я хочу быть своей среди людей, стремлюсь привлечь внимание на каких-то штампованных примерах, хотя в глубине души понимаю, что добиться мне этого можно и совсем другими, «моими» способами. В каждом проявлении я чувствую свою особенность, масштаб своей личности и тут же затыкаю себя словами о самолюбовании и неоправданности подобных чувств. Это тщеславие и гордыня, говорю себе, ты занеслась и не хочешь спускаться на землю. Чем ты лучше других? А если так, иди и докажи это. В ответ – пустота моего внутреннего мира, уставшего от этих противоречий, от ежедневных мук. Мой бог – судьба и творчество. Но я пропадаю сейчас и таю на глазах.
28.09. С.К.Н. До чего удивительный, очаровательный человек. Я просто влюбляюсь в него. Действительно, во внешности что-то от Станиславского. Но, Господи, не только это. Тонкие пальцы, благородная осанка и жесты, манера говорить – во всем чувствуется культура, интеллигентность, все в нем вызывает у меня восхищение. Я любуюсь его лицом, его мыслью. Его умением слушать и быть точным в своих оценках. Я стараюсь вникнуть в каждое его слово, любое его суждение вызывает у меня искренний интерес. Мне трудно писать сухо и рассудительно, столько любви и уважения во мне. (Не надо путать с пошлым обожанием.) Я восхищаюсь его интеллектом и аристократизмом. Аристократизмом духа, который в то же время становится и настоящим аристократизмом поведения и манер. Изысканность и простота. Тонкие и одновременно сильные пальцы. Руки человека вдохновенного и творческого.
Так трудно сдержать эмоции! Почему во мне столько стеснительности, зажа-тости? Почему боюсь быть собой до конца? Ведь мыслей много и силы чувствую.
Опять разболелась. Но на его занятия буду ходить. Единственное, что может помешать, – поездка в Питер. Но, по-моему, он сам оттуда. Значит, будет приятно побывать там, зная, что это его город.
Болею. И никому до меня дела нет. Просто так позвонить, узнать, как дела, никто не додумается. Всегда одна. Голова раскалывается. Температура. Печаль вселенская.
Хочется написать так много. Такой очаровательный янтарный сентябрь. Да и просто надо «нарабатывать технику», писать, чтобы быть в форме, как сказал сегодня С. К. Думаю о нем. Прекрасный человек, как я уважаю и люблю Вас.
Но я одна. И скоро ночь. И никто не скажет: «Дорогая, я согрею тебе молока и почитаю мифы древней Греции, а позже мы будем раскладывать пасьянс и мечтать о будущей поездке в Питер. И ты выздоровеешь. Потому что я здесь, и ты нужна мне. И я останусь с тобой, и никто нам больше не нужен. Пусть названивают. Нам нет дела до них». Никто не скажет. Никто не желает этого говорить. Как же так, что я не уродина, не идиотка, не коряга и не плебейка осталась одна. Невостребованная. Сама виновата. Не умею привлекать к себе людей и быть нужной. Куда деваться моей неприкаянной душе?
Чувствую в себе огромность, но что-то мешает мне расслабиться и жить нормально. Видимо, что-то во мне свыше. Пусть непутевое и непонятное, но живое. И страдаю по-настоящему. И одна. Друзья, знакомые, претенденты – все или в прошлом, или в другой реальности, где мне нет места. Только мой преданный Бамбук смотрит на меня преданно. Он один меня понимает, но не может ответить. «Какая разница, кем я проснусь: собой или телефонной трубкой?».
Цикл: сентябрьские города. Время. Мудрость. Осознание себя как Вечности. Город живой. Он слушает, улыбается, любит. Поиски себя. Безвыходность и страсть. Отчаяние. Ночь. Усмешка Солнца и новые пути к сердцу мира. Путешествие. Тихий голос, зовущий за собой, в дальнее и чудесное, где ждут любовь и отдых. Освобождение больной души. Минутками скатываются слезинки дождя. Но ночь уже не одинока. У меня есть Его сердце. Мы нужны друг другу. Янтарь нашей осени и печаль созерцательности бездонных глаз Бога. Больше всего боюсь в них растаять. Но строчки не отпускают. Остаюсь с ними. А в тех глазах нахожу покой и вдохновение. Снова нет тишины. Мелькание дней, событий, импульсов. Я на вершине. И пугаюсь своей значительности. И теряю его. И ничего не меняю уже. Снова новая. И грустная. Календарные вздохи. Простуженный шепот веток, укрытых тонкими жилками инея. Ночь уже не спорит со мной. Алмазный венец рассвета. Будто и не было никогда ни стихов, ни пьес. Все миги и мысли рождаются сейчас и становятся огромным смыслом… Сон? Вокруг пустота пережитого. Жду Рождества, как боли. Не хочу быть одна. Может, ты уже простил и тоже смотришь в ночь и зовешь меня? На краю памяти нашла прикосновение твоих рук и живу только этим. Хотя начинаю забывать твою улыбку. Так страшно. А всего лишь сентябрь. За окном ночь. Я догадываюсь о желтых кляксах разлук. Деревья сопротивляются и просят солнце повременить, побыть с ними еще. Я тоже прошу тебя – не забудь. Я состоюсь. Я стану другой. И буду твоим вдохновением. Я умею. Но мне плохо сейчас. Я привыкла сама справляться со своими муками. Подожди, осталось немного. Я надену алмазный венец сумерек. И ты меня не узнаешь. Так по-новому засверкает моя душа, так страстно и радостно будет мне диктовать Бог слова любви. Помни меня. И жди, если сможешь. Мне станет легче утром, и я пойму многое. И первая наберу твой номер. А сейчас – подумай о моем сердце.
