Страница:
– Я тут кое-что выгреб у тебя из кармана… Ну, пока ты спал… – как бы неохотно показал Куделькин целлофановый пакет. – Ну, документишки разные… Немножко деньжат… Все твое?..
– А то!
– А на фотографии ты что-то не похож, господин полковник.
– Товарищ полковник… – с фальшивой гордостью дернулся и с такой же фальшивой и пьяной строгостью поправил Куделькина бомж. – Какой я господин?.. Я товарищ…
– Ну, товарищ так товарищ. Какая разница?.. Только, товарищ полковник, не похож ты на свою фотографию. Какая-то она не совсем такая.
– А то! – все с той же фальшивой гордостью возразил бомж. – Как иначе? Я ж еще молодой на той фотке.
И обеспокоено стрельнул мутными глазами на тяжелый затылок молчаливого сержанта-казаха, сидящего за рулем, а потом так же обеспокоено перевел взгляд на равнодушное лицо Куделькина.
– Говорят, у тебя и валюта имеется, товарищ полковник?
– А то!.. Мы с удовольствием…
И жадно присосался к фляжке.
Все же Груня плохо соображал.
Пропала фляжка, брезгливо подумал Куделькин. Стеклянная, а все равно пропала. Придется выбросить. Ну и хер с ней. После Груни и стеклянную не очистишь.
– За приятное знакомство, – снова обеспокоено стрельнул глазами Груня.
И прильнул к фляжке.
– Ну, хватит, товарищ полковник, – приказал Куделькин. – Мне лично приятности наше знакомство не доставляет… Чем быстрей мы покончим с нашим знакомством, тем лучше будет для каждого…
И преодолевая брезгливость, дотянулся правой рукой до телогрейки, сильно встряхнул бомжа:
– Где взял валюту и документы?
– Не знаю, – уверенно ответил Груня.
– А ты подумай.
– Не знаю.
– Ты хорошо подумай.
– А чего такого?.. – подумал, наконец, Груня. И все с той же непонятной уверенностью ответил: – Купил…
Наверное, Груне показалось, что Куделькин потрясен его ответом, потому что все с той фальшивой, даже с демонстративной гордостью, уже окончательно приходя в себя от коньяка и смутного беспокойства, Груня нагло добавил:
– Настоящие документы! Без подделки!
– Я знаю, что настоящие, – негромко согласился Куделькин, вытирая руку носовым платком. И попросил: – Положи фляжку на сиденье. Да закрути, закрути пробку. Коньяк проливается. А теперь дай руку.
– Погадаешь, что ли? – нагло поинтересовался Груня.
– Погадаю, – согласился Куделькин и задумчиво взял в свою руку протянутую ему руку бомжа.
Рука Груни оказалась грязной.
Черные полукружья обгрызенных ногтей давно нуждались в чистке.
Левая ладонь когда-то была обожжена, на ней явственно выделялись светлые пятна.
– Ошпарился?
– Было дело. В бройлерной однажды уснул.
– В бойлерной?
– Какая разница?
– Действительно… – усмехнулся Куделькин. – Всякое случается…
– А теперь слушай меня внимательно, товарищ полковник… – немного помолчав негромко и нехорошо сказал Куделькин, даже молчаливый сержант за рулем напрягся. – По документам, товарищ полковник, которые я нашел в твоем кармане, проходит мой друг… Мой хороший друг… Совсем недавно, товарищ полковник, этот мой старый друг исчез в аэропорту Толмачево. Сошел с самолета и как сквозь землю провалился. Вот просто так. Сошел и как сквозь землю провалился… Поскольку моего друга до сих пор пока не нашли, значит, о его местонахождении знаешь только ты, товарищ полковник, поскольку никакой дурак, даже самый отъявленный, такими документами, как у моего друга, торговать не станет… Еще при моем друге были деньги… В валюте… Какую-то часть ты, наверное, уже спустил, но это не страшно… Если ты мне, товарищ полковник, скажешь прямо сейчас совершенно честно и прямо, где находится мой потерявшийся друг, я, товарищ полковник Груня, даже оставлю тебе некоторую часть найденных тобою денег… А, возможно, даже отпущу тебя…
– Так мне ж знать откуда?.. – взвился Груня. – Я ж купил!..
– Заткнись и слушай, – негромко оборвал Груню Куделькин. – Отвечать начнешь, когда я скажу… Мой друг полковник Зимин был совершенно особенный человек… У такого человека нельзя просто так отобрать или купить документы… У живого нельзя… – пояснил Куделькин таким тоном, что даже молчаливый сержант Лапшин снова заерзал за рулем. – Я тебе так скажу, товарищ полковник… Если ты прямо сейчас отвезешь нас в нужное место и выведешь меня на моего потерявшегося друга, я тебя, может, отпущу… И никто не будет тебя искать… Обещаю… Живи, хер с тобой… В конце концов, я тоже человек и понимаю, что неприятности моего друга начались не с тебя… Но ты сейчас единственный, кто знает, где надо и нужно искать моего пропавшего друга…
– Да я…
Куделькин внимательно посмотрел в глаза Груне и несильно двумя пальцами сжал его запястье.
Бомж завопил.
Это был страшный животный крик и пена выступила на узких синеватых губах Груни, как совсем недавно такая пена выступала на губах Кольки-Недопырки. Только в отличие от Недопырки, Груня ни на секунду не терял сознания. Он только дергался, как паралитик, не имея сил вырваться. Он только пускал пену и вопил. Причем так, что молчаливый сержант, не оборачиваясь, напомнил:
– Услышат, Юрий Иванович…
Куделькин отпустил руку Груни.
Ошеломленно трясясь, потрясенно обливаясь потом, затравленно вжавшись в самый угол сиденья, Груня прошептал:
– А я чего?.. Я ж не спорю… Коль надо, поедем…
И с ужасом посмотрел на Куделькина.
Они ехали молча.
Уже смеркалось.
Где-то за очередным поворотом шоссе тревожно, томя сердце, перебивая все другие запахи, вдруг понесло издали тяжелым тошнотворным и сладким запахом Большой городской свалки.
– На свалку едем?
– Нет… Нет… – прошептал Груня с ужасом. Он был полностью деморализован. Несмотря на весь допитый им коньяк, теперь он был абсолютно трезв. – Но там близко… Там рядом…
Господи, подумал Куделькин. Сделай так, чтобы Зимин был жив. Я отпущу этого глупого скота, если Зимин жив. Ты же вылазил из самых разных передряг, Зимин, что тебе стоит вылезти и из этой! Я же чувствую, я всей шкурой чувствую, что именно от тебя сегодня многое зависит. Даже, может быть, очень многое. Я не знаю, что именно ты должен был сделать и чем, собственно, я был полезен тебе в Особой группе, я ведь только выполняю приказы, но я чувствую, сильно чувствую, что без тебя в деле пошли перебои. Ну давай, Зимин! Вылези. Не умирай.