29.09. Память живет в нас на уровне эмоций. Мы помним не столько события, какие-то действия, поступки, а те чувства, которые мы испытали, внутренний настрой, душевное самочувствие, возникающие в важнейшие моменты жизни. В нас жива память впечатлений и страданий, сомнений и восторгов. Без этой чувственной наполненности наши дни мертвы. И наши тела тоже. По крайней мере, для меня это так. Мне сейчас, может, и трудно вспомнить во всех деталях встречи и общение с единственно любимым человеком, но что я в те дни чувствовала, запечатлелось в моей душе, в моем сознании очень подробно и ярко. Я помню каждый порыв души, малейшие нюансы меняющегося ежедневно чувства, свои слезы, отчаяние, всю огромность захватившего меня чувства. Прошло уже больше двух лет, а я так отчетливо, так страстно помню каждое движение и вздох сердца (несколько вычурно, может, говорю), так сильно чувствую то состояние, словно это было вчера или час назад. Мне нетрудно вернуться в то эмоциональное состояние и заново пережить его. Но это больно. Время от времени нахлынет, и я живу только этими воспоминаниями. Но жизнь идет. И требует меня новую. И я меняюсь. Но все же всегда во мне живет память прошедших чувств. А когда они со мной, они уже не кажутся промелькнувшими и канувшими в лету. Я знаю, события не возвратить и не изменить жизнь, но сердцем зажить той, бывшей когда-то, настоящей, я умею. Это печаль. И счастье.
1.10. Жизнь переворачивается. Извивается время. Путаются понятия, и логике нет места в моей душе. После таких вспышек сознания и чувств просто жалеешь, почему я не кто-то другой, кто дает возможность это пережить. В данном случае, почему я не актриса. Но это мне кажется нелепым, стоит немножко подумать и поразмышлять о своей природе. Это не мое, скорее всего. Не стоит обольщаться. Но быть причастной к их миру, к их победам и стремлениям, общаться – моя мечта. Там – настоящее, там творчество. Эта жизнь – моя. Я уверена, что смогу перебороть в себе все комплексы неполноценности и застенчивости, и быть собой, и жить и дышать, не оборачиваясь, когда там «вздох на плацу», как у всех. Не хочу и не буду терпеть в себе эту зажатость, если это мне помешает быть с ними. Ее нужно уничтожить.
Взбудоражена и счастлива. Хорошо, что я есть.
3.10. Взаимосвязь строчек, красок, пластики и музыкальных созвучий. Все гармонично соединено в едином произведении искусства новой жизни, где все эти направления, стили звучат в унисон, воссоздают неповторимость данной минуты и человеческой индивидуальности.
Моя особая ранимость делает мучительной мою жизнь. Любое прикосновение к моему внутреннему, касающемуся творчества или любви, отдается во мне ознобом и болезненностью. Так неуютно сразу. И резко осознаешь свою беззащитность, невозможность отстраниться и дать отпор.
Я мечтаю о новом направлении в искусстве. Когда я пишу стихотворение, в моем сознании всегда звучит определенная ритмическая конструкция. Ритм рождает форму, и форма же вытекает из смысловой напряженности, психологического настроя стихотворения. Форма и содержание не идут одно за другим. Это приходит сразу или наплывами, как волны, постепенно, но они – нерасторжимы, цельны, и внутренняя логика их крепка. Одновременно со звучанием я ощущаю пластический рисунок ритма и мотивов. Движенья пальцев, рук, изгибы колец. Сложные ассоциации, гармонично движущиеся тела в такт им одной ведомой музыки. Музыка существует не только в нотах и звуках, музыка внутреннего мира не менее реальна. Но ее уловить труднее. Она не ярче и не слабее музыки «внешней». Она другая. Но они – одно неделимое целое. Как смысл и форма. Этот второй план любого произведения я хочу осознать независимо существующей реальностью. И не отделяя от уже созданного стихотворения, более глубинно и страстно, в масштабе, каждой клеточкой сердца и самочувствия ощутить это новое и важное.
Еще меня волнует ценность и быстротечность каждого мгновения, каждой минуты человеческой жизни. Каждую фразу этого мага-времени я хочу уловить и вникнуть в бездонность секунды. Забытье, увлечение делом, и теряется ощущение реального, и странно ложными кажутся взаимосвязь пространств и времени, расстояний и памяти. Неуловимо и диковинно. Не зафиксируешь ни движения этого небольшого промежутка времени. А в стихах – все по-особенному. В них время подвижно, а может даже, осязаемо. Оно живет в них по другим законам.
Все это осознанно более цельно и выразительно запечатлеть в произведении искусства – моя мечта. Что это? Композиция из движений, ритмов, мелодий, фраз? Это танец под поэтическую плавно льющуюся мелодию? Или картина, запечатленная в игре человеческой мысли, где каждая фраза дышит и поет? Мне слышится, видится, чувствуется это новое. Мое тело, мой мозг, мое подсознание жаждут этой новой гармонии, которая мерещится уже и дразнит своей близостью. И я душой дотрагиваюсь до струн ее арфы. Но пока не умею сыграть на ней. А театр с его условностью и выразительностью? Это также входит в мою задумку. В мой новый мир, страстный и вдохновенный, красочный и изысканный.
Но не только стиль, формальная стилистическая выразительность. Каждое проявление человеческой природы, высокой культуры, интуитивного проникновения в сущность поэзии жизни – мне близки. И я мечтаю о той минуте, когда пойму, что достигла высот вдохновения, и творчество мое – гармония моего сердца и мира.
Хотелось бы попробовать много и разного – стилевых направлений, этюдов. Также пластических этюдов, танцевальных движений и ритмической организации поэтического мира.
Погода по-ноябрьски кристально чистая и пронзительно холодная.
8.10. Отдала Г. рецензию на «Майскую ночь». Впопыхах, после лекции сунула работу. Ему явно не понравилось, что я это обособляю, не выношу на публику. Снова начинаю болеть предстоящим ужасом критики и разгрома. Г. сегодня говорил о вреде самовыражения, излишнего самопоказа себя в рецензии. Я же не умею по-другому. Стараясь высветить образ, настроение спектакля, я не скрываюсь за показной объективностью, я – везде я. Мне трудно анализировать, как принято, разбирать работу режиссера отдельно, отдельно актерские возможности, мизансцены, язык. То, что я говорю и пишу, не нравится Г. Мы – слишком разные, более того, мы – противоположные. Я – поэт. Он – критик. Это разные полюса. По разные стороны баррикад, как говорится. Будет провал. Я так уверена в себе и так раздавлена своей невозможностью угодить требуемому, Г., всем этим людям, которых уважаю. Я не в силах перестроиться и построиться. Я боюсь разборки, и я уверена в своей правоте.
Глупейшая самоуверенность. Все во мне есть, как есть. Я не хочу сказать, что не нужно развиваться. Но я развиваюсь по своему единственному пути. Других дорог быть не может.
12.10. Что-то случится в жизни. Снова тревога, ожидание, мельтешение предчувствий, страхов, недоговоренностей. Я отравлена театром, этой блистательной и фальшивой богемной жизнью, мишурой напускного и глубиной прозрений. Мне уже трудно ощутить себя вне театральной атмосферы. И новый бред: желание сниматься в кино. Данных у меня – почти ничего. Самоуверенности – сверх меры. Отсутствие, с другой стороны, фотогеничности, ужасная скованность, робость, зажатость. Мука моя! А я говорю об актерстве. Нонсенс. Но отделаться от вздорных иллюзий трудно.
Какое странное порхающее состояние. То мне кажется, я близка к истерике и срыву, то непонятная щемящая тоска и страх перед будущим, а то умиротворенность и тишина, граничащая с равнодушием.
Чувствую, что все легче получается писать, связно и легко излагать свои мысли. Конечно, до совершенства далеко, но прогресс есть. Остается в той же степени овладеть устным словом и умением убеждать.
О театре постоянно думаю. Перед глазами виденные спектакли, в душе – жажда приблизиться и стать своей среди всей театральной тусовки.
Масштаб в каждом миге бытия. Болею этой уничтожающей и возвышающей одновременно высотой. Ожидаю славу и боюсь ее. Говорю, что не в меру горда и высокомерна, и ломаюсь, безумствую, анализирую себя и приговариваю к отчаянию и тоске. Но что-то опять поворачивается внутри, словно щелкает замочек волшебный, и я – веселая, приятная, уверенная. Но до чего редки эти вспышки света. Особенно в последнее время. Увязла я в путанице своих порывов и самоограничений, устала от ожидания и невозможности сопротивляться судьбе. Хотя, честно говоря, несмотря ни на что, улавливаю приближение нового.
А если все кончится исключением из института. Банально и прозаично. Почему-то (наверное, от беспечности) про это не хочется думать. Знаю о глупости такого поведения, ведь науками совсем не занимаюсь, но слишком много в моей жизни сейчас выходящего за эти рамки. Москва. Долгожданная мечта. Я здесь. Но мне мало этого. Хочется покорить очаровательную и насмешливую красавицу, столицу моего вдохновения и таланта.
Трудно примириться с обыденностью повседневности. Хочется праздника и высоты. Высоты мысли, положения в обществе, известности. На чем основаны мои желания? Только лишь на внутреннем самочувствии и странно зыбком, но явственно существующем подсознании, где вся жизнь, как на ладошке, за которою тянусь душой и не могу постигнуть, но слабые отклики, вздохи, шепотки иногда долетают. Они разные. Сейчас – надежда.
Мои поэтические этюды-рецензии слишком самобытны? Тем хуже для них. Многие не поймут. Но не могу же я подстраиваться под массовое сознание, не хочу быть не собой, подчиняясь общепринятому. Люди незаурядные, надеюсь, оценят, банальные – рвать и метать. Но в любом случае, то, что написано, – уже осуществилось и живет.
Я осознаю некоторую недоработку, неполноту, может быть. Но я ведь только начинаю. Все же что-то очень важное, душа, настрой, вернее, чувствование, в моих работах есть. А что до совершенства… Я буду думать, и писать, и учиться. Все у меня получится.
13.10. Увлеклась обереутской эстетикой и философией. Предчувствую в этом свое второе поэтическое дыхание. Мне кажется, я начала останавливаться в своем развитии, штамповать. Без труда мысля образами, когда они постоянно будто наплывают сами, наговаривая их в форму, начинаю как бы костенеть, повторяться, постоянное воспроизводство исходного материала, нового не появляется уже давно, живу собой, прошедшей, прочувствовавшей, и только лишь вспоминаю то или иное свое состояние и передаю это в созвучиях. Но повторы, повторы. Не словесные, не композиционные и не смысловые, по самоощущению себя в пространстве, никакого движения извне. Все варится во мне, не получая новых, свежих источников, компонентов. Долго так продолжаться не может. Раздражает. А где найти не забитое, не зачуханное традиционностью и стереотипами новое самочувствие, понимание и восприятие бытия? Теперь знаю – у обереутов. Тема мало изученная, не заштампованная идеологическими выкладками и исследованиями, полностью открытая для любого, кто пожелает сделать шаг в этот курьезный мудрый мир. Тем более в театрах сейчас начинаются постановки пьес Хармса. В частности, тот прелестный спектакль «Елизавета Бам», который вызвал у меня столько переживаний и откликов.
Еще. Меня очень интересует новый театр, пока существующий при Щукинском училище, но, возможно (нет, просто обязательно), из него получится большое новое явление искусства. Непосредственность и глубина взгляда, талант и прекрасная техника – в этих ребятах так много разного, и они умеют ощутить и преподнести себя ценностью. Я бы очень хотела больше узнать их творчество (пока видела только две постановки). Хотя уже сейчас в голове куча мыслей и образов, намеков на будущую картину, но я бы все же хотела знать о них глубже и больше. Мечтаю познакомиться! Восхищаюсь их эстетикой и философской многогранностью. Они, может быть, сами не подозревают, что создают новое мировосприятие, новое искусство, образ чувствования и мышления на сцене. Их ждет красивое и перспективное будущее, но как бы я хотела узнать их до того, как произойдет их всеобщее признание, чтобы быть с ними не только в момент успеха, на высоте, но и в сомнениях и поисках, и ошибках. Я просто «загорелась» этой мыслью. Отравлена театром безнадежно.
Сегодня идет снег и не тает, мерзавец холод и колкая пустота. На меня обрушиваются размышления, приступы самоуверенности, ожидание дали и выси, и еще бесчисленное множество разных состояний, которые хаотично сменяют одно другое или мирно уживаются на краешке сознания, предоставляя разуму возможность выплеснуть, попробовать запечатлеть их в этих записках.