Вот Витька Ларин не вылез, у него не хватило сил, но у тебя-то, Зимин, сил много. Ты один только знаешь, ради чего мы толчемся, как облачко мошкары. Ты один только постигаешь внутренний скрытый смысл всей этой странной и непонятной толчеи. Если ты вылезешь, Зимин, мы с тобой доведем начатое дело до конца. Если ты вылезешь, Зимин, я чувствую, что-то в мире сильно изменится. Я не верю полковнику Лыгину. Почему-то не верю ни одному его слову… А тебе верю… И всегда верил… Если ты будешь жив, Зимин, рано или поздно мы перевернем всю страну. Мы стряхнем с нее клопов и тараканов, очистим ее от дерьма. От бомжей и проституток. От продажной мафии. От продажной милиции. От бандитов и от дельцов. От жирного нагара. От демократов и от коммунистов. От всего, что мешает нормально жить нормальному человеку… Ну, Господи, что тебе жизнь одного человека?..
Молитвы Куделькина не были услышаны.
Они поставили машину в кустах на обочине так, чтобы ее не было видно со стороны дороги.
Молчаливый сержант Лапшин выключил фары.
– Где?
– Там… В лесополосе…
Груню трясло.
– Иди впереди… И не вздумай бежать…
Какое-то время трясущийся от боли и испуга Груня обреченно всматривался в темные сумеречные деревья вечерней лесополосы, потом, нелепо и жалостливо покряхтывая, постанывая, сплевывая, шипя что-то про себя, притворно прихрамывая, притворно сморкаясь в грязный платок, суетливо двинулся к темным зарослям, за которыми почти во тьме клубились в сумерках жирные сытые дымки недалекой свалки.
– Вон он…
Груня боязливо остановился.
Сержант Лапшин понимающе кивнул капитану Куделькину и левой рукой подтолкнул Груню.
Так, держась вместе, почти рядом, они вышли на опушку лесополосы и сразу увидели ободранный тополь и труп человека, бессильно и тяжело обвисший на стягивающем его капроновом фале.
– Он умер недавно… – хмуро сказал Куделькин сержанту, подержав в руках тяжелую руку полковника Зимина и послушав его сердце. – Пульса нет… Не прощупывается… Рана огнестрельная… Но он даже не остыл по-настоящему… Может, часа два назад он был еще жив…
И оглянулся.
Сумрачная опушка была сильно замусорена.
В траве запутались обрывки газет, занесенные сюда печальным ветром. Торчали из травы неопределенного вида ржавые железяки, одиноко темнел заплывший сыростью след от автомашины, нелепо громоздились в сумеречной ложбине давно брошенные, потерянные людьми, поставленные на попа серые бетонные кольца, из тех, что обычно используют при строительстве канализационных коллекторов. На удивление желтая, вялая, тяжелая, совсем не летняя листва свисала с темных вечерних тополей. Наверное, лесополосу недавно накрыло каким-то выбросом с одного из какого-нибудь близ расположенного завода. И рыжая вялая потрепанная трава под ногами тоже сбилась колтунами, будто ей не хотелось тут расти. В серых вечерних сумерках все вокруг казалось серым, печальным, дистрофичным.
– Подойди ко мне, – приказал Груне Куделькин.
– Зачем?
– Подойди.
Груня нерешительно подошел.
Он боялся взглянуть на мертвеца. Но как бы ни отворачивался, каким-то боковым зрением все равно видел. Голова Зимина низко упала на грудь, широкие плечи обвисли. Нехорошим запашком несло на людей, но это был еще не трупный запах. Это был запах близкой свалки. И, судя по легкому окоченению, Зимин действительно умер совсем недавно.
– Подойди ближе…
– Зачем?
– Еще ближе!
– Зачем?
– Подойди ближе и загляни ему в глаза.
– Ты чё? Чё? – дико фыркнул Груня. – Он же мертвый! Зачем в глаза? Он же не видит!
– Да, не видит. Сейчас уже точно не видит, – негромко согласился Куделькин, ладонью бережно смахивая с лица мертвого Зимина шустрых, торопящихся куда-то муравьев. – Когда ты его нашел?
– Наверное, утром…
– Наверное или точно?
– Точно.
– Тут кто-нибудь еще был?
– Нет… Никого… Я бы увидел…
– А документы? Они лежали на траве?
– Нет, – еле выдохнул Груня. – Они в кармане… И деньги… Я их взял…
Чуть приободрясь, Груня боязливо посмотрел на Куделькина:
– Он же мертвяк… Зачем мертвяку деньги?..
– Погляди ему в глаза.
– Ты чё?.. Ты чё?.. – опять засуетился Груня.
– Посмотри ему в глаза, мразь! – закричал Куделькин.
Двумя руками он ухватил бомжа за шею и грубо пригнул его голову прямо к трупу. Так он приткнул отбивавшегося хрипящего от ужаса бомжа Груню лицом к холодной, нисколько не дрогнувшей голове полковника Зимина.
Груня хрипел, взвизгивал, вертел головой и отбивался.
– Посмотри ему в глаза, мразь! Ведь он был живой! Недавно он был живой! Он, наверное, просил тебя о помощи… Он ведь был живой, когда ты его нашел?.. Да, живой? Говори, мразь! Отвечай, сука! Он мог остаться живым, если бы ты звякнул по телефону… Неважно куда, в милицию или в скорую… Ты мог его обокрасть, скотина, но ты должен был кому-то сообщить о нем!.. Если бы его нашли вовремя, он был бы сейчас живой… Он бы сейчас жил, мразь!.. Не дергайся! Смотри! Прямо в глаза! Он ведь просил тебя помочь?
– Отпусти! – задыхаясь, вопил, хрипел Груня, в нестерпимом ужасе отталкиваясь руками от мертвеца. И вдруг, странно всхлипнув, упал в жухлую траву под ноги Зимина.
– В обмороке, – деловито сообщил сержант.
– Ничего, отойдет, – брезгливо сплюнул капитан Куделькин и так же брезгливо вытер руки носовым платком.
Сперва он хотел выбросить платок, но, подумав, сунул платок в карман:
– Ладно, хер с ним. С него достаточно. Конечно, Груня не рожал, он только пыхтел, но, кажется, с него достаточно.
И приказал:
– Оттащи его к машине.
– А потом?
– Потом сдашь ребятам. Пусть привлекут.
– За что?
– За неоказание помощи.
– Но может он… – нерешительно предположил сержант Лапшин, тоже несомненно опознавший Зимина. – Но может, он не виноват? Может, полковник мертв уже давно?..
– Ты слышал меня? – заорал Куделькин.
– Так точно!
Дождавшись, когда сержант Лапшин перенес Груню к машине, Куделькин вынул из кармана радиотелефон.
Робко осветился крошечный пульт.