Вот сижу сейчас и, кажется, обращаюсь мысленно к будущему, которое почему-то стоит за спиной, к поколению новых песен и людей. Глубокая уверенность в своей особенности вселяет в меня иногда такую наглость, что я просто не сомневаюсь, что останусь в памяти, литературе и искусстве, что вся эта моя писанина не канет в лету, а будет кому-нибудь интересна, возможно. И в будущем кто-то (будущие поколения, потомки?) меня оценят и увлекутся моим мирочувствованием. И буду нужна по-настоящему. Боже мой, ну не гордыня ли? Может, и нет. Но необходимо настроиться на ожидание, почему-то все же, кажется, определенную долю признания получу при жизни. А состояться? Так уже состоялась. Собой, самоощущением себя, себя как таковой и себя в сравнении с окружающими.
Извожу бумагу. Тешусь самоупоением. А стихи, такие, как раньше, писать больше не буду. Спадает старая оболочка и образ, новое вот уже совсем рядом. Имидж свой изменять не буду, только добавлю желаемое и выдам за настоящее. Оно постепенно и станет им. И внешне я стану, какой хочу.
Вот перечитала только что мартовские дневниковые записи времен знакомства со Славой. (Странное совпадение, мелькнуло вдруг – слава). И почти что физически ощущала, как в меня входило то распрекрасное самочувствие, энергетика тех дней осталась на листочках тетради и теперь снова возвращается ко мне. Вспомнила Славку, Макдональдс, ЦДРИ, проводы в Питер и 4 месяца разлуки. Потом вспышка: случайная встреча на вокзале, безумные 3 часа, горение, порыв, любование друг другом и снова вынужденная разлука. Но вот я в Москве, он тоже, и вся нелепость в том, что я не могу дозвониться ему. И – молчание. Но мне не грустно. Странно. Возникли аналогии с тем состоянием в марте, когда начиналось с неблагополучия и неопределенности, но самочувствие победило, и такая удивительная легкость и удача.
Мне не грустно. У меня захватывает дух, мне боязно и пьяняще.
С тревогой думаю о пятнице и предстоящем чтении рецензии. Заранее не хочу ею заниматься, подкорректирую непосредственно перед пятницей. Надо, как в омут. Не поймут – черт с ним. Начнут грызть, пираньями растаскивать на кусочки – ерунда, их проблемы. У меня будет репутация странной? Но что же делать с моей неприкаянной душой? Такая я, и быть другой не могу и не желаю.
Никогда не думала, что проблемой для меня сейчас может стать общение. С 15 лет казалось, что добилась необходимой свободы и раскованности в своих внешних проявлениях. Видимо, нет. Что-то во мне дало сбой.
Рецензия должна сама по себе представлять ценность, как независимое самобытное явление. Она не должна давать оценку: это плохо, хорошо, противоречиво, глупо или умно. Нужно передать настрой, суть, которую ты почувствовал. У каждого главное – свое. Но хотелось бы не навязываться, а делиться ощущениями. Не расчленять, а соединять несопоставимое, на первый взгляд, субъективное видение и авторский взгляд, подсознательное и реальное, телесное. В умении тонко, трепетно передать невесомую душу спектакля – основной талант рецензента. Рецензии, ныне существующие, неизбежно уйдут в прошлое. Это вчерашний день. В большинстве своем, это поверхностный взгляд. Можно говорить серьезно, и умно, и глубоко о спектакле, передать образно его строй и фактуру, но современная театроведческая школа безнадежно отравлена атеистическими представлениями о жизни, самим восприятием ее. Даже не столь тут дело в неверии в Бога, можно верить и отрицать, я говорю о способе мышления, статичности исходных данных. Жизнь, как и театр, нужно воспринимать в движении, постоянно изменяющимися и изменяющими окружение.
Читатель, знакомясь с откликом на спектакль, не должен чувствовать свою ущербность от невидения постановки, но хорошо бы, если у него возникнет стойкое желание пойти и посмотреть. Читая статью, важнее наслаждаться ощущением эстетического понимания вещей, о которых там говорится. Это лишь эскиз на тему, созвучие на тему, пластически озвученная акварель. Нелепо? Возможно, для большинства. Но прекрасно и ново. И уверена, за этим – будущее.
Я знаю, что в моей власти писать легко и передавать настроение. У меня даже было занятие такое, записывала: настроение – и через двоеточие: поток сознания, цепь ассоциаций, весь бред, нелепость, алогичность, все, что в данный момент лезло в голову. Получалось сумбурно, безумно, но довольно точно. Не по смыслу, по напряженности переживания. Слов не искала, они сами подхватывали меня и несли в неведомое, но зовущее.
26.09. Нужно развивать свою мысль. Нужно ее оттачивать и совершенствовать. Большую пользу приносят записи. Они помогают ясно и четко формулировать мысль и образ. Развивают определенные навыки. Пусть даже это простая наработка.
Я заметила, что, много читая и входя в мир авторов, сложный, многомерный и яркий, все же остаюсь собой. Я запоминаю, впитываю их культуру и неповторимость, но, садясь писать, не ощущаю ничьего влияния. Я – всегда я. Понимая многое, чего раньше не знала и о чем даже не задумывалась. Я не копирую и, надеюсь, не повторяюсь. Я говорю свое. Конечно же, обогащаюсь знанием и опытом, но, причащаясь к их культуре, стараюсь сохранить и развить свою собственную. Это очень приятное ощущение. Чувствуешь в себе многое, неделимое ощущение качества, образовавшегося из количества узнанного, и того, что чувствуешь в себе себя, свой мир и свой взгляд на мир, не задавленный грузом чужих мировоззрений и аксиом. Все это существует одновременно, нерасторжимо. И только здесь сейчас я разделила эти составные души и ума.
Я живу в Москве, учусь в университете на театроведении. Я читаю замечательные книги и занимаюсь у великолепных преподавателей. Но сама придумываю себе проблемы. И все во мне страдает от невыносимости. И одиночество – горечь и очарование одновременно.
Когда поступала сюда, думала: богема, творчество. «Это только начало», – говорил К., когда мы шли с ним после беседы с Лановым и Гаевским, в которой все эти известные люди меня, девчонку, наперебой развлекали. Неужели я потерялась в толпе? Прошел всего лишь месяц, а столько разочарований. Конечно, это слишком маленький срок, чтобы делать выводы, и я еще никаких усилий не приложила, чтобы достигнуть высот творческой интеллигенции, о которых мечтаю. Я мало занимаюсь науками, мне уже мало того, что есть, хочу выше, и интенсивнее, и ярче. Но что я делаю? Безумствую и мучаю свое сердце.
Хотелось уважения и равенства общения. Думала, все придет. И что же? Банальная студентка. Высоко себя ценю, а на деле боюсь это показать, стесняюсь своей независимости суждений. Я так люблю в себе страстность и глубину чувств (без кокетства и ложной скромности), а в жизни стараюсь скрыть эту импульсивность под маской простой и обычной жизни. Я все время умеряюсь, становлюсь не собой. Я боюсь в себе всего яркого и индивидуального, и становлюсь в позу непонятого таланта (но про себя). Я завидую свободе поведения и речи, хотя знаю, во мне это тоже есть. Я хочу быть своей среди людей, стремлюсь привлечь внимание на каких-то штампованных примерах, хотя в глубине души понимаю, что добиться мне этого можно и совсем другими, «моими» способами. В каждом проявлении я чувствую свою особенность, масштаб своей личности и тут же затыкаю себя словами о самолюбовании и неоправданности подобных чувств. Это тщеславие и гордыня, говорю себе, ты занеслась и не хочешь спускаться на землю. Чем ты лучше других? А если так, иди и докажи это. В ответ – пустота моего внутреннего мира, уставшего от этих противоречий, от ежедневных мук. Мой бог – судьба и творчество. Но я пропадаю сейчас и таю на глазах.
28.09. С.К.Н. До чего удивительный, очаровательный человек. Я просто влюбляюсь в него. Действительно, во внешности что-то от Станиславского. Но, Господи, не только это. Тонкие пальцы, благородная осанка и жесты, манера говорить – во всем чувствуется культура, интеллигентность, все в нем вызывает у меня восхищение. Я любуюсь его лицом, его мыслью. Его умением слушать и быть точным в своих оценках. Я стараюсь вникнуть в каждое его слово, любое его суждение вызывает у меня искренний интерес. Мне трудно писать сухо и рассудительно, столько любви и уважения во мне. (Не надо путать с пошлым обожанием.) Я восхищаюсь его интеллектом и аристократизмом. Аристократизмом духа, который в то же время становится и настоящим аристократизмом поведения и манер. Изысканность и простота. Тонкие и одновременно сильные пальцы. Руки человека вдохновенного и творческого.
Так трудно сдержать эмоции! Почему во мне столько стеснительности, зажа-тости? Почему боюсь быть собой до конца? Ведь мыслей много и силы чувствую.
Опять разболелась. Но на его занятия буду ходить. Единственное, что может помешать, – поездка в Питер. Но, по-моему, он сам оттуда. Значит, будет приятно побывать там, зная, что это его город.
Болею. И никому до меня дела нет. Просто так позвонить, узнать, как дела, никто не додумается. Всегда одна. Голова раскалывается. Температура. Печаль вселенская.
Хочется написать так много. Такой очаровательный янтарный сентябрь. Да и просто надо «нарабатывать технику», писать, чтобы быть в форме, как сказал сегодня С. К. Думаю о нем. Прекрасный человек, как я уважаю и люблю Вас.
Но я одна. И скоро ночь. И никто не скажет: «Дорогая, я согрею тебе молока и почитаю мифы древней Греции, а позже мы будем раскладывать пасьянс и мечтать о будущей поездке в Питер. И ты выздоровеешь. Потому что я здесь, и ты нужна мне. И я останусь с тобой, и никто нам больше не нужен. Пусть названивают. Нам нет дела до них». Никто не скажет. Никто не желает этого говорить. Как же так, что я не уродина, не идиотка, не коряга и не плебейка осталась одна. Невостребованная. Сама виновата. Не умею привлекать к себе людей и быть нужной. Куда деваться моей неприкаянной душе?
Чувствую в себе огромность, но что-то мешает мне расслабиться и жить нормально. Видимо, что-то во мне свыше. Пусть непутевое и непонятное, но живое. И страдаю по-настоящему. И одна. Друзья, знакомые, претенденты – все или в прошлом, или в другой реальности, где мне нет места. Только мой преданный Бамбук смотрит на меня преданно. Он один меня понимает, но не может ответить. «Какая разница, кем я проснусь: собой или телефонной трубкой?».
Цикл: сентябрьские города. Время. Мудрость. Осознание себя как Вечности. Город живой. Он слушает, улыбается, любит. Поиски себя. Безвыходность и страсть. Отчаяние. Ночь. Усмешка Солнца и новые пути к сердцу мира. Путешествие. Тихий голос, зовущий за собой, в дальнее и чудесное, где ждут любовь и отдых. Освобождение больной души. Минутками скатываются слезинки дождя. Но ночь уже не одинока. У меня есть Его сердце. Мы нужны друг другу. Янтарь нашей осени и печаль созерцательности бездонных глаз Бога. Больше всего боюсь в них растаять. Но строчки не отпускают. Остаюсь с ними. А в тех глазах нахожу покой и вдохновение. Снова нет тишины. Мелькание дней, событий, импульсов. Я на вершине. И пугаюсь своей значительности. И теряю его. И ничего не меняю уже. Снова новая. И грустная. Календарные вздохи. Простуженный шепот веток, укрытых тонкими жилками инея. Ночь уже не спорит со мной. Алмазный венец рассвета. Будто и не было никогда ни стихов, ни пьес. Все миги и мысли рождаются сейчас и становятся огромным смыслом… Сон? Вокруг пустота пережитого. Жду Рождества, как боли. Не хочу быть одна. Может, ты уже простил и тоже смотришь в ночь и зовешь меня? На краю памяти нашла прикосновение твоих рук и живу только этим. Хотя начинаю забывать твою улыбку. Так страшно. А всего лишь сентябрь. За окном ночь. Я догадываюсь о желтых кляксах разлук. Деревья сопротивляются и просят солнце повременить, побыть с ними еще. Я тоже прошу тебя – не забудь. Я состоюсь. Я стану другой. И буду твоим вдохновением. Я умею. Но мне плохо сейчас. Я привыкла сама справляться со своими муками. Подожди, осталось немного. Я надену алмазный венец сумерек. И ты меня не узнаешь. Так по-новому засверкает моя душа, так страстно и радостно будет мне диктовать Бог слова любви. Помни меня. И жди, если сможешь. Мне станет легче утром, и я пойму многое. И первая наберу твой номер. А сейчас – подумай о моем сердце.