– Иван Федорович? Куделькин говорит… Да, нашел… Не только Полковника… Зимина тоже… Нет, мертв… Похоже, умер недавно… Наткнись мы на него утром, он бы, возможно, жил… Да, да, мертв… Огнестрельная рана… Когда его бросили, он был еще жив… Недосмотрели… Да, я уверен… Присылайте людей к Большой городской свалке. Мы встретим вас на дороге… Посигналим… Фары будут включены… Нет, никакой милиции. Я даже врача не стал вызывать… Но пусть прихватят с собой врача… Разумеется, никакой огласки… Я понимаю… Вещи Зимина?.. Нет при нем никаких вещей… Вообще ничего нет… Его бомжи обобрали… Здесь вообще ничего нет, кроме трупа… Разумеется, буду искать…
Спрятав радиотелефон в карман, Куделькин медленно подошел к стоящей за кустами машине. Лежащий в траве, там, где его бросил сержант Лапшин, Груня безучастно открыл глаза. Он глядел прямо перед собой, но неизвестно, видел ли он хоть что-нибудь. Печально где-то невдалеке, за близкими деревьями, невидимый в серых сумерках, по-старчески шепелявил, пришлепывал, пришептывал, причмокивал корявым языком ручей.
– Что ты еще нашел?
– Здесь?.. Ничего… – ответил Груня, заметно дрожа. Он даже не сделал попытки встать. – Я только взял бумажник… Из кармана… А тут больше ничего не было…
– А спортивная сумка?
– Нет… Здесь ничего не было… – было видно, что Груня не врет. Человек в таком состоянии не способен врать. – Только бумажник… Я все верну…
– Ты видел кого-нибудь?.. Ну, может, следы?.. Или машину?.. Может, ты видел машину?.. Или каких-то людей?..
– Ничего…
– Вставай.
– Куда меня?
– Разберемся.
– Я же вам показал…
– Разберемся… Лапшин, посади его в машину!.. – приказал Куделькин… – Когда подъедет Иван Федорович, передашь ему эту мразь…
И приказал:
– В машину!
– А вы? – спросил сержант.
– Я сейчас.
Вытащив сигарету, Куделькин снова вернулся на опушку.
Подойдя к тополю, к стволу которого был привязан Зимин, он присел на корточки (как под бетонной стеной блок-поста, мельком вспомнил он) и закурил, стараясь держать сигарету так, чтобы дым не сносило на мертвого.
Стемнело еще сильнее.
Куделькин почти не видел Зимина.
– Я, Зимин, больше ничего не могу для тебя сделать, – сказал он вслух с какой-то ему самому непонятной злобой. – Ты меня прости, Зимин. Я, кажется, и на этот раз оглянулся с опозданием.
Потом он вытащил из кармана радиотелефон.
Он не знал, зачем он это делает.
Глядя на неподвижные бесформенные очертания огрузшего по стволу дерева полковника Зимина, Куделькин неторопливо набрал номер его радиотелефона.
Того самого радиотелефона, который не откликался ни на какие вызовы уже почти сутки.
Куделькин понимал, что то, что он сейчас делает, просто глупо, бессмысленно, наконец, но рука сама набрала нужный номер.
Куделькин понимал, что никакого ответа не будет. Он, собственно, и не ожидал никакого ответа. Если телефон украден, у вора хватит ума не пользоваться им.
Дым сигареты попал Куделькину в ноздри, он резко чихнул и в этот момент пошли долгие гудки.
Куделькин курил, смотрел на мертвого Зимина и бессмысленно прислушивался к долгим неживым гудкам.
И вдруг в трубке прорезался голос:
«Слушаю».
Куделькин бросил сигарету.
Голос показался ему знакомым.
Что за черт? Знакомый же голос! Что за черт? Какой немыслимо, невыразимо знакомый голос! Нет, решил Куделькин, так не бывает! Он ни хрена не мог понять.
– Алло!
И быстро повторил:
– Вы меня слышите?
«Конечно слышу, Юра… Откуда ты звонишь?.».
– Дядя Валя?
«Ну, а кто же? Ты ведь домой звонишь».
Куделькин действительно ничего не понимал.
Неужели я машинально набрал номер своего домашнего телефона? – подумал он. И если бы я даже набрал свой домашний номер… Я же звоню на радиотелефон Зимина!..
И сказал негромко, оглядываясь на спрятанную в кустах машину:
– Дядя Валя, я скоро буду дома… Ну, скажем, минут через сорок… Вы никуда не уходите?..
«Вообще-то собирался прогуляться».
– Дядя Валя, дождитесь меня. Я скоро буду. Минут через сорок. Никуда не уходите без меня.
«Что так?»
– Пожалуйста, никуда не уходите…
Ошеломляющая догадка вдруг пронзила Куделькина:
– Дядя Валя, вы разговариваете сейчас со мной по городскому телефону?..
Он понимал, что это нелепо, но спросил именно так.
«Да нет. По радиотелефону».
– Откуда у вас радиотелефон?
«Случайно».
– Радиотелефон попал к вам случайно?
«Вот именно».
– Дядя Валя, я отключаюсь. Пожалуйста, никуда не уходите. Минут через сорок буду. Непременно меня дождитесь!
Куделькин закрыл пульт радиотелефона и, нервно спотыкаясь и матерясь, побрел к невидимой за кустами дороге, на тусклый свет включенных сержантом Лапшиным фар служебной «Волги».
Глава VII
Чертыхаясь, Куделькин поднялся на четвертый этаж и устало взглянул на часы.
Без четверти двенадцать. Не мало. Он даже покачал головой – не мало. Но по летней полуночной улице все еще разгуливали люди. Зачем? Какие к черту прогулки, если можно принять душ и броситься в постель? Может, и душ не принимать. Сразу в постель. При этом Куделькин был абсолютно уверен, что бывший чемпион дядя Валя еще не спит, он не ушел гулять, ждет его.
А что я, собственно, знаю о Валентине Борисыче? – подумал Куделькин. О дяде Вале, о бывшем знаменитом чемпионе Кудиме?
Да ничего, кроме того, что рассказывал отец.
Ну, был Кудима неоднократным чемпионом СССР, чемпионом мира. Что с того?.. Мало ли было у нас чемпионов? Имена некоторых до сих пор на слуху. Только многие ли хорошо кончили?..
Кстати, вспомнил он, с дядей Валей тоже случилась какая-то темная история. То ли он сам до времени покинул спорт, то ли его попросту выставили из спорта… Было что-то такое… Но отца не поймешь… Отец запросто может напридумывать с три короба. Что-нибудь такое, во что даже сам поверит… Уж отца-то, усмехнулся Куделькин-младший, точно поперли из спорта… Не сам ушел… Поперли… За нарушение режима, что бы он там ни сочинял… Ну, а с дядей Валей посложней… Была, была там какая-то заварушка… Темная… Неясная… Как-то эту заварушку замяли, но была заварушка, была…
Странные люди заселяли в свое время территорию СССР, хмыкнул Куделькин. Все у них делалось как-то через жопу. Если бы не восторженное отношение отца к дяде Вале…
Да ладно, хрен с ним… В чем-то отцу все-таки можно верить… Этот Кудима, кажется, неплохой мужик… Вот только как радиотелефон полковника Зимина, убитого в лесополосе рядом с Большой городской свалкой, вдруг оказался у бывшего чемпиона?