29.09. Память живет в нас на уровне эмоций. Мы помним не столько события, какие-то действия, поступки, а те чувства, которые мы испытали, внутренний настрой, душевное самочувствие, возникающие в важнейшие моменты жизни. В нас жива память впечатлений и страданий, сомнений и восторгов. Без этой чувственной наполненности наши дни мертвы. И наши тела тоже. По крайней мере, для меня это так. Мне сейчас, может, и трудно вспомнить во всех деталях встречи и общение с единственно любимым человеком, но что я в те дни чувствовала, запечатлелось в моей душе, в моем сознании очень подробно и ярко. Я помню каждый порыв души, малейшие нюансы меняющегося ежедневно чувства, свои слезы, отчаяние, всю огромность захватившего меня чувства. Прошло уже больше двух лет, а я так отчетливо, так страстно помню каждое движение и вздох сердца (несколько вычурно, может, говорю), так сильно чувствую то состояние, словно это было вчера или час назад. Мне нетрудно вернуться в то эмоциональное состояние и заново пережить его. Но это больно. Время от времени нахлынет, и я живу только этими воспоминаниями. Но жизнь идет. И требует меня новую. И я меняюсь. Но все же всегда во мне живет память прошедших чувств. А когда они со мной, они уже не кажутся промелькнувшими и канувшими в лету. Я знаю, события не возвратить и не изменить жизнь, но сердцем зажить той, бывшей когда-то, настоящей, я умею. Это печаль. И счастье.
1.10. Жизнь переворачивается. Извивается время. Путаются понятия, и логике нет места в моей душе. После таких вспышек сознания и чувств просто жалеешь, почему я не кто-то другой, кто дает возможность это пережить. В данном случае, почему я не актриса. Но это мне кажется нелепым, стоит немножко подумать и поразмышлять о своей природе. Это не мое, скорее всего. Не стоит обольщаться. Но быть причастной к их миру, к их победам и стремлениям, общаться – моя мечта. Там – настоящее, там творчество. Эта жизнь – моя. Я уверена, что смогу перебороть в себе все комплексы неполноценности и застенчивости, и быть собой, и жить и дышать, не оборачиваясь, когда там «вздох на плацу», как у всех. Не хочу и не буду терпеть в себе эту зажатость, если это мне помешает быть с ними. Ее нужно уничтожить.
Взбудоражена и счастлива. Хорошо, что я есть.
3.10. Взаимосвязь строчек, красок, пластики и музыкальных созвучий. Все гармонично соединено в едином произведении искусства новой жизни, где все эти направления, стили звучат в унисон, воссоздают неповторимость данной минуты и человеческой индивидуальности.
Моя особая ранимость делает мучительной мою жизнь. Любое прикосновение к моему внутреннему, касающемуся творчества или любви, отдается во мне ознобом и болезненностью. Так неуютно сразу. И резко осознаешь свою беззащитность, невозможность отстраниться и дать отпор.
Я мечтаю о новом направлении в искусстве. Когда я пишу стихотворение, в моем сознании всегда звучит определенная ритмическая конструкция. Ритм рождает форму, и форма же вытекает из смысловой напряженности, психологического настроя стихотворения. Форма и содержание не идут одно за другим. Это приходит сразу или наплывами, как волны, постепенно, но они – нерасторжимы, цельны, и внутренняя логика их крепка. Одновременно со звучанием я ощущаю пластический рисунок ритма и мотивов. Движенья пальцев, рук, изгибы колец. Сложные ассоциации, гармонично движущиеся тела в такт им одной ведомой музыки. Музыка существует не только в нотах и звуках, музыка внутреннего мира не менее реальна. Но ее уловить труднее. Она не ярче и не слабее музыки «внешней». Она другая. Но они – одно неделимое целое. Как смысл и форма. Этот второй план любого произведения я хочу осознать независимо существующей реальностью. И не отделяя от уже созданного стихотворения, более глубинно и страстно, в масштабе, каждой клеточкой сердца и самочувствия ощутить это новое и важное.
Еще меня волнует ценность и быстротечность каждого мгновения, каждой минуты человеческой жизни. Каждую фразу этого мага-времени я хочу уловить и вникнуть в бездонность секунды. Забытье, увлечение делом, и теряется ощущение реального, и странно ложными кажутся взаимосвязь пространств и времени, расстояний и памяти. Неуловимо и диковинно. Не зафиксируешь ни движения этого небольшого промежутка времени. А в стихах – все по-особенному. В них время подвижно, а может даже, осязаемо. Оно живет в них по другим законам.
Все это осознанно более цельно и выразительно запечатлеть в произведении искусства – моя мечта. Что это? Композиция из движений, ритмов, мелодий, фраз? Это танец под поэтическую плавно льющуюся мелодию? Или картина, запечатленная в игре человеческой мысли, где каждая фраза дышит и поет? Мне слышится, видится, чувствуется это новое. Мое тело, мой мозг, мое подсознание жаждут этой новой гармонии, которая мерещится уже и дразнит своей близостью. И я душой дотрагиваюсь до струн ее арфы. Но пока не умею сыграть на ней. А театр с его условностью и выразительностью? Это также входит в мою задумку. В мой новый мир, страстный и вдохновенный, красочный и изысканный.