– Привет, дядя Валя!
– Что у тебя за вид? – поразился Валентин. Он курил, сидя перед телевизором в кресле. Все двери и окна квартиры были открыты настежь. – Что за идиотская у тебя фирма? Почему на эту фирму надо пахать круглые сутки?
– У каждого пса своя блоха, – непонятно пробормотал Куделькин.
Он уже увидел радиотелефон.
Трубка торчала из бокового кармана большой синей спортивной сумки, брошенной в прихожей.
А ведь эта сумка валяется у меня на полу уже почти сутки, с печалью подумал Куделькин. Я несколько раз перешагивал через нее. Я считал, что это всего лишь ручной багаж бывшего чемпиона. Вон и бирка болтается… В этом есть какая-то бессмысленность, подумал Куделькин. Почти сутки опытные и знающие люди, в том числе и я сам, разыскивают спортивную сумку и радиотелефон полковника Зимина, а все вещи спокойненько лежат у меня в квартире…
Бред. Он покачал головой и содрал с себя потную рубашку.
– В душ? – спросил Валентин.
– Пожалуй… – ответил Куделькин, не спуская зачарованного взгляда с трубки радиотелефона, торчащей из кармана сумки.
– Это он?
– Он самый, – кивком подтвердил Валентин.
– Как он к вам попал?
Валентин, не вставая с кресла, засмеялся:
– Случайно.
И пожал плечами.
Что, собственно, объяснять?
Валентин всегда воспринимал мир просто. Он никогда не искал скрытых мотивов того, что происходит в мире. Понятно, до тех пор, пока сами обстоятельства или люди не заставляли его браться за поиск этих самых скрытых мотивов. Вот тогда Валентин бросался на препятствия грубо и упрямо, с большим, даже с невероятным упорством, которое некоторые люди принимали за упрямство.
Но, конечно, не без упрямства.
Куда без упрямства?.. – усмехнулся Валентин про себя. Если бы жизнь не кусалась, если бы вечно не рушилась, не проваливалась земля под ногами, я спокойно сидел бы в своем Лодыгино и обучал местных и приезжих ребят основам и хитростям греко-римской борьбы.
– Сумка попала ко мне случайно, – объяснил он. – Ее оставил сосед по самолету. Рядом сидели. Крепкий такой мужик с военной выправкой. Но озабоченный. Не знаю чем. Я его не расспрашивал, а сам он не говорил. Но мы с ним долго болтали, чуть не всю ночь. Он тоже, как я, оказался не любителем сна в самолете. Или не хотел спать или чего-то боялся. Черт его знает. Я так и не понял. Он мне сказал, что за ним в аэропорт придет машина и предложил добросить меня до центра. Я согласился. А он в аэропорту извинился и ушел. Я, мол, на минуту. Присмотрите, мол, за сумкой. А сам ушел. То ли в туалет, то ли по каким-то своим неотложным делам. А радиотелефон заткнул в карман сумки. Я, наверное, час ждал его. А потом уехал. Решил, что номер своего телефона мужик должен помнить. Спохватится, позвонит. А он так и не позвонил.
– А кто-нибудь другой?.. Кто-нибудь другой звонил по этому телефону?..
Валентин засмеялся:
– Он был отключен. Часа полтора назад я случайно подумал, что телефон может быть отключен. Ну вот… Достал его и включил… И тут же раздался звонок…
– Кто звонил?
– Чего ты дергаешься? – удивился Валентин. – Ты же и звонил.
Куделькин кивнул.
Слушая, он незаметно, но внимательно присматривался к Валентину.
Присматривался, отмечал каждое движение, всякий взлет бровей, жесты. Внимательно присматривался, анализировал… Не врет, кажется, дядя Валя… Как правило, Люди без вранья не обходятся, но дядя Валя, кажется, не врет… Сильно прост для вранья… Но силен, конечно, силен… Это так… Держит форму… Этого не отнимешь… Опять же, выправка… Ну, прямо офицерская выправка у дяди Вали… Правда, прямолинеен… Опять же по-офицерски… Что есть, то есть… Даже не по-офицерски прямолинеен, а как-то очень уж по-сержантски… Там, где вполне можно намеком, издалека, он режет впрямую… Но не врет… Скорее всего, не врет… Вот только выправка… Откуда у бывшего спортсмена, наверное, не служившего в армии, такая выправка?..
Никаких предположений Куделькин-младший строить не стал. Только отметил про себя шрам на виске Валентина.
Длинный шрам.
Скорее всего, пулевой.
По касательной прошла пуля.
Интересно, черт возьми, устало подумал Куделькин-младший, не спуская с Валентина внимательных изучающих глаз, где все-таки дядя Валя провел последние пять лет жизни?.. В зоне?.. В тюрьме?.. На крайнем севере?.. Где-нибудь на отшибе жизни?.. Отец намекал на такую возможность, потому и просил не лезть с расспросами к бывшему чемпиону…
Но все же?
Где-то провел бывший чемпион последние пять лет? Отец точно говорил, что исчезал бывший чемпион куда-то.
Чисто профессионально Куделькин-младший отметил про себя, что бывший чемпион очень четко реагирует на вопросы.
Обычно человек, прошедший зону, похож на глухаря. Или прикидывается глухарем. О чем его ни спроси, он про свое токует. А дядя Валя не ждет, отвечает сразу. Без задержек. Не раздумывает. Не мычит. Не придумывает. токует. Не размазывает ответы. Все по-военному. Упал, отжался. Спросили, ответил. Без никаких проблем. Без никаких комплексов.
– Как вы думаете, дядя Валя, почему сосед оставил вам сумку? Тем более, радиотелефон? Уж телефон-то можно было заткнуть в карман.
– Понятия не имею.
– А потом?
– Что потом? – не понял Валентин.
– Что потом было?
– А-а-а… Ты про аэропорт… – пожал плечами Валентин. – Да ничего потом не было. Подождал сколько мог и взял машину. Не сидеть же до вечера. Вот водила и дотряс меня до мутантов.
– До мутантов? – удивился Куделькин-младший. – А-а-а… Вы уже бывали в Новосибирске?
– Никогда.
– А откуда вы знаете, как у нас называют этих?.. – кивнул Куделькин в сторону невидимой ночной площади.
– Водила выдал.
– В милицию аэропорта не обращались?
– Зачем?
– Ну как?.. Вещи чужие…
– А ты бы обратился?
– Нет, – честно ответил Куделькин.
– Вот и я не стал, – понимающе усмехнулся Валентин. – Телефон в сумке, хозяин не похож на шиза. Раззява, конечно, но номер собственного телефона должен помнить.
– А почему вы не сдали сумку в бюро находок?
Валентин снова пожал плечами:
– А то!
– А на фотографии ты что-то не похож, господин полковник.
– Товарищ полковник… – с фальшивой гордостью дернулся и с такой же фальшивой и пьяной строгостью поправил Куделькина бомж. – Какой я господин?.. Я товарищ…
– Ну, товарищ так товарищ. Какая разница?.. Только, товарищ полковник, не похож ты на свою фотографию. Какая-то она не совсем такая.
– А то! – все с той же фальшивой гордостью возразил бомж. – Как иначе? Я ж еще молодой на той фотке.
И обеспокоено стрельнул мутными глазами на тяжелый затылок молчаливого сержанта-казаха, сидящего за рулем, а потом так же обеспокоено перевел взгляд на равнодушное лицо Куделькина.
– Говорят, у тебя и валюта имеется, товарищ полковник?
– А то!.. Мы с удовольствием…
И жадно присосался к фляжке.
Все же Груня плохо соображал.
Пропала фляжка, брезгливо подумал Куделькин. Стеклянная, а все равно пропала. Придется выбросить. Ну и хер с ней. После Груни и стеклянную не очистишь.
– За приятное знакомство, – снова обеспокоено стрельнул глазами Груня.
И прильнул к фляжке.
– Ну, хватит, товарищ полковник, – приказал Куделькин. – Мне лично приятности наше знакомство не доставляет… Чем быстрей мы покончим с нашим знакомством, тем лучше будет для каждого…
И преодолевая брезгливость, дотянулся правой рукой до телогрейки, сильно встряхнул бомжа:
– Где взял валюту и документы?
– Не знаю, – уверенно ответил Груня.
– А ты подумай.
– Не знаю.
– Ты хорошо подумай.
– А чего такого?.. – подумал, наконец, Груня. И все с той же непонятной уверенностью ответил: – Купил…
Наверное, Груне показалось, что Куделькин потрясен его ответом, потому что все с той фальшивой, даже с демонстративной гордостью, уже окончательно приходя в себя от коньяка и смутного беспокойства, Груня нагло добавил:
– Настоящие документы! Без подделки!
– Я знаю, что настоящие, – негромко согласился Куделькин, вытирая руку носовым платком. И попросил: – Положи фляжку на сиденье. Да закрути, закрути пробку. Коньяк проливается. А теперь дай руку.
– Погадаешь, что ли? – нагло поинтересовался Груня.
– Погадаю, – согласился Куделькин и задумчиво взял в свою руку протянутую ему руку бомжа.
Рука Груни оказалась грязной.
Черные полукружья обгрызенных ногтей давно нуждались в чистке.
Левая ладонь когда-то была обожжена, на ней явственно выделялись светлые пятна.
– Ошпарился?
– Было дело. В бройлерной однажды уснул.
– В бойлерной?
– Какая разница?
– Действительно… – усмехнулся Куделькин. – Всякое случается…
– А теперь слушай меня внимательно, товарищ полковник… – немного помолчав негромко и нехорошо сказал Куделькин, даже молчаливый сержант за рулем напрягся. – По документам, товарищ полковник, которые я нашел в твоем кармане, проходит мой друг… Мой хороший друг… Совсем недавно, товарищ полковник, этот мой старый друг исчез в аэропорту Толмачево. Сошел с самолета и как сквозь землю провалился. Вот просто так. Сошел и как сквозь землю провалился… Поскольку моего друга до сих пор пока не нашли, значит, о его местонахождении знаешь только ты, товарищ полковник, поскольку никакой дурак, даже самый отъявленный, такими документами, как у моего друга, торговать не станет… Еще при моем друге были деньги… В валюте… Какую-то часть ты, наверное, уже спустил, но это не страшно… Если ты мне, товарищ полковник, скажешь прямо сейчас совершенно честно и прямо, где находится мой потерявшийся друг, я, товарищ полковник Груня, даже оставлю тебе некоторую часть найденных тобою денег… А, возможно, даже отпущу тебя…
– Так мне ж знать откуда?.. – взвился Груня. – Я ж купил!..
– Заткнись и слушай, – негромко оборвал Груню Куделькин. – Отвечать начнешь, когда я скажу… Мой друг полковник Зимин был совершенно особенный человек… У такого человека нельзя просто так отобрать или купить документы… У живого нельзя… – пояснил Куделькин таким тоном, что даже молчаливый сержант Лапшин снова заерзал за рулем. – Я тебе так скажу, товарищ полковник… Если ты прямо сейчас отвезешь нас в нужное место и выведешь меня на моего потерявшегося друга, я тебя, может, отпущу… И никто не будет тебя искать… Обещаю… Живи, хер с тобой… В конце концов, я тоже человек и понимаю, что неприятности моего друга начались не с тебя… Но ты сейчас единственный, кто знает, где надо и нужно искать моего пропавшего друга…
– Да я…
Куделькин внимательно посмотрел в глаза Груне и несильно двумя пальцами сжал его запястье.
Бомж завопил.
Это был страшный животный крик и пена выступила на узких синеватых губах Груни, как совсем недавно такая пена выступала на губах Кольки-Недопырки. Только в отличие от Недопырки, Груня ни на секунду не терял сознания. Он только дергался, как паралитик, не имея сил вырваться. Он только пускал пену и вопил. Причем так, что молчаливый сержант, не оборачиваясь, напомнил:
– Услышат, Юрий Иванович…
Куделькин отпустил руку Груни.
Ошеломленно трясясь, потрясенно обливаясь потом, затравленно вжавшись в самый угол сиденья, Груня прошептал:
– А я чего?.. Я ж не спорю… Коль надо, поедем…
И с ужасом посмотрел на Куделькина.
Они ехали молча.
Уже смеркалось.
Где-то за очередным поворотом шоссе тревожно, томя сердце, перебивая все другие запахи, вдруг понесло издали тяжелым тошнотворным и сладким запахом Большой городской свалки.
– На свалку едем?
– Нет… Нет… – прошептал Груня с ужасом. Он был полностью деморализован. Несмотря на весь допитый им коньяк, теперь он был абсолютно трезв. – Но там близко… Там рядом…
Господи, подумал Куделькин. Сделай так, чтобы Зимин был жив. Я отпущу этого глупого скота, если Зимин жив. Ты же вылазил из самых разных передряг, Зимин, что тебе стоит вылезти и из этой! Я же чувствую, я всей шкурой чувствую, что именно от тебя сегодня многое зависит. Даже, может быть, очень многое. Я не знаю, что именно ты должен был сделать и чем, собственно, я был полезен тебе в Особой группе, я ведь только выполняю приказы, но я чувствую, сильно чувствую, что без тебя в деле пошли перебои. Ну давай, Зимин! Вылези. Не умирай.