Но не только стиль, формальная стилистическая выразительность. Каждое проявление человеческой природы, высокой культуры, интуитивного проникновения в сущность поэзии жизни – мне близки. И я мечтаю о той минуте, когда пойму, что достигла высот вдохновения, и творчество мое – гармония моего сердца и мира.
Хотелось бы попробовать много и разного – стилевых направлений, этюдов. Также пластических этюдов, танцевальных движений и ритмической организации поэтического мира.
Погода по-ноябрьски кристально чистая и пронзительно холодная.
8.10. Отдала Г. рецензию на «Майскую ночь». Впопыхах, после лекции сунула работу. Ему явно не понравилось, что я это обособляю, не выношу на публику. Снова начинаю болеть предстоящим ужасом критики и разгрома. Г. сегодня говорил о вреде самовыражения, излишнего самопоказа себя в рецензии. Я же не умею по-другому. Стараясь высветить образ, настроение спектакля, я не скрываюсь за показной объективностью, я – везде я. Мне трудно анализировать, как принято, разбирать работу режиссера отдельно, отдельно актерские возможности, мизансцены, язык. То, что я говорю и пишу, не нравится Г. Мы – слишком разные, более того, мы – противоположные. Я – поэт. Он – критик. Это разные полюса. По разные стороны баррикад, как говорится. Будет провал. Я так уверена в себе и так раздавлена своей невозможностью угодить требуемому, Г., всем этим людям, которых уважаю. Я не в силах перестроиться и построиться. Я боюсь разборки, и я уверена в своей правоте.
Глупейшая самоуверенность. Все во мне есть, как есть. Я не хочу сказать, что не нужно развиваться. Но я развиваюсь по своему единственному пути. Других дорог быть не может.
12.10. Что-то случится в жизни. Снова тревога, ожидание, мельтешение предчувствий, страхов, недоговоренностей. Я отравлена театром, этой блистательной и фальшивой богемной жизнью, мишурой напускного и глубиной прозрений. Мне уже трудно ощутить себя вне театральной атмосферы. И новый бред: желание сниматься в кино. Данных у меня – почти ничего. Самоуверенности – сверх меры. Отсутствие, с другой стороны, фотогеничности, ужасная скованность, робость, зажатость. Мука моя! А я говорю об актерстве. Нонсенс. Но отделаться от вздорных иллюзий трудно.
Какое странное порхающее состояние. То мне кажется, я близка к истерике и срыву, то непонятная щемящая тоска и страх перед будущим, а то умиротворенность и тишина, граничащая с равнодушием.
Чувствую, что все легче получается писать, связно и легко излагать свои мысли. Конечно, до совершенства далеко, но прогресс есть. Остается в той же степени овладеть устным словом и умением убеждать.
О театре постоянно думаю. Перед глазами виденные спектакли, в душе – жажда приблизиться и стать своей среди всей театральной тусовки.
Масштаб в каждом миге бытия. Болею этой уничтожающей и возвышающей одновременно высотой. Ожидаю славу и боюсь ее. Говорю, что не в меру горда и высокомерна, и ломаюсь, безумствую, анализирую себя и приговариваю к отчаянию и тоске. Но что-то опять поворачивается внутри, словно щелкает замочек волшебный, и я – веселая, приятная, уверенная. Но до чего редки эти вспышки света. Особенно в последнее время. Увязла я в путанице своих порывов и самоограничений, устала от ожидания и невозможности сопротивляться судьбе. Хотя, честно говоря, несмотря ни на что, улавливаю приближение нового.
А если все кончится исключением из института. Банально и прозаично. Почему-то (наверное, от беспечности) про это не хочется думать. Знаю о глупости такого поведения, ведь науками совсем не занимаюсь, но слишком много в моей жизни сейчас выходящего за эти рамки. Москва. Долгожданная мечта. Я здесь. Но мне мало этого. Хочется покорить очаровательную и насмешливую красавицу, столицу моего вдохновения и таланта.
Трудно примириться с обыденностью повседневности. Хочется праздника и высоты. Высоты мысли, положения в обществе, известности. На чем основаны мои желания? Только лишь на внутреннем самочувствии и странно зыбком, но явственно существующем подсознании, где вся жизнь, как на ладошке, за которою тянусь душой и не могу постигнуть, но слабые отклики, вздохи, шепотки иногда долетают. Они разные. Сейчас – надежда.
Мои поэтические этюды-рецензии слишком самобытны? Тем хуже для них. Многие не поймут. Но не могу же я подстраиваться под массовое сознание, не хочу быть не собой, подчиняясь общепринятому. Люди незаурядные, надеюсь, оценят, банальные – рвать и метать. Но в любом случае, то, что написано, – уже осуществилось и живет.
Я осознаю некоторую недоработку, неполноту, может быть. Но я ведь только начинаю. Все же что-то очень важное, душа, настрой, вернее, чувствование, в моих работах есть. А что до совершенства… Я буду думать, и писать, и учиться. Все у меня получится.
13.10. Увлеклась обереутской эстетикой и философией. Предчувствую в этом свое второе поэтическое дыхание. Мне кажется, я начала останавливаться в своем развитии, штамповать. Без труда мысля образами, когда они постоянно будто наплывают сами, наговаривая их в форму, начинаю как бы костенеть, повторяться, постоянное воспроизводство исходного материала, нового не появляется уже давно, живу собой, прошедшей, прочувствовавшей, и только лишь вспоминаю то или иное свое состояние и передаю это в созвучиях. Но повторы, повторы. Не словесные, не композиционные и не смысловые, по самоощущению себя в пространстве, никакого движения извне. Все варится во мне, не получая новых, свежих источников, компонентов. Долго так продолжаться не может. Раздражает. А где найти не забитое, не зачуханное традиционностью и стереотипами новое самочувствие, понимание и восприятие бытия? Теперь знаю – у обереутов. Тема мало изученная, не заштампованная идеологическими выкладками и исследованиями, полностью открытая для любого, кто пожелает сделать шаг в этот курьезный мудрый мир. Тем более в театрах сейчас начинаются постановки пьес Хармса. В частности, тот прелестный спектакль «Елизавета Бам», который вызвал у меня столько переживаний и откликов.
Еще. Меня очень интересует новый театр, пока существующий при Щукинском училище, но, возможно (нет, просто обязательно), из него получится большое новое явление искусства. Непосредственность и глубина взгляда, талант и прекрасная техника – в этих ребятах так много разного, и они умеют ощутить и преподнести себя ценностью. Я бы очень хотела больше узнать их творчество (пока видела только две постановки). Хотя уже сейчас в голове куча мыслей и образов, намеков на будущую картину, но я бы все же хотела знать о них глубже и больше. Мечтаю познакомиться! Восхищаюсь их эстетикой и философской многогранностью. Они, может быть, сами не подозревают, что создают новое мировосприятие, новое искусство, образ чувствования и мышления на сцене. Их ждет красивое и перспективное будущее, но как бы я хотела узнать их до того, как произойдет их всеобщее признание, чтобы быть с ними не только в момент успеха, на высоте, но и в сомнениях и поисках, и ошибках. Я просто «загорелась» этой мыслью. Отравлена театром безнадежно.
Сегодня идет снег и не тает, мерзавец холод и колкая пустота. На меня обрушиваются размышления, приступы самоуверенности, ожидание дали и выси, и еще бесчисленное множество разных состояний, которые хаотично сменяют одно другое или мирно уживаются на краешке сознания, предоставляя разуму возможность выплеснуть, попробовать запечатлеть их в этих записках.
Вот сижу сейчас и, кажется, обращаюсь мысленно к будущему, которое почему-то стоит за спиной, к поколению новых песен и людей. Глубокая уверенность в своей особенности вселяет в меня иногда такую наглость, что я просто не сомневаюсь, что останусь в памяти, литературе и искусстве, что вся эта моя писанина не канет в лету, а будет кому-нибудь интересна, возможно. И в будущем кто-то (будущие поколения, потомки?) меня оценят и увлекутся моим мирочувствованием. И буду нужна по-настоящему. Боже мой, ну не гордыня ли? Может, и нет. Но необходимо настроиться на ожидание, почему-то все же, кажется, определенную долю признания получу при жизни. А состояться? Так уже состоялась. Собой, самоощущением себя, себя как таковой и себя в сравнении с окружающими.
Извожу бумагу. Тешусь самоупоением. А стихи, такие, как раньше, писать больше не буду. Спадает старая оболочка и образ, новое вот уже совсем рядом. Имидж свой изменять не буду, только добавлю желаемое и выдам за настоящее. Оно постепенно и станет им. И внешне я стану, какой хочу.
Вот перечитала только что мартовские дневниковые записи времен знакомства со Славой. (Странное совпадение, мелькнуло вдруг – слава). И почти что физически ощущала, как в меня входило то распрекрасное самочувствие, энергетика тех дней осталась на листочках тетради и теперь снова возвращается ко мне. Вспомнила Славку, Макдональдс, ЦДРИ, проводы в Питер и 4 месяца разлуки. Потом вспышка: случайная встреча на вокзале, безумные 3 часа, горение, порыв, любование друг другом и снова вынужденная разлука. Но вот я в Москве, он тоже, и вся нелепость в том, что я не могу дозвониться ему. И – молчание. Но мне не грустно. Странно. Возникли аналогии с тем состоянием в марте, когда начиналось с неблагополучия и неопределенности, но самочувствие победило, и такая удивительная легкость и удача.
Мне не грустно. У меня захватывает дух, мне боязно и пьяняще.
С тревогой думаю о пятнице и предстоящем чтении рецензии. Заранее не хочу ею заниматься, подкорректирую непосредственно перед пятницей. Надо, как в омут. Не поймут – черт с ним. Начнут грызть, пираньями растаскивать на кусочки – ерунда, их проблемы. У меня будет репутация странной? Но что же делать с моей неприкаянной душой? Такая я, и быть другой не могу и не желаю.
Никогда не думала, что проблемой для меня сейчас может стать общение. С 15 лет казалось, что добилась необходимой свободы и раскованности в своих внешних проявлениях. Видимо, нет. Что-то во мне дало сбой.
Рецензия должна сама по себе представлять ценность, как независимое самобытное явление. Она не должна давать оценку: это плохо, хорошо, противоречиво, глупо или умно. Нужно передать настрой, суть, которую ты почувствовал. У каждого главное – свое. Но хотелось бы не навязываться, а делиться ощущениями. Не расчленять, а соединять несопоставимое, на первый взгляд, субъективное видение и авторский взгляд, подсознательное и реальное, телесное. В умении тонко, трепетно передать невесомую душу спектакля – основной талант рецензента. Рецензии, ныне существующие, неизбежно уйдут в прошлое. Это вчерашний день. В большинстве своем, это поверхностный взгляд. Можно говорить серьезно, и умно, и глубоко о спектакле, передать образно его строй и фактуру, но современная театроведческая школа безнадежно отравлена атеистическими представлениями о жизни, самим восприятием ее. Даже не столь тут дело в неверии в Бога, можно верить и отрицать, я говорю о способе мышления, статичности исходных данных. Жизнь, как и театр, нужно воспринимать в движении, постоянно изменяющимися и изменяющими окружение.
Читатель, знакомясь с откликом на спектакль, не должен чувствовать свою ущербность от невидения постановки, но хорошо бы, если у него возникнет стойкое желание пойти и посмотреть. Читая статью, важнее наслаждаться ощущением эстетического понимания вещей, о которых там говорится. Это лишь эскиз на тему, созвучие на тему, пластически озвученная акварель. Нелепо? Возможно, для большинства. Но прекрасно и ново. И уверена, за этим – будущее.
Я знаю, что в моей власти писать легко и передавать настроение. У меня даже было занятие такое, записывала: настроение – и через двоеточие: поток сознания, цепь ассоциаций, весь бред, нелепость, алогичность, все, что в данный момент лезло в голову. Получалось сумбурно, безумно, но довольно точно. Не по смыслу, по напряженности переживания. Слов не искала, они сами подхватывали меня и несли в неведомое, но зовущее.