Вот Витька Ларин не вылез, у него не хватило сил, но у тебя-то, Зимин, сил много. Ты один только знаешь, ради чего мы толчемся, как облачко мошкары. Ты один только постигаешь внутренний скрытый смысл всей этой странной и непонятной толчеи. Если ты вылезешь, Зимин, мы с тобой доведем начатое дело до конца. Если ты вылезешь, Зимин, я чувствую, что-то в мире сильно изменится. Я не верю полковнику Лыгину. Почему-то не верю ни одному его слову… А тебе верю… И всегда верил… Если ты будешь жив, Зимин, рано или поздно мы перевернем всю страну. Мы стряхнем с нее клопов и тараканов, очистим ее от дерьма. От бомжей и проституток. От продажной мафии. От продажной милиции. От бандитов и от дельцов. От жирного нагара. От демократов и от коммунистов. От всего, что мешает нормально жить нормальному человеку… Ну, Господи, что тебе жизнь одного человека?..
Молитвы Куделькина не были услышаны.
Они поставили машину в кустах на обочине так, чтобы ее не было видно со стороны дороги.
Молчаливый сержант Лапшин выключил фары.
– Где?
– Там… В лесополосе…
Груню трясло.
– Иди впереди… И не вздумай бежать…
Какое-то время трясущийся от боли и испуга Груня обреченно всматривался в темные сумеречные деревья вечерней лесополосы, потом, нелепо и жалостливо покряхтывая, постанывая, сплевывая, шипя что-то про себя, притворно прихрамывая, притворно сморкаясь в грязный платок, суетливо двинулся к темным зарослям, за которыми почти во тьме клубились в сумерках жирные сытые дымки недалекой свалки.
– Вон он…
Груня боязливо остановился.
Сержант Лапшин понимающе кивнул капитану Куделькину и левой рукой подтолкнул Груню.
Так, держась вместе, почти рядом, они вышли на опушку лесополосы и сразу увидели ободранный тополь и труп человека, бессильно и тяжело обвисший на стягивающем его капроновом фале.
– Он умер недавно… – хмуро сказал Куделькин сержанту, подержав в руках тяжелую руку полковника Зимина и послушав его сердце. – Пульса нет… Не прощупывается… Рана огнестрельная… Но он даже не остыл по-настоящему… Может, часа два назад он был еще жив…
И оглянулся.
Сумрачная опушка была сильно замусорена.
В траве запутались обрывки газет, занесенные сюда печальным ветром. Торчали из травы неопределенного вида ржавые железяки, одиноко темнел заплывший сыростью след от автомашины, нелепо громоздились в сумеречной ложбине давно брошенные, потерянные людьми, поставленные на попа серые бетонные кольца, из тех, что обычно используют при строительстве канализационных коллекторов. На удивление желтая, вялая, тяжелая, совсем не летняя листва свисала с темных вечерних тополей. Наверное, лесополосу недавно накрыло каким-то выбросом с одного из какого-нибудь близ расположенного завода. И рыжая вялая потрепанная трава под ногами тоже сбилась колтунами, будто ей не хотелось тут расти. В серых вечерних сумерках все вокруг казалось серым, печальным, дистрофичным.
– Подойди ко мне, – приказал Груне Куделькин.
– Зачем?
– Подойди.
Груня нерешительно подошел.
Он боялся взглянуть на мертвеца. Но как бы ни отворачивался, каким-то боковым зрением все равно видел. Голова Зимина низко упала на грудь, широкие плечи обвисли. Нехорошим запашком несло на людей, но это был еще не трупный запах. Это был запах близкой свалки. И, судя по легкому окоченению, Зимин действительно умер совсем недавно.
– Подойди ближе…
– Зачем?
– Еще ближе!
– Зачем?
– Подойди ближе и загляни ему в глаза.
– Ты чё? Чё? – дико фыркнул Груня. – Он же мертвый! Зачем в глаза? Он же не видит!
– Да, не видит. Сейчас уже точно не видит, – негромко согласился Куделькин, ладонью бережно смахивая с лица мертвого Зимина шустрых, торопящихся куда-то муравьев. – Когда ты его нашел?
– Наверное, утром…
– Наверное или точно?
– Точно.
– Тут кто-нибудь еще был?
– Нет… Никого… Я бы увидел…
– А документы? Они лежали на траве?
– Нет, – еле выдохнул Груня. – Они в кармане… И деньги… Я их взял…
Чуть приободрясь, Груня боязливо посмотрел на Куделькина:
– Он же мертвяк… Зачем мертвяку деньги?..
– Погляди ему в глаза.
– Ты чё?.. Ты чё?.. – опять засуетился Груня.
– Посмотри ему в глаза, мразь! – закричал Куделькин.
Двумя руками он ухватил бомжа за шею и грубо пригнул его голову прямо к трупу. Так он приткнул отбивавшегося хрипящего от ужаса бомжа Груню лицом к холодной, нисколько не дрогнувшей голове полковника Зимина.
Груня хрипел, взвизгивал, вертел головой и отбивался.
– Посмотри ему в глаза, мразь! Ведь он был живой! Недавно он был живой! Он, наверное, просил тебя о помощи… Он ведь был живой, когда ты его нашел?.. Да, живой? Говори, мразь! Отвечай, сука! Он мог остаться живым, если бы ты звякнул по телефону… Неважно куда, в милицию или в скорую… Ты мог его обокрасть, скотина, но ты должен был кому-то сообщить о нем!.. Если бы его нашли вовремя, он был бы сейчас живой… Он бы сейчас жил, мразь!.. Не дергайся! Смотри! Прямо в глаза! Он ведь просил тебя помочь?
– Отпусти! – задыхаясь, вопил, хрипел Груня, в нестерпимом ужасе отталкиваясь руками от мертвеца. И вдруг, странно всхлипнув, упал в жухлую траву под ноги Зимина.
– В обмороке, – деловито сообщил сержант.
– Ничего, отойдет, – брезгливо сплюнул капитан Куделькин и так же брезгливо вытер руки носовым платком.
Сперва он хотел выбросить платок, но, подумав, сунул платок в карман:
– Ладно, хер с ним. С него достаточно. Конечно, Груня не рожал, он только пыхтел, но, кажется, с него достаточно.
И приказал:
– Оттащи его к машине.
– А потом?
– Потом сдашь ребятам. Пусть привлекут.
– За что?
– За неоказание помощи.
– Но может он… – нерешительно предположил сержант Лапшин, тоже несомненно опознавший Зимина. – Но может, он не виноват? Может, полковник мертв уже давно?..
– Ты слышал меня? – заорал Куделькин.
– Так точно!
Дождавшись, когда сержант Лапшин перенес Груню к машине, Куделькин вынул из кармана радиотелефон.
Робко осветился крошечный пульт.
– Иван Федорович? Куделькин говорит… Да, нашел… Не только Полковника… Зимина тоже… Нет, мертв… Похоже, умер недавно… Наткнись мы на него утром, он бы, возможно, жил… Да, да, мертв… Огнестрельная рана… Когда его бросили, он был еще жив… Недосмотрели… Да, я уверен… Присылайте людей к Большой городской свалке. Мы встретим вас на дороге… Посигналим… Фары будут включены… Нет, никакой милиции. Я даже врача не стал вызывать… Но пусть прихватят с собой врача… Разумеется, никакой огласки… Я понимаю… Вещи Зимина?.. Нет при нем никаких вещей… Вообще ничего нет… Его бомжи обобрали… Здесь вообще ничего нет, кроме трупа… Разумеется, буду искать…
Спрятав радиотелефон в карман, Куделькин медленно подошел к стоящей за кустами машине. Лежащий в траве, там, где его бросил сержант Лапшин, Груня безучастно открыл глаза. Он глядел прямо перед собой, но неизвестно, видел ли он хоть что-нибудь. Печально где-то невдалеке, за близкими деревьями, невидимый в серых сумерках, по-старчески шепелявил, пришлепывал, пришептывал, причмокивал корявым языком ручей.
– Что ты еще нашел?
– Здесь?.. Ничего… – ответил Груня, заметно дрожа. Он даже не сделал попытки встать. – Я только взял бумажник… Из кармана… А тут больше ничего не было…
– А спортивная сумка?
– Нет… Здесь ничего не было… – было видно, что Груня не врет. Человек в таком состоянии не способен врать. – Только бумажник… Я все верну…
– Ты видел кого-нибудь?.. Ну, может, следы?.. Или машину?.. Может, ты видел машину?.. Или каких-то людей?..
– Ничего…
– Вставай.
– Куда меня?
– Разберемся.
– Я же вам показал…
– Разберемся… Лапшин, посади его в машину!.. – приказал Куделькин… – Когда подъедет Иван Федорович, передашь ему эту мразь…
И приказал:
– В машину!
– А вы? – спросил сержант.
– Я сейчас.
Вытащив сигарету, Куделькин снова вернулся на опушку.
Подойдя к тополю, к стволу которого был привязан Зимин, он присел на корточки (как под бетонной стеной блок-поста, мельком вспомнил он) и закурил, стараясь держать сигарету так, чтобы дым не сносило на мертвого.
Стемнело еще сильнее.
Куделькин почти не видел Зимина.
– Я, Зимин, больше ничего не могу для тебя сделать, – сказал он вслух с какой-то ему самому непонятной злобой. – Ты меня прости, Зимин. Я, кажется, и на этот раз оглянулся с опозданием.
Потом он вытащил из кармана радиотелефон.
Он не знал, зачем он это делает.
Глядя на неподвижные бесформенные очертания огрузшего по стволу дерева полковника Зимина, Куделькин неторопливо набрал номер его радиотелефона.
Того самого радиотелефона, который не откликался ни на какие вызовы уже почти сутки.
Куделькин понимал, что то, что он сейчас делает, просто глупо, бессмысленно, наконец, но рука сама набрала нужный номер.
Куделькин понимал, что никакого ответа не будет. Он, собственно, и не ожидал никакого ответа. Если телефон украден, у вора хватит ума не пользоваться им.
Дым сигареты попал Куделькину в ноздри, он резко чихнул и в этот момент пошли долгие гудки.
Куделькин курил, смотрел на мертвого Зимина и бессмысленно прислушивался к долгим неживым гудкам.
И вдруг в трубке прорезался голос:
«Слушаю».
Куделькин бросил сигарету.
Голос показался ему знакомым.
Что за черт? Знакомый же голос! Что за черт? Какой немыслимо, невыразимо знакомый голос! Нет, решил Куделькин, так не бывает! Он ни хрена не мог понять.
– Алло!
И быстро повторил:
– Вы меня слышите?
«Конечно слышу, Юра… Откуда ты звонишь?.».
– Дядя Валя?
«Ну, а кто же? Ты ведь домой звонишь».
Куделькин действительно ничего не понимал.
Неужели я машинально набрал номер своего домашнего телефона? – подумал он. И если бы я даже набрал свой домашний номер… Я же звоню на радиотелефон Зимина!..
И сказал негромко, оглядываясь на спрятанную в кустах машину:
– Дядя Валя, я скоро буду дома… Ну, скажем, минут через сорок… Вы никуда не уходите?..
«Вообще-то собирался прогуляться».
– Дядя Валя, дождитесь меня. Я скоро буду. Минут через сорок. Никуда не уходите без меня.
«Что так?»
– Пожалуйста, никуда не уходите…
Ошеломляющая догадка вдруг пронзила Куделькина:
– Дядя Валя, вы разговариваете сейчас со мной по городскому телефону?..
Он понимал, что это нелепо, но спросил именно так.
«Да нет. По радиотелефону».
– Откуда у вас радиотелефон?
«Случайно».
– Радиотелефон попал к вам случайно?
«Вот именно».
– Дядя Валя, я отключаюсь. Пожалуйста, никуда не уходите. Минут через сорок буду. Непременно меня дождитесь!
Куделькин закрыл пульт радиотелефона и, нервно спотыкаясь и матерясь, побрел к невидимой за кустами дороге, на тусклый свет включенных сержантом Лапшиным фар служебной «Волги».
Глава VII
Чужой бизнес
3-4 июля, Новосибирск
Лифт уже не работал.Чертыхаясь, Куделькин поднялся на четвертый этаж и устало взглянул на часы.
Без четверти двенадцать. Не мало. Он даже покачал головой – не мало. Но по летней полуночной улице все еще разгуливали люди. Зачем? Какие к черту прогулки, если можно принять душ и броситься в постель? Может, и душ не принимать. Сразу в постель. При этом Куделькин был абсолютно уверен, что бывший чемпион дядя Валя еще не спит, он не ушел гулять, ждет его.
А что я, собственно, знаю о Валентине Борисыче? – подумал Куделькин. О дяде Вале, о бывшем знаменитом чемпионе Кудиме?
Да ничего, кроме того, что рассказывал отец.
Ну, был Кудима неоднократным чемпионом СССР, чемпионом мира. Что с того?.. Мало ли было у нас чемпионов? Имена некоторых до сих пор на слуху. Только многие ли хорошо кончили?..
Кстати, вспомнил он, с дядей Валей тоже случилась какая-то темная история. То ли он сам до времени покинул спорт, то ли его попросту выставили из спорта… Было что-то такое… Но отца не поймешь… Отец запросто может напридумывать с три короба. Что-нибудь такое, во что даже сам поверит… Уж отца-то, усмехнулся Куделькин-младший, точно поперли из спорта… Не сам ушел… Поперли… За нарушение режима, что бы он там ни сочинял… Ну, а с дядей Валей посложней… Была, была там какая-то заварушка… Темная… Неясная… Как-то эту заварушку замяли, но была заварушка, была…
Странные люди заселяли в свое время территорию СССР, хмыкнул Куделькин. Все у них делалось как-то через жопу. Если бы не восторженное отношение отца к дяде Вале…
Да ладно, хрен с ним… В чем-то отцу все-таки можно верить… Этот Кудима, кажется, неплохой мужик… Вот только как радиотелефон полковника Зимина, убитого в лесополосе рядом с Большой городской свалкой, вдруг оказался у бывшего чемпиона?
– Привет, дядя Валя!
– Что у тебя за вид? – поразился Валентин. Он курил, сидя перед телевизором в кресле. Все двери и окна квартиры были открыты настежь. – Что за идиотская у тебя фирма? Почему на эту фирму надо пахать круглые сутки?
– У каждого пса своя блоха, – непонятно пробормотал Куделькин.
Он уже увидел радиотелефон.
Трубка торчала из бокового кармана большой синей спортивной сумки, брошенной в прихожей.
А ведь эта сумка валяется у меня на полу уже почти сутки, с печалью подумал Куделькин. Я несколько раз перешагивал через нее. Я считал, что это всего лишь ручной багаж бывшего чемпиона. Вон и бирка болтается… В этом есть какая-то бессмысленность, подумал Куделькин. Почти сутки опытные и знающие люди, в том числе и я сам, разыскивают спортивную сумку и радиотелефон полковника Зимина, а все вещи спокойненько лежат у меня в квартире…
Бред. Он покачал головой и содрал с себя потную рубашку.
– В душ? – спросил Валентин.
– Пожалуй… – ответил Куделькин, не спуская зачарованного взгляда с трубки радиотелефона, торчащей из кармана сумки.
– Это он?
– Он самый, – кивком подтвердил Валентин.
– Как он к вам попал?
Валентин, не вставая с кресла, засмеялся:
– Случайно.
И пожал плечами.
Что, собственно, объяснять?
Валентин всегда воспринимал мир просто. Он никогда не искал скрытых мотивов того, что происходит в мире. Понятно, до тех пор, пока сами обстоятельства или люди не заставляли его браться за поиск этих самых скрытых мотивов. Вот тогда Валентин бросался на препятствия грубо и упрямо, с большим, даже с невероятным упорством, которое некоторые люди принимали за упрямство.
Но, конечно, не без упрямства.
Куда без упрямства?.. – усмехнулся Валентин про себя. Если бы жизнь не кусалась, если бы вечно не рушилась, не проваливалась земля под ногами, я спокойно сидел бы в своем Лодыгино и обучал местных и приезжих ребят основам и хитростям греко-римской борьбы.
– Сумка попала ко мне случайно, – объяснил он. – Ее оставил сосед по самолету. Рядом сидели. Крепкий такой мужик с военной выправкой. Но озабоченный. Не знаю чем. Я его не расспрашивал, а сам он не говорил. Но мы с ним долго болтали, чуть не всю ночь. Он тоже, как я, оказался не любителем сна в самолете. Или не хотел спать или чего-то боялся. Черт его знает. Я так и не понял. Он мне сказал, что за ним в аэропорт придет машина и предложил добросить меня до центра. Я согласился. А он в аэропорту извинился и ушел. Я, мол, на минуту. Присмотрите, мол, за сумкой. А сам ушел. То ли в туалет, то ли по каким-то своим неотложным делам. А радиотелефон заткнул в карман сумки. Я, наверное, час ждал его. А потом уехал. Решил, что номер своего телефона мужик должен помнить. Спохватится, позвонит. А он так и не позвонил.
– А кто-нибудь другой?.. Кто-нибудь другой звонил по этому телефону?..
Валентин засмеялся:
– Он был отключен. Часа полтора назад я случайно подумал, что телефон может быть отключен. Ну вот… Достал его и включил… И тут же раздался звонок…
– Кто звонил?
– Чего ты дергаешься? – удивился Валентин. – Ты же и звонил.
Куделькин кивнул.
Слушая, он незаметно, но внимательно присматривался к Валентину.
Присматривался, отмечал каждое движение, всякий взлет бровей, жесты. Внимательно присматривался, анализировал… Не врет, кажется, дядя Валя… Как правило, Люди без вранья не обходятся, но дядя Валя, кажется, не врет… Сильно прост для вранья… Но силен, конечно, силен… Это так… Держит форму… Этого не отнимешь… Опять же, выправка… Ну, прямо офицерская выправка у дяди Вали… Правда, прямолинеен… Опять же по-офицерски… Что есть, то есть… Даже не по-офицерски прямолинеен, а как-то очень уж по-сержантски… Там, где вполне можно намеком, издалека, он режет впрямую… Но не врет… Скорее всего, не врет… Вот только выправка… Откуда у бывшего спортсмена, наверное, не служившего в армии, такая выправка?..
Никаких предположений Куделькин-младший строить не стал. Только отметил про себя шрам на виске Валентина.
Длинный шрам.
Скорее всего, пулевой.
По касательной прошла пуля.
Интересно, черт возьми, устало подумал Куделькин-младший, не спуская с Валентина внимательных изучающих глаз, где все-таки дядя Валя провел последние пять лет жизни?.. В зоне?.. В тюрьме?.. На крайнем севере?.. Где-нибудь на отшибе жизни?.. Отец намекал на такую возможность, потому и просил не лезть с расспросами к бывшему чемпиону…
Но все же?
Где-то провел бывший чемпион последние пять лет? Отец точно говорил, что исчезал бывший чемпион куда-то.
Чисто профессионально Куделькин-младший отметил про себя, что бывший чемпион очень четко реагирует на вопросы.
Обычно человек, прошедший зону, похож на глухаря. Или прикидывается глухарем. О чем его ни спроси, он про свое токует. А дядя Валя не ждет, отвечает сразу. Без задержек. Не раздумывает. Не мычит. Не придумывает. токует. Не размазывает ответы. Все по-военному. Упал, отжался. Спросили, ответил. Без никаких проблем. Без никаких комплексов.
– Как вы думаете, дядя Валя, почему сосед оставил вам сумку? Тем более, радиотелефон? Уж телефон-то можно было заткнуть в карман.
– Понятия не имею.
– А потом?
– Что потом? – не понял Валентин.
– Что потом было?
– А-а-а… Ты про аэропорт… – пожал плечами Валентин. – Да ничего потом не было. Подождал сколько мог и взял машину. Не сидеть же до вечера. Вот водила и дотряс меня до мутантов.
– До мутантов? – удивился Куделькин-младший. – А-а-а… Вы уже бывали в Новосибирске?
– Никогда.
– А откуда вы знаете, как у нас называют этих?.. – кивнул Куделькин в сторону невидимой ночной площади.
– Водила выдал.
– В милицию аэропорта не обращались?
– Зачем?
– Ну как?.. Вещи чужие…
– А ты бы обратился?
– Нет, – честно ответил Куделькин.
– Вот и я не стал, – понимающе усмехнулся Валентин. – Телефон в сумке, хозяин не похож на шиза. Раззява, конечно, но номер собственного телефона должен помнить.
– А почему вы не сдали сумку в бюро находок?
Валентин снова пожал плечами: